Текст книги "Салон черной магии"

Глава 4

Стул подо мной зашатался; сразу после этого огонек свечи вспыхнул ярче и, треща, стал разгораться все сильнее, в конце концов превратившись в огромный сияющий круг, больно режущий глаза – ничего, кроме этого круга, я не видела и не могла отвести от него глаз. Кажется, я даже сомкнула веки, но передо мной продолжал ослепительно гореть огненный круг.

Вибрация подо мной стала просто невыносимой, наконец стул потащило назад, а когда я оглянулась, то увидела мерзко мерцающие в темноте белесые нити паутины.

– Откуда здесь паутина? – успела подумать я, прежде чем очередной рывок, оказавшийся сильнее предыдущих, опрокинул стул и я рухнула навзничь.

– Витя! – барахтаясь на полу, закричала я. – Помоги мне! Паутина! Паутина! Паутина!

Когда звуки моего голоса смолкли, я не услышала ничего, кроме шуршания тянущихся ко мне нитей-щупалец, и поняла, что осталась в полной пустоте и кромешном мраке, в котором не было ничего – только я один на один с липким комком постоянно извивающихся паутинных нитей.

Вскочив на ноги, я подхватила с пола опрокинутый стул, решив использовать его как оружие, потому что ничего более подходящего здесь не видела. Я вообще не видела ничего, кроме мерзко чавкающих щупалец паутины, с которых тянулись на пол длинные струйки белесой слизи.

Не выпуская из рук стул, я бросилась бежать.

Если рассуждать логически, то через пару шагов я должна была наткнуться на стол, за которым сидела госпожа Степанида, а еще через несколько – на стену комнаты, где находилась до того, как появилась эта дьявольская паутина. Но, задыхаясь и спотыкаясь в кромешной пустой темноте, я пробежала уже достаточно большое расстояние и никакой преграды на своем пути не встретила.

Я бежала изо всех сил. Стул, оказавшийся вдруг неожиданно тяжелым, оттягивал руки, а черный воздух, словно густые чернила, заливал мне легкие, не давая никакой возможности глотнуть хотя бы капельку кислорода.

Когда мои ноги подкосились сами собой, я без сил опустилась на колени.

Ничего и никого вокруг. Только пустота, до отказа наполненная кромешной чернотой.

Некоторое время я ощущала лишь стук своего бешено бьющегося сердца и гул крови в висках.

«Так, – лихорадочно собирая мысли в более или менее стройный порядок, рассуждала я. – Как я могла оказаться в этом странном месте? Куда подевалась комната, где стоял стол, стулья, а за ним – Степанида эта проклятая и мой Витя? И откуда появилось это бесконечное пространство, залитое чернильным мраком? И снова, снова – отвратительные нити-щупальца этой чудовищной паутины, от которой, кажется, я на время смогла убежать…»

Задержав на мгновение рвущееся из груди дыхание, я прислушалась. Ничего!

Где я, черт возьми, где?!

И тут, словно молния в меня ударила, пронзила неожиданная мысль.

– Конечно! – воскликнула я, и звуки моего голоса тотчас потухли в ватной пустоте. – Я расслабилась и дала этой недоучке Степаниде усыпить себя. И пришел сон, а вместе с ним – мой еженощный кошмар… паутина и черная яма. А та пустота, в которой я сейчас нахожусь, это пространство сна…

Я умолкла и опять кошмарная тишина сдавила мои барабанные перепонки.

«Где я – это более или менее мне понятно, – подумала я, осторожно прислушиваясь, – но вот как отсюда выбраться?..»

Не успела последняя мысль всплыть на поверхность моего сознания, как я снова услышала уже хорошо знакомое мне шуршание, а еще спустя несколько секунд – чавканье извивающихся, истекающих слизью щупалец.

Я вскочила на ноги, схватила стул и с силой швырнула его туда, откуда, как оказалось, доносились эти звуки. Мелькнувший перед моими глазами стул немедленно поглотила тьма, и до меня долетел глухой стук падения.

Снова сорвавшись с места, я бросилась бежать. Но на этот раз мне было очень трудно – что-то мешало, путаясь в ногах. Я упала, потом вскочила, но, сделав всего три шага, снова рухнула навзничь.

Ноги мои тут же оплели скользкие, тонкие, но невероятно сильные щупальца.

Нет!

Отчаянно забившись, я вырвалась, но на ноги встать не успела. Мерзко воняющая петля затянулась у меня на шее и потащила мое тело куда-то, в никому не известном направлении, буравя безмолвную темноту.

Впрочем, почему это – никому не известном? Я прекрасно знала, что меня ожидает в конце этого пути – черная яма, дна которой я не могу достигнуть и поэтому могу только с ужасом предполагать, что ждет меня там.

Теперь я не могла даже кричать. Петля накрепко сдавила мне горло. Ногами я пыталась сопротивляться неумолимой силе, влекущей меня: цеплялась каблуками и носками ботинок за малейшие выбоины в невидимом полу, а руками раздирала себе на груди плащ, в отчаянной надежде освободить проход для воздуха, которого так жаждали пылающие от кислородного голодания легкие.

И вдруг я перестала ощущать твердую поверхность под собой – я оказалась в полной пустоте, ничего не было ни справа, ни слева, ни сверху, ни снизу… И я догадалась, что снова проваливаюсь в черную яму – хотя вокруг была только тьма и никакого движения воздуха я не чувствовала.

Безоглядный ужас охватил мое сознание. Уже не отдавая себе отчета в своих действиях, я рванула петлю на своей шее изо, всех сил и, немного ослабив ее, смогла закричать…

***

…Очнулась я под яркой электрической лампой на каком-то ужасно жестком диване.

Ощутив эту перемену, я снова закричала, теперь – чтобы убедиться, что все-таки еще жива.

– Тихо-тихо… – я увидела перед собой лицо склонившегося надо мной Виктора. – Тихо-тихо-тихо… – шептал он побелевшими губами.

И откуда-то сбоку долетел до меня женский голос:

– Она открыла глаза!..

Я рывком села и огляделась. Одежда на моей груди была разорвана – словно ее терзали сразу десятки острейших ножей, а кожа на шее исцарапана. Меня била крупная дрожь. Я посмотрела на свои трясущиеся руки и увидела, что они в крови. В это мгновение кто-то крепко обнял меня за плечи.

– Оленька… – шептал Витя, не выпуская меня из своих объятий. – Господи, да что с тобой?.. Это все ты сделала, стерва! Ты!

Последняя фраза относилась явно не ко мне, а к беззвучно стоящей возле стены Степаниде. Теперь ее лицо было бледно смертельной бледностью, да к тому же искажено гримасой сильного страха.

Теперь, немного придя в себя, я осмотрелась и увидела, что ни на каком жестком диване я не лежу, а лежу на столе в той самой комнате, где и начался так ужасно закончившийся сеанс снятия сглаза. Ярко горел электрический свет, вокруг валялись разбросанные стулья, черная ткань на одной стене висела криво, разодранная пополам, и обнажала старые обои в веселенький голубой цветочек.

– Это все ты! – оборачиваясь, снова закричал в лицо дрожащей Степаниде Витя. – Это ты довела ее своим дурацким колдовством до того, что она едва не умерла…

– Я ни в чем не виновата! – в голос зарыдала несчастная Степанида, заламывая руки. – Я хотела ей помочь! Ты же сам слышал, как я ввела ее в транс и дала ей самые благоприятные установки! Понятия не имею, что произошло, знаю только, что я здесь точно ни при чем… – На этой фразе голос у нее осекся и, уронив бледное лицо в ладони, Степанида разрыдалась уже по-настоящему.

Голова моя еще немного кружилась, но я чувствовала, что стала уже приходить в себя. При помощи Вити я соскользнула со стола и запахнула на груди истерзанный плащ.

– Как ты? – тихо спросил меня Витя. – До машины сможешь дойти? Я кивнула.

– А с тобой.. – Витя обернулся к своей бывшей жене, и его лицо потемнело, – с тобой, Степка, я в другом месте поговорю. И, будь уверена, что лавочку твою в скором времени прикроют! И еще неизвестно, останешься ли ты после судебного разбирательства на свободе или загремишь… лет этак на пять за попытку убийства.

– Да не виновата я ни в чем! – снова закричала Степанида.

Я посмотрела ей в глаза, и Степанида ответила мне умоляющим взглядом: будто больше всего на свете хотела попросить у меня прощения, но не решалась произнести слова вслух.

Она и в самом деле ни при чем, зря Витя так бесится. Боже мой, эта комната выглядит так, будто здесь произошло побоище. Только пятен крови для полноты картины не хватает…

При этой мысли я вздрогнула и опять посмотрела на свои окровавленные руки. Но Витя уже вел меня к выходу, бережно поддерживая за талию.

– Ничего, ничего… – бормотал он, – сейчас доберемся до машины, я отвезу тебя домой, а там… Там отдохнешь, а утром мы вызовем настоящего врача. Хорошо?

Я кивнула.

– Осторожнее, осторожнее, – продолжал Витя, – теперь ничего не бойся… А эту тварь Степаниду я и вправду посажу. Поверь, для этого у меня хватит связей.

– Погоди-ка, – остановившись, проговорила я, – она и в самом деле ни в чем не виновата. С чего ты взял, что это она насылала на меня кошмарные сны?

Степанида притихла у своей стеночки.

– Как это? – озадаченно произнес Витя. – Я же сам видел, как она тебя того… заколдовывала, а ты… Она тебя едва в гроб не вогнала, а ты ее защищаешь…

– Защищаю, потому что она ни в чем не виновата, – объяснила я.

– А кто же тогда виноват? – растерянно спросил Витя.

– Я сама, – ответила я. Витя вытаращил глаза, явно не понимая вообще ничего.

– Я сама виновата, – повторила я. – Уснула под монотонное пение Степаниды, а этого мне делать было как раз не нужно. Просто я очень устала, всю ночь не спала, а тут мягкий стул, заунывные причитания… Кого хочешь в сон вгонит. А когда я уснула, ко мне пришел мой обычный ночной кошмар. Понимаешь?

Витя с сомнением повел плечами.

– Вся вина Степаниды заключается в том, – добавила я, – что она не смогла излечить меня от кошмарных сновидений. Только в этом ее можно упрекнуть. В непрофессионализме. Но если тот, кто насылает на меня эти сновидения, сильнее нее, то в чем ее можно упрекнуть?

– Ни в чем, наверное, – промямлил Витя.

Я снова посмотрела на Степаниду. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы увидеть благодарность в ее глазах. Нет, не она причина моих еженощных кошмаров. Я все-таки необычный человек, а экстрасенс с исключительными паранормальными способностями, и чувство интуиции у меня развито гораздо сильнее, чем у остальных людей. И сейчас интуиция подсказывает мне, что Степанида ни в чем не виновата.

А за свой непрофессионализм и шулерские фокусы она уже наказана – стоит у стены, заломив руки, словно перед расстрелом, и смотрит так… умоляюще…

Витя оглянулся на Степаниду, но на сей раз ничего не сказал и молча повел меня к выходу.

Откуда-то снова появилась тихая, словно белая мышка, девочка-гимназистка.

– Лиза, – умирающим голосом позвала Степанида, – выйди к ожидающим господам и скажи, что в связи с моей болезнью приема сегодня не будет…

– Господа все разбежались, – прошептала девочка Лиза. – Когда… девушка начала кричать, их как ветром сдуло – одного за другим…

Мы с Витей прошли через прихожую, где одиноко стояли по углам пустые кресла, миновали подъезд, учтиво поклонившегося одетого во фрачную пару детину и остановились у Витиной машины.

– Погоди, – сказала я, – я немного постою на свежем воздухе.

– Конечно-конечно… – Витя осторожно прислонил меня к машине.

– Дай сигарету, – попросила я. Он поспешно достал сигарету и поднес к ней зажигалку. Когда я несколько раз глубоко затянулась, то почувствовала себя почти в норме. Витя просительно заглянул мне в глаза и проговорил очень тихо:

– Оль… Прости меня, пожалуйста.

– За что? – удивилась я.

– За то, что я притащил тебя в этот дурацкий салон, – вздохнул Витя. – Понимаешь, я же не знал, что все так выйдет. Я… честно говоря, считал, что все твои кошмарные сны – это что-то совсем такое… не заслуживающее пристального внимания. Вот мне несколько раз в жизни снились кошмары, так я наутро не помнил, в чем там было дело… Только неприятное ощущение оставалось и все. Но это быстро проходило. Я думал – у тебя что-то в том же роде, а оказалось…

– Что оказалось?

Витя зябко передернул плечами и, прежде чем ответить, достал сигарету и закурил.

– Ты бы видела себя, когда… когда… – негромко вспомнил он. – Я думал, что я сам с ума сойду. Было так тихо, спокойно, полумрак, Степка что-то напевала идиотское свое… На самом деле в сон клонило, и вдруг ты рухнула со стула и начала извиваться на полу, будто у тебя какой припадок. Я старался тебя успокоить, а ты ничего вокруг себя не видела, хотя глаза были широко открыты, – и не понимала ничего. Потом вдруг вскочила на ноги и стала метаться из стороны в сторону. И кричать…

Витя судорожно – с хлюпаньем – затянулся и продолжал:

– И кричала… Страшно кричала, словно что-то видела перед собой, такое страшное, что невозможно перенести. Потом и Степка завизжала… Когда ты со стула рухнула, она будто в ступор вошла – сидела с открытым ртом и на тебя смотрела. А как только ты метаться и кричать начала – завизжала. Потом – самое страшное началось. Ты стала на себе рвать одежду, царапать шею ногтями, словно тебя кто-то душил… Закатывала глаза и хрипела. А когда я все-таки схватил тебя в охапку, ты обмякла. Я положил тебя на стол, вытащил было телефон, чтобы в «Скорую» звонить, но тут ты очнулась. Честно слово, – добавил вдруг Витя, – если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы эту Степку проклятую удавил! Точно говорю!

– Ладно, – проговорила я, затянулась последний раз и бросила окурок в кусты. – Поехали домой. Смотри, небо уже розовеет, скоро рассвет. А я после всех этих передряг, наверное, приму лошадиную дозу снотворного и часиков на десять отрублюсь.

– Правильное решение! – кивнул Витя и слабо улыбнулся. – Поехали.

***

Нина, как обычно, проснулась первой. Подошла к окну, выглянула во двор, где уже подмерзал хрустящей корочкой изрядно подтаявший вчерашний снег. Потом обернулась к зеркалу, отблескивающему из глубины прихожей, и сказала, обращаясь к своему отражению:

– Доброе утро.

Нина вышла в прихожую, по привычке подняла глаза на большие часы прямо над зеркалом и испугалась, что снова опаздывает на работу. Потом усмехнулась, спохватившись, и вспомнила, что сегодня суббота.

Суббота-то суббота, а субботнего настроения как не бывало. И все из-за вчерашнего визита этой ненормальной. Собирались ведь пойти с Васиком в консерваторию… Да пусть даже в тот же ресторан или просто погулять… Но ему нужно вести какого-то неизвестного мальчика на какую-то непонятную экспертизу для того, чтобы выяснить, приходится ли этот мальчик сыном Васику или нет.

«Вполне может быть, что и да, – уныло подумала Нина, рассеянно проводя пальцем по серебряно-стеклянной прохладной поверхности зеркала, – ведь в любом другом случае эта ненормальная… Катя, – вспомнила Нина имя вчерашней гостьи, – эта ненормальная Катя ни за что не согласилась бы на экспертизу… А сейчас, как говорят, можно близкое родство определить с максимальной точностью. То есть если результаты окажутся положительными, то можно совершенно определенно сказать: у моего Васика есть сын. А у сына моего Васика есть мать…»

– И что дальше? – уже не глядя на отражение в зеркале, спросила себя Нина. – Как все это повернется? Сын – это сын. Ребенок. А кто от своего ребенка откажется? Тем более что, как Васик мне сказал, мальчик чрезвычайно на папочку своего похож… А эта Катя? Кажется, не замужем. Может быть, она не только денег хочет от Васика, а… чего-то еще и другого? Я сама видела, как Васик смотрел на нее – с открытым ртом. Конечно, она красивая женщина, но я-то чем хуже?

«Хуже, – всплыло у нее в голове тоскливое, – намного хуже. Эта Катя – честная женщина. Ну, закрутить роман на морском побережье в юном возрасте – от этого никто не застрахован. А вот я… когда-то вынуждена была зарабатывать деньги, торгуя собственным телом. Была проституткой, если говорить откровенно».

– А это гораздо хуже, – проговорила Нина вслух и вздохнула. И тут же вздрогнула, обернувшись на возникший за спиной шум.

– Это я споткнулся, – сообщил Васик хриплым со сна голосом, потирая коленку. – Чего тут подушки валяются под ногами?

Он пнул диванную подушку и, освободив себе таким образом проход, побрел в ванную, зевая и потирая пятерней взлохмаченную голову. Только открыв туда дверь, он обернулся и внимательно посмотрел на Нину.

– А с кем это ты сейчас разговаривала? – спросил он.

– Ни с кем, – ответила Нина. – Сама с собой, то есть. Мысли вслух. А подушку ты сам вчера швырнул. В меня. Когда я тебя попросила приглушить звук у твоего дурацкого компьютера.

– В десятый раз попросила, – уточнил Васик, – или даже в восемнадцатый. Никакие же нервы не выдержат такого издевательства. Я пытаюсь последний уровень пройти, а ты бубнишь под ухо. Вот тогда я отвлекся, и мне тут же какая-то кикимора из-за угла голову откусила. А я, между прочим, на пятом ярусе последнего уровня был. Нельзя мешать человеку, когда он играет. Понимать надо!

– Играет, играет… – передразнила Нина. – Ты хоть помнишь, какой сегодня день?

– Конечно, помню, – сказал Васик, – суббота. А что? Ага, мы с тобой собирались на концерт. Слушать этого, как его… Буру… Брандер… Бранденбургский концерт.

– Отменяется Бранденбургский концерт, – вздохнула Нина, – ты что, забыл, какое ты на сегодняшний день планировал мероприятие?

Васик открыл рот.

– И правда, – пробормотал он, – совсем забыл. Эта новая компьютерная игрушка мне все мозги запорошила. Это ведь надо – неделю играю, а все никак не могу пройти до самого конца. Кошмар!.. Кстати, – спохватился он вдруг, – а который теперь час?

– Без пяти десять, – посмотрев на стрелки настенных часов, сказала Нина. Васик охнул и схватился за голову.

– Господи! – простонал он. – Сейчас ведь Катя придет, приведет Петю! Чтобы я с ним на обследование пошел! А я еще…

Не договорив, он нырнул в ванную, хлопнув за собой дверью. Нина пошла на кухню и поставила чайник. Усевшись на табурет, она бездумно уставилась на синий газовый цветок под металлическим боком чайника. Как-то ни о чем не думалось, кружились какие-то легкие и совсем не нужные мысли о глупых клиентах, на слово верящих ушлым продавцам-консультантам; о предстоящей покупке нового пылесоса – старый совсем пришел в негодность от того, что им как-то раз пользовались не по назначению: Васик таким образом пытался выудить из-под кровати завалившиеся туда ключи; пылесос всосал ключи, тихо напоследок тявкнул и навсегда издох…

Чайник начал глухо урчать. Нина подняла глаза и увидела белую струйку пара, бьющую из короткого носика. Она встала со стула, чтобы выключить газ, но резкий звонок в дверь заставил ее вздрогнуть и замереть с протянутой к плите рукой.

Нина замерла в неподвижности, но второй звонок вывел ее из ступора.

– Открой! – проревел из ванной Васик.

Нина засуетилась – бросилась было к двери, но гудящий чайник напомнил о себе дребезжанием крышки. Нина метнулась обратно, повернула ручку на плите – как оказалось, не ту – из соседней конфорки со свистом выскользнула струя газа. Нина всплеснула руками и, завернув обе конфорки, побежала к двери.

В прихожей ее встретил очередной звонок.

Путаясь в замках, Нина открыла наконец дверь и отступила назад.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Катя и подтолкнула вперед шестилетнего малыша, очень рослого для своего возраста, с густейшей копной волос на крупной голове. – Скажи тете «привет», Петя, – скомандовала Катя, и ребенок, глядя на обомлевшую отчего-то Нину, нарочито плаксиво прогнусавил:

– При-ивет…

– П-проходите, – предложила Нина, но Катя качнула головой.

– Не могу, извините, – сказала она, – как мы и договаривались с вашим… Василием, я привела Петю. Он вроде собирался вести его на генетическое обследование.

– Да, – выдохнула Нина, не сводя глаз с малыша, – собирался. Да только мне кажется, что обследование вряд ли понадобится: ведь Петя – вылитый Васик. Я даже не думала, чтобы сын мог так походить на отца… Последние слова вырвались у Нины сами собой.

– Мне пора, – усмехнувшись, сказала Катя. – Надеюсь, что Василий дома и помнит о своем обещании?

– Ага, – Васик появился из ванной с мокрой головой и полотенцем на шее. – Все помню. А где мой… То есть, где это…

Не договорив, он замер с открытым ртом.

– Мне уже пора, – проговорила Катя, явно довольная произведенным эффектом. – Кстати, Петя, не забудь поздороваться и с дядей.

– Здравствуй, – буркнул Петя, исподлобья разглядывая татуировки на худых руках Васика.

Васик ничего не ответил.

– И не забудь, – добавила Катя, переводя взгляд на Васика, – что ты сегодня обещал вести себя хорошо. Ты ведь помнишь о том, что дядя с тобой в больницу пойдет?

Малыш молча кивнул.

Катя попрощалась и ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Маленький Петя даже не обернулся на стук двери, целиком занятый созерцанием Васиковых татуировок.

Несколько минут в прихожей стояла мертвая тишина. Нина растерянно смотрела то на Петю, то на Васика, и глаза ее постепенно наполнялись слезами. Васик озадаченно переминался с ноги на ногу и почесывал лохматую макушку, явно не зная, что ему делать.

– Ты… конфеты любишь? – обратился он наконец к мальчику.

– Люблю, – оживился тот. – А какие у тебя есть?

– Нина, – позвал Васик, – какие у нас есть конфеты?

– Что?

– Конфеты, говорю, у нас есть какие-нибудь?

– Сейчас посмотрю, – ответила Нина, не двигаясь с места.

Васик озадаченно глянул на женщину и вдруг порывисто шагнул к ней и обнял за плечи.

– Подожди, – сказал он малышу, увлекая Нину в комнату, – сейчас я с тетей поговорю, и она будет искать тебе конфеты.

Оставшись один, мальчик огляделся и деловито проследовал на кухню, подошел к шкафу и безошибочно открыл дверцу того ящика, где Нина хранила сладости.

***

– Чего ты? – тихо спросил Васик, легонько встряхивая Нину за плечи. – Только смотри, не разрыдайся при ребенке. У детей ранимая психика, а ты… Ну чего ты, Ниночка?

– Ничего, – и в самом деле всхлипывая, ответила Нина. – Поставь себя на мое место, тогда узнаешь – чего… Думаешь, приятно узнать, что у тебя, оказывается, есть сын. Да еще такой… взрослый. Да еще от такой красивой женщины… Васик, Васик, я…

Васик бормотал что-то, обняв Нину за плечи.

– Я не знаю, что делать и как себя вести, – продолжала всхлипывать Нина. – Как мне разговаривать с этой женщиной, матерью твоего ребенка, и как общаться с ним самим, с Петей. Я…

– Понимаю, ты растеряна, – шептал ей Васик, – и мне не по себе – можешь поверить, но ведь теперь нужно выяснить, мой ли это сын. А потом, когда обнаружится… если обнаружится, что и вправду мой, нужно обследовать его на предмет заболевания. Если подтвердится и это, то постараться помочь ему. Я же все-таки его родной отец… То есть… Ну, я хотел сказать – если выяснится, что я его отец…

– Да чего там выяснять? – вытирая слезы, проговорила Нина. – Ты что, сам не видишь – он как две капли воды на тебя похож. Совершенно одно лицо. И такой же длинный… А… когда все будет ясно, что ты будешь делать?

– В каком смысле? – не понял Васик.

– Допустим, ты убедился, что Петя – действительно твой сын… Хотя это и так ясно. Видно невооруженным глазом. Допустим, ты выпросил у отца деньги, и привезли аппарат, нужный для лечения Пети. Петя поправился. А что дальше?

Руки Васика соскользнули с плеч Нины.

– Знаешь, – сказал он, – Петька ничуть не похож на больного. Обыкновенный здоровый ребенок. Нормально на все реагирует, любит конфеты. Я думаю, если он чем-то и болен, то болен не так чтобы очень серьезно… Ты заметила, как он букву «р» выговаривает? Я эту проклятую букву до пятого класса говорить учился, несмотря на то, что отец ко мне логопедов сотнями водил…

– Не то говоришь, – вздохнула Нина, – я тебя о другом спрашиваю. Что ты будешь делать, когда выполнишь все, о чем тебя просила… мать твоего ребенка? Теперь, когда ты знаешь, что у тебя есть сын, как две капли воды похожий на тебя самого?

– Не знаю, – ответил Васик, опустив глаза в пол, – честное слово, не знаю… Только вот, – он неожиданно твердо и прямо посмотрел в глаза Нины, – что бы там ни случилось, ты знай одно – я тебя люблю и никуда от тебя уходить не собираюсь. Поняла?

Нина ничего не успела ответить: скрипнула дверь и в комнату вошел Петя. В каждой руке у него было по большой шоколадке, а карманы широких джинсовых штанов подозрительно оттопыривались: в них что-то шуршало при каждом Петином шаге.

– Я сам нашел, – сообщил он, – шоколадки. Там еще много осталось.

– Это… хорошо… – выдохнул Васик и невольно отпрянул от Нины. – А у меня вот… компьютер. Любишь играть в компьютер?

– В стрелялки! – обрадовался Петя. – У тебя стрелялки есть?

– А как же!

Васик метнулся к компьютеру, включил его и плюхнулся на диванчик, положив клавиатуру себе на колени.

– Вот сюда садись! – он похлопал ладонью по диванной подушке рядом с собой. – Сейчас… сейчас… Ага, вот… Такую игру знаешь?

– Играл, – пренебрежительно выпятив нижнюю губу, проговорил Петя, – я ее всю до конца проходил. А один из нашего класса там два секретных уровня нашел…

– Проходил? – поразился Васик. – Всю эту игру до конца проходил? Ты?!

– Я, – подтвердил Петя и уселся рядом с Васиком, предварительно спрятав под диванную подушку две слипшиеся шоколадные плитки.

– Ты?! – все не мог успокоиться Васик. – Такой клоп? До самого-самого конца?

– Ага.

– Да ладно свистеть! – совершенно серьезно обидевшись, хмыкнул Васик. – Наверное, первый уровень только прошел и думаешь, что на этом вся игра закончилась. Я – и то уже вторую неделю не могу до конца добраться. Врешь, наверное? – предположил Васик.

– Сам ты врешь! – тоненько воскликнул Петя. – Я всю проходил, можешь у Маруси спросить!

– А Маруся, – встряла в разговор Нина, – это кто? Твоя сестра?

– Ага, – сказал Петя, перекладывая клавиатуру с Васиковых коленей на свои.

– Родная?

– Нет, это… как…

– Двоюродная?

– Точно! – кивком головы подтвердил Петя и ловко застучал по клавишам. – На этом месте ты остановился?

– На этом, – сконфуженно проговорил Васик. – Меня тут всегда пауки сжирают, а у меня патронов не хватает их перестрелять. Все патроны на монстров уходят. Знаешь, такие… с двумя головами.

– Двухголовых можно мечом рубить, – деловито нажимая кнопки, проговорил Петя, – а пауков мечом нельзя, потому что они огнем плюются и к ним подойти трудно… Надо вот так…

Петя нажатием нескольких кнопок заставил человечка на дисплее компьютера сменить автомат на огромный двуручный меч.

Размахивая мечом направо и налево, человечек двинулся вперед по коридору, одного за другим разя страшных двухголовых монстров.

– Вот это да! – подпрыгнул на диване Васик. – Ничего себе! А я бы ведь и не догадался ни х… – Тут Васик спохватился и, быстро оглянувшись на Петю, зажал себе рот ладонью.

– А я тоже умею матом ругаться, – флегматично сообщил мальчик, – только мне мама не разрешает. И в школе не разрешают. Мы с пацанами только на переменках ругаемся, чтобы никто не слышал.

– Матом вообще ругаться нельзя, – строго сказал Васик, – ни на переменках, нигде… А ты в каком классе учишься?

– В каком… – не отрываясь от экрана монитора, проговорил Петя, – в первом, конечно. Ты что, не видишь, что ли, что я маленький?

– Ну да, – почесал в затылке Васик и оглянулся на неподвижно стоящую позади диванчика Нину, – если шесть лет, значит, в первом… И как ты учишься?

– Смотри! – проигнорировав последний вопрос, воскликнул малыш. – Вот сейчас отсюда пауки полезут. Нужно прыгнуть в эту яму и ждать… Там они тебя не достанут. А когда поближе подойдут… Вот так!..

Васик уставился на экран монитора, открыв рот: человечек нырнул в яму и замер там. Потом разогнулся навстречу надвигающимся на него механическим паукам и, сменив меч на автомат, подпрыгнул вверх.

– В полете гаси их! – возбужденно закричал Васик, подпрыгивая на диванных подушках. – Очередями бей! Давай вот этого – самого жирного! Дава-а-ай!

– Они с боков сейчас полезут! – вплетался тоненький голосок Пети в рев Васика. – Тогда надо убегать по коридору и из-за угла мочить…

– Дава-а-ай!

– А в этой комнате патроны есть… Только там нужно стражника сначала убить.

– Дава-а-ай!

– А теперь… вот так!

Прикончив последнего паука, человечек побежал дальше. Взобрался по лестнице на очередной этаж и тут же слетел обратно.

– Я забыл! – пискнул Петя, стуча по клавиатуре, как одержимый, – там стражников куча вылезает… Их мечом лучше…

– Дава-а-ай!

– Вот вам! Вот вам! Вот вам!

– ..А-а-ай!

– А теперь самого главного монстра замочить надо, – тяжело дыша, проверещал Петя. – Тогда откроется дверь и считается, что ты выиграл… Вот он! Его гранатами надо! Вот тебе, вот тебе, получай!

– Дава-а-ай! – орал совершенно забывшийся Васик. – Знай наших, не сри в компот! Дава-а-ай!

– Васик! При ребенке!..

– Не мешай!

– А теперь автоматом… Ой!

Человечек на экране монитора на секунду замешкался, доставая из-за спины автомат, и был тут же сражен ракетой, вылетевшей изо рта гигантского монстра, похожего одновременно на скорпиона и осьминога.

– Блин, – с сердцем сказал Петя, – из-за тебя все. Если бы меня никто не отвлекал…

– Дай мне! Дай мне! Дай мне! – заголосил Васик. – Теперь я знаю, как здесь нужно… Ну, отдай, сказал, клавиатуру, тебе вредно много в компьютер играть, ты еще маленький.

Петя, насупившись, сбросил с колен клавиатуру и соскользнул с дивана. И был тут же подхвачен Ниной.

– Пойдем со мной на кухню, – поднимая Петю на руки, сказала она, – чай с вареньем пить. Любишь варенье?

– Не очень, – признался Петя, – я йогурты люблю. И шоколадки.

– И йогурты есть, и шоколад…

– А мне у вас нравится, – сообщил Петя уже по дороге на кухню, – мама не разрешает много шоколада есть, а вы разрешаете. Только скажи этому… чтобы он не орал так и не ругался… Разве можно так говорить – не сри в компот?

– Конечно, нельзя, что ты!

А Васик тем временем, не замечая ничего вокруг, ожесточенно лупил длинными костистыми пальцами по кнопкам клавиатуры, иногда невнятно что-то выкрикивая и подпрыгивая на диване.