Текст книги "Искра. Судьбе вопреки"

– Ты выкупила таблетки?

– Эм… Нет.

Подруга смолчала, но я видела, как она улыбалась. Сама скоро станет мамой, а женщины с пузожителями сплошь и рядом состоят из странностей и причуд.

– Я проверю, если хочешь. После того, как Григорий поможет с твоей ногой. Растяжение связок, ничего серьезного. Но завтра выступать придется на обезболивающем.

– Нам, балеринам, не привыкать к боли.

– Ланни, по поводу фета Сайонелла и завтрашней поездки…

– Где наша болезная?

В самый, так сказать, подходящий момент, двери в кабинет распахнулись и на пороге, картинно натягивая перчатку с серебристым антибактериальным напылением, застыл Григорий. Высокий коренастый мужичина с залысиной на затылке, на которую он, не теряя надежды, все время зачесывал свои волосы. Как он сам пояснял, подобное тянется к подобному. Вот только волосы, видимо, об этом не знали и упорно не желали расти. А ведь всего тридцать пять мужику. Не солидно как-то…

– Не стала бы называть себя болезной…

– Разговаривает? Значит, не безнадежна.

Он по-свойски отодвинул Лоби в сторону и внимательным, цепким взглядом просканировал меня сверху донизу, остановившись лишь на животе и на ноге. У меня даже сердце дрогнуло, когда он снова к животу вернулся. Ей-ей сердце сейчас будет театрально разыгрывать инфаркт миокарда, лишь бы на себя внимание перетянуть.

– Без паники, милочка, от аппендицита еще никто не умирал, – по-своему оценил мою реакцию лекарь. – По крайней мере, на моем операционном столе.

– Ап… аппендицита? Какого еще аппендицита? Мне нельзя аппендицит! Мне танцевать завтра!

Как ни странно, но мысли о возможной беременности отошли далеко назад. Нет, вот если беременна – ладно, это еще переживу. Но аппендицит даже сильнейший лекарь не вылечит, его вырезать надо, скальпелем, ручками, это всем известно!

– Да я в два счета все сделаю! Через час на стол, через два вперед ногами, полежишь денек и готова! – он уже с деловым видом переместился к моей ноге и с силой сжал именно в том месте, где сосредоточилась боль.

– Впере-о-ай!!! Больно же! – мужчина игнорировал протесты и усердно давил там, где больно. – Что значит, вперед ногами?

Григорий посмотрел на меня поверх круглых очков как на пришельца. Потом вспомнив, что я вовсе не врач, а так, прихожу тут шваброй помахать, да с утками побегать, пояснил:

– Из операционных уже века так три-четыре больных вперед ногами вывозят. Примета такая.

– Дурная какая-то примета, – впившись ногтями в кожаную кушетку, я шипела и пыхтела, явно напоминая рысокоть в период половой охоты. Вот как-то так ее показывали «В мире животных». А еще чуть-чуть и перейду в состояние беременной дохлогрызки. Ну, в то самое, когда она мужику своему голову откусывает. Это хорошо, что у Григория залысина. Меньше изжоги будет!

– Дурная не дурная, а из моей операционной в крематорий вывезли лишь семерых.

– Это должно меня утешить?

– Из тринадцати тысяч? Думаю, должно. Ну так что, решилась, красавица? Не терпится оценить твой богатый внутренний мир!

Меня замутило. Натуральненько так, когда представила тот самый «богатый внутренний мир».

– Шутки у тебя, Григорий, так себе. Наверняка, у тебя девушки нет…

– Зато парень есть! – подмигнул он, а мне поплохело еще больше. Лоби изо всех сил давила смех. Она, в отличие от меня, с этим чудом в серебристо-зеленом халате ежедневно общается, а я к таким подвыподвертам не привыкла. – Все!

– Что все?

– С ногой – все!

За дурацкими шутками и не заметила, что с ногой он действительно закончил. Отек существенно спал, а боли практически не ощущалось.

Вот только Хартман действовал нежнее и эффективнее. Пара прикосновений, мурашки по коже, дрожь… Та ночь встала перед глазами так отчетливо, будто я сейчас на переднем сиденье волара, а моя нога в его сильных руках и…

– Я за каталкой.

– Ка… какой каталкой? – села на кушетке до конца не понимая, что происходит.

– Так, дорогая, – Григория снял очки и размял переносицу, после чего вернул стекляшки на место и глянул на меня так серьезно, что внутри похолодело. – Нормальный аппендицит вот такой толщины, – он показал двумя пальцами от силы сантиметр. – У тебя – вот такой вот.

Какой-то неправильный у меня аппендицит, судя по пальцам доктора.

– Смекаешь? Как должно, а как у тебя, – он сузил пальцы, затем расширил. – Должно быть – у тебя. У тебя – должно быть…

– Я поняла, поняла, хватит! – не выдержала и схватила его руку, чтобы перестал мельтешить перед лицом. Карие глаза уставились на меня в ожидании решения. Я прямо-таки видела, как внутри кофейной радужки скальпели блеснули. Маньячина в белом колпаке! – Что можно такого сделать, чтобы ничего не делать?

Григорий усмехнулся и посмотрел на Лоби, в поисках поддержки, но та лишь пожала плечами.

– Ладно. Поясняю. Когда аппендикс такой, как у тебя, то совсем скоро будет… Бабах!

И так он живописно этот самый «бабах» изобразил, что я даже подпрыгнула! Мое сердце и вполовину так круто инфаркт не имитирует, как этот недодоктор последствия разрыва аппендикса.

– Ну и потом это все растечется, расползется, разрезать живот поперек, доставать четыре метра кишечника, промывать, запихивать обратно, тут, знаешь ли, главное не перепутать, когда укладываешь…

Я посерела. Особенно жестикуляция и наглядная демонстрация впечатляли. Мужик явно профессией ошибся. Актер из него тот еще! В такие моменты начинаешь жалеть о живом воображении…

– Лоби, уведи отсюда этого изверга, пожалуйста. Богом прошу.

– Ланни, боюсь, Григорий прав. Если он говорит, что тебе нужна операция, значит нужна. Разрыв аппендицита может закончиться смертью, если поблизости не окажется никого, кто способен наложить стазис и заморозить развитие осложнений.

Фиговенько.

– А нельзя это отложить на завтра?

– Да хоть на послезавтра, – охотно согласился Григорий. – Крематорий работает круглосуточно и без выходных. По воскресеньям как раз, вроде бы скидки.

– По понедельникам, – поправила Лоби с деловым видом.

– Ну, для своих-то можем и до понедельника подождать. Полежишь, отдохнешь денек. Ты, главное, сильно не воняй…

Не выдержала и пнула доктора ногой. Той самой, что он вылечил. В благодарность. Того не проняло.

– Лоби, – растерянно протянула я. – Ты же знаешь, какой завтра день. У меня не будет другого шанса станцевать для Оуэна.

– Танцевать? – едва ли не взвизгнул Григорий. – Прыгать, скакать, кишечник туда-сюда? Не-не-не, исключено, друзья!

– Григорий, – я схватила мужчину за рукава халата и с силой сжала. – От вас зависит мое будущее. Мне очень-очень нужно завтра вечером танцевать. Просите что хотите, я знаю, есть какой-нибудь способ перенести операцию на завтра. У меня же ничего не болит, температуры нет, ничего такого.

– Это еще ни о чем не говорит. Я вижу то, что вижу. Кишечник. Аппендицит. Должен быть…

– Да, да, я понимаю, – убрала его руку, которая опять принялась демонстрировать мне масштабы моих кишечных трудностей. – Я не отказываюсь. Познакомитесь вы с моим внутренним миром, но только попозже. Можно же, не знаю, этот самый стазис наложить?

– Милочка…

– Пожалуйста! – я сложила руки в умоляющем жесте и тут холодное докторское сердце дрогнуло.

– Ох, оюшки! Могу я накинуть небольшую сеть со стазисом, но гарантий никаких. Прыгать-бегать? Нет. Исключено. Если только на операционный стол добежать и запрыгнуть. Ты должна сознавать последствия. Каждый прыжок и может случиться…

– Бабах. Я понимаю. Накидывайте вашу сеть.

Улеглась обратно на стол и решила поинтересоваться, пока доктор намазывал мой живот какой-то пахучей жидкостью. Вроде как, у него рентгеновское зрение, он человека насквозь видит. В прямом смысле…

– Григорий, а я…

– Нет пока, но в ближайшие дня три советую воздержаться. Твоя королева настроена агрессивно. Планирует явиться народу и познакомиться с прибывшей знатью. Она ей приглянулась.

– Чего? – я приподняла голову и покосилась на Лоби, которая, пользуясь случаем, уже устроилась за столом и погрузилась в работу, не обращая на нас внимания.

– Ты так на свой живот косилась, что у тебя в глазах все написано. Нет. Твоя яйцеклеточка только принарядилась и прихорошилась. Готовится.

Я легла на кушетку и уставилась в потолок, пока Григорий то давил на мой живот, заставляя меня сжиматься и кряхтеть, то поглаживал его, то постукивал. Хорошая это новость или плохая? У меня не будет ребенка от Харви. А вот у Зейды будет. У Зейды он уже семь часов как есть. Точнее, уже двенадцать. Их маленькому счастью уже двенадцать часов. А то и больше. Зажмурилась, чтобы не дать слезам застилать мой мир пеленой и проморгалась.

– Вот и ладненько. Если не будешь скакать, завтра поживешь еще.

– Очень оптимистично, – заметила я, поднимаясь и опуская подол.

– Хочешь оптимизма – тебе к психологу.

– Ну, могли бы хоть улыбнуться, не знаю. Чтобы не было так тоскливо.

– Чтобы не было тоскливо в цирк сходи. Я предупредил. Не прыгать, тяжести не носить. Если все это дело разорвется, сеть удержит инфильтрат примерно полчаса. Этого должно хватить, чтобы добраться до операционного стола. Как только почувствуешь боль, жжение и прочее – сразу беги ко мне.

– А если не смогу бежать?

– Тогда ползи! – настаивал он. – Ползти не сможешь – ляг и лежи в направлении операционного стола. Глядишь, возьмут и донесут. Это называется целеустремленностью. Ты, главное, стонать не забывай, так, чтоб за душу брало. И крепко запомни, милочка. Полчаса, иначе не ко мне, а этажом ниже.

Я уже говорила, что чувство юмора у этого Григория средненькое такое?

В крематорий. Ага. Славненько поплясала. Зато рядом с фетом Сайонеллом смогу себе местечко забронировать…

Григорий исчез так же неожиданно, как и появился. Снял перчатки, бросил в ведро и вышел из кабинета, ни с кем не прощаясь. Перевела взгляд на Лоби, до конца не осознавая, что произошло. Я столько раз видела, как людям сообщали о том, что они смертельно больны или о том, что им необходима операция, но никогда не задумывалась, каково эту новость воспринимать. Когда работаешь в больнице, неважно кем, когда каждый день видишь чужие страдания, сердцем черствеешь. Начинаешь воспринимать мир как место, где нет добра и справедливости. Тут, на самом деле, свихнуться в два счета можно. Да и, если хорошенько поглядеть, Григорий, похоже, уже катится куда-то в пропасть под названием шизофрения, однако же на его счету множество успешно проведенных операций и это факт. Он лучший из лучших в девятом дистрикте и мне повезло, что резать меня будет он. Резать. Как свинину или колбаску… Ветчина «дистриктская». Вкусная, поговаривают…

– Я ведь просто… поскользнулась!

– Скажи спасибо бывшей своего балетмейстера. Но, если хочешь мой совет…

– Я буду танцевать!

Лоби улыбнулась и терпеливо повторила:

– Если хочешь мой совет, то пригласи на всякий случай того, кто заменит тебя на сцене. И держи планшет поблизости. Или кого-то, кто при случае наберет меня, чтобы мы подготовили операционную. Но ты рискуешь, Ланни. Стоит оно того?

– Стоит. Еще как стоит! И ты что-то хотела сказать об Оуэне.

Она тяжело вздохнула. Но, за что любила подругу, никогда не сгущала краски, но при этом и не приукрашивала.

– Ему хуже. Руки полностью утратили чувствительность. Скоро болезнь доберется до легких.

А это значит, что понадобится аппарат для поддержки дыхания. Конечно, сегодня они компактные и помещаются даже в рюкзаке, но вопрос не в размере техники и ее весе, вопрос в том, сколько у нас осталось дней с Оуэном. По щекам скатились слезы, а я помотала головой. Не хочу. Нет. Я даже думать об этом не стану.

– Ланни, эй! Ну что ты? Это же просто пациент.

– Это не просто пациент, Лоби! Фет Сайонелл он…

– Подожди… Пятый дистрикт. Ты что же, думаешь он…

Брови подруги поползли вверх от догадки. Я лишь кивнула, сдерживая рвущийся наружу всхлип, и уткнулась в плечо подошедшей подруги. Она прижимала меня к себе и гладила по волосам, пытаясь успокоить:

– Ох, дорогая. Мне так жаль, что все… все так сложно.

– Теперь ты понимаешь, почему мне важно выступить завтра?

– Мы справимся, – она обхватила мое лицо руками, чтобы посмотреть в глаза. Затем вытерла мои слезы тыльной стороной ладони и спокойно повторила. – Справимся. Вместе. Я останусь с тобой, Ландрин. И поддержу, когда все случится. Но ты должна быть сильной. Ради Тана и Альби. Они знают?

– Я не решилась им рассказать. Я и сама до конца не уверена, но вряд ли это может быть совпадением. А проверять не хочу. Узнавать не хочу. Потому что тогда мне нужно будет его ненавидеть, а я не могу, у меня слишком мало времени, чтобы ненавидеть его.

– Стоп, – строго приказала Лоби. – Ему меньше всего сейчас нужны твои слезы. Переживания отбирают драгоценные минуты его жизни. Успокойся, приведи себя в порядок и иди к нему. Он как раз заказал обед для двоих. Ждет тебя.

– Я не заслужила вас. Ни твоей дружбы, ни Тана с Альби.

– Если бы не ты, меня бы здесь сейчас не было. Я бы так и осталась мыть посуду в дешевой забегаловке. Я бы не познакомилась с мужем. И уж тем более я бы не получила шанс стать матерью. Мне до конца жизни не отплатить тебе за это.

Я утерла остатки слез и улыбнулась. Поддержка Лоби оказалась как нельзя кстати.

Быстро поправила прическу, припудрила щеки и в палату фета Сайонелла заходила, источая сияние если не летнего солнца, то хотя бы самой яркой утренней звезды.

– Оуэн, добрый день!

– Добрый ли? – он строго приподнял бровь и кивнул на пустующий стул за обеденным столом.

Вот так-так. Надеялась на теплый прием, а тут даже не сквознячок, тут целая пурга.

Села рядом с мужчиной и, взяв ложку, аккуратно зачерпнула желто-оранжевый суп-пюре. Оуэн с благодарностью воспользовался моей помощью и поделился причиной недовольства.

– Фет Барский показал последние новости. Телепатовизор пришелся ему по душе. Удивительно, но мы нашли способ общаться при помощи него.

Вот. А говорят, что болезнь Торкинсона неизлечима! Живет ведь фет Барский уже три недели! Конечно, исключительно за счет аппаратов и бешеных доз обезболивающего, но живет же.

– Да уж. Угораздило один раз попасться с Хартманом и пресса теперь никак не может оставить меня в покое! – угостила мужчину еще парой ложек супа и промокнула его губы салфеткой.

– У этого есть разумное объяснение?

– Даже два! Мы с Максимилианом встречаемся! И второе – это была репетиция балета и только.

– Встречаетесь? – от ложки супа отказался, а теплые васильковые глаза покрылись инеем. Натурально так. – А как же Харви?

– Вы правда хотите об этом поговорить?

– Мне не безразлична твоя судьба, если ты еще не поняла.

– Харви вам не нравился, и вы просили присмотреться к Максу. Я присмотрелась. Разглядела замечательного мужчину. Он надежный, я в нем уверена, с ним удобно и комфортно…

– Надежный, удобно, комфортно… Это описание хорошего дивана или нового волара, а не любимого мужчины.

– Я уже поняла, что все эти искры, дрожащие коленки и огонь по венам яйца выеденного не стоят. Они пройдут и что мне останется? Человек, который меня не ценит?

– Не ценит ли?

– Не понимаю. Вы же были за Ронхарского. Что изменилось?

– Кто я такой, чтобы диктовать тебе, что и к кому чувствовать? – грустно улыбнулся он. – Ты ведь не любишь этого балетмейстера.

– Нет. Не люблю. Но многие семьи, крепкие, между прочим, строятся не на любви, а на… уважении, – я задумалась, представив себе семью, как своего рода сделку. Покупку там предприятия или завода. Грустно как-то. Тоскливо. Но зато надежно и стабильно.

– Уважении, – повторил фет Сайонелл и скривился, словно в его супе крошкоед потоптался. – Семья должна строиться на любви. На уважении строится дружба.

Друг по койке? Тоже вариант…

– Что между вами произошло? Я тебя неплохо изучил, Александрин. Ты не позволила бы себе такое поведение с другим мужчиной, не случись что-то действительно серьезное.

– Вы слишком проницательны и порой меня это пугает! – я отправила Оуэну в рот еще одну ложку супа и, подчистив тарелку, следом другую.

– Ты мне зубы не заговаривай, – беззлобно пригрозил он.

– Хорошо. У меня состоялась очень познавательная беседа с невестой Харви, которая привела аргументы, по которым мне следует его забыть.

– Слушаю.

– Э-э… Ну, как бы… Хорошо, – я отставила суп и придвинула Оуэну тарелку со вторым блюдом. Аккуратно отрезала кусочек мяса и поднесла к его сухим губам. – Альби неудачно пошутила и отправила Хартману смс. С признанием. От моего имени. А он вместо ответа прислал мне беременную невесту с угрозами. Это уже не хилая такая причина оставить в покое чужого мужчину.

– И ты решила, что удобнее и приятнее поверить Зейде, чем Харви? Постой. С Харви ты даже и не разговаривала. Разве я не прав?

– Удобнее? Приятнее? – я возмутилась. – Что приятного в новости о беременности невесты человека, которого я…

Осеклась на полуслове, а глаза вдруг защипало.

– Да чтоб меня дохлогрызки заживо сожрали! – замерла, осознавая свои настоящие чувства к Хартману. К этому Ползучему Великородию. Моему! Моему Великогаду! – Оуэн, у них ребенок будет! – произнесла тихо-тихо. Мужчина ослабшими руками притянул меня к себе и неуверенно погладил по голове. – О чем тут можно разговаривать? Об имени их будущего сына? Или мне в няни напроситься?

– Конечно, куда спокойнее сделать выводы, основываясь на слухах и жалеть себя, чем набраться смелости и поговорить с человеком, который тебе по-настоящему важен.

– Он мне соврет!

– То есть, ты уверена, что он соврет, а она – нет?

– Она угрожала Альби и Тану! Велела не связываться с Харви.

– По-моему, фетрой уже доказал, что с этим вопросом справится запросто.

– Почему вы так его защищаете? Хартманы и Сайонеллы, насколько мне известно, недолюбливают друг друга. Что изменилось?

– Мы поговорили, – улыбнулся Оуэн, неуверенными, рваными движениями убирая с моего лица сырые от слез прядки. – Советую тебе поступить так же. Ты удивишься, но большую часть проблем, не связанных с деньгами, можно решить за пять, от силы – десять минут. Но для этого требуется отвага.

Никогда бы не подумала, что откровенный разговор с человеком, который стал тебе не безразличен, действительно требует мужества… Вот только где его взять, мужества этого? Я бы отоварилась…

– Я в любом случае не оставлю ребенка без отца. Уж лучше вообще не говорить с Харви, чем бередить рану.

– И ты так уверенна в беременности фетессы Лоуренс?

– Палочка Киссенджера не может врать. Ее нельзя подделать. Точное время беременности, пол и отец. Ошибка исключена, – заявила с видом знатока.

Фет Сайонелл усмехнулся и огорошил меня:

– Зейда сделает так, что ты увидишь зеленых чертей, танцующих ламбаду. Что ей какой-то тест.

– Искра иллюзий? – невероятное предположение, но вдруг.

Применение такой опасной и крайне редкой искры на территории дистрикта разрешено только в узконаправленных сферах и при наличии лицензии. Но что-то подсказывало, таким как Зейда положить на получение лицензий, учитывая, как она уважительно посылает к аркху под хвост закон о недопустимости ментального вмешательства. Да и кто ее уличит? Я? Бессменный источник сюжетов для Аландри? Все решат, что снова пытаюсь мелькнуть на весь дистрикт, а просить, чтобы меня допросили ментально чревато олигофренией. Не стоит Зейда того, чтобы я потом всю жизнь слюной на пол капала.

– То есть… она не беременна? Или беременна, но не от Харви?

– Этого я знать, увы, не могу. Тебе есть о чем подумать, Александрин. Послушай мудрый совет старика. Однажды Мина Хартман и Оруэл Сайонелл уже совершили ошибку, которую повторяете вы с Харви. Они поверили интригам окружения, а не друг другу, в результате прожили несчастную, а в случае с Оруэлом, еще и короткую жизнь. Теперь между нашими родами словно енот пробежал. Все винят друг друга в случившемся. Прежде, чем сделать вывод, как бы ни была сильна твоя обида, а доказательства вины Харви – убедительны, всегда говори с тем, кто тебе дорог.

– Спасибо, фет Сайонелл. Я подумаю над вашими словами.

– Подумает она, – недовольно передразнил он. – Я и крошки в рот не возьму, пока ты не наберешь его!

– Ладно, ладно. Только не нервничайте, хорошо? Ради вашего спокойствия я что угодно сделаю.

И пусть я улыбалась, но пальцы дрожали, когда доставала планшет. А ведь я не могу набрать правящего. И не могу объяснить Оуэну, почему набрать нельзя. Пришлось схитрить.

– Можете сделать это за меня? Я не отважусь. Пожалуйста!

И взгляд такой, как у енота на ароматную печеньку.

Оуэн недовольно покачал головой, но принял планшет и с третьего раза смог непослушными пальцами нажать на панели кнопку вызова. Сердце пропустило несколько ударов, отделяющих тишину от гудков. Но вместо гудков я сразу услышала голос: «Если вы слушаете это сообщение, значит, я не могу или не хочу отвечать на ваш звонок. У вас десять секунд, чтобы убедить меня перезвонить».

Использовать свои десять секунд не стала. Сбросила вызов и растерянно улыбнулась фету Сайонеллу. Не могу или не хочу. Что-то подсказывало, что в случае со мной это скорее второе, чем первое.

– Снова делаешь выводы? – если бы мог, Оуэн наверняка пригрозил бы пальцем.

– Делаю, – а толку-то врать, когда у меня все на лице написано. – Мы набрали Харви, он говорить не хочет, теперь ваша очередь.

Но фет Барский нарушил наши планы и договоренности, прибавив звук телепатовизора:

– Чета фетроев не отстает от звезды этой недели – феты Сайонелл-Аллевойской и подбрасывает новые лакомые кусочки нашим пираньям. От источника, близкого к правящим, стало известно, что фетрой Харви, прежде, чем исчезнуть в неизвестном направлении, бросил очередной вызов на поединок. На этот раз своему старшему брату – Кайлу Хартману.

– Он что, совсем с катушек слетел? – вилка звякнула о тарелку, а сердце почуяло беду. Харви не стал бы разбрасываться вызовами забавы ради.

– Что творится за закрытыми дверьми Аклуа Плейз, что или кого не поделили братья? Пока вы присылаете нам тмс с догадками, что или кто мог стать причиной такого поведения, мы побеседуем с фетессой Лоуренс. Что это: бушующие гормоны или отчаянный шаг на фоне вызова Хи Ой Ли? Всем известно, после этого поединка проводить другие смысла не будет.

– Я бы на вашем месте не стала недооценивать Харви и раньше времени закупаться белым.

Всем известно, что белый – цвет скорби. Его на похороны надевают…

– Есть что-то, о чем мы не знаем?

– Очень может быть, – улыбка пустынного мертвоеда и взгляд в камеру, а показалось, что на меня. Да что я могу? Я бы рада, но не уверена, что что-то получится. Хотя, вряд ли эта злыдня меня имеет в виду. Тогда что?

– Поделитесь?

– Разумеется, нет. Это дистриктская тайна. Могу лишь сказать, что во время поединка тор-ана ждет очень неприятный сюрприз! Жители девятого дистрикта могут быть уверены, что мы не только останемся под руководством четы Хартманов, но и расширим границы на сто, а то и больше километров!

Мы? Тебя, вообще-то, ядерным ветром из четырнадцатого сюда надуло, чего замыкала-то?

Я хотела подумать еще какие-нибудь гадости про эту красотку с родинкой под глазом, но не успела – кожу под перстнем, что дал Харви, внезапно обожгло, а прозрачная сфера украшения стремительно налилась красным туманом. Медленно, опасно, словно кто-то впрыскивал в нее кровь…

– Александрин, сними немедленно! – приказал Оуэн.

Я и сама ухватилась, но при попытке снять украшение, перстень обжог мои пальцы почти до крови. Я завизжала, стиснув зубы от невыносимой боли, вскочила, не зная, куда себя деть. Камень пульсировал рубиновым светом, а боль из ладони перетекала в руку, поднималась выше. Я беспомощно смотрела на Оуэна, а Оуэн что-то стремительно набирал на планшете.

– Что происходит? Что мне делать?

– Потерпи, девочка. Просто потерпи. Кольцо тянет из тебя энергию, – впервые видела фета Сайонелла взволнованным. Он протянул мне ладонь, чтобы успокоить, вот только на нее капнула красная капля, вторая, третья. Не сразу поняла, что это из моего носа.

– Что… Что со мной?

В следующий миг легкие обожгло огнем, а грудь – невыносимой болью, я закашлялась и изо рта на пол шмякнулись красно-черные сгустки, перевела взгляд на живот – ткань платья стремительно окрашивалась красным. Последнее, что помню – шаги в коридоре, крик Оуэна и падение. Кто-то уже прибежал на помощь, вот только успеют ли?

Если это рай, то какой-то неправильный. Если ад – то не дотягивает по антуражу. Хотя, пожалуй, на преддверие ада весьма похоже. За что ты, боженька? Я ведь, вроде как, поверила в тебя. Или поздно? Стоп. Кажется, чтобы все сработало, нужно раскаяние. А постфактум вроде как раскаиваться поздно… А ведь мне есть за что. Всем есть за что.

Пока в голове крутился хтонический бред, осматривала место, где оказалась. В двух словах: невыносимое пекло. Агрессивные лучи испепеляли кожу рук, впивались в лицо, кусали за ноги. Перегоняемый ветром песок обжигал ноги множеством мельчайших уколов, а от раскаленного воздуха легкие едва не сгорали заживо. Пространство искажалось, но за мутной горячей дымкой я разглядела очертания чего-то темного. Не то камни, не то владыка мест не столь отдаленных. В любом случае, стоило проверить, кто по мою душу явился, потому что местечко, прямо говоря, не ахти какое. Может, удастся договориться?

– Эй, кто здесь?

Тишина.

– Оуэн?

Снова тишина, только едва слышно трещит в ушах огонь да шелестит песок.

– Флер?

Расслышала слабый голос, в котором узнала… Быть того не может, Харви?

Сделала ладошку козырьком и присмотрелась. Действительно, одна из фигур – фетрой. Вот только он лежал и истекал кровью рядом с тушей огромного… Ничего себе пиончики на соседском балкончике! Аркх!

– Харви!!!

– Флер, уходи отсюда, – несмотря на неуверенный хриплый голос, слышала я его отчетливо. И просьбу сознательно послала на три интересных буквы.

– Харви!

Я пыталась бежать, но ноги увязали в горячем песке, словно чьи-то омерзительные раскаленные пальцы хватали меня и пытались затянуть на дно зыбучей трясины. Падала, до крови обжигая ладони, но поднималась и продолжала бежать.

– Харви, я сейчас…

– Уходи, немедленно!

Грозный рык сотряс странное место, где бы мы ни находились, а затем по песку скользнула тень. Нет, не тень. Тенище. Я только успела голову вскинуть и рот открыть: на меня, растопырив крылья, нападал аркх. А затем я получила телепатической волной и резко села на кушетке, шумно вдохнув полной грудью холодный воздух операционной. На меня с изумлением таращились Григорий, Лоби, фет Сайонелл и несколько медсестер.

– Там… Харви! – крикнула прежде, чем присутствующие успели прийти в себя. Почему-то казалось, что Оуэн меня поймет. – Мне обратно надо! Фет Сайонелл, он истекает кровью, аркхи кружат, я должна ему помочь, как мне вернуться обратно?

Сердце колотилось быстро-быстро. Возможно, у меня был бред, но казалось, что увиденное – правда. Интуиция подсказывала, что я должна сейчас находиться в другом месте, должна помочь фетрою, его попросту сожрут!

– Кольцо – твоя связь с ним, – нехотя, с болью произнес Оуэн, остальные хлопали огромными от удивления глазами и молчали. – Подумай о фетрое. О том месте, где он…

Дальше не услышала, меня словно засосало в какую-то пространственную дыру и выплюнуло ровно в то место и время, откуда забросило в палату. Твоего ж енота за ногу! Аркх, раскрыв клюв и заверещав так, что земля содрогнулась, ринулся на меня. Успела только скрестить руки над головой, что вряд ли убережет меня от поедания, но помогло! Зверина, словно обожглась, взвыла, дернулась на меня еще раз и, поняв, что я в невидимом коконе, взмыла в воздух. Харви! Он из последних сил меня оберегал.

На этот раз кинулась к нему молча и даже смогла добраться. Харви не шевелился, хотя, вроде как, дышал.

– Уходи, Флер, – прошептал одними губами.

Я не знала, за что первым схватиться: его грудь и живот исполосованы когтями аркха, который сейчас стеклянными глазами смотрел в вечность, вывалив язык из клюва. Фетрой же лежал, прислонившись спиной к мощному звериному телу, что больше не представляет опасности. Вот только в небе кружил еще один, которому явно не понравилось получить отпор от сахарной косточки. Уверена, это его лишь раззадорило и скоро будет второй заход.

Накрыла рану на животе фетроя ладонями, пытаясь остановить кровь. Глупо, конечно и бесполезно. Ему в операционную надо. Да только как я туда попаду?

– Хартман, срочно придумывай, как вытащить нас отсюда.

– Не хватит… сил… Но ты можешь… уходи…

– Ага. Раскатал губу!

Рваных слов почти не разбирала, они перемежались с грубым кашлем, отхаркивающим сгустки крови. Вновь мелькнула тень, а кончики пальцев фетроя заискрились. Он планировал снова выпихнуть меня из этого странного места. Его сил не хватит, но моих же хватит? В миг, когда почувствовала очередной удар телепатической волны в грудь, я схватила Хартмана за что-то. То ли рука попалась, то ли шея. Представила, что он отправляется со мной. Вот только, когда снова села в кровати, в палате, кроме меня, по-прежнему были лишь Лоби, Григорий, Оуэн и медсестры. Харви не…

Харви рухнул тяжелой кровавой тушей прямо на меня.

– Носилки, срочно! – среагировал Григорий.

Рефлексы хирурга, в отличие от моих, сработали мгновенно. Я же лежала под мужчиной, истекающим кровью и не подающим признаков жизни и понятия не имела, что делать. Смотрела, как умирает любимый и не могла ему помочь.

– Харви, ты только держись. Все будет хорошо! – прошептала, когда фетроя устраивали на каталке. Вот только будет ли? Бордовое лицо с ожогами, бело-синие обескровленные губы, раны на груди и животе, на которые лучше не смотреть… Как он вообще оказался там, с аркхами? Енот пойми где и один?

– Нужно связаться с другими фетроями! – заявила Лоби и уже мазнула пальцем по планшету, как услышала тихое:

– Никаких… фетроев.

Она с недоумением глянула на меня, на Оуэна. Фет Сайонелл подтвердил, что ни с кем не нужно связываться.

– Поняла. Никаких фетроев.

Она кинула планшет в сторону и присоединилась к Григорию, который накладывал на правящего стазис, чтобы успеть довезти до операционной. Другой операционной. Моя, видимо, для работы с такими страшными, смертельными ранениями не подходила.

– Он жив, – прохрипел Хартман, глядя на Оуэна. – Я нашел его…

Легендарная выдержка фета Сайонелла дрогнула. Глаза мужчины расширились, а на лице живо отразилось волнение. Он подкатился ближе к фетрою, но Григорий четко делал свое дело и не давал спокойно пообщаться с пациентом.

– Все разговоры потом. Он умирает!

– Умирает? – наконец, я очнулась, вскочила и подошла к Харви. Да, выглядел и правда не краше покойника: кожа покрыта струпьями, глаза лихорадочно блестят и закатываются, едва дышит, но усердно цепляется за явь, не позволяя небытию унести себя. – Харви! Не смей умирать! Я запрещаю! Мы еще отношения не выяснили!