Текст книги "Узник острова Райкерс Айленд. Американский дневник"

Американский дневник

Вторник 28 сентября 2010.

Утро сегодня началось рано и затянулось. В пять утра «си-о» (дежурный мент) очень громко и активно начал зазывать на «ча» («Wake up for cha!» – вставайте для завтрака). Проснулся, покрутился из стороны в сторону в постели, многие проснулись, но идти завтракать не спешат – сегодня по расписанию этим утром замена постельного белья и полотенец на чистые. В среднем каждое утро завтракать ходят 5—7 человек, те у кого нет денег на счету и которые не могут позволить себе купить супа, риса, чипсов и прочих продуктов. Приходится им собирать утреннюю пайку хлеба (4 ломтика), соскребать мармелад с подноса себе в баночку, брать пол-пинты молока и упаковку хлопьев. Иногда вместо хлопьев дают гречневую кашу на воде и сливу, 4 пакетика сахара – каждое утро. Может, конечно, там ещё что-то иногда дают. Я никогда специально для завтрака так и не вставал. Пару раз завтракал, отправляясь на суд. Поездка в МDC и в здание суда постепенно превращается в обыденность.

Последний раз, исходя из уже полученного опыта, взял с собой папку с бумагами (200 страниц эндайтмент – список обвинений) чтоб подложить под голову, лёжа на крашеной деревянной скамейке. Некоторые даже запасаются газетами, раскладывая их прямо на полу. В суд приезжаем к 8-ми утра, само заседание начинается в час или три. Напротив камеры ожидания за решёткой, стоит телевизор, по которому крутят пиратские экранки (две из увиденных мною оказались с русскими титрами, что приятно удивляет). Так что, ожидая суда, успел посмотреть пару премьер (скверного качества), которые к тому времени, ещё не успели выйти на экраны кинотеатров.

Так вот, ждал я, ждал смены белья, да не заметно для себя заснул. Дежурный мент оказался крикливым – смену белья не проспал никто. Все проснулись. Бельё стелим на резиновый неудобный матрас, но к этому времени я уже обзавёлся некоторыми дополнительными удобствами. От итальянца, вышедшего под залог, мне досталась пара лишних одеял (всё своё «барахло», коего у него оказалось невероятно много как для одного человека, он оставил мне и Эрнесту). Кстати теперь я знаю, как в американской армии заправляют постель, мне пришлось перенять эту технологию. По-советски застелить постель в здешних условиях не получается: вместо привычного пододеяльника – ещё одна простынь. Кроме того, со скользкого матраса постеленная на него простынка сползает при малейшем повороте в постели. Поэтому я застилаю постель так: сверху на матрас кладу свёрнутое вдвое запасное одеяло. Уголки нижней простыни по краям связываю узелками и вправляю их под матрас со стороны ног и оставляю свободной другую сторону в районе подушки. Сверху свободно стелю сложенное вдвое одеяло, которое полностью покрывает кровать. По идее и одеяло надо подбивать под матрас, но мне лень и так сойдёт.

Перестелив постель, улёгся дальше спать. В 10:15 нас опять будят, чтобы готовились к обеду. Около 11часов отправляемся в столовую. Одно крыло из 50-ти человек расчухивается гораздо быстрее, чем два в прошлом дормитории (корпусе). Собираемся в коридоре, отгороженном дверью от основного коридора. В руках у меня зелёная пластмассовая кружка, на груди бейджик с фотографией и именем (крепится маленькой прищепкой). Вошло в привычку брать с собой пару-тройку мотков туалетной бумаги для вытирания рук, вместо салфеток. При входе в саму столовую проходим через металлодетектор. Сам путь в столовую занимает около пяти минут. Шеренгой идём от одного чекпоинта (красная полоска на полу) до другого, останавливаясь перед каждым из них и ожидая пока подтянется хвост очереди.

Столовая представляет собой огромное квадратное помещение. Вход и выход расположены на одной стороне, но в противоположных углах от входа буквой «г» тянется заборчик-ограждение до окошка выдачи подносов с едой. Идём строем до окошка, берём по подносу, потом подходим к емкости с напитками (они наполнены чистой водой и дрянным порошковым суррогатом, именуемым «juice». Два таких и два таких. Крайне редко бывает восстановленный яблочный сок), наполняем свои зелёные кружки, кто чем хочет и садимся за стол на любое из свободных мест в ряду в порядке живой очереди.

В столовой три ряда столов для трёх дормиториев. На столах насыпаны горки пакетиков с солью и чёрным перцем. Сиденья расположены на равном расстоянии друг от друга и намертво прикручены к столу. Около 10—15 минут кушаем, затем относим пустые подносы к столу сбора подносов у выхода. Перед ним стоят два мусорных бака, сбрасываем остатки пищи с подносов в баки и оставляем их на этом столе. Там столовый работник собирает их и передаёт в «подносное» окошко за его спиной. Выходим из столовой. Выносить напитки в кружке или еду запрещено правилами. Многие выносят хлеб, замотав его в салфетку и засунув его в штаны. Бывает, что и рис, и курицу пытаются унести с собой, если не успевают всё съесть (а за положенные 10 минут съесть всё не реально). Ужин в пять вечера, но ведь и потом кушать хочется, особенно к ночи. Не у всех есть деньги на покупку супов и прочих продуктов, вот и вынуждены носить про запас. Менты за это не ругают, всё понимают и просят лишь делать это незаметно, чтоб хлеб и бутылка с соком из карманов не выпирали. Так и живём.

Среда 29 сентября 2010.

«Душа обязана трудиться и день, и ночь». Но невероятно лень в подобных обстоятельствах вообще, что-либо делать. Вдохновения нет абсолютно. Есть блокнот с расчерченными в линию отрывными листами формата А4, есть короткая, тонкая и гибкая (в целях безопасности для окружающих) ручка. Нет желания, вдохновения, настроения, мотивации и прочих необходимых для настоящего писателя параметров. То ли дело, например Хемингуэй: писать творить то в уютной квартирке в Париже, то в тихой хижине на Кубе или на худой конец под баобабом в Африке. Можно быть Рыльским, творя в своём доме, заваленном литературой имеющейся в распоряжении огромной библиотекой и парком прямо за порогом. Но как же быть а-ля Достоевский или Солженицын? Чертовски трудно. Куда легче валяться в постели, спать до обеда, после обеда спать до ужина и коротать время за слушаньем радио, просмотром идиотского телевидения и бесконечной стиркой. Подобный образ жизни ведут практически все. Даже самые гиперактивные и подвижные с течением времени затухают, медленно превращаясь в бездеятельных созерцателей жизни. Вот так департамент коррекции корректирует людей!

Полное ничего не деланье постепенно отупляет человека, и выхода нет: пока не сознаешься или не осудишься, человек вынужден сидеть здесь и ждать. Всё вынуждает заключённого признаться: после получения срока сразу же отправят на тюрьму, где и кормят хорошо, и со стиркой проблем нет, и места побольше, а самое главное – известно будущее: такого-то числа настанет столь желанная долгожданная Свобода.

Здесь же сидишь, нервничаешь и просчитываешь все возможные комбинации. После нескольких месяцев безвкусной еды, постоянного шума, невозможности побыть наедине, информационного вакуума всё меньше желание о чём либо думать. Так и подмывает пустить всё на самотёк. Это и есть основная цель здешней системы – заставить человека в конечном итоге сдаться и сознаться – ведь в таком случае из городского бюджета не тратятся деньги (весьма внушительные) на проведение судебного заседания. Да и человек уже откорректирован: либо после выхода на свободу он вообще ничего не будет способен делать на криминальном поприще, проводя всё свободное время на диване у телевизора и живя на пособие по безработице; либо вновь примется за былое. Но поглупев и деградировав, поймается на какой-нибудь глупости гораздо быстрее первого раза. Второй раз его откорректируют уже по полной программе, уж будьте покойны.

В здешних условиях всё же есть «лучик света в тёмном царстве» на три часа в день – это радио «Голос России». Вот он – источник новостей, культуры и толковых аудиокниг. Свои книжки, словари и записи я до сих пор не получил: агенты секретной службы до сих пор роются в этом ящике знаний. Внутренний голос подсказывает мне, что два тома словарей Вэбстера 60-х годов, которые я захватил из Курдало, вероятно уже осели на полке одного из агентов. В Афинском аэропорту маршалы просили подарить им эти книги, в Нью-Йорке этими книгами чрезмерно интересовались агенты секретной службы. Посмотрим, увижу ли я их или нет. Все нормальные люди после освобождения из тюрьмы приносят домой татуировки, а я думаю притащить словари, совершив с ними практически кругосветное путешествие. Эх, сколько приключений позади, а сколько ещё предстоит пережить!

Надо себя беречь, что затруднительно. Либо портишь слух наушниками радиоприёмника, либо зрение телевизором и лампами дневного света. Может сон это не такое и плохое времяпровождение в здешних условиях. Спал сегодня с часу дня и до самого ужина, который так и не настал вовремя. В пять вечера нас разбудили, но кушать в столовую не повели. Вместо этого отобрали телефонные трубки, закрыли игровую комнату с телевизором и приказали «one man to one bed» (по одному человеку на постели). Значит, где-то в здании произошла серьёзная драка. В прошлом дормитории все всё знали: кто, где, как и с кем подрался. Приблизительно полтора месяца назад была одна драка. Я как раз в этот день вернулся с суда уставший и потный, к сожалению, по правилам при чрезвычайном положении мыться в душевых запрещено (в целях безопасности). Пришлось в тот день ложиться спать немытым. В этом новом дормитории никто ничего не знает и не интересуется. Живём в полном неведении окружающей обстановки.

К 7-ми часам вечера нас повели в столовую. Не привычно идти коридором, когда за окном сумерки, а вокруг тишина да капитаны в белых теннисках с подозрительным видом прохаживаются коридорами. В столовой вместо трёх дормиториев ужинают два, ряд пустых не занятых столов разделяет нас. Красные и белые лампы тревоги на стенах не мигают. Капитан в столовой только один, как обычно. Дежурит.

Скучно вечером, вот так сидеть на своей постели и никуда не отлучаться. Душ нам всё-таки разрешили быстренько принять на 15 минут (хоть это и строжайше запрещено во время тревоги), до прихода проверяющего капитана.

В руки мне попал старый выпуск журнала «National Geographic», в котором с удовольствием прочитал статью про греческих монахов-отшельников, обитающих в горах на полуострове. На фотографии монашеской кельи, подозрительно напоминающей и навевающей воспоминания о Курдало, увидал столь знакомую упаковку соли «Калос» и пластиковую мисочку из-под йогурта. Сколько же пудов соли и йогуртов поел я на греческой земле! С ностальгией вспоминаю я греческую кухню, питаясь скверно-безвкусной американской едой.

Четверг 30 сентября 2010.

«This is a search». Вполне прогнозируемое и ожидаемое явление после вчерашней тревоги. Итак, сегодняшнее утро началось со шмона. Огромный по численности отряд Ментов заполнил собой коридорчики сонного дормитория. Так не хочется вставать, а тем более, заново раскладывать своё барахло по ящикам, стелить постель, наводить порядок в своих вещах. Надеваю штаны, усаживаюсь на край кровати лицом к окну. Итак, в хате четыре ряда кроватей. Нас поднимают, начиная от внутренней стены. Я в третьем ряду. Руки за голову, бейджик на груди, локти сведены поближе между собой. Направляемся в игровую комнату. Обычно нас раздевают и досматривают в ванной. Краем глаза замечаю мента, который куском картонки проверяет ниши и щели вокруг пожарного выхода, засовывая картон за лампу пожарной тревоги, табличку запасного выхода и щели двери. Похоже, обыск намечается серьёзный.

При последнем обыске в прошлом дормитории у меня даже не вытряхивали вещи из коробки. Итак, мы разделись, наши вещи ощупали менты на предмет наличия контрабанды. Затем мы сразу же оделись и направились в душевую. Ротовую полость не осматривали – значит, ищут оружие. Из душевой нас вызывали рядами к нашим кроватям, проводя обыск места жительства в присутствии жильца. Из нововведений – матрасы проверяли портативными металлодетекторами. Держишь матрас на весу, а женщина-мент его сканирует. Женщины зашли лишь после окончания нашего голого досмотра, дабы не стеснять (или не возбуждать) здешних заключённых. Весь мусор: пустые бутылки, постеленные под матрас газеты, пластиковые ложки-вилки и прочий хлам побросали на пол. Продвигаться коридорчиками, в особенности при таком обилии Ментов и мусора (хотел здесь написать «мусоров и мусора», глупый каламбур выходит, не решился) затруднительно. Большого беспорядка на кроватях, как ни странно, не было. Даже зубную щётку, которую хранил в картонной коробке из-под зубной пасты, аккуратно положили в книжку-методичку «Inmate`s rulebook», чтобы не запачкалась (коробка отправилась в мусор). Небольшую упаковку риса (картонная коробка, в ней два прозрачных пластиковых пакета с рисом) вскрыли и проверили содержимое, а большую коробку с печеньем почему-то нет. После обыска с лёгкостью отыскал свои вещи, сушившиеся в игровой и сваленные в одну общую кучу на стуле. Конечно же, свежепостиранных вещей оказалось как никогда много: штаны, тенниска, футболка и майка. Развесил свои вещи на стуле и пошёл наводить порядок на спальном месте. Вот почему я два дня тому назад аккуратно разложил все свои носки по парам, уложил прочие вещи. Теперь всё придётся раскладывать заново. В коробке с продуктами на дне рассыпалось кофе. Немного, но всё дно липкое, пошёл сполоснуть её в душевой. Такой горячей воды я здесь ещё не видал! От неё аж пар идёт. Со вчерашнего вечера весь корпус не принимал душа и не стирался – вот и нагрелась. Разложил вещи по своим прежним местам, подмёл под кроватью, умылся, почистил зубы и только после всего заметил, что-то кушать охота. Обеденное время давно прошло. В самоваре воды не оказалось, да и ложек-вилок у меня не осталось. Грызть всухомятку сладость или пирог не хотелось, решил дождаться обеда.

Обедали в пол-второго. Такого бешеного аппетита у меня давно не было: съел целиком всю пайку (молотая индюшатина с макаронами и спаржа) и даже два ломтя хлеба. Нагулял аппетит за утро. Обычно когда просыпаешься, пьёшь утреннюю чашку кофе и сразу же направляешься обедать. Желание кушать отсутствует вообще; вкладываю в рот безвкусную еду исключительно из надобности, а не желания.

Позвонил домой с отклонением в 2 часа от обычного моего графика звонков домой. Дома дождались и ответили. Каждый не отвеченный звонок мне обходится в 53 цента, отвеченный 15-минутный – в 97 центов.

Ужинали в 5 часов как обычно, тревогу к этому времени уже сняли. Вечером посмотрели относительно хорошую экранку весьма нудного фильма. К полуночи, под самое время выключения света и погружение дормитория в царство Морфея привели новенького. Здоровенный, но напуганный и оглядывающийся по сторонам молодой негр, с двумя баулами шмоток в руках и тросточкой. Видимо его побили в месте прошлого проживания, а без уважительных на то причин серьёзных драк с нанесением увечий здесь не бывает. Здесь вообще драка – огромная редкость. Но никому до новенького нет дела, причинами его изгнания никто не интересуется. Расположился он на противоположной стороне далеко от меня, и мне тем более нет до него никакого дела. Выключили свет. К этому времени я успел почистить зубы, умыться и улечься. Шум голосов в хате постепенно стихает, лишь изредка местами слышен глупый громкий смех и перешёптывания. За окном моросит дождь, вот и началась осень. На Украине это уже как бы середина осени, а здесь только начало. Шелест бумажного пакета распаковывающегося нового негра навевал воспоминания о шелесте жёлтой листвы, готовой сорваться с деревьев и завалить всё вокруг жёлто-бурым ковром. А ещё в это время у нас в Киеве с деревьев падают каштаны, царапая крыши и капоты припаркованных под ними машин.

Днём сегодня я не спал, поэтому раньше обычного спрятал радио под матрас, повернулся на бок и крепко уснул под шум дождя.

Пятница 1 октября 2010.

Почему-то каждый день хочется отложить написание мемуаров на завтра или вообще на далёкое будущее по ту сторону решётки. Кажется, что вот сегодня совсем не тот день: психологическая и физическая усталость, апатия, лень. Если и напишу что-то – это будет примитивно и убого, лучше уж вообще ничего не писать. Приходит завтра, история повторяется. Иногда в голове возникают идеи создания грандиозной мудрейшей книги с хитроумным сюжетом приятным для восприятия слогом и стилем написания. Беру бумагу, ручку, думаю, как бы начать. Любое придуманное начало мне не нравится. Думаю, думаю и раздумываю вообще что-либо писать. Вместо этого завариваю чашку растворимого колумбийского кофе без сахара. Недельный запас сахара кончился за 3 дня. Ушёл на подпитку вдохновения и музы. Мозги всё равно не работают так, как бы хотелось. В итоге получилось написать какие-то жалкие три листка плохо читаемой несвязной белиберды. Неужели кто-то после меня будет это читать? Я не могу. Каждая строчка мне не нравится. Вот бы вычеркнуть всё, порвать черновики и переписать заново. Но будет ли текст от этого лучше? Отдать бы его в руки опытному писателю, пусть правит и творит шедевр. И тут внутри просыпается зависть и самолюбие: шедевр хочется сотворить лично самому без соавторов и разделения с ними лаврового венка победителя (и гонорара). Не получается и это начинает меня злить и подстёгивает писать. Беру ручку, бумагу, усаживаюсь поудобнее. Сосредотачиваюсь.

Вместо выходящих из головы свежих мыслей наружу почему-то просится выйти лишь кофе. Туалет не далеко отправляюсь справлять малую нужду. Вид прямоугольного железного писсуара навеивает на мысли о его проектировщике: что вдохновили его дизайнера прицепить железную коробку на стену, укоротить её внешнюю сторону не три четверти и сделать сливное отверстие, скрытое за грубой сеткой. Таких писсуаров в ряду 8 штук. Наверное, более дешёвых и неудобных в мире не существует. отхожу от него на шаг в сторону и нажимаю сливную кнопку. Конечно же, из-за прямых углов внутри писсуара сливаемая вода разбрызгивается за его пределы. Поэтому перед писсуарами всегда мокро и скользко. Мою руки в не менее идиотской, не удобной раковине, гляжу на себя в псевдозеркало (отполированный лист жести, вмонтированный намертво в стену). В нём видны лишь лоб и причёска и то очень плохо. Висит оно ну очень высоко, лишь редкий баскетболист способен разглядеть в нём своё лицо целиком.

И вот я вновь на своей постели. Кофе не помогло. Быть может мысли, сотворённые кофеином, не задержались во мне и покинули меня вместе с кофе. О чём писать? Чем вдохновляться? Как написать хорошую книгу, интересную не только для меня самого и то в глубокой старости. Усаживаюсь на коробку со своим провиантом, беру ручку, кладу блокнот на кровать и понемножку начинаю творить. Если бы найти способ запустить свой мозг на полную катушку, подобрать идеальный допинг. Чувствую себя как медведь в спячке. Спит мозг. С трудом удаётся подсчитать на листке расходы на телефонные звонки и продукты. Складываю в столбик – в уме не получается. Ум вообще отклоняет все команды и не подчиняется мне. «Считай!» – приказываю я ему. «Зачем? Не хочу!» – получаю в ответ вместо результата. Это какой-то не подконтрольный мне режим самосохранения психического здоровья, некий защитный рефлекс организма. Вместо ассимиляции с окружающей обстановкой я абстрагируюсь от всего. Это не телу, а мозгу требуется сон по 12 часов в сутки. В таком режиме время летит потрясающе быстро. Такое ощущение, что я могу контролировать скорость течения времени. Часов на руке у меня нет, но внутренние часы работают как я захочу. А хочу я быстро.

Проснулся, пообедал, позвонил, поспал, поужинал, помылся, послушал музыку и опять лёг спать. День прошёл. В календаре вычёркиваю не прошедшие дни, а сразу недели. И где-то совсем в далёких уголках сознания возникает страшная мысль: что если я уже «откорректирован» и не смогу больше запустить свой мозг? Рассудок тут же отвергает эту мысль. У постсоветского человека вера в светлое будущее неистребима. Верю, что вот покину Америку, вернусь домой, засяду за письменный стол и откорректирую все-все записи, сделаю всё лучше, интереснее. Но будет ли у меня столько свободного времени на такую ерунду? Скорей всего я буду безмерно, безгранично потреблять, а не производить. Столько соблазнов, съедающих свободное время, хранит внешний мир. И я обязательно им всем поддамся целиком и безгранично. И тогда мой мозг проснётся от спячки, начнёт гиперактивно работать, но совсем в ином направлении. Нет не смогу я не то, что править, а вообще читать свои мемуары, мысленно возвращаясь к тому месту, где я сейчас нахожусь и пишу эти строчки. Так, что буду «писать в стол» здесь и сейчас, не откладывая и не теряя уже потерянного времени. Авось распишусь. Может быть найдётся и посторонний читатель на эти строки (кроме агентов секретной службы, которые обязательно будут всё читать и даже переводить на свой родной язык, подшивая каждое написанное мной слово в мою папку с делом, на будущее).

Хочу поговорить сегодня о здешней моде. Модно ходить с приспущенными штанами, выставляя на показ свои трусы с двух сторон. Модно носить трусы на голове. И этот эпатажный внешний вид совершенно не связан с гомосексуализмом! Первого негра со штанами, болтающимися гораздо ниже пояса, я увидел в свои первые дни в МDC. Я как-то не придал этому большого значения: может он постирался и кто-то одолжил ему на время свои штаны, оказавшиеся на несколько размеров больше. У меня самого в то время пересменки не было. Люди уходят, приходят. Я обжился на новом месте. В потоке приходящих и остающихся я всё больше и больше стал замечать, но не акцентировать на этом своё внимание, что подозрительно много народа, включая некоторых латиносов, ходят со спущенными штанами. Петухи?! Странные люди, вызывающие естественную антипатию. Об этой загадочной моде я их не спрашивал и держался от них подальше. Мой мир с их ним никак не пересекается и ни о каком культурном обмене между нашими цивилизациями не может быть и речи. Здесь в ГМДЦ, я увидел прямо таки чудной заповедник странных, доселе невиданных мной людей. Это как будто телеканал эМ Ти Ви, рассчитанный на ещё более дремучую аудиторию. Здешние люди не обмениваются полезной информацией. Произношение слов у них точно МТВ-шное, как по телеку, но слова не несут какой-либо смысловой нагрузки. Я абсолютно не понимаю смысла диалогов этих чудаков со спущенными штанами и чёрными трусами на голове. Что я здесь делаю, среди них?

И вот спустя три месяца я в полной мере осознал эту контр-культуру. «Панки» и «готы» по сравнению с ними просто «нервно курят в сторонке». Итак, начнём с познавательного объявления на стене перед входом в дормиторий, повешенного администрацией с целью пропагандистского влияния на умы здешней молодёжи. «Инмейты! Не ходите со спущенными штанами! Так ходят не крутые пацаны, а „опущенные“. Давным-давно (наверно, во времена, истёкшие по сроку давности, а значит текущая администрация ответственности не несёт (примечание моё) более сильные инмейты насиловали более слабых. После этого „опущенные“ ходили печальные и грустные, чтобы они не покончили жизнь самоубийством, администрация забирала у них ремни, поэтому они и ходили с приспущенными штанами. Вы так не ходите, ведь здесь дамы работают, неприлично. Да и что о Вас подумают?» логика есть. Но и новоявленная культура тоже имеет свою логику. Первым делом спущенные штаны символизируют о том, что их владелец кое-что «ложил» на здешние порядки, Ментов и всех-всех своих недругов. Иные методы выражения протеста ведут к увеличению срока заключения. Например, дать по морде менту – плюс 4 года, жест демонстрации ему же среднего пальца – начисление очков в классификацию. Выходит, штаны болтающиеся на коленях – это самый безобидный и ненаказуемый жест, который бесит администрацию, Ментов и капитанов, которые в свою очередь ничего поделать с этим не могут – демократия в стране. Однако каждый имеет право одеваться как хочет (кроме «камуфляжа», чёрного галстука и некоторых других исключений, прописанных в правилах тюрьмы). «Подтяни штаны!» – кричит капитан на инмейта. «Не могу – я тогда потею!» (общий смешок по рядам).

Играли ли вы в игру «ГТА-сан Андреас?» Там, где в игровом процессе показаны разные банды современной Америки. Сидит себе стайка негров с платочками на головах, семечки лузгает. Проезжает мимо джип. Раздаётся автоматная очередь из окна машины – и негры полегли. Всё дело в том, что платочки у сидящих на лавочке и в машине разного цвета. В здешних условиях чёрный платочек означает крутость и не причастность к какой-либо из группировок, нейтральный цвет правильных пацанов. Но вот незадача – чёрные платочки сюда не пускают. Следовательно, их надо делать самим. Из чего? Носок на голову не налезет, чёрных футболок почти ни у кого нет, да и раскроить сложно. Зато у всех есть бесплатные (от заведения) чёрные трусы с резинкой. Подрезать в двух местах, подвязать – и чудо головной убор готов. Модный парень сразу же чувствует себя дитём улиц и ищет себе подобных, сбиваясь в стайки по 3 – 5 человек. «Ты с какого района? Бруклин? Бронкс? Вау, кул!» Чаще всего трусы надеваются на коротко остриженные головы, так что целевое назначение убора по сохранению причёски можно смело отклонить. Цель одна – «би кул.» Интересно, когда до наших краёв доберётся здешняя мода. Ведь у нас так любят прививать культурные традиции Запада.

Понедельник 4 октября 2010.

Началась очередная неделя. С утра холодно, моросит дождь. 5 утра. Совершенно без предупреждения, сразу же зовут в комиссарию – местный ларёк. Времени на расчухивания и подтягивания в постели нет. Жутко неохота покидать нагретую постельку, тем более в быстром темпе. Надо! Запасы провианта почти исчерпались. При таких утренних подъёмах моя голова соображает плохо и медленно. Нащупываю под матрасом ручку, с трудом нахожу список покупок за прошлую неделю. И почему я со вчера ничего не подготовил? Чуть не забыл взять батарейку. Чтобы купить новые батарейки требуется сдать старые, так просто их не продадут. Лимит владения – 2 батарейки на человека. Запихиваю наволочку в карман.

Я уже обзавёлся дополнительной наволочкой, чтоб не раздевать свою подушку. Со стороны до сих пор для меня картина выглядит комичной – ходить в магазин не с пакетом, а с наволочкой. Положенных бумажных пакетов в ларьке нет многие годы, все привыкли.

Вот я стою в коридоре: сонный, с не почищенными зубами среди точно такого же сонного царства. Никак не могу привыкнуть к свитерку с длинными рукавами. Зябко. Так, что же сегодня не забыть купить? Рука ощупывает карман: батарейка на месте, не забыл и не потерял. Это главное. Заливаемые кипятком супы, соево-говяжьи колбаски, овсянка, рис, кофе, чай, сахар, тунец… Совершенно не хочется думать. Вот бы вернуться в постель, под тёплое одеяло… Выходим в коридор, набралось 25 человек, ровно половина хаты. Продвигаемся до развилки. Один пролёт коридора совсем прохудился – крыша течёт. На полу разложены одеяла, капли дождевой воды капают в подставленные пластиковые ящики. Вокруг зоны бедствия разложены таблички: «Внимание! Мокрый пол» на английском и испанском языке. Дежурный сопровождающий нас мент советует смотреть под ноги и не подскользнуться. К нашей группе присоединяется по пути ещё 20 человек из другого дормитория. На развилке поворачиваем направо, проходим мимо столовой. Потолок тут подвесной металлический. Недалеко от выхода из столовой ржавчина изрядно разъела ещё один пролёт потолка. Он давно стал тёмно-бурым, с него капают жутко грязные ржавые капли. Капает неравномерно, подставленных тазиков явно не хватает. Проходим это место поскорее, чтобы не попасть под каплю, многие в белых футболках. Один раз и на меня капнуло – пришлось стираться. Конечно же, я тогда был в белоснежной, чистой, свежевыбеленной хлором футболке.

Коридор, лестница, подъёмы и спуски. Проходим через металлодетектор, предварительно вынув батарейки из карманов, кладём их рядом на большое пластиковое мусорное ведро. Если детектор не пищит, берём батарейку и поворачиваем к «комиссарному» залу ожидания. Это маленькое помещение, где на стене висит список доступных товаров на сегодня. Я принимаюсь за модификацию старого списка. Дописываю солёный огурец (иногда душа так просит!), очередной блокнот (вдруг распишусь и получится целая книга. И куда только чистые листы деваются?), зубную пасту про запас (опыт дефицита или нехватки зубной пасты в ларьке подсказывает быть запасливым).

Ждём долго, целый час. Народу много, народу душно и скучно. На ровном месте между двумя молодыми худыми неграми из разных дормиториев возникает недоразумение, немедленно переросшее в драку. Сложно им драться в тесной толпе, которая сразу же драку пресекает и немедленно предотвращает конфликт. Почти сразу прибежала делегация Ментов, забрала несколько ближайших зрителей и одного драчуна. И вот мы уже стоим в очереди скупаться. Пять работающих окошек (в каждом продавец) обслуживают довольно быстро. Счёт за телефон за прошлую неделю 8 баксов, продукты на эту 50 – итого 130 осталось, денег хватит ещё на пару недель. Вот мы вернулись в хату.

Нашего драчуна уже упаковали, теперь его переведут в другой дормиторий и добавят очков в классификацию. Не прошло и часа, как его кровать занял новый постоялец. Этот дормиторий не пустует, очень много заключённых имеют низкую классификацию и сидят за всякую ерунду. Сажают даже за выброшенный из окна машины окурок и пользование мобилкой за рулём. Правда, сидят такие до одного месяца в отдельных корпусах. Эта хата транзитная надолго здесь не задерживаются.

Я сложил все вещи в коробку, разделся и залез под одеяло. Сейчас будут звать на подстрижку. Ваучер у меня есть, надо сходить: уже и ногти на ногах отрасли, пора подстригать, но не сегодня, ни за какие коврижки я не вылезу из этого царского ложа. Так тепло, хорошо, сладко спиться. Три часа подремал и к 11:00 будят на обед. И я опять сонный в такой замечательной уютной постели. Вылажу, одеваюсь, чищу зубы, выпить кофе не успеваю. Аппетита нет. Выстраиваемся шеренгой, повторяем утренний маршрут.

После обеда звоню домой и консулу. Новостей никаких. И вот со мной впервые за всё время пребывания в Америке происходит с о б ы т и е, которое я ждал с самого моего первого дня. При естественной в таких обстоятельствах паранойе и инстинкте самосохранения я постоянно был начеку и подозревал всех и каждого, кто со мной заговаривал, интересовался ходом моего дела и характером моих обвинений. Я представлял себе «подсадных уток» умными, хитрыми, расчетливыми, постепенно входящими в доверие, как это показано в фильмах. Но реальность просто поражает воображение. Сразу вспоминается старый анекдот: тренировали американцы шпиона для забрасывания в нашу деревню, обучили русскому языку, игре на балалайке, питью водки, одели в телогрейку и забросили в глухое село, где его сразу же и раскусили местные бабульки. «Ты шо сынок, ну и хто ж ты, як не шпион – ведь у нас в деревне негров отродясь не было». За всё время моего пребывания никто ничего не знал про мою не понятную статью УК 460.20 «Коррупционное предприятие». И вот негр из новеньких, даже толком не расслышав мой ответ с название статьи, за которую сижу, выпаливает с нетерпением встречный вопрос «ду ю сэм дампс?» Гениально. Это прямо таки моя вторая страница дела, которое я никому не показывал. Притворяюсь валенком. Следующая партия его вопросов ну, просто проходит по всем пунктам списка моих обвинений. С трудом сдерживаю улыбку, но молчу. Гляжу на этого «Штирлица с парашютом за спиной», который театрально задирает футболку и говорит: «Донт ворри (не волнуйся), я не мент, на мне нет микрофонов, вот смотри… Можешь мне всё рассказать, я сам в этом бизнесе». Особенно меня умилил вопрос про «ты знаешь, что такое ВМЗ?» А я – сибирский валенок, ни черта ни в чём не разбирающийся…