Текст книги "Котовасия. Призраки карнавала"

И город из пены морской…

Я уже вам рассказывал, что мы существа любознательные?

И вполне себе интеллектуальные. Это значит, что культурные мероприятия нам тоже нравятся. Услышал я однажды, что наша Маринка в музей собирается. Да не простой, а национальный художественный. Это значит, что там собрано много разных предметов искусства со всего мира!

– Эх, я бы с удовольствием взглянул на полотна живописные и статуи мраморные, – вздыхал Федька. А что, он у нас тоже проявляет интерес к художеству. Вот в предыдущей книге даже чуть в фиолетовый цвет не окрасился. Да не специально, а случайно.

«А что, – подумал Багет-младший, – хочется, значит, надо».

Знаю я этот взгляд, полный дикой решительности с искоркой безумия. Ой, почуял я, так сказать, своей кошачьей интуицией, что если эти двое чего-то захотят, то обязательно добьются. Поэтому и посмотрел строго:

– Даже не думайте! Маман ещё от первого сентября не отошла, а вы теперь и Маринку хотите подставить? Слышали же, будет в музее и телевидение, и открытие важной экспозиции!

– А что такое экспозиция? – спросил Лаки.

– Это выставление напоказ предметов искусства, в данном случае картин. Открытие выставки, по-простому. Но вы дома сидите!

– Угу, – сказал Федька и переглянулся с Багетом-младшим. – Не маленькие, разберёмся.

И что же думаете? Коты – существа своенравные, своевольные. Разве им возможно приказать или за хвост привязать? Так и случилось, что Багетик, Федька и Лаки отправились с Маринкой в музей. А та, добрая душа, сама их взяла.

– Только ведите себя тише воды, ниже травы! – сказала. Ага, шутница наша. Так они и послушались. Хотя, надо признать, очень старались. Но жизнь – штука непредсказуемая. Вот что потом мои культурные друзья рассказывали.

– Приходим мы в музей этот, – начал Багетик, – а там всё такое огромное, светлое, объёмное.

– Два этажа да много разных залов с картинами диковинными, – добавил Лаки. – Я вот пейзажи морские люблю! Залюбовался Айвазовским! Знаете такого великого мариниста?

– Это что-то с Маринкой связано? – уточнил Тигрик.

– Нет, это, наверное, тот, кто овощи маринует? – спросил Тюлень.

– Ох, голова котова да бестолкова, – ответил Федька. – Вот зря с нами не пошли, просветились бы. Маринисты – это художники, рисующие морские виды, море в разных его проявлениях. А пишется именно так, потому что название происходит от иностранных слов[1]1
  От фр. marine, итал. marina, от лат. marinus – морской.


[Закрыть].

– Мне вот больше всего нравится город, который, говорят, вышел из пены морской, – задумчиво продолжил Лаки.

– Согласен, – сказал Багетик. – Мне тоже картина «Ночь в Венеции» понравилась. Только она мне немного неземной, таинственной показалась. Даже пугающей…

И тут друзья поведали нам, что на картине той нарисован город на воде, названный Венецией. А свет яркой луны золотистой россыпью освещает город со стороны Гранд-канала – главной водной улицы, которая делит город пополам.

– Я даже сон свой недавний вспомнил! – вскричал Федька. – Точно уже видел этот город!

– Ты лучше расскажи, что вы такое там утворили, что вас даже по телевизору показывали, – предложила Ангора.

– Да! – встрепенулся Федька. – Такого точно никто не ожидал!

– Телевидение снимает, – перебил его Багетик, – мы картинами любуемся, и тут…

– И тут крыса вот такенная! – показывает Федька явно не крысу, а существо размером с лошадь.

– И стоит эта крыса, картиной любуется! – прямо взвизгнул Лаки. – И люди даже не обращают внимания на это чудо.

– Возмутительно! – сказал Федька. – Даже Маринка поёжилась, взглянув на наглую крысиную морду.

– И я не выдержал, – продолжил Багетик. – Подхожу к крысе, мягко, медленно, чтобы не спугнуть. «Здрасьте, – говорю, – картинами любуетесь?»

– Да что-то не нравится мне это полотно, – рассуждает та, совсем не испугавшись кота. Представляете?!

– И что же тут не так? – опешил Багетик. А Федька и Лаки окружили крысу со всех сторон.

– А то! – возмутилась усатая. – Что картина-то ненастоящая!

И тут никто не ожидал, что существо это не от котов убегать будет, а прямо с разбегу на картину запрыгнет! Да так прытко, метко, что все вокруг только ахнуть успели. Музейный работник, который интервью давал, так и упал в обморок, что-то про миллионы проговаривая.

А какие тут миллионы? Тут крыса картину испоганила и бросилась наутёк. Да оказалось, что плутовка была права! Приехали эксперты всякие – картину реанимировать. А там, под царапинами крысиными, другая картина оказалась.

– То ли квадрат чёрный, то ли круг красный, – вспоминал Федька. – В общем, какая-то детская мазня. Так что той крыске ещё и спасибо сказать надо, что подделку обнаружила.

– Но по телеку нас показали, мол, коты довели бедную крысу, что аж на картины кидаться стала, – объяснил Лаки.

– А мы что? Мы даже толком поговорить не успели, слиняла крыска. Только когда заваруха вся успокоилась, на прощание вылезла, позвала нас и украдкой сказала:

– Я тут, это, в музее живу! Вы приходите, если к искусству тянетесь. Проведу вас чёрным ходом. И ещё, меня Клавдия Васильевна зовут.

– И честное слово, даже подмигнула нам! Совсем котов перестали уважать! – возмутился Федька.

А я объяснил ему, что бояться кого-то не всегда значит проявлять уважение. Да и к тому же случай тут необычный. Даже мне захотелось познакомиться с галерейной крыской, которая ещё и экспертом в искусстве оказалась. Только теперь всему музею работка нелёгкая – как же найти оригинальную картину с городом тем, который из пены морской…

Кто-то уходит, кто-то приходит

– И что же с тобой делать? – бормочет маман, поглаживая Лаки. – Вот уже по всему городу висит объявление: «Пропал котик». Пора, милый, домой возвращаться.

– Мяу, – жалобно говорит тот, да означает это малозначительное для людей «мяу» вот что: «Не хочу, не отдавайте меня! Мне и тут так спокойно, тепло и вкусно. И никто усы не подстригает! Пожалуйста».

И подхалим включает свой меховой моторчик. А маман будто понимает:

– Наверное, не всё гладко дома у тебя, раз ты сюда прибежал… Да и наши все к тебе привыкли… Ну что ж поделать? Давай дадим твоим хозяевам второй шанс? А сюда ты всегда успеешь вернуться.

Так наш призрачный друг Лаки снова отправился к себе домой.

– Не поминайте лихом, – сказал он на прощание. – И заходите, если что… Я всего в паре кварталов от вас живу. В доме, похожем на кукурузу.

Снова у нас наступили тишина и порядок. Думаю, к поздней осени подготовлюсь. Я, знаете ли, люблю такой переход времён года, когда ещё не зима, но уже и не совсем осень. Всё меняется. Так и Багет с Багетиком напросились в деревенскую Котовасию.

– В городе скука, а там хоть с Барбосом побегать можно, – сказал Багетик. Барбос – наша котовасная собака.

Так и остались мы тут, в городской Котовасии, неполным составом. Пока однажды Светочка с Маринкой не принесли нам посылку.

– Ну что, котовасы! – вскрикнула Маринка. Всё никак имена наши не запомнит. – Где тут ваш упитанный дружок? Ему сюрприз прилетел.

Это она явно на Тюленя намекала.

– Упитанный, зато воспитанный, – лениво промурчал Тюлень. – Давайте ваши призы-сюрпризы.

И тут он глаза вылупил, рот открыл: из кошачьей переноски собственной персоной кошка Стелла выходит, подруга его заморская.

– Ух, и утомилась я от перелёта, – вытягиваясь во весь рост, сказала Стелла. – Ну что, привет, Тюлень! И всем остальным «чао».

– Что-то не понятно ничао, – ухмыльнулся Федька, – ты к нам надолго?

– Я вообще-то не к тебе, – ответила кошка и улыбнулась Тюленю. А потом съёжилась: – Давненько я в таких холодах не была!

Это она да, попала. Кошки породы сфинкс совсем без шерсти. Не представляю, как она зимой запоёт!

– Вот, – прибежала запыхавшаяся маман, – купила вашей кошке тёпленькие одёжки.

И давай раскладывать свитерочки, комбинезончики и, не представляете, даже тапочки! А за спиной у неё наш давний друг, чихуахуа Нельсон, как-то странно прыгает.

– А я ей говори-и-и-ил, маловат мне этот комбез, – бормочет Нельсон. И так потешно пытается развернуться, прямо на одной лапе. Ох, насмешил нас.

– Да ты как балерина, – засмеялся Тигрик.

– Не волнуйтесь, котики, – не поняла нашего сарказма маман, – я и вам одёжку прикуплю, если захотите!

– Не-не-не, – прошипел Федька и в другую комнату ушёл, – мне такие наряды не нужны. Истинная одежда для кота – его шкура!

Тут я с ним согласен. А вот Стелле одёжки явно понравились. Но тут я уже и сам отвернулся, чтобы ничего не перепало из последней коллекции. А Тюлень и Стелла весь вечер ворковали. Вот и на что ей одежда та, если рядом такое котоодеяло, как Тюлень?

Страх чистого (г)листа

Вот знаете, какой самый большой писательский страх? Недавно в одной умной передаче услышал, там писатель интервью давал. Так вот, это страх чистого листа! Это, я так понимаю, когда автор садится за новую книгу, а писать-то нечего! Всё. Конец карьере. Прощайте, любимые читатели и встречи в библиотеках. Без новой книги тебя позабудут очень скоро. Просто ужас! Я для себя пока не решил, страшно это или нет. У меня-то идей для книги знаете сколько? Миллион и ещё одна. Да-да, могу и с вами поделиться, мне не жалко. А то многие писатели, оказывается, боятся, что их идею украдут! Поэтому никому ничего не рассказывают. Идею-то украсть можно, а вот текст из вашей головы никто не украдёт. Это невозможно, дорогие мои творческие коллеги. Написать книгу с вашей идеей можете только вы. И точка.

Как я впечатлился!.. Прямо весь разволновался. Точно, надо бы мне поскорее начинать свою котовасную рукопись.

– Да где ж найти лист бумаги и клавиатуру? – мурчу вслух.

– Клава в музее есть, – сказал Федька и хихикнул как-то странно.

– Какая ещё клава? – не понял я.

– Ну как, самая настоящая музейная Клавдия Васильевна, – не удержался Федька и покатился со смеху.

– Да ну тебя, – обиделся я. Федьке всё хиханьки да хаханьки, а у меня серьёзное дело!

– Да ладно, – успокоился Федька. – Видел я на втором этаже блок с бумагой. Кажется, что с бумагой. Проверить надо…

Пока мы впопыхах пытались с Федькой открыть упаковку с бумагой (я, правда, ещё не решил, как писать-то на ней буду), в дом кто-то вбежал. Внизу послышалась суета.

– Караул! Кто-нибудь есть? – ревел Тюлень и ёрзал на кресле как ужаленный.

– Ты чего? – спросил Федька.

Мы спустились. Я держал в зубах листок.

– Это тебе на что? – удивился наш друг. – Туалетная бумага разве закончилась?

Ох, что за чудо с этим Тюленем. Ну какая туалетная бумага коту? У нас с этим делом всё попроще. Хотя кому-то может показаться наоборот.

– Тигр книгу писать будет! – важно сказал Федька и даже не пошутил.

Надо же, ещё полчаса назад прикалывался, а сейчас… А может, он и сам о книге мечтает, но не говорит? А что, слышал я такую теорию, что если кто-то смеётся над вашей задумкой, может, он и сам втайне мечтает стать писателем, художником или пилотом самолёта, да смелости и таланта не достаёт. Вот он и ехидничает, подкалывает вас. А сам завидует, что так не может. Ладно, подумаю над этим позже.

– Что у тебя? Где караул? – спросил Тюленя. А лист бумаги аккуратно на стол положил. Сижу, любуюсь.

Тюлень глаза опустил, погрустнел, но ёрзать на перестал.

– Кажется, друзья, у меня там… – кивнул он на свой хвост, – паразиты завелись… Зудит жуть как…

Вот тебе и приехали. Я на всякий случай отодвинулся от Тюленя. Федька завис.

– А я вам говорила, пора пройти профилактику от глистов! – послышалось за спиной.

Стелла важно стояла и взглядом сверлила Тюленя.

Бедный-бедный Тюленчик. Хотя стоп! Это же и нам перепадёт из-за него. Потому что, вы же знаете, если в доме у кого-то завелись глисты, вся семья должна пройти курс лечения! Так-то нас, конечно, обрабатывали, вы не думайте, мы, коты, большие чистюли. Да вот что-то мне припоминается, что в последний раз, когда мы с глистами боролись – это Багетику мы потом «спасибо» сказали, – Тюленя не было. Придётся и нам отдуваться теперь.

Пересказывать не стану, как обрадовалась маман. Ей-то тоже пришлось пролечиться. Но тяжелее всего пришлось Тюленчику. Ему как счастливому обладателю незваных паразитов двойную дозу лечения прописали. Вот такая наука, и вы запоминайте: лучше чистые руки, то есть лапы, и профилактика!

Ох, несладко и мне пришлось, не люблю я это дело. Даже боюсь. Так что теперь у меня уже новый страх, не чистого листа, тут уж, извините, не до сочинительства. А страх самого настоящего глиста!

Кот культурный

– До сих пор точно не известно, кто изображён на картине, – вздыхает Клавдия Васильевна, рассматривая загадочную улыбку таинственной незнакомки. – Кто-то утверждает, что Леонардо да Винчи даже изобразил там самого себя!

– Вот тебе на, – ухмыльнулся Федька. – Только где ж тут он?

Если это явно она, Мона Лиза то есть. Я что-то совсем запутался.

– А я запутался, это Мона Лиза или Джоконда? – почесал за ухом Тюлень.

Ох, друзья мои, как сложно иногда доносить искусство до народа. Вот и мы решили, раз уж выпала случайная возможность познакомиться с музейной крысой, окультуриваться понемногу. А что ещё делать зимними вечерами? Пришли на лекцию «Самые загадочные картины». А коты наши совсем ничего не знают, даже немного стыдно за них.

– Слово «мона» в названии картины означает «госпожа», – сказала Стелла. – А полное название картины – «Портрет госпожи Лизы дель Джоконде».

– А, теперь ясень пень! – сказал Федька, но потом ойкнул.

Над разговорами нам ещё работать и работать, что ж поделать. Постоянно вырываются наружу некрасивые словечки. Уж простите нас.

– Кстати, про пень, – поправила очки Клавдия и перешла к другой картине. – Видите эту картину с мишками?

– Угу, забавные такие, как настоящие, – улыбнулся Тюлень. – И фамилия у автора будто специально под эту картину – Шишкин.

– Шишкин-то Шишкин, – вскрикнула Клава, – да вот на этой картине «Утро в сосновом лесу» медведей нарисовал не он! Он хорошо рисовал пейзажи, природу, а животные у Ивана Шишкина выходили не очень. Вот он и обратился за помощью к коллеге. Да только фамилию Константина Савицкого, который этих самых мишек нарисовал, стёрли с холста!

Вот же чудаки! А ведь какая бы эта была картина без мишек? Так, пейзаж с поваленными деревьями.

– О, а такую картину и я нарисовать смогу! – сказал Тюлень, разглядывая «Лодку» Анри Матисса.

– Хм, – ответила крыса, – всё-то вам кажется простым! Между прочим, в музее современного искусства только через 47 дней обнаружили, что картина висит вверх ногами. Безобразие! Здесь ведь всё предельно ясно: второй парус – это отражение первого на глади воды!

– Ох, что-то я притомился от искусства, – зевнул Федька. – Я не отказался бы, чтобы меня погладили и покормили.

Клавдия Васильевна бросила горделивый взгляд на Фёдора, а потом сказала:

– Увы, понять картины дано не каждому… Вы ещё скажите, что не знали, что «Чёрный квадрат» на самом деле не чёрный и не квадрат.

– Правда? – удивился Тюлень.

– Правда-правда, да ладно. Пойдёмте пообедаем, – вздохнула крыса и повела нас в музейное кафе.

Оказывается, там тоже есть зона для питомцев. Мы-то в музей наведываемся ночью, когда нет посетителей, а то затопчут. Или чесаться начнут. Так уже было однажды. Тигрик с Багетиком решили выбраться к Клаве, гуляют себе по залам, картинами любуются. А тут дамочка одна как закричит:

– У меня аллергия на кошек!

И плюхнется в обморок. Поэтому теперь мы только ночные гости музея.

– Клава, а нашли ли ту картину, – спросил я, – которая подделкой оказалась?

– Ах, Тигр, не нашли. Ходят слухи, что она не у нас. А каким-то чудным образом попала в тот город, что изображён на ней, в Венецию то есть. Да кто ж узнает наверняка…

– Вкушно тут у вас, – прервал нас Тюлень, уплетая угощение, которое Клава для нас откуда-то стащила.

– На здоровье, гости мои, – улыбнулась крыса. – Вы знаете, что даже художников вдохновляла еда! Да-да, не смейтесь. У Сальвадора Дали есть картина «Постоянство памяти», там изображены часы. И похожи они на плавленый сыр! Автор и сам признавался, что писал картину в результате ассоциаций, которые у него возникали при виде сыра!

А что, я его понимаю. Частенько и сам на обеде задумываюсь: это тебе, Тигр, не просто суп! Тут целый мир в тарелке: вот и здание с колоннами, даже колокольня видна; а вот лодочки-морковки плавают, а средь них большая акула, мяско то есть. Вот бы «акул» в моём супе всегда попадалось побольше. Аж в животе заурчало, надо бы и мне полакомиться.

– Спасибо, Клава, – сказал Тюлень на прощание.

– Да что вы, мне в радость поговорить об искусстве! Но для вас, уважаемый Тюлень, я просто Клавдия Васильевна!

Тюлень нахмурился, но спорить не стал.

– И правильно, надо бы не только учиться по деревьям лазать да паразитов в дом приносить «на радость» всем, но и окультуриваться. Просвещаться, так сказать. Так что мы теперь не просто какие-то там коты, а коты культурные! – сказал Федька и случайно икнул.

«Да уж, Федька прав, но главное, ему самому об этом не забывать!» – подумал я.

Но что подумала по этому поводу Клавдия Васильевна, никто не узнал, потому что она была очень воспитанной.

Чужих детей не бывает

Одну треть истории я вам уже рассказал. Вот так быстро, представляете? И что же это такое в писательстве? А это, мой любознательный друг, называется экспозиция, то есть знакомство с героями, погружение в атмосферу. Но тут ещё, как мелкий бисер, рассыпались и детали, которые помогут в дальнейшем. Так что завязка уже также начинается, да пока что медленно завязывается. Но мы и не торопимся. Ведь хочется вам обо всём по порядку рассказать. И не просто рассказать, а показать. Ибо главное правило писателя: не рассказывай, а показывай! Вот и я покажу, как мы однажды заглянули в гости в деревенскую Котовасию к Валентине и Игорьку. Соскучились. А тут и Маркиза, и Багеты все, и даже Барбос наш папкой стал! А дело было так.

– Прикиньте, подхожу к курятнику, – рассказывал Тюлень, – а там рычание, кудахтанье. А я приметил, что часом ранее туда Маркиза медленно проплыла. Это она решила в деревенскую Котовасию вернуться. Говорит, в городе надоело, простора хочется.

– Ах, вот чего туда и Багеты наши напросились, – понял я наконец-то. А кто не знает, так Маркиза, хозяйская кошка, тоже раньше в деревне жила, там она и Багет дружили, и Багетик-младший, её сынок, значится. Однажды маман по доброте душевной забрала кошку в город. А та и рада была, но теперь её обратно в Котовасию потянуло.

– Угу, – продолжил Тюлень, – так вот, я в курятник этот захожу. Осторожно так, настраиваюсь, думаю, сейчас придётся бедных цыплят, только недавно появившихся, от Маркизы отбивать, а там картина невообразимая.

Сидит кошка на куриной подстилке, и цыплятки её облепили! Прямо как к мамке родной прижались и сопят, сонные желточки. А курица вокруг бегает, прыгает, негодует. Но кошку боится и цыплят напугать не решается. Маркиза лишь поглядывает на горе-мать, которая надолго ушла, да шипит медленно и тихо:

– Нечего было ходить непонятно где! Детки маленькие, холод на дворе, замёрзли совсем! И не кричи на меня! Я их погрею и уйду!

Да, представляю картину! Вот где материнский инстинкт проснулся.

– Я, конечно, опешил, – продолжил Тюлень, – говорю Маркизе, мол, зачем ты переполох в курятнике устроила, а она нахмурилась, глаза прищурила и на меня ещё рычит: «Уходи, не видишь, я делом занята!»

Так Тюлень и ушёл, а потом рассказал нам эту забавную сцену. Бедная курица, она потом от своих цыплят ни на минуту не отходила. А то, чего доброго, Маркиза утащит их в дом, да не для того, чтобы обидеть, а чтобы своими приёмными детками сделать.

А вот у Барбоса нашего тоже питомцы появились. Красавица Бетси, уж простите, подзабыл, какой породы, подарила нашему балбесику троих шустрых, вертлявых и забавных щенят.

– Это Марко, – лизнул Барбос малыша, представляя его нам. – А это – Поло.

Вот где фантазия на имена богата. Хотя, если сложить, получается вполне любопытно: Марко и Поло. Прямо как великий путешественник и мореплаватель, который жил в Венеции.

– Ты бы ещё назвал щенка Казанова, – ухмыльнулся Федька. А что, после культурных экскурсий в музей мы от крысы Клавы, ой, прошу прощения, Клавдии Васильевны, и не такие факты знаем.

– А кто такой этот Казанова? – спросил Барбос.

– Друг мой непросвещённый… – важно начал Федька. Тоже мне, лишь бы блеснуть знаниями. – Это известный итальянский авантюрист, путешественник и писатель. Он даже историю своей жизни написал, чем вроде как и прославился.

И Федька с умилением посмотрел на самого шустрого щенка с забавными белыми кудряшками.

– А что, – воспрянул Барбос, – пусть будет Казанова! Он, сразу видно, малец уверенный и всем нравится.

– Тяф! – пролаял малыш и активно завилял хвостиком, будто подтверждая наш разговор.

А мы дружно засмеялись. Вот ведь имена чудные. Целая итальянская мафия нарисовалась: Марко, Поло и Казанова.

На следующее утро, проснувшись рано в деревенской Котовасии, прошёлся я по местам своей молодости. Вздохнул, что жизнь у меня такая разная получается, а потом смотрю – Маркиза в кресле развалилась, мурчит-урчит, как трактор в поле, а вокруг неё сопят маленькие хвостики, щеночки Барбосовы. Вот ведь какая заботливая мамочка нарисовалась! Хотел было подшутить над кошкой, да не стал. Всё равно хорошо, когда деток готовы пожалеть и приласкать даже не родные. Видно, действительно чужих детей не бывает. Посмотрел я на Маркизу со щенятками. Казанова высунул сопящий носик, принюхался, глазки открыл.

– Тяф, – сказал мне тихонько, чтобы не разбудить остальных. И снова в Маркизову шубку зарылся. Тепло ему. Хорошо.

А я к своему Тигрику поплёлся. Лёг рядом и тоже заурчал.