Текст книги "Крылья"

17

Ей наконец удалось поспать.

Она не видела снов, а просто провалилась в черноту накануне вечером и проснулась в районе полудня. Вот только чувствовала себя не свежей и отдохнувшей, а еще более разбитой и раздробленной. Иногда такое бывает после сна, здесь нечему удивляться. Она и не удивилась. Она уже привыкла к такому состоянию. Привыкла, что с самого утра чувствует себя отвратительно. Ее настроение варьировалось лишь от «совсем мерзко» до «все чуть менее мерзко, чем вчера». И она смирилась с этим. Она ждала. Пусть сейчас все видится в мрачных тонах, но ведь Халат отрежет эту пакость, и вот тогда-то все и придет в норму. Тогда она и выспится, тогда и настроение улучшится… У нее теперь очень много времени… Может, потому оно и тянется так нестерпимо медленно…

Она лежала на животе, повернув голову налево. Правая щека прижималась к подушке и, наверное, вся измялась за ночь. Хотя какая разница…

Ее руки были безвольно вытянуты вдоль тела. Ангелу не хотелось двигаться. Она бы так лежала и моргала целый день, если бы могла. Точнее, если бы могла – она бы даже не моргала… Но дышать было сложно, горло упиралось в подушку и пережималось. И к тому же ей хотелось есть. Придется вставать…

Она медленно подтянула под себя левую руку, затем правую, оперлась на них и… ой! Она резко села, часто моргая заспанными глазами, так как что-то внезапно впилось ей в ладонь. А, ничего страшного… Сердце успокоилось. Просто маленькое перышко, крохотная пушинка с острой остью. Наверное, из подушки. Хотя, раньше из нее никогда не лезли перья. Погодите-ка… Перья и не могли из нее лезть. Чистая синтетика… Тогда откуда?.. Ее глаза округлились от внезапного холодного осознания. Ангел быстро повернула голову к Крылу. Плохо видно, но что-то с ним не то…

Ангел вскочила и бросилась к зеркалу, вид со спины… Она не сразу поняла, что именно видит. Не хотела понимать. Отказывалась. Оно… Оно…

Оно обрастало пухом. Где-то уже торчали крошечные перышки, где-то кожа была покрыта мелкими пупырышками, как шкурка вареной курицы… Она никак не думала… Хотя, все, в принципе, правильно… Раз это Крыло – ему положено быть с перьями, она же не летучая мышь, в конце концов…

Но ведь она и не птица.

Почему же?.. Но… Хотя… Все верно… Все так и должно быть. Она вдруг поняла это и как-то успокоилась. А чего она ждала? Ведь все правильно. Все так и должно быть. Именно так. А вот что, если…

Она напрягла спину, и Крыло дернулось.

Она испугалась. Отшатнулась от зеркала. Отдышалась. Сердце успокоилось. Уже более медленно она попыталась снова.

Крыло подчинилось ей.

Оно развернулось во всю свою длину, доставая почти до самого окна. Ррраз – и оно сделало взмах, другой, белый пух полетел на белый ковер, затерявшись в нем нетающими хлопьями снега. А она все смотрела в зеркало, немо раскрыв рот. Она зажмурилась, моргнула, но все осталось по-прежнему.

У нее за спиной было Крыло. Настоящее белое Крыло.

И оно слушается ее.

18

День не задался. Медведь снова находился в неослабевающем напряжении с самого утра. Голова гудела, сердце тяжелым молотом долбило в ребра, душа ныла – и ничего поделать с этим он не мог.

Он уже несколько дней напрочь забывал про повязку на руку, и некоторые особо внимательные коллеги стали задавать вопросы. Неужели он так быстро поправился? Ну рана все-таки была не такая и серьезная. Но ведь было столько крови? А на мне все заживает, как на собаке. А не покажет ли он рубец, рана точно не воспалилась? Нет-нет, все в порядке, не волнуйтесь.

Сложнее всего было скрывать отсутствие шрама. Еще ладно в рабочее время, когда на нем был врачебный халат, но снимая его в конце смены и оставаясь в футболке, или только придя в больницу, он сильно рисковал быть разоблаченным. Медведь очень надеялся, что через какое-то время все наконец забудут про него и про кровь в палате. Люди ведь всегда все забывают. Должны забыть и это… Но почему-то отчаянно хотелось уйти с работы и уехать куда-нибудь, где его никто не знает. И не знает Ангела. И не спрашивает, почему ее давно не видно и какого именно числа свадьба.

Для Медведя все было напоминанием о боли, которую она ему причинила. Она не хотела, он знал это, но боль так и не проходила. Он лишь все более ожесточался и мрачнел день ото дня, а любая мелочь вызывала перед глазами ее образ – и тогда сердце сжималось и переставало биться на секунду. Она жила с ним рядом – всего только через стенку. Он физически ощущал ее присутствие, но не мог коснуться ее кожи или даже просто увидеть ее. И это выводило его из себя.

Да, ей нужно время.

Но сейчас Медведь шел домой и думал о том, как выломает дверь спальни.

Он просто не может дать ей больше времени. Пусть не говорит с ним, пусть не смотрит на него, но он не может не видеть ее. Он обязан своими глазами убедиться, что она жива и здорова, что с ней все в порядке. Более или менее…

Дом. Подъезд. Лестница. Ключ. Скрип. Нужно смазать петли… Ангел.

Медведь остолбенел, сцепившись взглядом с ее глазами. Это и правда она…

– Привет, – робко улыбнулась и мягко пожала плечами, словно сама смутилась и растерялась больше него. Небрежно заправила за ухо прядь волос, как обычно упавшую на лоб. Господи, как же ему ее не хватало… Только сейчас он понял, насколько сильно она была нужна ему…

– Привет…

Рука потянулась к ее щеке, заправить вновь выбившуюся прядь. Ангел потупилась, сделала шаг назад и сама убрала волосы.

Рука опустилась.

– Ты будешь ужинать? – она метнулась к Медведю взглядом и тут же отвела глаза. Она определенно чувствовала себя неловко. Словно боялась его… Но вышла к нему.

– Да, конечно.

Она сдавленно улыбнулась и, повернувшись к нему спиной, пошла на кухню.

Какая хрупкая… Она сильно похудела с тех пор, как он толком видел ее в последний раз. Вроде бы, всего несколько дней прошло, но они казались долгими годами. На Ангеле был туго завязанный шелковый синий халат. Тонкая ткань не могла скрыть Крыла. Оно теперь выглядело так, словно по размерам и объему чуть ли не равнялось Ангелу. Но, вероятно, ему казалось. Он просто давно не видел ее. А вся эта сюрреалистическая ситуация просто напросто была сама по себе слишком неправдоподобной, чтобы все в ней четко запомнить. Это как заядлые рыбаки и преувеличение размеров выловленных рыбин – память, гордость и хвастовство играют с ними шутки на вырост. С Медведем же было наоборот. Память, любовь и страх старались подавить размеры Крыла. Но с реальностью ничего сделать не могли.

Медведь прошел за синим мотыльком на кухню и лишь там понял, что квартиру наполняют полузабытые запахи нормальной человеческой еды.

– Я подумала, что ты придешь голодный, и пожарила картошку с котлетами, – словно извиняясь, проговорила Ангел. – Я хотела еще салат сделать, но у нас… в доме нет ни одной помидорки.

Они оба заметили ее оговорку. Ангел смутилась. Медведь обрадовался. У нас… Значит, «Они» все еще существовали, значит, их «Мы» никуда не исчезло.

– Не страшно, завтра все куплю. Просто я никак не ожидал…

Он уже давно ничего не ожидал, да и свежих продуктов не покупал – сплошь замороженные полуфабрикаты. Ведь зачем стараться, когда в их доме почти никто почти ничего не ест?

– Так накладывать?

– Да, да, конечно! – он смутился, как-то слишком бурно отреагировав на ее вопрос. Он просто не мог поверить в то, что сейчас происходило. Все словно снова было как прежде… Даже лучше. Потому что, не потеряв ее, он не чувствовал бы такой эйфории от их воссоединения. Но можно ли уже говорить о воссоединении? Смеет ли он надеяться… Нет, не нужно спешить. Нельзя ее спугнуть… Ни в коем случае нельзя… Это его шанс… Это их шанс. Пожалуй, единственный шанс… Нельзя его упускать.

– Ммм, пахнет потрясающе, – его сердце колотилось в бешеном темпе.

– Слушай, – прядь за ухо, – раз уж все равно пойдешь завтра в магазин, ты не мог бы купить нормальный стиральный порошок? А то новый мне как-то совсем не понравился, очень выполаскивается плохо – пришлось машинку аж три раза заново запускать…

Глаза у Медведя раскрывались все шире, и брови ползли все выше. Как оказалось, Ангел не только приготовила ужин, но еще и постирала, погладила почти моментально сохнущее по летней жаре белье, сделала уборку во всей квартире…

Она не просто вернулась к жизни, проснувшись этим утром. В хрупком создании, стоявшем сейчас перед ним, теперь сил и энергии было на троих. Ее тонкая бледная кожа словно светилась, а глаза блестели, переливаясь прежним страстным огнем. Во многом за это пламя Медведь когда-то и полюбил ее.

Так и прошел вечер. Они ели, говорили о всякой ерунде, посмотрели телевизор, дружно огорченно застонали, услышав в прогнозе погоды, что жара так и не спадет в ближайшую неделю…

Но они не касались друг друга. Они словно едва познакомились, словно только-только начали испытывать взаимную симпатию и стеснялись этого, потому и смотрели друг на друга украдкой, избегая прямого контакта взглядов. Тут-то и пригодился телевизор. Когда нужно изобразить, что ты увлеченно смотришь куда угодно, только не на собеседника, телевизор – лучшее решение. Так можно и не разговаривать – просто делай вид, что внимательно слушаешь, что тебе дико интересна даже очередная реклама очередного банка или тарифа мобильного оператора – и наслаждайся теплом и счастьем, ликуй оттого, что рядом важный тебе человек – и что ты не обязан что-то говорить. А потому не сморозишь глупость.

Но время шло и ночь все-таки вступила в свои права. Медведь выключил телевизор на кухне и посмотрел на Ангела. Та поежилась. Из открытого окна вопреки всем прогнозам впервые за много дней потянуло ночной прохладой. А на ней был лишь тоненький шелковый халатик… Медведю резко захотелось укутать ее в одеяло, спеленать, замотать, и прижать к себе… Но вместо этого он просто собрал со стола посуду, улыбнулся Ангелу и включил воду. Под звон тарелок она выскользнула из кухни. Он слышал, как щелкнул замок ванной.

Медведь кивнул, отвечая своим мыслям. Да, все становится на свои места…

Пока он возился со сковородкой, щелчок повторился. Шаги Ангела были настолько легки, что он даже их не услышал. Хотя виной тому вполне могла быть и бегущая из крана вода.

Закончив с посудой, Медведь сам пошел в душ. Прохладный дождь обрушился на него, унося последние тревоги. Теперь все и правда будет хорошо. Однако, выйдя из ванной, Медведь по привычке пошел в гостиную. Поравнявшись с дверью спальни, он помедлил, и все же покачал головой и продолжил путь к своему дивану.

Но спустя час бесполезных ворочаний с боку на бок сон так и не пришел к нему.

И тогда Медведь пришел к ее двери. Он не хотел этого. Он не хотел входить. Не хотел отталкивать ее. Не хотел, чтобы она его отталкивала. Но все же взялся за дверную ручку и медленно повернул ее. Он не ждал этого.

Дверь оказалась открыта. Сердце забилось чаще. Легкий толчок – и щель стала шире, еще шире – и вот он шагает внутрь.

В ночной тиши комната казалась синей, темно-темно-синей, но Медведь все равно видел все четко, как днем. Где-то за окном висел фонарь-полумесяц, заливавший эту ночь своим светом. Казалось, что прохлада пришла именно с луной. Прохлада была серебристого цвета.

А вот и его Ангел… Она светится. В бесстрастном свете месяца ее Крыло сияет, притягивая к себе все лунные дорожки мира. Оно… Оно изменилось. Медведь присел на кровать, стараясь не разбудить Ангела. Милая… Она по-прежнему спала на своей половине, у стены.

Медведь протянул руку и коснулся облака. Нежные белые перья, тонкие и легкие, как пух, как взбитые сливки, как свежий снег…

Медведь зарылся пальцами поглубже в мерцающий туман, и Ангел открыла глаза.

Наверное, заснула она совсем недавно, потому что пучина сна не успела утянуть ее в глубину, взгляд ее таких родных глаз оставался ясным и бодрым. И немного холодным. Впервые за ночь они смотрели друг другу в глаза по-настоящему. Крепко и непрерывно. Не моргая. Не замечая ничего вокруг. Холод в ее глазах исчез. Осталось легкое смущение, но и оно отступило перед волной тепла и нежности, которая захлестнула обоих. Пальцы Ангела коснулись его груди, рука Медведя мягко обхватила ее талию поверх Крыла. Он лег рядом. Она прижалась к нему. Ее сердце билось часто. На ум Медведю почему-то пришла колибри – крохотная птица с мотором вместо сердца… Они снова дышали вместе. Их глаза становились все более глубокими колодцами, затягивающими внутрь, заставляющими провалиться друг в друга как в кроличью нору.

Мир вокруг исчез. Медведь и Ангел плыли в невесомости, в космосе, освещенном лишь мягким белым сиянием Млечного пути – облака ее Крыла. И никого не существовало, кроме них…

Наконец, оба уснули. Ни один потом не мог вспомнить, кто уснул первым. Их сознание отключилось. Но их связь не прервалась.

Их связь никогда не прерывалась.

Она слишком сильна для этого.

19

Ангел была счастлива. Впервые за столько дней все вокруг радовало ее. И прежде всего – воспоминание о прошлой ночи. О том, как Медведь пришел к ней. Да, она специально не заперла дверь. Она хотела, чтобы он пришел. Что-то внутри нее звало его, рвалось к нему – и вот он снова был рядом с ней. После долгих дней добровольного заточения в спальне. Когда она сделала Медведя чужим, когда отгородилась от него стеклом, прозрачной, но звуконепроницаемой завесой, она и не думала, что ей может быть так хорошо с ним.

Это, наверное, было неправильно… Ведь она должна была отпугнуть его, прогнать, если бы потребовалось, но он был рядом – и ей было хорошо. Так хорошо, что она не хотела больше и думать о том, каково ему будет жить с ней. С ней – и все. И больше ничто не имеет значения.

Она порхала по дому, протирая пыль, краем глаза смотря новости с приглушенным звуком и думая о том, что приготовить на обед.

Простой и такой радостный быт… Она отправила в рот конфету… Сладость словно наполнила ее всю. Вряд ли, конечно, дело только в конфете, но нужно обязательно купить таких еще. То есть, нужно сказать Медведю их купить… Сама она не сможет… Никогда не сможет… Вся радость внезапно испарилась. Солнечное настроение скрылось за тяжелыми мрачными тучами.

Она пленница. И никто, вроде бы, не виноват, но она затворница. Арестантка. Осужденная на пожизненное заточение.

Нет, не важно, нельзя об этом думать. Она должна прогнать эти мысли и улыбаться…

И она улыбнулась. Ведь в этот миг на кухню, зевая, вошел Медведь. Такой плюшевый… Такой мягкий и сонный. Что она не могла не потянуться к нему, не обхватить его шею руками и не поцеловать.

Нежно-нежно.

Ведь все у них будет хорошо.

20

– Ммм, что это такое? – Медведь мгновенно проснулся, ощутив ее поцелуй. Такой забытый и такой сладкий…

Он не стал дожидаться ответа на свой вопрос, но вместо этого ответил на ее поцелуй.

Сперва робко и мягко, но все смелей и настойчивей, все увереннее вкладывая в объятие всю свою тоску, всю накопившуюся горечь и боль, все одинокие дни и ночи, все надежды и страхи…

В какой-то момент Медведь подхватил Ангела на руки и отнес в спальню – такой короткий и такой непростой путь, каждый шаг которого отзывался то восторгом, то ужасом.

Но там, за этой дверью, которая больше не была для него закрыта, паника отступила. Больше не было ни страха, ни боли – только Он и Она. Только его Ангел. И Полет…

Пожалуй, это единственное слово, которым он мог бы описать то, что случилось. Полет… в залитой солнечным светом спальне, на белоснежных простынях, в кровати, стоящей на ковре цвета облаков, он парил вместе со своим Ангелом. Она поднимала его за собой. Лежа на спине и едва ощущая под собой опору, он смотрел ей в лицо. Как же он скучал… И теперь она вся перед ним – теплая, живая – но гораздо более неземная, чем ему всегда казалось. Ангел не нависала над ним, но будто скользила в воздухе все выше и выше, увлекая и его прямо к солнцу. А солнце… Оно просвечивало сквозь тончайшие зазоры между бородками ее перьев, оно словно пронизывало Крыло и всю ее окутывало особым светящимся коконом – и частью всего этого теперь был и Медведь.

Это было так не похоже на то, что бывает между мужчиной и женщиной, на то, чего не было между ними уже больше двух месяцев, но это было так прекрасно и естественно. Оба тяжело дышали, жара лета уже окружала их, а неистовый огонь поднимался внутри, но стоило Медведю закрыть глаза, как он почувствовал благодатную прохладу. Словно легкий ветер овевал его. Нет, не ветер… А легкий шелест Крыльев сотен белых голубей. Он словно слышал этот звук сейчас, своими собственными ушами.

Медведь больше не мог сдерживать огонь. Он распахнул глаза как раз в тот момент, когда Ангел сдавленно вскрикнула, запрокинула голову, и ее Крыло раскрылось во всю длину, подрагивая на весу.

Медведь приподнялся и, обнимая Ангела за талию, прижался губами к ее шее. Он снова закрыл глаза. Теперь он знал, что она не исчезнет.

Он держал ее.

21

Вот он… Кажется, он… Точно, он! Поднял глаза, заметил! Она радостно помахала ему, а он ответил. Вот оно, простое счастье – ждать любимого с работы, караулить его на балконе, немного волноваться, но видеть, что он рад возвращаться, что спешит домой, к тебе…

Ангел следила, как он пересекал двор, вот он уже у подъезда – и она побежала в прихожую, успев подхватить трубку домофона на первом же звонке. Она нажала на кнопку, не спрашивая. Она не хотела слышать его голос отдельно от него. Всего через пару минут он будет здесь весь – голос, глаза, руки, губы…

Она снова счастлива. Можно даже сказать, счастлива, как никогда.

В прошедшие пару дней она как-то даже смирилась с Крылом. Пожалуй, оно начало ей даже нравиться… Крыло дает ей какую-то легкость. Она словно сама становилась такой же белой и невесомой, как Оно. И ей это нравилось – это постоянное ощущение воздушности, это ощущение полета.

Порой ей казалось, словно чего-то в ней не хватало, но вот лишнего больше точно не было. Крыло стало ее частью. Она приняла Его. И Его будет так жаль отрезать…

Но это сделать нужно. Пусть Крыло теперь слушалось ее, пусть Оно даже стало красивым – и так органично слилось с ней – она все еще хотела жить. И она все еще боялась.

Более того, у Ангела появился новый повод для беспокойства, о котором она еще никому не рассказывала.

С того самого момента, как Крыло покрылось настоящими перьями, Ангел слышала стук.

Как только Крыло стало законченным, идеальным, Ангел стала слышать этот несмолкаемый гул, ровный, мягкий, сильный, настойчивый… Как биение сердца. Но не ее сердца. Чужого.

И именно это пугало ее.

22

Она изменилась. Медведь отчетливо это видел. Она словно светится изнутри, стала веселее, ярче, чем раньше. Она стала такой… другой. Нет, это не плохо, вовсе не плохо… Она теперь буквально порхает по дому.

Крыло ей больше совсем не мешает. Когда Ангел входит в комнату, Оно складывается за спиной так, что вовсе не задевает косяков. Она наловчилась и сидеть, и лежать, она привыкла и научилась.

Подумать только, она ведь даже спокойно ходит в душ с этим своим Крылом! Да, перья намокают, становятся тяжелыми, но она так смешно встряхивает Крыло, заливая всю ванную комнату водой… Она на удивление хорошо обращается с Крылом – без малейших видимых усилий она расправляет и складывает его, словно так и родилась, будто так и прожила всю жизнь.

Но Медведь не мог не признать, что Крыло ее просто великолепно… Огромное и белоснежное, сильное и мощное, и в то же время мягкое и невесомое… Что ж… Теперь она и вправду Ангел. И пусть однокрылый – так даже лучше, так она не улетит от него. Не сможет… Она всегда будет с ним. Его маленькое, нежное чудо…

И пусть они не поженятся, пусть, это не важно… Хотя… Как бы белое платье смотрелось на ней, как бы сочеталось с Крылом… Но нет, ее нужно прятать! Прятать и охранять всю жизнь.

Пусть так… Она ведь с ним.

А он все еще понятия не имел, как сказать ее и своим родителям, что свадьбы не будет, что у их дочери и невестки – ни много ни мало – выросло Крыло!

Глядя на завернутую в полотенце после душа и что-то напевающую Ангела, Медведь в очередной раз проиграл в голове возможные разговоры, объяснения, слезы, истерики… И ему стало не по себе.

23

На очередной осмотр Халат принес фотоаппарат.

– Зачем это?

– Чтобы я мог поработать и дома, тщательно все взвесить и обдумать.

– Ясно…

Его ответ ее явно не убедил, но Халат быстро нашелся с развитием мысли.

– И потом, если я буду делать снимки систематически, мы сможем их сопоставлять и сразу же заметим, если что-то изменится. А изменения вполне могут произойти быстро – не мне тебе рассказывать, как стремительно развилось само Крыло или как оно обросло перьями всего за две ночи.

– Да, теперь понятно. И почему мы раньше этого не начали делать?

– Не знаю, может, просто настрой у тебя был не тот. Ненавидела всех и вся. Еще бы камеру мою разбила.

– Ну вот уж нет! – Ангел рассмеялась. – А хотя знаешь, вполне может быть. Ладно, давай снимать.

Улыбка девушки угасла, и она повернулась спиной к Халату.

Пара щелчков затвора – и все готово.

Ангел свободна еще дня на три. Ее стали тяготить визиты Халата. Да, он помогал, но… Она больше не была уверена, что хочет избавиться от Крыла. Ей было бы очень жаль делать это… Но пока о дате операции никто не говорит, она решила изображать содействие.

– Ну что, ребята, до четверга?

– Да, давай! Удачи тебе, и спасибо огромное, – Медведь стоял за спиной Ангела в коридоре и обнимал ее, пока Халат обувался.

– Не за что, поверьте. Совсем не за что.

«Это я вас должен благодарить», – подумал Халат, когда дверь за ним закрылась. Ведь если подумать, еще никогда в жизни ему так не везло! Материал буквально сам приплыл к нему в руки, а теперь у него есть и рентген, и качественное цветное фото с нескольких ракурсов… Живые фотографии результатов того, что только начиналось на рентгене… Да, он уже очень давно по ночам выводит теории и строит гипотезы, и сейчас он всего в одном только шаге от успеха. Осталось получить ее кровь. Не отковырять засохшие брызги с брюк, которые были надеты на нем в знаменательный день окрыления, не стрясти крупицы с простыни, которую он в пластиковом пакете вынес из квартиры Медведя в ту же ночь, а получить хотя бы пробирку жидкой свежей крови… Хорошо бы, конечно, еще провести полное сканирование тела, но… Сейчас ему нужнее всего кровь. Кровь Ангела.

И секрет ее Крыла будет принадлежать ему.

Ангел так и не рассказала Халату о стуке в ушах.