Текст книги "Дом у лесного озера. Мистическая история любви и ненависти"

– Тем не менее, даже во всем этом, Вашу фигуру ничем не испортить.

В его глазах прыгали смешинки. Я будто впервые увидела в нем кого-то еще, кроме постороннего мужчины. Кого-то очень близкого и дорогого. Это смутило меня. Чтобы он не заметил, что я стремительно краснею, я схватила полотенце и бросила ему.

– У Вас нос, как у добермана. К тому же это вредно.

– Что вредно? Быть доберманом?

– Размазывать по себе всякую химическую дрянь. Вот что.

Я развернулась, чтобы уйти, но он догнал меня и схватил за плечо. Этот жест привел меня в замешательство. Я вырвалась и отскочила от него. Между нами вновь возникло напряжение.

– Я думал, что мы друзья.

– Просто не трогайте меня, ладно? Прошу Вас.

– Почему? Мне кажется, что мы нравимся друг другу.

– Так нельзя. И вообще – Вы пугаете меня!

– Пугаю? Но чем?

– Не знаю. Это не зависит от меня лично. Иногда мне кажется, что Вы нужны мне, но чаще всего я боюсь Вас. Постарайтесь меня понять. До свидания.

Я ожидала, что он пойдет за мной, но он остался стоять там, где стоял. Сердце у меня колотилось, но я не могла остановиться, пока не прибежала домой, не захлопнула дверь и не забралась в кровать.

«…наиболее ясное в содержании сна кажется обыкновенно самым важным, между тем как раз в неясной части сна часто можно обнаружить самую непосредственную связь с наиболее существенной, скрытой за сновидением мыслью…»

(З. Фрейд, «О сновидениях»)

Часть вторая. Открытие

Под одеялом я несколько успокоилась, пытаясь привести мысли в порядок. Почему он так волновал меня, почему так притягивал и одновременно настораживал? Мне казалось, будто я где-то видела его, но не могла понять, когда и где это могло быть.

Я не могла даже подумать о том, чтобы влюбиться еще раз. Это было невозможно. Испытав это чувство однажды, такое потрясающее, нельзя более пережить его снова. По крайней мере, меня бы не устроило меньшее, а большего мне никто никогда дать не сможет.

Я закрыла глаза. Темнота убаюкивала меня, но тревога не покидала меня даже во сне.

Меня мучили какие-то инстинктивные страхи и сомнения. Я бежала по лесу, сжимая в руках книгу. Было очень важно не потерять ее, и потому я не отнимала ее от груди, чтобы чувствовать ее кожаный переплет.

На поляне я увидела большую черную машину. Она то мне и нужна. Я бросаюсь к ней, распахиваю багажник и кладу книгу в дальний угол. Захлопывая заднюю дверь, я вижу, что часть моего голубого пеньюара покрыта темными пятнами, будто от масла или грязи. Я устремляюсь в дом, зажигаю свет и с ужасом наблюдаю, как по груди, животу и ногам стекает багровая вода. Мне становится очень холодно, я срываю с себя пеньюар, заворачиваюсь в простыню и выбегаю обратно на улицу.

Я вновь иду к машине. У меня складывается такое ощущение, что я забыла что-то очень важное. В темноте я натыкаюсь на какой-то предмет. Наклонившись, я нащупываю очертания человека и удостоверяюсь, жив он или мертв.

Человек оказывается мертв. Мне нужно бежать за помощью, но меня влечет в машину. Я должна найти ключи и уехать. В спешке я роняю ключи на пол и наклоняюсь, чтобы поднять их. В это время кто-то закрывает мне глаза и связывает руки за спиной. Мой голос неподвластен мне и я не могу кричать. Я только чувствую, что меня несут по направлению к дому.

Я пытаюсь вырваться, но силы неравны. Разумом я понимаю, что это не может быть тот, кто только что лежал бездыханным у машины. Но неким шестым чувством я обреченно сознаю, что сейчас узнаю все.

Меня оставляют в подвале, привязывают к стулу и оставляют с повязкой на глазах. Некоторое время я сижу в полной тишине, но спустя мгновения я вдруг начинаю слышать какой-то шелест.

Он постепенно перерастает в журчание, и я понимаю, что вокруг меня вода. Журча, она подбирается к моим босым ногам, потом выше, к коленям и бедрам. Вскоре вода поднимается к груди и горлу. Я не могу пошевелиться, мне страшно, но голос по прежнему отказывается повиноваться мне.

Я захлебываюсь. В предсмертной судороге с меня слетает повязка, и я вижу искаженное мужское лицо. Оно с ненавистью смотрит на меня. Все меркнет…

…По-прежнему пахнет жасмином и бергамотом. Такой нежный запах сопровождает все мои последние кошмары.

Что бы это могло значить?

Я выпиваю стакан холодного сока и присаживаюсь на подоконник. Все это несколько странно. Неприятно. Мужчина в моих снах неизменно похож на Алекса. И немного на этого незнакомца, спасшего меня несколько дней назад. Вот оно что. Шутки подсознания. Ошибки реальности.

Мой взгляд задерживается на очертаниях машины. Попробовать бы отремонтировать ее. Мало ли что случится или понадобится. Тогда не надо будет захаживать к соседу и просить его о всяческих мелочах.

Хочется курить. Я достаю сигарету и в поисках зажигалки осматриваю кухню. Куда-то запропастилась. Даже спичек нет. Наверное, на чердаке оставила. Тут меня пронзает озарение и в мозгу появляется изображение продолговатого прямоугольника. Кадр сменяется изображением деревянной коробки и багажником.

Я направляюсь к машине, чтобы достать забытую там зажигалку. Она лежит на том самом месте, где я оставила ее днем. Мое внимание приковывает записная книжка, мне становится интересно, что внутри. Но так как уже темно, мне ничего не удается прочесть.

Дома я закуриваю, открываю книжку, и в глаза мне бросается мой собственный почерк. Этого просто не может быть. Может это тоже сон? Передо мной лежит мой утерянный дневник, судя по дате которого, очень старый. Почему-то мне казалось, что он выглядел раньше иначе. Я была абсолютно уверена, что обложка должна быть вишневого цвета, а не черного. Тут меня настигает следующая догадка. Ведь именно с этой книжкой я бежала сегодня ночью по лесу. Во сне.

Меня прошибает холодный пот, затем мне становится жарко.

Первые страницы испещрены знаками, рисунками и закорючками. Я обнаруживаю маленькую фотографию, где Алекс прижимает меня к себе. Мы сидим на берегу озера и оба смотрим в объектив. Мне кажется или у него действительно ревность скользит во взгляде? И кто тогда нас фотографировал? В моей голове совершенная пустота. Так больше продолжаться не может. Я просто обязана все выяснить.

Я откладываю фотографию и начинаю читать дневник. Нечто поразительное происходит с моей памятью. Стоит прочесть строчку, как я тут же ясно и четко вспоминаю все, что было на тот момент со мной. Я и представить не могла, что воспоминания вернутся ко мне в такой форме, невероятно правдивой, я чувствовала это, и одновременно очень сложной и непредсказуемой.

Дневник

…снова позвонил…

Что делать?

Отказываться нет сил. Посмеялась. Билеты на самолет уже куплены. И зачем мне это нужно? Лучше не брать трубку. Не открывать дверь. Сказать, что заболела… умерла… Жить с этим человеком так сложно!…

Я читала и отказывалась верить своим глазам. Судя по дате, это был разгар наших отношений с Алексом, и других мужчин в моей жизни просто не могло быть. Почерк был, несомненно, мой, как и сам дневник. Мы и не ссорились никогда, а помыслы о побеге от него вызывали у меня ужас и недоверие. Тем не менее, я продолжила читать.

…вчера вечером сказал, что никуда не летим. Ну, слава Богу, что у него так много работы. Иначе бы не отвертелась.

Катались верхом. Лошадь понесла и я упала, пребольно ударившись о случайный камень.

Было приятно наблюдать, как перепугался мой деспот. Но потом решила, что просто он боится потерять надо мной контроль. Даже над моей жизнью и смертью.

Мерзко…

Он умен, талантлив, успешен, самоуверен и дерзок.

В нем будто адская смесь Льва и Козерога. Правда он не верит в зодиакальные характеристики. Хотя я считаю, что родившись под знаком Скорпиона, он многое приобрел. Люблю его, но как же сложно уживаться с его ревностью и патриархальностью. Он всегда поступает по-своему, изредка советуется со мной. Какая честь…!

Я убедилась, что речь шла именно об Александре, хотя все казалось невероятным. Складывалось впечатление, что вместо меня с ним жил мой двойник, очень похожий на меня. Или что вместо настоящего, милого и доброго Алекса я проводила время с каким-то тираном и собственником.

Единственное, что верно вписывалось в мои представления о нем, было то, что он родился 4 ноября, как раз под знаком Скорпиона. Как же наша нежность и наше общее желание быть друг с другом, не расставаясь ни на минуту? Причем, совершенно взаимное желание. Сбитая с толку, я снова открыла свои записи и углубилась в чтение.

…моя жизнь перевернулась…

Почему он не средненький студент или обычный банковский клерк? Тогда все было бы гораздо проще. Да и размер личности не подавлял бы всех и вся.

Никогда ничего не проходило спокойно и размеренно, всегда потрясения и драмы. Мазохизм души и сердца…

Хочется уйти.

Хочется остаться.

Но ведь все равно придется сделать выбор. С его потрясающим умением уговаривать и настаивать, придется остаться. Только если судьба не сведет меня с другой, такой же многогранной личностью, такой же сильной и притягательной. Не терплю подкаблучников, а с другой стороны и самоуверенные мужчины вызывают приступ жалости и отвращения.

Уживемся? Сомнительно. Всем бы хорош, просто подарок свыше, но он любит приручать людей, а я люблю независимость. Смеется надо мной и уверяет, что я без него пропаду. Называет полудевочкой, полуженщиной…

Я бы умилялась, если бы не было все так серьезно. Сама попала в западню…

Некоторых страниц не доставало, поэтому приходилось только догадываться, что происходило в том загадочном прошлом. Правда и так вырисовывалась передо мной с пугающей, но четкой ясностью. Ясностью истины и ложностью настоящего.

…Никак не успокоюсь… Позвонил и тут же последовали объяснения того, каким образом мы будем еще ближе, что он станет держать себя в руках, мы будем счастливы, несомненно, умрем в один день… Да уж. Умрем. В день свадьбы. Не иначе.

Я оттаяла. Потом у меня перед глазами загорелся красный свет. Стоп! Подозрительная торопливость. Хочет заарканить поскорее, привязать к себе.

Странно получается.

Разве мужчины не падают в обморок при виде обручальных колец?

Разве они сами не трясутся за свою холостяцкую жизнь?

Они ведь должны бежать без оглядки от брака, а не по направлению к нему.

Нет… ну, конечно есть один фактор. Любовь. Неужели у нас любовь, а не болезненно-маниакальное пристрастие друг к другу? Нет ответа. Лучше я помучаюсь, забывая его, но не попаду в это многолетнее рабство.

Значит, буду действовать обходным путем и делать все, чтобы он потерял ко мне всякий интерес. Больно, очень больно будет потерять его…

Но иначе я потеряю саму себя…

…Он не умеет идти на компромисс, не умеет убеждать, проявляя знание. Вот стал бы он чуть-чуть снисходительнее и сговорчивее… Попробую обсудить с ним данную тему. Вдруг получится открыть ему глаза на его минусы. Шарахаюсь от каждого телефонного звонка. Вдруг это он? Хотя, чего мне бояться? ну, не услышала вчера …и что теперь? Подумает, что нарочно молчу.

Мне всегда нравилось его имя… А теперь у меня от него какие то мурашки. Но почему тогда если я его люблю, мне становится страшно?

Фобии.

Кошмары.

Возможно, это инстинкт женщины перед своим самым страшным врагом -мужчиной.

Бред… Надо расслабиться и сходить с друзьями в кино. И вообще дружить лучше. Безопаснее…

Я сама не поверила, когда обнаружила, что все его достоинства ничего не стоят, если он не умеет прощать и уступать. Любовь его эгоистична, требующая безоговорочного внимания и подчинения. А ведь недавно была уверена, что это человек, с которым я готова жить долго-долго…

Бывшие романтики становятся самыми злостными циниками.

И поделом.

…как забыть за короткий срок, будто никогда и не существовало его, меня, нас. Отвыкнуть от любви, отмахнуться, отвернуться. Раньше я была в этом уверена. Достаточно окружить себя вниманием других и перестать помнить о прошлом. Но сейчас, будто умерло что-то. Нет в других ничего, что я так ценю в нем.

А может не стоит мучиться и окончательно ответить, что мы не можем быть вместе из-за нашей обоюдной гордости, нет… гордыни! Как бы мы не любили друг друга, есть нечто рожденное до любви – наши сущности…

…боюсь открыть глаза и лишний раз убедиться, что ничего нет. Одна пустота. Бездонная пропасть. Ищу утешение в философии.

«Любовь – глубокое и устойчивое интимное нравственно-эстетическое,

индивидуально-избирательное чувство, выражающееся в самозабвенной устремленности на другую личность…»

Странно читать определение тому, чему не может быть определения. Хотя, надо согласиться, оно очень верное. Самозабвенная устремленность. Почему-то мне противно от этих слов. А ведь я испытываю именно это. Хочу избавиться, как от болезни – тяжелой и изматывающей.

По Гегелю, сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом «я», и, однако, в этом исчезновении и забвении впервые обрести самого себя и обладать собою.

Всеохватность и глубина этого чувства делает человека как бы одержимым присутствием другого. И тогда экстаз «пребывания вне самого себя» выступает результатом восхождения в высшее отношение и союз с другим человеком. Трагедия разбитой любви переживается как отчаяние нисхождения в свое прежнее одинокое «я»…

…Вирджинию Вулф надо читать вслух и медленно, пробуждаемые ею образы вырисовываются в необыкновенно четкий и визуальный рисунок. Детальное описание чувств, дыхания, мимолетного взгляда. Это искусство творить.

Хотя времени на такой исследовательский процесс не было.

К тому же, надо признать, я признаю скрытый психологизм действия, а не открытый. Поэтому прочтение было мимолетным и, скорее всего, неправильным.

Если бы мне дали на выбор роль в театре, предпочла бы Маргариту. Одиночество, отчужденность, любовь, боль, злость, потеря и обретение.

Если не пройдешь стадию трагедии, никогда не поймешь полный смысл обретенного благополучия и счастья…

…Как-то мы спорили с ним, каким может быть наш дом. Я ратовала за минимализм, он – за барокко и ампир.

– Это же одни голые доски! И пустота вокруг. Стены голые. Зато вообрази – пена кружев, балдахин, золотые подсвечники, хрусталь. Роскошь!

– Какое золото? Мне нужны воздух и пространство!

– Прелесть моя, кто платит, тот музыку и заказывает.

Это он пытается так шутить. Но мне известно, что в любой невинной шутке кроется правда.

Молчание. Мне становится неприятно.

– Знаешь что…

Разворачиваюсь и собираюсь уйти.

– Ты куда?

– Культивируй дальше свои буржуазно – мещанские наклонности. Да, и не забудь позвать свою помощницу. Ту блондинку, что увешивает себя бижутерией так, что становится похожа на рождественскую елку. Она очень подойдет к твоему интерьеру.

– Слушай, ты чего заводишься?

– Ты делаешь вид, что советуешься со мной, а на самом деле всегда поступаешь по-своему.

– На то я и мужчина.

– Правда? С таким подходом ты останешься мужчиной без женщины!

Ухожу.

Глотаю слезы и клянусь, что с меня хватит. Наступить любви на горло… На это нужно решиться. На это нужна выдержка.

Вроде бы мелочь. Но дальше – больше. Постоянно уступать и делать вид, что согласна?

Получается, что я стала бы обманывать себя в первую очередь. И его тоже…

…За окном дождь. Я дома одна. Сейчас мне совершенно никто не нужен. Я прислушиваюсь к тишине и к падающим каплям, нарушающих эту тишину. Листья желтеют. Персефона спускается в царство мрачного Аида. Деметра забывает о людях, и природа начинает умирать…

Жаль богиню. Уже тысячи и тысячи лет она блуждает туда-сюда, из под земли – на небо и наоборот. Распахнуть бы все окна, чтобы ворвался свежий ветер и воскресил меня, нарушил мой покой и мое одиночество.

Но сквозняки только и ждут этого…

…еще одна совершенная глупость…

Или не одна. Говорят, на своих ошибках учатся только дураки, а умные их видимо совсем не совершают. Глупости! Только на собственной шкуре можно прочувствовать всю степень сложившейся проблемы. Как бы тебе ни был близок человек, ты не сможешь понять, насколько ему отвратительно в данный момент.

Все приходит с опытом. Без опыта нет познания. И наоборот. Так что надо ощутить самому всю глубину ситуации, чтобы в следующий раз постараться быть мудрее.

Нет смысла скрывать. Я все еще люблю его. До беспамятства, до боли, до слез. Память дана во благо, но получается так, что она убивает меня. Помню все мельчайшие детали наших встреч. Помню и отчаянно хочу забыть. Пусть мне сотрут воспоминания, иначе я не выдержу.

Не могу вернуться к нему, знаю, чем все закончится. Начинаю ненавидеть синий цвет. И одновременно люблю его все больше.

Мне отвратительно без синего цвета.

Почему я не в психушке? Связали бы, поместили в камеру с мягкими стенами. Можно было бы бросаться на стены и кричать… кричать… Санитары лишь наблюдали бы равнодушно.

Хочется забиться в угол, затаиться на время… На день, два, неделю… не важно. Лишь бы не помнить. Лишь бы он не звонил.

Хочется плакать. Очень. Но я не могу. Слез нет. Надо посмотреть или послушать что-нибудь очень трагическое.

Хочется гулять, хочется влюбиться по уши в другого, по настоящему. Чтобы он не был таким, как Он.… Чтобы не был так красив, надменен и властен. Чтобы… чтобы… чтобы..

Наша любовь была проклята богами. Теперь расплачиваемся оба.

Ты бы меня убил за лишние опасения, за недоверие к тебе… А что… Вся наша жизнь игра. И я послушно играю. Я буду с другим, я не буду с тобой. Быть может в мечтах. В снах.

Надеюсь, скоро я увижу тебя с другой, а ты меня – с другим. И мы пройдем мимо, с равнодушно-гневным видом (да как он (а) посмел (а)!!!), а наши души обернутся и полетят навстречу друг другу, а сердца обольются кровью и будет нестерпимо больно. Но мы пойдем дальше.

Наверное, мне следует избегать таких как ты, потому как ты привык к тому, что тебе подчиняются во всем, и заглядывают в рот. А я просто не способна подчиняться. Я такая, какая есть. Изменению не подлежу. Даже во имя любви.

Жаль.

…На улице выскочил из-за угла, схватил за локоть и усадил в машину. Я уже остыла к тому времени, и мне стало любопытно, что он затеял. Привез в наш загородный дом.

Перед домом я увидела кучу хвороста. Но подойдя поближе, поняла что это… розы. И снежные ирисы. Просто огромная охапка цветов.

Он еще сказал: видишь эти цветы? Это наша любовь.

Потом вытащил зажигалку: а это – наши характеры.

Полил бензином и поджег все это. Было больно смотреть, как горят живые и прекрасные цветы.

Они горели, а мы стояли рядом…

Поссорились через неделю…

Люблю до сих пор. За его уникальность. За тот же сложный и ужасный характер, который одновременно не переношу.

Люблю. Молча…

…Мне нельзя его видеть и слышать. Иначе не выдержу. Начала отвыкать от него. Это уже плюс. Сдвиг в правильном направлении. Моя жизнь уже другая.

Уж слишком это было сильное потрясение. И слепые попытки забыть.

Роковая жизнь. Будто урывками время. Слепящими молниями счастья и боли…

Отпусти меня!!!…»

Дневник выпал из моих ослабевших пальцев. Его спутанное содержание, словно потерявшееся во времени, бессвязным потоком проносились в моей голове. По моему, только неуравновешенный человек мог писать такими обрывочными нервными фразами. Не зря все страницы были испещрены кривыми линиями рисунков и искаженными лицами. И это все Я??? Словно заглянула в замочную скважину чужого дома…

Я ничего не видела из-за пелены слез. Все, во что я свято верила, из-за чего переживала, оказалось ложью. Почему же я была так наивна и слепа все это время? Что же со мной такое происходит? Ведь я отлично помню все наши встречи, наши дни и ночи, полные любви и нежности. Отчего же я не помню всех скандалов и попыток сбежать от него?

Голова кругом. Нужно все-таки съездить к психотерапевту. От нервного потрясения у меня, скорее всего, возникла амнезия. Глупо, конечно. Но иного объяснения я не находила.

Я вытерла лицо. Сейчас мне вдруг захотелось взглянуть на себя в зеркало. Тогда я вспомнила, что зеркал в доме нет. Черт с ним.

Виски закончилось. Снова. Я застонала от презрения к самой себе. В кого я превращаюсь? Пустая бутылка вызывала у меня двойственные чувства. Я решила, что пить и курить пока не буду. Во мне проснулся интерес к жизни. Я захотела выяснить, что происходило на самом деле со мной до трагедии.

В таком случае, мне предстояло найти потерянные шесть страниц. Интуитивно я осознавала важность и необходимость этого, несмотря на подсознательный страх перед неизведанным. Видимо со мной произошло нечто, потрясшее меня до глубины души и рассудка. Поэтому я заранее опасаюсь грядущего. Однако, несмотря на все подозрения, я обязана все выяснить.

Я совершенно не представляла, где можно еще искать страницы, ведь я перевернула весь дом в поисках этих заветных листочков. Могло ли быть так, что я оставила их в городе? Вряд ли…

Судя по своей забывчивости, я могла оставить их где угодно. Причем в самом невероятном месте. Не в бензобаке же…

Я спустилась в подвал.

Темнота приветствовала меня своей тишиной и спокойствием. Мы смотрели друг на друга, и мне все чудилось, что я вот-вот увижу нечто интересное и важное. Я старательно прислушивалась, но что может подсказать тишина?

На сердце стало так тяжело, что я присела на ступеньку, чтобы отдышаться. Машинально, я поднесла руку к груди, чтобы успокоиться. Пальцы нащупали овальный предмет. Я просунула руку через вырез рубашки и извлекла золотую цепочку с кулоном, в виде капли с рубиновыми звездочками. Его подарок. Я никогда не снимала его. Он мне очень нравился. К тому же, его пальцы касались украшения. Значит – оно священно.

Черная рубашка, которая была на мне, также принадлежала ему. Я обожала носить его вещи дома. Таким образом, мне казалось, что мы становимся еще ближе. Я будто чувствую его ауру и состояние. Черный цвет идеально подходил к его синим глазам.

Черный… черный… как смерть. Как паника. Как разлука…

Я заговорила вслух. Будто он мог меня услышать. Слова застревали у меня в горле. С каждым словом я теряла силы. На свое счастье помнила только хорошее. Но дневник помнил иное. Предатель. Я – предательница.

Как же тяжело. Пусто. Больно. И слабость эта… Как течение реки, медленное, но верное.

Я прилегла прямо на лестнице, сжимая кулон, и мечтала. Я притворялась, что он рядом, и я пересказываю ему свою счастливую историю любви, будто он в ней не участвовал.

…Тогда я была застенчивой.

Любила одиночество и своих фарфоровых кукол. Наш дом стоял на берегу моря, среди других домов, и я часто убегала на пляж, чтобы понаблюдать за чайками и голубыми волнами.

Согретая солнцем и убаюканная шепотом набегающей воды, я засыпала в скалах, пока голос моего отца не пробуждал меня. Сначала родители беспокоились, но потом привыкли к тому, что я провожу время у моря. Они всегда знали, где меня можно найти.

Друзей у меня не было, хотя у соседей тоже были дети моего возраста. Но мне было скучно с ними. Они играли все вместе, то в прятки, то в мяч, то в разбойников и пиратов. Иногда я принимала участие в играх, но очень редко. Беготня и суета утомляли меня. И я бежала к морю, чтобы поговорить с ним. Во мне была некая уверенность, что оно расскажет мне многое и принесет удачу.

Моя комната была голубого цвета, с белыми портьерами на окнах и черным стеклянным котом на полке. Там еще была моя кровать, в которой я проводила мало времени, так как предпочитала сидеть на пляже или у окна, чтобы темными ночами наблюдать за сумеречным небом, с блестящей россыпью звезд…

Каникулы пролетали быстро.

Училась я легко, но была так рассеянна, что забывала порой приготовить уроки или придти на школьную вечеринку, на которую меня приглашал какой-нибудь поклонник.

Все они, как один, были подвержены общим стереотипам, касающихся свиданий. Надо пригласить девушку в кино, или в ресторан, потом поцеловать ее в машине и сказать, какая она милашка. После этого девушка должна была чуточку смутиться и пообещать, что в школе они встретятся и пообедают за одним столом, чтобы всем было ясно, что они встречаются.

Так как я не поступала подобным образом, то в школе быстро решили, что я странная и неизвестно чем загордившаяся кокетка. К моей огромной радости, меня перестали приглашать на свидания и придумали прозвище – Снежная королева. Меня это нисколечко не задевало, мне это даже нравилось. Потому что снег – это вода.

Таким образом, мой телефон перестал звонить по вечерам и отвлекать меня от созерцания моря, и неба.

Я покупала книги по астрономии и океанологии, чтобы приблизиться к двум самым прекрасным, загадочным стихиям и понять их как можно лучше. Родители уже были морально готовы, что я уеду в другой город, потому что в нашем городе нужного университета не было.

Получив высший балл при поступлении, я была довольна собой, как никогда. Училась я по-прежнему легко, но самое главное – с радостью. Ведь я выбрала именно то, чем хотела заниматься. На выходные и праздники я всегда приезжала к родителям на своей машине, которую купила в кредит.

Дорога занимала всего полтора часа, и я могла себе позволить навещать родных. Еще я скучала по морю. Слушая мои восторженные рассказы, начиная от географических открытий до исследовательских работ на субмаринах, мне шутливо говорили о том, что я выбрала не совсем ту профессию, что мне надо было стать аквалангистом или моряком.

Сперва я отнекивалась, но потом подобные мысли начали преследовать и меня. Но бросать учебу на середине мне не хотелось. Я решила воплотить свою мечту в жизнь, хотя бы частично, и занялась серфингом.

Теперь, приезжая домой, я не сидела на кухне, слушая сплетни о соседях, а пропадала на берегу с доской. Вначале у меня ничего не получалось. Я постоянно падала, теряя равновесие.

Мне было неясно, каким образом люди не только держатся на воде, но и вытворяют умопомрачительные трюки. Неудачи задевали мое самолюбие, и я рьяно продолжала заниматься, потому что мое упрямство не давало мне расслабиться и забросить начатое.

Сидя на лекциях, я была далеко от изучаемого предмета и представляла себе море. Подобная невнимательность сказывалась на успеваемости, хотя по инерции меня продолжали считать одной из лучших учениц университета. Но когда я завалила экзамен, преподаватель не мог поверить, что я способна на несдачу. Он отправил меня позаниматься, чтобы пересдать нормально.

Мне пришлось взять себя в руки и добить сессию, хотя желание учиться у меня бесследно испарилось. Я осознала, что действительно выбрала не ту профессию. Единственное, что меня радовало, это мои поездки домой, ведь я могла проводить все свободное время на пляже.

Иногда я была близка к победе над самой собой и уже почти летела по воде, как теряла устойчивость и падала.

Падала.

Падала.

Порой, от отчаяния мне хотелось разбить доску о прибрежные камни, но я сдерживала эмоциональные порывы. И однажды я была вознаграждена за старания в полной мере.

Стояла ненастная погода, и море с яростью обрушивало волны на пляж, разбиваясь вдребезги о скалы и отступая обратно, в свои темные глубины. Было объявлено штормовое предупреждение, но меня не могла остановить столь маленькая деталь. Напротив, меня влекло на берег с непреодолимой силой, я жаждала ощутить всю мощь взбесившейся стихии.

Небо было низким и серым, на песок падали крупные капли начинающегося дождя. Вода будто отражалась в небе, приобретя цвет пепла. Она пенилась у моих ног, приглашая меня в свои бурные объятия. Я приняла приглашение.

Доска скользила легко. Я дышала полной грудью. Мне было так хорошо одной среди вздымающихся волн и соленой мокрой пыли, что я приняла окончательное решение бросить университет, хотя мне оставалось полтора года до окончания. Свобода пьянила душу, адреналин кипел в теле, как вода вокруг меня.

И тут я увидела ее.

Гигантская волна поднималась прямо за моей спиной и с грохотом приближалась ко мне, пожирая расстояние между собой и мной в считанные секунды. Я лишь успела развернуть доску таким образом, чтобы вся огромная и тяжелая масса воды не увлекла меня в морскую пучину в первое мгновение нашей встречи. Я чуть согнула колени и доска заскользила под нависающей волной так стремительно, что от восторга у меня закружилась голова.

Я летела вдоль берега, сопровождаемая гулом и грохотом. Сзади меня стояла серо-зеленая стена. Я взмывала по ней то вверх, то вниз, к подошве волны. Упоение дополнялось мыслью о том, что наконец-то у меня получилось сделать то, что не давало мне покоя несколько месяцев. Может, мне повезло, и море благодарит меня таким образом за все мои усилия.

Приближаясь к берегу все ближе, волна начинает оседать, будто сворачиваясь в саму себя. Мне нужно было избежать этого момента, потому что это довольно опасно. Я уже собиралась выйти из-под волны, как вдруг передо мной, откуда ни возьмись, появилось здоровенное бревно и со всего размаха ударилось о доску. Меня подбросило и швырнуло прямо в захлопывающиеся водяные створки. Я ощутила сильное давление, особенно в области головы и груди.

Где-то сверху стоял шум, будто доносящийся издалека. Меня крутило и засасывало вглубь и когда кислорода в легких оставалось всего ничего, некая сила повлекла меня обратно наверх.

К счастью, моя нога была привязана к доске, а доска – сделана из прочного, но легкого материала, который в воде не тонет. Если бы не это, скорее всего я бы уже принадлежала морю не только душевно, но и физически. Я уцепилась за доску, кашляя от соленой и горькой воды. Волосы залепили мне лицо, и я ничего не могла разобрать.

Вокруг по-прежнему все волновалось и рокотало. Я собрала остатки сил и поплыла к песчаной полосе, надеясь добраться до нее прежде, чем новая волна обрушится на мое избитое тело. Море решило преподать мне урок и послало вдогонку еще волну. Она без труда настигла меня и, перед тем, как вышвырнуть на берег, еще немножко поиграла со мной.

Я выползла на отмель, наглотавшись воды, в качестве прощального подарка от моря. Доска болталась где-то рядом, дергая меня за щиколотку. Я попыталась сесть и поняла, что меня сейчас стошнит от головокружения. Поэтому мне пришлось прилечь обратно, предварительно откатившись подальше от гневной стихии. Так мне и надо.

Я лежала на спине, ощущая боль в ноге. Веревка так впивалась в меня, что краем глаза я заметила, что щиколотка кровоточит. Отдышавшись, осторожно присела и тут услышала чей-то крик.

Повернув голову, я увидела приближающегося мужчину. Он бежал по направлению ко мне, с ярко-красной доской в руках. Еще один серфингист. От этой мысли мне стало смешно.

Поэтому, когда он приблизился ко мне вплотную, я заливалась хохотам, внутренне постанывая от боли в ребрах и ногах. Он недоуменно и встревожено посмотрел на меня.

– С Вами все в порядке? Я видел Вас издалека и то, как Вы вдруг исчезли из поля моего зрения.