Текст книги "Портал"

Глава 2

Я просыпаюсь в лучах зари. Это утро стало самым ярким после переезда. Солнце, наконец, заполняет спальню лучами теплого оранжевого света.

Я потягиваюсь, глубоко вдыхаю теплый воздух, трогаю место на кровати, где должна сейчас нежиться Ивелен. Запах черешни растворился, одеяло лежит нетронутым.

Я, натягивая на ходу спортивные штаны, вываливаюсь в коридор: вдруг она на кухне? Где же еще прикажете ее искать? Понятно, что поиски на кухне обязаны увенчаться успехом, почти на все сто процентов. Или нет?

– Где же ты?

Поначалу это даже интригует. Я зову Иви, обхожу все комнаты, однако ответа нигде не слышу.

– Не смешно, дорогая, ты слышишь? Ну, все, с меня хватит…

Я ненадолго задумываюсь. Потом одеваюсь в подходящую для такой погоды одежду, подхожу к двери. Растерянно смотрю на задвинутый засов. Ивелен не могла покинуть дом: это невозможно, ведь дверь заперта изнутри. Дверь под лестницей тоже закрыта.

Неужели собственный мозг зло шутит со мной? Я стою в немом изумлении, с отвисшей челюстью. Отпираю дверь и медленно выхожу на улицу. В голову приходят мысли о галлюцинациях, о нервном расстройстве или расстройстве рассудка, о переутомлении на почве переезда и прочем в этом же духе. А как еще можно объяснить случившееся, кто знает? Вот и я не знаю!

Автомобиля перед воротами тоже нет. Но не пешком же она из Ванкувера пришла! Это абсурд, чепуха, просто в голове не укладывается. Следов нет, ни одного напоминания о ее ночном визите. Растаяла, точно последние кучевые облака.

По моему лицу бродит идиотская ухмылка, я подхожу к резным воротам и опираюсь плечом о столб.

– Доброе утро! – раздается незнакомый пожилой голос.

Голос живого человека в такой глухомани отрезвляет, как ничто другое.

Глупое выражение сменяет интерес, удивление. Меня будто пронзает ударом тока. Неожиданность – штука серьезная. Теперь я разглядываю старика, который молча, с интересом смотрит на меня.

– Это вы мне? – немного иронично интересуюсь я у незнакомца. Господин выглядит на шестьдесят лет, среднего роста, из-под расстегнутого на все пять пуговиц шерстяного пиджака в серо-белую клетку выглядывает живот. Лицо покрывает борода лопатой – белая, словно присыпанная мукой. Аккуратный берет в стиле милитари закрывает шевелюру мужчины и прячет в своей тени длинный тонкий нос, похожий на ножку бокала. Серые глаза жадно впиваются в мое лицо. Старик, не подходя ближе, желает во мне разглядеть некую тайну – так я могу это описать.

Он остается на тропинке, почти на спуске с горы.

– Да, вам! Извините за прямоту, вы новый хозяин поместья? – старик задерживает многозначительный взгляд на особняке.

– Вы, собственно, кто? Разве по мне незаметно, что я здесь живу?

– Простите, я не представился. Меня зовут Адмунт Риз, я и мой сын здесь разыскиваем нашу собаку. Хаски по кличке Джек, возможно, вы ее встречали поблизости? Она потерялась двадцать первого октября.

– Нет, не хочу вас расстраивать, мистер Риз, но не видел.

Чуть погодя я продолжаю:

– Зато слышал лай, она может быть в той стороне, северо-западней.

– Благодарю, вы нам очень помогли.

– А как вы оказались в такой глуши с хаской? Вам что, больше негде выгуливать пса?

Соглашусь, это странный вопрос, но не менее странный человек шныряет непонятно сколько времени у моего забора, там, где людей попросту не должно быть. Разве я не прав?

– Я думаю, не обязан вам объяснять, что этот лес вам не принадлежит, и здесь имеет право гулять любой. Не забывайте также, что среди прочих вам может попасться охотник с ружьем. А они люди обидчивые. Джек сорвался с поводка, мой сын не смог его удержать.

– Ладно, ладно, хватит.

Я сдаюсь.

– Я понял вас. Потеряли, так идите теперь и ищите, только не у меня на виду.

– Удивлен, что здесь опять живут!

– Что значит «живут»? Разве это плохо? И вы это обо мне?

– Надо выбирать места с энергетикой получше, мистер… как вас там?

Вот настырный дядечка.

– Майкл Эсм! А в чем проблема, мистер Адмунт?

– Этот особняк целый год не могли продать, Майкл. Я бы на вашем месте рванул обратно к корням, так сказать. На свою землю, где люди вашего возраста, шум, суета. Зачем вам здесь сычом сидеть?

– Что, простите? Я не ослышался? Вы меня не знаете, но уже лезете с дурацкими советами? Бросьте городить ерунду и убирайтесь вон.

Я собираюсь уходить, как вдруг он выпаливает:

– Вы его видели! Я знаю.

– Что? Кого видел? – я растерялся, потому что не понял вопроса, и теперь тупо смотрю на Адмунта Риза.

В глазах этого ненормального старика – это уже очевидно – таинственно сверкают огоньки любопытства и злорадного превосходства: он знает что-то, что пока неизвестно мне.

– Оно приходило к вам, Майкл…

– Не говорите загадками! Кто ко мне приходил, откуда вы это знаете? – мое терпение постепенно подходит к своим пределам.

– Оно смогло принять образ близкой вам женщины…

Я вскипаю от злости. Кого он из себя возомнил? Провидец хренов!

– Вы подглядывали за мной, верно я понимаю?

– Нет, что вы! Все дело в моем даре, – оправдывается Риз. – Иногда меня как будто посещают видения, и я вижу цветные картинки. Вот и сейчас. Чем я ближе к особняку, тем явственнее образ женщины. Но ее лицо как бы искажено. Я чувствую нечеловеческую энергию. Можете мне не верить, Майкл, но я слов на ветер не бросаю. Если вам станет интересно поближе со мной пообщаться, я всенепременно приму вас у себя в лавке «Талисманы & Обереги» в городке Темный Бор. Предложу пассивную помощь…

– Не надо! Я не нуждаюсь в подобных услугах, – грубо бросаю я через плечо.

– Ну, хорошо, Майкл! – вздыхает старик. – Только человек не способен покидать жилище, оставляя двери запертыми изнутри. Всего хорошего.

Я стою, ошеломленный. А Риз исчезает. Я встряхиваю головой. О чем он вообще? Кто мог прийти в облике Ивелен? Может, мне сам этот Риз только что померещился?

Я иду. Вдруг резко останавливаюсь, понимая, что упираюсь в выложенную отесанным камнем клумбу. И тут же чувствую тепло, исходящее от фиолетовых, алых, белых бутонов. Они такие живые и такие нежные, обязанные засыпать во время холодов, но почему-то в этом грунте цветам комфортно, они будто и не замечают, что лето давно ушло. Хочу дотронуться до них, но резко одергиваю руку.

Минутой позже плюхаюсь на диван с телефоном в руке. Вопрос на миллион. Кому я собираюсь звонить?

Верно! Ивелен.

Нет, едва ли я наберусь мужества задать самый больной для меня вопрос: «Ты приезжала, детка? Или мне померещилось?» Завтра, на свежую голову, я, надеюсь, сумею извлечь корень моей личной проблемы. Надеюсь, я не сумасшедший, не поехавший вконец безумец.

Я откидываюсь на спинку дивана, прикрываю глаза ладонью. Медленно потираю виски, прислушиваясь к внутреннему голосу. Сердце ритмично бьется в груди, в доме тоже спокойно.

Когда за окном спускаются сумерки и поднимается порывистый ветер, я начинаю готовить рюкзак к завтрашнему походу. Потом ложусь в постель, по-прежнему озадаченный.

Осмыслить вчерашнее появление Иви невозможно. Я засыпал, повторяя успокоительную фразу: «Думай о работе, надо отщелкать фотографий и сразу отослать Тиму Харди, надо отослать Тиму…»

Глава 3

В духе возможно посеять многое, но что взойдет? Рано или поздно семена раскроют тайну замысла перерождения, расскажут, какие задачи должен решить в своем воплощении каждый. Похоже, мне всю ночь снились глобальные философские концепции. Они в лесу будут явно не к месту. Ну да бог с ними.

Нет ничего лучше в нашем мире, чем единение с природой, возможность любоваться живописными ландшафтами. Ловить и подчеркивать с помощью кадра смысл первозданной красоты – вот моя отрада. Я хочу объяснить людям ценность животных и растений, и это не такой уж плохой аргумент для того, чтобы заниматься делом фотографа.

Я завязываю шнурки на серых ботинках с меховыми отворотами, перекидываю ремень сумки с фотокамерой поверх рюкзака и темно-зеленой куртки с капюшоном, обшитым потрепанным искусственным мехом, в рюкзак запихиваю термос с горячим чаем, фонарь, таблетки, которые должны помочь в разных непредвиденных происшествиях в дебрях. Я собираюсь не на раз-два и обратно. Меня ждет долгое обследование местности – и весьма опасное, ведь я нахожусь в диком лесу, где живут непредсказуемые хищники.

Уже закрыв за собой калитку, я думаю о том, что было бы здорово прихватить доступное оружие для самозащиты – нож. Возвращаться, правда, не хочется, поэтому начинаю свой путь без него.

Спустившись на поляну к соснам, лиственницам и елям, я останавливаюсь перед первым перекрестком трех лесных троп, которые прячутся под толстым слоем хвои. Я двигаюсь наобум, разгребая еловые иголки закругленными носками ботинок. Направление я не выбираю, буду ориентироваться по солнцу, благо оно высоко стоит на голубом, чистом небосводе.

Я захожу в лиственный лес – вокруг дубы и немного ив. Дубы одними из первых сбросили увядшие листья и теперь готовятся к заморозкам. Я тут подумал: будет неплохо уделить внимание деталям, особенно когда вокруг звучат осенние краски, расцветшие покрывалом под ногами.

Полчаса я медленно двигаюсь только вперед, после все-таки не могу устоять и оборачиваюсь. На горе возвышается мой дом – крошечный отсюда, немного жутковатый, но уже зовущий обратно. С этого места он выглядит иначе: чуть-чуть отчужденным, но прекрасным.

Я бы не прочь вернуться, но работа не оставляет мне выбора: не хочется терять местечко, к которому я шел несколько лет.

Я иду дальше! Тропа, по которой я пока бесцельно спускаюсь, устремляется со склона в новые заросли: буки и молодые лиственницы закрывают своими высокими стройными стволами необыкновенно чувственный пейзаж со стаей оленей, а за ними – невысокий водопад, который обрушивается с отвесной скалы в крохотное голубое озеро. Надо всего лишь слиться с местностью, чтобы не спугнуть. Затем я поднимаюсь по влажным скользким камням. Хочу забраться на гору и запечатлеть стадо с высоты.

Я в хорошей форме, так что осилить средний подъем – для меня плевое дело. Через десять минут я уже навожу объектив на другую поляну с сочной травой, в конце которой меня заинтересовал лежащий ствол бука. На его гладкой светло-серой коре вертятся и веселятся целых шесть белок. Та, что спрыгнула в вересковый куст, растопырила ушки-кисточки и уставилась на меня.

Под пушистыми мягкими еловыми иголками скрываются огромные муравейники. В отдалении, за горой булыжников, журчат чистые горные ручьи, прокладывая дорожку к гладкому утесу.

Я решаюсь разглядеть пушистых зверьков поближе, но неосторожно наступаю на сухой прутик. Раздается треск, белки мгновенно исчезают из вида.

Я чертыхаюсь и подхожу вплотную к упавшему дереву.

На коре сохранились большие свежие следы когтей. Я задумчиво смотрю по сторонам. Прислушиваюсь к окружающим звукам. Сердце чувствует тревогу. Слишком тихо вокруг. Подозрительно.

– Надо поворачивать назад! – только успеваю пробубнить я, как со спины на меня волной накатывает рычание. Я осторожно поворачиваюсь, вытаращиваю перепуганные глаза на трех волков-альбиносов, достаточно крупных и весьма недружелюбно настроенных.

Один пытается обойти меня сбоку, но я поворачиваюсь вместе с ним, не отрывая взгляда от остальных. Мое положение становится все критичнее – до тех пор, пока из зарослей не высовывается могучая спина медведя.

Оказывается, он все это время лежал неподалеку, а теперь вылез из своего логова и начал внимательно озираться вокруг и принюхиваться. Хорошо, что ветер дует в мою сторону, легкий такой, почти незаметный. Медведь пошатывался, но три стоящих неподалеку волка никак не заинтересовали его.

Меня беспокоит, что он заинтересовался только мной. Со всех четырех сторон меня окружают хищники! И я никак не могу предугадать, кто бросится первым.

Интерес у громилы чисто гастрономический, но волки заставляют косолапого нервничать. Он дергается вперед, останавливается, снова смотрит. Волки ненадолго сбивают мишку с толку: он не может понять, мы вместе или порознь.

Ну, все! Либо пытаться уйти сейчас, либо ждать неминуемого конца.

Я выбираю первое. Мне и так почти нечего терять. Ну, или я пропал!

Два волка с обоих боков, рыча, выдвигаются вперед. Медведь смотрит на всех сразу, но продолжает выделять меня как самую крупную добычу. Я расстегиваю молнию куртки, чтобы казаться страшнее и выше. Что поделать, жизнь – борьба. Надо было вместе с белками бросаться наутек, пока была возможность.

Я делаю самый трудный шаг в своей жизни.

– Назад, спокойно! – шепчу я, отходя назад.

Третий волк все еще стоит за мной, он напоминает о себе грозным ворчанием.

И тут терпение медведя заканчивается, и он бросается на одного из волков. Слышится скулеж, вой, в схватку врывается второй удалец, он впивается клыками в медвежью лапу, рвет ее изо всех сил. Возня, ворчание, волчьи челюсти смыкаются и размыкаются на толстой шкуре громилы высотой под два метра. Третий волк обегает меня по кустам, кидается на выручку к братьям.

После короткой схватки я замечаю, что у этого альбиноса течет кровь по шерсти на боку, но не могу определить точное расположение раны. Медведь ожесточенно рвет нападающих, получая не менее сильный отпор в ответ.

Я нечаянно спотыкаюсь о крупную изогнутую палку, поднимаю, не задумываясь, ее с земли и вижу, что медведь уже возвышается надо мной. Волки кидаются на него сзади, мне кажется, что они, как могут, отвлекают его внимание от меня. Последнее, что я успеваю сделать, это сжать толстую палку пальцами, замахнуться и двинуть медведю со всей силы по морде. В этот момент на меня накатывает озарение: поединок однозначно окончится для кого-то трагедией.

Я замечаю пристальный взгляд раненного в бок альбиноса. Я получаю минуту форы. Хищники снова впиваются друг друга, снова бьют друг друга лапами, рвут плоть острыми зубами-бритвами. Я бегу и в глубине души благодарю волков за бесстрашие и за то, что они не тронули меня.

Глава 4

Ночь выдается беспокойной. Меня сотрясают конвульсии, я весь дрожу от ужаса. Боже, как я бежал! Мне все время чудилось, что меня преследуют.

Я не верил глазам, когда приближался к дому, отпирал калитку, запирал замки и закрывал ставни на окнах.

Все следующие часы я так и не смог сомкнуть глаз. Чашка терпкого чая успокаивает меня. Ух, да я везунчик! Из такой передряги вышел сухим. Но удирал я почти галопом!

Весь следующий день я продолжаю думать о медведе, о том, что он где-то поблизости, бродит около моего забора в поисках лазейки. Я не параноик, но испытываю жуткий страх, который нельзя передать словами.

– Все хорошо, Майк. Он не проберется. К тому же откуда такая уверенность, что он рядом? Возможно, бравая команда альбиносов его давно в клочья разорвала!

Я иду на задний двор, двигаюсь вдоль липовой аллеи к ее сердцу, невысокому тису, внимательно проверяя ограждение и вслух успокаивая себя. Я знаю, что медведь, особенно очень голодный, в этот период может залезть вверх по стволу, а потом спрыгнуть с прочной ветки сюда.

В верхнем кармане куртки громко звонит телефон. Я вздрагиваю. О, да! Я так долго ждал этого звонка.

– Привет, Тим, – вежливо отвечаю я боссу.

– Здравствуй, Майкл. Рад, что ты сразу ответил, а не когда-то потом. Как прошел твой переезд?

– Благодарю, неплохо.

– Я рад за тебя, но, по-видимому, новое уютное местечко занимает все твое свободное время, раз ты не удосужился проверить почту и прочитать три моих письма.

– Когда ты их мне прислал? – интересуюсь я.

– Не помню, может, два дня назад. Когда пришлешь ответ?

– Скоро, даже сейчас, быть может…

Тим Харди смеется в трубку всегда очень громко, и этот раз не исключение:

– Ну-ну. Майк, не забывай о работе, у нас такой журнал готовится к изданию! Не хватает только твоих бесподобных кадров! Давай, жду день, не больше, а иначе – сам знаешь…

– Я все понял, Тим, мне повторять дважды не надо. Но я ведь, кажется, в прошлом месяце предупреждал о переезде.

– Ты подумал, я злюсь? Отнюдь нет! Хотя твое желание уехать в глухомань вся контора восприняла неодобрительно. Осуждение, недовольство… Понимаешь, они привыкли работать с живым фотографом, советуясь, что ли. А не получать письма счастья на электронный ящик.

– Хотел спросить у тебя, Тим, насчет Ивелен, – я перехожу к теме, которая волнует сейчас меня больше всего.

– Ой, нет, не начинай опять про нее. Я этого главного редактора с ангельским личиком уволю ко всем чертям.

– Почему?

– Потому что, Майк, она взбаламутила весь мужской коллектив своими шикарными формами. Это что-то с чем-то… – Тим загадочно вздыхает.

– Я просто подумал, зачем ты ее отпустил ко мне?

– Что, прости? Когда это я ее отпускал?

От неожиданности я хватаюсь за ветку тиса.

– Двадцать четвертое октября. Стоит глухая полночь. Она заявляется сюда в шикарном платье, будто сошла с глянцевой обложки. Всего каких-то тридцать девять часов на скорости 90/км. И она здесь!

– Майк, Ивелен ни за что не приехала бы к тебе, даже на личном вертолете! Пора бы это понять. Я никого уже месяц не отпускаю по личным делам, так что извини. Тем более что тем днем, с утра, она была на работе, понимаешь?

– Хорошо, я узнал достаточно.

– Я слышал, Майк, что люди от одиночества чаще сходят сума! Майк, ты слушаешь?

Я отнимаю руку от тисовой ветки. Палец кровоточит.

– Конечно, слушаю… – я отсасываю кровь из ранки.

– Не понимаю я тебя, друг, зачем скрываться от проблем далеко от друзей?! Мы поможем, если попросишь. Она стерва, заруби себе это на носу. В ней нет ни капли любви, только голый расчет. Ты мог ей дать гору женского счастья, но вряд ли она оценила бы это.

– Не говори глупости, я не горюю о ней. Мне совсем нет никакого дела до того, где она и с кем!

– Разве? Я что-то не заметил. А кто тогда к тебе приезжал, твое разыгравшееся воображение? Я начинаю беспокоиться о тебе. Ты меня больше подобными вопросами не пугай, хорошо?

– Угу, Тим! Я запомнил.

– Отлично, парень, не дрейфь, – Тим громко вздыхает в микрофон. – Ты слишком далеко, совсем один, это небезопасно. Не теряй себя, соберись. И я жду твоего письма с вложенными фотографиями – это будет нашим общим счастьем.

Окончив разговор, я, наконец, слышу – впервые за долгое время здесь – переливчатое пение скворца. А за ним – ту проникновенную тишину, которую не променяешь ни на что на свете.

Не особо верится, что я важен кому-то в этом мире. Все не так просто, как может показаться. Мне катастрофически не везет на личном фронте. У меня проблемы в собственной семье, с братом. Разве сейчас хоть кто-нибудь вздыхает обо мне? Задает себе вопрос: где я, что со мной, как живу, дышу ли… Мое бремя – это одиночество, долгое, затяжное и вечное. Поэтому лучшего места в мире, чем Юкон, не найти. А остальное меня не очень заботит.

Возвращаясь тем же путем к дому, я впадаю в размышления: думаю об Ивелен, которая так внезапно появилась и так же внезапно исчезла. Может, они мне просто голову морочат?

Я же не сумасшедший! К чьей влажной коже я прикасался собственными руками, и до сих пор ладони помнят мягкие изгибы аппетитных форм, а губы – сладкий вкус помады? Но что такое говорил подозрительный старик, который нарисовался вдруг перед воротами и заявил о потустороннем вмешательстве?

Быть может, Тим Харди просто спрятал ее у себя под столом для убедительной консультации и теперь нагло лжет, намекая на мое помешательство, якобы от одиночества. Хотя какое тут одиночество! Сплошные развлечения на свежем воздухе.

Я не могу согласиться с тем, что визит Ивелен мне просто померещился.

Передо мной возник серьезный вопрос, и его надо как-то решать. Только для начала наберусь смелости для звонка. Возможно, завтра. Или нет. В общем, когда-нибудь я обязательно соберусь с духом.

Завтра настает стремительно, ледяной воздух проникает через приоткрытое окно спальни, солнце опускается ранними лучами на глаза. Я, не разлепляя век, стараюсь продлить удовольствие и понежиться в кровати под теплым одеялом.

На полке платяного шкафа ждет своей очереди фотоаппарат с отщелканными фотографиями природы Юкона и его лесных обитателей. Я собираюсь как можно скорее минимально обработать снимки – но только после пробежки по аллее.

Приближаясь к трухлявой стене амбара, я останавливаюсь отдышаться, наполнить легкие воздухом. Строение окутывала тайна, оттуда веяло запустением. Я испытывал крайнее отвращение рядом с ним.

Амбар растворялся на задворках сада средь высоких теней, отбрасываемых деревьями, рассеивался в белой дымке, стелющейся по земле. Он напоминал мне покинутый домик лесника где-нибудь глубоко в роще. Внутри его прогнивших стен смог бы найти приют странник и даже чья-нибудь заблудившаяся во мраке душа. Я пошел к дому, мотая головой, чтобы вытряхнуть из нее все дурные мысли об Ивелен.

Шум за треклятым амбаром привлек мое внимание. Я оборачиваюсь и замечаю, что между стволами проносится силуэт небольшого существа. Оно невероятно быстрое, я не успеваю разглядеть его. Может, хаска Адмунта Риза все-таки нашла лазейку под изгородью, проникла ко мне в сад и теперь мне предстоит ее изловить и вернуть законному хозяину?

Увы, если бы все было так просто.

Когда я шел к дому, передо мной, на каменной дорожке, появился белый раненый волк. Его большая голова на узком теле была приподнята так, чтобы лучше следить за моими движениями. Но я не мог даже пошевелиться. Я не собирался нападать на него и надеялся разрешить напряженную встречу с помощью спокойного, уравновешенного голоса:

– Привет, кажется, мы встречались не так давно. Я узнаю твой взгляд…

Альбинос с глазами янтарного цвета поджимает правую лапу. На шее и в области ребер шерсть стала темной, почти черной – такой цвет придает только засохшая кровь. Волк издает сердитый рык, потом его ведет куда-то влево, и он присаживается, высовывает язык, больше не сверкая хищно глазами.

Я решаюсь сократить дистанцию, и альбинос недружелюбно рычит.

– Тихо, спокойно, друг. Ты же не для того проделал этот путь, чтобы ссориться, верно? – даже изможденный дракой, хищник представляет серьезную опасность. Не знаю, чем закончилось все у его стаи, но если он нашел меня, очевидно, остальным повезло меньше.

– Ты совсем молодой. Но если ты здесь, значит ли это, что ты пришел за помощью?

Альбинос исподлобья таращится на меня.

– Хорошо, молчание – тоже ответ. Джек, ты не против, если я дам тебе человеческое имя? Думаю, не против. Мишка неплохо вашу компанию потрепал?

Неудачная шутка задевает самолюбие раненого хищника, и он презрительно фыркает, будто понимает речь, как собственный урчащий желудок.

– Тебе придется понять: если ты начнешь огрызаться, я тебе не смогу помочь. Доверься мне, Джек, я правда ценю твою помощь в лесу. Не знаю, помогал ты мне или же я просто встал у вас на пути, но теперь это неважно.

Я короткими шагами подбираюсь к волку, охваченному временным оцепенением.

– Меня зовут Майк, если тебе интересно.

Получается чуть-чуть приблизить вытянутую руку. Мой новый гость воспринимает подобную наглость без восторга.

– Тихо, парень, дай я осмотрю твои раны!

Он ложится на бок так, чтобы было удобно слизывать со сбитой шерсти кровь. Понятия не имею, как у меня получится до него дотронуться и остаться при этом с целыми руками, ну раз он здесь, была не была. Присаживаюсь рядом, растерянно гляжу на огромную рану, но потом быстро собираю волю в кулак.

– Ляг смирно, прошу тебя!

Волк с интересом прислушивается к моему дрожащему голосу. К моему великому удивлению, он подчиняется просьбе, ни разу не попробовав цапнуть меня за кисть.

На шее я нащупываю свежую рану – порез от острых медвежьих когтей. Его правая нога, как назло, оказывается под животом, поэтому ее осмотр временно откладывается.

– Я мигом, Джек. Дождись меня здесь! – выкрикиваю я, убегая к дому по узкой дорожке, выложенной из старых каменных плиток.

Набрасываю на плечи куртку, хватаю ключи от машины, возвращаюсь к волку, не надеясь даже застать животное в саду. «Это глупо», – твержу я себе. Но волк по прозвищу Джек лежит на том же месте. Он страдает от боли и терпеливо всматривается в силуэт человека, который возомнил себя спасателем.

Я медленно подхожу к лежащему смирно волку без капли надежды на то, что он согласится принять мою помощь. Ерунда какая-то.

– Джек, я вернулся, как и обещал.

Я присаживаюсь на корточки неподалеку.

– Неплохо было бы нам договориться. Я помогу тебе выздороветь, а ты, в свою очередь, проявишь выдержку и снисходительность к моему добровольному порыву. Хотя ты вправе этого не делать, я смогу тебя понять. Знаешь, мы чем-то похожи, я такой же дикий. За свою свободу готов глотку перегрызть, только ты не принимай на свой счет, ладно?

«Как бы тебя приманить?» – думаю про себя, продолжая городить чепуху. Естественно, для хищника, как и для любого зверя вообще, лекарством служит еда! В случае с Джеком – сырое мясо. Но где мне взять его сейчас, если я строгий вегетарианец? Из белков – только бобы и орехи на полках. Разве волка этим можно заманить к себе в автомобиль?

– Обещаю, что как только мы въедем в город, я куплю тебе столько еды, сколько в тебя влезет.

Ох, и распинаюсь же я перед ним. Но через долгие пять минут волк начинает водить ушами на звуки моего голоса, внимательно слушает и упрямо продолжает, как ни в чем не бывало, лежать на дорожке.

До обеда он еще несколько раз перебирается в другие места, лежит то между корней лиственниц, а то и вовсе возле ворот.

Диалог не клеился, к вечеру ничего не изменилось, и я пожалел, что столько времени потратил на пустые уговоры. Надо было ехать в Темный Бор за мясом, когда еще светило солнце, а теперь уже вечерело.

В семь часов вечера я уже сижу с ним у ступеней, голова волка покоится на моих коленях, я размышляю, как бы мне не уснуть в такой позе. Зато хоть проведу этот день не один, а в обществе волка. Всегда мечтал почувствовать рядом энергию и силу умного свободного животного, понять, из какого он теста, о чем думает или даже мечтает. Влажный язык скользит по моему запястью, я морщусь и вздрагиваю одновременно.

Этот жест знаменует мою победу. Мы смотрим друг другу в глаза и не видим злобы и неприязни. Я и он не боимся быть рядом друг с другом.

– Поехали, еще успеем к закрытию.

Волк по собственному побуждению сейчас располагается за мной, на заднем сиденье джипа. Быть может, нас вышвырнут на улицу: страх перед диким зверем еще никто не отменял. Кто знает, как он воспримет помощь специалиста и как сам врач оценит пациента. Сложится ли контакт, как у нас с ним? Ну что ж, проверим. Другого выбора все равно нет.

Трасса «Рок» представляет собой длинную извилистую артерию среди густых лесов и цепочки холмов, которые сопровождают нас до конечной цели. Свет фар вырывает из темноты дорожную табличку с названием городка. Мы близко!

Я поглядываю в зеркало, слежу за переменчивым поведением Джека, прямо-таки ощущаю его тревогу. Иногда она сменяется интересом: он еще никогда не видел лес за полупрозрачным стеклом автомобиля.

Я сверяю время на ручных часах с приборной панелью. Почти полдевятого. Опаздываем.

– Главное, чтобы врач оказался с железными нервами, – пытаюсь разрядить накалившуюся обстановку и поворачиваю руль, въезжая на полутемную улицу.

Я пока не ориентируюсь в городке, знаю один магазин, где недавно покупал продукты, и бензоколонку с выездом обратно на трассу. В этом провинциальном городе с мрачноватым названием Темный Бор всего одиннадцать улиц.

Кругом стоят уютные двухэтажные дома, чуть в стороне – не очень привлекательные, но все крытые черепицей, с маленькими ухоженными садами. Некоторые дома скрыты за массивными стволами, из-за этого сложно сразу увидеть свет из вытянутых нешироких окон. Я полагаюсь на собственные фары, а не на высокие фонари, способные осветить вокруг себя пространство не шире одного метра.

Учитывая размер города, найти единственную клинику для животных, как вы понимаете, несложно.

Клиника со странной вывеской «Дар» делила двухэтажное терракотовое здание с тремя башенками пополам с магазином глиняных поделок, где уже, естественно, свет не горел. Я застаю врача прямо у двери. Он запирает замок.

– Извините, вы закрываетесь? – я обращаюсь к человеку, все еще стоящему ко мне спиной.

На меня вдруг удивленно смотрят хризолитовые глаза симпатичной молодой женщины. Светло-русые волосы собраны в длинный хвост, завитками ниспадающий до поясницы. Парка болотного цвета скрывает стройную фигуру. Строгая черная юбка до колен. Даже на семисантиметровом каблуке женщина едва достает мне до плеча, так что ей приходится задирать подбородок.

– Что, простите? – я вижу ее обескураженный взгляд.

– Вы уже уходите?

– Да! Разве не видно?

– Мне срочно нужна ваша помощь. Я заплачу любые день…

– Нет, что вы! Вы на время смотрели? Почти девять, – перебивает она, не желая ничего слышать. – Если нет, то взгляните хотя бы сюда, часы приема видите? Поэтому до свидания, приходите завтра.

– Выслушайте меня, прошу вас. Мне нужна ваша помощь, срочно! Еще только без десяти минут девять, поэтому я имею право вас задержать.

– Да что вы говорите! Десять минут, может, и да, но не больше. К тому же, боюсь, лично вам я ничем помочь не смогу, мы людей не лечим. Обратитесь в больницу, в какую пожелаете. Всего хорошего.

Ветеринар злится.

– Моему псу нужен осмотр, срочно!

Она закатывает глаза, я это вижу и тоже ужасно злюсь на нее из-за этого.

Я вдруг преграждаю ей дорогу рукой. Церемониться не имеет смысла, не под венец же мне с ней идти.

– Что вы себе позволяете? Дайте пройти! – грозно требует она.

– Пожалуйста, хотя бы консультация, и я уеду, обещаю.

Она с минуту молчит, вероятно, обдумывает, потом отвечает более спокойным голосом.

– Ну, хорошо, давайте его сюда, я посмотрю.

Я открываю заднюю дверь автомобиля, оценивая реакцию остолбеневшего врача. Она что-то долго молчит.

– Все нормально? Почему вы молчите? – интересуюсь я, хотя прекрасно знаю причину ее замешательства. Но придерживаю старую дверь, чтобы она не закрылась сама, и жду.

– Это, значит, ваш пес? А имя у него есть?

– Конечно, его зовут Джек.

– Вы меня за дуру держите? Решили дикого волка подсунуть молодой девушке и при этом промолчать? Как не стыдно!

Я недовольно ухмыляюсь. Отчитала, как мальчишку, и грубо как!

– Он ручной, как пес. Посмотрите, ему же плохо. Неужели свободные животные имеют меньше прав лишь потому, что у них сложный и самодостаточный характер? Он живой, чувствует боль все это время, пока я вас уговариваю сделать вашу законную работу. Он, как и я, ищет сочувствия и помощи с вашей стороны.

– Сочувствую. Этого достаточно? – резко выговаривает она. – Всего хорошего, и Бог вам в помощь.

Вы только посмотрите на нее. Грубая, некомпетентная ветеринарша, задрав нос, ринулась в противоположную от меня сторону. Я не хочу доводить ситуацию до скандала, но и отпустить ее вот так тоже не могу.