Текст книги "Западня"

– Почему?

– Потому что итальянец мертв, – раздался лаконичный ответ, – у нас только два подозреваемых.

– Когда? – Жан привстал от шока.

– Совсем недавно, – ответил Поль, глядя сквозь меня. – Несколько дней назад его убили в Венеции.

– Неужели? – произнес Жан, все еще не в состоянии поверить в столь необычное стечение обстоятельств?

– К сожалению, – вздохнул Поль.

– Значит, его могли убить из-за картины? – раздался странный голос Жана.

– Возможно, из-за картины, или еще из-за чего-то, о чем мы не знаем, – ответил Поль и взглянув на меня впервые за долгое время. У меня екнуло сердце от взгляда голубых глаз.

– Рисунок, – вдруг сорвалось с губ Жана. – Ты его забрал?

– Нет, к сожалению, – ответил Поль. – Меня опередили, – слова мужчина бросил мне в лицо, не отводя глаз.

Только после последней фразы я осознала, в какую западню угодила сама. Ни о чем не подозревающая дуреха, я ринулась помогать врагам, которые сейчас схватят меня, привяжут к стулу опять и начнут пытать, где злосчастный рисунок. Тот самый рисунок, что я забрала у умершего в отеле. От страха я вжалась сильнее в диван и потеряла голос. Поль сверлил меня голубыми глазами, ни сколько не собираясь отпускать добычу. Он смотрел в голубые глаза, молчал, как мне казалось, целую вечность.

– Я был там, – тихо раздался голос. – В отеле.

Мое сердце потерялось в глубине тела, обреченное разорваться от страха и переживаний.

– Когда ты вбежала в номер, – Поль продолжал говорить, неотрывно глядя только на меня, от чего у меня пересохло в горле, – я спрятался за занавеской.

Сердце бешено колотилось: стучало в висках, кровь пульсировала в пальцах рук. Я еле понимала фразы, которые произносил мужчина на французском.

– Я видел, что ты делала в номере, как споткнулась, и почему взяла рисунок.

Глаза ошарашенно распахнулись.

– Это я должен был его забрать, – раздался голос, заставивший меня онеметь на целую минуту.

– Ты…

– Я никого не убивал, – быстро ответил он на мой не вымолвленный вопрос. – Это сделали до меня. Ребята здорово его приложили, спрашивали про какие-то деньги.

– И я должна в это поверить? – срывающимся голосом продолжала я разговаривать.

– Я вор, а не убийца.

Я замолчала. Как самнамбула, качаясь, я отошла к окну, нервно глотая подступившие комом слезы. Память сама возродила забытую картину до мельчайших подробностей.

Венеция, ранее…

Я жутко нервничала, стрелки часов уже показывали без пятнадцати два, а мне было далеко идти. Все здания казались мертвыми, улицы были до тоски пустыми, мокрыми. Вода серела в каналах, небо нависало той же серой обреченностью и сбрасывало свои слезы на городской камень. Я шла по переулкам и улочкам, пытаясь скорее дойти до нужного здания, вертела головой, пытаясь высчитать нужный дом, торопилась. Наконец, впереди замаячило нужное здание.

Я влетела стрелой в холл гостиницы, и, так же, бегом, побежала по лестнице, даже не закрыв зонта. Пронесшись по коридорам ураганом, разбрасывая мокрые капли на ковер, подбежала к нужной двери. Зонтик закрылся. Стряхнув капли дождя с волос и плаща, я решила войти. Подняла руку, чтобы постучать, как дверь приоткрылась сама.

Меня это немного смутило, но не испугало. Не знаю почему, не иначе, как сам черт дернул, я сделала шаг за порог – глупость, которую не стоило совершать. Я вздохнула поглубже, тихонько входя внутрь номера.

Стояла гробовая тишина. Не было и намека на то, что кто-то был в номере. Я замерла на несколько секунд у двери, сделала шаг вперед, за ним другой, приблизилась к окну, повернула голову направо. В тот момент я точно уже не искала мужчину и забыла про то, что хотела сказать, действовала механически, как человек в незнакомом месте. В дверном проеме спальни, прислоненной к стене, я увидела странную картину: все перевернуто, занавески летают, гробовая тишина.

– Где мужчина? – подумала я. – Бардак в спальне! Зачем? – и направилась в комнату, чтобы рассмотреть получше.

Сделав пару шагов, ушла дальше от порога, вдруг упала. Упала незадачливо, растянулась прямо на полу, споткнувшись обо что-то, руками залезла во что-то мокрое. Сумка слетела с плеча, ее содержимое рассыпалось. Я чертыхнулась и стала вставать, чтобы понять, во что я вляпалась. Рука, оказалась в крови, неудачно дотронулась до какой-то бумаги, ощутив неудобство. Грудь вздохнула поглубже. Лоб сморщился от неприятных ощущений, я повернула голову, и… Глаза от ужаса стали как блюдца. Я увидела помешавший мне предмет, отшатнулась, облокачиваясь руками, и опять зацепилась за что-то, на сей раз твердое. Меня трясло, грудь сжало, глаза были на выкате. Я закрыла их и открыла снова. Жуткая картина не исчезла. Я подумала, что в пору зареветь, но сразу отогнала от себя эту мысль. Передо мной лежал труп мужчины с залитой кровью грудью. Такое чувство, что его потрошил какой-то мясник. Его грудная клетка была словно пробурена и часть внутренней плоти вытащена наружу, лицо – в жуткой гримасе боли, хуже чем на полотнах Караваджо. Глаза переместились ниже. Мои руки были в крови и тряслись как на тренажере. Рядом лежал лист бумаги, очень старый, с изображением женского лица. Волосы женщины были растрепаны, на голове – венок. На листе отчетливо проступил отпечаток руки, сделанный кровью.

Я еле стала, сотрясаясь всем телом, перешагнула через мертвое тело, и понеслась к ванной. Меня рвало какое-то время, потом я отвернула кран, и по белой эмали раковины побежала розовая струйка. Беспрерывно сотрясаясь, я вытерла руки, отмотав приличный кусок бумажного полотенца, и вышла из ванной. Самое страшное было ползать вокруг этого трупа, собирая в сумку свои вещи. Когда рука дотянулась до листа с изображением женщины, я снова чертыхнулась про себя. Спутать было невозможно. Если это – подлинник, то это был рисунок века!

Я попыталась аккуратно оттереть следы своих рук, но кровь уже застывала. На глаза навернулись слезы. Еще раз глянув на дверь и пару раз бесполезно потерев рисунок, чтобы удалить отпечатки, я не придумала ничего умнее, как запихнуть рисунок в свою сумку, благо та была большая.

В истерическом напряжении, я чуть не выскочила из номера, но вспомнив во время об отпечатках, принялась спешно их ликвидировать. Закончив, с бешено бьющимся сердцем, побежала к выходу, запихивая окровавленную ткань в сумку, и открывая зонт. Я пронеслась мимо стойки портье, даже не посмотрев, есть ли он там. Меня жутко трясло.

И в таком ужасном состоянии, я галопом прошла из одной части Венеции в другую, совсем не ту, где располагался мой отель. Я дошла до площади, села на ступеньки церкви и закрыла зонт. Дождь побежал по моему телу, а я смотрела вдаль как умалишенная, пытаясь прийти в себя. Через несколько минут, мне открылась дверь, и священник пригласил зайти внутрь. Я повиновалась, зашла в дом Господа, опустилась на скамейку и заревела.

Мои глаза смотрели на стекла, за которыми шумел Париж.

– Это – причина, по которой ты мне помог? – глядя в окно, задала я вопрос.

– Нет, я… – он подошел ко мне как можно ближе. – Я помог, по…

– У меня нет рисунка, – резко сказала я.

– Ты его уничтожила? – с ужасом произнес Поль.

– У меня его не было, – строго сказала я.

Он молчал, стоял возле меня, пронзая своими голубыми глазами.

– Так что можешь перестать рисковать жизнью.

Глаза наполнились слезами, понимая, что опять попалась по-глупому.

– Катрин, – сорвалось с губ мужчина, который наблюдал, как я резко стала удаляться от него, убегать из квартиры.

Ноги все быстрее несли меня к входной двери.

– Постой, – схватил он за плечи. – Я объясню.

– Что? – ревела я. – Нечего здесь объяснять. У меня нет с собой рисунка, альтруизм не поможет тебе его получить.

– Да послушай! – убеждал он меня.

– Пусти.

Тут руки сцепили мое тело кольцом, а рот закрыли губами. Я от шока поначалу не поняла, что происходит, не верила в то, что Поль, такой галантный и спокойный, способен на пылкий экспромт. А секунд через пять, может через семь, а может через десять, я слабо помню, потому как нежность, доселе неведанная, захватила в плен. Я стояла, чувствуя, как руки перемещаются по телу, трогают лицо, как рот целует не только губы, но и щеки и лоб.

– Что ты делаешь, – вспомнила я, наконец, французский.

– С ума схожу, – произнес он тихо.

Он выдохнул, и медленно обнял меня за плечи, уткнувшись носом в волосы. Продолжал стоять и молчать. Успокоившись, через минуту я сама начала говорить.

– О каких деньгах шла речь?

– Я не понял точно. Услышал крики из укрытия, когда двое мужчин покинуло номер, я вышел из укрытия и заглянул внутрь комнаты. Коллекционер был уже мертв, или почти мертв. Я не успел взять то, что мне было нужно, потому что в номер вошла ты. Мне не удалось снова спрятаться как следует, и потому, я видел, как ты споткнулась о труп, как упала и вляпалась рукой в лужу крови, как в попытках отползти от трупа, дотронулась рукой до моего рисунка и забрала его с собой.

Я молчала и думала, уткнувшись в грудь Поля, пыталась сложить картинку воедино.

– Судя по их упорству – сумма не маленькая.

– Они обыскивали номер? – пыталась я выяснить как можно больше подробностей.

– Наверное, – ответил Поль.

– И ничего не нашли? – продолжала я спрашивать.

– Я не знаю, – ответил он.

– Говорили на итальянском? – задала я очередной вопрос.

– Нет, по-английски, но с акцентом, – опешил Поль.

– Туда еще кто-нибудь приходил? – очередной вопрос звучал долго.

– Не знаю. Ты забрала рисунок, и мне нечего было там делать. Я пошел за тобой, – ответил мужчина.

– Ты шел за мной? – посмотрела я на Поля, отстранившись.

– Ходил по всему городу, пока ты не вернулась в отель.

– И больше не видел этих мужчин? Как они выглядели?

– Я их не видел, я прятался, – пожал Поль плечами. – Слышал только голоса.

Я заглянула ему в глаза.

– Почему я тебя не заметила?

– Мне тоже интересно, – усмехнулся он. – Я даже столкнулся с тобой специально у входа в церковь, но ты извинилась и не обратила на меня никакого внимания.

Я морщила лоб, стараясь припомнить его, но мне это не удавалось. Еще бы, в тот день у меня перед глазами стоял труп мужчины и больше ничего. Труп мужчины, который должен был кому-то деньги, за что и был убит. Возможно, та флешка, что была найдена мной в сумке позже, имеет к нему отношение. Но почему я не помню, как взяла ее?! Я собирала высыпавшиеся вещи внимательно, ничего не упустила, за исключением браслета, который был в кармане плаща и выпал незаметно для меня, когда я споткнулась. Вот только как мой заботливый родственник мог узнать о том, что случилось? Если он был одним из тех мужчин, то не мог видеть меня, не мог найти браслет, я пришла позже. Поль его тоже не видел. О чем он меня спрашивал? О флешке, о рисунке? Что я могла такое взять, что очень дорого стоит? Он запутан в каких-то темных делах, в которые я влезла по глупости, точнее – по стечению обстоятельств, и теперь должна вернуть ему что-то. Что? Деньги, которые в глаза не видела, или рисунок? Если деньги, то скорее всего, они не материальные. Рисунок – тоже стоит прилично. Знать бы о какой сумме речь?

– А что это за рисунок? Почему к нему такой интерес?

– Набросок Дюрера, – пояснил Поль.

– Женщина, – произнесла я. – Я не понимаю причину страстей? Рисунок хотят продать?

– Рисунок хочет купить один известный коллекционер, но тайно, – ответил Поль после недолгой паузы.

– Так ты и на этой сделке погорел? – вздохнула я, сочувствуя мужчине, так как прекрасно знала, каково стать жертвой обстоятельств и невезения.

– Точно, – кивнул головой Поль. – Мама всегда говорила, что надо жить праведно! – он поднял глаза к небу. – Я владелец антикварного магазина, у меня большие связи, но приходится оказывать услуги подобного рода, так как они очень дорого стоят.

– А, почему ты сразу не забрал рисунок? – задала я разумный вопрос.

– Не смог, – лаконично ответил мужчина.

– Отнял бы у меня сумку, пока ходил за мной по пятам весь день.

– Ты была такой испуганной, – улыбнулся он невзначай. – Я как завороженный шел за тобой и сам не знал почему. Ходил по пятам целый день, чувствуя запах твоих духов. Помню, ты зашла в церковь и горько плакала, а я сидел и неотрывно смотрел на тебя со скамейки издалека. Даже столкнулся с тобой у входа специально, но ты не обратила на меня внимания.

Я хмурила лоб, ничего подобного не припоминая.

– Хочешь, скажу самое невероятное, – добавил мужчина тихим голосом и мягко улыбнулся.

– Говори, – свела я брови у переносицы, готовая услышать даже то, что Земля квадратная.

– Из Венеции в Париж мы ехали вместе, на одном поезде, в одном вагоне.

Я не верила ни единому слову, только что прозвучавшему в воздухе, и все же смотрела на мужчину завороженным взглядом.

– В поезде я сидел напротив тебя, тихо, даже не пытался заговорить с тобой. Словно изо льда, ты сидела и никого не замечала. Я гадал, что с тобой случилось. Всю дорогу не отрывал взгляд от тебя. Ты молчала и тихо вытирала слезы украдкой, – голубые глаза смотрели на меня неотрывно. – Ты меня совсем не помнишь? – тихо произнес он с долей досады.

Я помнила только то, что действительно ревела всю дорогу и вытирала украдкой слезы, но соседа напротив не помнила. Глаза наполнились слезами, как и тогда, а руки поползли по его шее.

– Мне так страшно, – произнес срывающийся голос.

Руки Поля крепко обняли мое тело.

– Скажи, что все будет хорошо, – слезы стали капать сами собой.

– Все будет хорошо, – произнес мужчина по-французски мягким тоном.

Я покрепче обняла его, пытаясь поверить словам, и не переставала лить слезы.

– Успокойся, – легкий поцелуй лег на щеку, затем на вторую, потом опять и опять, губ коснулся очередной поцелуй.

Я сама не заметила, как целовала его и успокаивалась невзначай. Такое приятное чувство разливалось по телу, что разум туманился, прекращать поцелуй не хотелось не под каким предлогом.

– Значит, ты следил за мной? – спросила я, переводя дыхание.

– Следил и охранял, чтобы с тобой ничего не случилось, – улыбнулся мужчина мягкой улыбкой. – Сначала я хотел забрать у тебя рисунок, украсть чемодан. Но когда ты сошла в поезда, понял, что ты приехала с одной сумкой, а в ней он отсутствовал, я проверил. Пришлось проводить тебя до квартиры и немного понаблюдать, чтобы с тобой ничего не случилось. Но на мое удивление, возле тебя начали крутиться какие-то люди, Татьяна, например. И именно они вели себя подозрительно, а не ты.

Поль взял меня за руку, отвел в свой кабинет и стал рыться в огромном шкафу с папками, старыми листами, бумагами, книгами, которые были свалены в кучи на полках, без какой либо системы, как ворох грязного белья. Наконец, он вывалил часть содержимого на пол, вытащив огромную книгу, немного затертую, и положил ее на поверхность стола с шумом. Перебрав несколько страниц, он остановился и пригласил меня посмотреть.

– Угадаешь? – мягко улыбнулся он, указывая на рисунок, точную копию того, что я забрала.

– Не уверена до конца, но похоже на рисунок гравюры Дюрера «Меланхолия», – я робко посмотрела на Поля.

– Живой глаз! – улыбнулся Поль.

Он снова подошел к шкафу, порылся в нем немного, и нашел желаемое. Что-то упало с полки: книги, свертки, но Поль не обращал внимания на беспорядок, даже не попытался поднять и положить на место упавшие вещи. Он отошел от шкафа с огромной книгой в кожаном переплете, не закрыв дверцы, и с грохотом положил находку на стол, чтобы полистать страницы.

– Вот, – ткнул он пальцем на изображение гравюры во весь лист.

– Наиболее таинственное произведение – резная гравюра из меди, датирована 1514 годом.

Поль с восхищением смотрел на произведение великого мастера северного Возрождения.

– Здесь все ответы на вопросы человека, – светились голубые глаза в восхищении.

– Ну и что же ты видишь на ней? – я подошла ближе.

– Морской берег, безграничная даль воды и сумеречное небо за девушкой – точно как на том рисунке. Я подозреваю, что набросок он сделал еще в Венеции.

– Мне тоже кажется, что набросок лица похож, но не настолько похож на лицо девушки с гравюры.

– Это не удивительно, материал другой, нельзя сравнивать медь и бумагу. К тому же Дюрер в своем творчестве больше внимания отдавал гравюре, а не рисунку.

– Думаешь, это лицо могло принадлежать Венецианке, с которой он познакомился?

– Это не важно, женщина – символ, как и все остальные предметы. Например, мышь – символ ночи и тайн. Венеция, с ее бесконечными водами, способными утопить все тайны, и сумерки всегда скрывают преступления. Тайна, что случилась с девушкой ночью под шелест волн с каналов, сделала ее задумчивой и меланхоличной. Весы как символ выбора: смалодушничать или нет? Если неверно взвесить обстоятельства, человек ведет себя неподобающим образом. Сам человек, который всегда обманывает, увлекается чем-то новым или кем-то. В противовес ему – собака, символ верности. Кошелек – это деньги или жажда денег, которые также искушают человека.

– Ну если ты еще и ангела к этому привяжешь, я буду впечатлена, – улыбнулась я.

– Это может быть не ангел, а ребенок. Женщина сидит с венком на голове. Венок всегда был атрибутом весны, а также продолжения жизни, беременности. Возможно, ей предстоит выбор, между деньгами, то есть богатой жизнью, и ребенком, необходимостью стать матерью.

– Тогда это действительно рождает меланхолию в душе, – вздохнула я.

– Удивительная находка, – вздохнул он с наслаждением.

– Если он настоящий, – озвучила я сомнение вслух.

– За подделки не убивают, – произнес он неожиданно для меня.

Я вздрогнула и отшатнулась от страха. Страшная догадки мгновенно возникла в голове. Поль резко обернулся и понял свой промах.

Глава 4

После долгих и затяжных успокаивающих поцелуев и объятий, а также разговоров о рисунке, я уговорила Поля отпустить меня домой. Все это напоминало сказку об Аленьком цветочке, когда я обещала только найти нужный ему предмет и тут же вернуться обратно. Только трагедия была в том, что в той квартире ожидали не сестры с любящим отцом, а пустые комнаты, которые я вовсе не желала видеть, и холодная пастель, в которой невозможно было согреться. И сама квартира принадлежала тому, кто был для меня опаснее лютого врага, хотя был моим родственником. Так или иначе, но вернуться было необходимо из-за того, что нужно было решить свои собственные сложности. Единственное, что меня радовало в погоне за чужой картиной, – то, что Поль снабдил меня хоть какой-то информацией об украденном рисунке из номера, где было совершено убийство. И ничего об убийстве.

Итак, если суммировать, вот что я узнала: мой родственник замешан в темных делах, где фигурируют большие деньги и интересы состоятельных людей. Кто он сам, чем занимается, какое место занимает в иерархии – я не знаю. Он уверен, что я была в номере. У него мой браслет, который я потеряла в номере, значит он тоже там был. У убитого мужчины были деньги и рисунок. Что-то из них ему надо? Если он обыскивал мой чемодан, мог найти рисунок.

Я думала всю дорогу, молчала и походила на ледышку. Когда поездка закончилась, Поль остановил машину, дотронулся до моей щеки, чтобы растопить лед. Я вздрогнула, улыбнулась и вышла из машины. На прощание помахала рукой и пошла к двери дома. Миновав двор, я мельком взглянула на окна, которые были неплотно занавешены. В квартире не было света. Еще не совсем стемнело, сумерки только начали сгущаться.

Я прошла к лифту, нажала кнопку, тот громко зашумел, спустился вниз и открыл передо мной свою пасть. Ступив внутрь, нажав пальцем очередную кнопку, я облокотилась спиной о стену и вскинула к небу глаза.

– Боже, что теперь? – задала я сама себе мысленно вопрос. – Что мне следует делать?

Чувство усталости навалилось как-то сразу, непонятно из-за чего. Скорее из-за того, что придумать решение нависшей сгущающейся тучей проблемы я никак не могла. Ключи загремели в руках, хлопнула дверь. Я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь с шумом. Было темно и тихо. Моментально скинув туфли, я почувствовала, что готова свалиться от усталости. В голове мелькнула мысль, что надо зажечь свет, потому, медленно расстегивая пуговицы пиджака, я начала приближаться к выключателю, как неожиданно для себя замерла. Слух напрягся. Я встала как вкопанная, ощущая что-то шестым чувством.

– Что-то не так! – подумала я.

Руки оторвались от пуговиц, повиснув внизу, стали холодными и ненужными. Я подалась вперед. Медленно, на цыпочках, боясь вздохнуть, осматривая территорию, шагала дальше вперед. Прошла по коридору, мимо столовой и кухни, прямо к гостиной. Дом, обратно тому, что обещал Поль, не представлял собой побоище. Все было чисто и пусто. Шаг за шагом продвигаясь по темной квартире я наблюдала, что все стоит на своих местах. Вдруг мое тело остановилось, замерло. Сердце бешено забилось от страха. Стоя в давившей тишине квартиры, где не горел свет, я ощутила то, что заставило сердце сумасшедше забиться – присутствие постороннего человека. Существование чужака словно обволокло все пространство квартиры, настойчиво сообщая о том, что территория уже занята.

Я сглотнула, еще раз неровно вдохнула и выдохнула. Ничего не оставалось, как идти вперед, стягивая пиджак, идти вдоль коридора до самой гостиной, не ожидая ничего хорошего. Когда ноги ступили на территорию гостиной, глаза устремились вперед и разглядели силуэт в темноте. Сердце ёкнуло. Я сделала еще шаг, все сильнее тряслась от страха, протянула руку к выключателю и нажала кнопку.

Свет мгновенно вспыхнул. Картина глаз не обрадовала: напротив, в кресле сидел человек, морщившийся от резкого света. Глаза в эту минуту у него были не яростными, они были налиты кровью от злости. Замирая от страха, я прислонилась к стене, чтобы не потерять равновесие из-за трясущихся коленей. Человек сидел, неотрывно смотрел, долго и мучительно, въедаясь взглядом в каждый сантиметр моего тела. Судя по виду, приехал не сегодня, в крайнем случае – рано утром, ждал меня очень давно и успел потерять терпение. Я боялась издать звук, не то, что произнести слово, он тоже хранил молчание, поджимая рот время от времени. В воздухе витало густое напряжение, которое заставляло колотиться сердце в бешенном ритме. Мужчина ждал, когда я подойду, говорил об этом глазами, все так же непрерывно и неподвижно сидя в кресле, ни один мускул на теле при этом не дрогнул. И тело повиновалось его внутренней силе, такой мощной, пугающей, превращающей в беспомощную зверюшку, идущую на закланье. Шаг за шагом приближаясь к нему, мне становилось все страшнее, но я шла, сокращая между нами расстояние. Мужчина приподнял чуть голову и начал водить по мне глазами, словно ищейка, пытаясь что-то отыскать. Ничего не отыскав, еще раз поджал губы и произнес.

– Ну, и что все это значит? – спросил он, покосившись на телефон.

– У меня сел телефон, – тихо ответила я, опуская глаза.

– Зарядить было нельзя? – зарычал его голос.

– Зарядное устройство я положила в чемодан, который остался у тебя.

– Очень удобно, – фыркнул гость в ответ. – Когда домашний телефон разрывался, что останавливало снять трубку?

Я подняла глаза и захлопала ими.

– Как я могла подходить к телефону в твоем доме?

Он вздернул бровь.

– Если бы меня спросили, где ты, что бы я ответила?

– Я звонил тебе! – крикнул, доведенный до бешенства мужчина.

– Откуда я знала, что это ты, – начала я оправдываться, заламывая руки. – Сегодня ты, завтра еще кто-то.

– Еще кто-то, – передразнил бархатный голос, а потом мужчина свел на переносице брови, что-то обдумывая. – Черт возьми, ты еще что-то натворила?! – закричал он, вставая против меня.

Я отскочила от него на шаг.

– Говори! – приказал он.

– Что? – не понимая ничего, спросила я.

– Кто мог тебя искать здесь? – грозно произнес его голос.

– Никто, – тихо ответила я, срывающимся от страха голосом.

– Тогда что тебя останавливало снять трубку? – продолжал мужчина мучить вопросами мое расшатанное сознание.

– Я не хотела ставить тебя в неудобное положение, – несла я бог весть что.

– А, по-русски?

– Я подумала, что никому не стоит знать обо мне. Нет тебя дома, и никого нет.

– Бред полнейший! – он морщил лоб, ничего не понимая.

– Все же обошлось? – спросила я тихим голосом.

– Что обошлось? – прикрикнул на меня мужчина со всей мощью своего бархатного голоса.

– Тебе виднее, – ответила я.

– Ты издеваешься? – еще громче стал бархатный голос.

– Я… – еще тише стал мой голос.

– Где ты была? – спросил он в тихой ярости, остановив свое лицо слишком близко к моему.

– За городом, – хлопнула я глазами, чтобы не умереть от страха.

– Я сказал никуда не уходить! – процедил мужчина сквозь зубы.

– Мне скучно сидеть дома постоянно, – снова залепетала я. – Я же вернулась.

– С кем? – еще настойчивей произнес он.

– Одна.

– Одна? – спрашивал он одним взглядом, не веря ни слову.

– Я…

– И ты, что? – опять недоверчиво, гневно произнес он.

– Мне было страшно сидеть в квартире совсем одной. На улице людно, не так страшно.

Он замолчал, въедаясь в меня глазами, что-то обдумывал и хмурил брови. Замер, бегая по мне карими буравчиками, и замялся с ответом.

– И как поездка? – еще на несколько сантиметров приблизился он, пытаясь доказать самому себе и мне, что я вру.

– Так себе, – тихо произнесла я.

Мужчина снова начал бегать по мне глазами и о чем-то думать.

– Я думала о тебе, – вдруг брякнула я, будто дернутая чертом за язык.

Он стал еще молчаливее, но приблизился плотнее, не отпуская взглядом.

– И что со мной? О чем ты думала?

– Тебя не было, – тихо продолжала я.

– И?

– Я беспокоилась.

Он стоял рядом молчаливый, опасный, а я не знала, куда себя деть. Уйти просто так мне не позволили, стоять так близко было страшно и неприятно, сердце замирало. Мне сложно было предугадать его реакцию, и тут он сам мне помог. Рука поднялась и приблизилась к моему плечу. Пальцы готовы были дотронуться вот-вот, подушечки почти коснулись платья, как звук мобильного телефона разлетелся по квартире. Он встрепенулся, завертел головой в поисках предмета, производившего шум, а у меня бешено забилось сердце.

Мужчина резко схватил трубку, валявшуюся на столике, уставился на дисплей и стал грозным как туча. Телефон продолжал разрывать тишину и светиться. Илья повернулся в мою сторону, перевел взгляд на дисплей, снова нахмурился и нажал кнопку. Я подалась в сторону.

– Алле, – ответил он на звонок.

Я стала удаляться, нечаянно, попалась ему на глаза.

– Куда? – вдруг резко раздался голос.

Я вздрогнула, повернулся и показала пальцем на дверь на балкон.

– Я не буду мешать, – промямлила из последних сил.

– Да, – снова произнес он кому-то, открывая ладонь от телефона. – Уже?

Ему снова что-то сказали, а я медленно побрела до конца гостиной, открыла дверь на балкон и вышла, чтобы взглянуть на Париж. Мужчина остался в гостиной, но все время разговора он провел, наблюдая за мной через окна. Его взгляд так усиленно впивался в меня, что становилось физически неприятно. Я пыталась укрыться от его взгляда, но ничего не помогало. Перед глазами опять встали картины с Полем, его нежный взгляд и голубые глаза, и я мгновенно ощутила, насколько сильно хочу к нему. Сбежать прямо сейчас из этой ужасной квартиры, моментально, вылететь стремглав, даже без пиджака, бежать без остановки пока не окажусь рядом с Полем в его спокойной квартире, полной шкафов с книгами по истории искусств, антикварной мебели и картин. Снова заглянуть в его глаза, в те необыкновенные, светлые и ласковые глаза влюбленного мальчика, который в шестом классе поделился с мной карандашом. Сзади же на меня смотрели совсем другие глаза, от них стыла кровь, в животе все сворачивалось, нервы мгновенно взвинчивали, и приходилось прилагать огромные усилия, чтобы выглядеть спокойной. Мужчина отключил телефон, ел меня темно-карими глазами и кривил недовольно рот с двумя маленькими родинками по краям. Мне оставалось только отвернуться и отойти дальше от него хотя бы в мыслях.

Через несколько минут дверь открылась, и я оказалась на балкончике вдвоем с «долгожданным» гостем. Он остался в гостиной, но открыл дверь, чтобы разговаривать со мной.

– Пояснишь? – тихо произнес его красивый бархатный голос.

– Мне нечего рассказывать. Я была здесь и ждала тебя.

– Это я понял, – ухмыльнулся он так, что я догадалась – мне достанется.

Вернувшись монотонными шагами обратно в гостиную, я обернулась и увидела его прислонившимся к стене, скрестившим грозно руки, неотрывно следившим за моими передвижениями, мрачным, неестественно тихим. Уже совсем стемнело, и Эйфелева башня заблестела многочисленными искорками, врывалась сквозь вечернюю темноту в окна гостиной. Илья пощелкал выключателем и оторвал себя от стены.

– Хочу выпить, – как-то напряжено произнес он.

Я помолчала, а потом медленно обернулась к нему.

– Я принесу, – тихо ответила я.

– Здесь есть?

– Схожу в магазин, здесь недалеко, – ответила я и медленно стала идти к выходу, натягивая пиджак, то и дело вздрагивая и боясь его оклика.

Он следил, не скрывая своего недоверия, пошел следом вдоль гостиной, затем по коридору до самой двери. Наблюдал, как я взялась за ручку, открыла дверь, уже ступила за порог, не произнес ни слова, но пугал молчанием. Неожиданно, уверенная, что вот-вот выйду на свободу, я почувствовала человека за спиной и вздрогнула. Мужчина дернул меня за плечо, развернул спиной к выходу. Карие глаза приблизились. Родинки зашевелились возле рта. У меня все оборвалось. Два темно-карих круга, напоминающие по цвету раухтопаз, забегали по мне, впивались в лицо.

– Я быстро, – промямлила сорвавшимся голосом.

Отстранялась назад, пытаясь не делать резких движений, чтобы его еще больше не провоцировать и, наконец, увернулась. Точнее, он немного отстранился, что позволило перевести дух.

– Деньги не хочешь взять? – излишне спокойно, давяще произнес голос высокого мужчины.

– Да, конечно.

Я повернулась к своей сумке и протянула руку. Он резко встал между ней и мной, сунул руку в карман и вытащил кошелек.

– Думаю, хватит.

– Теперь он обыщет и эту сумку, – невесело подумала я.

Я нервно улыбнулась, взяла протянутые деньги и развернулась на пятках. Быстрым шагом спустилась на первый этаж по ступенькам, причем быстрее лифта, и уже тут, зажав рот руками, тихо стала трястись в истерике. Это был полный крах! Я ощущала себя в трясине: чем сильнее пытаюсь выбраться, тем сильнее увязаю. Что же происходит вокруг?!

Немного взяв себя в руки, я выскочила из подъезда и мельком взглянула на окна. Он наблюдал. Не переходя дороги, что разделяла набережную и дом, я прошла под окнами в направлении, где меня не было видно из окон или с балкона. Перебирая ногами по серому тротуару, не оглядываясь, цокала каблуками, кутаясь в пиджак. Прохожих почти не было. Я ускоряла шаг.