Текст книги "30 нажатий. 2 вдоха. Как спасают жизни"

Мать и сын

– Вы дверь ломаете, мы с Косым через окно по лестнице, – прорычала рация. Командир надел каску и полез по трехколенке, приставленной к стене дома, в окно третьего этажа.

Мы с Доком в это время ломаем «хулиганом» с кувалдой дверь в небольшом кирпичном доме на севере Москвы.

Рядом с нами стоят двое молодых людей. Один постоянно крутит в руках свой Vertu с небольшими рубинами. Он то стоит рядом с нами, то убегает на улицу. Второй ходит по лестничной клетке и набирает, набирает номер телефона. На том конце только длинные гудки.

– Долго она не выходит на связь?

– Около получаса. У нас брат неделю назад погиб. Я только сегодня вышел на работу. С ней всё время сидел. Она вроде нормальная уже была. – Мужчина без Vertu, молодой голубоглазый блондин в розовой рубашке, джинсах и мокасинах на голую ногу, еще и еще раз набирает номер телефона.

Пока вставляем «хулиган» между косяком и полотном двери, думаю: «Мокасины классные, новая коллекция Baldinini, надо будет Димке такие на день рождения подарить. Тьфу ты, блин!»

– Зачем ты ее там оставил одну?! – Мужчина с Vertu снова появляется рядом с нами и начинает вырывать телефон у своего брата. Он старше, на нем костюм от Prada: серый, добротный, с зауженными брюками.

Огромный бородатый врач реанимации начинает их растаскивать.

• Успокоились, оба! Какие лекарства есть в квартире? – Кажется, что он может просто перешибить двух тоненьких молодых людей своей огромной черной бородищей.

• Успокоительные какие-то. Феназепам, что ли. – Серый костюм оставляет брата, тот сползает по стенке и начинает тихо рыдать.

• Вошли в окно! На полу женщина! Пульс есть! – взрывается рация. И в этот момент дверь поддается, косяк ломается. Дверь отгибается, щелкает замок, полотно двери уходит в сторону.

Бородатый врач хватает аптечку и вбегает в квартиру. Мы летим за ним.

Огромная квартира где-то на Соколе. Отделанная по последнему слову моды. В коридоре белая кожаная мебель, с которой еще не сняли чехлы. На полу – натуральный ковер. На стенах – картины, написанные маслом. В таких квартирах хочется сразу снять боевку и сапоги пожарного или хотя бы попросить бахилы. Но это ощущение придет потом. Сейчас там, где-то в недрах этой роскоши, лежит женщина, которая выпила смертельную дозу лекарств. И до нее надо добраться.

Мы пробегаем коридор и несколько комнат, пока не оказываемся на кухне.

Женщина лет пятидесяти полулежит, прислонившись к дверце новенького кухонного гарнитура. Кажется, она просто дремлет.

– Пульс есть, но нитевидный, – старший обращается к врачу.

– Так! Разошлись все к такой-то матери, – врач пытается нащупать пульс. – Таз и воду. Живо! Промывать будем. И найдите пустые упаковки от таблеток: надо понять, чего она наелась.

Оба парня появляются в дверях кухни. Тот, что в мокасинах, издает протяжный вопль и начинает оседать по стенке. Хватаю его и подставляю табуретку. Поворачиваюсь и трясу за плечи того, что в костюме от Prada.

– Мне нужен таз и кувшин! – ору на него, чтобы привести хоть немного в себя. Он смотрит мимо меня. Его брат на табуретке начинает тихонько подвывать. Еще раз трясу и слегка бью по щеке старшего брата.

– Уведи брата и дай мне таз! – перехожу на ты.

Он смотрит на меня, кивает в сторону ванной:

– Там… – поднимает брата и уводит его в комнату.

Я беру таз из ванной и кувшин с полки на кухне, и мы начинаем промывать желудок женщине.

Через воронку ей в рот вливаем воду и вызываем рвотный рефлекс… литров пять – десять. После пары литров воды она начинает потихоньку оживать и вяло сопротивляться. Док держит ее. Реаниматолог что-то колет в вену после осмотра пустых пачек. Командир и я продолжаем промывать желудок.

Женщина начинает приходить в сознание. Молча смотрит на нас, и по щекам ее текут слезы.

– Ну, кризис миновал. Теперь давайте ее в скорую грузить. – Врач собирает свой инструмент. Женщина в сознании, но совсем без сил, даже не сопротивляется. Мы аккуратно кладем ее на волокуши и относим в карету скорой помощи.

Оба ее сына идут за нами. Старший, спохватившись, поднимает забытый на лестничной клетке Vertu.

Врач не пускает парней в карету скорой помощи – только говорит, в какую больницу повезут их мать. Они оба убегают обратно в квартиру, через несколько минут с собранными сумками уже садятся в новый «ауди» и газуют за каретой.

– Успели. – Косой собирает лестницу и улыбается.

– Всегда бы так, да? – Я убираю «хулигана» с кувалдой в машину.

Ребята нашли нас через месяц, их мать поправилась.

Веревка

Машина останавливается у пятого подъезда много-этажки где-то в районе Войковской. Мы выскакиваем из машины. Командир хватает бензорез, Рыжий – «хулигана» с кувалдой, Док – аптечку. Мы приехали раньше скорой. Вой ее сирены слышен вдалеке.

Я подбегаю к маленькой сухонькой бабушке. На вид ей далеко за восемьдесят. Одета в старое пальтишко и платочек в ромашку, в трясущихся руках маленький ридикюль.

– Дочка, не могу дверь открыть. Заперся на щеколду изнутри и молчит. Старый пень. А я как раз только из театра. Он же парализованный, не ходит. Ну как же он смог?!

– Как вас зовут?

– Мария Васильевна.

– Мария Васильевна, какой этаж?

– Седьмой.

– Так, не вариант. – Командир подходит ко мне. – Давайте к двери.

Мы поднимаемся на этаж. В лифте бабушка, я, Командир, бензорез, «хулиган» с кувалдой. Остальные бегут по лестнице.

Пока мы поднимаемся и Мария Васильевна показывает нам дверь, ребята успевают добежать.

Дверь деревянная, закрыта на замки изнутри.

– Так, «хулиган» с кувалдой, – командует старший.

«Хулиган» вставляем между полотном и откосом. Несколько ударов кувалдой по нему, резким движением на рычаг – дверь отлетает в сторону. Мы вбегаем в квартиру. Коридор. Куда дальше? Я и Док – в комнату, Командир и Рыжий – на кухню.

Нам с Доком повезло. Как в каком-то постановочном кадре: посередине комнаты стоит стул, а на люстре висит веревка. Она пустая.

А рядом со стулом лежит дедушка лет девяноста. У него парализованы ноги. Он пытается забраться на стул, чтобы пропустить голову в петлю.

В комнату вбегают Командир с Рыжим. Мы застываем на мгновение. Дедушка не замечает нашего появления, целенаправленно и упорно пытаясь забраться на стул.

– Отец, ну ты что, успокойся! – Док оживает первым, подходит к старику и аккуратно берет его за руку.

Тот никак не реагирует и продолжает свое занятие.

Командир, Рыжий и я подходим, берем его на руки и относим на кровать. Он не сопротивляется. Он просто молчит и смотрит на стул и веревку. Его жена, с которой они прожили вместе целую жизнь, стоит в дверях и плачет.

– Ваня, зачем же ты так? Дурак старый, с кем же я останусь?!

Я не помню, чем закончился этот вызов. Приехала скорая, позвонили в службу психологической помощи – думаю, всё по регламенту, как всегда. Я помню только девяностолетнего старичка, спокойно лежащего на кровати с открытыми глазами. Он молчит и смотрит в одну точку.

Больше мы их обоих не видели.

Что ведет людей к этой цели – уйти из жизни? Когда что-то случается: кто-то погибает из близких, несчастная любовь, смещение психики, – это еще можно предугадать. Но когда всё в порядке, в видимом порядке, – нормальная жизнь без серьезных потрясений, семья, достаток. Почему люди решают уйти? За десять лет работы я не нашла ответа. Но поняла, что именно такие «тихие» самоубийства чаще всего удаются.

Если человек стоит на мосту и кричит, что он сейчас прыгнет, или по телефону экстренной службе говорит, что сейчас вскроет вены, – это болезнь, кайф или «показательное выступление».

Но если человек действительно решил уйти, он сделает это тихо. Не привлекая внимания к себе, чтобы ему не мешали.

Часто мы не знаем людей, с которыми живем под одной крышей. И даже не догадываемся о том аде, который творится у них в душе.

Глава 4
«Социалка»

Есть вызовы, после которых хочется развернуться и больше не заниматься этой работой. Уехать на необитаемый остров и больше никогда не контактировать ни с одной человеческой особью.

Самое начало

Начало для меня. Еще до первой смены с моими ребятами. Мой первый вызов.

Я только отучилась на спасателя, и меня отправили на стажировку в другой отряд. У меня глаза горят. Я хочу на ДТП, на пожар. Всех спасу! И сразу! Дайте только повод.

И вот – мой первый вызов.

И это не пожар, не ДТП и даже не вскрытие двери. Это так называемая «социалка».

Нужно поднять пожилого мужчину, упавшего в коридоре. И мы едем. Едем в соседний с моим дом. Красный, кирпичный. Он сложен квадратом. Построен сразу после войны. В нем высоченные потолки и огромные кухни. Там живет много моих друзей и знакомых.

Мы подъезжаем к подъезду, в котором живет моя лучшая подруга. Поднимаемся на восьмой этаж.

Дверь нам открывает маленькая сухонькая старушка. На полу в коридоре сидит пожилой мужчина, тоже невысокий и сухопарый. Но старушка не в силах его поднять, а сам он не может. Руки соскользнули с ходунков, и он сел на пол. На нем памперс, белый, для взрослых, и темно-синяя рубашка.

Мы входим в квартиру. Медик смены вручает мне одноразовые перчатки.

– Никуда не лезь, смотри и слушай.

– Как вас зовут? – спрашивает старший, подойдя к мужчине.

– Семен Иванович, – отвечает мужчина, пытаясь прикрыть пледом памперс. Старушка, вызвав спасателей, накрыла мужа пледом, чтобы тот не замерз.

– Семен Иванович, вы сами ходите? На ноги опереться сможете?

– Да. Вы меня, главное, поставьте вертикально. Дочка, ты отвернись, ладно? – обращается он уже ко мне.

– Конечно, Семен Иванович. – Я отворачиваюсь.

Медик осматривает мужчину и зачем-то слегка бьет его по пяткам. Я вижу это в зеркало. Потом говорит, что всё в порядке. Ребята поднимают дедушку на ноги. Они берут его под мышки и аккуратно ставят вертикально. Потом потихоньку, шаг за шагом, идут, поддерживая его, в комнату. Я вижу в зеркало, как дедушка в памперсе немного заваливается вбок, хватаясь за руку медика, и подбегаю. Дальше мы ведем его вместе с ребятами.

Укладываем дедушку в кровать.

Старушка подходит к нам.

– Ребята, спасибо. Извините, неудобно так. Просто нет у нас никого. Некому помочь. Вы еще раз извините за беспокойство, – она теребит в руках одеяло.

Впервые озираюсь по сторонам. Двухкомнатная квартира, с ремонтом еще эпохи Страны Советов. Трюмо в коридоре при входе. Огромный книжный шкаф, полностью заставленный книгами. Отдельно стоящие полки с книгами. Фотографии… Их фотографии. В молодости, постарше и совсем в возрасте.

Рядом с кроватью на шкафу висит мундир с медалями.

На прикроватном столике – лекарства и очки.

Нет ни компьютера, ни какой-то современной техники.

Женщина подходит к мужу и укрывает его одеялом.

– Ребята, спасибо вам еще раз. Сколько мы вам должны? – В первый, но далеко не последний раз слышу это.

Потом, через много лет, мне придет в голову мысль: чем беднее люди и чем больше они видели горя, тем сильнее стараются отблагодарить. Деньги, шоколадки, конфеты… И все они в основном пожилые одинокие люди.

– Бабуль, ты с ума, что ли, сошла?! – улыбается старший. – Мы денег не берем. Это бесплатно.

– Спасибо вам, – у пожилой женщины на глаза наворачиваются слезы, но она с ними справляется.

– Здоровья, отец, – старший пожимает мужчине руку и выходит. Я семеню за ним.

С этими ребятами и в этом отряде я больше никогда не работала – сдала аттестацию и попала в смену к своим.

Но воспоминание о первом вызове осталось яркое. Какое– то чувство грусти и тоски. Оно возвращается всегда, когда мы попадаем на вызовы к одиноким, брошенным людям. Когда мы уже не в силах помочь, а можем только облегчить страдания. Иногда это чувство доходит до безнадежности.

Агония

Перед нами стоит женщина. На вид лет сорока пяти – пятидесяти. Наскоро собранный пучок на голове, вытянутые штаны болотного цвета и безразмерная футболка.

– Добрый день! Куда? – Мы выходим из лифта на десятом этаже.

Шестнадцатиэтажный дом 70-х годов постройки, белого цвета. Внизу, в парадной, горшки с цветами и коврик. Консьержка, на удивление приятная женщина лет шестидесяти, сразу нас впустила, спросив только, в какую квартиру. Услышав номер, она слегка вздохнула.

Квартира небольшая, без дорогого ремонта, но чистая, светлая. В ней пахнет уютом и лекарствами.

Женщина, открывшая нам дверь, крепко сложена. Но щеки впали, глаза немного припухли, руки слегка подрагивают.

– Папа в комнате. Он упал. У меня не получается его поднять. – Женщина вытирает руки кухонным полотенцем. Провожает нас в комнату.

В квартире больше никого нет.

Мы пересекаем маленький коридор с бежевыми обоями и заходим в комнату.

У стены стоит кровать, а рядом с ней лежит мужчина.

Он бледен какой-то серой бледностью. Очень худ. Его руки и ноги немного скрючены. Дыхание – частое и поверхностное. Он как будто не может вдохнуть полностью, как будто воздух не проходит в легкие, а только слегка царапает их и сразу убегает. Так дышит умирающий человек.

– Уже третий раз падает. У меня не хватает сил его поднять. – Женщина опускается на стул около кровати. – У него четвертая стадия рака. Я уже второй день только и могу что обезболить.

– Давайте мы вызовем скорую? – Док подходит к женщине и кладет ей на плечо руку.

– Не поедут. Я уже пробовала. – Она вздыхает и тяжело поднимается.

– На нас поедут, – говорит Командир и выходит из комнаты звонить оператору для вызова скорой помощи.

Я, Док, Рыжий и Косой аккуратно поднимаем мужчину на кровать. Он весит, наверное, килограммов сорок, не больше, и совершенно не сопротивляется. Он без сознания. Только конечности немного согнуты и, кажется, глаза приоткрыты.

Это страшно. Наверное, один из самых страшных моментов в нашей работе. Когда, что бы ты ни сделал, помочь уже не сможешь. Человек уйдет. Ты беспомощен.

Женщина подошла к кровати и укрыла отца одеялом. Погладила его по голове и тихонько поцеловала в лоб. Мужчина только слегка вздрогнул.

Мы вышли на лестничную клетку. Стояли там и молчали. Думаю, каждый из нас кого-то вспоминал в этот момент. У нас не принято этим делиться. Мы же сильные, стальные, не имеем права на эмоции.

Но у каждого из нас есть свои страхи.

– Знаешь, лучше уж войти в пожар и не выйти. Чем вот так! – Косой сказал вслух о том, чего боится каждый из нас. Особенно после десятков подобных выездов. – Не быть никому обузой.

– Да не переживай. Мы не дотянем. – Командир снял подшлемник и провел рукой по шраму. За волосами его почти стало не видно.

– Слышь, старшая! Скорую вызвали, я пойду ее встречать, – слегка улыбаясь, он обратился ко мне. – Знаешь, у меня дед так уходил. Это было страшно. Косой прав: лучше быстро. – Мужчина со шрамом свернул и надел, как шапку, подшлемник. Взял волокуши и пошел вниз по лестнице.

– Это да, – я подумала о том, что предпочел бы кто-то из нас, если бы ему поставили такой диагноз.

Я помню, как бабушка, уже в самом конце, несмотря на нестерпимые боли, говорила: «Ну еще бы денечек».

Кто-то вызвал лифт на первый этаж.

– Скорая прибыла, поднимается, – прошипела рация.

Врачи приехали. Осмотрели мужчину. Что-то вкололи. Его конечности стали немного мягче, а дыхание ровней, но в сознание он так и не пришел.

– Госпитализировать не будете?

– Конечно, нет. Вы бы где хотели уйти? Дома или на больничной койке?

– Думаю, он уже не здесь.

– Кто его знает? Кто его знает? – Врач скорой помощи пожал мне руку и вышел из квартиры.

Женщина опять вытирает руки кухонным полотенцем и молча провожает нас вслед за скорой. Под уставшими глазами синяки, но слез уже нет, только взгляд как будто мимо всего.

Мы выходим на лестничную клетку, она закрывает за нами дверь.

– Собираемся и в машину, – впервые произношу я.

– Слушаемся, товарищ старший спасательного расчета. – Ребята поднимают руки «под козырек», разворачиваются и заходят в открывшийся лифт.

– Дураки! – Я улыбаюсь и захожу за ними. Двери закрываются, мы уезжаем.

Открытые двери

– Алло! Здравствуйте, это спасатели. Расскажите, что у вас случилось? – Час ночи. Сажусь в машину рядом с Командиром. Беру телефон и звоню заявителю. Обычная, стандартная, давно заученная фраза.

– Я с кровати соскользнула, не могу подняться. – На том конце телефона слышен слабый старческий голос.

– На какие замки закрыта дверь? – спрашиваю на автомате я, сразу думая, как лучше будет ее открывать.

– Она открыта. Просто толкнете.

– Хорошо. Мы уже выехали. Скоро будем. – Я кладу трубку и закутываюсь посильнее в боевку. Минут десять можно поспать.

Мы прибываем по адресу быстро. Я не успеваю провалиться в глубокий сон.

– Прибыли по адресу, разведка, – передаю по телефону.

Слышу, как ребята сзади тоже заерзали. Зашевелились, надевая боевки и выныривая из тяжелой полудремы. Все вылезают из машины.

Сон как рукой сняло.

Обычный спальный район Москвы. Такой же, как и все. Район, где днем гуляет множество мамочек с детьми на новых детских площадках, а по ночам на этих же качелях пьют местные алкоголики. Где днем светло и уютно. Но куда поздно вечером лучше не выходить.

Наш подъезд как раз напротив такого ночного места встречи. На качелях сидит женщина неопределенного возраста с пивной бутылкой в руках, а рядом на корточках несколько мужчин с водкой.

Мы заходим в чистый и светлый подъезд. Поднимаемся на десятый этаж и подходим к нужной нам квартире. Деревянная дверь, один верхний замок. Кажется, она закрыта. Командир подходит к двери, толкает ее и…

Дверь открывается. Сразу незаметно, но тут же становится видно, что она закрыта на тряпочку.

– Это спасатели. Куда нам идти? – Командир заходит первым и останавливается в прихожей.

В квартире чисто и практически нет мебели. В коридоре только небольшая тумбочка и вешалка для одежды. Она пуста.

– Я в дальней комнате, – раздается приглушенный голос.

Мы проходим в дальнюю комнату мимо еще одной, закрытой.

В комнате, где нас ждут, горит неяркий свет от прикроватной лампы. На полу рядом с кроватью сидит женщина. Опрятная, одетая в чистую легкую хлопковую ночную сорочку с цветочками.

Рядом с кроватью столик. На нем – лампа с абажуром, как из антикварной лавки. Графин с водой, стакан и городской телефон. Красный, с дисковым набором.

– Здравствуйте! Как вас зовут?

– Наталья Степановна.

– Наталья Степановна, как же вы упали? Что случилось? – Я начинаю осмотр. Дока с нами нынче нет, он лежит в больнице, меняет клапан в сердце. Его обычные обязанности теперь на мне.

– Соскользнула. Ничего страшного.

– Почему не ходите?

– Перелом шейки бедра был полгода назад.

– Сейчас что-то беспокоит? – Я прощупываю тазовые кости, обследую женщину на наличие травм, тихонько постукивая по пяткам, чтобы окончательно удостовериться, что всё в порядке.

– Поднимаем, – отвечаю я на вопросительные взгляды ребят.

Вместе мы аккуратно поднимаем женщину на кровать. Удобно ее укладываем. Всё это время она молчит.

– Спасибо. Когда будете выходить, дверь на тряпочку закройте.

– Как же вы на тряпочку? Не боитесь? – не выдерживаю я.

– А чего мне еще бояться? – Женщина грустно улыбается. – Я падаю постоянно, дверь уже несколько раз ломали.

– Как же вы одна живете? – Рыжий поддерживает разговор.

– Социальный работник приходит. Но она только днем бывает. Дверь на тряпочку закройте. – Женщина отворачивается к стене.

Мы выходим, прикрывая дверь на тряпочку, садимся в лифт и уезжаем.

Компания напротив подъезда стала больше. К ней присоединились еще несколько непонятного возраста мужчин. Все переместились в песочницу.

– Слушай, а чего ты всех, кто падает, особенно пожилых, по пяткам стучишь? – Мы садимся с Рыжим на заднее сиденье. Я убираю аптечку себе под ноги.

– Меня Док научил. Так можно понять, есть перелом шейки бедра или нет. Чем старше человек, тем у него кости тоньше становятся. И при падении чаще всего ломается шейка бедра. Место, где кость соединяется с тазобедренным суставом, грубо говоря. Этот перелом может быть видно: нога неестественно вывернута, острая боль. Но далеко не всегда. А у пожилых еще и болевой порог повышен, они часто не чувствуют боли. Если мы поднимем, не поняв, что там перелом, человек может умереть. К тому же чем старше человек, тем он тяжелее восстанавливается. И если мы вовремя не определим перелом шейки бедра, то этим можем приковать человека к постели. Дальше – застойные явления в легких, за ними пневмония, и всё. Человек уходит раньше времени. А легкое постукивание по пяткам всегда, ну в основном всегда, дает понять, что там что-то не так. Боль отдает в тазобедренный сустав. Лучше уж перестраховаться.

– Ну, и конечно, слегка постукивать. Главное слово здесь «слегка». – Косой поворачивается к нам с переднего сиденья и берет у Рыжего бутылку с водой.

– У нас следующий вызов. Девушка сказала, что напилась таблеток, и теперь не отвечает. Муж не может в квартиру попасть. И чего им всем не спится… – Командир включает сирену. Я укутываюсь в боевку и проваливаюсь в сон. Звук сирены убаюкивает.

«Цветомузыка» взрывает тишину московской ночи. В окнах то тут, то там зажигаются первые огни. Москва начинает просыпаться.