Текст книги "Круговорот чужих страстей"

Утром, прежде чем Артюхов успел ей позвонить, это сделал Серёга Бурдовский, и таким же взволнованным голосом проговорил в трубку:

– Золотце, ты слышала, что в городе-то творится?

– Слышала, – ответила она без всяких признаков воодушевления. К утру вопросы (словно их могло быть слишком много) в голове сформировались, но спокойнее от этого не стало. Алёна сильно сомневалась в целесообразности своего предполагаемого поступка, но в то же время понимала, что пропустить событие, скорее всего, года, не может. Что ещё столь же интересное и шумное у них произойти может? Она обязана быть в Доме журналистов и всё увидеть своими глазами и услышать своими ушами.

– Ты пойдёшь?

– Конечно. А ты нет?

– Ты что, я не пропущу.

– Вот-вот.

– Но кто бы мог подумать? Что всё разрешится у нас, под носом. Такая удача случается редко.

– Нам-то с тобой что, с той удачи, – невесело проговорила Алёна.

– Но интересно же!

– Интересно ему, – пробормотала Алёна, отключив телефон. Стояла у кухонного окна, смотрела во двор, потом вспомнила про остывающий кофе. Заодно со стола и телефон чужой забрала. Вчера ночью, оказавшись дома и пребывая в серьёзных раздумьях, чтобы отвлечься, снова просмотрела фотографии. Вообще-то, пыталась найти на снимках хозяина телефона. Хоть на одном, но Фёдора не было. Зато ещё поразглядывала роковую красотку на шезлонге, после чего пренебрежительно фыркнула. Всё-таки вкус мужчины понятен по одному-единственному выбору. Вот на что его глаз лет в семнадцать лёг, с этим ему и жить. Интересно только, где сейчас эта красавица, раз Фёдор в Марьянове один, как сыч живёт. Точнее, не один, с Роско.

Но тот факт, что она постоянно о нём вспоминает, сбиваясь с важного, злит и даже обескураживает. И его обещание появиться, отчего-то волнует. Нет, не в том волнительном романтическом смысле, о чём вообще речь? Она просто не хочет с ним больше встречаться. И, вообще, их встречу представляет довольно смутно. Что она ему скажет, увидев? Вновь извинится за кражу? Вряд ли даже улыбнуться удастся.

– Ты готова? – без всякого «здравствуй» поинтересовался Тарас, позвонив, как только подъехал.

– Конечно. – Алёна даже удивилась подобному вопросу. Возможно, она порой и задерживается, а иногда даже опаздывает на работу, но не в такой день и не на такие мероприятия. Хотя, что скрывать, нервы были натянуты до предела. Правда, спустившись вниз и оказавшись в машине Артюхова, не преминула сообщить: – Я бы ни за что не опоздала.

– Вот и замечательно, – отозвался Тарас, даже не взглянув на неё, между прочим. Выглядел занятым своими мыслями, глаза за стёклами тёмных очков прятал, жвачку жевал, а как только Алёна захлопнула дверь автомобиля, тот тут же тронулся с места. – Что с вопросами?

Вздохнула.

– Что спросить я знаю.

– Озвучь.

– Не хочу, – вдруг заупрямилась она, и на Тараса взглянула весьма выразительно. – Я не глупая, Тарас, и не зелёная. Я сама всё знаю. И понимаю.

Он оценил степень серьёзности в её голосе и усмехнулся.

– Трусишь?

– Просто понимаю, что может начаться. Дело ведь не в усадьбе.

– Не в усадьбе, – согласился Артюхов.

– Всё только больше закручивается.

– А разве нам не это нужно? Мы с тобой журналисты, золотце. Это наш хлеб. Закручивать, а потом раскручивать.

Алёна помолчала, потом откинула козырёк от солнца, посмотрела в прикреплённое к нему зеркало, облизала накрашенные губы. Вдруг вспомнила:

– Моя машина осталась у редакции.

– Я потом тебя отвезу. Всё равно надо будет с Рыбниковым переговорить.

– А он будет на пресс-конференции?

– Ещё бы. Там народа будет тьма. Кто такое пропустит?

Странно. Дело серьёзное, за ним стоит смерть человека, и не важно, хорошим он был или плохим, за всем этим стоит уголовное и политическое расследование, а все ожидают представления, спектакля, едва ли не циркового. И она в том числе. Надеется получить свою выгоду, урвать хоть маленькую, но частичку удачи, на чужом несчастье построить что-то своё, и успокаивает себя только тем, что лично не знает никого из главных участников, и их одобрения или неодобрения не боится. Как Тарас говорит себе, что это работа. Лишь работа, которую она любит и которую выбрала.

Перед Домом журналистов даже припарковаться не удалось. Довольно просторная парковка была забита, в переулках машины, на соседних улицах машины, повсюду снуют журналисты, с камерами и фото-аппаратурой. Кто-то уже записывает сюжеты и выбирает лучший ракурс. Алёна оглядывалась, наблюдая за происходящим, пока дожидалась, что Тарас её догонит.

– Москвичи, – сказала она ему, когда Артюхов подошёл. Даже кивком указала на логотип федерального канала на боку одного из микроавтобусов.

– Вижу. – Едва ощутимо подтолкнул её вперёд. – Сядешь здесь, – сказал он, когда они оказались в жужжащем, как улей, зале. Указал рукой на один из последних рядов.

– А ты?

Тарас улыбнулся ей.

– А я во втором, с Рыбниковым.

Алёне оставалось лишь кивнуть.

– Хорошо.

Тарас повернулся к ней лицом, на минуту отгораживая её от людей своей спиной. Поймал взгляд Алёны и негромко и наставительно заговорил:

– Следи за ходом вопросов. Вперёд не лезь, дождись подходящего момента. Когда почувствуешь, что ажиотаж на убыль пошёл, тогда наступит твоё время.

Алёна слегка хмурилась, потом даже лоб потёрла, а Тарас, видимо, решив, что она сомневается, коснулся пальцем её подбородка. Чуть приподнял, Алёне пришлось посмотреть ему в лицо, а Артюхов сказал:

– Смотри на меня, – решил он, – я подам тебе знак.

Она оттолкнула его руку.

– Это всего лишь усадьба, – вырвалось у неё. – Кого это волнует, кроме нас с тобой?

Алёна направилась мимо него к проходу между рядами, а Тарас сказал ей в спину, с явным смешком:

– Это национальное достояние, детка.

Что ж, в этом он прав. Национальное достояние, разбазаривать которое так запросто не стоит.

Кому-то нужно встать на страже этих самых интересов. Кажется, это легло на её плечи. Не зря же она ездила в Марьяново и скиталась под дождём?

Появления Кострова пришлось подождать. В зале собралось человек двести, все с нетерпением ждали обещанного шоу, полиция стояла в дверях. И это была не охрана Дома журналистов, это была именно полиция, в первом ряду сидели люди при погонах, и явно приехавшие из столицы. А московские телевизионщики были особенно преисполнены важности и солидности, они переговаривались между собой, больше ни на кого не обращая внимания. На сцене впереди был установлен стол с микрофонами, несколько стульев, Алёне даже интересно стало, кто там ещё кроме Кострова-младшего сидеть будет. Неужели вместе с ним приедет Регина Ковалец, решит вступиться за пасынка?

– Задерживаются, – сказал кто-то рядом. Алёна голову повернула, посмотрела в ту сторону. Через два кресла от неё сидел полный мужчина хмурого вида и без конца протирал лоб носовым платком.

– Никогда вовремя не начинают, – равнодушно ответила ему девушка из соседнего ряда, не поднимая глаз от экрана своего планшета. – Кто же спешит каяться прилюдно?

– Может, он не будет каяться?

– Думаете, нас позвали, чтобы коллективно послать всех в одно интересное место? – посмеялся молодой мужчина прямо за спиной Алёны.

Девушка усмехнулась.

– Я готова была приехать сюда только ради того, чтобы на него посмотреть.

– Мы все сюда за этим приехали.

– Алёна! – Бурдовский помахал ей рукой с лестницы. Алёна тоже ему рукой махнула, про себя удивившись тому, что Серёжка просто сияет от непонятного счастья.

Бурдовскому места уже не досталось, и он остался стоять в проходе, привалившись плечом к стене. Он не собирался ничего снимать или записывать, он пришёл просто посмотреть, чтобы не пропустить событие года. Как и половина присутствующих, кстати. Алёна в этом не сомневалась.

А потом в зале вдруг стало тише. Ещё секунду назад люди говорили, общались, обсуждали предстоящее, казалось, что от их разговоров даже воздух вибрировал, а потом стало тихо. Замолчали первые ряды, увидев появившихся на сцене людей, и эта тишина потекла наверх, к последним рядам, люди замолкали, оборачивались и начали садиться на свои места. Алёна тоже дыхание затаила. Во все глаза смотрела на сцену, хотя ничего особо интересного там и не происходило. Появился мужчина в возрасте, в первый момент остановился, глядя на людей в зале, и смотрел он как-то неодобрительно. За ним появилась женщина в светлом деловом костюме, прошла к столу, стуча каблуками по деревянному полу сцены, ей до журналистов, кажется, никакого дела не было. Она за стол села и принялась раскладывать какие-то бумаги. Потом микрофоны проверила, стукнув по каждому пальцем. А затем неожиданно поздоровалась со всеми.

– Всем добрый день. Извините за задержку. Павел Андреевич вот-вот появится.

К ней подошёл мужчина, тоже сел, а после закрыл свой микрофон ладонью и что-то принялся говорить женщине. Всё это походило на подготовку к ежегодной пресс-конференции президента.

А потом он появился. Алёна всё это время не сводила глаз с кулис, и поэтому сразу заметила вновь прибывших. Двое мужчин в костюмах, для начала она видела только их спины, они, кажется, о чём-то разговаривали, а потом один всё же вышел на всеобщее обозрение. В зал не взглянул, твёрдым шагом направился к столу, только нетерпеливым жестом расстегнул пиджак дорогого костюма, а когда садился, откинул назад полы. И в кожаное кресло, единственное у стола, сел с царским видом, откинулся на спинку и распрямил под столом левую ногу. Наверное, никто, кроме Алёны, этого не заметил, это было осторожное, не привлекающее внимания движение, а вот она смотрела во все глаза. Потом сглотнула. Признаться, она не сразу его узнала. Да и как его было узнать? Он избавился от своей небритости, был тщательно причёсан, одет в дорогой костюм, а когда шёл по сцене, даже не хромал. Но это был Фёдор, никакого сомнения. Когда он сел, откинулся на кресле, перевёл взгляд в зал и у него пренебрежительно скривились губы, Алёне захотелось зажмуриться. И она зажмурилась. На секунду, ничего не могла с собой поделать. Это был серьёзный удар, под дых, у неё на самом деле пропало дыхание. Нужно было найти точку опоры, чтобы взять себя в руки.

А пока она приходила в себя и пыталась осмыслить случившееся, в зале с бешеным стрекотом защёлкали затворы фотоаппаратов. Все снимали Кострова, наверное, впервые. Сколько людей до этого момента знали, как он выглядит?

– Как вас много, оказывается, любопытных, – послышался хрипловатый голос, не удивлённый, скорее усталый.

Женщина рядом с ним наклонилась, чтобы что-то ему сказать. Наверное, пожурила, потому что Павел поморщился, но кивнул.

– Господа, прошу всех садиться, – сказал мужчина за столом. – Давайте не будем сами себя задерживать. У Павла Андреевича есть официальное заявление для прессы, также мы предоставим вам время для вопросов. Но для начала хочу представиться: меня зовут Сутулов Николай Георгиевич, я адвокат, буду представлять интересы семьи Костровых в этом городе. Это Элла Валерьевна Ветрова, пресс-представитель господина Кострова. Ну и… Павел Андреевич, собственной персоной.

В этом месте Павел, не скрываясь, усмехнулся, правда, после этого сразу потянулся за стаканом воды. Отпил. Его взгляд при этом гулял по лицам людей в первых рядах. Судя по тому, что он помрачнел, заметил кого-то неугодного. Алёна почему-то подумала, что этим неугодным был Тарас.

– Павел Андреевич, где вы были всё это время? – выкрикнул кто-то из зала.

Костров даже бровью не повёл, будто и не услышал, зато Сутулов махнул на нарушителя рукой.

– Тише, давайте дадим возможность Павлу Андреевичу сказать всё, что он хочет самому. Не надо выкриков с места. – Николай Георгиевич вопрошающе взглянул на своего клиента. Тот выдержал короткую паузу, после чего кивнул и придвинул к себе микрофон.

– Да, начнём, пожалуй. Как меня уже представили, меня зовут Павел Костров. Я тот, на кого вы охотились последние две недели. После могу попозировать желающим в профиль и анфас, а сейчас, пожалуйста, не слепите меня вспышками. – Щёлканье смолкло, люди присели на свои места, а Костров кивнул. – Благодарю. Итак, говорю по сути дела. Две недели назад в нашей семье случилось несчастье, погиб мой отец. Это был несчастный случай, что, как мне стало известно, доподлинно установила следственная экспертиза. Поэтому все инсинуации по этому поводу прошу прекратить. Да, скорее всего, у моего отца был выдающийся список врагов и недоброжелателей, как у любого политика, находящегося при власти довольно долгое время. Но это не было заказным убийством. По поводу растрат… Опять же, мой отец мёртв, он не может себя защитить и как-то оправдаться. Я не буду говорить, виноват он или нет, даже обсуждать эту тему не берусь, оставляю это следственному комитету и суду. Я лично никакого отношения к работе и делам отца не имел, и поэтому ничего полезного показать не могу. Но я готов встретиться со следователями, я получил повестку, заявляю это официально, и я окажу следствию всю возможную помощь. Но при этом я ещё раз обращаю внимание общественности на то, что никакого отношения к деятельности отца не имею. У него не было привычки с кем-то советоваться и обсуждать свои решения. Ни со мной, ни с женой… Насчёт близких товарищей и друзей не поручусь. По той причине, что я с ними незнаком.

– То есть, вы хотите сказать, что не были близки с отцом?

Вопрос задали с первого ряда, Кострова явно перебили, поэтому он молчал несколько секунд, после чего на вопрос всё же решил ответить:

– Не был, – проговорил он мрачно.

– Но у вас общее имущество!

– Это семейное имущество. Я им управляю, не владею. И предупреждая ваш следующий вопрос: я готов предоставить все документы на право владения, а также пояснить – следствию пояснить, в формате неразглашения, – указал он и даже пальцем в стол ткнул, – что и по какому праву мне принадлежит. И на какие деньги и когда куплено. Я повторяю ещё раз: никаких финансовых взаимоотношений я с отцом не имел.

– Но это же ложь! В последние два года на вас была переписана большая часть его имущества!

– Докажите!

– Павел Андреевич, спокойнее.

– Это семейное имущество, принадлежащее не только ему, но и его жене. И младшим детям.

– Павел Андреевич, чем лично вы занимаетесь?

Он посмотрел на своего адвоката.

– Я должен отвечать?

Сутулов только плечами пожал, давая ему право выбирать. Костров посмотрел в зал.

– Я зарабатываю деньги. Тем, чем умею.

– Вы вернётесь в Москву под охраной?

– Спросите об этом у наших компетентных органов.

– Где вы были последние две недели?

– Здесь. Костровы отсюда родом, ничего удивительного, что у нас здесь собственность.

– От кого прятались, Павел Андреевич?

Алёна в кресле выпрямилась, узнав голос Артюхова. И заметила, как взгляд Кострова метнулся в ту сторону. А голос прозвучал жёстко:

– Я не прятался. У меня для этого нет ни одной причины. Но я похоронил отца, нужно было время, чтобы… осознать потерю.

Он странно запнулся на этой фразе, и в итоге прозвучали его слова немного фальшиво.

– Вашего отца обвиняют в растратах. Ваши слова о том, что вы были не в курсе, звучат неправдоподобно.

– Отчего же?

– Судя по достатку и уровню жизни вашей семьи…

– То есть, ещё две недели назад достаток нашей семьи никого не волновал. Всех это устраивало?

– Павел Андреевич, – пресс-представитель жестом его остановила, а к журналистам обратилась с выговором: – Вы задаёте некорректные вопросы, даже не спрашиваете, а обвиняете. Павел Андреевич является добропорядочным бизнесменом, он платит налоги и соблюдает законы. И, если вы помните, сын за отца не в ответе. Следствие не закончено и никаких обвинений, в том числе и в адрес Андрея Константиновича Кострова не вынесено. И говорить о благосостоянии семьи Костровых, попросту неуместно в данных обстоятельствах. Сейчас мы можем заявить, что в последний год Павел Андреевич практически в одиночестве содержит семью.

Зал зашумел, послышались откровенные смешки. Костров же снова откинулся на кресле, потом кашлянул в кулак. А Элла Валерьевна каменным, хорошо поставленным голосом, продолжила, не обращая внимания на реакцию на свои слова:

– Андрей Константинович Костров оставил семью в сентябре прошлого года. Об этом не было заявлено официально, не было заявления на развод, но Регина Родионовна готова подтвердить это. А также предоставить доказательства раздельного проживания с супругом.

– Вы открещиваетесь от отца, Павел Андреевич?

– К сожалению, Александр… Я не путаю, Александр? Так вот, к сожалению, мне нет смысла от него открещиваться. Всё было сделано за меня, при жизни отца. Но это, простите, наши семейные дела. Давайте не будем углубляться в прошлое. А уж тем более не будем обсуждать личную жизнь моего отца и мачехи, я её слишком уважаю для этого. А информация о раздельном проживании была сообщена вам только с её разрешения.

– Мы надеемся, что вы отнесётесь к ней со всем уважением, – вновь встряла Элла Валерьевна. – Регина Родионовна долго сомневалась, госпожа Ковалец не привыкла озвучивать супружеские проблемы, а уж тем более после гибели мужа, хотелось сохранить о семейных отношениях светлую память. Но в свете возникших обвинений приходится делать нелёгкий выбор, но о сложившейся в последние месяцы ситуации в семье Костровых всё равно станет известно следствию. Поэтому было принято такое решение.

– Кострова обвиняют в многомиллионных растратах!..

– Мы уже сказали, что не будем комментировать то, к чему не имеем отношения! – повысил голос Сутулов. – Мы ничего не знаем о государственной деятельности Андрея Константиновича. Но надеемся, что Следственный Комитет сможет разобраться в ситуации.

– Хороша ситуация.

– Павел Андреевич! – Артюхов снова руку поднял. – Вы так и не скажете, чем занимаетесь в данный момент? Это большая тайна?

Костров жёстко усмехнулся.

– Тарас, а ты в компаньоны набиваешься?

На Артюхова обернулись, но тот, судя по тону, лишь важность свою почувствовал.

– Просто любопытствую. Какой из меня бизнесмен?

– Тогда уйми своё любопытство. – Это прозвучало, как настоятельный совет. Что, правда, на Артюхова мало подействовало.

– Это не любопытство, вполне закономерная заинтересованность. Ваш отец не общался с вами из-за того, что вы могли нанести урон его репутации? Могло быть такое?

Ветрова сделала решительный жест рукой.

– Мы не понимаем, о чём вы говорите.

– А я поясню, – с готовностью отозвался Артюхов, полностью переключив на себя внимание. – Когда Андрей Константинович ещё радовал нашу область своим руководством, Павел Андреевич сильно расстроил его тем, что оказался под следствием и даже сел в тюрьму. Отношения после этого испортились?

Костров улыбнулся. Хищно так, но затем даже засмеялся. И кивнул, спокойно проговорил:

– Именно тогда. Это всё, что ты хотел узнать?

Алёне после этих вопросов так неудобно стало, словно ей их задали, и она даже зажмурилась. Но зажмурилась, чтобы не видеть усмешки на лице Кострова.

– По какой статье? – посыпались вопросы со всех сторон.

– Павел Андреевич, вы подтверждаете эту информацию?

Элла Валерьевна переглянулась с мрачным Сутуловым, потом оба глянули на Кострова, и тогда Ветрова снова заговорила в микрофон:

– Эта информация ни от кого никогда не скрывалась, в этом не было необходимости, по одной простой причине: Павел Андреевич не был осуждён, его вина не была доказана. И поэтому говорить не о чем.

– По какой статье?

Костров наклонился к микрофону и сказал:

– Киллером я не был, аварии не подстраивал. Всё остальное узнавайте сами. Копайте. – Отвернулся и проговорил негромко: – Флаг в руки.

Алёна заметила, что Артюхов обернулся и делал ей какие-то знаки. Она на него вытаращилась и головой мотнула, отказываясь, но Тарас сделал страшные глаза и одними губами проговорил:

– Давай.

Она сделала глубокий вдох. Павлу снова задавали вопросы, на этот раз про семейную собственность, он отвечал, но нехотя, и никакими подробностями упорно не радовал. Тарас прав, как раз время было ввернуть вопрос про усадьбу. Но понадобилось немного времени, чтобы набраться смелости, а потом будто чёрт дёрнул, Алёна с места поднялась и даже руку подняла, привлекая к себе внимание. И Элла Ветрова почти тут же ткнула в неё шариковой ручкой, как указкой.

– Ваш вопрос, девушка.

Голос пропал, пришлось кашлянуть. К тому же Костров на ней взгляд остановил, и его лицо мгновенно разгладилось. Губы дёрнулись, но он сдержал улыбку, или усмешку, что уж него там было припасено для неё. Но взгляд в Алёну впился, буравящий и снисходительный. И Павел даже повторил:

– Да, девушка, мы вас слушаем.

Алёна незаметно вцепилась в ремень сумки. Они с Костровым были на достаточном расстоянии друг от друга, но ей казалось, что она отчётливо видит выражение его глаз, ехидное.

– Павел… – Он ведь не Фёдор, он Павел!.. Чёрт бы его взял. – Павел Андреевич, вы заговорили о собственности в нашей области. И у меня есть вопрос как раз по этой теме.

– Да я слушаю, слушаю. Убейте меня доказательствами ещё какой-нибудь моей вины.

Он насмешничал, но голос был настороженный. Алёну взглядом сверлил и ждал.

– Усадьба «Марьяново», – произнесла она.

– А что с ней?

– Несколько лет назад ваш отец выкупил её… по факту родства с последними владельцами. А всем известно, что «Марьяново» является историческим и культурным памятником, это… национальное достояние.

– И что же? – Костров к этому моменту расслабился, что Алёну всерьёз обескураживало и заставило насторожиться, что в свою очередь сбило с мысли, и пришлось вновь выстраивать слова в предложения усилием воли.

– В свете последних событий, думаю, вполне понятными будут сомнения о… чистоте сделки по купле-продаже усадьбы. Хотелось бы знать, какие именно доказательства своего родства с помещиками Ставровыми, хотя бы с ними, предоставил ваш отец комитету.

– Вы просите меня предоставить вам эти доказательства?

Алёна моргнула, после чего решительно кивнула.

– Да.

– Интересное предложение. А какие у вас есть доказательства того, что мой отец был нечестен? Что он не наследник?

Взгляд Алёны пробежался по лицам людей в зале, которые смотрели на неё, развернувшись вполоборота, но слушали, кажется, с интересом.

– Этой информацией со мной поделился человек, которому у меня нет повода не верить.

– Серьёзно? – Павел ухмыльнулся. – Он историк? Почему вы ему поверили?

Алёна вскинула подбородок.

– Павел Андреевич, в архиве, наверняка, сохранились записи…

– Так предоставьте доказательства. А мы потом с вами встретимся, и я с интересом послушаю вашу историю. Мало того, я приглашаю вас в усадьбу. Посетить, погостить, поискать семейных призраков. Они там есть, – сказал он и таинственно улыбнулся.

– Замечательно, – проговорила Элла Валерьевна, а Алёне через зал послала досадливый взгляд и даже попросила: – Мы вас поняли, девушка, и обещаем составить генеалогическое древо Костровых и продемонстрировать его всем желающим.

– Будьте любезны, – пробормотала Алёна в неловкости и плюхнулась обратно в кресло. Вот только Костров всё ещё смотрел на неё, и, судя по его взгляду, строил планы мести. Господи, ему пятьдесят человек в этом зале задали опасные, неудобные и провокационные вопросы, а не угодила, по всей видимости, именно она.

Все полчаса, что Костров ещё отвечал на вопросы, Алёна сидела в кресле ни жива – ни мертва. Старалась на сцену больше не смотреть, потому что казалось, будто Павел таращится на неё безотрывно. Как только она глаза на него поднимает, встречает его насмешливый взгляд. Но, наконец, пресс-конференция закончилась, очередного журналиста попросту оборвали на полуслове, Костров коротко простился, поднялся и ушёл со сцены. Вот тут уже Алёна на него смотрела, как он идёт, но он не хромал, возможно, лишь едва заметно, тяжелее ступал левой ногой. Но с его комплекцией тяжесть и жёсткость походки сглаживали все недостатки.

– Алён, ну ты дала, что ты влезла с этой усадьбой? – зашипел ей на ухо Бурдовский, когда они оказались рядом на выходе из зала.

Алёна лишь нетерпеливо отмахнулась от него.

– Так надо было.

– Кому?

– Серёж, отстань.

– Кострова, кажется, зацепило не на шутку. Он даже на свою судимость не так реагировал.

– Не выпытывай, – ругнулся на него Артюхов, неожиданно оказавшийся рядом. Они находились в толпе, и поэтому он смог обнять Алёну за талию незаметно для других. – Не твоего ума дело. – Тарас наклонился к её уху. – Но ты молодец, всё сделала, как надо.

Алёна шла на ватных ногах, потом в руку Тараса вцепилась.

– У тебя не было фотографии Кострова?

– Когда?

– До этого интервью?

– Где-то была, давнишняя. А что?

Алёна опомнилась, вздохнула и только качнула головой.

– Ничего. Сейчас уже ничего.

– Алён, ты про архив серьёзно говорила? Нужно заняться этим как можно быстрее.

Она остановилась, Бурдовскому рукой махнула, когда тот вперёд пошёл, а к Тарасу повернулась и, не скрывая тревоги, спросила:

– Ты думаешь, он потребует доказательств?

– Он? – Тарас удивился. – Вряд ли. Зачем они ему? А вот материал из этого может получиться отличный. Причём, у тебя. Тебе же нужна стоящая тема?

– У меня фестиваль…

– Брось. Я поговорю с Петром. – Они вышли из здания, спустились по ступенькам и остановились чуть в стороне ото всех. Артюхов выглядел воодушевлённым и энергичным. На Алёну посмотрел, сдвинул брови, когда заметил её задумчивость и явное волнение. – Расслабься. Всё только начинается. Ты чувствуешь?

– Что?

– В воздухе пахнет сенсацией, детка.

Алёна рот открыла, собираясь сказать ему, что пахнет выхлопными газами от разъезжающихся десятков машин, но Тарас обхватил её рукой за плечи и развернул в сторону дороги.

– Поехали в редакцию. У нас полно работы.