Текст книги "Ничто не стоит так дорого"

– Это становится просто невыносимо! – не выдержала подруга убитой.

Марина Сергеевна резко поднялась, хотела выскочить из комнаты, но перед дверью остановилась.

– Как вам могла прийти в голову такая чушь? – спросила она, понизив голос.

– Эта чушь может прийти в голову органам дознания и следствия, и на суде прокурор предъявит вам обвинение в убийстве вашей лучшей подруги, про которую можно сказать много хорошего, но главное, что она была очень доброй. Я приятельствую с лучшим в городе адвокатом. Но даже он при всех своих связях не сможет вытащить вас, переквалифицировав статью.

– Прекратите, прошу вас. Вы же сами знаете, что это чушь. Как я могла оказаться там? Вы об этом подумали.

– Найдутся свидетели того, что следом за Курочкиными к озеру подъехал другой автомобиль, из которого вышли вы и вели беседу с Ларисой на повышенных тонах, угрожая ей убийством. Потом две машины уехали прочь… Потом одну из этих машин нашли на другом берегу, а в салоне был обнаружен труп молодой женщины, которой только что угрожала другая красавица, очень похожая на Деми Мур в лучших ее фильмах.

– Но вы же умный человек и наверняка понимаете, что это все чушь!

– Понимаю, конечно! Но дело должно быть раскрыто, кого-то надо посадить за убийство – пусть даже невиновного. Этого требует высокое начальство. Нужен козел отпущения. В данном случае коза… Простите.

Гончаров извинился не за произнесенное им слово, а потому лишь, что в кармане пиджака завибрировал его мобильный и пришлось достать его. Но слово «коза» вырвалось у него непроизвольно.

Звонил практикант.

– Игорь Алексеевич, – быстро заговорил Петр Грицай. – Удача! Причем сразу, как только я загрузил программу соответствия исходящих по двум адресам, она сразу выдала мне три номера: Курочкина, его жены и третий, который зарегистрирован на некоего Кирилла Хижняка… Я сразу установил, кто это. Ему двадцать девять лет, он фитнес-тренер, выглядит как надменный аристократ… Звонили они друг другу редко, но обменивались эсэмэсками, которые я сейчас… в данный момент пытаюсь открыть…

– Петя, кто с кем обменивался?

– Курочкина и Хижняк. Обычно они договаривались о встречах. Эсэмэски потом уничтожались, но ведь интернет помнит все.

– Отлично, я сейчас занят, но через пять минут буду готов выслушать.

Закончив разговор, Игорь обернулся к подруге Курочкиных:

– На чем мы с вами остановились?

– Вы сказали, что им нужна коза отпущения.

– Разве? – не поверил подполковник. – Вообще-то я имел в виду совсем другое.

Что он имел в виду, Игорь объяснять не стал. Он подошел к окну, отдернул штору и выглянул во двор, посмотрел на свой автомобиль.

– Не знаете, почему Роман Валентинович машину перекрасил в зеленый цвет?

– Он сказал, что хаки – его любимый цвет.

– Понятно, но перекрашивать зачем?

Женщина пожала плечами.

– Так я объясню. Лариса въехала во дворе в «Мини Купер», за рулем которой находилась девушка с седьмого этажа. Та машина практически не пострадала, да и «Рендж Ровер», вероятно, тоже, хотя краска наверняка была ободрана. От соседки Лариса откупилась, сунула ей двадцать тысяч… Потом страховая компания отремонтировала «Рендж» и перекрасила по просьбе Курочкина весь кузов за отдельную плату.

– Не так, – не выдержала Марпина Сергеевна, – все не так было. Мне Роман Валентинович рассказал. Начнем с того, что от девчонки Лариса откупилась непонятно зачем, «Рендж» Курочкиных пострадал в другом месте: бампер был расколот, и фара разбита. Лариса въехала во что-то, объяснила она Роману Валентиновичу, что во дворе. Но он не дурак…

– То есть он понял, что раз она врет и нет акта ГИБДД, то автомобиль был разбит в другом месте. И за рулем была не Лариса, а другой человек, поэтому она и в ГИБДД не звонила, чтобы у мужа не было никаких подозрений… А он догадался.

– Так за это не убивают, – напомнила подруга убитой Курочкиной.

Снова позвонил практикант:

– Я открыл их переписку. Там почти во всех посланиях назначаются время и место встречи. Я уже говорил. Наша клиентка, правда, еще пишет о своих чувствах, о том, что она только сейчас почувствовала себя настоящей женщиной, теперь она знает, что такое любовь…

– А он?

– А он примитивен, как автоответчик. Пишет только «Ты – лучшая!» «Ты – солнце!» и прочую муть… Хотя вот – он денег просил: «Сколько можешь дать в долг? Мне срочно нужен лимон. Отдам в течение полугода». Она отвечает: «Какой долг? Я сброшу тебе всю сумму так просто, но только несколькими траншами с разных карт, потому что все сразу не пропустят». Вот еще…

– Спасибо. Свободен пока.

Гончаров снова сел за стол.

– У вашей подруги были любовники?

– А это что-то меняет?

– Я задал вопрос, потрудитесь ответить.

– Вполне возможно: она же женщина. То есть была женщиной…

Марина отвернулась.

– Про Кирилла Хижняка что-то знаете? – продолжил допрос Игорь.

– Про кого? – растерялась женщина. – А почему я должна знать про какого-то… как вы сказали? В общем, незнакомого мне человека.

Марина быстро покраснела.

– Кирилл Хижняк – фитнес-тренер, – пояснил Игорь.

– А-а, – изобразила понимание Марина Сергеевна. – Просто я забыла о нем. В прошлом году я непродолжительное время посещала фитнес-центр, и он был моим персональным инструктором. Скромный женатый парень. Закомплексованный немного…

– Сколько длились ваши отношения?

– Я посещала фитнес-центр чуть меньше полугода… Несколько месяцев. Сейчас мне трудно вспомнить.

– Я про другое… Про романтические отношения, мягко говоря. В этом нет ничего страшного. Вы красивая женщина, не замужем, детей у вас нет… Кирилл – весьма обаятельный, женщины от таких теряют голову… Сколько вы на него истратили?.. Простите, ваши траты – ваше личное дело, а вот сколько он у вас взял денег в долг?

Подруга Курочкина посмотрела на семейный портрет своих друзей и спросила:

– Вы курите?

– Нет.

– И я тоже уже семь лет как бросила. Но сейчас мне надо затянуться, чтобы успокоиться…

Гончаров подошел к двери, приоткрыл ее:

– Товарищ полковник юстиции, не угостите даму сигареткой?

Подошел Копылов, протянул пачку сигарет и зажигалку, шепнув при этом:

– Ну как?

Игорь молча пожал плечами и плотно прикрыл дверь.

Марина подошла к окну, открыла его, щелкнула зажигалкой и сделала короткую затяжку, как будто проверяя качество табака. Затянулась еще раз, выдохнула и ладонью отмахнулась, отгоняя дым от своего лица:

– Он постоянно просил в долг, поначалу отдавал, но это были небольшие суммы – сто-двести тысяч рублей. Потом запросы его возросли, и каждый раз он объяснял мне, на что берет: маме на операцию. Потом его отец разбил чужую дорогую машину… Вины отца нет никакой, но полицейские повесили все на него, потому что настоящим виновником был какой-то депутат. Он так убедительно врал: у него даже слезы на глазах появлялись… А еще у него имелся ребенок от первого и единственного, само собой, неудачного брака… Ребенок, правда, был не от него, но он по доброте душевной усыновил, то есть удочерил. Девочка называет его папой. И он каждый месяц переводил ей почти весь свой небольшой оклад. Не ей, разумеется, а бывшей жене. Как-то я заглянула в его паспорт. Штамп о браке стоит, а запись о том, что у него есть дочь, отсутствовала. Я спросила, почему ребенок не внесен в паспорт. И вдруг он устроил такой скандал… Короче, отношения с ним были разорваны… На свою беду, а может, на Ларискину, я уже познакомила Кирилла с ней. Похвастаться хотела, какой у меня парень имеется. И она с ходу, без всяких размышлений в него втрескалась по самые уши… Совсем голову потеряла… Она бы его живым от себя ни за что не отпустила: уж если умирать, то вместе… А потому я не сомневаюсь ни минуты, что это он дурочку Лариску убил.

– Так сколько вы ему перевели денег?

Марина Сергеевна отвела взгляд в сторону. Вздохнула и ответила:

– Переводила, наличными давала, делала подарки – всего на пятнадцать миллионов.

– Хорошая у него работа! – удивился Гончаров. – Мне за пятнадцать лет не заработать столько! Правда, иногда премии подкидывают, зато и стреляют в меня порой; за последние пятнадцать лет раз двадцать это случалась. Попадали в меня, но спасали Бог и кевларовый бронежилет. По пятницам мы с ребятами из нашего убойного копейки по карманам выскребали, чтобы бутылочку купить и дешевую колбаску на закуску для снятия напряжения… Были и такие в моей жизнри времена. А чтобы какой-то пацан огреб невероятную для моего понимания сумму…

– Так вы считаете, что это Кирилл сделал? – не поверила женщина.

Игорь развел руками:

– Для начала надо его задержать и допросить.

– Вы его поймаете? – поинтересовалась Марина с такой интонацией, как будто ей очень не хотелось, чтобы это случилось.

– Считайте, что он уже в наших руках. Но пока я переговорю с вашим другом, а перед уходом к вам зайду.

Курочкин шел из туалета к спальне, держась за стену и едва передвигая ноги.

– Давайте помогу, – предложил подполковник, приобняв вдовца за талию.

– Господи! – взмолился тот. – Когда же это все кончится? Где Марина? Пусть она вызывает врачей, сиделку, в конце концов. Двух сиделок. Я так устал от всего этого… Ларисочку убили, теперь вы непонятно с какой целью мою квартиру оккупировали.

Они вошли в спальную, Игорь подвел пожилого человека к кровати и помог прилечь.

– Когда же вы наконец оставите меня в покое? – продолжал шептать тот. – И так сил нет, а еще вы тут…

– Роман Валентинович, – ответил Гончаров, – вы соберитесь с силами, ведь они у вас есть. Вы как-никак мастер спорта. У вас фигура как у тридцатилетнего – ни грамма лишнего жира. А еще вы очень выносливый человек: ведь тащить на себе акваланг, а он двенадцать килограммов весит, маску, ласты, подводное ружье… Но вы справились, прошли больше десяти километров, пока ребята на «уазике» вас не подобрали.

– Я не понимаю вашей иронии, – едва шевеля губами, произнес Роман Валентинович.

– Это я к тому, что вы все очень здорово спланировали. Главное то, что почти все время были рядом с женой и следствие будет ориентироваться только на ваши показания. И ребята на «уазике» подвернулись как нельзя кстати, они уже подтвердили вашу версию. Да и свой телефон вы выбросили в воду, чтобы мы не смогли проследить историю передвижения аппарата… Вы умный человек, если сами спланировали это или проконсультировались с кем-то опытным. Ошиблись в одном: ваш аппарат водонепроницаемый и с надежной батареей. Хотя это не единственная ваша ошибка.

– Что вы такое говорите? – негромко возмутился Курочкин. – У меня горе! Случилась страшная трагедия! Я потерял единственного близкого мне человека. Нелепый случай, злодейская сила забрала у меня горячо любимую жену.

– А я говорю, что вы, выбрасывая телефон, размахнулись, а не просто отшвырнули аппарат; именно бросили, не рассчитав свои силы, которых у вас с избытком, несмотря на почтенный возраст… Ваш аппарат покоился в озере в двадцати восьми метрах от края воды. А вы бросали с берега, в чем я не сомневаюсь… Вы швырнули свой смартфон «Дуги», отойдя от вашего авто на пару шагов. То есть бросок был метров на сорок – сорок пять, что для вашей жены было невыполнимой задачей. Лариса, по словам другого близкого вам человека, даже на уроках физкультуры отказывалась бросать мячики, потому что смешила этим весь класс, отправляя мячик не на тридцать-сорок метров, а себе по ноги…

– При чем тут это?! – не выдержав, крикнул Роман Валентинович. – Какое право вы имеете…

– А еще я имею право заявить, что именно вы задушили Ларису, и не в результате внезапно возникшей ссоры, как будут потом уверять на суде ваши адвокаты, а вполне спланированно… Жена вас предупредила, что подает на развод и на раздел имущества, а делить вам было чего… Тем более что тридцать три процента акций завода принадлежали ей. Но Ларисе, очевидно, и этого было мало. Мне кажется, она решила шантажировать вас причастностью к убийству Льва Борисовича…

– Какого Льва Борисовича? – прошептал Курочкин. – О ком вы говорите? Я не знаю никакого…

– Я говорю о Карпоносенко, который четверть века назад дал вам денег для участия в залоговом аукционе. Всю сумму вы ему вернули, но остались должны проценты, которые он требовал из прибыли вашего успешного предприятия… Вам это надоело. И вот два года назад…

– Прекратите! – оборвал его Роман Валентинович. – К убийству Карпоносенко я не имею никакого отношения. И Ларису я не убивал. Я просто физически не мог вернуться и пройти двенадцать километров…

– Откуда вы знаете, где был обнаружен ваш автомобиль, ведь на место преступления вас еще не доставляли? Но зато есть свидетели, которые видели, как вы проехали мимо них в своем «Рендж Ровере». Именно вы были за рулем. Причем в гидрокостюме. Свидетели уверяют, что видели, как вы свернули к озеру через кусты. Вы вышли из машины, перетащили на водительское сиденье свою мертвую жену, потом надели ласты, акваланг, маску и ушли в озеро. Переплыть его в хороших ластах можно без труда, тем более что вы бывший мастер спорта по подводному плаванию. Я думаю, это отняло у вас минут пять. Ширина озера в том месте четыреста метров. Уверен, что вы можете быстрее, но акваланг тормозил…

– Это все ваши домыслы!

– Отнюдь нет! Есть свидетели… Их двое: дед с внуком из поселка Приладожское, которые видели, как вы надевали ласты и маску и входили в озеро. Мне кажется, они вас опознают. Я даже не сомневаюсь в этом. Мы вас обрядим в ваш гидрокостюм…

– Это ложь! – усмехнулся Роман Валентинович. – Там не было никого…

Он понял, что проговорился, и замолчал.

– Откуда вы знаете, что там не было никого? Кроме того, вам ведь известно, что сейчас ведется видеозапись, против чего вы не возражали. Я могу отключить сейчас камеру… Хотите, чтобы я ее отключил?

Роман Валентинович потряс головой, а потом и рукой махнул:

– Пусть работает. Мне скрывать нечего.

Но тут же кивнул:

– Отключайте! Я хочу отдохнуть. Чаю выпить и прийти в себя.

Гончаров отключил камеру и отвернул объектив в сторону, чтобы подозреваемый не сомневался, что съемка не ведется.

– Давайте все-таки вызовем вашего адвоката, вы с ним посоветуетесь, а я мешать вам не буду. Дело в том, что вас задержат на двое суток, Следственный комитет проведет за это время все необходимые доследственные мероприятия, после чего судья изберет вам меру пресечения – два месяца следственного изолятора. Адвокат не поможет вам избежать камеры предзака, но вы вместе изберете линию защиты. Лично я не уверен, что поводом для убийства были ваши коммерческие интересы: мол, вы не хотели терять контроль над предприятием и соответствующие доходы… Ведь так?

Роман Валентинович молчал.

– Я знаю, что такое жить с нелюбимой женщиной, – продолжил Игорь, – какая это мука, когда женщина, которую вы обязаны терпеть по ряду причин, унижает и оскорбляет вас… Да любой человек… Любой мужчина когда-нибудь да сорвется. Я понимаю, только для суда это не будет являться оправданием. И надо будет доказывать, что длительное время вы находились в угнетенном моральном состоянии. Лучше заявить это на следствии и сделать это сразу, чтобы никто не смог усомниться в вашей искренности. Думайте!

Роман Валентинович поднял голову и заглянул в глаза Гончарова, пытаясь понять, насколько тот с ним честен. А потом кивнул.

– Вы правы, – негромко согласился Курочкин, – это я сделал. Я и сам не знаю, что нашло на меня тогда. Но Лариса в последнее время меня доставала так, что хоть самому в петлю. Мне пятьдесят девять лет, ей – тридцать семь… То есть было тридцать семь. Я работаю, выматываюсь на заводе… А она даже на заседания правления опаздывала или вовсе не приходила. Все вечера последних недель по клубам, по вечеринкам разным… Иногда… Крайне редко мы с ней вместе посещали подобные мероприятия, но мне там не интересно совсем. Но она и одна туда моталась. А с недавнего времени стала заявлять, что я не мужик вовсе… Она, дескать, молодая и красивая, ей очень нужны и любовь, и секс… Можно даже без любви, как она говорила. А то, что я… как она уверяла, раз – и все… не устраивает. Ей хотелось, чтобы мужик был накачанный, чтобы он дышал, хрипел, стонал и потел… На озеро я планировал поехать один, чтобы отвлечься от этого всего и прийти в себя. Под водой совсем другой мир: там сердце успокаивается. Но она напросилась со мной. Всю дорогу она издевалась… А потом вдруг призналась… Сообщила, что у нее есть любовник… Но я это и без нее знал… Просто попросил за ней последить недельку… А потом снял наблюдение, чтобы самому не мучаться.

Курочкин закрыл ладонями лицо. Гончарову показалось, что он вот-вот заплачет, но Роман Валентинович опустил руки – лицо его было спокойно.

– Она сидела на правом пассажирском сиденье, – продолжил Курочкин. – Я за ее спиной раздевался. Снял рубашку, брюки… хотел уже надеть гидрокостюм… А потом вдруг на меня как затмение нашло…

Она что-то обидное говорила, потом стала петь какую-то песенку глупую: «Уходи, дверь закрой, у меня теперь другой очень длинной и большой номер в книжке записной…» И смеялась… Это последнее, что я еще помню… Наваждение какое-то нашло. Будто не я это делал, а кто-то другой. Меня охватила такая ярость… Я выдернул ремень и набросил ей на шею. Но не для того, чтобы убить, а просто хотел напугать так, чтобы она заткнулась… Она хрипела, а я не отпускал, а когда снял ремень с ее шеи, она уже не дышала. Сначала я подумал, что Лариса притворяется… Потом меня стало трясти… Я зашел в воду… Наклонился, зачерпнул пригоршню воды и побрызгал себе на лицо… Успокоился… то есть нет, конечно, не успокоился, как раз наоборот… Я понял, что совершил только что… И не понимал, как я это мог сделать… Я, который со всех сторон весь положительный, прожил без малого шестьдесят лет, учился, занимался спортом, старался чего-то добиться в этой жизни… Вернее, в той, еще советской жизни… Я пришел на завод «Промэлектрон» после института. Меня выбрали… То есть назначили секретарем комитета комсомола. Через два года стал секретарем парткома, а это уже была номенклатура районного комитета партии… Казалось бы, в двадцать пять лет передо мной открылась широкая дорога в светлое номенклатурное будущее. Но все рухнуло: не стало КПСС, потом Советского Союза… Но связи у меня остались, потому что вся партийная номенклатура пристроилась в новой жизни: кто в банке, кто в каких-то других структурах и партиях… Потом бывший секретарь парткома, на место которого я пришел, познакомил меня с Карпоносенко. Бывший заводской партийный лидер пристроился как раз в его банк. Лев Борисович был основным акционером «Курантбанка», который очень скоро развалился. Президент банка, как водится, исчез с кассой, а вице-президента Захарова взорвали в его «Мерседесе». Но у меня к тому времени уже были дела с Карпоносенко. Он мне действительно помог с деньгами, а потом прессовал…

– Но вы вроде не бедствуете, – напомнил Гончаров и показал на картины на стенах.

Курочкин вздохнул.

– Адвокат у вас есть? – поинтересовался Игорь.

– Есть, но он по арбитражным делам. А куда сейчас звонить, не знаю. Мне ведь нужен хороший, желательно очень хороший… Может быть, самый лучший.

– Вам предложат государственного защитника, но не соглашайтесь… Хотя…

Гончаров достал телефон, нашел среди последних контактов телефон адвоката Беседина и набрал его.

Не успел и слова произнести.

– Я только что хотел вам звонить, – опередил его Ларион Семенович. – Я проверил то, что вы говорили про Вильгельма Оранского и братьев Виттов… – прозвучал в трубке взволнованный голос. – Признаюсь, не поверил вам, но все это оказалось правдой. А ведь англичане считают основателя своей правящей династии самым просвещенным монархом. А он монстр, похлеще Ивана Грозного.

– Если учесть, что Иван Грозный никого не убивал, тем более своего единственного сына, который простудился и умер в семидесяти верстах от Москвы, а все россказни о нем взяты из книг поляков о своих путешествиях по Московии. Но только ни один из них в России и не был никогда, в чем они признавались сами. Но я не для этого с вами связался… Ваша профессиональная помощь нужна одному предпринимателю, зовут его Роман Валентинович. Он сейчас вам перезвонит.

Подполковник закончил разговор и показал номер Курочкину.

– Запишите и перезвоните, он уже ждет. Это Беседин – лучший в городе специалист по уголовным делам. Расскажите ему так же, как и мне, честно и подробно…

Гончаров вышел в коридор. Заглянул в одну комнату, потом в другую, но там была спальня, и потому Игорь заходить туда не стал. Открыл еще одну дверь, за которой оказался кабинет хозяина, и там находилась подруга убитой.

– Вы еще долго здесь будете? – поинтересовалась она. – Потому что… Ну, вы сами понимаете… мы уже устали от вас, а Роман Валентинович из последних сил держится.

Игорь видел ее встревоженные глаза и понял, что подруга Курочкиной если не знает наверняка, то догадывается, кто убил ее Ларису.

– Я сейчас уеду, но появятся другие, в том числе и адвокат, так что поддержите Романа Валентиновича: он, как мне кажется, вам доверяет.

Марина быстро кивнула и тут же сообразила:

– Какой адвокат? Зачем? Его разве обвиняют в чем-то?

– А вы не догадывались?

Женщина потрясла головой:

– Я не верю: он ведь и мухи не убьет.

– Если бы муха не была его женой, то возможно.

– Зря вы так.

– Я работаю, уверяю вас. Это при первой встрече, когда мы говорили о прическах и очках «кошачий глаз», я отдыхал, а сейчас я занимаюсь делом, которому служу. Преступник выявлен, теперь ищем возможных соучастников, а потому попрошу быть со мной предельно откровенной. Записей я не веду, сослаться мне на ваши слова в суде не придется, но картину преступления я хочу иметь в своей голове со всеми деталями. Мне известно о ваших отношениях с Романом Валентиновичем. И в прежние времена, и потом… Но это ваша личная жизнь, и я туда не лезу. Меня интересует другое.

– Спрашивайте, я ничего не утаю.

– Вы Курочкину про Кирилла Хижняка рассказали?

– Да он и так все знал. Он нанимал частного детектива, который следил за ней и фотографировал. Роман терпел зачем-то. Ларочка, конечно, хоть и лучшая моя подруга… в смысле была лучшей, но стерва порядочная… Она летом, когда мы из десятого класса в одиннадцатый переходили, сделала первый аборт. Тот был подпольный и неудачный… После чего детей у нее не могло быть… Это она меня в клуб «Конюшенный двор» затащила, чтобы снять солидных мужиков, то есть папиков, которые нас потом содержать будут. Сказала, что надо одеться поскромнее и поменьше краски на лицах. На всяких этих… в смысле на проституток, солидные не клюют. Только Роман тогда сразу клюнул на меня. Лариска потом так материлась!

– Курочкину вы об это говорили? Кто вас тогда в «Конюшенный двор» затащил и прочее…

– Недавно и сказала… Позавчера только. Но я молчала так долго! Целых восемнадцать лет молчать – это ведь настоящая пытка. Мне же Роман всегда нравился, а он вдруг к этой дуре прикипел.

Гончаров хотел выйти, но вспомнил:

– Вы кем работали на заводе?

– Так вы спрашивали уже. Была и остаюсь финансовым директором и членом правления.

– Карпоносенко видели когда-нибудь?

– Кого?

– Льва Борисовича Карпоносенко. Мы уже говорили о нем. А вы все время притворяетесь, что не можете вспомнить. И он должен был делать вам комплименты, а женщины это не забывают. Правда, он молоденьких любил.

Игорь говорил все это, а Марина смотрела в окно.

– Я его видела всего несколько раз, – наконец призналась она, – но это было давно. Тогда Роман Валентинович позвал нас с Лариской к нему в гостиницу… Не нас, а Романа с Андреем, ведь они были его партнерами. Они прихватили нас. Провели шикарный вечер, ушли, а лучшая подруга осталась с ним… Слетала на Кипр, а до того дальше Комарова нигде не была. Потом она резко изменилась: стала хозяйкой жизни, а до того зачуханной была немного… Комплексов у нее было выше крыши. Сначала от того, что с тринадцати лет спала с кем попало и богаче от этого не становилась. А ей очень хотелось разбогатеть… Всем, конечно, хочется… Но она даже в истерики впадала. А когда привалило богатство, выла от того, что любви как не было, так и нет… Потом подвернулся Кирилл, который был моим… Обидно мне, конечно: хоть и подонок приличный, но зато красавец и мой. И ведь как она его от меня отбила? Просто купила и возила с собой, как собачонку с бантиком на хохолке. Но это я образно, потому что Хижняк всегда был за рулем ее машины. В дорогом костюме, высокий, мускулистый, золотая цепь под расстегнутой рубашкой, «Ролекс» на запястье и белоснежная улыбка… Что вы еще хотите знать?

– Больше меня ничего не интересует, – произнес Гончаров, – просто удивительное дело получается. Недавно в одном расследовании всплыла фигура Карпоносенко. И в том случае он так же вложил большие деньги в один бизнес-проект.

– Работа у него такая была. Лев Борисович – профессиональный инвестор: у него нет предприятий, которые он открывал бы сам. Он захватывал уже кем-то созданные под удачную идею и с налаженными хозяйственными связями.

– То есть вы не знаете, как его убили?

Женщина пожала плечами и снова потрясла головой:

– Откуда мне знать? Я как-то пришла на работу, в коридоре меня догнал Курочкин и между другими новостями сообщил, что накануне застрелили Карпоносенко. Роман был такой счастливый.

– Ну вот, а говорили, что не знаете, как его убили. Я покидаю вас, а вы тут помогайте своему другу выкручиваться: я вас больше не потревожу.

На кухне курил полковник юстиции. Увидев будущего начальника, он погасил сигарету о край фарфоровой пепельницы с изображением Кельнского собора и шагнул навстречу. Но Гончаров не стал заходить, вдвоем вышли в коридор, а потом проследовали в гостиную, где на стене висел большой парный портрет хозяев.

– Я вызвал транспорт, чтобы поехать на озеро и осмотреться на месте, – сообщил Копылов.

– Скоро подъедет адвокат Курочкина…

– Значит, поедем в компании с адвокатом… А зачем ему адвокат?

– Роман Валентинович сейчас напишет чистосердечное, и мы оформим явку с повинной.

– Как? – удивился Копылов.

– Там все записано на камеру. Можете посмотреть этот психологический триллер со всеми подробностями на вашем компьютере.

Копылов молча смотрел на Гончарова и удивлялся. Потом взглянул на потолок:

– Мне, конечно, говорили, что вы как-то стремительно все это делаете, но чтобы вот так, за полчаса.

– Больше двух часов, если быть точным. Но Курочкин и сам бы рано или поздно сознался. У него сейчас начинает развиваться синдром Раскольникова: охота ему покаяться перед народом… Но знает, что лучше сейчас явку оформить, чем потом на колени посередь площади бухаться. К тому же Курочкин – человек образованный: наверняка посмотрел, что ему светит, а по сто седьмой – ничего страшного, даже условного срока не будет. В части первой там четко сказано: «Убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, аффекта, вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями потерпевшего, а равно длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим аморальным поведением потерпевшего».

– Вот оно как, – спокойно отреагировал Николай Иванович, – а ведь перед нами он потерпевшего Ваньку валял.

Гончаров позвонил капитану Иванову, и тот сразу доложил, что обошли почти весь дом и ничего выяснить не удалось.

– Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что мы установить пытаемся.

– Ничего не надо устанавливать: мы тут общими усилиями уже во всем разобрались: преступник установлен, и он вызвал адвоката.

Закончив разговор, Гончаров обернулся к Копылову, который явно чего-то ждал от него.

– У вас… то есть у тебя какие-то вопросы ко мне, Николай Иванович? – спросил Игорь.

– Только один. Ты сказал, что есть свидетели – старик с внуком из Приладожского. Откуда они взялись?

– Ниоткуда они не взялись – нет их. Это я его, как раньше говорили, на пушку взял. Нет свидетелей и не будет. Но он-то этого не знает. Зато знает, что если будет очная ставка, то уже не сможет оформить явку с повинной, а только чистосердечное, да и то если мы поможем, а это уже другая статья и другой срок. А потому он купился. Не сомневаюсь, что он всю прошлую ночь штудировал комментарии к Уголовному кодексу и постановления пленумов Верховного суда. Не простой человек наш Курочкин, может даже и неплохой, вот только с женой ему не повезло. Мог бы просто развестись, как я сегодня утром сделал, и ничего не было бы.

– Ну, что-то у него наверняка осталось бы. – Полковник юстиции показал на стены и на кожаные диваны.

И все же Гончарову не хотелось уходить, и, судя по всему, его будущий заместитель чувствовал это.

– Но какие-то вопросы по этому делу все-таки остались? – спросил Копылов.

– По этому делу нет. Ты записи посмотришь и увидишь. Да и Курочкин сам готов признаться, понимая, что реального срока не будет. Мне кажется, специалисты подтвердят: он и в самом деле длительное время находился в угнетенном психоэмоциональном состоянии. Жена его оскорбляла, не допускала до тела, сообщила, что у нее есть любовник и она требует развод. Преступление не планировалось, он хотел просто уехать подальше и уйти под воду – в родную для себя стихию. А она запрыгнула в последний момент и всю дорогу пилила его. Тут все ясно как божий день. Подобных случаев много.

Игорь посмотрел на двойной портрет.

– Меня другое мучает: уже в котором деле у меня косвенно проходит Карпоносенко, убийством которого ты занимался пару лет назад. Его уже на свете нет, а след после себя он оставил изрядный: инвестировал в завод, который достался Курочкину, восстановление университета «Промтех» тоже его рук дело, хотя там до него почти все свои средства вложили другие люди, а он лишь добавил. И немало добавил, а потому на сладкие места начали слетаться осы… Еще он вкладывался в гостиничные комплексы…

– В объекты энергетики, – продолжил Копылов, – в торговые комплексы, и везде он требовал долю акций. В российском «Форбсе» точную сумму его капиталов не смогли определить, но считают, что частный инвестор Карпоносенко наверняка входил в двадцатку российского списка «Форбс».

– Это сколько миллиардов? – не понял Гончаров. – Я в этих списках не силен.

– Миллиардов двенадцать-пятнадцать на то время.

– Всего-то! А кому достались его миллиарды?

– Что-то он успел продать, будто чувствовал свою смерть, деньги вывел через кипрские банки на Запад. Осталась недвижимость, оформленная на близких ему людей, еще акции, которые также переданы в управление кому-то. Дочка и сын унаследовали какие-то крохи – миллионов по пятьдесят каждому. Для них это действительно ничто, потому что они наверняка рассчитывали на большее. Но у него к ним не было родственных чувств, с бывшей женой он не общался, а детки не хотели видеться с ним. Требовали с него денежки, а он откупался.