Текст книги "Ветер уносит мертвые листья"

– Хм, это, наверное, твоего мужчины? – спросила Нюкта и поймала себя на мысли, что рядом с Наташей она вдруг становится властной, как отец.

– Не, это моя! – взбодрившимся голосом ответила Наташа. – Костя спрятал просто.

Наташа преобразилась, словно Нюкта нашла семейную реликвию или что-то еще, чем можно гордиться. Неожиданно стала казаться старше. Изи тоже заметила эту перемену и теперь держалась чуть в стороне, уступив приятельницу Нюкте.

– Хочешь глоточек? – предложила Нюкта, смахнув труху с бутылки. – Придешь в себя.

Девушки засели на кухне, больше похожей на кладовку. На грубых деревянных полках высились штабеля тушенки и каких-то рыбных консервов. В углу возле холодильника прислонились к стене не то два, не то три пустых рюкзака. На столешнице кафельная плитка треснула в нескольких местах. Нюкта решила, что это Костя буянил. Маленький телевизор накрыт кружевной салфеткой. На стене кривовато висит гобеленовая картина с рыжим оленем в прыжке, как с предупреждающего знака. Над газовой плитой пыльная связка красного перца, словно подсохшие кишки. Какой странный сегодня день, подумала Нюкта.

– Ну, за знакомство! – весело сказала Наташа и часто заморгала, как бы поторапливая гостью тоже взять в руку граненый стакан.

Наташа напоминала Нюкте папенькиных дружков, которые хмелели от одной только мысли о пьянке. Они по-особому возбуждались, суетились, нарезая закуски. Нюкта пригубила вонючий виски и проследила, сколько выпьет Наташа. Почти полный стакан. Тут же хозяйку повело.

– Что? – резко вскинулась Наташа и вперилась в Нюкту стеклянными глазами.

Изи состроила гримасу. Она не любила пьяных.

– Ты чего скорчилась, как курага? – зло спросила Наташа, но тут же залихватски пропела: – Как у бабушки рябой писька пахнет курагой. Ой, девоньки, давайте я вас обниму.

Наташа раскинула руки, как распятый Иисус, и обдала девушек кислым запахом пота и спиртовой отрыжкой. Изи вжалась в стену. Нюкта подняла стакан, словно для тоста.

– За хозяйку, – уважительно произнесла она и незаметно отставила стакан на подоконник за цветочный горшок.

Наташа поплыла ртом и опрокинула в себя еще одну порцию пойла. Теперь она выглядела гораздо старше Изи. Словно годилась ей в мамы. Нюкта подумала, что лучше не иметь матери вовсе, чем такую. Наташа в подтверждение загадочно заулыбалась Изи. Достала пиалушку с неотмываемой чайной ржавчиной и трещиной, похожей на шрам. Плеснула алкоголя на донышко.

– А пусть малая с нами выпьет.

– Ей рано еще! – отрезала Нюкта и тормознула взглядом неожиданно заинтересовавшуюся сестру, мол, не смей.

– А так и не скажешь, ну ладно, сорян. – Наташа откинулась на спинку стула, расфокусированным движением сгребла пиалушку, высосала и тут же нетвердой рукой разлила остатки. – Ой, девчонки, вы же голодные, наверное!

Подскочила, ударилась об угол стола и даже не заметила. Широко пьяно распахнула холодильник. Тем временем Нюкта взяла свой стакан и вылила содержимое в горшок с кактусом.

– Я же холодец варила на неделе, даже Костик сказал, что… – Наташа выпрямилась с круглым контейнером в руках и уставилась в одну точку.

На миг ей показалось, что на кухне она одна. Разве что вокруг стола, почему-то не на газовой плите, огромные кастрюли с выглядывающими оттуда свиными головами. Бледные пятаки, уши в жесткой щетине. Моргнула несколько раз, головы моргнули тоже. Привидится же такое!

Наташа сцарапала крышку контейнера, по привычке понюхала содержимое. Свиньи тоже шевельнули пятаками, но Наташа не обратила на них внимания. Запустила в контейнер пятерню и, подцепив скользкий кусочек, закинула в рот. Волокна мяса окутали язык, и Наташа подавилась. Свиньи хрюкнули. От их алюминиевых одежд шли видимые вибрации.

– Тебе надо поспать, – сказала свинья, та, что побольше.

Наташа зажмурилась. На этот раз опьянение пришло слишком быстро. Это все чертов Подрез, держит ее на коротком поводке, а у нее потом крышу сносит. Чьи-то руки подхватили Наташу и поволокли прочь от холодильника, прочь из кухни на родной диван с малинового цвета покрывалом. Наташа растопырила пальцы и представила, что перед ней не вельвет обивки, а огородные грядки, где она в детстве давила колорадских жуков и гадала, как эти противные пузатики проделали такой долгий путь из штата Колорадо. Чей-то кулак взбил подушку, потом ее укрыли одеялом до самого носа. Наташа разлепила один глаз (второй терся о наволочку) и следила за гостьями. Никакие они не свиньи. Уселись в креслах вполне как люди. Шепчутся. Убаюкивают. Наташа уже не понимает, наяву она или погружается в сновидение.

Вдруг замаячили, зарябили горизонтальные полосы. Наташа лезла по ним, перепрыгивала через ступени, но они все не кончались. Чуть замедлилась, и в нос сразу ударил запах аммиака. Эти с виду приличные люди ссут по углам подъездов, как животные. Наташа надевает плотные резиновые перчатки цвета загара, спасибо за них электрику из жилищной компании. Руки в них, будто от манекена, отдельно от тела начинают уборку: протирают шершавые перила, пудрят хлоркой потемневшие углы, разоряют паучьи кланы, стирают с подоконника жирное «Наташа сука» и рядом «Марина шлюха», зачем это все, не проще написать было один раз «все бабы суки»?

Наташе все время кажется, что за ней следят. Иногда она замирает и прислушивается к ворчанию квартир, косится на моргающие глазки. Но за железными, деревянными реечными дверьми все, кажется, заняты собой. Оглядывается на окно, распахнутое, прокуренное. Там медленно всплывает женщина. Сшибает банку с вонючими бычками: удар, всхлип стекла, осколки и пепел на лестничной плитке. Черные волосы страшной незнакомки едва заметно шевелятся, будто под водой, а глаза полыхают. Наташа пугается и бежит вверх по узким высоким пролетам, чувствуя спиной два горячих луча. Этот рывок ее выматывает. А так хочется пить, и в животе урчит. Когда она ела в последний раз? Наташа, задыхаясь, останавливается напротив одной из квартир. Дверь того же цвета, что и диэлектрические перчатки. Кажется, стоит ее коснуться ладонями, как окажешься внутри, пройдешь сквозь бежевую обивку. А оттуда, как назло, пахнет чем-то вкусным: жареным луком, наваристым бульоном, жиром и сдобой. Постучаться бы, вдруг откроют и покормят. Но за дверью начинается перестрелка. Наташа в недоумении смотрит на дверь, Наташа делает шаг назад, потом понимает, что палят в телевизоре. Тем временем бежевое сливается со стеной, покрывается купоросно-синими мурашками масляной краски. Это все проделки той темноволосой, она – ведьма. Наташа снова глядит в окно, но теперь оно крошечное и овальное, как иллюминатор. Снаружи ватные облака…

Утро наступило внезапно. Наташа проснулась с мокрой тряпкой во рту и резкой болью в затылке. Выплюнула обмусоленный уголок пододеяльника и забилась к стене, испугавшись незнакомых людей в квартире.

– Эй! Вы кто? Обворовать меня решили?

– Ты чего? – спросонья ответила тощая девчонка, разминая шею. – Ты сама нас позвала.

– Не волнуйся, мы сейчас уйдем, – произнесла та, что постарше и встала с кресла, поправляя темные волосы, которые под ее пальцами колыхались как в воде.

– Это ты? Ты-ы-ы! – завопила Наташа, заслоняясь от темноволосой локтем. – Ты следила за мной, ведьма!

Перед ней стояла женщина из сна, но постепенно сознание прояснялось и в памяти собиралась мозаика вчерашнего вечера. Костик набросился на нее с кулаками, девчонки подняли ее и повели домой. Та, что ей приснилась, нашла спрятанный вискарик. Кого-то она ей напоминает…

– Тебе нельзя пить, – сухо сказала ведьма.

– Это правда, – примирительно залепетала Наташа. – Девочки, не обижайтесь.

Попыталась вскочить с дивана, но тут же присела обратно – в глазах потемнело, к горлу подкатывала кислая тошнота. Схватилась за бок, кажется, опять ребро треснуло.

– Я сейчас приду, подождите меня на кухне.

В ванной она соскоблила ногтями бледно-желтый налет с языка и припала губами к крану. Прохладная вода залила волосы и нос. Страшный сушняк отступал. Вместе с ним пропадал и страх. Наташа поплескала на лицо, накачала из пластиковой банки чего-то радужного, густого, вроде бы шампуня, и принялась тщательно мыть руки. С мыльной водой в слив уходило и неприятное послевкусие сна.

На кухню Наташа вошла посвежевшая и нарочито деловая. Загремела посудой, захлопала дверцами шкафа и холодильника. Чиркнула спичкой, подожгла свернутую трубочкой газету и, как факир, замерла над чугунными лапами газовой плиты. Конфорка вспыхнула синим цветком. Тлен от газеты отправился подыхать в раковину ко вчерашним стаканам.

– Я такой омлет вам сейчас приготовлю! – Наташа плеснула растительного масла в сковородку. – Девчонки, не обессудьте, забыла, как вас зовут?

– Луиза. Можно Изи.

– Анна, можно Нюра.

– Или Нюкта! – вставила Изи.

– Нюкта? – Наташа разбила два яйца в миску, сунулась в холодильник и вынырнула оттуда с контейнером. – Впервые слышу.

– Была такая богиня ночи, – противным тоном всезнайки сказала Изи.

Наташа молча подковырнула вилкой холодец, похожий на влажный собачий корм, и вывалила к яйцам. Перемешала, добавила молока.

Гостьи переглянулись. Мелкая сморщила нос.

– Наташ, мы, наверное, побежим. Торопимся, – сказала ведьма и полезла в сумочку. – У меня нет сейчас телефона, но я тебе оставлю адрес один. Там помогают таким, как ты.

– Вытрезвитель, что ль? – Наташа со злостью шмякнула массу на шипящую сковородку. – Я не алкоголичка! Ни в какие больницы я не поеду тусить с нариками.

– Нет, нет! – Нюкта прилепила на холодильник какую-то бумажку, вроде бы визитку. – Там помогают пережить насилие в семье. Мы с Изи туда едем.

Наташе стало интересно, но она решила не задавать вопросов. Гостьи ей мешали, отвлекали от главного. Теперь она поняла, где в квартире спрятаны сокровища. Нужно только выпроводить этих спасительниц.

– Ну, раз вы торопитесь…

– А тебе не надо разве на работу? – с подозрением спросила ведьма.

Наташу захолодило от этих слов. Мигом вспомнилось лицо черноволосой в окне и бесконечные грязные лестничные пролеты. Ей предстоит сегодня вымыть четыре подъезда. Если прогуляет работу, Подрез тут же узнает и придет стращать: ты у меня пятый угол будешь искать, ты у меня будешь молиться всем богам, ты землю жрать будешь. Да ты, да я. Да ты мне должна ноги мыть и воду пить! Но Наташу не запугать, особенно если она успеет выпить.

– Я выходная сегодня, – соврала Наташа и накрыла сковороду крышкой.

– А поехали с нами прямо сейчас? – предложила мелкая так радостно и оживленно, будто речь шла о приятном путешествии.

– Нет, у меня все в порядке. – Наташа нетерпеливо прикусила губу. – Правда.

– Посмотри, где ты живешь! Это какой-то ринг. – Мелкая впечатала кулак в обрезиненный угол стола.

– Меня все всегда били. По сравнению с родителями, Костик еще легонько, – принялась оправдываться Наташа. – Мама считала, что это я такая непутевая. Костик то же самое говорит, до меня он руку не поднимал на женщину. А я его, получается, вынуждаю.

– Да он тебя когда-нибудь до смерти забьет! – возмутилась Изи.

– Ты еще мелкая, много ты понимаешь.

Наташа пожала плечами и отключила газ под сковородой. Закуска готова. Вискарик может быть в ящике с постельным бельем. По счастью, эти двое уже возились в прихожей. Наташа подумала, что невежливо их не проводить, но когда выглянула – дверь уже хлопнула.

Нюкта спрятала лицо от ветра в шерстяной воротник пальто. Оно больше не пахло мамиными духами. Рыхлая ткань впитала тошную вонь холодцового омлета и теперь медленно травила Нюкту. Скривилась и снова подставила бледные щеки ветру. «Лексус», запаркованный в тупике из бетонных полусфер, похожих на бородавки, поблескивал стеклами на бледном солнце. Изи обскакала сестру и нетерпеливо дернула ручку пассажирской двери.

– Ты как вообще? – Нюкта выудила из сумки пластиковый брелок.

– Да нормально. – Изи дернула плечом и обернулась на пятиэтажку. – Поехали отсюда.

Окно Наташи холодно подмигнуло сестрам. Нюкта чуть сощурилась, не выглядывает ли кто из-за шторы – никого. Кивнула Изи и разблокировала машину. «Лексус» обдал девчонок холодом, заворчал и осторожно выполз из асфальтового закутка.

При дневном свете городок выглядел еще скучнее. Редкие пятиэтажки стояли в окружении голых изломанных деревьев, казалось, это скелетики чертей жестикулируют на ветру и вот-вот пустятся в хоровод. Первые этажи заняты магазинчиками, которые отгородились от мира тюремными решетками. В пропитанных пылью витринах блекло пестрело китайское барахло. Яркими были только граффити, покрывавшие забор из бетонных плит. Стихийная галерея отделяла город от ТЭЦ: бело-голубые градирни испускали пар, он был полупрозрачен и будто слаб и болен – тихо кланялся на ветру. «Лексус» обогнул промзону и выехал в центр, где возникло подобие парка со ржавым колесом обозрения. Справа показался блестевший грязно-белый и мутно-красный магазин «Пятерочка», слева торчал на постаменте бюст Пушкина, так же обгаженный птицами, как и Достоевский перед школой. Нюкта замедлила ход.

– Смотри, интернет-кафе! – подпрыгнула в кресле Изи.

Впереди угрюмо темнело кирпичное здание, обшитое по низу кафелем, а сверху увешанное выцветшими баннерами: ночной клуб Live Cafe, поминальные обеды от 150 рублей, фантастик-суши «Кабуки», интернет-клуб «Дайвер».

Нюкта припарковалась чуть поодаль. Она была очень аккуратным водителем. Не то что Мара. Они познакомились на экзамене в автошколе, где Нюкту завалили за неуверенность и заглохший мотор, а Мару за резкие маневры и раздавленные конусы. Вообще, если взять среднее арифметическое из навыков Нюкты и Мары, получился бы идеальный водитель.

В тот день в автошколе сдавали второй экзамен: площадку. Нюкта плавно выполнила змейку и аккуратно вписалась задним ходом в «гараж». Инструктор сопел и поминутно косился в телефон, где брякал какой-то чат. Массивный, с бледным пузом, выползающим из-под футболки, инструктор занимал столько места, что Нюкте было неудобно работать рычагом переключения передач. То и дело ее локоть упирался в дрожжевое брюхо. В ответ инструктор сердито сопел. Но что Нюкте недовольство этого дядьки? Она знала, что ее ждет дома, если завалит экзамен. От напряжения ладони взмокли и скользили по рулю. В результате парковка получилась кривой. Последним испытанием была эстакада. Не доезжая до верха, непослушная машинка заглохла, потом откатилась.

– На пересдачу через две недели, – буркнул инструктор, царапнув ручкой экзаменационный лист.

Растерянная Нюкта отошла в тень единственного тополя недалеко от площадки. Листва была насыщенной, зеленой, но из-за слоя пыли казалась искусственной, то ли кожаной, то ли пластиковой. В воздухе, словно теплый снег, плыл тополиный пух. Он щекотал ноздри, вяло мотался по площадке, трещал под колесами учебных машин.

Желтую «Ладу», которая только что еле ползала, управляемая Нюктой, теперь было не узнать. Она резко стартовала с места, подминала колесами конусы, а на эстакаде даже как будто взлетела. На водительском месте прыгнули крутые каштановые кудри. Незнакомку высадили на другом конце площадки. Выскочив из машины, она от души саданула дверцей и независимой походкой, виляя между конусами и нервно дергающимися легковушками, направилась прямо к Нюкте.

– Ты ведь не из-за экзамена плачешь? – спросила незнакомка, разминая в пальцах тонкую сигаретку.

Нюкта замотала головой, но только тут поняла, что по щекам и правда текут слезы. Девчонка с упрямым подбородком и злыми глазами вдруг смягчилась, подобрела, обняла Нюкту крепко, по-мужски. Пальцы другой руки в это время опустошали сигарету, ссыпая табак в траву.

– Эй, сестра, чего случилось-то? – участливо спросила девчонка. – Меня Мара зовут.

Нюкта хотела представиться, но не смогла, затряслась, разразилась рыданиями. Она беспомощно припала к маленькой Маре, хотя была выше девчонки на полголовы. Но почему-то Нюкте казалось, что ей подставили мощное, крепкое плечо.

– Идем в кафе, знаю место с лучшим медовиком в городе, они заливают его карамелью с фундуком! – непререкаемо заявила Мара и поволокла сутулую от рыданий Нюкту прямо через гудящую проезжую часть. Бесстрашно и естественно, как только что двигалась поперек учебной площадки.

В маленькой кафешке, пока Мара подливала чай и заказывала десерты, Нюкта, обычно молчаливая, рассказала ей все. Про отца. Про ночи в его душной постели, про то, как он поколачивает ее и сестру. Мара слушала, глаза ее становились теплыми и главными на лице. Нюкта все говорила бессмысленно и беспорядочно…

– Мы идем? – Изи прервала воспоминания, потрепав сестру за рукав пальто.

– Пошли!

Помещение внутри мало походило на интернет-кафе: к выкрашенному в черный потолку прилеплены белые бумажные снежинки, оттуда же свисают самодельные китайские фонарики, которые невозможно не задеть головой, на окнах неожиданно тяжелые бордовые шторы с золотыми ламбрекенами. Вдоль стен голубые компьютерные столы с перегородками. Нюкта оплатила час и уселась за небольшим монитором.

– А что ты будешь делать? – спросила Изи, осматривая помещение, где были только они и администратор.

– Нужно связаться с Марой, сказать, когда мы будем и, – Нюкта задумалась, – и вообще.

– А я хочу написать Вадику!

– Позже, не сейчас!

– С фига тебе можно, а мне – нельзя?

– Изи, это не то же самое! – вспылила Нюкта.

– Знаешь что?

– Что?

– Да пошла ты! – сказала Изи, явно сдерживая что-то еще.

– Остынь! – Нюкта потянулась к сестре, но схватила горстью воздух, будто поймала пролетающую мимо муху.

– Пойду остывать в другое место, подальше от тебя.

Изи закатила глаза и двинулась к выходу, выбрасывая ноги на манер голенастого петуха. Потом остановилась, ссутулилась, и Нюкте показалось, что сестра зависла над телефоном. Но ведь Изи избавилась от гаджета на глазах Нюкты. Словно прочитав мысли сестры, Изи вдруг выпрямилась и, виляя бедрышками, вышла из зала.

Нюкта быстро справилась со всеми паролями, вошла на свою страницу «ВКонтакте», открыла чат с Марой и нажала на иконку видеокамеры. На аватарке у Мары была короткая стрижка (она регулярно избавлялась от лишней длины) и блестящий камушек пирсинга на крыле изящного носа.

Мара появилась сразу, будто ждала звонка. Какая-то желто-зеленая. Под большими глазами с поволокой темные круги. В анимешном худи она была похожа на подростка, из-под сбившейся беретки торчала рваная челка.

– Приве-е-ет! – протянула Нюкта.

– Ну наконец! – вскрикнула Мара и заметалась по какому-то угловатому холлу, видимо выбирая, где уединиться для разговора. – Ты куда пропала? Я места себе не нахожу.

– Прости, тут кое-что произошло, расскажу при встрече. – Нюкта растянула губы, надеясь, что улыбка получилась естественной. – Ты как? Выглядишь неважно.

– Ну спасибо! – Мара сначала вскинула прямые черные брови, затем рассмеялась. – Да это свет такой здесь. Кажется, что мы все тут болеем гепатитом. Надо что-то с этим сделать.

– Эй, говори за себя! – шутливо отчитал мужской голос. Перед камерой возник острый профиль и кокетливо заморгал ресничками. – Я вон какой симпатичный. Привет, Нюкта.

– Привет, Андрей. – Улыбнулась Нюкта.

Мужчина поцеловал Мару в беретку и ушел из кадра.

– Как дела в центре, кстати? – Нюкта машинально сцарапывала ногтем налепленную на пластиковый стол этикетку от жвачки.

– Ну, кое-что осталось, конечно, доделать, но мы уже открылись. Принимаем женщин. Держим осаду, так сказать. Ломятся тут всякие. За женами своими.

– Так хочется тебе помочь, как приеду, сразу подключусь.

– Знаю, ты моя спасительница.

– Кстати, я тут с одной женщиной познакомилась, – Нюкта сделала паузу, вспоминая имя. – Представляешь, забыла, как зовут.

– Та-а-ак, и что за женщина?

– Ее поколачивает сожитель, из-за этого стены дома обиты поролоном, как в дурдоме, – сказала Нюкта, не поднимая глаз на Мару.

– В психиатрическом стационаре, – мягко поправила Мара.

– Да, как в психиатрическом стационаре. Не удивлюсь, если под этим поролоном стены в кровавых разводах. В общем, я дала ей адрес центра.

– Правильно сделала, дорогая. Хорошо, если доедет. Тогда выживет.

– Надо было сразу ее увезти, – с горечью сказала Нюкта, скатывая в пальцах клейкий обрывок этикетки.

– Всех не увезешь, не вини себя. – Мара встала руки в боки. – Эй! Посмотри на меня!

– Я сама ей предложила выпить, думала, это ее успокоит. А видимо, развязала какой-то узел, который нельзя было трогать.

– Ты тут ни при чем. У меня много таких, – Мара быстро огляделась по сторонам, не слышит ли кто. – А как иначе? Такая жизнь, да без анестезии? А ты сама когда приедешь?

– Через два дня, думаю, буду у тебя. Мы будем у тебя.

– Очень жду, места теперь полно, нам тут выделили целый пансионат.

– Ого!

– Да, единственное, чего не хватает, – это людей. Сейчас с тобой поговорю и пойду с документами возиться, потом простыни домой свожу постирать, в общем, и жнец, и на дуде игрец. А как Изи?

Нюкте резко стало тревожно. Какое-то нехорошее предчувствие потекло по спине.

– Приеду и все расскажу. Очень скучаю по тебе, – Нюкта закусила побелевшую губу.

– И я скучаю.

– Нам пора, побегу, обнимаю тебя.

– Давай быстрее тащи свою задницу сюда!

Обе рассмеялись. Мара отключилась.

Нюкта вышла из кафе. Обработала липкие пальцы санитайзером, насухо вытерла бумажным платочком, пульнула комок в пластиковую бутыль, заменявшую урну. У машины терлась Изи. Завидев сестру, она что-то спешно убрала в рюкзак. Что это может быть? Надо бы проверить. Предчувствие чего-то плохого и необратимого только усилилось.