Текст книги "Саркастичный шафран"

Саркастичный шафран
Екатерина Копейкина

© Екатерина Копейкина, 2023

ISBN 978-5-0053-8343-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стихи

Достаточно хороша

 
Как часто ты замираешь с мыслью:
а достаточно ли я хороша?
Если об этом задумываешься, значит, достаточно.
Между прочим, все современники знали,
что Да Винчи – самоучка, бастард, гей, вегетарианец и левша.
И совсем не тогда, когда это стало модно.
 
 
Что тебе нужно, чтобы почувствовать себя свободной?
 
 
Взять в руки пульт управления жизнью —
Только, пожалуйста, не за тем, чтобы бить себя током!
Для того чтобы сделать шаг, не нужно
Ждать ни Предназначения, ни того самого Потока.
 
 
И да, другие могут давать оценку, заслуженную или нет.
Но ты боишься, как если будут судить
За неизвестно откуда взявшийся у тебя мет.
 
 
И да, бывает и у меня, что Даннинг-Крюгер приходит во сне,
насылая кошмар самозванца.
А ведь уже не школа, необязательно
быть во всём отличницей.
Другие правила, другие танцы.
 
 
И думаю, тебе тоже не нравится подход,
когда ты должна быть то ли агентом МИ-6,
то ли британской принцессой.
Как Саграда Фамилия, все мы —
Вечная работа в процессе.
 

Мадам

 
Мадам, а махнёмте-с в город для тех, кому идут короткая стрижка
и губы полусухие с хорошей выдержкой.
Для тех, кто отличает Моне от Мане и имеет опыта больше, чем у Монтеня.
Для тех, кто не считает часы, а кого за равного считает время.
 
 
Забудем о политике и не будем париться о зарплате.
Сделаем селфи с башенкой, выпьем винишка.
Я отращу усы, вы будете в чёрном платье,
маленьком, но не слишком.
Каждый день будем носить багеты
в бумажных пакетах
и ждать на поцелуи друг друга ассиметричного ответа.
 
 
По утрам будем пить кофе, конечно, с круассаном.
Впрочем, для нас утро – это не слишком рано:
часов в 11.
Вечера.
А ночью смотреть на белые вихри, закрученные в линии ар-нуво,
и нам будет радостно и грустно одновременно от всего.
 
 
Ну правда, зачем нам счастье брокеров и секретарш.
Если кто будет говорить, что в другом месте больше возможностей: бон вояж.
Зато тут и дворцы, и сады,
и скульптуры из камня и воды…
Да, присутствует готика и декаданс,
но они же не внутри города – они внутри нас.
 
 
Мы будем ходить на лекции, писать картины, сочинять стихи.
Здесь каждый второй поёт, даже если родился глухим.
Прогуливаясь по улочкам и вдоль реки,
которая видела великих гениев и великих мерзавцев,
иногда нам будет казаться,
что мы такие же мотыльки,
которых сманил этот город. Никто не заметит, как сгинем,
зато в ярком свете.
И воспоминание о нас будет носить ветер между собором и мечетью.
 
 
Как вам такое предложение? Признайтесь, вы ведь хотите
махнуть со мной в крафтовый нефильтрованный Питер.
 

Относительно

 
Нет времени, сказал Эйнштейн,
имея в виду абсолютное время.
Нет времени, говоришь ты,
тратя его не за тем и не с теми.
 
 
Я многое понял, ведь прожил уже достаточно лет,
а ты вот никак не хочешь родиться.
Милая, ты – мой свет,
который не может решить, волна он или частица.
 
 
Жалуешься, что на всё не хватает сил,
а ты используй свою массу в квадрате…
Нет, ни на что не намекаю. Если бы не любил,
мой вектор критики был бы обратен!
 
 
Ты предлагаешь заняться вместе…
движением к целям и другим шаманством,
но ведь ты вроде стоишь на месте.
Или, как ты говоришь, пространстве.
 
 
Не знаю, выгорит ли что-нибудь у тебя,
буду ли я твоим поклонником или спасителем.
Ты считаешь, я не поддерживаю, но я любя.
Как говорится, всё относительно.
 

Радио «Эрмитаж»

 
Ночной Питер, радио «Эрмитаж».
 
 
Сильная и независимая, как бегинаж,
еду в такси после оперы об Атилле
и думаю, как бездарно его замочили…
Хотя могли бы покончить ещё в первом акте,
если бы не дурной характер
обоих героев.
 
 
И в жизни бывает такое,
что в диалоге двое
просто поют синхронно каждый свою партию.
Потом он хлопает дверью, она едет к матери
чёртовой.
 
 
В общем, разводятся как мосты.
 
 
Хорошо, что это не так для нас, и пустым
не будет наш дом, когда я доеду до места
и поверну ключи в двери.
 
 
Ведь я независимая, но верная, как невеста.
а ты умён, потому что мне готов верить,
не то что Пушкин, не то что этот дебил Форесто.
 
 
Ведь в жизни можно без драмы, без сцен, без актов,
ну, может быть, кроме тех, которые на закатах.
 
 
Вот же придумается какая блажь
по дороге с оперы, слушая «Эрмитаж».
 

Солнечные очки

 
Я чихаю, когда об глаза спотыкается солнце.
Но всё реже: когда очки не совсем черны.
Я хотела бы больше генетики от японцев
или любой другой нормальной страны.
 
 
Вот и хожу, смотря через тёмные стекла,
Между прочим, вполне себе инстаграмный11
  Здесь и далее в тексте упоминаются Instagram/Инстаграм, социальная сеть, принадлежащая Meta Platforms Inc., которая в 2022 г. в России признана экстремистской и внесена в перечень организаций, причастных к терроризму и экстремизму. Данное уведомление относится ко всем упоминаниям продуктов компании Meta Platforms Inc.


[Закрыть] фильтр.
Моя жизнь всё больше похожа на фотостоки,
а моя диета – латте за литром литр.
 
 
И не только очки, я и вся принялась одеваться
в сине-чёрные шмотки, которые, впрочем, идут.
Я без года в тридцать веду себя как в пятнадцать,
что нетрудно принять за постподростковый бунт.
 
 
Говорят, в моём возрасте больше не ходят в мятом.
И вообще имеют две степени и детей.
А я езжу в круиз не с бухлом, а с лакрицей с мятой,
Переваривая мысли в заметки для соцсетей.
Я могу петь на улице – правда, не слишком громко,
и сморкаться от острого – робко пряча платок.
И меня ещё прёт от плохого русского рока,
и что многих пугает, мне-то в сущности ОК.
 
 
Меня только пугает стать надувной бабищей,
Ворчащей в автобусе, что не хватает мест.
Но и сверхидеальность тоже кажется лишней:
вот уж если не мне, то читателю надоест.
 
 
Я иду, когда вижу себя уж совсем потёртой,
на китайскую пытку музыкой парикмахерш.
А моя ошибка, что в мыслях я слала к чёрту,
когда можно было и вслух отправить на хер.
 

Осень

 
Образцовая осень за двадцать девять лет,
как обычно в стихах, такая как надо.
Жёлтая, как мой любимый омлет,
красная, как моя помада.
 
 
Можно смотреть, как на огонь, сутками,
гроздья рябины как раз созрели.
Слушать, как ссорятся чайки с утками —
мы даём им хлеба, они нам зрелищ.
 
 
Кленовые листья особенно удались,
выглядят знаете как? Кленово.
Как приручённый маленьким принцем лис,
на ветру танцующий босса-нову.
 
 
Каждая девушка в длинном пальто
летит булгаковской Маргаритой,
понимая, что Это всё наконец – То,
и что лавка волшебных кремов уже открыта.
 
 
Ну а как устоять перед лёгким касаньем небес,
теперь в модных цветах от rose gold до space grey.
И этот парк, «немножко осенний лес» —
Идиллия парочек и детей.
Хорошо бы добавить сюда хэллоуина-хюгге:
тыковки, пледы, конфеты, свечи.
Каждое утро гулять с супругом,
смотреть Поттера каждый вечер.
 
 
Бывает, что хочется плакать и шапку с ушками,
но назовём это точкой роста.
В такую осень даже у Пушкина
обострялось аффективное расстройство.
 
 
Нет, это не проблема, не скажи.
Просто заварю себе кофе с имбирём и корицей.
И как в песне «Сплина» пойму про осень и в целом жизнь,
что мне это снится.
 

Временно

 
За пиалой саке мы поспорим о бренности вечного.
Нет вторых половинок – мы просто первые встречные.
 
 
Океаны усохли, но скоро заменят на новые.
Разрушаем и строим, но всё же хотим всё готовое.
 
 
Мы все ждём,
когда кто-то проложит до космоса мост,
Но сказали учёные,
Каждый день мы всё дальше от звёзд.
 
 
Все мы служим Безликому, только за имя хватаемся.
Говорил Гаутама, хотеть – это значит маяться.
 
 
Вот кольцо Соломона, сделанное в Гуанчжоу…
От касанья муссона тягостно и свежо.
 
 
Все невзгоды и радости, плюшки и гадости – временно.
Мы несёмся быстрее и дальше, но даже без стремени.
 
 
И сгорают события – мошки на лампочке времени.
Мы бежим и не смотрим вперёд, как какие-то лемминги.
 
 
Раздают ипотеку в пустыне из пирамид.
Внешний вид не так важен, главное – что стоит.
 
 
Верить в карму и душу бессмысленно и уже поздно нам.
Мы – пылинки, но вроде сказали учёные, звёздные.
 

Критик-самозванец

 
может, я чего-то не знаю? секреты уже известны?
можно просто назваться груздем и править бал?
или стоит сказать со сцены, с размаху, честно,
что король-то, похоже, где-то всем… недодал.
 
 
или, может, я просто какую-то блажь лелею?
да, я вижу в чужом глазу не соринку – сор!
кто я, чтобы судить? – да, мне тут, в стороне, виднее,
но они же как-то выкручивались до сих пор.
 
 
и кидаться камнями можно, когда безгрешен,
но на стенах пещеры тени как частокол.
не люблю, когда льют негатив чересчур поспешно,
не ища даже смысла в теме и в чём прикол.
 
 
тот, кто платит за музыку, тот и танцует танцы,
а считать их безвкусицей вредно, даже когда любя.
если дальше копнуть, то и мне никто не дал санкций
на всё то, что я делаю, кроме самой себя.
 
 
я не знаю японский, и даже, допустим, польский,
и мой день по сравнению с Тони Роббинсом сер,
и мои статьи никогда не читал Сапольский,
и мои посты не оценит Варвара Шер.
 
 
по стихам не тяну на стихи самой Полозковой,
по артам не тяну на концепты Шарлин Ле Сканф,
недостаточно опыта – творческого и мирского,
но могу осуждать, по-снобски поправив шарф.
 
 
я вообще-то за правду или за справедливость?
все свои заморочки пройду по системе ТРИЗ,
все хотят пройти вброд и ждут у моря отлива,
только кто-то идёт ещё В, а кто-то ИЗ.
 

Инстаграм

Чудо техники! Галерея гипомании и человеческого успеха. Киото, Брюссель, Маврикий, Марракеш…

Давление повышается. Выпей бокальчик крика и пралине с горьким смехом заешь.

Но сначала фото!

Какой раз? Десятый? Сотый?

Как долго не надоест кормить бездну голодных глаз?

Слышен ли звук ладони, если про него никто не выложил сториз? Виден ли цвет заката, если его не видит никто – кроме нас.

Каждый художник сторожит свой угол.

Куда там музейным старушкам «руками не трожь!». Трогай, пожалуйста, тыкай на сердце, оставляй комменты, подписывайся под пактом кровью между тобой и типа мной.

О форме проведения цифрового досуга.

Или стой

с транспарантом, каждый день новым, и собирай вокруг себя племя.

Что значит запретили собираться по трое? Мы говорим о какой системе?

Ты не думай… Я не из тех, которые… ну ты знаешь, называют белое чёрным и мажутся сами сажей.

Но мне не смешно от этой заезженной шутки про миллениалов.

Совсем не смешно.

Грустно даже.

Прогресс

 
В толпе овечек Долли, прокажённых
Успешностью, где клерки, боссы, жены
Все мышцы сокращают, тратя нервы,
Зачем тебе необходимо первым
Идти?
 
 
За статусом гоняться. В книге лица:
кто ел в Берлине, кто напился в Ницце,
женился на топ-менеджере Вере
и запустил стартап, конечно, в сфере
Ай-Ти.
 
 
Давно забыли, в чём причина гонки.
Не в детях, не в деньгах, а в том, что тонко
прочерчена граница между миром
и симуляцией. С утра, закрыв квартиры,
бежим.
 
 
Куда – ещё не знаем, но активно.
С иконами святого Джобса Стива.
С улыбкой – от депрессии есть капли.
С фигурой – подавайте сюда скальпель,
зажим.
 
 
Людей не переделать, но попробуй.
Ведь можно совершенствовать до гроба
себя. Твоим бесценным килограммам
кем быть, начальник скажет или мама
решит.
 
 
Пиши диплом. Ищи, где заработать.
Затаривайся в моллах по субботам.
Рожай детей, мигрируй за границу…
Все эти ваши статусы в страницах
Буллшит.
 

Детство

 
Помнишь, как в детстве мы искали
Сирень с пятью лепестками.
И что же случилось с теми нами,
Что жили в мире чудес.
 
 
Мы верили в древние и новые сказки,
Чёртовы ворота обходили с опаской.
Число тринадцать было отмазкой,
И ждали знака с небес.
 
 
В ларьке покупали журнал «Оракул»,
Боялись соседскую большую собаку,
решали вопросы криком и дракой,
ведь взрослые были в пример.
 
 
Нас учили, что жить – очень опасно,
что надо страдать и быть несчастным,
Что на людях будь как серая масса,
но дома не до манер.
 
 
Квадрат ба-гуа на плане рисуя,
Сверяли мы комнаты по фен-шую.
Складывали числа, из дат в какую
родился каждый из нас.
 
 
Каждый из нас хотел стать экстрасенсом,
Приоткрыть в загробный мир завесу,
Двигать предметы любого веса
Только движением глаз.
 
 
Мы даже писали письмо гадалке,
Но не дошло, наверное, – жалко.
И от нечистой силы считалки
повторяли по сто раз на дню.
 
 
В общем, верили, помнишь, во всё, что было,
И большую часть уже даже забыли,
Но главное чудо, что мы-то большие,
а кто-то всё ещё верит в херню.
 

Часы

 
как в начале фильма «Часы», я весь день в постели,
заморозив дела, обещанья, посты и другие цели,
и тату простыни с одного до другого бока,
но когда я во сне, то как минимум не одинока,
размышляю о странном и думаю: вот дурёха.
сразу и не сказать: хорошо это или плохо —
донести до постели чашку, как выжать сотку,
и моя квартира как 61-ая Ротко,
мозг не хочет работать, но может смотреть видосы
по науке, сериалам и прочим важным вопросам,
и не лезет кусок даже тоненького нареза,
но когда мне так плохо – стихи почему-то лезут.
 

Поэзия

 
Моя поэзия стала взрослее.
Если это можно назвать поэзией…
 
 
Я как Меркурий в Водолее:
не то чтобы sane, но и не то чтобы crazy.
 
 
В моём мире прибавилось эстетики
и убавилось нелепых святынь.
 
 
Я завариваю чай больше не из пакетика,
а нормальный китайский тэ гуан инь.
 
 
Думаешь, легко жонглировать вазами?
Ходить по канату? Выпутываться из оков?
Одновременно! А это базовый
мой часослов.
 
 
Иногда я вижу в своих кумирах
чьё-то отражение,
возможно даже своё.
 
 
А мне для счастья много не нужно:
всего лишь
господство над миром
и шёлковое бельё.
 

Реквием

 
опять не хватило чернил
на город – ушло всё на бешеный принтер.
всё старое, что хорошенько забыто,
запишем на новый винил.
 
 
здесь в полночь разводят мосты
нас, переобувших подковы в резины.
мы несколько раз перекрасили Зимний,
так и не достигнув мечты.
 
 
фантом коммунальных квартир,
парадные те же, что в фильмах с Бодровым,
закаты-рассветы на крышах багровы,
во время чумы снова пир.
 
 
пропитый дождём музыкант,
тебя не разбудит полуденный выстрел.
меняется всё, но здесь всё не так быстро.
плеч не расправит атлант.
 
 
прошёл твоей жизни зенит.
плевать на все жалобы с Лахты до Охты,
но мозг отмечает, что снова не сдох ты,
раз что-то под сердцем болит.
 
 
ты вырос из детских вещей,
никто не сказал тебе «ты уже взрослый!».
придёшь умирать на Васильевский остров
в цилиндре и чёрном плаще.
 

Новые лица

 
Иные люди,
Другие здания.
Новые правила мироздания.
Всё изменяется бесконечно.
Трудно признать, что жизнь не вечна.
 
 
Забудь о том,
Кем был ты ранее,
На части разорвано существование
И снова суровыми нитями сшито.
 
 
Слёзы и смех сквозь дырявое сито
Памяти капают, след оставляя,
От первого и до последнего края.
На тёмной дороге, которую каждый
Из смертных проходит хотя бы однажды.
 
 
Со статной осанкой.
С уродливым горбом.
Таща за собою прошлого торбу.
На шее ярлык – кому какой нравится:
Уродливый монстр
Или красавица,
Дурак
Или, может быть, гений непризнанный,
Веселый добряк
Или стерва капризная.
 
 
Люди огня и холодной стали
Так и не поняли,
Кем они стали.
Давай поменяемся общими мыслями.
Не бойся, что благом дорога в ад выстлана.
И в райские кущи,
И в пекло очень
Огромная очередь,
Между прочим.
 
 
Так что пока у нас отпуск внеплановый.
Завтрашним утром родимся заново.
Да поживём ещё в мире охотно.
Будем серьёзны и беззаботны.
Примем, как есть, своё окружение.
Снова привыкнем к нему,
К сожалению.
 
 
И надо искать, чтобы вновь удивиться,
Новые здания,
Новые лица.
 

Мастеру

 
Вы любите мои цветы? —
небрежный взгляд из-под вуали.
В испитом поровну бокале
был яд вечерней духоты.
 
 
Москва испорчена, больна
И покорилась бесовщине.
Неважно. Женщина в мужчине
Рождает мастера. Одна
 
 
ради тебя полночный бал
перенесла. Оставь палату.
Под поступь Понтия Пилата
огонь словами пировал.
 
 
Я говорю тебе: пиши.
Мы улетим луною ясной.
Ни чёрт, ни бог уже не властны
нам подарить покой души.
 

Загорное счастье

 
Далёко виден пуп земли, где высится гора.
Вершина скрыта в облаках, там женятся ветра.
Подножье – триста лет идти, никак не обогнуть.
Так говорили старики, но кто решится в путь?
Вокруг суровые леса, в них пропадает люд,
Кого не тронет дикий зверь, так птицы заклюют.
Лютуют духи и мороз, туманы застят взор.
 
 
Но в путь пускаются одни, всему наперекор.
Другие, сидя по домам, завидуют порой:
Авось не сгинут и дойдут до стороны другой.
Ведь каждый знает, за горой – счастливая страна,
Сады из яблонь золотых и реки из вина.
Там нет печалей, и недуг обходит стороной,
А может, даже смерти нет, во всём царит покой.
 
 
В одной деревне у горы жил парень молодой.
И невысок он ростом был, и вовсе не герой.
Однако весел и красив, и не лишен ума
Был младший сын у кузнеца по имени Хома.
Решил он счастья поискать, но не прямым путём.
Зачем собою рисковать, полезши напролом?
Ведь должен быть окольный путь, земля-то велика!
 
 
Железный посох попросил Хома у старика.
Надев получше сапоги, на палку – узелок,
Побрёл не в гору и не в лес, а вдоль речушки – вбок.
Так начался его поход. Скитался много лет
Хома, ничуть не голодал и хорошо одет.
Он мог работать за еду и за ночной приют.
Где приглянулся молодец, там чарочку нальют.
Узнал он много разных стран, остановиться б мог.
 
 
Но видел гору вдалеке, где счастья есть чертог.
И он всё ближе подходил, с другой уж стороны.
Но люди были, как и все, здоровы и больны,
Знавали радость и печаль, довольство и нужду.
Задумался тогда Хома, но молвил: «Подожду».
 
 
И вот в селенье под горой дошёл в конце концов,
Попал на проводы в поход двух местных молодцов.
Не удивился он почти, узнав, куда идут.
Потёртый посох им отдал и для сумы лоскут.
Спросил прохожего мальца: – А что там, за горой?
– Вестимо, счастье! – И Хома побрёл тогда домой.
 

Считайте меня

 
Считайте меня коммунистом,
если я не вернусь с работы,
если буду пахать в субботу
за спасибо и общую Цель.
 
 
Считайте меня экстремистом,
если знаю, что я хороший,
если я не хожу на площадь
в первомай или первоапрель.
 
 
Считайте меня пацифистом,
если я не вступаю в драку,
если я не противник браков,
и не важно – кого и на ком.
 
 
Считайте меня атеистом,
если я не плачу за свечи,
если я коротаю вечер,
динозавров рисуя мелком.
 
 
Считайте меня эгоистом,
если я не дарю подарков,
второй раз развожу заварку
и беру всё в ручную кладь.
 
 
Считайте меня пофигистом,
если я не хамлю старушкам,
если я вам скажу на ушко:
«Меня можно вообще не считать».
 

Вайфай

 
Как хорошо иметь вайфай!
Ты никого не просишь: «Дай
погамать в некроманта-гнома»,
не надо выходить из дома
искать в кофейнях интернет,
лежишь в постели, неодет,
когда одолевает скука,
с планшетом или ноутбуком,
ты подключаешься к сети,
и так часов до десяти
утра ты в дивном новом мире.
 
 
Неважно, что в твоей квартире
бардак, разруха за окном,
или напротив всё пучком,
но за экраном благодать.
Там девицы готовы дать
блаженство страждущим,
а впрочем, не только девушки – короче,
любви свобода и ума,
ведь мнений множество весьма
почти по каждому вопросу:
 
 
как лучше ненавидеть босса,
откуда есть пошла Земля,
куда стремится курс рубля,
как сдать ЕГЭ, не напрягая
себя излишне, и какая
погода в Лондоне с утра.
 
 
В соцсети новая игра!
Про выполнение трудплана.
О, нет, опять одна реклама.
Включи-ка ты, пожалуй, блок.
Перевернёшь на правый бок
затёкшее не к месту тело,
и если всё вдруг надоело,
на помощь позови френдов,
любой из них всегда готов
забавной гифкой поделиться —
 
 
про жизнь студентов за границей,
про бравых срочников отряд,
ну и, конечно же, котят.
А что там в жизни у знакомых
произошло за этот новый
насыщенный делами день?
Ты, пролиставши дребедень,
наткнёшься на крутую пьянку
и с телефона, спозаранку,
напишешь ценный свой коммент.
Как выйдешь из-под умных лент,
без промедленья засыпай.
 
 
Как хорошо иметь вайфай!
 

Печь

 
Противны прямо пертурбации погоды.
Перетерплю. Презрения плащом
прикроюсь, повторив простой приём
прожжённых петербуржских пешеходов.
 
 
Пристал промоутер. Приплясывая падко,
Права патриция подделать призывал.
Под пологом палатки пахлава
пахнула праздником, протухшая порядком.
 
 
Пошлю подальше пережёванных прохожих,
подземным попрошайкам промолчу.
Похлопал протестанта по плечу:
по Первому покажут, предположим.
 
 
Проспект парадный перекрыв, пропитан пивом
патруль промчался. Пойманы, поди,
пропагандистов пачка, пруд пруди
пиратов, пацифистов, педофилов.
 
 
Противен пафос припланшетного планктона,
придатка павильонных панорам.
Приказы перепощены. Пора
продать пальто, приобретать патроны.
 

Гала, Дали

 
Дали солгал, и Гала солгала
 
 
О том, что недосмотрено ночами.
 
 
Когда текут часы, и слон печально,
 
 
Влюблённый в девственниц распутные тела,
 
 
ногой-тростинкой наступил на бюст Мольера,
 
 
случайно выколов ему четвёртый глаз.
 
 
И всё это – нарезка горьких фраз.
 
 
В сюрреализм поруганная вера
 
 
кричит мне: «В быт безумием пали!
 
 
Мы обойдём Коэлий и Кустуриц
 
 
В количестве яиц монетных куриц,
 
 
Что собирали Гала и Дали».
 

Эспрессо

 
Я запиваю прошедшее время восточным эспрессо.
Жизнь – это тест на законы природы и прочих процессов.
В чеховском шприце на каждое утро инъекция воли —
делать бессмыслицу, но на фасаде писать, что довольна.
 
 
Ах, почему не родиться мне ласточкой! Или пингвином.
Зря мои предки носились с копалками, выпрямив спину.
 
 
Разум поношенный где-то надорван, и чёрные дыры
кормятся поиском денег, дипломов и власти над миром.
Мне бы оставить успеть за собой только гены и мемы.
Надо создать то, что будет важнее, чем просто проблемы.
 
 
Жалость к себе прогоняю я кофе и мыслью единой:
ночью полярной стоят без еды на морозе пингвины.
 

Пандемия

 
Звёзды сошлись в одной болевой точке,
И догнали со всех сторон множество многоточий…
Всё, что нужно было вчера – всё ещё срочно,
Когда всё закончится, станет легче, но это не точно,
Но я не могу ни любить, ни работать – ни днём, ни ночью.
 
 
Да, я герой, но у геройства есть пределы,
Ну и скажи, как тут что-то толковое делать,
 
 
Когда тебя сминает со звуком удаления в мусорную корзину,
Когда тебя игнорируют даже на кассе в магазине,
Когда постоянно чувствуешь запах бензина,
И вообще все твои чувства сливаются в паралгезию,
 
 
И кажется, что все, кроме тебя, вышли из карантина,
А ты зачем-то застрял во снах Квентина Тарантино.