Текст книги "Полоса везения, или Все мужики козлы"

В его больших серых глазах светилось сочувствие. Он, очевидно, хотел что-то спросить, но постеснялся. И подлил мне еще вина.

– Пейте, Мария, вкусно ведь!

– Вкусно, – подтвердила я.

– Мария… А можно задать бестактный вопрос?

– Валяйте, – улыбнулась я.

– Вы что, совсем одна, даже этого… бойфренда у вас нет?

– Был, до вчерашнего дня.

– Понял.

– Да не берите в голову, Сережа… Это бывает с женщинами. Все не так страшно.

– Тогда вам надо темные очки надеть, – не глядя на меня сказал он.

– Темные очки?

– Ну да… У вас, извиняюсь, глаза, как у больной собаки. Ох, простите, что я говорю…

– Ничего, все нормально, Сережа, – усмехнулась я. – Это пройдет. Больная собака не обязательно умирающая.

– Если ее лечить! – довольно решительно заявил Сергей. – Мороженое будете?

– Нет, спасибо.

– А кофе?

– С удовольствием.

Кофе тут был великолепный.

– Ах, хорошо… – сказала я, отпив глоток. – Спасибо вам огромное, Сережа.

– Не за что.

После обеда он отвез меня домой. Когда его «БМВ» въехал во двор, я сразу заметила возле своего подъезда знакомый «Фольксваген-пассат». Так, только этого мне и не хватало! Я хотела было попросить Сергея высадить меня у въезда во двор, но потом решила – может, так оно и лучше. Пусть Макс видит, что я могу и без него обойтись.

«БМВ» подкатил к подъезду, Сергей вышел, открыл мне дверцу (откуда он знает все эти штуки?) и, глядя мне в глаза, спросил не без робости:

– Мария, можно я позвоню?

– Конечно, Сережа, я надеюсь, что вы придумаете что-то насчет машины…

– Да, да, обязательно!

– Спасибо вам за все, за обед и за заботу!

Заметив, что Макс вылезает из машины, я встала на цыпочки и поцеловала Сергея в щеку. Он совершенно ошалел.

– Мария! Я…

– До свиданья, Сережа!

Я повернулась и двинулась к двери, делая вид, что просто не замечаю Макса. Он стоял возле своей машины, с интересом за мной наблюдая. И, похоже, то, что он видел, ему совсем не нравилось. Я вошла в подъезд, и тут же за мной вошел Макс.

– Маша! – окликнул он меня. – Не притворяйся, что ты меня не видишь!

– Я просто не хочу тебя видеть! Ты для меня больше не существуешь.

– Я уж вижу… Для тебя теперь существует только этот крутой парень на «БМВ». Быстро же ты утешилась!

– А по-твоему, я должна день и ночь лить слезы из-за того, что ты женишься на этой швабре? Скорее тебе надо сокрушаться по этому поводу.

– Маша, зачем ты так… Я ведь люблю тебя…

– Знаешь, Макс, я женщина скромная, меня вполне устраивала половина, а вот трети мне, извини, маловато. Как, впрочем, и твоей Лидочке. Ты слишком любвеобилен, Макс. Меня предупреждали, а я не верила…

– Ты просто ничего не понимаешь… Это жестоко…

В этот момент из лифта вышла девочка с ирландским сеттером и смерила нас любопытным взглядом.

– И вообще, это не место для объяснений. Да и объясняться нам незачем. Всего хорошего, Макс!

– Позволь мне зайти к тебе… я должен все-таки объяснить…

– Не нужно. Все понятно и так. Прощай, Макс!

И я ступила в лифт. Он на мгновение замешкался, и дверцы лифта сошлись буквально у него перед носом.

– Ну и черт с тобой! Пропади ты пропадом! – донеслось до меня.

Вот это и в самом деле был конец. Отличный финал по всем законам драматургии. Правда, финал не для трагедии, а в лучшем случае для трагикомедии. А вернее, для идиотской комедии, до невозможности глупой и нелепой. Прощай, Макс!

Дома я дала волю слезам. Но, наплакавшись, подумала, что надо сегодня же позвонить Вырвизубу и сказать, что могу приступить к работе, не дожидаясь первого числа. Работа – самое лучшее лекарство от любви. Только не связывайся с этим Сережей, предостерег меня внутренний голос. Не пытайся вышибать клин клином, не поможет! Да что я такого сделала? Сходила с ним в ресторан, и только-то. Никаких авансов я ему не давала, а машина новая мне нужна позарез, ну, не новая, но другая. Да этот парень на тебя запал! Ну и что? Я же не виновата, что нравлюсь, просто, по-видимому, сорок лет – мой возраст. У каждого человека есть свой возраст. И мой возраст – сорок! Что ж теперь делать? Постараться не терять голову, совсем тихо прошептал внутренний голос. Молчи, дурак, сказала я ему и позвонила Вырвизубу. Тот безумно обрадовался и пригласил завтра в двенадцать прибыть в редакцию.

Домой я привезла целую стопку рукописей и сразу взялась за дело. Главное – не думать о Максе. Жаль, нельзя отключить телефон. Я конечно же уверена, что он не позвонит, но так… на всякий случай. Однако – нельзя, вдруг позвонит Лиза, или Белка, или Костя… Словом, нельзя. Я налила себе большую кружку чаю с лимоном и открыла первую папку. И тут же расхохоталась. Первая фраза французского романа выглядела так: «Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке на одной из фешенебельных авеню Марселя». Многоквартирный особняк! Я глянула, кто этот гений. Какая-то Антонина Журасик. И почему она полагает, что ей надо заниматься переводами? Собственно, можно больше и не читать – и так все ясно. Но для очистки совести я решила посмотреть, что там дальше. Ну, про особняк она не понимает, а в остальном, возможно… Нет, невозможно, просто бред какой-то: «Ошуюю от Грегуара сидел Паскаль, одесную Иветт, а визави – Мари-Франс». Антонина Журасик в издательстве Вырвизуба печататься не будет. Слишком очевидно, что эта дама, если и читала в своей жизни хоть что-то, то, скорее всего, романы в подобных же переводах. Это случай почти анекдотический. Я отложила папку с ее переводом в сторонку и открыла следующую. Перевод с немецкого. Австрийская писательница из новых. Я заглянула в оригинал. Написано хорошо, легко, с юмором. Что ж, поглядим, что за перевод. Поначалу все вроде бы гладко, без блеска, но по крайней мере грамотно, и то хлеб. Но на третьей странице я остановилась. Странно… «Это было в те времена, когда люди еще сидели на деревьях и стреляли друг в друга». Интересно, из чего они стреляли? Из пращи? Я заглянула в немецкий текст и чуть не свалилась со стула. Все понятно, переводчик спутал два глагола «scheissen» и «schiessen». В оригинале фраза звучала примерно так: «Это было в те времена, когда люди еще сидели на ветках и какали друг дружке на головы!» Смешно, но… бывает! Исправить такую ошибку несложно. Прочитав сорок страниц, я убедилась, что, несмотря на огрехи, это годный товар. Конечно, придется поработать с переводчиком, но – не катастрофа.

Я прошлась по комнате, чтобы размяться, покормила Гешку и, едва лишь вспомнила о Максе, сразу бросилась к столу. Только работа спасает от этой невыносимой, раздирающей внутренности боли. Я попыталась сосредоточиться, но мне это не удавалось. Господи, неужели Макса не будет в моей жизни? Я вскочила и решила по старой памяти разложить пасьянс. Одно время я страшно им увлекалась, а потом совсем забросила. На большой пасьянс сейчас нет времени, раскину маленькую «косыночку». Итак, если с первого раза выйдет, все с Максом как-то образуется, если со второго – образуется, но далеко не сразу, а если три раза подряд не выйдет, значит, пиши пропало. Пасьянс сошелся с третьего раза. Неужели все-таки есть надежда? Если верить в это, то жить еще можно… А не сходить ли мне к Алисе, соседке, бывшей гадалке? Но если она скажет, что надежды нет, тогда жить станет еще тяжелее…

Я с тоской вспомнила свою, такую еще недавнюю, спокойную жизнь без всякой любви до полосы везения… Зато в той жизни было совсем паршиво с деньгами… А, голубушка, провякал внутренний голос, ты хочешь, чтобы у тебя была любовь, деньги и покой? Так не бывает! А почему, собственно? Да потому, слишком много хочешь! Всего несколько недель назад покоя у тебя было выше головы, зато ни любви, ни денег. Потом появились кое-какие деньги и сумасшедшая любовь, но о покое пришлось забыть, ну и черт с ним, с покоем… А теперь остались только деньги… да разве это деньги? Так, денежки… Если купить машину, их и вовсе не останется.

Перепалку с внутренним голосом прервал телефон. Жаль, что у него нет еще и определителя номера…

– Алло, Мария? Это Сергей!

– Здравствуйте, Сережа.

– Как дела?

– Да ничего, спасибо… Вот сижу, работаю.

– Вы сегодня что-нибудь кушали?

– А? Да, разумеется.

– Мария, у меня сегодня день рождения.

– Поздравляю, Сережа! И желаю вам…

– Нет, Мария, так не надо…

– Как? – не поняла я.

– Я, Мария, хочу пригласить вас нынче к себе на день рождения.

Вот именно этого мне и не хватало!

– Сережа, но мы ведь только вчера познакомились! А у вас своя компания…

– Никакой компании, я один.

Еще того лучше!

– И я хотел бы пригласить вас в ресторан!

– Опять?

– Но вчера мы просто обедали, а сегодня…

– А сегодня будем сложно ужинать?

– Мария, не надо… Просто мне хотелось бы в день рождения посидеть с красивой женщиной… Я, кстати, тут присмотрел одну машину, если вас устроит, она вам совсем недорого обойдется.

– Господи, Сережа, неужели вам совсем не с кем пойти в день рождения в ресторан?

– Да почему? Могу нагнать хоть целую кодлу… Но хочется мне пойти с вами… Ну, пожалуйста!

– Но я же не успею купить вам подарок… – слабо отбивалась я.

– Не надо подарков! Если вы пойдете со мной, это будет самым лучшим подарком.

И я сдалась. В конце концов он вполне приличный парень. Пойду, все лучше, чем сидеть тут, изнывая от тоски по Максу.

На сей раз ресторан был куда более шикарный, чем вчерашний подвальчик, да и Сергей выглядел сногсшибательно – в элегантном и явно дорогом костюме, в белой рубашке с модным галстуком.

– Сережа, что ж вы, и в честь дня рождения не выпьете? – спросила я.

– Обязательно выпью. За мной приедет мой помощник и отвезет. Я так рад, Мария, что вы согласились… Вы… Вы мне очень понравились…

Его простодушие подкупало. И вел он себя более чем корректно. Разговаривали мы в основном о машинах, я, правда, старалась говорить поменьше. А он с удовольствием рассказывал о себе, своем успешном бизнесе, о том, как удачно он нашел «крышу», о том, каких знаменитостей обслуживают у него в автосервисе…

Я представила себе лицо тетушки Лизы, если бы она услышала этот разговор, и чуть не рассмеялась.

– Мария, у меня к вам есть одно дело… Только не подумайте, что я перебрал… Ох, блин, как трудно…

– Что, Сереженька?

– Мария, выходите за меня замуж! – выпалил он и залпом выпил бокал шампанского.

– Что? – опешила я.

– Ну… это… замуж за меня! Мария, вы будете жить…

– Как у Христа за пазухой? – с грустью спросила я.

– Да! Как у царя в бане… Все, что захотите… Какую угодно машину! Дача у меня – зашибись! Вы не думайте, не коттедж краснокирпичный, а старая дача в Абрамцеве, только со всеми удобствами. Раньше там академик жил. Я любить вас буду, как… как… Может, у нас и ребеночек будет… Я… Я хороший отец… буду. И муж…

– Сережа…

– Я все понимаю, Мария, вы не думайте, мы вчера только познакомились, мы… как это… из разных слоев… Только разве все это имеет значение, когда… Я раньше не понимал про любовь с первого взгляда, а теперь… Вот как увидал вас, сразу подумал – она!

Он смотрел на меня своими чудесными глазами, а мне больше всего хотелось плакать.

– Сережа…

– Погодите, Мария, не отвечайте, сначала подумайте… Вы одна, я один, я могу дать вам все, что только душа пожелает… И может, нам с вами будет хорошо, я стану о вас заботиться и вовсе не собираюсь вас на цепь сажать, вы работайте, сколько хотите, а по дому найдется кому все делать, только… только… Ох, блин, не умею я уговаривать… Но я способный, вы меня чему хотите научить сможете, а я, а я…

– Сереженька, позвольте мне сказать…

– Не надо! Пока не надо говорить «нет»! Вы подумайте, я вас торопить не буду… Разве можно такой женщине одной жить, без защиты, когда всякая сволочь обидеть может…

– Сережа, сколько вам лет? – наконец удалось мне вставить слово.

– Тридцать четыре исполнилось.

– А сколько лет мне, знаете?

– Думаю, столько же…

– Нет, милый, мне уже сорок!

Он оторопел. Но тут же воскликнул:

– Ну и что? Мне это не мешает.

– Это мешает мне! И потом, я не могу иметь детей, Сережа.

– Неважно, возьмем ребеночка из детского дома. А не хотите, одни будем жить, вдвоем…

Господи, у меня от жалости разрывалось сердце. До чего золотой парень, но только мне-то он ни к чему.

– Сережа, это глупости, вам что-то померещилось…

– Померещилось? Ничего подобного, я сразу понял, вы – это она. Мария, ну рискните раз в жизни…

– Раз в жизни? Да я три раза была замужем и больше не хочу. И вообще, Сереженька, есть один человек… Я люблю его.

Он растерянно захлопал глазами, а потом недобро прищурился.

– А почему же он не с вами? Почему вы одна дома не евши сидите?

– Это долгая история, сложная…

– Ну, где уж мне понять, я человек простой…

– Вот только этого не нужно, Сережа, – поморщилась я. – И вовсе вы не такой простой. Мы ведь с вами познакомились только вчера, а вы уже требуете с ножом к горлу, чтобы я за вас замуж мчалась…

– С ножом? – ахнул он.

– Это так говорится… Ну поставьте себя на мое место! Разве так нормальные люди делают?

– А если мы… ну… это… поближе познакомимся?

– Сережа, я допускаю, вы влюбились или вам так показалось…

– Ничего мне не показалось!

– Предположим! Но я-то не влюбилась. Вы красивый, очень искренний, вероятно, прекрасный человек, широкий, я все это понимаю, я вам благодарна, но…

Он вдруг рассмеялся.

– Я дурак, признаю… Ладно, забудьте то, что я тут наболтал, давайте будем друзьями. Пока. На это вы согласны?

– Друзьями? Согласна! Но что значит «пока»? – улыбнулась я.

– Это значит, что больше я не буду лезть к вам с дурацкими предложениями, а потом… кто знает… когда вы ко мне привыкнете… Ну все, с этим мы закончили! Мария, я вот насчет машины соображал, я одно место знаю, там за две с половиной продают девятку.

– Девятку? За две с половиной?

– Да.

– Новую?

– Старую девятку я бы вам не посоветовал…

– Надо подумать.

– Думайте, но не очень долго, а то цены запросто могут снова подскочить. И обещайте мне, если соберетесь покупать, позовите меня, уж я вам подберу…

– Обещаю! Спасибо!

– Мария, значит, мы друзья?

– Друзья!

– Тогда, может, выпьем на брудершафт? – предложил он и вдруг покраснел.

Что за прелестный парень!

Мы выпили на брудершафт, троекратно поцеловались, что повергло его в некоторое замешательство.

– Сережа, у меня к тебе просьба…

Он с восторгом уставился на меня.

– Не называй меня Марией, ладно? Это как-то уж очень торжественно…

– А как? – с готовностью спросил он.

– Да хоть бы Маша или Маруся.

– А можно – Манечка?

– Можно и Манечка.

– Манечка!

Когда мы подъехали к моему дому, я вдруг увидела, что в окнах квартиры горит свет. Мне стало как-то неуютно. Конечно, я могла просто забыть выключить его… А что, если это таинственный незнакомец, мелькнуло в моей не слишком трезвой голове.

– Сережа, пожалуйста, поднимись со мной, – тихо попросила я.

Он глянул на меня с сумасшедшей надеждой в глазах.

– Мне страшно, там горит свет…

– Да? – нахмурился он. – Ты его погасила, я помню.

Он вышел вместе со мной, шепнул что-то шоферу и, деликатно поддерживая под ручку, повел меня к подъезду.

– У кого-нибудь есть ключи от твоей квартиры?

– У брата, но он всегда меня предупреждает…

– И больше ни у кого?

– Еще у Татьяны.

Мы тем временем уже стояли возле моей двери, поэтому переговаривались шепотом.

– Давай ключи! – потребовал Сергей.

– Может, милицию вызовем? Я боюсь!

– Манечка, – хлопнул он вдруг себя по лбу, – вот, возьми, – он выхватил из кармана сотовый телефон и протянул мне. – Позвони!

– В милицию?

– Зачем? Позвони домой! Послушай, кто подойдет.

Мысль была простая и гениальная. Вскоре я услышала голос брата.

– Алло!

– Костя! – закричала я. – Это ты?

– Маруська, ты где? Я приехал, а тебя нет!

– Я сейчас, я тут, открой дверь!

Дверь распахнулась.

– Что это все значит? – удивился Костя, окидывая взглядом Сергея. – Почему ты с телефоном? Что за бред?

– Это не бред! Это была мудрая мысль! Сережа, познакомься, это мой брат, Константин Никитич, а это – Сережа!

– Очень приятно, – благовоспитанно сказал Сергей и пожал Костину руку, но ответной любезности не дождался. – Ладно, Манечка, я пойду, тут все нормально, да?

– Спасибо за все, Сереженька!

Я встала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Спокойной ночи, – пробормотал он. – Я позвоню.

С этими словами он вошел в лифт. А Костя за руку втянул меня в квартиру.

– Так, что это за тип? Ты пьяная, Маруська?

– Чуть-чуть!

– Где ты была?

– В ресторане.

– Это новый хахаль?

– Это новый друг!

– А Макс? Как же твоя неземная любовь к Максу?

– Макс? Макс – козел, братишка, как вы все…

– Ах вот как? – словно бы обрадовался Костя. – Значит, Макс козел?

– Безусловно!

– Прекрасно! А ты, Маруська, помнишь наш уговор?

– Какой еще уговор?

– Ну как ты могла забыть? Мы же условились, что, если до истечения полугода ты не объявишь Макса козлом, я выполню любое твое желание, и наоборот. Так что ты, сестренка, проиграла.

– Проиграла, – грустно согласилась я. – Ну, и чего ты хочешь?

– Еще не придумал. Но придумаю, будь уверена.

– Костя, ты надолго?

– Я тебе мешаю?

– Глупости, просто спросила.

– На неделю, самое большее. Я, Маруська, уеду в Швейцарию. На два года. Буду работать в Берне. Когда нормально устроюсь, заберу Белку.

– А она уже знает, что ты приехал?

– Конечно, я у них был. По-моему, они живут душа в душу. Я даже думаю, если все будет хорошо, Лизу тоже взять с собой. Пусть поживет в Швейцарии на старости лет. Как ты считаешь, она согласится?

– Боюсь, что да.

– Боишься? Сестренка, что, так плохо?

– Плохо, Косточка. Совсем хреново.

– А что значит этот молодой парень с сотовым?

– Ничего. Он просто занимается моей машиной…

– Ладно, не надо врать своим ребятам! Я же видел, как он на тебя смотрит.

– Он мне сегодня даже предложение сделал.

– Руки и сердца?

– Ну да.

– Спятила?

– Почему? Я же не согласилась.

– Еще не хватало! Да он же моложе тебя! И вообще…

– Ладно, Косточка, не будем о грустном, скажи лучше, как с Варварой?

– Знаешь, я думал, будет хуже. Она очень легко согласилась на все, при условии, что квартира останется ей.

– А то, что Белка переехала в Москву, ее не трогает?

– По-моему, нет. Во всяком случае, я не заметил, чтобы она огорчилась.

– Сумасшедшая! А на что она собирается жить?

– Сказала, что сдаст комнату. Впрочем, это ее дело. Я устал. А все-таки, Маруся, что произошло с Максом?

Мы проговорили до трех ночи и совершенно вымотанные легли спать.

Утром Костя унесся по каким-то своим делам, а я села за работу, стараясь ни о чем постороннем не думать… Три рукописи я забраковала полностью. Одна оказалась просто отличной, а две с грехом пополам можно было отредактировать. Я позвонила Вырвизубу и сказала, какие сделала выводы.

– А как Журасик? – испуганно спросил он.

– Годится только в помойку!

– Мария Никитична, вы уверены?

– Борис Евгеньевич, я уверена на сто процентов.

– Вы с нею не знакомы?

– Никогда даже не слышала о такой. А что, она какая-то высокопоставленная дама?

– Да нет…

– А в чем дело? Это ваша протеже?

– Боже упаси, просто… Просто я ее боюсь!

– Как боитесь? – не поняла я.

– Понимаете, она приходит и заявляет, что она лучшая переводчица и с французского, и с немецкого, что ей нет равных…

– И вы поверили?

– А Бог ее знает…

– В таком случае, отдайте ее переводы на рецензию ему…

– Кому?

– Богу, кому же еще! Я свое мнение высказала, а решение принимать будете вы. Но в таком случае я не понимаю, зачем я вам нужна?

– Мария Никитична, я вам свято верю…

– Не надо мне свято верить. Вы сами в ее перевод заглядывали?

– Мельком.

– Хорошо, я сейчас ткну пальцем в первую попавшуюся строчку, без выбора… Вот: «Я знал, что она старая дева, но думал, что у нее это прошло».

– Там так написано?

– Я не в состоянии такое придумать! Еще: «Она стояла аккурат возле Мулен-Руж». Как вам такое нравится?

– Кошмар!

– Полный и абсолютный.

– Мария Никитична, дорогая, у меня к вам нижайшая просьба!

– Слушаю вас!

– Не могли бы вы сами поговорить с этой дамой? Она меня подавляет! Мне очень стыдно, но…

Я расхохоталась.

– Да ради бога, Борис Евгеньевич, я уж постараюсь ей все объяснить.

– Только прошу вас, помягче!

– Попробую! Я, правда, сейчас довольно злая, но попробую.

Вырвизуб перезвонил мне через час и попросил приехать в редакцию к пяти. Я еще раз просмотрела рукопись Журасик, сделала пометки в особо выдающихся местах и ровно в пять вошла в помещение редакции.

Меня встретил Вырвизуб, помог снять пальто, поцеловал ручку и сказал:

– Она еще не пришла. Мария Никитична, я предупреждаю вас, это тяжелый случай!

– Не волнуйтесь, разберемся.

Поведение Вырвизуба лишний раз доказывало, что все мужики – козлы. Надо же, испугался какой-то бездарной бабы!

Он усадил меня в кресло, налил кофе из электрической кофеварки. Журасик все не было.

– Она непунктуальна, – заметила я.

– А вдруг она поняла… И больше не явится? – мечтательно произнес Вырвизуб.

– Борис Евгеньевич, к вам пришли, – почему-то шепотом сообщил верзила охранник, добродушный парень по имени Валера.

Вырвизуб выскочил в коридор и вскоре вернулся с дамой лет пятидесяти, очень дорого и хорошо одетой. Темные с проседью волосы были уложены волосок к волоску и сияли лаком. Так, подумала я, для нее переводы – не заработок, а средство самовыражения.

– Антонина Дмитриевна, вот, познакомьтесь, Мария Никитична Шубина – известная переводчица и наш консультант.

Дама смерила меня ироническим взглядом и уселась в кресло напротив.

– Ну, я вас оставлю! – радостно проговорил Вырвизуб.

Я хотела возразить, но он уже исчез.

– Итак, Антонина Дмитриевна, – начала я, но она меня сразу перебила:

– Насколько я поняла, именно вы знакомились с моими произведениями?

– С вашими переводами, хотите сказать?

– Нет, так это назвать нельзя! Это именно мои произведения! Я отдала им столько сил, вложила всю себя, это уже не просто переводы!

О! Кажется, я понимаю, почему сбежал Вырвизуб!

Я молчала, ожидая, пока она иссякнет.

– Это мои дети… Часть меня…

По-видимому, она ждала от меня какой-то реакции.

Но напрасно. Это ее обескуражило.

– Ах, да, вы, вероятно, хотели мне что-то сказать? – Антонина Дмитриевна, вынуждена огорчить вас, – решила я сразу взять быка за рога, – ваши переводы в нашем издательстве не могут быть опубликованы.

– Ах, даже так? – она высокомерно вздернула брови. – Позвольте спросить, почему?

– Потому что они не удовлетворяют нашим требованиям.

– Не удовлетворяют вашим требованиям? Что вы хотите этим сказать? По-вашему, это плохие переводы?

– Увы!

– И кто это решил? Уж не вы ли?

– Я.

– Да кто вы такая, чтобы иметь право судить? – возвысила она голос.

– Я переводчица с двадцатилетним стажем, – скромно ответила я.

– Переводчица? Тогда мне все ясно! Вы боитесь конкуренции, потому и не подпускаете талантливых людей, которые не ремесленники, которые вкладывают душу. Но я этого так не оставлю! Я буду жаловаться!

– Жаловаться? – чуть не рассмеялась я. – Позвольте спросить, кому? Это частное издательство, и выбор переводчиков, слава богу, никто не может ему навязать, даже налоговая полиция.

Кажется, она смекнула, что угрозами ничего не добьется.

– Простите, я погорячилась, просто меня так оскорбили ваши слова… Я много лет жила в Германии и во Франции, и лучше меня в Москве никто этих языков не знает! Ни одна душа!

– Охотно верю, но вот с русским языком дела у вас обстоят не так хорошо. Вероятно, вы его немного подзабыли, живя за границей.

– Что? – позеленела дама. – Да как вы смеете?

– Да уж смею, Антонина Дмитриевна. Я не хотела пускаться в подробности, но вы меня вынуждаете. Вот возьмем ваш французский роман.

– Вы знаете французский?

– Знаю. Но тут дело не в нем. Вот первая фраза. «Мари-Франс жила в семиэтажном многоквартирном особняке…»

– Ну и что?

– А вы знаете, что такое особняк?

– Это дом.

– Совершенно верно, дом. Но семиэтажных особняков, и уж тем более многоквартирных, не бывает!

– Много вы понимаете! – фыркнула дама. – Вы бывали в Марселе?

– Я не бывала в Марселе, но знаю, что там могут быть семи-, да хоть тридцатиэтажные дома, здания, дворцы, что угодно, но не особняки! Особняк – это небольшой дом, как правило на одну семью, пройдитесь по Москве, вы увидите множество старинных особняков, но…

– Это советские благоглупости! Нежелание признать, что…

Я молча повернулась к небольшой книжной полке, сняла оттуда словарь Ожегова, нашла нужную страницу, прочитала: «ОСОБНЯК. Благоустроенный небольшой дом городского типа, предназначенный для одной семьи или отдельного учреждения».

– Ну пусть, – вспыхнула она, очевидно, признавая авторитет Ожегова. – Но что стоит заменить слово «особняк» на «дом»? Это такая мелочь. Что вы еще там накопали?

– Да вот у вас есть перл, я сейчас не помню на какой странице, но там один сидит ошуюю, второй одесную, а третий визави. По-вашему, это нормально?

– Вы, я полагаю, не знаете, что такое ошуюю и одесную?

– Представьте себе, знаю, но только у вас получается смешение французского не столько с нижегородским, сколько с…

– Что вы несете? При чем тут Нижний Новгород?

Так, приехали. Я постепенно начинала закипать. Эта особа вообще ничего не знает!

– Если вы сами, Антонина Дмитриевна, не чувствуете, что подобное сочетание чудовищно, то говорить просто не о чем. Или вот: «Я знал, что она старая дева, но думал, у нее это прошло».

– И что вас здесь не устраивает?

– Все! Стародевичество вещь, конечно, прискорбная, но это все-таки не болезнь и пройти никак не может! Вот еще: «Она любила возиться на огороде и вообще, где придется». А вот эта роскошь: «Он его бывший сын»! Что значит «бывший сын»?

– Имеется в виду, что его отец умер!

– Я-то заглянула в оригинал и поняла, а что делать с читателем?

– Подумаешь, это можно исправить… Не бывает переводов без каких-то ляпов…

– Согласна, не бывает. Но когда перевод состоит из одних только ляпов…

– Неправда! Это превосходный перевод! Допускаю, что там попадаются досадные огрехи, но в целом… Это ваши гнусные инсинуации! Пусть отдадут перевод на рецензию! Вы для меня не авторитет!

– Решать этот вопрос не мне, но полагаю, издательство не сочтет нужным тратиться на рецензию. Я это рецензировала по долгу службы, и этого достаточно. Разумеется, у вас есть другие возможности напечатать ваши работы, но только не у нас!

– Где Борис Евгеньевич?

– Не имею представления.

– Позовите его!

– Попробую!

Я встала и выглянула в коридор. Там был только охранник.

– Валера, где Борис Евгеньевич?

– Позвать?

– Да, очень вас прошу!

Между тем мадам Журасик изучала мои пометки на своей рукописи.

– А чем вас не устроила вот эта фраза? «Пора наконец бросить обрыдлую лиру и заняться нашим посконным настоящим делом!»

– Знаете, всем. Какое посконное дело может быть во французском романе?

– Это опечатка.

– Да? Допускаю, но что там было?

– Я сейчас не помню! А вот тут что?

– «Полы халата валялись на полу»! Потрясающе. Как они валялись – отдельно от халата?

– Глупости! Это просто был длинный халат.

– Вот и написали бы просто. А вот тут, где героиня поливает грядки? «У моркови воды навалом, а теперь ее ждет горох». Как воды может быть навалом?

– Так говорят, когда чего-то много.

– Да, можно даже сказать «У меня времени навалом», но воды навалом быть не может, тем более в авторской речи!

В этот момент в комнату заглянул испуганный Вырвизуб.

– Борис Евгеньевич! Это возмутительно! – заявила Антонина Дмитриевна. – Вы отдали мои произведения в руки какой-то наглой особе!

– Антонина Дмитриевна! – вдруг повысил голос Вырвизуб. – Я попросил бы вас выбирать выражения…

– Напрасная просьба, – фыркнула я, – вот этого-то как раз Антонина Дмитриевна не умеет!

– Мария Никитична! – укоризненно покачал головой Вырвизуб.

– Я требую, чтобы вы отдали мой перевод на рецензию компетентному человеку, которому я могла бы доверять! Мнение этой… дамы для меня ничего не значит. Она мне просто завидует!

Вырвизуб болезненно поморщился.

– Мария Никитична, каково ваше заключение? – обратился он ко мне.

– Меня не интересует ее заключение! Тоже мне, эксперт, смазливая бабенка будет судить о моем творчестве!

– Во-первых, Мария Никитична всеми уважаемая очень известная переводчица, к тому же член Союза писателей, если хотите знать! – разозлился Вырвизуб. – А во-вторых, мы не имеем возможности платить рецензентам. Слово Марии Никитичны для нас имеет решающее значение.

– Значит, вы мне отказываете?

– Да. Раз так решила Мария Никитична. Наше издательство не хочет больше печатать первую попавшуюся макулатуру, обратитесь в любое другое. Уверен, многие с удовольствием вас напечатают!

Ай да Вырвизуб! Молодчина!

– Не понимаю, почему вы так слепо доверяетесь этой… этой… Знаете что? Давайте сделаем так! Позовите сюда других сотрудников!

– Зачем это? – оторопел Борис Евгеньевич.

– Мы прочитаем им несколько фраз, которые тут подчеркнула ваша дама…

– И что?

– Посмотрим на их реакцию! Уверена, они подойдут к моему тексту непредвзято…

– Антонина Дмитриевна, я уже все сказал. И отрывать сотрудников от дела не считаю нужным. Могу добавить только, что они уже достаточно повеселились над вашей рукописью, прежде чем она попала в руки Марии Никитичны. Я очень огорчен, что наш разговор принял резкие формы, но моей вины в этом нет.

Он подошел к вешалке, снял шубу мадам Журасик и подал ей. Она машинально влезла в рукава и вдруг залепила ему затрещину. Хрупкий Вырвизуб покачнулся.

– Вы сошли с ума! – пробормотал он, держась за щеку.

– Вам еще мало, слюнтяй! Пошли на поводу у какой-то рыжей твари!

– Валера! – не своим голосом заорал Вырвизуб. – Валера! Немедленно выведи эту даму! И никогда больше не впускай сюда!

Валера растерянно взглянул на Журасик.

– Извиняюсь, дама, вам лучше уйти! – И он протянул руку, чтобы вывести ее, но не тут-то было.

Журасик двинула его коленом между ног, и он, громко взвыв, согнулся пополам от боли. Я умирала со смеху. Но я недооценила ее. Обезвредив мужчин, она каким-то кошачьим прыжком настигла меня и схватила за волосы.

– Я тебе покажу, сука! Ты у меня еще в ногах валяться будешь! – завизжала она и вцепилась в горло. Я почувствовала, как острые наманикюренные ногти впились мне в кожу. Драться я никогда не умела, как-то не приходилось, и я растерялась. А Журасик стала меня душить.

– Вера! Милицию! – раздался жуткий вопль.

И доблестный Вырвизуб вылил на горе-переводчицу воду из графина.

Она мгновенно разжала пальцы. Вид у нее был совершенно безумный.

– Валера! Не отпускай ее до приезда милиции! – потребовал Вырвизуб. – Маша, Машенька, с вами все в порядке?

– Жива, спасибо, вы вовремя пришли на помощь.

– Боже мой, у вас кровь! – позеленел он.

Я глянула в зеркальце. Действительно, на шее было несколько довольно глубоких царапин, из которых сочилась кровь.

– Кажется, это называется боевое крещение! – нервно засмеялась я.

Валера и Вера вдвоем загораживали дорогу обезумевшей женщине.