Текст книги "Девочка со спичками"

Технокарнавал

Каждый взгляд на часы делал Киру все мрачнее: она страшно опаздывала. Вот и сейчас она недовольно нахмурилась, увидев цифры «21:33» на полупрозрачной проекции над кухонным столом. Перепрыгнула через разноцветную кучу вещей, сваленных прямо на полу, и, наверное, в сотый раз за вечер оказалась перед зеркалом.

Кира попыталась еще больше одернуть темно-серое, с асимметричным вырезом, трикотажное платье, в меру узкое, чуть ниже колена. Оно выглядело вполне целомудренно, но все равно казалось ей удивительно пошлым – совсем не таким, как в магазине, где она схватила его за десять минут до закрытия. Оглянувшись на кучу вещей, девушка с сожалением нашла глазами любимую черную толстовку с рваными краями и огромным капюшоном.

«Все очень плохо», – широко улыбаясь своему отражению в зеркале, констатировала она. Кира скептично разглядывала аккуратные, чуть пухлые губы, покрытые светло-коралловой «шелковой» помадой, за которую она накануне заплатила совершенно неприличную сумму. Пальцы потянулись за блестящим тюбиком новой, нераспечатанной туши. Несколько секунд Кира безуспешно пыталась подцепить прозрачную пленку срезанным под корень ногтем. Выругавшись, она ювелирным движением, чтобы не смазать помаду, надкусила упаковку зубами. Руки дрожали, пока Кира неуклюже наносила краску на свои длиннющие и по-детски выгоревшие ресницы. Из зеркала на нее смотрели растерянные глаза цвета московских дождевых облаков; из-за оттенившей их туши они стали светло-голубыми, прозрачными, с поволокой – совсем чужими.

«С „Мультиплекс“ ваша кожа станет такой гладкой и сияющей, как будто вы только что вышли от косметолога», – елейно вещал парящий над полом вогнутый экран-проекция на заднем плане. Кира покосилась в зеркало – там мелькали части тела какой-то загорелой мадам лет сорока, которая сначала медленно наносила на себя чудо-крем, а потом подставляла свои идеальные скулы сразу и девушке, и парню. Оба весьма посредственно изображали влюбленность, целовали главную героиню, глумливо смеялись и кормили друг друга ярко-красной клубникой, с которой стекал сок, похожий на кровь.

«Только лучшие кадры для ваших личных, очень личных каналов», – двусмысленно закончил голос.

– Жуть! – Киру передернуло от отвращения, хотя в ролике и не было ничего необычного: реклама и реклама, чего только не наснимают сидящие на синтетике креативщики, чтобы оставаться на острие моды.

На экране высветилось недовольное:

«Sergey184: Ну ты скоро? Или в лучших традициях наших бабушек? Я выехал. Билет на тусу уже у меня».

Кира нахмурилась. Она совсем забыла, что оставила геолокацию включенной и этот Sergey184 может видеть, что Кира находится минутах в сорока от того места, где назначена «стрелка». Назвать это встречей у нее язык не поворачивался.

Сообщение растворилось, и на экране появилась долговязая фигура виртуального ведущего новостей: неопределенный возраст, подтянутые лицо и тело, нарочито белоснежная, сияющая улыбка и морковный фреш на столе рядом с шаром, где крутятся стримы из сегодняшнего выпуска.

– Добрый вечер! В эфире «Вести Online». Сегодня мы, как всегда, начнем с канала президента, который два часа назад провел плановое совещание с членами правительства на тему инноваций в сфере дополненной реальности…

Кира уставилась на экран. Правая рука нашарила одну из разноцветных ручек-диктофонов, разбросанных по ее маленькой съемной квартире, и нажала на «запись».

– Потом глава Национального банка, – продолжал нараспев диктор, – раскроет подробности об альтернативном методе укрепления крипторубля с помощью геймификации биржи. Также мы узнаем, как дела у наших теннисистов, которые ведут прямые трансляции по своим каналам из Австралии, где сейчас проходит кубок мира по кибертеннису. После этого мы переключимся на канал Большого театра, потому что прима-балерина Ольга Миронова согласилась рассказать нам о новой многомерной постановке «Щелкунчик 7D». Оставайтесь с нами, и начиная с третьей минуты мы будем зачислять по одному крипторублю на ваш ID или в систему «Умный дом».

Кира поднесла наручные часы ко рту и торопливо продиктовала ответ «стрелочнику»:

– Выбегаю через десять минут, извини!

* * *

Игорь еле дождался вечера: встречи шли одна за другой, методично пиная его в грудь, и она уже часов в шесть ощутимо заныла, требуя очередной дозы таблеток.

Он заинтересованно водил глазами по строчкам бесконечных документов, которые ему несли и несли, но не видел ровным счетом ничего, как будто на голову ему надели пакет. Последним в расписании стоял созвон с министром культуры в двадцать два тридцать. Министр что-то неуверенно бормотал по поводу очередного подпольного театра, который поставил антигосударственную пьесу; уверял, что они разбираются и «вопрос взят в разработку». Соколову было так плевать, что в какой-то момент он просто приглушил конфколл и стал слушать это зудящее бормотание фоном, как радио.

– Игорь Александрович, прошу прощения, вы меня слышите?

Соколов, прикрыв бумагу рукой от висящих в воздухе камер, задумчиво рисовал на черновике какого-то законопроекта детализированные черепа и кости, делая вид, будто что-то записывает. Длинная цепочка черепов завершалась каллиграфическим «Чтоб вы сдохли».

– Да-да, я тебя слышу. Действуй по ситуации.

– Э-э-э… Но они назвали вас тираном и лжецом прямо со сцены…

– Да, я понял. Мне надо идти. Держи в курсе.

Министр обиженно запищал короткими гудками, а Соколов, устало обхватив голову, сказал:

– Кристин, отключи входящие. Меня нет.

– Игорь Александрович, вам записка от Геворга.

– Меня нет, я же сказал!

– Он говорит, что это что-то важное.

– Меня. Нет. – Игорь быстрым шагом пошел к дверям и еле сдержался, чтобы не пнуть их ногой. Резные створки выплюнули его наружу из коробки, обитой мореным дубом, – старомодной и вычурной, в духе конца двадцатого века. Он ненавидел работать здесь, в бело-золотом кабинете: в конце дня у него всегда, без исключения, раскалывалась голова – так, как будто все вожди, которые были здесь до него, одновременно стучали в нее своими свинцовыми кулаками.

– Игорь Александрович. – Геворг вежливо, но неумолимо подплыл к нему возле выхода из кабинета.

– Завтра, все завтра! – Соколов твердо прошагал мимо Геворга. Этот личный помощник курировал семейные вопросы президента. И, поскольку Игорь ни с кем из родственников не поддерживал связь, новостями подобного рода он тоже не интересовался.

– Это по поводу вашей… матери. – Геворг закашлялся, словно ему что-то попало в горло.

Игорь замер посреди коридора и быстро протянул открытую ладонь, не оборачиваясь.

– Ладно, давай, потом почитаю.

Геворг торопливо вложил в руку президента маленькую записку – такие обычно использовались для конфиденциальных новостей – и почти побежал прочь.

Бумажку Игорь даже не раскрыл: запихал ее поглубже в карман и быстро пошел к лифту. Охрана молча двинулась за ним, держась на почтительном расстоянии, чтобы не нервировать и без того напряженного босса.

«Технокарнавал, 00:00–09:00», – всплыла на часах напоминалка от Кристин.

Игорь посмотрел на экран и, задержав палец в воздухе на несколько секунд, нажал одно из двух слов: «иду».

* * *

Кортеж плыл сквозь темную, нахмурившуюся апрельскими тучами Москву – мокрую, взъерошенную, с вереницами вечерних огней. На них слюдяной пленкой все еще подергивалось холодное дыхание зимы.

Игорь часто в последнее время вырубался прямо в машине, на заднем сиденье – и какая-то часть его сознания, которая никогда не спала, подсовывала ему картинки: водитель, контролирующий автопилот, пользуется беспомощностью президента, разворачивается и стреляет в него в упор из пистолета с глушителем.

После таких сновидений Соколов резко просыпался и, тяжело дыша, смотрел прямо перед собой широко раскрытыми глазами – в экран, где крутили какие-то английские артхаусные фильмы. Он любил смотреть их в дороге без звука и часто даже работал под них.

Когда черные машины, мигая синими маячками, наконец бесшумно въехали на подземную парковку президентского небоскреба, он добрел до лифта вместе с несколькими телохранителями. Они теснились, как медведи на задних лапах, стоя рядом с ним, щуплым и узкоплечим, в своих огромных квадратных пиджаках и свитерах с горлом. Охранники сосредоточенно сопели: эти ребята не любили замкнутых пространств.

Соколов поднялся на сто тридцатый этаж и, еле передвигая ноги в жестких и безумно дорогих туфлях, поплелся в ванную. Коптеры, тихо жужжавшие сзади, покорно остались ждать его в большой комнате.

В ванной Игорь снова незаметно проглотил таблетку, и его отпустило: плечи расправились, боль в груди стала тусклой, глухой и вполне терпимой.

– Кристин, дай мне наряд для вечеринки. Что-нибудь неброское, я лайкал это в подборках пару дней назад.

– Да, я подобрала несколько вариантов, – прохладным тягучим голосом ответила Кристин. Таблетка как будто делала весь мир чуть лучше, чем он есть, многограннее, глубже.

В конце ванной выдвинулась секция, и Игорь пошел туда.

Там висели черные балахоны и худи, черные джинсы, спортивная и походная одежда, бронежилеты и даже спецформа на случай военных действий; стояли ровными рядами лаконичные темные кроссовки – лимитированные линейки Nike и New Balance, созданные известными дизайнерами; лежали накладные бороды и усы,

шляпы, темные очки – все, чтобы стать максимально не похожим на себя.

Внутри у Соколова все дрожало от предвкушения: это была лучшая часть его жизни, где у него появлялась хотя бы иллюзия свободы.

– Спасибо, Кристин, ты умница.

– Всегда пожалуйста, – прошелестела рободевушка.

Игорь вошел в плотные ряды вешалок и аккуратно залез в карман черной толстовки с красной надписью «flash» на груди. Отвернувшись ко внутренней стенке шкафа, он сделал вид, что выбирает темные очки в бесконечных блестящих секциях, и быстро насыпал дорожку белого порошка себе на ладонь. Потом согнулся и втянул его носом через скрученную в трубочку записку от Геворга.

Чистая энергия кокаина мгновенно разбудила его, сделала слегка неуравновешенным и синтетически счастливым – ровно настолько, чтобы он смог еще несколько часов стоять на ногах и поддерживать разговор. Ему важно было находиться в гуще событий, потому что он искал проект – не просто поделку талантливых программистов, а то, что изменит ландшафт его политики, да и планеты, навсегда.

Технокарнавал считался главной тусовкой года для инвесторов и тех, кто хотел выгодно продать IT-бизнес; для богемных молодых ученых, нейробиологов, генетиков и робототехников, ищущих русские и зарубежные гранты; для жирных владельцев технофраншиз, для вольных разработчиков и хакеров-наемников международного класса.

Игорь стянул с себя брюки. Они упали на пол и обвили его голые ноги, как шкура серой змеи. Он улыбнулся и не глядя вышел из этой «кожи», оставив ее лежать на полу. Рядом с брюками опустились белая рубашка и отброшенный наспех галстук.

Через несколько минут Соколов встал перед матовыми дверями, с ног до головы упакованный в черное. Ему хотелось орать от радости, потому что следующие несколько часов он собирался провести инкогнито в лучшем, пожалуй, месте Москвы – одной элитной заброшке, на бывшем алмазном заводе, разукрашенном в пух и прах. Он будет бродить среди самых умных и богатых людей планеты, слушать музыку и сплетни и ни за что не отвечать.

Выбрав в качестве маскировки золотистые линзы, накладные брови и черную медицинскую маску на пол-лица, президент накинул капюшон, оглядел себя с ног до головы и довольно улыбнулся. Узнать его в таком виде было просто невозможно.

* * *

Гигантские зеленые лучи пронзали каждого, кто входил через замаскированный под ангар вход в подземный комплекс заброшенного завода. Соколов запретил охране, которая по такому случаю тоже оделась в стилистике вечеринки, приближаться к нему ближе, чем на пятнадцать метров, чтобы не распугать потенциальных гениев, чьи проекты он мечтал заполучить. Дроны с камерами в толпе были бесполезны, и Игорь не без удовольствия оставил их парить у входа.

Вскоре Соколов, смешавшись с толпой, расслабленно наслаждался ее пульсацией, быстрыми короткими разговорами, рваными движениями, вибрацией пола и густыми басами колоссальных панорамных динамиков: они опоясывали танцпол и создавали акустику наподобие церковной.

Два часа он почти без перерывов слушал заготовленные elevator speech – не слишком хорошо отрепетированные, но вполне себе внятные, учитывая состояние тусующихся здесь. Однако все предложения были совсем не тем, что искал Игорь. Его энергия стремительно уходила, он терял интерес к происходящему и маялся от непонимания, что делать дальше. Встретив нескольких смутно знакомых «шишек» в масках, он перебросился с ними парой слов. Узнать кого-нибудь конкретно Соколов не смог и просто отделался общими фразами, чтобы не выдавать себя и не заставлять людей продолжать ненужный разговор. Он чувствовал, что кокаин начинает его отпускать, и прямо на каком-то низком подоконнике соорудил и втянул еще одну дорожку. Стало легче, и президент пошел дальше, в другие залы и помещения, вновь покачиваясь на волнах искусственной эйфории.

В какой-то момент он пересекся глазами с худой девушкой в сером платье до колен и черной балаклаве. Она танцевала, неуклюже дергаясь: тяжелые мартинсы почти не отрывались от пола, но вместе с тем в ее движениях сквозила какая-то загадочная грация – или это был кокаин в крови Соколова. Судя по одежде, она принадлежала к когорте молодых и бедных – но, возможно, талантливых.

Игорь резко дернул рукой: мол, давай отойдем. Она ухмыльнулась и продолжила танцевать.

Но Соколов уже впился в нее глазами и сканировал, чтобы точно не забыть и не перепутать. Едва ли не главным критерием при выборе проектов он считал внутренний стержень их основателей. Она не ринулась к нему в надежде на инвестиции, а значит, деньги у нее есть.

Что же тогда? Она тоже инвестор? Но почему так бедно одета? Маскировка?

Пока в голове Игоря кипели вопросы, толпа постепенно подводила их все ближе и ближе друг к другу.

– Hey! – произнес он довольно фамильярно. Игорь пытался казаться естественным и совсем не обдолбанным. – It seems to me, or did we meet last year at the XRforum in St. Petersburg? I am an investor from five hundred startups.[1]1
  Привет! Мне кажется, или мы встречались в прошлом году на форуме XR в Питере? Я инвестор из «Пятисот стартапов» (англ.).


[Закрыть]

– I doubt we’ve met before,[2]2
  Сомневаюсь, что мы встречались раньше (англ.).


[Закрыть] – тихо ответила она и развернулась лицом к гигантскому стробоскопу.

Игорь не отставал – прищурившись, он пробирался к ней сквозь толпу, пока наконец не оказался рядом.

– Have I offended you in some way? [3]3
  Я тебя чем-то обидел? (Англ.)


[Закрыть] – на другом языке его голос звучал вкрадчиво и обеспокоенно.

Девушка продолжала молча танцевать – и вдруг бросила по-русски:

– В каком-то смысле да. Не люблю тиранов и лжецов.

Соколов похолодел: ему вспомнился сегодняшний разговор с министром. Нет, это какое-то дурацкое совпадение. Она не могла узнать его.

Девушка заметила, как он медленно отступил на пару шагов, и рассмеялась:

– Ну, просто ты никакой не инвестор из «500 startups» – такими унюханными сюда ходят только русские. И еще у тебя акцент. И да, я ненавижу приказы – как ты сделал рукой в центре зала. Я поняла, у тебя есть деньги, но что ты можешь предложить, кроме них?

Игорь задохнулся от гнева:

– Да ты охуела!

– Ага. Так что ты здесь ищешь? Для твоих денег тут полно карманов, вперед, налетай!

Она повернулась к нему спиной и потеряла всякий интерес.

«Нам стоит сделать девушку сговорчивей?» – завибрировали часы на запястье, но президент только отмахнулся. Обогнув по большой окружности место, где танцевала девчонка, он снова приблизился к ней.

– О’кей, извини, что я так резко.

Глаза в вырезе балаклавы слегка расширились.

– Давай отойдем. У меня есть не только деньги. Есть… знакомые в АПэ и Минобороны. Есть связи в зарубежных фондах. Есть друзья в Amazon, Google, NASA, Tesla – что из этого тебе интересно? Я готов рассказать обо всем. Удели мне немного времени. Ты очень странная. Но мне кажется, мы поладим.

Девушка пристально изучала его, искрящегося в ледяном невыносимом свете стробоскопа. Он замер среди хаоса танцпола в рассинхроне с тем броуновским движением, что окружало его.

– Пожалуйста, – тихо попросил он, и на секунду ей послышалось отчаяние в его голосе.

Она пожала плечами:

– Ладно.

Игорь обрадовался и жестом пригласил ее к бару.

* * *

– Так ты расскажешь, что у тебя за проект? – Соколов опустил на стойку два бокала дорогущего шампанского.

– Сны, – просто ответила она.

– Что? Я ничего не слышу. Сны?

– Да, сны! – перекрикивая гудящее пространство, ответила балаклава. – Нейроинтерфейс по управлению снами и расшифровке образов. Точнее, это даже больше, чем нейроинтерфейс.

– И что он дает? – с сомнением спросил Игорь, приподняв маску и выпив залпом почти весь бокал. Его страшно разочаровал ответ девушки.

«Что интересного в снах? Рекламу, что ли, транслировать?»

Балаклава звучно рассмеялась. Игорь заметил, что она даже не притронулась к шампанскому.

– Ну, если тебя что-то не устраивает, можем свернуть переговоры.

– Нет-нет, мне очень интересно, – с усилием проговорил он, пытаясь сфокусироваться: алкоголь в смеси таблеток и кокаина явно был лишним.

– Тогда обещай не перебивать. – Она выдохнула и посмотрела на него в упор, положив руки на стойку. – Итак, представим, что появилась нейронка достаточно мощная, чтобы внедриться в мозг человека. Что может пойти не так?

Игорь задумался:

– Не хватит данных? Мозг отвергнет ее?

– Правильно. Наше сознание – это не просто компьютер, а очень умный компьютер. С крутейшей системой защиты от внедрений. Его сложно обмануть, когда он во всеоружии и бодрствует. Но во сне… во сне все меняется. Защита ослабевает, и все эти стены – пф-ф! – просто испаряются. – Балаклава резко щелкнула пальцами в воздухе, и по коже Соколова вдруг побежали мурашки, хотя ничего страшного, кажется, не происходило. Вечеринка продолжала стучать им в уши отборным техно, вокруг дергались сотни тел – но что-то в воздухе безвозвратно изменилось. С тревогой он вглядывался в прозрачные глаза собеседницы и видел, что в них, на самом дне, вдруг зажглась одержимость ученого, который ради эксперимента готов пойти на все.

– Но что может эта сверхмощная нейронка, когда она уже… внутри? – Ему почему-то сложно далось последнее слово, как будто он сам открывал сейчас свои границы перед странной девушкой.

– У меня для тебя плохие новости, – ухмыльнулась балаклава. – Практически всё. Пациент даже не заметит, что что-то происходит: он просто увидит яркий странный сон. К примеру, чтобы узнать, о чем ты думал вчера днем, во сне мне понадобится около… – Она оценивающе посмотрела на него. – Около минуты реального времени.

Соколов поперхнулся шампанским. Внутри все задрожало, и он мгновенно потерял опору.

«Этого не может быть».

– Эй, ты меня слушаешь? – Девушка пристально вгляделась в его лицо, которое побелело от волнения под маской.

– Да, – надтреснутым голосом ответил Игорь.

«Только не упусти ее, только не упусти!»

– Хорошо. Теперь усложним задачу. Допустим, нам нужно узнать, что у тебя в планах, скажем… через неделю. Если эти планы есть, мне нужны будут небольшой, но достоверный сценарий и хороший триггер. Когда подсознание почувствует себя в комфортной обстановке, оно раскроется. Это займет… около пятнадцати земных минут.

– Блядь, – тихо выдавил он, – скажи, что ты шутишь.

– Ничуть, – прохладно ответила балаклава, – Но если ты мне не веришь…

– Прости, я не это хотел сказать. Я слушаю. Что еще умеет эта нейронка?

Соколов не заметил, как провел в компании девушки-балаклавы целый час. Он осушал бокал за бокалом, а она весьма доходчиво объясняла, что ее разработка позволяет не только управлять снами, но и погружаться глубже в подсознание человека, искать там воспоминания и взаимосвязи, закладывать идеи или даже менять мировоззрение. В стельку пьяный Игорь слушал ее как завороженный и с каждой минутой понимал, что нашел то, что искал. Нетвердыми руками он попытался открыть меню своих часов:

– Погоди, давай я запишу твой контакт, это очень важно…

Девушка еще раз рассмеялась и вдруг спросила:

– Что у тебя случилось?

Игорь непонимающе поднял на нее мутные глаза. Кокаин выветрился, и осталась только боль внутри груди, которая нарастала мощными рывками.

– Ничего, – сдавленно отозвался он.

– У тебя взгляд такой несчастный, – тихо сказала она без тени насмешки.

Соколов не знал, что на это ответить, – просто стоял и смотрел на нее, и весь мир плыл, покачиваясь, и разбивался на куски вместе с лучами проклятого стробоскопа, который даже отсюда продолжал его слепить.

Ему вдруг показалось, что балаклава каким-то непостижимым образом все-таки узнала его, – и пол стремительно начал уходить из-под ног. Он часто задышал и схватился за стойку, чтобы не упасть, – и вдруг почувствовал на второй руке ее пальцы.

– Эй, эй, держись!.. Тебя отвести в уборную?

Он только кивнул – его накрыло сильнейшей волной паники и опьянения, которая стремительно заволакивала мозг и путала мысли.

Они вдвоем медленно дошли до туалетов, и девушка осталась снаружи, пока Соколов приводил себя в порядок.

Выйдя минут через пятнадцать, он чуть лучше стоял на ногах.

– Прости. Я давно так не напивался… Не стоило этого делать. Но мне нужно было что-то, чтобы не сойти с ума. Не хочу тебе врать. Твой проект – это именно то, что я так долго искал.

– Правда? – с удивлением спросила балаклава.

– Правда. – Он протянул ей руку. – Спасибо, что рассказала. И за помощь.

Девушка несмело протянула свою ладонь, их пальцы соединились, а потом они уже оба не помнили, как оказались в кабинке туалета. Они жадно кусали губы друг друга, лишь немного приподняв маски, балаклава тихо смеялась, а Игорь был весь натянут как струна: он не понимал, как вообще могло случиться, что ему в голову взбрело заняться сексом в туалете на вечеринке.

«Узнала или нет? А если узнала, то что? Что она мне сделает, это же просто девчонка…»

Он дрожал от странной животной опасности, которая исходила от девушки, и растворялся в мягком тепле ее рук, искавших ширинку. Соколов почти перестал дышать, боясь упасть в это целиком, довериться, стать беззащитным – и, возможно, узнанным, – но она уже обхватила ртом его член, и все стало неважным.

Очнулся он только тогда, когда напряжение в паху стало почти нестерпимым, – и застонал от волны наслаждения, прокатившейся от ног по всему телу. Соколов сладко вздрагивал, цепляясь пальцами за вязаную маску девушки и ее мягкие волосы под тканью. Балаклава стояла на коленях и держала его член во рту, с закрытыми глазами ощущая, как он кончает. Потом быстро проглотила сперму, вытерла рот, встала и обняла его. Он тяжело дышал.

– Ты как? – Она смотрела на тусклые серебристые блестки на стене туалета, не поднимая подбородка с его плеча.

– Плохо. И хорошо… Все одновременно… – Соколов нервно рассмеялся. – Как тебя зовут?

– Допустим, Кира. Или Марина. Или Оля. Какая разница?

– Можешь не отвечать. Номер оставишь?

– Ага. А тебе правда мой проект понравился, или ты просто потрахаться хотел?

– Мне ты понравилась. В тебе есть что-то такое… Я не знаю даже, как сказать. А проект – логичное продолжение этого. Понимаешь?

Девушка рассмеялась:

– Кажется, понимаю. Ой, у тебя тут бумажка выпала. Я на ней и запишу.

Балаклава подняла с пола клочок бумаги, нашарила в кармане платья ручку-диктофон и перевернула листок, собираясь нацарапать номер.

«Ваша мать при смерти в Пироговской больнице».

Он медленно проследил за ее взглядом и замер.

– Ох… Игорь. Мне очень жаль.

Кровь гулко застучала в висках. Он четко помнил, что не называл ей своего имени.

Соколов молча застегнул джинсы и натянул маску обратно на подбородок, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Мой проект называется «Капсула», – сказала балаклава еле слышно. – Держись.

Игорь кивнул и быстро вышел.

Когда за ним захлопнулись внешние двери туалета, девушка резко, как будто только этого и ждала, упала на колени над унитазом, сунула пальцы в рот, и ее вырвало.

– Блядь. Блядь! – тяжело дыша, повторяла балаклава. Она остервенело сплюнула остатки рвоты в грязную воду, вытерла руки о платье, натянула маску на лицо и вышла из кабинки.