Текст книги "Искра. Судьбе вопреки"

Сжала его ладошку, раскаленную, как те огненные пески в пустыне, но наше касание тут же прервала Лоби, которой понадобилось переместиться к голове пациента.

– Свяжитесь… Пятый дистрикт…

– Потом. Ты выживи, сынок. Поговорим потом, – приказал фет Сайонелл и к моему удивлению покинул операционную, не в силах сдержать эмоции. Кто жив? Кого нашел Харви? Я поняла, что это как-то связано с той встречей в больнице, но как?

Вскоре веки Харви закрылись и, кроме тяжелого хриплого дыхания ничто не выдавало в нем признаков жизни.

– Готово. Повезли! – скомандовал Григорий.

Я видела, как едва заметно мерцала над правящим золотистая пленка стазиса и бежала вслед за несущейся по коридору каталкой. Стерилизующий душ предоперационной, быстрая смена халатов, маска, шапка, перчатки… Никто не обратил внимания на мое присутствие, впрочем, оно могло оказаться и полезным. Лоби знала о моей искре, а Григорий, уверена, чувствовал усиление своей, потому я, обхватив себя руками, тихонько стояла в сторонке и молилась. Все пять часов, пока шла операция. Стояла в одной точке, слушала пиликанье датчиков, умирала, когда останавливалось сердце Харви, и воскресала, когда оно вновь начиналось биться. Мне казалось, стоит хотя бы моргнуть, присесть или отвлечься, и я потеряю Харви навсегда. Понимание того, что это может случиться в любую секунду, пугало до ледяной дрожи.

Через пять часов Лоби разрешила сесть рядом с фетроем и взять его за руку. Уверена, она считала, что это как-то могло помочь. Из-за моей искры или моих чувств. Но я как умела, а умела я, увы, никак, пыталась передать Хартману свои силы.

Не знаю, что произошло со мной в палате фета Сайонелла, но ни единого намека на раны у меня не осталось. Если Григорий смог меня вылечить, что ему вылечить великородного, у которого одна из искр – лекарская? Который сильнее всех великородных дистрикта?

Когда Хартмана под тройным восстанавливающим куполом перевели в палату интенсивной магической терапии, Лоби и Григорий едва держались на ногах. Шутка ли – с таким грузом ответственности вытаскивать с того света правящего! Учитывая необходимость соблюдать инкогнито, они не могли никого позвать на помощь, рассчитывая только на собственные силы и волю фетроя к жизни.

Сейчас оставалось лишь ждать, когда Харви придет в себя. Это может случиться через час, через день или через месяц. Может не случиться вовсе. После таких ранений никогда нельзя сказать наверняка. Но что-то мне подсказывало, что мой Великогад на то и Великогад, чтобы даже смерти показать средний палец и свою коронную улыбку. Такую, похожую больше на усмешку, но безумно, до одури обаятельную!

Хотелось думать, что самое страшное позади, но Лоби каждый раз повторяет после сложных операций, что самое трудное – впереди. Самое невыносимое – ожидание, когда от нас уже ничего не зависит. Никто и никогда не может дать гарантий. Ни маг, ни обычный доктор. Григорий и Лоби влили в Хартмана много энергии, я и сама чувствовала, как перстень передавал мою силу, не знаю, правда, присутствующим или Харви, которого я держала за руку, боясь отпустить. Я изучила каждый миллиметр его грубой кожи, каждый изгиб, каждый бугорок, каждую морщинку на сухой ладони. Наши перстни время от времени соприкасались, вспыхивая золотым сиянием, а, когда размыкались, снова сияли красным. Кто бы еще объяснил, что это значит?

Фет Сайонелл не появлялся, Лоби оставила мне тревожную кнопку и тоже ушла. Кроме меня и безмятежно отдыхающего фетроя в палате никого не было. А еще эта пугающая тишина, изредка прерываемая жужжанием аппаратов… Темноту рассекал приглушенный свет серебристого кокона, на тонкую пленку которого я смотрела с надеждой. Когда она истлеет и проклюнется вторая – голубая – можно сказать, что жизни пациента ничто не угрожает. Ну, а появление третьей – зеленой – свидетельствует о скором пробуждении.

За окном уже брезжил рассвет, когда комнату озарило зеленое сияние. На сердце сразу же стало легче. Я прижимала теплую ладонь Харви к груди, гладила мужчину по волосам, о чем-то рассказывала, чем-то делилась, кажется, в порыве страха и волнения с уст даже слетели те слова, что Альби отправила ему по тмс, а Зейда удалила. К лучшему удалила. Ни к чему ему знать. Это лишь осложнит и без того сложные отношения… А на Зейду сейчас мне было глубоко плевать! Я не могла оставить Харви. Не могла и все!

Последние пятнадцать минут я честно боролась со сном, концентрируясь на том, как красные швы на животе и груди фетроя постепенно бледнеют, стягиваются, превращаясь в тонки светлые нити, но все же моя голова мягко упала на плечо Хартмана, и сон унес за собой.

* * *

Правящий внезапно открыл глаза и долго смотрел в белый потолок, пытаясь осознать, где находится и что произошло. Последнее событие, отчетливо запечатленное в его памяти: как к нему бежит Флер, а он спешно из последних сил выставляет вокруг нее барьер. Она, кажется, и не понимала, что находилась в пустыне, и какую опасность представляют ядерные ветра. К счастью, в тот момент их не было. Затем нападение на нее аркха и портал.

Портал!

Устанавливая ло-ану, он полагал, что таким образом защитит Флер от своих братьев и любой угрозы, а в итоге это спасло жизнь ему самому. Но как она смогла протащить его через телепатический тоннель? Без тренировок! Подобная практика сама по себе практически невероятна и шансов, что они оба при этом выживут не было. Точнее, они были настолько малы, что их даже нельзя принимать в расчет. Тем не менее, они выжили. Оба. Возможно, арийская кровь великородных выступила стабилизатором, не дав силе разорвать их на мелкие кусочки. А, может, множество других «возможно». Сейчас он не хотел об этом думать. Он ни о чем не хотел думать, кроме той, что трогательно спала на его плече, сжимая руками его ладонь, неосознанно питая его своей силой, помогая восстанавливаться каждую секунду. Он должен был умереть. Но не умер. Вот только Флер не знает, что может иссушить себя, потому Хартман очень медленно освободил свою ладонь и, прикрыв глаза, отрезал нить, питающую его через ло-ану энергией. Кольца мгновенно померкли.

Не шевелиться бы, позволить ей отдыхать на его плече, выспаться. Но у него слишком мало времени. У фета Сайонелла его еще меньше, а информация, в достоверности которой Харви убедился лично, следовало немедленно передать в нужные руки.

Кокон над правящим полностью растворился – процесс исцеления завершен. Конечно, у подобного лечения есть свои последствия – недели слабости и недомогания, вот только это ничто по сравнению со спасенной жизнью.

Харви медленно поднялся, и потревоженная Флер сонно открыла глаза, не понимая, что происходит.

– Харви? – она потерла лицо ладошками, пытаясь сфокусировать взгляд, но не получалось.

– Все хорошо. Отдыхай.

Он поднял ее на руки, уложил в свою кровать и укрыл одеялом. Поворочавшись, она что-то неразборчиво шептала, а потом удобно устроилась на подушке и затихла. Он любовался женщиной, что спасла ему жизнь, и не мог поверить в свое счастье. Не мог поверить в то, что начал чувствовать. Жизнь обрела для него смысл, стала чем-то большим, нежели обязанность дарить свою силу дистрикту и оберегать спокойный сон миллионов людей, которых не знаешь. От которых никогда не получишь благодарности за то, что делаешь. Они принимают защиту и самопожертвование фетроев как должное, а в ответ еще и гадостей наговорят, пользуясь свободой слова и отсутствием цензуры. Впервые у Харви появилось что-то для себя: не однодневки, чьих лиц он не помнит, а его чувства, его любовь. И он не собирался отдавать Флер ни братьям, ни тем более балетмейстеру или неудачнику Вэльскому. Он поцеловал мягкие губы, не спрашивая на это разрешения, словно поставил на них печать:

– Моя Флер, – ласково погладил ее по щеке и, накинув на плечи халат, чтобы скрыть заживающие шрамы, превозмогая боль, покинул палату.

Стоило шагнуть в коридор, как от стены тут же отделились рейгверды. Те, которых он лично подобрал для охраны Флер, кому доверял, как себе.

– Фетрой. Вас разыскивают братья.

– Вы доложили, где я?

– Мы слышали вашу просьбу фете Мирианской. Никаких фетроев, – неуверенно доложил второй. – Решили подождать, когда вы придете в себя.

– Или пока умру? – Хартман ехидно усмехнулся, но первый поджал губы.

– Мы не сомневались, что вы справитесь. Тем более с ней.

– Молодцы. Хорошая работа. Оставайтесь с Флер.

– А как же вы?

– Меня бережет Венера, – обаятельно улыбнулся правящий с лицом незнакомца и направился вперед по коридору. Ему следовало спешить. Пока пациенты и дежурные врачи спят, он должен успеть обсудить с фетом Сайонеллом сложившуюся ситуацию и покинуть больницу. Братьям пока не следовало знать, где он, и что задумал.

Палату Оуэна нашел быстро, воспользовавшись навигатором по этажу. Запер двери, чтобы никто им не помешал и аккуратно тронул старика за плечо, вернув свой истинный облик. Вот только фет Сайонелл не ответил – чувствительности в его плече уже не было. Поняв это, фетрой произнес:

– Фет Сайонелл, проснитесь.

Дрогнули веки, старик медленно открыл глаза и не сразу понял, кто перед ним, а когда понял, его губы растянулись в улыбке, а из груди вырвался вздох облегчения:

– Я знал, что ты живучий! Помоги сесть, сынок.

Харви подложил подушки под спину Оуэну и открыл шторы, чтобы медовые лучи восходящего солнца разогнали неуютный полумрак.

– Как ты себя чувствуешь?

– Словно заново родился! – улыбнулся фетрой, превозмогая боль.

На самом деле, ему казалось, что он только что прошел через жернова мясорубки и каким-то чудом выжил, а в животе эта мясорубка все еще работает, активно пережевывая железными челюстями его внутренности.

– Красоваться будешь перед Александрин!

– Я выживу. Понадобится время, чтобы восстановить силы. Если бы не Флер… У вас невероятно отважная, но бесконечно безрассудная внучка! – улыбнулся Харви, осторожно устраиваясь в кресле возле кровати.

– Долг платежом красен, – улыбнулся Оуэн. – Ты спас ее от неминуемой смерти, перехватив управление воларом, она вытащила тебя из пустыни. Это невероятно!

– Верно. Невероятно. И у меня вопрос – как ей это удалось?

– Должно быть, унаследовала одну из моих искр. Я об этом не знал.

– Вы ходите тоннелями?

– Когда-то, – мечтательно улыбнулся фет Сайонелл, вспоминая далекое прошлое, полное приключений и ярких событий. – Сейчас на полное перемещение у меня не хватит сил.

Так всегда, кажется, что вечно будешь молодым, что весь мир открыт перед тобой и каждый день, что вызов, который ты отважно встречаешь. И вот однажды просыпаешься и понимаешь, что прежняя отвага осталась, но силы покинули сухое тело. Как так выходит, что душа не стареет и, запертая в клетке беспомощности, бесконечно страдает, вспоминая былые времена. Воспоминания – вот что нам остается на закате жизни. Важно, чтобы за них не было стыдно, и теперь фет Сайонелл был готов уйти, понимая, что сделал и исправил почти все, что вызывало у него жгучее осуждение совести.

– Обещай научить ее обращаться с силой. Я уже угасаю и не успею этого сделать.

– Обещаю, Оуэн. И обещаю, что освобожу ее отца.

– Почему ты думаешь, что это Антуан?

Харви улыбнулся и, соединив ладошки, подался вперед:

– Вчера, когда я встречался с правлением Конгресса и обсуждал условия поединка с тор-аном, мне поступило интересное предложение, как увеличить свою силу.

– Принять кровь разжигающего искру? – Оуэн облизнул сухие губы.

– Куда больше! Правление в полном составе принимает эту кровь время от времени, как допинг. Мне было предложено провести древний ритуал. Съесть живое сердце разжигающего искру, чтобы получить невероятную мощь, несравнимую по силе даже с мощью тор-ана, – Харви скривился, явно демонстрируя свое отношение к подобному допингу.

– Сердце живого разжигающего… Сердце Александрин? – ужаснулся старик. – Или…

– О ней правлению неизвестно. Пока. Значит, был кто-то еще, ведь Самуил принимал кровь до того, как я обнаружил Флер. Когда я отказался, правление начало давить на меня, заявило, что Кайл одобрил этот план.

– Поэтому ты бросил ему вызов?

– У меня не оставалось другого выбора. Я прилетел к брату, услышал от него, что есть доступ к крови и телу разжигающего. Что можно не трогать Флер, воспользоваться другим человеком. Начал говорить об ответственности перед миллионами и ничтожности одной жизни. С такой философией можно быстро свихнуться. Не брось я ему вызов и не слей информацию Аландри, Кайл убил бы меня, совершил ритуал и в порядке переуступки принял бы вызов тор-ана. И победил бы, я думаю. Теперь же братья не смогут избавиться от меня без скандала. Смерть еще одного правящего, публично бросившего вызов брату… Правление перегрызет глотки Кайлу и Сэймиру, власть сменится и Драконы возьмут дистрикт даже без боя. Но суть в другом. Я получил от брата подтверждение, что жив разжигающий искру. И, судя по нашему разговору, у них в запасе не один такой. Вряд ли крови Антуана хватило бы, чтобы разжигать искры всего правления Конгресса. Через своих доверенных лиц в Конгрессе я смог узнать, откуда члены правления достают кровь. Оказывается, что в особо охраняемой тюрьме, в пустыне, есть капсула с несколькими комнатами. Кто находится в этой капсуле мой человек узнать не смог. Даже для члена Конгресса доступа нет. Но не для фетроя. Сначала я подумал, что ошибся, ведь имя узника ни о чем мне не сказало, но, когда покопался в документации, увидел, что пять лет назад оно было изменено. Настоящее имя – Антуан Георг Сайонелл.

Фет Сайонелл шумно выдохнул – он не дышал, слушая рассказ фетроя, не теряя надежды, что его сын все же жив.

– И… Ты уверен, что он все еще там?

– Уверен. Я видел записи с онлайн камер. Там он и… – Хартман осекся и его верхняя губа гневно дернулась. – Он и его дети.

– Дети? Мои… мои внуки?

– Мне жаль, Оуэн, но ваши внуки, что разбились в воларокатастрофе, мертвы. Это новые внуки. Мои братья сошли с ума. То, что мне удалось раскопать, ужасает. Существует программа «Искра», по которой подбираются девушки, великородные, желательно чистокровные. Они вынашивают ребенка Антуана, которого по договору передают дистрикту, взамен получают деньги. Если в ребенке проявляется дар разжигающего – его помещают в капсулу с Антуаном, чтобы выращивать и выкачивать из него кровь, если нет – разбирают на органы.

Фет Сайонелл, видавший виды, знающий о бесчеловечности и жестокости людей, даже предположить не мог, что кто-то способен на такие изуверства. Его внуки сейчас заперты в пустыне и подвергаются каждодневным пыткам! Каково ему осознавать, что немощный старик не способен их защитить?

– Одного из них сейчас носит под сердцем фетесса Лоуренс.

– Так это не твой ребенок?

– Мой? Откуда вы вообще знаете о ее беременности?

– Узнал от Александрин. Фетесса лично порадовала ее новостью, сообщив, что ребенок от тебя.

Харви в удивлении вскинул брови и усмехнулся. Он представлял, что могла накрутить в своей голове его маленькая вспыльчивая и неуверенная в себе Флер.

– Нет, Оуэн. Это не мой ребенок. Это ваш внук. Но я не позволю, чтобы он повторил судьбу других. Я пытался посетить капсулу с официальным визитом, и каково было мое удивление, когда на нас напали аркхи. Это не было совпадением или случайностью. Я знаю, что ведутся исследования по управлению разумом монстров и, кажется, кто-то все же сумел преуспеть в этом. Кайл всегда упрекал, что полигон не смог сделать из меня мужчину, потому братья многое скрывали…

– Полигон не смог убить в тебе человека! – не согласился Оуэн, накрыв ладонь фетроя своей. – Харви, не стоит рисковать. Очевидно, что тебе туда доступа не будет. Говоришь, тюрьма находится в пустыне?

– Я поэтому сразу пришел к вам. Пустыня – нейтральная территория. Если, скажем, случится налет на особо охраняемый режимный объект, расположенный на нейтральных землях, а на нападающих не будет знаков отличия, предъявить претензии будет некому.

Лицо Оуэна озарила надежда. Марк Гай, узнав, что Антуан Георг жив, бросит все силы дистрикта, армию, крегирсманов, кого угодно, лишь бы спасти брата и его детей.

– Я немедленно свяжусь с фетроями пятого дистрикта.

– Но вы должны понимать…

– Не учи меня, сынок, – улыбнулся мужчина, уже связываясь с племянником. – Я понимаю, когда следует держать язык за зубами.

* * *

Я проснулась от странного жужжания, словно рядом в стекло билась муха, не понимая, что от повторения этого действия результат не изменится. Бззз – тук, бззз – тук… Не сразу поняла, что этот противный звук издает не муха, а планшет. А, когда поняла, выругалась – палата залита ярким солнцем, а я лежу в постели, где положено отдыхать фетрою. Где Харви? Как он? Твоего ж пустынного мертвоеда – ребята! Репетиция! Выступление!

Схватила планшет – Макс. Нет, нет, нет!!! Девять утра уже! Телепатец!

– Да? – ответила, подскочив к зеркалу и закатила глаза. Ужас! Кошмар! Макияж размазался, глаза – красные от крови, волосы сбились в колтун, одежда помята. Выгляжу как после хорошей попойки, вот только как объяснить Максу, что я вовсе не пила?

– Жива – уже хорошо. Надеюсь, причина стоящая?

– Не то слово! – и вот что ему сказать? Наврать с три короба? Очевидно, что рассказать о смертельном ранении Харви я не могу. Пришлось выкручиваться с полуправдой: – Я в больнице…

– Что с тобой?

– Не со мной. Мой друг чудом избежал смерти, – а что, правда ведь.

– Все отменяется?

– Ни в коем случае! Я не посмею тебя так подвести, Макс. Я профессионал и докажу это сегодня на выступлении. Дай мне час, пожалуйста. Нет, лучше полтора! Обещаю, ты не пожалеешь, что поверил в меня.

– Полтора часа, Аллевойская, иначе на сцену выйдет Тильда, – грозно рыкнул балетмейстер, а затем уже мягче, потому что говорил мой мужчина, а не босс: – Надеюсь, с твоим другом все будет хорошо.

– Я тоже на это надеюсь. Спасибо! Ты невероятный!

Отложила планшет, воспользовалась душем, привела в порядок лицо и волосы. Никогда так быстро не собиралась! Заглянула к Лоби, но ее не было на рабочем месте, наверняка отсыпается.

– Ты явно этажом ошиблась, морг ниже, – съязвила Марта.

– Смотри, чтоб самой туда не попасть!

Сама не ожидала от себя подобной грубости, но черноволосая чертовка просто достала! Она открыла рот и, пока вдогонку не полетело еще что-нибудь столь же приятное, унеслась в противоположную сторону, бережно прижимая к себе утку с чьими-то успехами.

Ворвалась смерчем в палату фета Сайонелла, который уже проснулся и просматривал что-то в планшете:

– Александрин. Доброе утро, как спаслось?

Неожиданное веселое настроение Оуэна совершенно выбило из колеи. Вчера из операционной он выезжал белее снега, а сейчас светился как новенький волар. Где-то здесь пустынный мертвоед сдох.

– Незаслуженно хорошо! Как Харви? – спросила, осторожно закрыв двери.

– Улетел по делам. Кстати, фетесса Лоуренс беременна не от него.

Я хмыкнула. Ну еще бы. Кто ж признается-то в таком?

– Действительно не от него, Александрин. Я не сплетник и непроверенные слухи распространять не стал бы.

– Это ничего не меняет. Что ж. Раз он уже по делам летает, значит, здоров и на тот свет не собирается. И то замечательно! А как ваше самочувствие? Сегодняшний вечер в силе? У меня настолько грандиозный сюрприз, что мое сердце разорвется, если вы откажетесь!

– Отчего же? У меня прекрасное, просто невероятное настроение и мне хочется провести этот день с тобой!

– Вот на счет дня, увы, не получится, но вечер – я вся ваша. Вы даже не представляете, насколько! – от радости я подскочила, хлопнула в ладоши и поцеловала фета Сайонелла в щеку.

– Даже не позавтракаешь со стариком?

Если найму волар, до Арт Палас доберусь минут за двадцать. Конечно, правительственным коридором было бы быстрее, но кто его знает, может, у меня уже нет своего волара? В общем, время на завтрак у меня было, а Лоби, которая решает подобные вопросы – не было. Кто ее сейчас подменял, я не знала, а потому по заданию фета Сайонелла заказала завтрак с ресторана на крыше и уже через пятнадцать минут мы кушали кашу, круассаны и пили кофе с пышной пенкой, оседавшей на верхней губе усиками.

– Поделитесь причиной своего отличного настроения? – поинтересовалась, отправляя в рот Оуэну ложечку овсянки с ягодами.

– Харви скоро сам тебе расскажет. А, если очень повезет, то и покажет.

Я замерла, соскребая с фарфоровой тарелки остатки завтрака, а затем, грустно улыбнувшись, поднесла к губам фета Сайонелла последнюю ложечку:

– Не думаю, что мы с ним еще встретимся. Между нами пропасть. К тому же, как он теперь будет участвовать в поединках? Ведь никому и дела нет, что соперник побывал в когтях аркха. Всем на это плевать. Борись или умри. Еще неизвестно, не насмерть ли с Кайлом биться будет.

– До победного, – Оуэн подтвердил худшие опасения и попытался сам взять кружку с кофе, но его пальцы дрогнули, и горячая жидкость расплескалась по белой скатерти.

– Ничего, я все уберу, – сердце тревожно сжалось и, чтобы не разреветься, я усердно вытирала коричневое пятно салфеткой. Абсолютно бессмысленное действие, но такое необходимое сейчас, чтобы не думать…

– Это случится, Александрин. Совсем скоро. Я чувствую, как приближается конец, – негромко произнес Оуэн, и глаза ужалили слезы.

– Прекратите, – принялась тереть скатерть еще усерднее и вскоре волокна натуральной ткани истончились. – Есть же способы! Живет же фет Барский! Вон, даже телепатовизор смотрит, нам пару раз помог, когда Альби с Таном в опекунский суд увезли! Откуда бы я знала, где их искать? Мы и вас будем поддерживать, – остановилась, заметив, что затерла пятно до дыры. Сложила руки на коленях, не находя сил поднять взгляд.

– Нет, милая. Я на такое не согласен и уже подписал необходимые бумаги, чтобы не допустить подобного. Ты представить себе не можешь, какую боль приходится терпеть. Чувствительности нет, а боль – есть. Она словно течет по венам, раздирая меня на части. К тому же, я не хочу становиться обузой.

– Вы не обуза! – подняла ресницы и по щекам скатились капли отчаяния. – Боритесь, Оуэн! Ну, нельзя же вот так сдаваться? Мы вас сохраним, я займусь поиском лекарства, я буду умолять Харви помочь, он сильный лекарь, я знаю, он мне связки вылечил! Я отдам свою кровь, если понадобится, чтобы вам помочь могли, я…

– Александрин.

– Смогу сделать что-нибудь, буду стараться, мы обратимся в другие дистрикты…

– Александрин.

– Вы не можете сдаваться, какой пример вы…

– Я твой дедушка.

– Я знаю! – крикнула, посмотрев прямо в васильковые глаза и обомлела, наконец, признавшись сама себе в том, что Оуэн – человек, который разрушил мое детство. Забрал у меня отца. Тот, кого я должна ненавидеть всей душой. Но я смотрела на него сейчас и понимала, что не могу ненавидеть. Не могу…

– Знаешь? – прошептал одними губами. – Как давно?

– Не знаю. Просто в один миг догадалась, что возможно, – я жадно разглядывала его сейчас, получив подтверждение своей догадке. Как я сразу не заметила? Взгляд точно как у отца, прямой нос, черты лица, характер. Они очень похожи. Отца уже не вернуть, но я не хотела и дедушку отдать без боя. Для ненависти будет время. Но не сейчас!

– И… – он поджал губы, явно волнуясь. Слова признания вырвались у него неосознанно. Возможно, он вообще не планировал в этом сознаваться.

– И поэтому я прошу вас бороться! А еще рассказать обо всем Тану и Альби.

– Разве они смогут меня простить?

– Я ведь простила. Сама не знаю как. То, что вы сделали… Жестоко. Бесчеловечно. Низко. Но того Оуэна Голда уже нет. Он умер. Сейчас я вижу доброго, внимательного, заботливого человека, осознавшего свои ошибки и пытающегося их исправить. Папу не вернуть, конечно, но у нас теперь есть вы, – я встала с кресла и обняла дедушку, получив слабые объятия в ответ. – Я не отдам вас смерти!

– Боюсь, у нас нет выбора, – улыбнулся Оуэн, глядя на меня иначе. Он словно несколько помолодел. – Я знал, что ты великодушная, но не представлял, насколько!

– А давайте мы закроем тему, как вам такое предложение? Вам волноваться нельзя, а мне уже очень и очень пора. Сюрприз для вас, помните?

– Конечно, – он поцеловал мои ладошки. – Только сначала позавтракай, прошу тебя! Моя внучка.

Он так тепло произнес это слово, что в груди разлился ласковый жар нежности, а на душе расцвели прекрасные цветы счастья. Настоящего, человеческого и такого бескрайнего, что мне хотелось обнять весь мир! Я крепко-крепко обняла Оуэна, а затем завтракала, не в силах отвести взгляда от моего дедушки, стараясь запомнить каждую черточку, каждую морщинку, весь его образ! Он улыбался, глядя на меня с облегчением и любовью, осторожно поднося к губам чашку с кофе. Я лишь изредка подхватывала ее, когда та выскальзывала из непослушных пальцев старика. А потом мы сделали несколько фотографий на планшет. На долгую память. Навсегда.

Прощались очень тепло, а в театр я летела окрыленная счастьем.

Волар Харви не забрал. Стоило выйти на парковку и направиться в сторону такси, как внезапно появились рейгверды и отконвоировали к уже полюбившемуся мне лазурно-голубому Сайману. При этом слова мне никто не сказал. Просто кольцом обступили со всех сторон и повели, куда хотели. Каменные спины расступились только перед самим транспортом. В этот раз, к огромному удивлению, мне даже дверцу открыли. И не переломились даже! А, когда я поблагодарила столь дружелюбного рейгверда, то получила в ответ кивок. Целый кивок, Карл! Отелепатеть.

Пилот послушно исполнил просьбу и трассой для правящих домчал до Арт Палас в мгновенье ока. По пути я лишь успела написать Тану и Альби, что приглашаю их вечером на свое выступление, и отказ не принимается. Форма одежды – торжественная. Думаю, Макс не станет возражать. Какая разница, один гость или сразу три, если уж для меня он готов выделить целую ложу?

Мы приземлились на верхней парковке, потому до репетиционного зала бежала по лестнице, едва не вывихнув ногу на ступеньке. Стянула туфли и побежала босиком. Быстро переоделась, выудив из выделенного для меня шкафчика пуанты. Перекинула их через плечо и отправилась в репетиционный зал, но там оказалось пусто. Вообще на этаже было подозрительно тихо для этого времени. Только в двух залах шли репетиции.

Подошла к костюмерной, вот уж кто все время на боевом посту, так это швеи, и услышала знакомый голос. Внутреннее чутье заставило притормозить. Да-да, подслушивать не хорошо и все такое, но в некоторых случаях ради большого добра можно пойти на меньшее зло. Опасная практика, согласна, но не мне выбирать, когда вопрос касается судьбы человека.

– …просто сделай, что я прошу! – негромко произнес знакомый женский голос. Где-то я его уже слышала. Такой же приторно-сладкий. Осторожно глянула в узенькую щель приоткрытой двери. Тильда протягивала невысокой темноволосой девушке флакон с какой-то жидкостью. Без этикеток и без надписей.

– Я не уверена, что хочу помогать вам в этом, – швее явно не нравилась затея настоящей солистки «Блюз для двоих», а мне не нравился этот пузырек. Такой же темный, как и непонятная затея Тильды. Хочет сделать мне гадость? Но зачем, я ведь ей не конкурентка. Всего лишь выступлю один раз для фета Сайонелла и все, она знает об этом, более того, была так добра, что репетировала со мной самые сложные моменты, давала подсказки со стороны своего опыта исполнения этой партии. Если гадость не для меня, то тоже ничего хорошего!

– Не думай об этом, просто сделай. Тебе же нужны деньги? Я оплачу лечение твоей сестры, если пропитаешь этой жидкостью костюм Ландрин.

Отелепатеть! Все же она меня приенотить решила! И за что, спрашивается?

– Она точно не пострадает?

– Просто пойдет красными пятнами! Они, во всяком случае, лучше, чем эти ее татуировки на руках! Ты их видела? Кошмарные, как у заключенного из пустынь!

Нормальная лигари! Светлеет уже!

– Вместо них будут милые волдыри, которые сойдут через пару дней. Почешется немного и все. Разумеется, ни о каком выступлении не может быть и речи. Макс позвонит мне и, конечно же, я спасу постановку. Да! Не забудь подготовить мои наряды, чтобы можно было быстро меня переодеть.

– Не знаю, – мешкала швея, но Тильда не обращала на это внимания, расхаживая по костюмерной и небрежно трогая рукой разноцветные блестящие костюмы. – Они же сразу подумают на меня и уволят! Если уволят отсюда, я не смогу работать по профессии нигде! Это же такой позор будет!

– Гэлла! – Тильда закатила глаза и вернулась к девушке, которая от волнения едва не выронила темный пузырек – так вспотели руки. – Именно поэтому ты должна обрызгать наряд духами Сандры. Все подумают на нее. Поверь, никто тебя не упрекнет, все знают, что Сандра боится за место солистки. А в какие времена балет обходился без интриг? Разумеется, она решила сделать сопернице гадость…

Да, вот только как-то не вязалось в моей голове, как гадость с постановкой «Блюз для двоих» помогла бы Сандре с «Взрослые тоже верят в сказки»? Ну, ладно, два дня почешусь, но танцевать же от этого не перестану! Или перестану? Или почешусь до самых костей? Ладно, другой вопрос – зачем это все Тильде?

– Гэлла!

– Да, да… я… Не знаю, Тильда. Мне не хочется вредить Ландрин. Она же неплохая девушка. Ну, подумаешь, станцует один раз вместо вас. Неужели жалко?

– Не рассуждай о том, в чем разбираешься! Она мне потом сама спасибо скажет!

За подозрительную чесотку? Вот уж сомневаюсь. За подвернутую ногу уже надо спасибо сказать – аппендицит обнаружили.

Я и без того услышала достаточно, потому отошла от костюмерной, размышляя как быть. Тильда хочет подставить Сандру с платьем, а до этого Сандра хотела вывести меня, так сказать, из строя. Но была ли это Сандра или тоже Тильда? Мда. Тут интриги похлеще Хартмановских будут. Рассказать Ронхарскому? А ну скажет, что придумываю? Все же Тильда танцует «Блюз для двоих» уже целый сезон, а я на сцену-то еще ни разу не выходила. И доказательств у меня нет. Решила, что перед тем, как надеть костюм, поговорю с костюмершей. Похоже, она девушка совестливая и помогает балерине из нужды. Я прекрасно понимаю, что ради семьи на все пойдешь, потому винить ее не получается…

– Ландрин?

Вздрогнула, услышав обращение Тильды.

– Как настрой?

Девушка улыбалась, как ни в чем не бывало и, взяв меня под ручку, спешно повела подальше от костюмерной. Понятное дело, уводит с места преступления. Что-то подсказывало, уличать ее сейчас опасно. Не ровен час – возьмет да скинет с лестницы, скажет, что сама поскользнулась. Решила ничем не выдавать своей осведомленности.

– Волнуюсь. Боюсь, что забуду движения.

– Это всегда так. Не представляешь, как я волновалась, когда впервые выходила на сцену! – она щелкнула кнопку лифта и остановилась, повернувшись ко мне лицом. – Самое главное: не думай о движениях. Твое тело прекрасно знает рисунок танца и воспроизведет его. А, если где и ошибешься, Макс с легкостью все исправит, а зрители, поверь моему опыту, даже не заметят! Ну, если критиков, конечно, не будет. Но уверена, сегодня их не будет. Смену солистки не афишировали.