Текст книги "Возвращение милорда"

Екатерина Федорова
Возвращение милорда

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ярославна на стене тоскует… [1]1
  Вольное переложение знаменитых строк «Ярославна рано плачет в Путивле на забрале» – Здесь и далее причеч автора


[Закрыть]

– Сэр Сериога… – жалобно всхлипнула леди Клотильда.

Она металась в полусне-полудреме, невнятно что-то прю сваривая. Но после этих слов леди Клотильда резко очнулась, приподняла голову и мутными невидящими глазами уставилась на резное деревянное изголовье. И тут же в сердцах ударом кулака взбила подушку, на которой покоилась ее кудлатая голова.

В воздух сразу взмыл целый ворох пушистых белых перышек, сумевших выискать в плотной атласной наволочке щели и щелки для протискивания наружу. Затем этот ворох торжественно-плавно начал планировать обратно на подушку и ее руку, сжавшую один из подушечных углов, сверх всякой меры окаймленный кружевами и рюшами. Квезак, бывший хозяин замка Дебро, явно любил авантажные постельки, и любил с уклоном в сторону чисто дамских радостей. Шелковые простынки, подушечки и покрывальца в бантиках и кружевцах, пологи затканные и расшитые имелись в замке в количествах просто неприличных, позорных для всякого истинного рыцаря. Впрочем, Квезак рыцарем никогда не был. Захудалый барониш-ко, предки которого сумели во времена не слишком давние очень ловко и очень вовремя уворовать чужие поместья. Личность эта, кончившая свою жизнь достаточно печальным образом, так ни разу и не пожелала утрудить свое тело суровыми рыцарскими испытаниями. Поэтому барон Квезак был просто бароном, но не рыцарем. А стало быть, кружевца и бантики в замке развел отнюдь не рыцарь, и не было в том никакого поношения гордому рыцарскому племени…

Но леди Клотильде, образно говоря, на подобные мелочи (типа вопроса: прилично или неприлично истинному рыцарю спать на шелках с кружевцами?) было наплевать. Она и раньше полагала, что настоящий рыцарь в чужом постельном белье не копается, а спит на том, что дают, и все тут. А теперь ей тем более было не до этого.

Сколько времени прошло с тех пор, как сэр Сериога покинул пределы того мира, где на фоне Запредельного Океана покоилась достойная всяческих матерных слов (по разумению самой леди Клотильды) Империя Нибелунгов? Время от времени она задавала себе этот вопрос, но ответа на него в собственной затуманенной голове не находила. Она не знала, сколько именно прошло дней с того момента, как в парадной зале замка Дебро утренний рассеянный свет мигнул черным и сэр Сериога исчез, буквально растворился в воздухе, отправившись, по словам всех замешанных в этом деле (лесного хозяина, эльфов, ордена Палагойцев), к себе домой. Как будто его дом не здесь. Опизимись и пизимись [2]2
  Оптимист и пессимист. Эти два слова как-то раз произнес уже выкинутый из этого мира Серега Кановнин, ставший здесь сэром Сериогой и герцогом Де Лабри. Леди Клотильда самолично и с радостью реформировала эти слова в бранные ругательства


[Закрыть]! Трижды опизимись и пизимись!!

А не знала она, сколько прошло дней, потому что пила. Злобно и от всей души.

Леди Клотильда хрюкнула, свесила с пышного ложа в кружевах кудлатую русую голову и нашарила под ним стеклянную бутыль. Заветный фиал имел длинное, затейливо витое горлышко. И на просвет сверкал глубоким кроваво-багровым светом. Благословенный дар Месардарии, имперской винной житницы на юге Нибелунгии… Она сдернула зубами неплотно сидящую в узком горлышке пробку, глотнула, превозмогая тошнотворный позыв, прокатившийся от желудка ко рту, прямо навстречу глотку обжигающе крепкого вина. Тошнота тут же прошла, растворившись в теплой невесомости. И полнейшем безмыслии. Хор-рошо…

Похмелье уже стало для нее привычным состоянием. К счастью, и болезненные стуки в висках, и тяжкие рвотные позывы внутри быстро кончались, стоило только приложиться губами к заветному сосуду и глотнуть. Благо запас темно-красной жидкости, облегчающей мысли и чувства до полного бесчувствия, под ее кроватью все не кончался. Сколько бы она ни пила. То ли кто-то из доброхотов подсунул ей знаменитую нескончаемую бутыль – мечту всех пьяниц, то ли еще что-то…

Время от времени в промежутках пьяного забытья по комнате проскакивали непривычно молчаливые служаночки. Отмахивались передниками от вонюче-похмельного аромата, густо стоявшего вокруг ее кровати, переглядывались, сочувствующе сопели и вздыхали. Затем благоговейно меняли постель под баронессой на свежую – иногда для этого им приходилось перекатывать ее, как обычное бревно. После появления служанок в комнате становилось заметно чище, ибо девицы драили полы, стирали пыль со всего без разбору, проветривали. А потом, покидая светлые и просторные покои, всякий раз бдительно закрывали высокие стрельчатые окна на все защелки. В этих покоях, состоявших из двух больших комнат с проходом между ними, леди Клотильда квартировала теперь единолично. Без нахлебников и всех прочих подопечных сэра Сериоги. Совсем одна…

А что касается защелок – смешно. Как будто она в своем состоянии полнейшего нестояния способна была добраться до окна – да еще и высунуться из него наружу?! Рискуя или же специально намереваясь познакомить собственную голову с камнями замкового двора, расположенного аккурат под окнами ее покоев.

Без сэра Сериоги, без плиша Мухтара, без всех тех, кого этот ненормальный потомок невесть каких родителей, возможно, даже неблагородных (мысль об этом раза два приходила в голову леди Клотильде, но она каждый раз отгоняла ее прочь молитвой и добрым рыцарским матом), одним словом, жизнь без этого сумасбродного юнца, имеющего обыкновение простирать свою заботу на всякий сброд, такая жизнь оказалась вдруг скучной и ненужной.

Вот оно. Говорил же дедушка Дю Персиваль, просвещая внуков на тему рыцарских странствий: не подбирайте, детки, себе попутчиков на лесных дорогах! А не то останутся от вас одни рожки да ножки, которые даже на похлебку не сгодятся. По причине их крайней передоманности в разные стороны. У нее, правда, руки и ноги остались целы, но для девиц-рыцарей у Всемогущего и Всевидящего вполне могут быть припасены свои последствия от подбора попутчиков на кривых дорожках, отличные от банального руколомания, определенного для мужчин. Вот и она – снаружи вроде бы все осталось цело, а вот внутри что-то непрестанно воет и воет…

А все почему? Да потому, что она, наплевав на своего мудрого деда и все его высокомудрые наставления, взяла да и подобрала себе в попутчики на лесной дороге придурковатого юнца в дурно сляпанных одежках неведомого фасона. С тех пор, правда, с этим юнцом было весело как никогда. С его подачи, хотя и под ее непрестанное ворчание, но они развлекались, как могли: то ехали в замок Дебро, то убегали оттуда, то снова возвращались. Разрушали заклятия и чары, били всех попутных мерзавцев в хвост и гриву… В общем, не жизнь у нее была с ним, а полная благодать для любого странствующего рыцаря.

И вот теперь всему этому пришел конец. Сэра Сериогу вернули в его собственный мир. И снова нужно начинать мотаться в одиночку по городам и весям империи, ибо именно такова судьба странствующего рыцаря. И кому какое дело, опизимись и еще раз пизимись, что этот рыцарь только что потерял своего напарника, друга и чуть ли не брата…

Леди Клотильда еще разок приложилась к бутылке и провалилась в блаженное беспамятство.

* * *

Герослав Де Лабри, некогда владетельный герцог из рода людей, а сейчас Князь двуликих детей ночи и по совместительству лис-оборотень, сидел на краешке стола, закинув одну ногу на столешницу. За окошком весело светило солнце, лучи заливали кабинет теплым розоватым светом и насквозь пронизывали большой округлый бокал, стоявший на столе рядом с задницей сиятельного оборотня. Жидкость в бокале сияла на просвет розовато-желтым – смесь расплавленного недозрелого рубина и чайно-желтого опала. Цвет радовал глаз. А вот вкус наверняка радовал оборотня Герослава, время от времени отхлебывавшего из бокала с самым что ни на есть блаженно-мечтательным видом.

Король планеты Эльмир – эльфийского двойника здешнего мира, – его величество Эльфедра несколько брезгливо кивнул на бокал:

– Употребляем помаленьку? Я смотрю, здесь, в замке Дебро, это становится чуть ли не повальным увлечением…

– Да ну! – Оборотень отмахнулся. – Разве с этого напьешься? Местный сидр, компот, а не выпивка.

– Конечно-конечно. А что до леди Клотильды – так та и вовсе пьет исключительно родниковую воду…

Оборотень согнал с лица блаженно-мечтательное выражение, сделал на мгновение задумчивую морду лица. Сказал с легким оттенком зависти:

– Не-эт. Леди Клотильда, в отличие от меня, употребляет внутрь только приличное питье. Слуги, благодарные ей аж по самые исподние глубины души, снабжают нашу леди бутылками из местного винного погреба – а там такие сорта, как «Кровавый вихрь», «Слезы красной зари», «Месардария грядет», и прочие. Кое-что из перечисленного в погреб закладывал еще лично я. Своими собственными руками. С тех пор, как вы сами знаете, немало годков утекло… Представляете, какая у этих вин сейчас выдержка? А леди Клотильда, увы, глушит их ну прямо как водичку… Вот ко мне слуги далеко не так благосклонны. Все не могут простить, что когда-то бросил свои родовые поместья вместе с ними на съедение роду Квезаков…

Король Эльфедра показал в улыбке острые зубы:

– Ну да… А то, что они сами вас тогда камнями гнали от стен ваших же замков, поверив аккуратно и с умом пущенному слуху – это, как всегда, не важно. Хотя сплетню о том, что вы несете проклятие всем своим землям, пустил как раз предок последнего барона Квезака – а они этому слуху тут же и поверили, в результате поменяв хозяина… А потом столько годков прошло! И под властью очередного Квезака им стало вдруг ой как неуютно… Ну не себя ж в этом винить! А тут, как по заказу, наша доблестная леди Клоти взяла да и заявилась под ручку с новым герцогом, смела все препоны, пробралась вместе с ним в замок, лично казнила лютой смертью последнего барона Квезака… Освободила всех от зверя и палача. Ваше участие в этом деле не в счет. Особенно когда имеется героиня со стороны, перед которой не надо испытывать угрызений совести за прицельно брошенные камни. Некогда брошенные камни. Правда, камни бросали не они, а их предки. И все же, все же…

– В каком-то смысле они правы, – задумчиво протянул оборотень. – Я плюнул на них. Пусть они совершили ошибку – отвергли меня, – но все же я был их сюзереном и защитником. Был им чуть ли не отцом… А стало быть, должен был их понять…

– Во всем их убожестве… – с ехидцей ввернул в речь оборотня Эльфедра.

Оборотень моргнул и заговорил вновь с сожалением:

– Став оборотнем, я решил забыть свое человеческое прошлое. И думать не хотелось, как там поживают мои подданные… то есть мои бывшие подданные.

– Ничего-ничего, – успокоил его Эльфедра. – Только не вздумай себя корить, Герослав. Они первые отвернулись от тебя, так что за что боролись, на то и напоролись… А ты теперь здесь снова в господах, опекун его милости наследника. Хозяин, за неимением нового герцога Де Лабри. Говори погромче, приказывай пожестче – и все дела. Со временем привыкнут, даже шерстку тебе будут вычесывать при нужде.

Оборотень ухмыльнулся, глотнул сидра, опустошив разом половину бокала, пробормотал:

– Ты – эльф, я – оборотень… Сидим тут и обсуждаем, как получше с людьми управиться.

– Что поделаешь, – вздохнул эльфийский король. – Мой мир граничит с миром людей – как-никак наши планеты одно место в пространстве занимают, хоть и… гм… в разных пространствах. А ты и вовсе живешь среди людей. После всех последних проблем: Отсушенных земель, зверств Священной комиссии, мрази из замка Дебро… я все чаще думаю, что мы преступно пренебрегаем миром людей. В смысле – не направляем их. И ты, и я…

Герослав скребнул ногтями по столешнице:

– У этого мира и без того много направляющих! Чужаки из другого мира толкутся то и дело – интересно так называемые КПСС. Лесной хозяин тоже что-то свое мудрит – то ли эльфам прислуживает, то ли собственным идеям… Его послушать, так этот мир заморожен усилиями чужаков – а между тем ему, мол, давно уже следует идти к светлому будущему дерными шагами, развиваться и изменяться. Из темного леса темный старик, а туда же – чего-то там желает изменить в судьбах своего мира, реформатор из-под коряги… Священная комиссия наконец сошла со сцены, но на смену ей тут же заявился орден Палагойцев. Короче, управителей тут теперь выше крыши. Предлагаешь и мне на пару с тобой лезть в эту тесную компанию? Тебе-то еще ладно – ты король, тебе там тесно не будет, ради короля подвинутся. Ну а мне, вчерашнему изгою, едва успевшему подлечить внутренности после серебряного кола, которым меня потчевала все та же Священная комиссия…

– Именно тебе и надо, – перебил Герослава эльф. – Думаешь, ордену Палагойцев лень будет отлить для тебя еще один серебряный колышек? Нет, друг мой. Ты, Князь двуликих детей ночи, для них всегда как бельмо на глазу. Оборотни полезны, ибо приносят доход волшебной шерстью, дающей возможность каждому употребившему на одну ночь самому оказаться в шкуре оборотня. А вот лицо, объединяющее оборотней во что-то, типа армии, опасное и ненужное дополнение к местной лесной фауне. Повторюсь для тех, кто не понял, – для них очень опасное и ненужное. Вот смотри, какая ситуация у нас сейчас намечается: малолетний король Зигфрид находится в руках ордена, но при этом он сохраняет – пока сохраняет, отмену, – самые теплые воспоминания об одном нашем общем друге и знакомом, некоем Сериоге. Именно он спас мальчишку от голода, холода и побоев, причем спас дважды. После чего еще и накормил досыта – впервые за несколько последних лет. Так что сэр Сериога имеет определенное влияние на нашего малолетнего суверена и короля.

– Да, мальчишке несладко пришлось, – медленно проговорил оборотень. – И ты прав – хорошие воспоминания юного короля могут долго не протянуть. Обработают его должным образом палагойцы, нутром чую, перевоспитают в соответствующем духе – и будет у нас… точнее, у них, у людей, марионетка ордена посиживать на Высоком Престоле… Сериога бы здесь очень пригодился, особенно при условии почти совместного проживания с малолетним королем, как то было раньше, и его опекунства над ним. Но ведь ты сам согласился с заявлением лесного хозяина и прапора ордена Палагойцев, когда они предложили отправить парня обратно в его собственный мир!

– Политика, мой дорогой Герослав, – невозмутимо заметил король Эльфедра. – Зато смотри, сколько полезного из этого получилось: прапор ордена Палагойцев тут же успокоился, потому что наконец заполучил короля Зигфрида в свое полное и нераздельное владение. Теперь в нашу сторону он даже и не глядит– опять-таки пока не глядит, надо отметить… Вот утвердит Зигфрида на троне, станет хозяином империи – тогда и вспомнит о нас, сирых. У тебя власть над оборотнями, у меня своя отдельная планета, имеющая власть над империей, – как такое перетерпеть? Лесной хозяин с отбытием сэра Сериоги тоже обрадовался и тут же переключился на свои любимые козни против КПСС…

– Так это он? – со значением переспросил Герослав. – Слышал я, что кто-то этой Комиссии по сетевому спасению доступ в наш мир перекрыл, но не думал, что он…

– И напрасно. Он у нас первый противник чужаков. И даже я не знаю, кто тут прав, а кто виноват.

Те, кто борется с чумой прогресса ради сохранения стабильного покоя в Нибелунгии, или те, кто ратует за дерные шаги вперед. В общем, ладно. Это все большой политик, дружище Герослав… а нам пока нужно думать о малой. Как говорится, кривая дорога лучше прямой трясины… Глянь, как все прекрасно, – весомые фигуры отвлечены своими заботами, сам сэр Сериога, надо полагать, уже успел соскучиться по нашему миру.

– Думаешь… – вскинул брови оборотень. Однако в голосе у него не ощущалось ни вопроса, ни интереса. Он скорее соглашался, а не спрашивал.

– Думать мало, Герослав, – с легкой иронией сказал Эльфедра. – Надо знать. Юноша Сериога, как я помню, в каждом своем действии был на редкость простодушен. И добросердечен. Явно из пешек своего мира, ибо главные фигуры во всех мирах с пеленок учатся совершенно другому отношению к простым людям – это аксиома…

– А может, они там все такие? – с насмешкой заметил оборотень.

Однако помимо насмешки в голосе прозвучало что-то похожее на надежду. Даже очень похожее…

Король Эльфедра удивленно приподнял и без того высокие брови.

– Староват ты для мечтательства, Герослав. Веришь в Хрустальный Мир [3]3
  Одно из преданий Империи Нибелунгов. Это мир, где все равны и счастливы, в отличие от империи. Где души людей хрустально чисты, а природа на диво шедра. По преданию, в этот мир можно попасть, нырнув в чистейший родник, в котором не видно дна. Пробовали многие– чьи-то тела потом нашли, а чьи-то нет. И хотя это ровным счетом ничего не объясняет и не доказывает, но добавляет преданию притягательности…


[Закрыть], да? Однако туда, по словам менестрелей и прочих болтунов, пускают только чистых душой, прямо-таки девственно прозрачных – что помыслами, что прочим. А где уж нам в наши годы блюсти себя в подобной роскоши. Особенно тебе, после всех твоих прав первой ночи, гм…

Оборотень не издал ни звука. Только опустил глаза и с преувеличенным вниманием начал разглядывать носок собственного сапога из потертой, в рыжих подпалинах черной кожи.

– Но в любом случае родина нашего Сериоги – отнюдь не Хрустальный Мир, Герослав. Ухватки у него, уж извини, совсем не те. Не из счастливого детства, за которым следует не менее самодовольная юность… Оно, счастливое детство, почему-то вечно порождает людей слегка бесчувственных, не понимающих, что такое горе людское, что такое нужда… Их, как правило, требуется в это дерьмо по самую макушку окунуть, чтобы до них наконец дошло: ах-ах, как это ужасно. Да и после они отнюдь не кидаются помогать направо и налево всем сирым и болезным. Вместо этого тут же принимаются громко канючить: хочу к маме-папе, на безоблачную родину… А наш Сериога, совсем напротив, уж такой сердобольненький, такой чувствительный… И назад не просился, исходя горючими слезами. Не-эт, на родине сэра Сериоги все совсем не так прекрасно, как ты тут себе наизображал. Да и вообще, Герослав, нету во Вселенной миров, где люди не делились бы на первых и второстепенных, это уж я тебе говорю как эльф, король… да и просто как разумное существо. Итак, повторюсь – сэр Сериога в своем мире не из столпов общества, так что сейчас он снова сидит в своей луже, наверняка не слишком высоко расположенной по склону тамошней общественной горки, хлебает там свою прежнюю кислую похлебку, морщась и давясь… И наверняка успел уже соскучиться по нашему миру. А также по своему титулу в нем, по своей обожаемой Клоти… Кстати, а с чего она запила?

Герослав хмыкнул, покачал в воздухе одной ногой:

– И откуда ты всегда все знаешь?

Король эльфов довольно гукнул, прошелся по комнате, выбрал кресло поразлапистее, с размаху опустился в него под протестующий скрип пружин:

– Заходил тут на днях под видом человека в один здешний трактир, так там мне попалась такая замечательная служанка… И разговорчивая, просто страсть!

– Староват ты таскаться за служанками, Эльфедра, – с ехидством подметил его собеседник. – А насчет нашей баронессы… Тебе по-ученому или по-простому?

Король эльфов задумчиво покривил уголки широкого рта:

– Пусть будет по-простому – я вообще существо нетребовательное, всему люблю находить простые объяснения.

– Грусть-тоска ее съедает, – с язвительной торжественностью объявил оборотень, а в миру – Герослав Де Лабри. – Одолела девку, и видеть она никого и ничего не желает, кроме вина…

– До чего же незатейливо, – поморщился Эльфедра. – Ну а если по-научному?

– Да примерно то же самое. Отсутствие жизненной мотивации. Она… гм… пожила некоторое время в коловороте событий возле нашего общего друга сэра Сериоги. И поняла вдруг, что можно жить по-другому – не просто шататься по дорогам и весям в качестве странствующего рыцаря, участь которого ездить от замка к замку в поисках пропитания, за неимением в наши дни заказов на драконов… А можно быть еще и чем-то… кем-то большим. Можно бороться даже за последнего нищего сопляка…

– Последнее, надо думать, явилось для нашей сиятельной баронессы настоящим открытием, – съязвил король эльфов.

– Ну, не перегибайте палку, ваше уважаемое величество, в обетах наших рыцарей есть кое-что об опеке над слабыми и сирыми. Просто никто из них не считает, что это может относиться и к простолюдинам, – довольно сказал оборотень. – И слабые и сирые должны быть непременно благородного происхождения, иначе их никто не кинется спасать – кто ж спасает траву под копытами коней… А вот баронесса Дю Перси научилась жить чуточку по-другому. И ей это, как ни странно, понравилось. А потом сэр Сериога исчез, и на баронессу навалилась депрессия. Жгучая тоска, по-нашему… Наш юный герцог неустанно подбрасывал леди всяческие поводы для действия, и все они были по большей части добрые и милосердные, ну прямо как наставления странствующих монахов. А потом он взял и очень даже скоропалительно исчез – и доблестной Клоти стало попросту нечего делать. И некого спасать. А когда нечего делать, жизнь становится сомнительным и малонужным фактором. Сама по себе жалеть простых людей и прочую шваль она не приучена…

– Вот бедная-то…– подозрительно ласковым тоном посочувствовал несчастной баронессе король Эльфедра.

– К сказанному добавить нечего.

– Чудесно! – оживился Эльфедра. – Ах, как все удачно складывается!

– Ну, это как сказать, – протянул оборотень. И снова сделал большой глоток из бокала. – Что, собственно, вы намереваетесь сделать?

– Одной благодарственной любви короля Зигфрида к нашему общему другу сэру Сериоге для нас маловато, – поучающим тоном ответил на вопрос оборотня король эльфов. – Любовь как сдерживающая сила против целого ордена Палагойцев – это, увы, не годится… Сэр Сериога помимо любви должен приобрести в нашем мире еще и определенный политический вес. Стать значительной фигурой в этом мире, так сказать…

– И каким же путем произойдут такие дивные изменения? Если мне не изменяет память, молодой сэр Сериога к значительности никогда не стремился. Так, доброхотствовал помаленьку…

– А вот каким путем, друг мой… это я еще как следует не обдумал. М-да… Может, пошлем его за каким-нибудь артефактом, который придаст ему что-нибудь этакое – или значительности в лице, или же просто физическую мощь вдохнет в юное тело. И славы добавит, что всегда чрезвычайно привлекает простолюдинов и в их глазах превращает самых последних дураков в народных героев. А может, собьем в кучу таких же охломонов… то есть таких же скучающих без дела героев, как леди Клотильда, да и поручим ему руководить ими. Исключительно из добрых соображений…

– А может, он не согласится? – Оборотень приподнял бокал, рассматривая на просвет остатки розовато-желтой жидкости, плескавшейся на округло-стеклянном донце.

– Согласится-согласится, – уверил король эльфов. – Поскольку у сэра Сериоги есть одно, но до крайности болезненное место, а именно жизнь и процветание нашей дражайшей леди Клотильды. Намекнем юному сэру и герцогу, что предмету его… гм… дружественной любви или любовной дружбы – я уж и не знаю, как именно назвать то, что творится между ними, – так вот, этому предмету вот-вот придет хана.

– Обманем, значит?

– Зачем обманем? – притворно удивился Эльфедра. – Ба, дорогой, да где ты тут обман видишь? Одна чистая правда! Бедная Клоти и в самом деле на краю погибели. Или в вине утопнет, поскольку лакает его не просыхая, или…

– Или?

– Или, как и мы, привлечет к себе внимание ордена Палагойцев, которому может вдруг разонравиться истинная история спасения малолетнего короля Зигфрида. А как известно, нет лучшего способа подправить любую историю, чем прикончить всех ее положительных героев. Отрицательные же герои и сами промолчат – не дети, понимают… И будут потом излагать исключительно правильную версию, удовлетворяющую всех власть предержащих. Да и потом… Нашему сэру Сериоге и раньше врали, что леди Клотильда, дескать, на краю гибели – и ничего, верил, кивал… и бросался туда, куда его посылали…

– Жалко, он сейчас эту беседу не слышит…

– Хорошо, что не слышит, – строго поправил Герослава король эльфов. – Потому что его юношеская вера в то, что добро все-таки можно и нужно творить, нужна нам сейчас как воздух. И, как ни смешно это звучит, нужна именно для того, чтобы сотворить определенное добро. Для тебя и всех оборотней, для меня и всех моих эльфов, для него самого, для леди Клотильды и, наконец, тех двоих сопляков, что он спас.

– В общем, всем будет хорошо… Кстати, а при чем же здесь вера? Его удачливость – вот это я понимаю, это да, необходимо. Везучий паренек…

– Герослав… – укоризненно покачал головой Эльфедра. – А я-то думал, что история побивания камнями под стенами собственных замков научила тебя хоть чему-то. Тебя ведь вместе со всей твоей дружиной побили, так? Хозяина и сюзерена… И ни один из своих городов ты так и не сумел взять. Ни добром, ни приступом.

– Я бы взял, – угрюмо буркнул оборотень, – но рыцари очень быстро разбежались…

– Вера, Герослав. Они все поверили, что ты – зло. У нашего юного Сериоги все получается не просто так – он верит, что нельзя отказать жаждущему или пройти мимо голодного ребенка. И что надо быть добрым. И именно эта вера прокладывает ему дорогу. И привлекает к нему людей. Немного банально, но увы… Именно вера в добро творила в лице нашего сэра Сериоги форменные чудеса…

Оборотень с шумом высосал остатки сидра из бокала, покачал ногой, свешивающейся со столешницы.

– И благодаря этому у него все и получается? Прям счас начну верить, что надо быть добрым…

– Видишь, – поддел оборотня эльф, – добро заразно – как бешенство. И слюни текут, и вообще симптомы схожие… Похоже, и с тобой в конце концов все будет так же, как в случае с леди Клотильдой. Я уж, прости, на всю эту историю по-другому смотрю.

– И как же именно? – заинтересовался оборотень.

Гибко изогнувшийся на столешнице Князь двуликих детей ночи даже ногой перестал качать и всем телом подался в сторону эльфа-короля. Тот улыбнулся, сцепил на впалом животе тонкие длинные пальцы, лениво заговорил:

– Не может наша на диво здоровая, аж кровь с молоком…

– Фуй, какое простонародное сравнение, – поморщился оборотень. – Слышала бы тебя сейчас наша благородная леди… Враз бы с пьяных глаз да в морду закатала!

– И никакого у вас почтения к титулам – что у тебя, Герослав, что у нее. – Король Эльфедра дернул уголком рта, что с одинаковым успехом можно было принять и за довольную ухмылку, и за возмущенную мину. – А между тем по этикету ты даже сидеть не должен в моем присутствии… Итак, продолжу. Наша на диво здоровая – кровь с молоком – леди не может враз потерять все свои жизненные мотивации. Вот так, запросто… Даже из-за потери любимого дружка Сериоги. Не так воспитана, не так жила… да и вообще не из меланхоличных она натур, крытых для пущей выразительности бледной кожей по лицу и декольте. На мой взгляд, дело в другом. Она глотнула иной жизни – отличной от ее собственной, такой, в которой было место добрым поступкам. Звучит-то как банально, а? И теперь не может жить без этого – добро тоже бывает своего рода наркотиком, то бишь веществом, радующим душу и тело, но к которому слишком быстро привыкаешь… У леди Клотильды проблема в том, что без юного герцога она не может быть доброй.

Сама на добрые поступки – типа спасения нищих простолюдинов, заботы о чужих голодных сопляках и так далее – она не способна. Леди Дю Персиваль из здешнего мира и имеет рыцарское воспитание… а доброте и доброхотству тут не место. И сэр Сериога ей попросту необходим – как нравственный стержень, что ли. Сама леди не в состоянии решиться на добрый поступок – ей нужен кто-то, кто будет ее толкать на этот путь, который – вот парадокс-то, а? – ей и самой нравится…

Герослав фыркнул, пожал плечами:

– Ладно… Значит, у бедной леди не отсутствие жизненной мотивации, а непреодолимая тяга к добру, творить которое сама она отважиться не в силах… По мне, что то, что это, – один хрен. Что сейчас-то делать будем? Решай, знаток доброго…

– Для начала отправим леди Клотильду в мир сэра Сериоги, – медленно проговорил король эльфов. – Пусть встретятся, порадуются…

– А если они там и останутся?

– Это как показать ребенку конфетку, – пояснил оборотню король эльфов. – Получив на руки леди Клотильду, сэр Сериога тут же припомнит все, что оставил здесь. Титул, земли, уважение, даже преклонение его вассалов… И наша буйная леди на фоне его родных пределов еще пуще подчеркнет убожество тамошней жизни…

– И останется лишь указать ему место и время, когда и где мы откроем для него портал перехода…– в тон эльфу добавил оборотень.

– Точно, – довольно улыбнулся король эльфов. – Вот увидишь, он нам еще и благодарен будет по самые исподние места души. За возвращение сюда…

– Ну-ну. Я смотрю, ты уже и ручки для целования приготовил. Смотри не промахнись в расчетах, Эльфедра. Или как там тебя называл сэр Сериога – Федя, да? Ну так вот, Федя, будь осторожен в расчетах. Вдруг сэр Сериога не захочет быть послушной марионеткой в твоих руках?

– Ты слишком увлекся этим мальчишкой, Герослав, – упрекнул собеседника король эльфов.

Оборотень пожал плечами:

– А он мне нравится. Хоть и приблудный, но достойный росток на моем фамильном древе. А ты ему один раз уже показал, что умеешь крутить свои делишки за чужой спиной. Так-то вот, Федя… Ну, пошли будить нашу спящую баронессу.

Оборотень негромко стукнул костяшками пальцев по столу. Потом, выждав паузу, стукнул уже погромче. Опять подождал. Наконец заорал:

– Есть там кто-нибудь или нет?! Слуги!!

Почти тут же на крик явился ражий молодец в черно-синем одеянии. Фамильные цвета рода Де Лабри, припомнилось вдруг оборотню. Когда-то это были его цвета. А сейчас они принадлежат уже другому…

Он стряхнул нахлынувшее было чувство горечи. Громко сказал слуге:

– Смотрителя замка ко мне. Живо!

Слуга ушел, что-то нечленораздельно ворча себе под нос. Король Эльфедра, или, как его только что назвал оборотень, Федя, лукаво улыбнулся оборотню. Спросил:

– Ты расслышал, что он про тебя сказал, а, Герослав?

– Конечно, – сквозь зубы ответил оборотень. – «Животина в людском облике, раскомандовался тут, ровно сам герцог…» Черт с ним, Эльфедра. Я здесь остался исключительно ради мальчишки, которого сэр Сериога назначил в наследники герцогства. Хочешь – верь, хочешь – нет… Так что потерплю… лет с десяток. Хотя знаешь, иногда так в лес и тянет…

Эльфедра посерьезнел лицом, оборотил на него внимательно-задумчивые глаза, но ничего не сказал. И оборотень тоже больше не открывал рта, молча глядя в окно. С определенной тоской. Поверх башен замка Дебро в дальних далях по воздуху плыла лента горизонта, окаймленная полосой зубчато-синего леса.

Явился мажордом – маленький, сухонький седой старичок. И тоже в черно-синем. Отвесил не слишком глубокий поклон, сказал протяжно, без особого почтения:

– Что угодно… э-э?

– Милорд, – грозно сказал король эльфов. – Что угодно милорду! – Он встал с кресла и двинулся в сторону мажордома. – В свое время, когда вы, местный народишко, изгнали герцога Герослава де Лабри с его собственных земель, я промолчал, – начал говорить Эльфедра, четко разделяя слова. – Не захотел вмешиваться в ваши местные дела. Поскольку тогдашним представителям рода Де Лабри мандонада [4]4
  Мандонада – обет эльфов, даваемый определенному человеку за какие-то заслуги. Дает право на титул и земли плюс право на защиту жизни и полученного от эльфов манора от чужих посягательств.


[Закрыть] эльфийская дана не была. Потом я много раз сожалел об этом. Но теперь поумнел. И либо вы будете оказывать опекуну наследника должное уважение, либо я припомню, что эльфы все еще могут затворять водные жилы на ваших землях и вызывать падеж скота… И не толко скота, как мне помнится, – ты все понял, старик? Так что запомни сам и другим передай. Ну?! Милорда не слышу.