Текст книги "Девственная селедка"

2007 год

Номер у Родиона был в коттедже «с видом на сад», вернее на чудную зеленую лужайку, с маленькой открытой террасой, где стояли плетеные кресла, столик и сушилка для плавок и полотенец. Кроме того возле террасы стоял шезлонг. Над ним раскинула ветви старая олива.

Солнца не было, и купаться он не пошел. Разобрал вещи и посмотрел на часы. До встречи с друзьями за ужином оставалось еще полчаса.

И вдруг он увидел, что по лужайке идет этот парень, хахаль Лали, в мокрых плавках. Родиону показалось, что он направляется к нему. Выяснять отношения, что ли? Он напрягся. Но нет, парень его попросту не замечал.

– Лали! – крикнул он.

– Я тут! – раздался ее голос… с соседней террасы.

– Зря ты не пошла купаться. Вода роскошная!

– Я утром пойду.

– Ну уж нет, я утром буду спать!

– Немедленно надень сухие трусы. Свежо, еще простудишь свое хозяйство.

Ишь ты, заботится, злобно подумал Родион. И очень явственно представил себе ее в объятиях этого юного жеребца. Он ушел в комнату и плотно закрыл раздвижную дверь. А то еще услышишь ненароком их любовные стоны… Тьфу! Пойду лучше посмотрю территорию, пока совсем не стемнело. Однако, взглянув на себя в зеркало, он решил, что надо бы побриться. Он знал, что Вавочка терпеть не может небритых мужиков. А он нежно любил жену старого друга.

Через десять минут, свежевыбритый и даже нарядный, он вышел через другую дверь и нос к носу столкнулся с Лали.

– О, мы соседи? – спросила она.

– Видимо, да! – обрадовался он тому, что секс с юным красавцем вряд ли занял бы так мало времени. То есть можно, конечно, управиться и куда быстрее, но она была так безмятежна, так аккуратно прибрана, да и глаза не те…

Надо было что-то говорить.

– Простите ради бога, а где здесь народ питается?

– В главном корпусе.

– Спасибо. А вы не туда направляетесь?

– Нет, я пойду позже.

– Тогда простите, я вас оставлю, меня ждут друзья.

Ему пришлось уйти. Она опять была в черном платье без рукавов с ниткой бирюзы на шее, отчего глаза казались бирюзовыми.

Черт возьми, какая женщина… Высший класс. Это тебе, Родя, не Верка, той цена два гроша в базарный день… Какое счастье, что я ее не взял сюда… Хотел бы я знать, этот хахаль с ней в одном номере живет?

– Родька! – кинулась к нему Вавочка. – Я заснула, вас дожидаясь! Что ж вы, мерзавцы такие, меня не разбудили?

– Вавочка, прости! Выглядишь потрясающе! Загорелая, молодая, глаза блестят!

У входа в главный корпус отеля сверкала витрина ювелирного магазинчика. Вавочка задержалась возле нее.

– С ума сойти, мы тут уже пять дней, утром и вечером два раза ходим на кормежку и всякий раз она пялится на эту витрину.

– Значит, надо ей тут что-нибудь купить, – рассмеялся Родион.

– Так она не носит драгоценности.

– Тогда зачем пялится?

– Поди спроси. Женщина!

– Слушай, Олег, Лали оказалась моей соседкой.

– Да?

Но тут Вавочка оторвалась от витрины.

– Ой, простите, мальчики!

– Что ты там высматривала? – решился спросить Родион.

– Да ничего, просто красиво… – чуть смущенно улыбнулась Вавочка.

Они увидели, как из лифта вышел юный любовник Лали, в джинсах и голубой рубашке.

– Петь, ну сколько тебя ждать! – навстречу ему поднялся молодой парень в очках.

– Прости, старик, но я точен. Это ты пришел раньше. Ладно. Погнали!

Молодые люди выбежали из холла и через минуту уже садились в машину, на которой Лали привезла Родиона и Олега из города.

Он оставил ее одну и уехал с приятелем в город, на гулянки, это совершенно очевидно. Так всегда бывает, когда женщина связывается с парнем намного моложе себя, мстительно подумал Родион.

После ужина друзья уселись в баре. Погода была чудесная, столики стояли на свежем воздухе.

– Родя, ты почему такой задумчивый? – спросила Вавочка.

– Да просто устал, рейс-то был утренний, ночь практически не спал… Ничего, высплюсь и завтра буду как огурчик.

И тут он увидел Лали. Она подошла к столику довольно далеко от них, села и сделала какой-то знак официанту. Вид у нее был вполне спокойный. Непохоже, что она страдает от отсутствия этого альфонса… Может, он ей надоел уже? Может, надо брать быка за рога?

– Вавочка, прости, но я просто обязан пригласить к нам эту даму, она привезла нас с Родькой из города…

– Какую даму?

– Лали.

– Да? – загорелась Вавочка. – Что ж ты мне сразу не сказал? Конечно, поди пригласи ее.

Настоящий друг, подумал Родион. Он видел как Олег подошел к ее столику. Она улыбнулась ему. Но на его предложение ответила отказом. Покачала головой, еще раз улыбнулась. Олег поцеловал ей руку и вернулся к их столику.

– Мадам не соизволила? – обиженно проговорила Вавочка.

– Увы! – развел руками Олег.

– Чем мотивировала?

– Да ничем. Просто поблагодарила и отказалась. Не мог же я особенно настаивать. Она поняла, что мы хотим как-то ее отблагодарить… Вот, собственно, и все. Знаешь, Вавочка, меня что-то здорово клонит в сон. Может, пойдем уже?

– Идите, ребята, я расплачусь.

– Ну что ж, пойдем, Олежек, я тогда телевизор посмотрю. Спокойной ночи, Родя.

– Сладких снов, красавица.

Они ушли. Надо завтра же купить Олегу торт. А мальчишка, похоже, живет в главном корпусе. Отдельно. Он встал и направился к ее столику.

1987 год

Утром Ева спросила:

– Бабусь, а Георгий Иванович что, не придет сегодня?

– А тебе зачем?

– Он интересный человек… И еще мне его жалко.

– Ой, гляди, девка, не пара он тебе.

– Да что ты, бабусь! Я просто по-человечески… ты ж вот тоже его жалеешь…

– Мне можно, я старая. А он нынче в район пошел, ему ж в милиции отмечаться надо. Да и баба у него там…

– А, понятно. Бабусь, а научи меня твои оладушки печь. Вкусные уж очень.

– Зачем это? – засмеялась бабка. – Кого кормить-то думаешь?

– Подружек там, ну и Платона…

– Ишь ты… А у тебя часом карточки его нет?

– Есть, – покраснела вдруг Ева.

– Покажешь?

Ева вытащила из сумки учебник, где между страничками лежала цветная фотография Платона. Она рада была переменить тему, а то и так почти выдала себя.

– Вот, бабусь, смотри.

Варвара Семеновна обтерла руки полотенцем и взяла фотографию.

– Ишь какой… Красивенький… Любезный… Гладкий… А он работает, учится?

– Работает. Он экономист-международник.

– А это что еще за зверь такой? Что делает?

– Я, бабусь, сама не знаю. Вроде занимается международной экономикой.

– Зарабатывает хорошо?

– Я не спрашивала.

– Ну а с родными он тебя знакомил?

– Нет пока.

– Любит он тебя?

– Говорит…

– Ой, девка, будь поосторожнее с таким… На него небось бабы вешаются. Неспокойно мне что-то…

– Почему, бабусь?

– Да мать твоя шалавая разве углядит за тобой?

– Бабусь, мне уж двадцать лет, я взрослая.

– Вот замуж выйдешь, тогда и будешь взрослая.

– А если я вообще замуж не выйду? – звонко рассмеялась Ева.

– Это как? В девках останешься? Не приведи господь. С мужем-то хорошо жить, сладко, особливо ежели любимый…

Значит, я Платона не люблю? Никакой сладости я пока не почувствовала. Правда, говорят, это приходит с возрастом.

– Но без мужа – ни-ни. Последнее дело, по рукам пойдешь. Как мать твоя беспутная. Тьфу!

– Неправда, мама хорошая, и муж у нее теперь хороший.

– Значит, скоро бросит ее.

– Бабусь, зачем ты так?

– А чего ж она к матери мужа-то не привезла показать? Даже и не сообщила, что замуж вышла.

– Она на тебя обижена.

– На обиженных воду возят! И где такое видано, чтобы на мать родную обижаться? Ладно, заболталась я с тобой тут. Ты вот что, девка, к курям наведайся, может яичко свеженькое скушаешь.

Ева поняла, что бабка не хочет продолжать разговор.

Целый день Ева, сама себе удивляясь, ждала возвращения Георгия Ивановича. Но он так и не появился. Небось заночевал у своей… – вдруг с ненавистью подумала Ева. А чего я бешусь, мне-то что? Тянет меня к нему… Бабка вот говорит, с любимым сладко… Почему-то мне кажется, что с ним было бы сладко… А почему? Где ему до Платона… Нет, надо выбить эту дурь из башки… Хотя причем тут башка?

На другое утро она проснулась поздно. Прислушалась. На кровать вскочил бабусин кот Чалдон. Пушистый красавец. Бабуся запрещала ему на кровать прыгать, а Ева наоборот, привечала, а котище и рад, ластится, мурлычет.

– Хороший, хороший, котяра, умный, ты чего, голодный небось? – Ева вскочила в одной рубашке и налила коту молока.

– Бабусь! – позвала Ева, но тут же вспомнила, что бабка еще вечером предупредила, что пойдет с утра в сельсовет.

На столе в кухне стояла тарелка, прикрытая мисочкой. Ева приподняла миску. Там горкой лежали оладушки. Ева и себе налила молока, достала банку с медом, помазала оладушки. Ох, как вкусно. Она даже не присела, так ей хотелось есть, просто одной коленкой встала на стул. Бабушка не одобрила бы такого – в одной рубашке, нечесаная, неумытая… В сенях вдруг раздался топот. Ева замерла.

– Можно, Варвара Семеновна?

Дверь отворилась. На пороге стоял Георгий Иванович.

У Евы от смущения ноги отнялись. Она ощутила, что он буквально раздел ее взглядом.

– Ой, простите… – пробормотала она. – Я сейчас…

– Не смущайтесь… Вы такая красивая… Настоящая Ева…

Он сделал шаг к ней. Но вдруг отвернулся.

– Простите, ради бога простите, – и как ошпаренный выбежал из дома.

– Ты чего так сияешь, а? – спросила бабушка, застав внучку за учебниками. – Покушала?

– Да, бабусь, спасибо.

– Так чего радуешься?

– Не знаю, хорошо мне тут у тебя, бабусь…

– Да оно видно, вон уж щечки не такие проваленные… Ничего, я тут тебя откормлю. – Бабушка погладила ее по голове. – Волосы у тебя хороши, у меня в молодости такие ж были… Ты их только не стриги, не вздумай!

– Ой, я хотела, даже в парикмахерскую пошла, а тетка-мастер и говорит: нет, такую красотищу резать не буду. Ну я и ушла. Но с ними столько возни, сохнут долго и вообще…

– И не думай, девка! Мужики любят длинные волосы, любого спроси. А у вас в Москве, говорят, это редкость большая. Молодые, они глупые, хотят быть как все, а уж ты мне поверь, лучше быть на особицу.

– Ой, бабусь, в Москве длинноволосых тоже хватает.

– Да видала я в кино, они там все больше с распущенными волосами-то ходят. Это срам.

– Почему?

– Да пойми… это ж все равно что голой при людях ходить. Бабу голую да с распущенными волосами только муж должен видеть.

– Это, бабусь, пережитки!

Опять в дверь постучали.

– Варвара Семеновна!

– Заходи, заходи, мил человек.

Это опять был Георгий Иванович. На Еву он не смотрел.

– Вот, Варвара Семеновна, забрал я вашу справку, как обещал. И пряников мятных купил.

– Спасибо, спасибо тебе, Иваныч. Чаю хочешь? С пряничками, а?

– Да нет, спасибо, я пойду, наверное…

– Нет, мил человек, ты уж попей с нами чайку-то… Мы, Евушка, с Георгием Иванычем очень мятные пряники уважаем. Особливо ежели свеженькие. Поставь стаканы-то. Да вареньица достань.

Бабушка налила всем чаю, откусила кусочек пряника.

– Ох, хорошо… В Москве-то у вас такие пряники есть?

– Бывают, только все больше черствые.

– А у нас в районе в пекарне один ссыльный пекарь их делает… Секрет знает, они долго не черствеют. Так знаешь, его хотели обратно в лагерь закатать, из зависти. Неймется людям, ежели кто-то что-то лучше делает. Технолог начал его гнобить, нарушение технологии, то, се, но он ничего, отбился, правда, жена второго секретаря райкома помогла, ее детишки очень уж те пряники обожают.

Ева не могла оторвать взгляда от рук Иваныча. Глаз он на нее не поднимал. Между ними вдруг словно возникла тайна, о которой никто не должен был догадаться.

– Вот, Георгий Иваныч, ты скажи моей дурище, чтобы волосы-то не стригла.

– Что? – словно очнулся от забытья сосед.

– Да вон она косу отрезать хочет. А я говорю, не смей!

– Да, вы правы, жалко, красивые волосы… – пробормотал он. – Жалко, очень жалко. – Он вдруг поднял глаза. Еве показалось, что они стали совсем темными, хотя только что были голубыми.

– Да ладно, уговорили! – с торжеством засмеялась она, чувствуя, что победила, наповал сразила этого мощного немолодого мужика.

Зачем он мне, думала она ночью. Незачем, а все равно приятно. Ей было радостно и весело.

Ева пробыла у бабки еще девять дней, но Георгия Ивановича больше ни разу не видела. Он не заходил в бабке, не появлялся во дворе.

На четвертый день Ева не выдержала.

– Бабусь, а чего это Иваныча не видно? – как бы между прочим спросила она.

– В район ушел. К бабе своей. Да еще какие-то бумаги ему пришли, вроде к лету освободится. А тебе чего? Нешто глаз на него положила?

– Да ты что, бабусь? – ахнула Ева. – Просто был человек и вдруг нету. А глаз ты знаешь на кого я положила…

– Да уж, справный малый, не Иванычу чета.

– Вот именно!

2007 год

– Лали, вы позволите?

– Садитесь, – не слишком приветливо отозвалась она.

– Спасибо. Такой чудный вечер сегодня…

– Я здесь уже несколько дней и все вечера такие.

– Это приятно.

– Да.

Она не стремилась поддерживать беседу. Достала сигарету из пачки. Он схватил со столика зажигалку.

– Вы красиво курите.

– Спасибо. Я думала вы скажете другое…

– Что именно?

– Что курить вредно и еще, что целовать курящую женщину, все равно что пепельницу.

– Боже! Я произвожу такое кошмарно-пошлое впечатление?

– Да, пожалуй, нет, – засмеялась она. От улыбки ее лицо буквально расцветало.

– Я хотел сказать совсем-совсем другое, но, боюсь, это все-таки тоже будет банальность.

– Попытайтесь.

– Нет, пожалуй не буду. А скажите лучше, почему вам показалось, что мы знакомы?

– Шутки памяти, ничего больше.

Она опять умолкла. Только что ему почудилось, что она готова с ним флиртовать, но видимо обманулся.

– Лали, а почему вы одна?

– В каком смысле?

– Ну, вы днем были с этим юношей…

– А вечером без юноши, только и всего.

– Ох, как с вами трудно.

– Да. Со мной трудно. И если вы решили за мной приударить, то должна сразу честно предупредить – бесполезно. Только время потеряете.

– А я не спешу.

И он пристально посмотрел ей в глаза, включая на полную мощность свое мужское обаяние.

Но на нее, похоже, это не действовало.

– А почему, позвольте спросить? Из-за этого мальчика?

Она вдруг фыркнула.

– Представьте себе.

– Но зачем такой очаровательной женщине сидеть вечером одной в баре, пить вполне мужской коктейль и отшивать возможных поклонников, тогда как юноша развлекается в городе и неизвестно еще…

– Вы хотели сказать, неизвестно еще с кем, да?

– Именно.

– Я должна ответить на эту тираду?

– Хотелось бы.

– Хорошо. Потому что мальчикам в девятнадцать лет следует на отдыхе развлекаться.

– Но… Разве вас это не… унижает?

– Унижает? Да почему?

Она уже вывела его из терпения.

– Потому что вы намного старше, а он… он же ваш любовник, а вы готовы мириться с его свободой?

Она вдруг начала хохотать.

– Чему вы смеетесь? Что я такого сказал?

– А с чего вы взяли, что он мой любовник? Бред! Это мой сын!

– Сын? – поперхнулся коктейлем Родион.

– Представьте себе, сын.

– А почему он зовет вас по имени?

– Сейчас это называется прикол. Он так прикалывается. Помните днем, когда я примеряла жакетку, он меня отозвал в сторонку?

– Ну?

– Он мне шепнул: мам, давай поприкалываемся над этим дядькой, он явно на тебя запал.

– Правда? У меня гора с плеч… Но послушайте, Лали, сколько же вам лет? Мне и в голову не могло прийти, что у вас такой сын…

– Мне сорок один год. Хотя задавать такие вопросы…

– Знаю, простите, не удержался. Но тогда за этим неприличным вопросом следует другой, возможно, еще более неприличный.

– Да?

– Если этот парень ваш сын, почему вы не оставляете мне шансов? Боитесь сына? Он проболтается вашему мужу?

– Мой муж умер полтора года назад.

– Простите.

– Я любила его, по-настоящему любила, и была с ним безмерно счастлива. А паллиативы мне не нужны. Я понятно объяснила?

– Более чем. Лали, простите, я ничего не знал, я не хотел вас обидеть, боже упаси. Обещаю вам – никаких ухаживаний, никаких поползновений… Но просто общаться мы можем? Как друзья?

– Какие ж мы друзья? Это любовь бывает с первого взгляда, а дружба…

– И дружба с первого взгляда тоже бывает, поверьте мне. Вот взять хотя бы Олега… Мы встретились в студенческом лыжном лагере, попали в одну комнату, посмотрели друг на друга и тут же сдружились. У нас такое совпадение, мы так понимаем друг друга… Давайте попробуем.

– И как мы будем пробовать? – улыбнулась она. Он вдруг понравился ей. В нем есть обаяние.

– Ну, для начала я вам представлюсь. Родион Николаевич Шахрин. Журналист. Не женат и это истинная правда, а не курортный трюк. Живу в Москве, в трехкомнатной квартире на Кутузовском, которая досталась мне от родителей. Отец умер десять лет назад, а мама – три года. Ну а вы?

– Сведения исчерпывающие. – В ее глазах что-то мелькнуло. Но он не понял, что. – А я пока считаю, что и так многое о себе рассказала.

– Как угодно даме.

– Ну что ж, Родион Николаевич, спокойной ночи.

Она вытащила из сумочки кошелек.

– Позвольте…

– Нет, не позволю. – Она достала из кошелька несколько монет и оставила на столе.

– Погодите, Лали, мы же соседи, я вас провожу.

Она хотела отказаться, но он обезоруживающе улыбнулся.

– Извините, но кажется, все немного не так…

– То есть?

– Я ж только приехал и боюсь, что в темноте могу заблудиться. Честное слово, это не уловка…

– Так и быть!

1987 год

Пришла весна. Близилась сессия. У Евы голова уже шла кругом от бесконечного корпения над учебниками. К тому же она неважно себя чувствовала. Платон сделал ей предложение почти сразу по возвращении ее от бабки. Она раздумывала. Его это уязвляло.

– Знаешь, Тоник, я так не хочу. Надо мне познакомиться с твоими родителями, чтобы все как у людей… А вдруг я им не понравлюсь?

– Ну и что? Это же я на тебе женюсь.

– Нет, так нельзя.

Подружка Женька развопилась:

– Ты больная? Такой парень! Такая семья!

– Я именно не знаю, какая семья.

– Да какая, хрен, разница! Главное, выйти замуж!

– Нет, главное…

– А что, что главное?

– Нет, так, ничего…

Ева никому, даже Женьке, не сказала ни слова про странного, старого – целых сорок лет ему! – мужика. Да и говорить-то, собственно, нечего было. Но время шло, Платон настаивал и она сказала:

– Тоник, вот твои родители в мае вернутся из загранки, тогда и подадим заявление.

– Как хочешь, – пожал плечами он. Эта строптивость и раздражала и одновременно заводила его. Да другие девчонки были бы на седьмом небе от счастья, а эта еще выдрючивается. Но другие как-то не нравились ему. Правда, он вовсе не уверен, что мама одобрит его выбор. Но, по крайней мере, не сможет сказать, что Еве нужна их квартира, у нее своя есть, пусть и плохонькая совсем, но все же… И прописка. С этой стороны не придерешься. Она красивая, хоть и одета бедненько, но это поправимо. Студентка, будущий врач. Это все маму устроит. Застенчивая… Вроде все хорошо, но мама обязательно скажет, что она не нашего круга… Но тут можно рассчитывать на отца. Он эти разговоры про наш и не наш круг терпеть не может. Если Ева в остальном ему понравится, то мама смирится и начнет присылать Еве шмотки, так что через год Ева будет не хуже всех других девчонок «нашего круга». А я, кажется, здорово втюрился. Есть в ней изюминка… есть. И женой она будет хорошей, вполне хозяйственная, готовит неплохо, а какое тело… С ума спятить можно…

– Евка, не будь дурой! Постарайся понравиться его мамаше и тогда будешь жить как у Христа за пазухой. Ты ж сейчас почти голодаешь… Ты вообще у него дома-то была?

– Нет.

– Почему?

– А зачем? Он ко мне приходит.

– А он что, тебя не звал?

– Почему? Звал.

– А ты не пошла?

– Не-а!

– Да почему?

– Как бы тебе объяснить… У них наверняка все очень богато… Папаша какой-то там то ли посол, то ли консул, вечно в загранке…

– И что?

– А то… Тоник наверняка устраивает там какие-нибудь пьянки, вечеринки, его брат, наверное, тоже…

– Ну и что, не понимаю!

– А вдруг там что-то пропадет?

– И ты боишься, что подумают на тебя, что ли?

– Именно! Доперла наконец! А мне это нужно?

– Да, но почему ты решила, что подумают на тебя?

– Потому что я из другого круга…

– Ой, Евка, какая ты рассудительная… Я бы так не смогла… Погоди, или ты его просто не любишь?

– А я не знаю… Вообще-то он хороший…

– Знаешь, Евка, это все сопли и слюни. Любишь – не любишь. А замуж с холодной головой лучше выходить. Все равно же надо замуж. А Тоник твой хоть не алкаш, не лимитчик и вообще хороший парень… Или у тебя кто другой на примете есть? Ой, Евка, колись!

– Да нет никого. Просто так… померещилось чего-то…

– Евка, если ты мне не расскажешь, я не знаю что с тобой сделаю. А я никому никогда ни полсловечка, ты ж меня знаешь!

Еве так хотелось хоть кому-нибудь поведать свою историю! Хотя какая история? Никакой истории и не было, так… И она рассказала Женьке о том, что пережила в деревне у бабки. Женька слушала затаив дыхание.

– И все? – воскликнула она, когда Ева завершила свой рассказ.

– И все.

– Ну ты и дура!

– Почему?

– Коза ты, Евка, тебя такой парень замуж зовет, перспективный, красивый, молодой, с шикарной профессией, а ты в зэка втюрилась. В старика! Точно, извращенка.

– Ты чего разоралась, Жень?

– Нет, я не понимаю, ты с ним даже не целовалась, ты его никогда в жизни больше не увидишь, а тут… Декабристка хренова… Да это сейчас он ссыльный, а скоро его назад в лагерь загребут, вот папка мой говорит, что скоро опять гайки закрутят и где он тогда будет, твой политкаторжанин? Опять же на каторге. И ты с ним загремишь… Папка говорит, сейчас дали людям выпустить пар, а потом опять зажмут еще чище прежнего, после такой вольницы зажим будет будь здоров…

– Жень, прекрати орать! Он между прочим меня не звал замуж, он вообще никуда меня не звал, даже в кино, просто мне тоже захотелось выпустить пар, как выражается твой отец. Вот я тебе и рассказала… про свои ощущения. И, между прочим, мне стало легче.

– Фу, правда! – облегченно рассмеялась Женька. – А я уж испугалась.

Только об одном Ева умолчала, просто постеснялась. Однажды ночью, когда Платон ласкал ее, ей вдруг померещилось, что это не он, а Георгий Иванович и она впервые получила какое-то удовольствие от близости. Платон был в восторге. Именно тогда он и сделал ей предложение. Но ведь это было нечестно и она мучилась сомнениями.

2007 год

– Ну, как успехи? – спросил Олег за завтраком и подмигнул другу, когда Вавочка пошла за сыром.

– Никаких!

– Да ты что? Стареешь, Родька!

В этот момент друзья увидели, что в зал входит Лали с молодым человеком.

– Наш пострел везде поспел, – проворчал Олег.

– Да это ее сын, – улыбнулся Родион.

– Сын? Ты уверен?

– Да. Она мне сама сказала. Черт, какие ноги у нее.

Тут к столу вернулась Вавочка.

– Киска, а ты знаешь, этот красавчик ее сын, – радостно сообщил жене Олег.

– Сын? Не может быть!

– Почему?

– Он ее на руках носит. Буквально.

– Ну и что? Он просто любит свою маму.

– Да? Это ты, Родя, выяснил?

– Я. А что?

– А еще что-нибудь узнал?

– Вавочка, почему она тебя так интересует?

– Если она и вправду его мать, то…

– То что?

– То надо этого парня познакомить с нашей Настей. Красивый, хорошо воспитанный, вон, с мамой отдыхать приехал… Наверняка, дельный… Чистенький, опять же, приличный… Насте понравится… Родя, а кто там отец, не знаешь?

– Знаю только, что он умер.

– Да? Поэтому она все время в черном? А по-моему, носить траур на курорте глупо. Черные шорты, это по-вашему, траур? Знаете, на что это похоже? Есть такая категория баб, которые мужиков на кладбище ищут. Вдовых.

– Вавочка, ты не права, – рассмеялся Родион, – если ты хочешь пристроить Настю за этого парня, тебе надо прежде всего подружиться с его матерью, а не говорить о ней гадости.

– Думаешь, я не понимаю? Но как с ней дружить, когда она задирает нос? Что ж мне, напрашиваться?

– Успокойся, Вавочка, они не москвичи, – вдруг заявил Олег.

– С чего ты взял?

– Я видел, как она давала портье свой паспорт, я не разглядел, чей он, но явно не российский.

– Надо же… Ну и черт с ним. Маменькины сынки не лучший товар на рынке женихов.

– Боже, как ты непоследовательна, Киска.

– Олежек, тебе фруктов принести?

– Два куска арбуза.

– Вавочка, будь другом, захвати мне одну грушу.

– Какие вы наглые, мужики. Нет чтобы даме фрукты принести.

– Ты сама предложила!

– Да, вам лишь бы на шею сесть… – проворчала Вавочка.

– Родька, она тебя отшила? – шепотом спросил Олег.

– Практически, да. Но я не отступлюсь. Я предложил ей дружбу.

– Она согласилась?

– Она усомнилась.

– Но подала надежду?

– Нет.

– Тогда на что ты рассчитываешь?

– На то, что она молодая красивая женщина. И рано или поздно ей понадобится мужик.

– А ты тут и подвернешься? Да?

– Именно.

– А ты так уверен, что мужик ей понадобится как раз во время вашего тут пребывания?

– Нет. Ни минуты.

– Тогда что? Она же живет в другой стране?

– Ничего, я добьюсь своего. Чего бы мне это ни стоило, и где бы она ни жила, хоть в Аргентине.

Тут вернулась Вавочка с фруктами.

– Жрите, захребетники.

После завтрака, она сказала:

– Родь, Олег после завтрака ходит пешком, ты ему не составишь компанию? А то я вчера ногу стерла…

– Да с превеликим удовольствием.

– Вот и отлично. А потом я жду вас на пляже. И займу для тебя лежак рядом с нами.

– Спасибо, благодетельница, – Родион поцеловал Вавочку.

– Старик, мы не договорили… – начал Олег.

– О чем?

– О Лали. Ты что, всерьез втюрился?

– Похоже на то.

– А может, ты просто привык к легким победам, а она тебя отшила?

– Нет. Я был готов, что она меня пошлет… Но в ней есть что-то такое… необычное. Я хорошо знаю баб, чувствую их, что ли, а тут ничего не понимаю… Знаешь, она мне без всякого кокетства, игры, вдруг заявила, что безумно любила покойного мужа и была с ним абсолютно счастлива… И в голосе и в глазах была настоящая боль…

– И что?

– Я вдруг подумал… Не сочти меня сентиментальным идиотом… Мне вдруг захотелось, чтобы когда я помру, обо мне кто-то так сказал…

– Ну, старик, ты и загнул… Чтобы так о тебе сказали, надо прожить с женщиной много лет. А ты вообще закоренелый холостяк. К тому же сердцеед, уверен, многие были бы счастливы доказать тебе свою любовь…

– Тебе меня не понять, Олежек… Мне много раз, очень много раз, бабы клялись в любви… Но чтобы вот так… Никогда…

– Знаешь, бабам свойственно идеализировать покойников, особенно русским бабам. Помнишь Вальку Першину?

– Ну?

– Она двадцать лет прожила с мужем. Он был полное говно. Кидал ее, лажал без конца, ставил иной раз в жуткое положение, а как умер… Просто свет в окне. Чуть у нее что случится, она сразу: вот был бы жив Сева, он бы меня в обиду не дал…

– Ты, Олежек, не понял… Тут все на чистом сливочном масле. И если я сумею ее завоевать, я женюсь на ней. Чего бы мне это ни стоило.

Он говорил так серьезно и проникновенно, что Олегу даже стало не по себе. Очень уж это было не в характере его старого друга.

1987 год

Родители Платона вернулись в Москву. В первый же вечер после вкусного ужина он увел отца в кабинет.

– Пап, надо поговорить.

– Валяй, что ты там опять учудил? – добродушно осведомился Николай Борисович. – Деньги нужны?

– Пап, советскому человеку деньги всегда нужны.

– Думаешь, несоветскому они без надобности? – засмеялся отец. – Сколько?

– Сколько не жалко. Но дело не в том.

– Что-то на работе?

– Нет, пока там все нормально, хотя разговоры всякие ходят.

– Ты меня пугаешь. Неужто жениться надумал?

– Надумал, пап. Она такая…

– Красивая?

– Очень. Ее зовут Ева…

– Ишь ты. Ева… Ну, а родителям поглядеть на будущую сноху не надо?

– О том и речь… Понимаешь, я боюсь, что мама…

– Девчонка из провинции? Жить негде?

– Нет! – возликовал Платон. – У нее своя квартира есть. Двушка, хоть и в хрущобе.

– Что значит, своя?

– Она… сирота, – соврал Платон, прекрасно понимая, что отъезд Евиной матери и отчима в Израиль приведет отца в негодование и здорово напугает.

– Сирота с двухкомнатной квартирой? Но это же почти идеальный вариант. Тогда чего ты боишься? Что твоя Ева не нашего круга? Кстати, сколько ей лет, чем занимается?

– Ей двадцать, учится в Первом Меде.

– А покойные родители кто?

– Отца она не знает, а мать… была художницей откуда-то из глубинки…

– Слушай, Тоник, а у тебя ее карточка есть?

– Да! Вот, смотри.

– Черт побери, хороша! Даже очень. И совсем не вульгарна. Сын, мне твоя девушка нравится. Думаю, и матери тоже глянется. Давай, зови мать. Постой, а ты уже сделал предложение?

– Да. И хотел жениться, не дожидаясь вас, но Ева сказала, что она так не хочет… Что надо познакомиться с родителями…

– Ну надо же… Молодец, девушка. Мне она уже нравится.

– Пап, только она…

– Беременна уже?

– Слава Богу, нет. Просто… Ей тяжело живется, и одета она не очень, если б ты дал еще деньжат…

– А, понял! Святое дело, держи. И купи своей девочке что-нибудь… Правда, я не очень понимаю, что и где здесь можно купить, но она, наверное, знает… Вот, возьми еще. И зови мать.

– Спасибо, папочка.

Смотрины были назначены через неделю. Платон позвонил своей бывшей сокурснице, объяснил ситуацию и та сообщила ему координаты одного парня из ансамбля Моисеева, у которого бывают хорошие и модные вещи.

– Ева, в воскресенье мои родители ждут тебя в гости, – с торжеством сообщил ей Платон.

– Да? На смотрины, значит…

– Зачем ты так… Я рассказал им о тебе, показал фотографию… Ты им очень понравилась. Насчет отца я и не сомневался, но даже мама сказала: прелестная девочка, я хочу поскорее с ней познакомиться… И еще… я хочу сделать тебе подарок…

– Какой?

– Купить красивое платье или костюм, что ты сама выберешь…

– Не надо, Тоник.

– Надо.

– Послушай, а ты… насчет моей мамы тоже сказал своим?

– Нет. И совершенно сознательно. Родители люди старого закала, они не поймут, испугаются… Они…

– Нет, Тоник, я так не могу. А вдруг это как-то отразится на карьере твоих родственников? Отца, брата, мало ли…

– Да ты что! Сейчас времена так круто меняются, думаю, через год-другой вообще границы откроют… И сейчас, поверь, никто не станет копаться в документах невестки такого старого заслуженного дипломата. Не до того… Но родители этого не понимают еще. Поэтому…

– Но я не могу врать им.

– Врать ничего не надо. Просто умолчи. И вообще, я люблю тебя, люблю так, что готов порвать с родителями, со всем светом, лишь бы быть с тобой… Даже если они скажут, что не дают своего, так сказать, благословения, меня это не остановит. Да они ничего и не спросят, я сказал, что ты сирота, кто же будет приставать с расспросами? Они тактичные люди. Поэтому просто не говори на эту тему и все.

– Мне это не нравится, Тоник!

– Пойми же, упрямая твоя башка, это умолчание в их же интересах! Если хочешь знать, я говорил с одним парнем из ЦК комсомола, он сказал, что сейчас это проскочит.

– А если нет?

– А если нет, то, в худшем случае…

– Тоник, а давай мы просто не будем регистрироваться, а? Скажем правду, а расписываться не будем. Мало ли с кем живет сын дипломата? В конце концов, дочь за мать не отвечает, правда же? А потом, если все будет так, как ты думаешь, распишемся через год-другой, а?