Текст книги "Короли будущего"

– Это веер, – взбудораженно прошептал Уилфред. – Незамужние девушки всегда с ним ходят. Неприлично показывать рот, когда говоришь или ешь. Впрочем, и того и другого они стараются делать поменьше, а то никто не возьмет замуж.

– С ума сойти. – Генри с облегчением выдохнул: девушка сделала несколько шагов и все-таки не упала.

Прелестно, правда? После потери Сердца это развлечение придумали, чтобы во дворце было не так скучно. Именно на этих утренних выходах король когда-то выбрал королеву, мой покойный друг, хранитель казны, – эту вредную растолстевшую Эмму, а я – мою дорогую жену.

И он кивнул на Ингрид, которая сидела наискосок от него. Генри только сейчас ее заметил. Она застыла, вытянув шею и не отрывая взгляда от двери, и Уилфред, перегнувшись через стол, успокаивающе похлопал ее по руке.

– Не волнуйся, она справится. Она у нас лучшая.

– Как же, – тихо сказала женщина в красном на ухо маленькой старушке, сидевшей через пустой стул от нее. – Раз уж моя соизволила явиться домой, она покажет этой сухой рыбине и ее костлявой дочке, кто тут главная красавица. Она, правда, вдолбила себе в голову, что не может говорить, а я думаю: ну и ладно, для невесты это же лучше всего!

Генри сглотнул. Только сейчас, приглядевшись, он понял, с кем сидел рядом: черты лица Агаты будто проступали в глубине пухлого, расплывчатого лица женщины в красном. Но, судя по взглядам, которые мать Агаты бросала на него, вряд ли стоило ждать, что они подружатся.

А девушки все продолжали заходить – появление каждой сопровождал всплеск интереса и бурные обсуждения платья, походки и высоты каблуков. Генри этих бедняг отличил бы друг от друга разве что по цвету платья. Девушки тихо садились к своим родичам и вяло накалывали на вилки кусочки еды, которыми и зайца не накормишь, а потом ловко подсовывали их под веер.

С пятой девушкой случилось то, чего Генри с ужасом ждал. В середине пути она опасно пошатнулась, нога у нее вылетела из туфли, и девушка, потеряв равновесие, едва не растянулась на полу. Какая-то женщина – очевидно, ее мать – с досадой стукнула ладонью по столу. Девушка кое-как выпрямилась и побрела к своему месту, подталкивая туфлю голой ногой. В таком платье она никак не могла за ней нагнуться, она и дышала-то еле-еле. По тому, как девушка ставила ногу, сразу было видно, что она ее сильно потянула, но никто не помог ей идти, все были заняты обсуждением ее промаха.

– Она же… она себе чуть шею не сломала! – пролепетал Генри.

– О да, кости ломали уже несколько раз на моей памяти! Вот неуклюжая корова, выбыла не меньше чем на неделю! – счастливым голосом сказал Уилфред. Генри только сейчас заметил, что он черкает что-то в записной книжке. – Отмечаю все удачные выступления. Бедной Фрезии жирный минус. Теперь старый Йонас должен мне три монеты – он на нее ставил.

– Почему ей никто не поможет? Ей же больно! – пробормотал Генри.

Девушка уныло дохромала до стола. Мать ждала ее с видом коршуна, выследившего барана.

– О, милый мой, это жизнь. Каждый сам за себя. – Уилфред хотел сказать что-то еще, но тут вошла девушка в синем платье, и женщина в красном задергалась от волнения.

– Вот она, моя детка! Ну, пусть покажет, чему научилась в большом мире!

Агату Генри узнал с трудом. Из-за белого веера он видел только верхнюю половину ее лица, но даже по глазам было ясно: это неудобное платье, ужасные туфли, тугая прическа и бессмысленный веер вызывают у нее отвращение, равно как и все собравшиеся.

– Посмуглела, но хоть не поправилась, – тоном знатока заметил Уилфред. – Но волосы у нее всегда были слишком темные. То ли дело моя – к счастью, лицом пошла не в меня!

– Не подведи мать, – угрожающе выдохнула женщина в красном, но Агата ее не слышала.

Какое-то время она стояла в дверях, а потом со щелчком сложила веер и зашагала к столу, как мрачный охотник по заснеженному лесу. Женщина в красном скрипнула зубами и, как только Агата упала на стул рядом с ней, зашипела:

– Ах ты, позорище. Лучше бы и не возвращалась. Я тебе что, зря полночи объясняла, в каком мы положении? Твой отец умер, да еще так не вовремя, а ты…

Агата потянулась к блюду с остатками курицы, которое все еще стояло перед Генри, воткнула вилку в нетронутую ногу и принялась засовывать в рот куски. По залу пронесся такой стон ужаса, что появление следующей девушки прошло незамеченным.

– Как она может! Ест без веера! – выдохнул побелевший Уилфред. Кажется, его любовь к традициям пережила слишком много потрясений за одно утро.

Агата поверх курицы мрачно улыбнулась Генри, вгрызаясь в мясо, и Генри сразу стало как-то легче. Хорошо, что Агата не изменилась. И тут он понял, что не он один об этом думает: принц с непроницаемым лицом смотрел на нее, и Генри вдруг увидел у него в углах губ улыбку. Не фальшивую, а настоящую, как будто он встретил друга, которого уже не думал увидеть.

Впрочем, больше никто в зале их хорошего настроения не разделял. Женщина в красном тщетно пыталась закрыть Агату веером, а потом схватила ее за руку и рывком подняла на ноги.

– Простите, нам пора. Моей дочери нездоровится, – быстро сказала она.

Агата до последнего цеплялась за вилку, но мать тащила ее прочь с таким напором, что доесть ей так и не удалось. В дверях они чуть не сбили новую девушку, та покачнулась, но устояла, все зашумели сильнее, и Уилфред пихнул Генри в бок:

– Это она, наша детка! Уверен, свадьба состоится еще до лета! Половина наших поставили на нее деньги! Она прекрасна, правда? Какая стать, какие золотые волосы! Мать будущих королей!

Генри, все еще думая, как Агата теперь продержится без еды, мельком взглянул на дочь Уилфреда и сразу понял, почему тот ею так гордится. Если в этом замке красивыми считались замученные, изможденные и светловолосые, то эта далеко обходила всех – руки у нее были, как ветки у скриплеров, а волосы – как золото. Сосредоточенный взгляд поверх веера из черных перьев был устремлен в никуда, а туфли…

– Ох, Ингрид, – восторженно простонал Уилфред. – Да в этих туфлях же никто, кроме твоей матери, не мог ходить! А она была и вообще, по-моему, не человек, а… волшебница. – Кажется, он хотел сказать что-то другое, но в конце поправился.

– Она сможет. Мы тренировались, – отрезала Ингрид.

Девушка неспешно пошла к столу, держа одной рукой край белого платья, чтобы все оценили туфли, созданные для того, чтобы ломать людям ноги. Принц закрыл лицо рукой. Ему, кажется, тоже было страшно. Но девушка дошла почти до самого стола, и Уилфред уже разжал кулаки, а Ингрид перевела дух, когда один из носков туфли зацепился за второй, и девушка полетела на пол.

Генри представил себе хруст костей и метнулся вперед прежде, чем успел подумать. Он, бывало, уворачивался от стрел, летевших прямо в него. Поймать одну девчонку было не так уж сложно.

Он поставил ее прямо, подобрал отлетевшую в сторону туфлю и вдел обратно ее ногу – вроде бы не пострадавшую. Все произошло так быстро, что никто даже в себя не успел прийти. В ушах у девушки, видимо, тоже стоял несостоявшийся хруст костей, и Генри крепче сжал ее ногу, чтобы подбодрить. Его ладонь обхватила ее лодыжку целиком, и почему-то от этого он вздрогнул.

– Ну ты даешь. – Он даже через перчатку чувствовал, что нога у нее ледяная и мышцы дрожат от напряжения. – В таких любой бы упал.

У нее были темно-серые глаза и темные брови, а волосы золотые, и Генри невпопад подумал: настой ромашки. Веер она не опустила, вцепилась в него со всей силы, и он так и не увидел ее лица. Только глаза, в которых из-под испуга начало проступать что-то другое: будто она молча пыталась сказать ему спасибо.

Они оба неловко замерли, и пару секунд вокруг была полная тишина, – Генри так и сидел, сжимая ее ногу. А потом все зашумели, девушка моргнула и будто очнулась. Она убрала ногу и, так и не сказав ни слова, мелко пошла прочь.

Генри встал. Он сразу понял: в чаше терпения местных жителей это была последняя капля. Все смотрели на него так, словно он посреди завтрака начал ломать мебель.

– Какое оскорбление! Он ей помог, а она приняла помощь! – прошептал кто-то.

Девушка хотела тихо сесть в конце стола, но Ингрид, сурово качнув головой, указала ей на стул рядом с собой. Девушка подошла, и Генри услышал, как Ингрид, почти не разжимая губ, пробормотала:

– Я с тобой еще поговорю. Мы так близко к победе, а ты все портишь. Как ты могла позволить ему тронуть тебя!

Девушка смотрела в стол, подняв веер так, что Генри теперь не видел ничего, кроме ее лба. И он повернулся к Уилфреду.

– Простите. Я хотел помочь.

– Какой позор! – выкрикнул Уилфред, а потом шепотом прибавил: – Примите мою сердечную благодарность. У меня чуть сердце не остановилось, думал, моя девочка все ноги себе переломает. Ну, ничего. Я со вчерашнего дня почему-то чувствую в себе удивительную тягу к нарядам. Проснулся сегодня оттого, что мне снилось, будто я шью. Своими руками, представляете! Я ей такой наряд сделаю, что все ахнут. Клянусь, она станет принцессой! У нас с Ингрид это мечта всей жизни. – Он выпрямился и, пугливо поглядывая на жену, громко повторил: – Позор, позор!

И тут принц, который тяжелым взглядом следил за всем этим, нагнулся к Генри и отрывисто сказал:

– Ладно, хватит глупостей, перейдем к делу. Мне все равно, как ты будешь искать корону. Но если бы мне вдруг стало хоть немного интересно, я бы понятия не имел, как ты собираешься это делать.

– Ты всегда тратишь так много слов, чтобы задать простой вопрос? – огрызнулся Генри. Он ненадолго забыл про корону, а теперь все это опять на него навалилось, и он вдруг понял, что и сам не знает, где искать. Особенно теперь, когда понял, какое большое и странное место этот дворец. – Буду слушать чутье.

– Чутье выдумали те, кто не умеет думать. Удачи, – фыркнул принц. – Я, кстати, составил план. Со списком из сорока трех пунктов.

– Удачи. Списки выдумали те, кто не соображает без них, – пожал плечами Генри, не без удовольствия глядя, как у принца вытянулось лицо.

Генри еще раз оглядел зал. Все продолжали злорадствовать насчет девушек, без аппетита распиливать свою еду и украдкой поглядывать на него. Он вспомнил, как весело было у бездомных во время праздника, и понял, что эти, кажется, веселиться не умеют. Генри уже наелся, и ему не терпелось приступить к поискам; он будто спиной чувствовал, как утекает время.

– Долго еще тут сидеть? – спросил он Уилфреда.

– По правилам, еще не меньше часа, чтобы успеть обсудить все новости. Вы куда? Неприлично вставать из-за стола, когда старшие еще едят!

– У вас тут слишком много правил, а мне пора заняться делом.

Генри поднялся и, не оглядываясь, пошел к выходу. Взгляды упирались ему в спину, как ножи, и он со стуком захлопнул за собой дверь. Двое в золотых куртках попятились – желание вставать у него на пути покинуло их еще вчера. Генри отошел подальше и для начала попробовал самый легкий способ поиска короны.

– Хочу попасть туда, где она спрятана. Выведи меня, – приказал он.

Свернул в первый попавшийся коридор – и через пять минут оказался на том же самом месте. Дворец не желал ему такой простой победы. И Генри зашагал вперед, уходя все дальше в переплетение коридоров. Вокруг было столько красивого и странного, что первое время он останавливался на каждом шагу, но потом перестал. Ему казалось, что голос отца подгоняет его, шепчет на ухо: «У тебя так мало времени, ты ведь не знаешь, когда начнет сбываться мое предсказание. Может быть, через три дня, а может, за следующим поворотом коридора». Генри пытался его не слушать, повторял себе, что справится, что он наследник Сиварда, что, если нашел Сердце, найдет и корону. Но дворец казался бесконечным, заброшенным. Генри бродил по нему несколько часов и ни разу не слышал шагов или голоса, будто дворец нарочно выводил его в самые пустынные свои углы. И не было вокруг ничего, похожего на подсказку.

«За дверью ждет тебя ответ, коль ты найти его готов». Да тут сотни дверей! Генри сжал кулаки. Он хвастался принцу, что чутье его выведет, но чутье молчало. Этот бессмысленный поход так его вымотал, что он едва держался на ногах и, в конце концов выбившись из сил, остановился в галерее, вдоль стен которой белели статуи. Правда, хватило их почему-то только на половину зала, дальше вместо них на стенах шли деревянные таблички с именами.

Генри стоял рядом с последней статуей, у которой, единственной из всех, почему-то не было головы. Он мельком глянул на имя, выбитое у каменного подножия, и вздрогнул: «Освальд». Так вот что это за фигуры. Древние правители королевства.

– Ты хочешь снова стать королем. Я точно знаю, – тихо сказал он, глядя туда, где у статуи раньше было лицо. От встречи с отцом, пусть даже каменным и безголовым, Генри стало так тяжело, будто его что-то душило. – Но как ты это сделаешь?

Его отец был последним перед тем, как Сердце исчезло, а потом никто уже не умел делать такие красивые каменные фигуры. Люди могли только коряво писать имена умерших королей на табличках. Раз Сердце вернулось, люди снова всему научатся, но когда? И что для этого надо сделать? А вдруг Сердце погаснет раньше? Генри запустил обе руки в волосы и постоял, согнувшись, посреди галереи. Ему казалось, что все эти древние каменные лица смотрят прямо на него, мрачно и насмешливо, будто говорят ему: «Какой из тебя герой! Ты ничего не можешь. Один раз тебе повезло, Барс помог тебе, но большего ты не заслужил, выскочка, тебе нечего тут делать».

И Генри бросился прочь не оглядываясь, будто каменные короли правда могли видеть его жалкое бегство. Он толкнул плечом узкую дверь в конце галереи, и она вдруг подалась. Он вылетел в сад и опустился на порог. Солнце ударило в глаза, и он уперся лбом в колени. Каким надо быть болваном, чтобы решить, что найти корону будет просто только из-за того, что он наследник Сиварда. До него вдруг дошло то, что вчера в приступе безумной, самодовольной решимости он упустил из виду: он никогда не нашел бы Сердце, если бы все вокруг ему не помогали. Один он никогда не ушел бы так далеко. И он произнес то, чего никогда не сказал бы две недели назад, то, чему никогда не учил его отец. Отец, который повторял ему: «Каждый сам за себя».

– Помоги мне, – пробормотал он, уже сам не зная, к кому обращается: к дворцу, к Барсу, к своим друзьям, к Тису, который умер и стал частью всего. Это ведь, в конце концов, волшебное королевство, кто-то же должен его слышать. – Я не могу сделать это один. Мне нужна помощь.

Он еще договаривал последнее слово, а в саду уже захрустели ветки, и чья-то фигура мелькнула среди деревьев. Кто-то торопливо пробирался через заросли, и Генри вскочил. На секунду ему показалось, что он сейчас поймет что-то очень важное, что-то из стихотворения, нацарапанного в книге Тиса, но шаги удалялись, и Генри, ни о чем больше не думая, бросился вдогонку.

Глава 5
Город мастеров

Человек в темном плаще с капюшоном мчался через сад, с таким свистом и треском отводя с дороги ветки, что не замечал погони. Обгоревшая крепостная стена неуклонно приближалась, вот только ничего похожего на ворота тут не было – беглец несся прямо в глухую стену. В последнее время Генри всякого насмотрелся и приготовился к тому, что человек сейчас пролетит сквозь нее, а он так и не узнает, кто это был. Но беглец вдруг упал на колени и лихорадочно начал выдергивать сухие прошлогодние стебли, растущие под стеной. Капюшон упал с его головы, и Генри замер.

– Агата?

Та подскочила и уставилась на него. Она была еще с гладкой утренней прической, но от остального – удобного платья, башмаков и большой сумки – ее придворные друзья пришли бы в ужас.

– А ты… – Общение никогда не было его сильной стороной, но сейчас Генри постарался. – Эти ваши утренние развлечения – тот еще ужас, но… Не убегай опять. Куда ты пойдешь? Твоя лавка сгорела, и… Ну… Тут хоть есть где спать и еды вроде хватает. Не беги, ладно? Мы же друзья, и я хочу…

Агата вдруг рассмеялась, подскочила к нему и обняла. Генри так растерялся, что замер, не зная, куда девать руки, – а Агата тем временем отстранилась, зачерпнула снега и вывела на темной от времени стене три влажные, осыпающиеся буквы: «д», «а», «р». Ее лицо сияло так, будто Агата вопила бы сейчас от восторга, если бы не была немой.

– Ты нашла свой дар, – выдохнул Генри.

Она улыбнулась во весь рот и продолжила вырывать стебли. Оказалось, они закрывают тесный проход у самой земли: кто-то вынул камни на всю глубину стены. Все с той же широкой ухмылкой Агата подобрала с земли ветку и торопливо вывела на тающем снегу: «Идем. Будешь говорить».

– Я? Агата, стой! Может, ты не заметила, но с этим у меня так себе, – начал Генри.

Но к тому времени, как он договорил, Агата уже наполовину исчезла в проломе, протискиваясь между камней ловко, как ящерица.

Генри обернулся – дворец со своими бесчисленными башнями нависал над ними, как белоснежная гора. Помощь нужна была ему самому, и чем скорее, тем лучше. Но раньше он даже не думал, что это так приятно: когда твой друг не сомневается, что ты поможешь ему, если он попросит. И он полез вслед за Агатой.

На другой стороне его встретил все тот же скользкий прошлогодний бурелом. Когда Генри с трудом протиснулся наружу, Агата приладила на место растения, которые они потревожили, – теперь разлом был почти незаметен и отсюда.

– Так вот как ты сбежала из дворца в прошлый раз, – сказал Генри, отряхивая одежду, но Агата уже не слушала.

Она решительно шла вперед, отводя ветки с дороги, и Генри послушно зашагал следом, как шел когда-то за отцом на охоте. Он знал, что бывают моменты, когда вопросов лучше не задавать.

Скоро они вышли на пустынную дорогу, тянувшуюся вдоль Мертвого озера. Прямо перед ними тянулась черная неподвижная вода, далеко справа теснились здания главной площади, дорога налево уводила в лес. Агата посмотрела влево так, будто ей хотелось пойти туда, а потом со вздохом свернула вправо.

Четверть часа спустя они шли мимо наглухо закрытых главных ворот дворца, мимо двери, через которую Генри силой протащили накануне, и скоро он понял, куда Агата направляется: к длинному зданию на главной площади. Генри вспомнил, что про него говорил Олдус, и сердце у него сползло куда-то в живот.

– Агата, стой. Это же корпус посланников. Мне нельзя туда, – забормотал он.

Но Агата, достав из сумки веер, со щелчком открыла его перед лицом, поправила Генри воротник и подняла вверх большой палец. Этот жест Генри видел второй раз и теперь окончательно понял: это знак одобрения.

– Да при чем здесь одежда? – Он выдавил короткий смешок. – Они меня сцапают, я и трех шагов пройти не успею!

Агата презрительно хмыкнула, заставила его согнуть одну руку, положила ему на локоть свою ладонь и пошла вперед с таким гордым видом, что Генри оставалось только втянуть голову в плечи и тащиться за ней.

Внутри здания было просторно, как в королевском дворце, только без всякого золота. Повсюду сновали посланники в мундирах, женщины – к счастью, без каблуков – и слуги в черно-серой одежде. Генри тут же увидел троих знакомых посланников, они о чем-то спорили, прислонившись к стене коридора. Генри развернулся было назад, но Агата с каменным лицом взяла его за подбородок, подняла его выше и сама с такой же вскинутой головой двинулась вперед.

То, что произошло дальше, было совершенно невероятным. Посланники, с которыми и он, и Агата столько времени провели рядом, скользнули по ним взглядом, коротко поклонились и вернулись к разговору. Агата вертела головой, высматривая кого-то, а Генри просто шагал, потрясенный мыслью о том, как, оказывается, просто обмануть людей. Он поглядел на себя с Агатой будто со стороны: парочка каких-то местных богачей, чистые, причесанные. Посланники не узнали в них грязных оборванцев, которых видели столько раз. Агата взглянула на его растерянное лицо и ухмыльнулась, а потом вытащила его на задний двор и издала радостный звук, будто нашла то, что искала.

Во дворе су шилось белье, тянулась пара грядок с зеленью, а в центре стояли несколько столов и скамеек. Проследив за взглядом Агаты, Генри увидел Олдуса Прайда в расстегнутом мундире и с лицом человека, не спавшего всю ночь. Перед ним на столе лежала пачка исписанной бумаги, несколько скомканных листов валялись на земле, а Олдус сидел, запустив руку в свои пышные кудри, с выражением глубокого отчаяния. Агата решительно уселась напротив него, Генри упал рядом, и Олдус скользнул по ним пустым взглядом.

– Господа, если вы хотите продать ценности, обратитесь в комнату номер шесть, – уронил он и вернулся к своим записям, но тут Агата пнула его под столом.

Олдус подскочил, взглянул на них еще раз – и рот у него приоткрылся.

– Агата! А кто это с ва… – Брови у Олдуса поползли куда-то под кудрявую челку. – Зуб ядовитого паурага мне в глотку! Генри?! Да вы просто… – он помотал головой, будто пытался унять звон в ушах, – вы…

Агата со значением покивала и подняла вверх два больших пальца. А потом взяла у Олдуса из рук перо, окунула в чернильницу и нацарапала на ближайшем листе бумаги: «Письмо. Куда оно делось?»

– Мое письмо? Уж конечно, сороки потеряли по дороге, – убитым голосом проговорил Олдус. – Скриплеры ведь достали не почтовых сорок, а обычных, лесных. Вот что бывает, когда дело доверяют не профессионалам.

Агата яростно затрясла головой и опять начала скрести по бумаге: «Скриплеры их попросили. Сороки точно донесли. Думаю, оно пропало здесь».

– Да какая теперь разница, – вздохнул Олдус. – Я пытаюсь восстановить записки по памяти, но слова не те. Не могу. А там, в Пропастях, меня как будто… как сказать… что-то наполняло. Что-то большее, чем я, понимаете?

Агата кивнула, и Генри, глядя на них обоих, с непонятным, будто щекочущим ребра изнутри чувством понял: у них обоих есть дар, они не зря прошли с ним через все ужасы. Вот только, судя по лицу Олдуса, мало найти дар, надо еще уметь им пользоваться, а получается это не сразу. И Генри похлопал его по руке: он уже выучил, что это жест ободрения.

– Благодарю вас, друг мой, – рассеянно кивнул Олдус. – А с поисками короны вы неплохо придумали. Я всегда думал, что это просто красивая легенда, но вы же избранный. Вы знаете, что делаете. Удачи.

И он уткнулся в свои записи с таким видом, что сразу было ясно: на продолжение беседы рассчитывать нечего. Агата со вздохом встала и потянула Генри за собой. Олдус, кажется, даже не заметил, что они ушли. Он нервно стучал пером по бумаге и бормотал: «Нет, я им докажу, что я все это не выдумал! Это будет лучшая сказка новых времен! Как лучше сказать: „Он мчался вниз по склону“ или просто „Он бежал вниз“? Нет, нет, все плохо, нет у меня никакого дара, я бездарь!» – И он уронил голову на стол так, будто пытался побольнее удариться лбом.

Агата втащила Генри обратно в здание, промчалась на второй этаж и остановилась перед дверью с надписью: «Почтовая служба». В этой комнате было много бумаги и много птиц: голуби и сороки на жердочках нетерпеливо переминались с лапы на лапу, маленький лысый человечек привязывал к их лапам какие-то послания, а потом по очереди выпускал в открытое окно. Тут в комнату, едва не столкнувшись с голубем, влетела встопорщенная сорока, и человек, бросив свое занятие, поймал ее и отвязал от лапы записку.

– «Посланников срочно, кража пирогов из булочной. Олтенборо, восток», – прочел он вслух. – Хм. Господа посланники вернулись вчера непонятно какие, Олтенборо в двадцати милях отсюда, так что… – Он скомкал записку, но потом вдруг расправил. – Нет. Этак по всему королевству пироги разворуют. Надо отправлять. – Он встал из-за стола и собирался уже куда-то пойти, но Агата перегородила ему дорогу.

– Чем могу помочь, благородные господа? – Человечек поклонился так, что едва разогнулся обратно.

Агата выразительно посмотрела на Генри, и он понял, чего она хочет.

– Быстро ответьте на один вопрос, – выпалил Генри, но тут Агата протестующе замотала головой, и он вспомнил, чему учил его Уилфред. – Э… доброе утро.

– Доброе, ваша милость, – с опаской сказал человечек.

– Как у вас дела? У меня хорошо, – поглядывая на Агату, неуверенно продолжил Генри. Та одобрительно кивала.

– Спасибо, все в порядке. Могу ли я что-то для вас сделать?

– У нас есть один вопрос. Недавно сюда пришли семь писем, которые принесли семь лесных сорок. Э… Удивительное дело, правда?

Человечек молчал, и на лице у него медленно проступал смертельный ужас.

– Я знаю, что оно сюда дошло, и если вы мне не скажете… – Пальцы Агаты сильнее вдавились ему в локоть, и Генри поправился: – Если вы просто расскажете, что случилось с тем письмом, у вас не будет никаких неприятностей. Обещаю.

Слова вылетали изо рта легко – Генри просто представлял, что бы на его месте сказал принц. Человечек затравленно огляделся, но рядом никого не было, и он тихо пробормотал:

– Я ни в чем не виноват.

– Я знаю. Вы хороший человек. Мы ваши друзья. Просто скажите правду, ладно?

Успокаивающий голос, кажется, удался ему неплохо. Человечек вздохнул и шепотом, будто через силу, начал:

– У нас еще никогда письма не пропадали. Днем тут повсюду посланники снуют, а на ночь все надежно запирается. Да и кому такая фантазия в голову придет – красть письма! А позавчера вечером я эти семь писем получил. На них подпись господина Прайда была, и я хотел их тут же в королевский дворец передать. Как раз закрывал за собой дверь, и тут… Вы не поверите, но я чистую правду говорю. Ко мне кто-то подошел сзади и приставил нож к шее. Вот. – Он оттянул вниз воротник. На морщинистой шее и правда краснела длинная воспаленная царапина. – И человек этот говорит: «Не поворачивайся. Дай мне письмо, или я тебя убью».

– Мужчина или женщина? – нетерпеливо спросил Генри.

– Да не знаю я! – плаксиво выдавил человечек. – Голос глухой и тихий совсем, будто у человека рот шарфом завязан. Я и растерялся. У меня эта пачка бумаги под мышкой была, он ее вытянул и толкнул меня вперед, так что я на пол упал. А пока поднимался, его уже и след простыл! Я и не сказал никому. Не погубите, господин, у меня дети!

Он вдруг рухнул на колени и схватил Генри за ногу. Генри уже приготовился драться – он решил, что это такой прием боя, – но человечек просто уткнулся в его ботинок лицом и так замер. Генри беспомощно глянул на Агату. Та лихорадочно о чем-то думала и на помощь ему приходить не собиралась.

– Мы никому не скажем, работайте дальше. – Генри попятился. Хватка на его ноге ослабла, и он успел отступить до самой двери, но тут вспомнил кое-что и вернулся. – Спасибо, вы нам очень помогли. – И он поклонился человечку, который, кряхтя, вставал на ноги.

Тот ошалело посмотрел на него, но Генри не успел разобраться, что опять сделал не так, – Агата уже вытолкала его за дверь.

– Письмо украли, – пробормотал Генри, когда они вышли на улицу. – Кто-то знал, когда оно придет. Но откуда? И зачем его брать? Кто-то не хотел, чтобы король узнал про наш поход. Почему? Агата, я не понимаю!

Она почему-то не выглядела удивленной, и Генри встал у нее на пути. Ему хотелось все это обсудить, но тут Агата зашарила в своей сумке – оказалось, та набита какими-то дробно звякнувшими склянками, – вытащила со дна лист бумаги, мелко исписанный с двух сторон, и протянула ему. Он начал было читать, но она двумя руками сжала его руку с письмом.

– Не сейчас? – понял он.

Агата кивнула и повела его дальше вдоль озера, не во дворец, а в другую сторону. И Генри, щурясь от света, убрал записку в карман. Потом обо всем подумает.

День был отличный – солнце сияло, как летом, ручьи прокладывали себе путь в рыхлом снегу и с веселым журчанием катились в озеро, но там сразу застывали, будто превращались в черный камень. Озеро выглядело совершенно неподвижным, и Генри, не выдержав, опустился на колени, тронул пальцем воду. Она потянулась за его рукой, как слизь, и он, отпрянув, заспешил за Агатой – та уже ушла далеко вперед, едва не срываясь на бег.

Скоро он понял, куда они направляются: впереди раскинулся большой квартал старинных, просевших зданий, между которыми расходились широкие улицы. Несмотря на облупившуюся краску, разболтанные ставни и перекошенные двери, сразу было видно: выстроили все эти дома еще до потери Сердца, и даже возраст не отнял у них красоту. Генри прошел под аркой с потемневшей от времени надписью «Квартал мастеров», и до него дошло, что это за место.

– Мастерские, – выдохнул он.

Здесь было шумно, люди толкались на порогах домов, входили и выходили, таскали куда-то доски, камни и ведра с водой. То тут, то там попадались запряженные лошадьми телеги, на которые что-то нагружали. Здесь работали сотни людей, но Генри сразу увидел среди них знакомые лица: один из силачей Пенгривилла бросал на телегу мотки веревки размером со свою голову, старушка в красном, пошатываясь и растирая руками глаза, вышла из здания под названием «Вышивальная». У каждого дома было свое название. В здании под названием «Мельница» – самом странном из всех, с неподвижными, поросшими мхом лопастями – люди толкли в ступах зерно. В «Кузнице» было одуряюще жарко, и десяток мужчин били молотками по раскаленным кускам железа. На «Лесопилке» люди, кряхтя и задыхаясь, пилили куски дерева, один сидел на пороге с окровавленной рукой. В украшенном разноцветными узорами доме с полустертым названием «Швейная» множество женщин сидели, сгорбившись над кусками полотна, и тыкали в них иголкой.

«Красильня», «Бочары и тележники», «Стеклодувы», «Монетный двор», «Выделка шкур», «Игрушки». Квартал тянулся вдаль, насколько хватало глаз, и Генри вспомнил, где видел это место раньше. На картинке из книги Тиса, в сказке под названием «Хитрый мастер и два великана» – только там все здания были новые, а люди между ними гуляли ярко одетые и с веселыми лицами. Сейчас над этим местом будто висела туча такого несчастья и злости, что Генри содрогнулся. Отовсюду неслись сердитые крики, на улицу то и дело выскакивали люди с обожженными руками, отбитыми пальцами, повсюду сновали мужчины в мундирах, похожих на форму посланников, только оранжевых, а не зеленых, и покрикивали:

– Давайте, шевелитесь! До обеда еще три часа, потом полчаса отдохнете! Не спать!

Генри сразу различал тех, кто пришел в город вместе с ним, по ободранной одежде и грязным лицам. Старичок с желтой бородой, который в Пропастях выступал перед собранием старейшин, с перекошенным лицом шаркал куда-то в своих разодранных башмаках, прижимая к груди небольшой бочонок гвоздей. Генри, наверное, слишком пристально на него смотрел – старик повернул к нему голову, не заметил усатого верзилу, который тащил на плече мешок едва ли не больше себя, и налетел на него.