Текст книги "Фиг ли нам, красивым дамам!"

– Кондрат? Это имя?

– Сценическое. На самом деле он Юрий Кондратович. Слушай, пошли ко мне, выпьем маленько.

– А пошли! – согласился Данила в надежде что-то еще узнать об Ариадне.

А она сидела в полном изнеможении.

Зазвонил телефон.

– Слушай, богиня, я забыл, я же снял Кондрата на телефон. Хочешь взглянуть?

– Да, хочу, – после некоторой паузы проговорила Ариадна.

– Хочешь, получишь! Все, пока!

И через две минуты ее телефон возвестил о приходе сообщения.

Ой, как страшно! Она медлила, не открывала. А чего я боюсь? Увидеть старика, пропитого или молодящегося? Хотя какой он старик? Он на пять лет моложе Андрея, а тот совсем не выглядит стариком… Нет, сейчас не буду смотреть. Я сейчас слишком сердита и на Данилу, и на Сашку. Раздражена. Надо сперва успокоиться… Но… Или я боюсь увидеть его рядом с молоденькой девчонкой? Выпить бы сейчас, но я отдала коньяк Сашке. Дура. О, у меня же есть водка! Она налила себе полстакана водки, выпила одним махом, сморщилась, перевела дух. И наконец открыла присланные фотографии. Мужчина на фото отдаленно напоминал Кондрата, но это был не он! Похож, тот же тип, но не он! Господи, зачем мне все это? Он и думать обо мне забыл. Если он вообще жив. А зачем он мне? Большая часть жизни прошла без него. Он небось и не помнит шестнадцатилетнюю дурочку, которая все бросила, пошла за ним, служила верой и правдой, сходила с ума, ну еще бы… Он был на десять лет старше, красив как бог, знаменитый рок-музыкант, вокруг тучи девчонок, а он выбрал меня! Правда, потом выяснилось, что кроме меня многие удостоились его внимания… Он не скрывал от меня своих похождений, но всегда твердил, что любит только меня. А мне так хотелось верить… Я забеременела, он считал, что нам рано думать о ребенке, мы были плохо устроены. Я сделала аборт и навсегда лишилась возможности иметь детей. Но мне было семнадцать, я сходила с ума от любви. Я почему-то уверена, что он жив… Чувствую. Ну, а мне-то что?

Она еще раз всмотрелась в фотографии. Смешно. Это не он. И вдруг от выпитой водки, от всех волнений сегодняшнего дня ее охватила ярость. Она выбежала из квартиры и помчалась вниз по лестнице. Позвонила в дверь. Открыл Сашка.

– Богиня! Ты чего?

Она, захлебываясь слезами, стала колотить его кулачками в грудь.

– Дурак! Дурак! Зачем ты? Это не он! Понимаешь, не он!

– Успокойся, ради бога! Как не он?

– Так! Не он!

– Неужто ошибся? Ну извини, подруга! А ты чего разбуянилась?

В прихожую выскочил Данила, уже изрядно захмелевший.

– Что случилось? Что с вами? Почему вы плачете?

– Потому что… это не он! Не он! – рыдала она.

– У нее истерика, – шепнул ему Александр. – Жалко ее… Адочка, пойдем, приляжешь тут на диванчике, поспишь полчасика, и все пройдет! Ты что пила?

– Водку, – всхлипнула она. – Ладно, я пойду, извини, Сашка…

– Я вас провожу, – вызвался Данила, мигом протрезвевший. – И мне уже пора…

– Куда ты пьяный? Заметут!

– Я на такси.

– Ладно, Данила, ты классный парень! Заходи, звони! Вот тебе моя визитка. Если захочешь в театр, звони!

– Спасибо, Саш! – сердечно поблагодарил он известного артиста. – При случае – непременно позвоню! Ариадна, идемте!

– Куда?

– Домой вас отведу!

– Я сама! Мне никто не нужен!

– Верю. Но у вас осталась моя куртка. И телефон. Я без него как без рук, уж извините.

Данила бережно обнял обмякшую Ариадну, вызвал лифт. Она вдруг совсем ослабла, еле держалась на ногах. Он почти внес ее в лифт. Она уткнулась лицом ему в грудь. Ее плечи вздрагивали. Куда девалась роскошная неприступная красавица?

– Где ключи? – спросил он.

– Не помню.

Он толкнул дверь, она была открыта.

– Сумасшедшая женщина, разве так можно?

Он опустил ее на стул в прихожей. Она вдруг подняла к нему свои невозможные глаза, полные слез.

– Скажи, мальчик, ты и вправду меня любишь?

– Я вам уже все сказал. А сейчас вам надо лечь.

– Знаешь, они все ко мне лезут… Хотят, но никто не любит… И отец твой, и другие… А ты, кажется, и вправду…

– Я вправду! Но вы сейчас пьяная. Я так не хочу. Я послезавтра улетаю, а вернусь, тогда и поговорим о любви. Идет?

Она молча кивнула. И была при этом так прекрасна, что он поспешил выскочить из квартиры.

А ведь останься я сейчас, она была бы уже моя. Но по пьяни я не хочу. Она потом меня возненавидит. И он понесся вниз по лестнице. И вызвал такси. Оно приехало очень быстро. Усевшись рядом с водителем, он достал телефон. Пять неотвеченных звонков от жены.

Он набрал ей. Она мгновенно откликнулась.

– Ну, ты где?

– Да попал в заварушку на дороге. Все в порядке.

– А почему на звонки не отвечал?

– Просто не слышал. Скоро буду.

А ведь этот Кондрат и есть главный Минотавр. Он набрал в поисковике «Кондрат». Сведений было не так много, и все большой давности. Были и фотографии – роскошный рокер с пшеничными волосами ниже плеч. Пронзительный, даже какой-то демонический взгляд светлых глаз. В девяностые годы эмигрировал в Америку с группой «Черный пояс». Группа вскоре распалась. Собственно, именно это ему рассказал Александр. Сейчас Кондрату, если он жив, уже полтинник. Неужели она до сих пор его любит? Но она еще раз была замужем, за каким-то олигархом, но быстро ушла. Александр сказал, что он ее дико ревновал и, кажется, даже поколачивал. Но она ушла без скандала, и он в благодарность подарил ей эту квартиру. Еще Сашка сказал, что она очень спокойная и выдержанная. Я сегодня этого не заметил. Она была здорово выбита из колеи. Но у меня появилась надежда. Она говорила, что никто ее не любит. Значит, она обязательно оценит мою любовь. А если нет… Что ж, значит, я сам буду виноват.

Дома его ждал небольшой скандал. Но он сумел все свести к шутке.

А утром позвонил Федор.

– Привет, брателло, я вернулся! Приезжай ко мне, угощу медвежатиной!

– Круто! Заеду!

– Знаешь, я там себе мясоедку приглядел. Такая девка, огонь!

– Рад за тебя! А ты знаешь, чей это был телефон?

– Какой телефон?

– Ну, который ты нашел?

– И чей же?

– Умрешь, не догадаешься.

– Только не говори, что этой твоей красавицы, как ее, Ариадны?

– Именно!

– Ну ни фига себе! И что?

– При встрече!

– Когда появишься?

– Брателло, ты что, с луны свалился? Нам же надо документы все получить, и вообще. Встречаемся на студии, а потом уж к тебе.

– Ух ты, и вправду как с луны…

– Размечтался о сибирской мясоедке?

– Зришь в корень!

– Друг Федор, нам надо собраться, а то при нашей работе мечты о бабах до добра не доведут!

Часть 2

«В горах Афганистана потерпел аварию вертолет с группой иностранных журналистов. Среди них двое россиян – корреспондент канала «Супер» Данила Кульчицкий и оператор Федор Масленников. Никаких сведений о крушении мы пока не имеем. Но с группой потеряна связь. Есть предположения, что вертолет укрылся от непогоды в горах, где вторые сутки бушует снежная буря. Из-за этого поиски группы пока невозможны».

Все средства массовой информации сообщили об исчезновении вертолета. В Интернете каких только версий не было! Они попали к талибам, это дело рук ИГИЛ и все в таком роде.

– Ерунда! – говорила Инна Львовна. – Я чувствую, Данька жив и все с ним в порядке!

– Как вы можете это чувствовать! – рыдала Илона.

– Материнское сердце! Вот года два назад было что-то похожее, а я точно знала, что он вернется. А когда он в армии всего только руку сломал, я сразу почуяла – с ним беда! И когда моей бабке прислали похоронку на моего отца, она тоже не поверила. И была права! Поверь мне, девочка, он вернется!

– Вашими устами…

– А ты сама разве не чувствуешь?

– Чувствую, еще как чувствую! Я всегда чувствовала – эта работа до добра не доведет! Да я со страху помираю… И не верю я вам, это вы меня утешаете, а вернее, себя! Нет, если он, Бог даст, вернется, я ему ультиматум выдвину!

– Не вздумай!

– Пусть только вернется!

И он через три дня вернулся! Их вертолет действительно потерпел аварию, но пилот сумел его посадить достаточно удачно, никто не погиб, но один французский журналист умер от инфаркта. А найти их не могли из-за снежной бури.

Едва пришло сообщение о том, что журналисты найдены, Инна Львовна позвонила невестке.

– Ну, что я тебе говорила!

– Да, вы были правы, – опять рыдала Илона.

– Что-то много ты рыдаешь, девочка. И главное, не вздумай ставить ему никаких ультиматумов!

– А как? Это вам, наверное, нравится, что ваш сын такой крутой мужик, да? А мне это не надо! По мне, пусть лучше работал бы в глянцевом журнале!

– Позволь, но зачем же ты замуж за него выходила?

– Я думала, он…

– Ты думала, что сумеешь его изменить? Так вот, запомни, девочка, это самое большое женское заблуждение! Если мужик настоящий, то измениться он может только сам, под давлением каких-то очень тяжких жизненных обстоятельств. И я своему сыну этого не желаю! Он такой, какой есть, и я им, таким, горжусь! Подумай над моими словами!

Вот еще, подумала Илона, просто ты уже старая кошелка, со всякими старомодными представлениями, и про ночную кукушку уже небось забыла! Илона обиделась на свекровь. Хотя та, кажется, желала ей добра. Но как-то уж очень по-своему.

…А вот Ариадна ничего даже не слышала об этом переполохе. Телевизор она не включала, Интернет тоже, она заканчивала срочную работу для Нижегородского оперного театра, где ставили оперу Глинки «Руслан и Людмила». Работа была увлекательная, и к тому же достаточно срочная. Только срочная работа помогала ей забывать обо всем. Она с головой погружалась в мир спектакля, жила этими образами и все время слушала дивную музыку Глинки. Постановщик спектакля, к счастью, не задавался целью шокировать зрителя, это была просто чудесная сказка, дававшая простор фантазии художников. И со сценографом, Валентином Губером, и с постановщиком, знаменитым греческим режиссером, влюбленным в оперу Глинки, установились теплые отношения и взаимопонимание. Грека звали Микис Кардонас, и он с ходу оценил не только талант Ариадны, но и ее несравненную красоту. Микис неплохо говорил по-русски, так как был женат на русской женщине. Его жена Маша, сама родом из Нижнего, была еще и его помощницей и очень хорошо отнеслась к Ариадне.

– Ты есть кинодива, Ариадна! Это, кстати, греческое имя! Бог неправильно распорядился тобой! – заявил Микис.

– Почему? – смеялась Ариадна.

– Он дал тебе такую красоту и обязан был дать талант актрисы, а дал талант художника по костюмам! Неправильно поступил!

– Микис, не богохульствуй! – одернула его жена.

– Что за неприличное слово ты говоришь, Маша! Я не могу его выговорить прилично! Ужасно!

Иногда по вечерам в гостинице она думала: как мне хорошо с этими людьми. Здесь никто не знает ни про Кондрата, ни про Данилу, даже про недоброй памяти Леонида. Я для них просто художник по костюмам. И Маша эта такая славная! Странно, я никогда не была в Греции… Столько стран объездила, а в Греции не была. Микис все твердит, что я должна приехать к ним на остров Корфу. Когда-то в раннем детстве я зачитывалась книгами Даррелла и мечтала попасть на этот благословенный остров. А может, и попаду еще? Они такие милые люди…

Ариадна часами пропадала в пошивочном цехе театра, следя буквально за каждым шовчиком, чем несказанно удивляла видавших виды театральных мастериц.

– Ты, дочка, не бойся, не напортачим, – успокаивала ее пожилая заведующая. – Опыт у нас есть, всякое видали, только вот таких дотошных художников мало осталось. По большей части скинут эскизы, а там хоть трава не расти. А ты на все примерки ходишь… Не доверяешь нам?

– Да что вы, Аграфена Игнатьевна! Я просто хочу добиться максимального эффекта. На одной певице костюм сидит так, а на другой иначе. А не дай бог еще новую певицу введут, а на ней он будет сидеть как на корове седло. Я уж лучше что-то поменяю в эскизе, постараюсь, чтобы на любой фигуре костюм сидел хорошо.

– А промежду прочим, артисты говорят, что твои костюмы легкие и удобные. А уж красотища какая…

Слышать это от опытной мастерицы было необыкновенно приятно.

– Скажи, а правду говорят, у тебя муж был олигарх?

– Был.

– И чего?

– Я от него ушла.

– Плохой был?

– Хорошего мало.

– Они все, что ли, сволочи, эти олигархи? Как посмотришь телевизор…

– Насчет всех не знаю.

– И чего нынешние девки мечтают за олигархов выйти?

– Дуры потому что. Только о деньгах думают.

– А ты, когда за него шла, о чем думала?

– Точно не о деньгах. Он приятный был, ухаживал красиво, заботился… А мне было грустно и тоскливо, ну я и подумала, а вдруг… Не получилось. Да бог с ним. Я на него зла не держу, тем более что он при разводе купил мне хорошую квартиру.

– Значит, не вовсе гад?

– Не вовсе, – улыбнулась Ариадна.

– А ты сейчас, говорят, не замужем?

– Да. Больше не хочу. Я сама себе хозяйка, сама зарабатываю…

– Правильно, промежду прочим! Вот как мой муж-то помер, я только, можно сказать, жить начала. Сватались ко мне разные… А я ни в какую! Скажи-ка, вот тут что, вытачку делать не будем?

– Ни в коем случае! Зачем она тут?

– Да я по привычке… А и впрямь не нужна, надо же… Интересно! Слушай, а ты и за границей работала?

– Работала. Много раз.

– Ну и где лучше?

– По-разному. Вот в Америке, в одном театре, меня просто не пустили в цех.

– Как не пустили?

– А так! Сказали – нечего вам там ловить. Вы свою работу сделали, сдали, а дальше уж наша забота. Это, мол, ваша русская привычка во все лезть самим, а у нас профсоюз, то, се… Мол, не первый день замужем.

– И чего?

– Я была в ужасе! Там одна артистка была худая как скелет, на нее этот костюм надо было по-другому сажать… Но она, как ни странно, осталась довольна. Так что по-разному бывает. Но теперь, когда меня приглашают за границу, я в контракт вставляю пункт о том, что контролирую все до выпуска спектакля.

– И они соглашаются?

– Бывает, что и нет. Тогда я отказываюсь категорически. Но больше люблю работать дома. Где еще так поговоришь, Аграфена Игнатьевна?

– Ну, и не всякий художник станет с нами разговаривать. Вот был один из Питера… Что ты! Такой гонор! Я все лучше всех знаю! А вообще все от человека зависит.

– Это верно!

– Скажи, а ты не только в оперных театрах работаешь?

– Нет, и в драматических тоже.

– А в кино?

– Нет, в кино пока не звали. Да я и не стремлюсь особо.

– Ты вот, я смотрю, жутко красивая баба…

– Спасибо!

– Да что спасибо! Трудно небось с такой красотой, особенно в театрах? Мужики небось лезут, как тараканы из всех щелей?

– Бывает. Но я умею отшивать. Даже одно время на карате ходила.

– Вот как! И чего, чуть что – ногой по яйцам?

– Это уж в крайнем случае, а так иной раз руку заломишь… Я еще и боксом занималась.

– Обалдеть от тебя! – восторженно воскликнула Аграфена Игнатьевна. – Нешто бабы боксом занимаются?

– А как же! У нас даже чемпионка мира по боксу есть, Наталья Рагозина. Красивая очень.

– Тоже небось в бокс пошла от этих козлов защищаться?

– Чего не знаю, того не знаю, – засмеялась Ариадна.

А на другой день в театральном буфете сценограф Валентин Губер вдруг спросил ее:

– Адочка, это правда, что вы владеете чуть ли не всеми боевыми искусствами?

– Владею, но далеко не всеми!

– Значит, к вам с гнусными намерениями лучше не соваться?

– А у вас есть гнусные намерения в отношении меня?

– Да как не быть! Я же мужик все-таки, и к тому же художник, как не оценить такую красоту?

– Но теперь вы знаете, что вас ждет?

– Знаю, – тяжело вздохнул Губер. – Я понятливый и впечатлительный.

– Вот и славно!

Ариадна решила остаться в Нижнем до премьеры.

В один прекрасный день ее вызвали на проходную.

– Ариадна Максимовна, вас тут спрашивают! – сообщил охранник Степан, всегда смотревший на нее с немым восторгом.

– Кто?

– Господин Кульчицкий. С телевидения.

Данила? Но как… Зачем?

– Что ему сказать?

– Я сейчас спущусь.

Она сбежала по лестнице. У будки вахтера стоял Данила.

– Вы?

– Ариадна!

– Какими судьбами? – довольно сухо осведомилась она.

– Я приехал. Не мог дозвониться.

– Почему? Телефон у меня работает. Но как вы узнали?

– Это не так уж сложно, имея Интернет и будучи знакомым с вашим соседом.

– Данила, подождите меня здесь минут пять, я предупрежу, что отлучусь.

– Я лучше на улице…

– Как угодно.

Никого предупреждать она не собиралась. Просто накинула пальто. Пойду выпью с ним кофе и вернусь. В бардаке, который творился в театре в преддверии генеральной, никто ее отсутствия не заметит. Зачем он примчался? Не хочу! Мне было так хорошо и спокойно тут, несмотря на предпремьерные волнения. Какого черта его принесло? Будет объясняться в любви…

Она вышла на улицу.

– Ариадна!

– Здравствуйте, Данила! – Она протянула ему руку. – Что вас сюда привело?

– А то вы не знаете!

– Данила, пойдемте куда-нибудь в кафе, я хочу есть… Там и поговорим!

– О, с радостью, я тоже голоден как волк.

– Данила, что-то случилось? У вас какой-то странный вид. Вам больно? Какая-то травма?

– Больно, но терпимо. Сломал два ребра. Но это не страшно.

– Как вас угораздило?

– Да в Афгане…

– Когда?

– Две недели назад. Постойте, а вы что, ничего не знаете?

– О чем?

– С ума сойти! Весь мир гудел…

– Да скажите уже толком!

– Мы были в Афганистане, с группой журналистов из разных стран. Наш вертолет поломался…

– Боже мой!

– К счастью, пилот был классный, сумел посадить машину, но связи в горах не было, и к тому же началась жуткая снежная буря. Нас сочли пропавшими без вести. Но через четыре дня нашли. Я отделался легким испугом. Сломал два ребра. Один французский журналист умер от инфаркта. А так у людей травмы вполне совместимые с жизнью. Переполох был страшный…

– Ох, а я даже ничего не знала…

– Вы не смотрите телевизор и, как я понимаю, с компьютером не дружите?

– Нет, не дружу. Но я могу себе представить, что пережили ваши близкие, Андрей…

– Ни слова об отце! Ариадна, я свободен!

– В каком это смысле?

– Я ушел от жены!

– Господи, зачем?

– Затем, что она выдвинула мне ультиматум. Или она, или моя работа. Вот я и выбрал работу. И вас.

Черт, я что-то не то говорю… И не так.

– Погодите, Данила…

– Нет. Это вы погодите, дайте сказать… Когда я был у вас, вы плакали, говорили, что вам не хватает любви, что все к вам лезут, а никто не любит…

– Я была пьяная.

– А что у трезвого на уме… Сами знаете. Так вот, я заявляю вам, в твердом уме, трезвый как стеклышко, – я люблю вас. Выходите за меня замуж.

– Ой, – поморщилась Ариадна. – Замуж? Да ни за что!

– Я буду хорошим мужем, буду любить, беречь, заботиться…

– Слова, слова, слова!

– А вы испытайте меня…

– Мальчик мой, возвращайтесь к жене, я уверена, она вас примет, небось сто раз уже пожалела о своем ультиматуме. Она молодая, очаровательная, она родит вам детей, и ультиматум-то выдвинула из любви к вам. А я, увы, не люблю вас…

– Вы… Вы любите отца?

– О нет! Да и не любила, наверное. Я, похоже, вообще любить не умею. Зачем вам это?

– Да все я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Знаете, там, в горах, было тяжко и ужасно холодно. Но стоило мне подумать о вас, у меня кровь буквально вскипала…

Какой он милый… Хороший… Но не мой. А что мне мешает? Разница в возрасте? А кроме разницы в возрасте? Пожалуй, ничего… Что, если просто завести с ним легкий роман, без этой дури с замужеством, просто роман? Он очень привлекателен, этот Данила… Эти густые каштановые волосы, так и хочется запустить в них руку, рот просто обольстительный, чудесные большие руки…

– Послушайте, я не лошадь, а вы не барышник! – вдруг взорвался он.

– Что? – ахнула она.

– Вы на меня сей час смотрите как на товар. Да, неплохая лошадка, осталось только зубы посмотреть…

– Данила, что вы плетете?

– А разве не так?

– Совершенно не так! Я просто думала: до чего же хороший парень и как жаль…

– Ни слова больше! И послушайте меня! Я человек целеустремленный и всегда добиваюсь своей цели. Вы же ничего обо мне не знаете. Так уж будьте любезны послушать, чтобы сделать выводы на основании информации, что называется, из первых рук.

«Да он взбешен! – с удивлением отметила Ариадна. – Интересно!»

– Так вот, я – мальчишка из интеллигентной семьи, с моим отцом вы слишком хорошо знакомы, а моя мать даже работала вместе с вашей в «Огоньке».

– Да вы что?

– Это потом. Так вот, я теоретически должен был бы стать типичным мальчиком-мажором, но меня от них тошнило! Я поступил, причем самостоятельно, без блата, в МГИМО, а через год бросил и пошел в армию, учтите, что тогдашняя армия коренным образом отличалась от нынешней. И попал в «войска дяди Васи»…

– Куда?

– ВДВ у нас так расшифровывали, и был там, поверьте, не из последних!

– Верю! – Ей вдруг стало интересно.

– Я вернулся и пошел доучиваться. Но стал уже другим человеком. И решил, что буду военным корреспондентом. Пробиться было нелегко, но я пробился. И на канале «Супер» меня оценили, кроме репортажей из горячих точек я начинаю делать свою ежемесячную программу. Мой репортаж о падении вертолета показали во всем мире, даже там, где не верят ни одному слову российских журналистов.

– Круто!

– И вы полагаете, что я отступлюсь от женщины, в которую влюбился как последний бобик?

Ариадна засмеялась.

– Этот «бобик» в такой пафосной речи прозвучал просто прелестно! А теперь послушайте меня, мачо! Вы тоже обо мне ничего не знаете! Думаете, я такая слабая, нежная, тростинка на ветру? Я отлично владею приемами карате, более того, я кандидат в мастера спорта по боксу! И я умею за себя постоять!

– Это тоже круто! Не ожидал! Но вы что, решили, что я буду действовать силой? Нет. Я просто буду действовать! А сейчас всего наилучшего! Встретимся в Москве!

Он встал, подошел к официантке, расплатился с нею и ушел, даже не оглянувшись на Ариадну.

– Вот это да! – восхитилась она. И что-то шевельнулось в душе. Нет, каков! Мужик! На сто процентов мужик! Неужели такие еще есть? Сильный, гордый, решительный! И умный! Сразу смекнул, что я его по статьям оцениваю. Надо же… Черт побери, а может, это мой шанс на любовь? Так хочется любви и романтики. Это старомодно… но что поделать. А он такой романтичный тип! Она на минутку закрыла глаза и представила себе, что Данила ее обнимает. Хорошо!

– Адочка, вы о чем это размечтались? Или о ком? – раздался голос Губера.

– Да нет, Валя, я просто задумалась о своем следующем проекте.

– И что это будет?

– Мольер.

– Какой Мольер?

– Что значит какой? Жан-Батист. «Лекарь поневоле» в антрепризе.

– Фу!

– Почему это фу? Мольер!

– Но в антрепризном спектакле какие у художника возможности?

– У художника по костюмам очень неплохие. И потом, у меня цель сделать все минимальными средствами, а это интересно, как исходная задача. Вот когда ты разлетишься со своим воображением, а тебе скажут «ша, детка», втрое сокращаем бюджет… Тогда плохо. А когда с самого начала говорят: можешь рассчитывать максимум на эту сумму, начинается самое интересное.

– А что это мы вдруг еще похорошели, хотя, казалось бы, куда уж? Говорят, тут был какой-то молодой человек…

– Вы поэтому сюда приперлись, а не в театральный буфет? – фыркнула Ариадна.

– Признаюсь, любопытен безмерно. И, как художник, просто не могу пройти мимо такой невероятной красоты. Как вам с такой красотой живется?

– Да как-то живется. Не сказать, чтоб очень счастливо, – улыбнулась Ариадна. – Мне когда-то бабушка моя сказала: «Ты, девочка, не должна все время думать о том, какая ты красивая. Эта мысль многим жизни загубила. Красота – это капитал только для безмозглых. Одной красоты мало и для жизни, и для счастья». И я всегда помню ее завет. Вот как-то так. Ладно, Валя, я пойду!

– Но вы мне не ответили, что за молодой человек тут был?

– Да так… просто один молодой человек. Очередной.

И она вернулась в театр.

Премьера прошла с огромным успехом. После новаций в Большом театре народ безмерно обрадовался возвращению дивной сказки Пушкина и Глинки. Известный московский критик восторженно пожимал руку Микису и говорил:

– Вот! Вот! Наши режиссеры стараются угнаться за модными европейскими тенденциями и вовсю уродуют классику, а европеец в русской провинции возвращает нас к нашей культурной традиции! Чудны дела твои, Господи!

Костюмы тоже были высоко оценены. Все сияли.

– Ариадна, если ты не приедешь к нам на Корфу, я с тобой и знаться не буду! – сказала Маша, провожавшая Ариадну на вокзал. – Первую половину сентября ничем не занимай. Это лучшее время там. Микис всегда планирует свои дела так, чтобы провести сентябрь на Корфу. И, кстати, если захочешь приехать с хахалем, будем рады. У нас большой дом!

– Там видно будет, до сентября еще далеко!

– А я нарочно заранее тебя предупреждаю.

– Маша, в Москве моя квартира всегда к вашим услугам, имей в виду!

– Спасибо, но мы отсюда в Питер, а оттуда в Стокгольм. Ну, приедешь к нам?

– Приеду!

– Будем купаться и загорать, и вообще блаженствовать. А какая там рыба!

– Все! Уговорила!

…Когда она вошла в свой подъезд, навстречу ей попался Саша Тимохин.

– Богиня! Приехала? А меня тут твой поклонник навещал. Золотой мужик!

– Ты о ком, Саша?

– Да о Кульчицком! Помирает парень.

– Ничего, жить будет!

– Богиня, ты оставляешь мне надежду?

– Ни малейшей!

– А сколько сердец ты разбила в Нижнем?

– Ни одного сердца, только один нос!

– Супер! И кто же этот несчастный?

– Так, один дурно воспитанный тенор.

– Богиня, увы, мне пора на съемки! С возвращением!

– Спасибо, Саша!

В квартире было чисто, и даже в кувшинчике стоял букет вербы. Это постаралась Анна Афанасьевна, приходящая домработница. И в холодильнике обнаружился овощной суп и тушеное мясо. Слава богу, можно сегодня просто побыть дома. И вдруг она подумала: телевизор, что ли, купить? Да ну, еще чего! Она рассердилась на себя.

Снизу позвонила консьержка.

– Ариадна Максимовна, вам тут цветочки доставили. Впустить?

– Впустите!

Неужто от Данилы?

Ей вручили изящную корзинку с ярко-красными розами. Она дала посыльному на чай и поспешила закрыть за ним дверь. Ага, есть записка: «Дорогая, я в Москве! Горю желанием поскорее увидеться. Андрей».

Вот только этого не хватало! Интересно, а откуда он знает, что я уже приехала? Но я ни за что не хочу с ним встречаться! Скорее всего, он заехал, консьержка сказала ему, что я в отъезде, он дал ей денег и попросил сообщить о моем возвращении. Или это… Данила проверяет меня? Но с какой стати? Ох, сам черт ногу сломит. Не хочу, ничего и никого! И она позвонила подруге.

– Грета, я вернулась!

– Поздравляю! Ваш спектакль, кажется, произвел фурор! Слушай, подруга, надо повидаться, и срочно!

– Я потому и звоню. Сможешь приютить меня дня на два?

– А что случилось?

– Кульчицкие достали!

– Вот так? Во множественном числе?

– Ага!

– Как интересно! А поехали со мной на дачу? Затопим печку, дернем водочки, картошки испечем, а?

– Да с радостью!

– Тогда я за тобой через полтора часа заеду!

– Здорово! Жду!

Ариадна разобрала чемодан, запихнула его на антресоль, достала оттуда небольшую дорожную сумку, сложила туда вещи, которые могут понадобиться на даче. Подумав, хорошенько завернула приготовленный для нее обед и аккуратно поставила в другую сумку. Не пропадать же добру! Грета явилась раньше назначенного часа.

– Спускайся, – скомандовала она по телефону.

Ариадна не заставила себя долго ждать.

– Это что за багаж? Ты собираешься уйти в подполье надолго?

– Да нет, просто взяла продукты, чтоб не пропали.

– В тебе, Адка, рацио преобладает!

– Да ну…

– А теперь рассказывай про Кульчицких. Хотя Данила сейчас в Египте.

– Уже на работе?

– Да.

– У него же ребра сломаны!

– А ты почем знаешь?

– Да уж знаю…

И она рассказала подруге о визите Данилы в Нижний.

– Слушай, какой парень! Настоящий мужик! Неужто ты осталась совершенно бестрепетной?

Грета была писательницей и любила иной раз выражаться нестандартно.

– Да не совсем. Когда он уехал, я маленько трепыхнулась. Но ненадолго. А тут, не успела войти, мне приносят корзинку роз от Андрея.

– Ну, с Андреем понятно. Дал денежку консьержке. Он предсказуем, твой Андрей. А Данила, похоже, нет. А знаешь, это роскошный сюжет для романа. Отец и сын… Одна женщина… Сын отбивает женщину у отца, мстит за то, что отец когда-то увел у него подружку…

– Откуда ты знаешь?

– Что?

– Про уведенную подружку?

– Ничего я не знаю. Я это сию минуту придумала…

– Грета, не ври!

– Да я чем хочешь клянусь! Ты мне просто скажи, я могу воспользоваться этим сюжетом?

– Только если у героев будут другие имена и профессии.

– Ну, это само собой! Здорово! Я как раз собираюсь писать новый роман, и у меня был затык с сюжетом…

– Рада помочь подруге! – хмыкнула Ариадна.

На даче было чудесно. Снег уже весь стаял, и когда пригревало солнышко, громко чирикали птицы.

– Знаешь, хорошо, что тебе вздумалось удрать из Москвы, – заявила Грета, – а то я давно сюда не выбиралась. А тут так легко дышится…

Вечер подруги провели у горящего камина. Ариадна рассказывала о нижегородском спектакле, Грета о своих отношениях с издателями, о муже, который жил в основном во Франции, у них был так называемый гостевой брак, что вполне устраивало обоих.

А утром, после завтрака, Грета заявила:

– Все! Я пошла писать новый роман!

– Я тоже поработаю.

– Отлично! Обед у нас есть, а после обеда пойдем гулять. Ты же знаешь, я после обеда не работаю.

– Счастливо тебе! Надеюсь, моя история принесет тебе удачу!

– Это еще не история. Историю я должна придумать. Героиню я назову Аглая.

– Хорошо!

– Все, я пошла!

И Грета поднялась к себе в кабинет.

Вчера Ариадна выключила телефон. Но держать его все время выключенным невозможно, мало ли кому она может понадобиться. И телефон стал звонить беспрерывно, не давая даже взяться за карандаш. Ладно, решила она, пусть я не буду работать, авось, сегодня прозвонятся все, кому я нужна, а завтра возьмусь за дело. Телефон продолжал звонить.

На улице светило солнце, в форточку проникал свежий весенний воздух. Пойду пройдусь, решила она. Оделась и вышла во двор. Как хорошо!

– Куда? – крикнула сверху Грета.

– Пойду пройдусь!

– Гуляй!

Телефон вдруг умолк. Слава богу! Она медленно брела по улице дачного поселка. Тихо.

Спокойно. Ни людей не видно, ни машин, только один велосипедист проехал. Она шла, ни о чем и ни о ком не думая. Только вертелась в голове стихотворная строчка: «Где-то пели смычки о любви…» Что это? Откуда? Ах, Блок… В ранней юности я безумно любила Блока. Как там? «Я сидел у окна в переполненном зале. // Где-то пели смычки о любви. // Я послал тебе черную розу в бокале. // Золотого, как нёбо, аи». Красиво, но почему-то уже не трогает. Душа, что ли, зачерствела? Или насмешливые слова Кондрата: «Декадентская чушь!» – проникли в мозг? Ерунда! Дивные стихи. Конечно, где крутому рокеру Блока понять? У Греты тут есть Блок, надо будет перечитать. Вдруг опять зазвонил телефон. Она вздрогнула. Андрей! Надо ответить. Тут я в безопасности.

– Алло! Андрюша!

– Красавица моя, ты куда подевалась? Ты получила мою корзинку?

– Да, спасибо! Розы чудесные, но мне пришлось срочно опять уехать.