Текст книги "Маркетолог от Бога"

Глава 4

Свет в окнах не горит. Похоже, Сони нет дома. Недавно мы шли с ней, она остановилась у светофора и посмотрела наверх, как я сейчас, и в шутку начала рассуждать, как будто меня нет рядом: «Темно. Видимо, Наденька еще не вернулась с работы». И было очень мило узнать, что она, довольно сдержанная в общении со мной, в мыслях называет меня Наденькой. У меня чуть слезы не навернулись.

Хитрый соседский кот. Валяется прямо у лифта, кверху пузом – западня, холодный расчет, думает, я увижу его и буду гладить. А я ведь буду.

Дома пусто. Звоню Соне. Она на Чистых прудах и просит меня посидеть с ней в «Кризисе жанра», это кафе-клуб. Хорошо, я еду на Чистые. Позже к нам присоединится Никита. Хорошо. Я еду. Что происходит? Помню, когда они только познакомились, она часами переписывалась с ним и хихикала. Но после их первой встречи Соня почему-то сразу решила подружить нас, привела его к нам в гости, из которых он теперь не вылезает. А зачем? Что она хочет этим сказать? Не знаю, какие планы у Сони на Никиту и почему мы так много времени проводим втроем. Все идет по какому-то странному сценарию к какому-то странному финалу. Не страшно. Даже если вдруг начнется противоестественный свистопляс. Это было бы весело, а все, что невесело, мне неинтересно.

Сейчас мы с Соней в «Кризисе». Это кафе, где всегда темно, много деревянной мебели и играет инди-рок. По вечерам тут зажигают маленькие свечи на столах, становится шумно и начинаются танцы. Еще тут вкусно. Я заказала гамбургер с огромной котлетой, Соня – суп-пюре. Она бы тоже хотела гамбургер, но пару месяцев назад поставила брекеты на все зубы, а с ними особо не поешь. Так что она размешивает суп ложкой и жалуется. Я молча нарезаю гамбургер на крохотные кусочки и кормлю ее с вилки. Ее это умиляет.

Пришел Никита, болтаем и много смеемся. Нам как-то по-особому классно вместе. Я не одна это чувствую, Соня и Никита тоже, мы это обсуждали. Не могу описать как. Могу сказать банальные слова «как будто знаем друг друга всю жизнь». И пожалуй, я так и сделаю. Не собираюсь разгадывать эту магию, хочу только, чтобы она продолжалась.

Расплачиваемся, гуляем по Чистым прудам. Едем на «Маяковскую», где нас ждет друг Никиты, Толик. «Очень крутой парень, вы должны с ним познакомиться», – серьезно говорит Никита. О’кей.

Толик, студент Физико-технического, похож на тринадцатилетнюю девочку с каре и бородой. Невысокого роста, черная куртка на размер больше. Зрелище не очень. Мы называем свои имена и идем. Я только и думаю: «Бо-ро-да». Это даже не борода, а какие-то жидкие усяшки и темный пух на подбородке. Меня бесит и эта борода, и весь парень целиком.

Мы выходим из метро «Маяковская» и движемся к Патриаршим прудам, чтобы сделать запасной ключ от дома в мастерской «Минутка» и купить бумагу для табака. В итоге мы проходим пешком по морозу черт знает сколько и оказываемся в кафе «Маяк». Это такое место возле театра. За столиками полно немолодой творческой интеллигенции, а у стен стоят старые буфеты с белыми тарелками. Скучно, холодно. А больше всего меня вымораживает этот парень, Толик, который мне по плечо, его длинные волосы и глухой бас, как будто с помощью этого баса он старается казаться круче. И он постоянно пытается приблизиться ко мне. Задает какие-то общие вопросы, я отвечаю всякую загадочную ерунду, которая заставляет разговор деградировать. На мое счастье, он сливается искать банкомат (в кафе не принимают карты), и какое-то время я провожу в спокойствии с Соней и Никитой. Хочу, чтобы этот четвертый вернулся как можно позже. Лучше никогда.

Втроем хорошо. Я изучаю меню и, когда Соня куда-то уходит, немного болтаю с Никитой. Никита прелесть, а еще он фавни – у меня своя система ранжирования парней, потом расскажу. Я ему что-то вру, он верит, как маленький, и удивляется, потом я признаюсь, что соврала, и он снова смешно удивляется. Мне нравится. Не могу до конца понять, в чем дело, но этот парень – очаровашка. К тому же внешне он похож на всех моих бывших, но Никита не такой раздолбай. И у Никиты неплохое тело, да и вкус тоже (за исключением разве что привычки пихать все подряд в передние карманы джинсов). Почему-то я долго смотрю на него. Слишком долго, пора завязывать. Он симпатичный. У нас похожие свитера: вязаные с горизонтальными полосками – орнамент в скандинавском стиле. Я свой купила в H&M, интересно, где он свой? Я бы поцеловала его прямо сейчас, пока никто не видит. Не знаю, умеет ли он хранить секреты.

Соня возвращается, за ней Толик. Я выбираю суп из грибов, и парни хором заказывают то же самое. Они берут пиво, так как до двадцати одного года здесь не наливают крепкий алкоголь, а этим ребятам по девятнадцать. Соня пошла по хард-кору – взяла ром с колой. Я потягиваю мохито.

Много говорим об учебе и обсуждаем, кто, как и с кем познакомился. Я вкратце пересказываю, откуда узнала Соню. Что-то про наших общих друзей и то, как мы ходили в бассейн. Толик меня спрашивает, каково было первое впечатление. Я отвечаю, что оно было хорошим, но потом были моменты, когда мне хотелось ее убить, а труп сбросить в сточную канаву и поджечь. Сразу добавляю, что это шутка. Хотя это правда. Я про такие моменты, когда она меня троллит, а Соня постоянно меня троллит. Помню как сейчас: солнечный день на Невском, она взяла мою руку в свою теплую ладонь и предложила бросить парней и пойти гулять вместе. Как только я согласилась, она сразу сказала: «А я пошутила». Тогда я добавила, что тоже пошутила. Мы посмеялись. Странно, с тех пор прошло почти два года, и мы живем вместе, спим в одной кровати и у нас типа дружба, но она до сих пор позволяет себе такие двусмысленные шутки.

Помню, недавно я спросила ее, удобно ли целоваться с брекетами. Соня ответила скромно: «Не знаю, я еще не пробовала» – и покраснела. Я тоже покраснела. Мне хотелось предложить ей попробовать прямо сейчас. Мы сидели на кровати рядом. Если бы она согласилась, я бы ответила: «А Я ПОШУТИЛА», и это было бы Самое Крутое Отмщение в моей жизни. Но я сказала «давай загуглим», и мы загуглили. Оказалось, не очень влияет, если вам интересно. Моя симпатия к ней стала принимать новый облик: мне надоели взаимные насмешки, теперь мне нравится заботиться о ней. Еще мне нравится ее запах. Иногда, заглядывая в шкаф, я чувствую, как пахнут ее футболки, и борюсь с желанием зарыться в них лицом. Но это никому знать не обязательно.

Вернемся за стол. Мы беседуем о кино и кинотеатрах. Никита говорит, что любит во время фильма незаметно наблюдать за реакцией того, с кем он пришел, ему интересно попытаться чувствовать, как другой человек. Считаю, это хорошо. Почему-то представляю нас в кино вдвоем, как мы сидим рядом в похожих свитерах. И в зале больше никого.

Никита жалуется, что хочет текилы. Соня предлагает купить. Типа ему же нет двадцати одного года, поэтому она закажет, а он выпьет незаметно от официанта. Но Никита не сразу понимает схему, думает, что это она ему предлагает самому себе заказать текилы, и серьезно говорит:

– Мне нельзя.

– Почему? – не понимает Соня.

– Потому что мне еще нет двадцати одного.

Мы с Соней переглядываемся и начинаем смеяться в голос, а фраза «мне нельзя!» становится мемом вечера.

Ребята выпивают по текиле, а потом еще по одной. Я уже доцедила свой мохито. Толик предлагает забуриться к нему в общагу Физтеха. Я не хочу, потому что мне не улыбается ехать на электричке в заМКАДье, чтобы сидеть с кислой миной и наблюдать с одной стороны щенячьи лица Никиты и Сони, форсирующих каждую шутку, а с другой – статичное забрало Толика. Мне страшно смотреть на человека, у которого выражение лица не меняется. Я всегда думаю, что с таким вот лицом этот человек может делать все, что угодно, например закапывать труп. Даже не знаю. Никита обещает, что будет весело, он сыграет на гитаре. Это меня подкупает. К тому же завтра никуда не нужно, впереди у меня три выходных, так что – почему нет.

В холодной полупустой электричке мы пьем вино и веселимся, передаем бутылку по кругу. Никита хочет отобрать у меня вино, хотя я еще не сделала глоток, я говорю «не-не-не, тебе нельзя!» и грожу пальцем. Толик пародирует меня и потом улыбается. Это первая его эмоция за весь вечер. А значит, у него все-таки есть мышцы на лице, ну надо же. Мне спокойнее.

На станции «Оченьдалекоотмосквы» темно и опасно на первый взгляд. Мы идем мимо гопарей и общаг разного вида, Толик подбрасывает комментарии: «С этого здания постоянно падают», «А здесь живут бакалавры факультета аэрофизики и космических исследований – ФАКИ. Мы называем их просто и изящно: „ФАКИ-мудаки“». В таком роде. Наверное, это смешно.

Толик отдает блок сигарет охраннику, и мы проходим без пропусков. В лифте он говорит: «Люблю коррупцию». Смеемся. Мы пьяные и веселые.

В комнате на последнем этаже с номером, кажется, 532 две двухэтажные кровати и три письменных стола. Галстуки на спинках стульев, флаконы с мужским парфюмом. Легкий бардак – обычная комната парней. Мы открываем вино и наполняем кружки.

Никита начинает играть на гитаре, и у него выходит очень даже неплохо. Он талантливый и симпатяжка. Толик подтягивает откуда-то электрогитару, настраивает ее, начинает играть и петь, и за полминуты становится понятно, кто здесь царь. Он играет невероятно круто и поет, как настоящий блюзмен. При этом он выглядит уверенно и красиво; впервые за все часы нашего знакомства он безоговорочно прекрасен. Итак, возьмем некрасивого человека и заставим его делать то, в чем он мастер, – поздравляю, вы синтезировали красивого человека. Толик пел все рок-хиты, ни разу не налажав. Соня сказала: «Чувак, ты классно поешь!» – и обняла его. Он ответил: «Спасибо. А обнимашки от Нади?» – и посмотрел на меня. Неплохая попытка, парень. Я похлопала его по плечу.

Мы спели много, очень много песен: Knockin on Heavens door, Rape me, Help, Californication, Rock’n’Roll Queen, еще была «Стена» Pink Floyd и два вида Иисуса: черный и персональный. Я удивляюсь, глядя на Толика, как можно запомнить такое количество песен. Меня вообще восхищают люди, которые могут петь и играть на гитаре одновременно. Мне это не дано.

В перерыве мы спускаемся в курилку. Не сказать, что это прям курилка, просто лестничный пролет. Но в общаге все курилка – любое место, где стоит пепельница. Сейчас доп. сессия, здесь только самые веселые студенты. Мы познакомились с парочкой. Они были в заношенных спортивных шортах, полуспальных футболках вроде тех, что раздавали на благотворительном забеге РЭШ, с бардаком на голове – короче, выглядят по-домашнему. Все такие же красивые, как Толик. Один из них, толстенький, с высоким голосом, – вылитый чувак из комедии «Суперперцы». Я шепнула это на ухо Никите, он засмеялся и сказал «да-да-да». А потом улыбнулся мне так очаровательно, что я на минуту выпала из реальности и вернулась, только когда Соня сказала «пойдем».

Поднимаемся наверх. Парни учат меня вступлению из песни: 0-3-5-0-3-6-5-0-3-5-3-0. Это, кажется, Pink Floyd. Заходят два чела, которых мы встретили в курилке, и они (тут мы с Соней просто рухнули от смеха!) – причесались и приоделись! Теперь на одном красная футболка с круглым гербом, на втором – серый кардиган на пуговицах, – видимо, девушки в этой общаге не частые гости. В комнату подтягивается народ, тащат выпивку, знакомимся, кто-то приносит еще одну электрогитару, становится громче. В комнате полно людей. Я мучаю струны. Соня уже довольно пьяная, трогает и гладит мои волосы, говорит, что они классные. Я не хочу на этом концентрироваться, пытаюсь перевести внимание на гитару. Но чувствую ее прикосновения и, чтобы прервать это, встаю и наливаю еще вина.

Дальше ночь пошла отрывками. Вот я и Соня идем по длинному коридору. Стены с толстым слоем зеленой краски, я на ходу барабаню пальцами. Соня смеется, висит у меня на шее и говорит:

– Мы останемся с тобой вдвоем, нам никто не нужен. Давай будем только вдвоем. Будем вместе. Давай?

Она несерьезно, но эти слова меня смущают. Я отшучиваюсь, говорю: «Мне нельзя». Соня уже совсем некондишн. Я поняла это еще тогда, когда она в пустом женском туалете пела песню «Надюшка-Наденька, красивые глаза», и микрофоном ей служил вантуз.

Не знаю, стоит ли говорить ей, что мне нравится Никита. Я в дрова. Она тоже. Может быть, это не настоящее чувство? Любимые слова моего питерского друга-наркомана, его совет, который мне так и не пригодился. «Если решишь попробовать таблетки, будь осторожнее с экстази. Помни: это не настоящая любовь, утром она пройдет».

Сейчас я пьяная в такие щепки, что только это и вертится в голове. Осторожнее с алкоголем. Это не настоящая любовь. Утром она пройдет.

Позже, часам к трем ночи, Соня вдруг начала нервничать. Загоняется, пытается вызвать такси и уехать. Как будто кто-то переключил рычаг с «веселой Сони» на «злую». Ближе к утру она и Никита куда-то подевались. Пытаюсь не думать об этом, стою в курилке. Рядом со мной парень в белой футболке, на ней рисованная обезьяна в цилиндре. Студенты говорят о своем: кто из преподов нормальный, на какие пары можно не ходить, «а ты что не сдал?», «а кому сдавал?». Я спрашиваю у того парня в футболке: «Это у тебя обезьяна?» – «Да. Моя бабушка думает, что это бульдог». Мило. Парень симпатичный. Он поглядывает на меня. Познакомиться? Нет, слишком пьяная. Еле держу стакан. Кто-то наверху поет грустную песню. Иду искать пустую комнату, чтобы лечь спать.

Лежу в кровати на верхнем ярусе и понимаю, что я здесь не одна, слышу, как они перешептываются. Они сидят на одной кровати… фак… Никита и Соня… Соня и Никита. На соседней кровати. Пытаюсь подслушать, но ничего не получается, и это меня злит. Чувствую себя ужасно. Как будто в меня выстрелили из двустволки и я при этом осталась жива. Они через письменный стол от меня. Не понимаю, что происходит. И никогда не узнаю. Подождите. Почему меня это волнует? Поток мыслей резкий, как рвота, – она любит его, а он ее? Нет. А мне-то что? Кого к кому я ревную?

Кажется, начинаю слышать… разобрала вопрос Сони: «И что ты думаешь делать?» А он, как назло, начинает говорить тихо-тихо, так, что ну ничего не понятно. Я хочу свеситься через перила кровати и крикнуть на него: «ГОВОРИ ГРОМЧЕ!» Ненавижу это дерьмо. Ненавижу.

Сейчас они сидят в позе лотоса, и с ними лысый мужчина, похожий на Мистера Пропера. Ох, нет, мне все это снится. Сейчас вырвет от злости. Больше не могу. Полный трэш, сердце сейчас разорвется. Пить и курить одновременно? Знаю, практикую.

Утром стало яснее, хотя злоба никуда не делась, она просто упала на дно, как распухшая чайная заварка. Горькая и ненужная. Я проснулась, оттого что Толик громко возился с кружками. Села за стол и уткнулась взглядом в стену, на которой висела бумажка со стихами. Вернее, две бумажки: на одной стихотворение Тютчева, а на другой – то же самое стихотворение, только на английском. Видимо, кто-то таким образом учит стихи.

SILENTIUM

 
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне…
 

После слова «оне» мне стало дурно (без обид, Федор Иванович, это не оценка стихотворения, а мое состояние). Не знаю зачем, но я сфотографировала этот листик. Наверное, чтобы не разговаривать с Толиком, типа делом занимаюсь. Будни интроверта. Мы пьем кофе. Говорить с ним все-таки придется – у меня разрядился плеер. Нужно зарядить его раньше, чем я сяду в электричку.

– Да, – говорит Толик, – без проблем.

Я протягиваю ему плеер, но в последний момент понимаю, что не хочу отдавать свое сокровище. И получилась такая вроде игра, знаете, когда даешь человеку вещь, он за нее хватается, а ты, вместо того чтобы отпустить, сжимаешь сильнее, и такой «а-ха-ха, обломись». Это очень смешно, да. Но я не специально.