Текст книги "Он"

Глава 3
Вес

Я не готов так скоро увидеть в окне автобуса очертания Бостона.

От нас до «ТД-гарден» всего полтора часа. «Замороженная четверка» всегда проходит на нейтральной площадке, но если у кого на сей раз и будет преимущество домашнего льда, так это у меня. Я из Бостона, поэтому, сыграв на арене «Брюинз», воплощу в жизнь главную мечту своего детства.

Как и мечту своего папаши. Мало того, что он выпендрится перед своими ублюдочными коллегами, пригласив их на мою игру, так еще и сможет выглядеть героем. Ему даже не придется раскошеливаться на чартер, только на лимузин.

– Знаешь, что мне больше всего нравится в этом финале? – спрашивает с соседнего места Кассель, изучая один из буклетов, розданных нашим менеджером.

– То, что он типа станет международным слетом пакбанниз?[4]4
  Букв. «шайбовые зайки», сленговое название фанаток хоккея.


[Закрыть]

Он фыркает.

– Это само собой. Но я собирался сказать, что нас поселят в нормальный отель, а не в какую-то дешевую дыру рядом с трассой.

– О да. – Хотя этот отель – каким бы он ни был – вряд ли окажется таким же роскошным, как особняк моей семьи на Бикон-Хилл в нескольких милях отсюда. Впрочем, оставлю это соображение при себе. Я не сноб, поскольку знаю, что за деньги ни ума, ни счастья не купишь. Спросите моих родителей.

Следующие полчаса мы проводим в пробках, потому что это Бостон, и, когда, наконец, выгружаемся из автобуса, на часах уже почти пять.

– Снаряжение оставляем! – громко объявляет наш менеджер. – Забираем только личный багаж!

– Нам не надо таскать снарягу? – Кассель испускает восторженный вопль. – Вот это успех, детка! Привыкай, Вес. – Он толкает меня локтем. – В следующем году у тебя в Торонто, наверное, будет персональный помощник, чтобы носить твою клюшку.

Говорить о контракте с НХЛ до конца «Замороженной четверки» рано, и я суеверно меняю тему.

– Было бы круто, чувак. Обожаю, когда парни держатся за мою клюшку.

Мы подхватываем наши сумки, сваленные краснолицым водителем на тротуар. У вращающейся двери отеля пропускаю Касселя вперед, а потом хватаюсь за ручку и запираю его внутри.

Застряв, Кассель через плечо показывает мне фак, я не отпускаю, и тогда он тянется к пряжке ремня, готовясь посветить пятой точкой передо мной и теми бостонцами, которым посчастливилось проходить в эту ветреную апрельскую пятницу мимо отеля.

Я отпускаю дверь, толкаю ее, и она шлепает Касселя по полуголому заду.

Хоккеисты… Реально, в люди нас лучше не выводить.

– Как здесь дела обстоят с баром? – спрашиваю я, когда мы оказываемся в сверкающем лобби.

– Открыт, – отвечает Кассель. – И это единственное, что имеет значение.

– Твоя правда.

Встав всей толпой поодаль, мы ждем, когда менеджер разберется с нашими номерами. Ожидание, однако, обещает затянуться надолго. В лобби людно, народ все прибывает и прибывает.

Из-за наших одинаковых курток все вокруг сплошь бело-зеленое, но тут мое внимание привлекает другой цвет. Оранжевый. А точнее, оранжево-черные куртки парней, которые, вливаясь гурьбой через те же самые двери, толкаются и ведут себя, точно стая накаченных тестостероном гончих. Все это очень знакомо.

А потом мои глаза останавливаются на светловолосой голове. И стены вокруг начинают качаться. Мне хватает одного взгляда, чтобы узнать эту улыбку.

Чтоб меня. Джейми Каннинг будет жить в нашем отеле.

Все мое тело напрягается в ожидании, что он вот-вот обернется. И увидит меня. Но он не оборачивается. Слишком увлечен разговором с товарищем по команде и смеется над чем-то, что говорит ему этот тип.

Раньше он так смеялся вместе со мной. Я не забыл звучание его смеха. Мелодично-беспечного, негромкого, хрипловатого. Ничто не могло выбить Джейми Каннинга из колеи. Он был воплощением ненапряжности – вероятно, из-за того, что был родом из ленивой солнечной Калифорнии.

До этого момента я не осознавал, насколько сильно по нему соскучился.

Заговори с ним – настойчиво требует внутренний голос, но я, оторвав взгляд от Каннинга, заставляю голос замолкнуть. В груди у меня – колоссальная тяжесть вины. Теперь становится еще очевиднее, что я обязан извиниться перед своим старым другом.

Но прямо сейчас я не готов. Только не здесь, не перед этими людьми.

– Черт, тут как на вокзале, – бормочет Кассель.

– Чувак. Мне надо кое за чем сбегать. Пойдешь со мной? – Идея рождается мгновенно, и она отличная.

– Не вопрос.

– Через заднюю дверь, – говорю я, подталкивая его к ближайшему выходу.

На улице я понимаю, что в двух шагах от нас – Фанейл-Холл [5]5
  Историческое здание, достопримечательность Бостона.


[Закрыть]и все продающееся рядом с ним туристическое барахло.

– Идем. – Я тяну Касселя к рядам сувенирных лавок.

– Забыл зубную щетку?

– Не. Надо купить подарок.

– Кому? – Кассель подтягивает лямку сумки на плече повыше.

Я отвечаю не сразу, потому что привык держать воспоминания о Каннинге при себе. Потому что они мои. Каждое лето на шесть недель он становился моим.

– Приятелю, – в конце концов признаюсь я. – Одному из игроков «Рейнер».

– Приятелю. – Кассель многозначительно хмыкает. – Собираешься намутить себе перепихон после завтрашней игры? В какой именно магазин ты меня тащишь?

Чертов Кассель. Надо было оставить его в переполненном лобби.

– Чувак. Ничего такого. – Даже если б я захотел. – Этот парень… Каннинг, их вратарь… мы раньше были друзьями, – неохотно добавляю я. – Пока я все не испортил.

– Ты? Кто бы мог подумать.

– Сам знаю.

Разглядываю витрины, забитые бостонским сувенирным дерьмом, на которое обычно не обращаю внимания. Игрушечные лобстеры, вымпелы «Брюинз», футболки с лого «Тропы свободы» – где-то тут непременно должно быть то, что мне нужно.[6]6
  Исторический пеший маршрут в Бостоне


[Закрыть]

– Пошли. – Жестом зову Касселя в магазинчик с самой кричащей витриной и начинаю изучать полки. Все, что на них лежит – сплошь безвкусица. Беру кукольного Пола Ревира, затем ставлю его на место.[7]7
  Один из героев Американской революции, уроженец Бостона.


[Закрыть]

– Прикольно. – Кассель крутит в руках упаковку презервативов «Ред Сокс».

Я смеюсь, а потом мне приходит в голову идея получше.

– Да уж. Но я ищу кое-что другое. – Что бы я ни выбрал, оно не должно иметь отношения к сексу. Раньше мы обменивались всеми сортами похабных подарков – чем грязнее, тем лучше, – и это было нормально.

Но не теперь.

– Я могу вам чем-то помочь? – Девушка-продавщица одета в колониальное платье с глубоким вырезом и оборками.

– Еще как, куколка. – С самым что ни на есть залихватским видом я облокачиваюсь о прилавок, и глаза продавщицы распахиваются. – У вас есть что-нибудь с котятами?

– С котятами? – Кассель давится смешком. – Нафига?

– Они же тигры, его команда. – Разве не очевидно?

– Конечно! – Мисс Бетси Росс мгновенно оживляется – вероятно, потому, что работа у нее скучная просто пиздец. – Одну секунду.[8]8
  Швея, которая, согласно легенде, сшила первый американский флаг.


[Закрыть]

– А в чем вообще фишка? – Кассель бросает презервативы обратно на полку. – Мне вот ты никогда не покупаешь подарки.

– Мы с Каннингом были друзьями по летнему лагерю. Причем закадычными, хоть и виделись всего полтора месяца в год. – Очень насыщенные полтора месяца. – У тебя были такие друзья?

Кассель качает головой.

– У меня тоже. Ни до, ни после. Но в остальное время года мы не общались. Только переписывались по смс и пересылали друг другу коробку.

– Коробку?

– Ага… – Я потираю подбородок. – Кажется, это началось в день его рождения. Ему исполнялось… четырнадцать, что ли. – Боже. Неужели когда-то нам было так мало? – Я отправил ему совершенно неприличные фиолетовые «джоки». В коробке из-под папиных кубинских сигар.[9]9
  Специальные трусы хоккеистов с открытыми ягодицами и ракушкой для защиты паха, а также разновидность эротического мужского белья похожего кроя.


[Закрыть]

Я до сих пор помню, как заворачивал коробку в коричневую бумагу и с какой тщательностью заклеивал ее, чтобы все дошло в целости и сохранности. Я надеялся, что он откроет ее перед своими приятелями, и те поднимут его на смех.

– Итак, вот что у нас есть! – Бетси Росс возвращается и выкладывает на прилавок все, что она нашла: пенал «Hello Kitty», большого плюшевого кота в футболке «Брюинз» и белые боксеры, усыпанные маленькими котятами.

– Вот это. – Я указываю на боксеры. Белье не было моей целью, но котятки даже нужного оранжевого оттенка. – Так. Еще мне нужна коробка. Вытянутая. Как для сигар.

– Упаковка за отдельную плату, – говорит она после короткой заминки.

– Разумеется. – Я подмигиваю ей, и она, порозовев, украдкой заценивает мои тату, выглядывающие из-за выреза футболки. Как большинство женщин и – что еще лучше – мужчин.

– Сейчас посмотрю, что у нас есть.

Она убегает, а я поворачиваюсь к Касселю, который, жуя жвачку, смотрит на меня так, словно я несу полнейшую белиберду.

– Все равно ничего не понял.

Точно.

– В общем, через пару месяцев мне пришла по почте посылка. Без записки. Та же коробка, которую я отправил ему, но набитая до верха фиолетовыми «Скиттлз».

– Гадость.

– Не-е. Фиолетовые «Скиттлз» – мои любимые. Правда, блин, их было столько, что я целый месяц не мог их съесть. Ну а спустя какое-то время я отправил коробку обратно.

– С чем?

– С чем-то. Уже не помню.

– Что? – Кассель возмущен. – Я думал, у этой истории есть логическая концовка.

– Да нет. Нету. – Ха. До этой секунды я даже не осознавал, что важен был не подарок, лежащий внутри, а сам факт. Как и все подростки, я был по самые уши загружен школой, тренировками и зубрежкой уроков, а с окружающими коммуницировал в основном междометиями и смсками. Когда приходила коробка, это было как Рождество, только лучше. Это значило, что мой друг думает обо мне, что он заморочился и потратил на меня время.

По мере того, как мы взрослели, нелепость шуток стала зашкаливать. Пластмассовая какашка. Подушка-пердушка. Табличка «Пукать запрещено». Мячики-антистресс в виде сисек. Подарок и близко не имел такого значения, как сам акт дарения.

Бетси Росс наконец-то приносит коробку – приблизительно правильного размера, но без откидывающейся крышки, как у нашей старой коробки из-под сигар.

– Годится, – говорю я, хоть и разочарован.

– И что… – Кассель озирается по сторонам. Ему уже скучно. – Ты отправишь ему другую коробку?

– Угу. Придется. Наша старая, кажется, валяется где-то у меня дома. – Не будь я засранцем, я бы знал где. – Я уже давно прервал эту традицию.

– Напишу менеджеру. Может, он уже получил ключи от наших номеров, – говорит Кассель.

– Давай. – Я наблюдаю за тем, как Бетси Росс заворачивает боксеры с котятами в оберточную бумагу и кладет их в коробку.

– Нужна карточка? – спрашивает она, сверкая улыбкой и ложбинкой между грудями.

Увы, милая, на меня это не действует.

– Да, спасибо.

Она протягивает мне ручку, и я, написав на прямоугольнике плотного картона одно слово, бросаю карточку в коробку. Готово. Как только мы вернемся в отель, отправлю подарок ему в номер.

А потом, когда появится возможность отвести Джейми в сторону, попрошу прощения. Урон, нанесенный мною почти четыре года назад, уже никак не исправить. Я не могу отменить ни тот нелепый спор, который навязал ему, ни его очень неловкое завершение. Если б можно было вернуться в прошлое и удержать восемнадцатилетнего себя от того, чтобы ляпнуть ту чушь, я бы сделал это, не раздумывая ни секунды.

Но в прошлое вернуться нельзя. Можно только собраться с духом, пожать ему руку и сказать, что я рад его видеть. Заглянуть в те самые карие глаза, что всегда меня убивали, и попросить прощения за то, что я был таким мудаком. А потом купить ему выпить и попытаться вернуться к спорту и ничего не значащей болтовне. К безопасным темам.

Тот факт, что он был первым парнем, в которого я влюбился, и единственным, кто заставил меня взглянуть в лицо пугающим фактам о себе… что ж, всему этому предстоит остаться невысказанным.

А потом моя команда размажет его команду в финале. Но так уж устроен мир.

Глава 4
Джейми

Впереди нас ждет спокойная ночь в отеле – чем крайне недовольна минимум половина моих одноклубников. Особенно первокурсники и второкурсники, которые попали на «Замороженную четверку» впервые. Они думали, их ждет бесконечный дикий отрыв, но тренер быстро не оставил от их надежд и мокрого места.

Во время ужина, еще до того, как мы успели взять по меню, он изложил нам правила: отбой в десять вечера, никакого алкоголя, никаких наркотиков и никакого буйства.

Старшекурсники знали правила, так что никто особенно не ворчал, пока лифт вез нас на третий этаж, где был блок наших номеров. Завтра нам предстоит играть. А значит, ночью нужно отдохнуть и постараться выспаться.

Нам с Терри достался 343 номер около лестницы, поэтому, когда мы до него добираемся, в коридоре уже никого нет.

За пару шагов до двери мы замираем.

На ковре у порога – коробка. Светло-голубая. Безо всякой обертки, только сверху пришпилена белая карточка с надписью витиеватым курсивом – Джейми Каннингу.

Что за нахер?

Первая мысль – это от мамы из Калифорнии. Но тогда на посылке был бы адрес и штамп, а на карточке – мамин почерк.

– Э… – Терри переминается с ноги на ногу, потом упирается руками в бедра. – Думаешь, это бомба?

Я прыскаю.

– Не знаю. Подойди и приложи к коробке ухо. Скажешь, тикает или нет.

Он тоже прыскает.

– Как это по-дружески, Каннинг, выталкивать на линию огня меня. Ладно, забудь. В конце концов на этой хренотени стоит твое имя.

Мы оба снова утыкаемся взглядом в посылку. Она небольшая, с обувную коробку.

Терри стонет с гримасой притворного ужаса на лице:

– Что в коробке?[10]10
  Отсылка к триллеру Дэвида Финчера.


[Закрыть]

– Вау. Цитируешь «Семь», чувак? – Я искренне впечатлен.

Он усмехается.

– Знаешь, сколько времени я ждал этой возможности? Годы.

Мы еще с полминуты дурачимся, давая друг другу «пять», а затем я наконец-таки поднимаю коробку, поскольку все это, конечно, очень смешно, но мы оба знаем, что ничего опасного в коробке нет. Засунув ее под мышку, я жду, пока Терри откроет дверь. Мы заходим внутрь, он включает свет и направляется к своей кровати, а я плюхаюсь на свою и снимаю с коробки крышку.

Морща лоб, разворачиваю белую оберточную бумагу и вытаскиваю лежащую внутри мягкую ткань.

– Чувак… что за хрень? – восклицает через комнату Терри.

Если б я знал. Смотрю на белые боксеры, усыпанные ярко-оранжевыми котятами, на криво пришитую прямо к паху полосатую кошку, и, когда расправляю их, держа за резинку, из складок вылетает еще одна карточка. На ней всего одно слово.

МЯУ

Твою мать. И тут я узнаю почерк.

Райан Весли.

Не сдержавшись, фыркаю так громко, что у Терри брови ползут на лоб, но я, слишком изумленный и сбитый с толку значением этого подарка, не обращаю внимания.

Коробка. Вес возродил нашу старую шутку. Вот только я без понятия почему. Из нас двоих я отправлял коробку последним. До сих пор помню, как раздувался от гордости за остроумный выбор подарка – набор сосательных леденцов. Потому что… ну как я мог удержаться?

Вес ничего не прислал взамен. Ни разу не позвонил и не написал – ни через смс, ни на бумаге, ни голубиной почтой. За три с половиной года от него не было ни слова.

До этого дня.

– От кого это? – Терри ухмыляется. Нелепый подарок у меня в руках заметно развеселил его.

– От Холли. – Ее имя слетает с моих губ так легко, что меня это удивляет. Не знаю, почему соврал. Ответил бы, что это подарок от старого друга или от соперника, но по какой-то причине у меня не вышло сказать Терри правду.

– Это какая-то ваша интимная шутка или что? Почему она отправила тебе трусы с котятами?

– Ну… Просто иногда она называет меня котенком. – Черт, что я несу.

Терри моментально цепляется за последнее слово.

– Котенком? Твоя девушка называет тебя котенком?

– Она не моя девушка.

Но оправдываться уже бесполезно, потому что он согнулся пополам от смеха, и я готов отвесить себе пинка за то, что подарил ему шикарный повод ржать надо мной до скончания века. Надо было просто сказать, что это от Веса.

Так какого черта я этого не сделал?

– Э… извини-ка. – Давясь хихиканьем, Терри быстрым шагом направляется к двери.

Я прищуриваюсь.

– Ты куда?

– Куда надо, котенок.

У меня в горле застревает вздох.

– Собираешься разболтать всем и каждому, да?

– Точно.

Не успеваю я возразить, как его уже нет, но, честно говоря, мне, в общем-то, все равно. Ну поглумятся надо мной несколько дней. Рано или поздно кто-нибудь из ребят выкинет очередную глупость, и все переключатся на него.

После того, как за Терри захлопывается дверь, я вновь перевожу взгляд на боксеры, и губы растягиваются в улыбке. Чертов Вес. Не знаю, что это значит, но он точно в курсе, что я приехал сюда ради турнира. Может, таким образом он просит прощения? Протягивает оливковую ветвь мира?

Как бы там ни было, мне слишком любопытно, чтобы проигнорировать этот жест. Дотянувшись до телефона, я вызываю лобби, потом зависаю на линии под офигенную Кэти Перри и ее «Roar». И хихикаю, потому что, ну вы поняли… РЕВ. МЯУ.[11]11
  Переводится как «рев».


[Закрыть]

Когда администратор берет трубку, я спрашиваю, в каком номере находится Райан Весли. Если вспомнить море бело-зеленых курток в лобби, можно не сомневаться, что он точно в нашем отеле.

– Сэр, я не имею права предоставлять подобную информацию о гостях.

Ответ заставляет меня на секунду притормозить, ведь Весу же как-то удалось выяснить, в каком номере поселился я. Хотя это же Вес. Наверное, предложил администраторше посмотреть на свои «кубики».

– Сэр? Я могу попробовать соединить вас по телефону.

– Спасибо.

Идут гудки, но никто не отвечает. Что ж, можно попробовать еще одну вещь. Листаю список контактов в телефоне, проверяя, сохранился ли его номер. И обнаруживаю, что да. Очевидно, злости на то, чтобы удалить его, мне не хватило. Я пишу ему три слова: Все блещешь остроумием.

Когда секундой позже мой телефон вибрирует, я готов увидеть уведомление о том, что сообщение доставить не удалось. Что Вес давным-давно сменил номер, огромное, блин, спасибо и до свидания.

Но вижу сообщение: Некоторые вещи не меняются.

И не могу удержаться от мысленного ответа. А некоторые – еще как. Но смысла сучиться нет, и я печатаю вот что: Это был подарок-привет или подарок-иди-нахер-лузер-мы-надерем-вам-задницы?

Его ответ: И то, и то.

Глядя в телефон, я усмехаюсь. Серьезно, мое лицо вот-вот разорвется надвое. Наверное, просто от ностальгии по тем простым временам, когда самыми большими моими проблемами был выбор пиццы и размышления о том, какую очередную нелепость подсунуть своему другу в коробку.

Но мне все равно это нравится, и, по-видимому, поэтому в своем следующем сообщении я пишу: Я, наверное, спущусь ненадолго в бар.

Его ответ: Я уже там.

Ну естественно.

Убрав телефон в карман, открываю сумку. Трачу несколько минут, чтобы постоять под душем и смыть с себя этот длинный день. Мне надо собраться с мыслями. И не помешало бы побриться.

А может, я просто тяну время.

Я не знаю, чего ожидать от Веса. С ним всегда так, что было одной из причин, по которой он так сильно мне нравился. Черт, дружба с ним была похожа на одно огромное приключение. Он втягивал меня в одну безумную ситуацию за другой, и я был счастлив идти за ним.

И делал это так преданно. До безумного конца.

Стоя в гостиничном душе, я глубоко вдыхаю горячий пар. Холли была права. Я и впрямь до сих пор злюсь. Если бы мы поссорились или еще что… тогда, по крайней мере, было бы ясно, почему он перестал со мной общаться.

Но мы не ссорились. Мы просто с его подачи поспорили, кто забьет больше штрафных. И в тот день – в предпоследний день лагеря – мы выстроили шайбы в идеально ровную линию, после чего он пробил пять раз по мне, а я – пять раз по нему.

Штрафные никогда не бывают легкими. Но, когда ты защищаешь сетку от Райана Весли, самого быстрого игрока, против которого когда-либо играл, это адское напряжение. Впрочем, мы тренировались вместе достаточно часто, чтобы я научился предугадывать его лихие броски. Я помню, как рассмеялся, когда отразил первые три. Но затем ему повезло. Совершив обманный маневр, он забил одну шайбу, а потом, благодаря случайному отскоку от стойки, вторую.

Может, кто-то на моем месте и запаниковал бы, пропустив два гола. Но я был спокоен. В конце концов, Вес облажался больше. Мы поменялись местами. Он не привык к вратарскому снаряжению, но, с другой стороны, и я не привык забивать голы. Первые две шайбы я утопил в сетке. Следующие две ему удалось отбить.

Все свелось к одному удару. Внезапно я увидел у него в глазах страх. И нутром почувствовал, что забью.

Я победил. Честно и справедливо. Третья шайба пронеслась мимо его локтя и со свистом влетела в сетку.

Следующие часа три я дал ему потомиться – весь ужин и всю идиотскую церемонию награждения в честь конца лагеря. Все это время Вес был непривычно тих.

И только по возвращении в нашу комнату я позволил-таки ему сорваться с крючка.

– Пожалуй, я заберу свой выигрыш в следующем году, – сказал я со всей небрежностью, на которую только был способен в свои восемнадцать лет. – В июне, наверное. Или в июле. Короче, я дам тебе знать, окей?

Я ждал облегченного вздоха. Было весело в кои-то веки заставить Веса помучиться. Однако его лицо осталось непроницаемым. Он достал свою фляжку из нержавеющей стали и медленно отвинтил крышечку.

– Последняя ночь в лагере, чувак, – сказал он. – Это надо отметить. – Он сделал большой глоток, потом протянул фляжку мне.

Когда я взял ее, в его глазах вспыхнуло нечто, что я не смог распознать.

Виски пошло не очень. По крайней мере, первый глоток. До сих пор мы выпивали за раз одну, максимум две бутылки пива из запасов, припрятанных в наших шкафчиках. Попасться со спиртным или наркотиками значило нажить себе серьезные неприятности. Так что никакой толерантности к алкоголю у меня не было. Ощущая, как внутри разливается хмельное тепло, я услышал, как Вес сказал:

– Давай посмотрим порнуху.

Почти четыре года спустя я стою, дрожа, в гостиничной ванной. Выключаю воду и беру полотенце из стопки.

Похоже, пришло время спуститься вниз и узнать, возможно ли восстановить нашу дружбу. Да, то, что случилось той ночью, было немного безумным, но в целом ничего такого, чтобы вспоминать всю жизнь. Я довольно-таки легко выбросил ту ночь из головы.

Но не Вес. Другого объяснения, почему он отдалился, у меня нет.

Боже, надеюсь, он не станет поднимать эту тему. Бывает такое дерьмо, которое лучше не ворошить. Как по мне, одна-единственная ночь пьяных глупостей не может быть определяющим моментом шестилетней дружбы.

И тем не менее я сильно нервничаю, когда через пять минут спускаюсь на лифте вниз. Меня бесит это ползущее по спине зудящее чувство, ведь нервничаю я очень редко. Наверное, я самый спокойный человек на свете, и это, уверен, объясняется тем, что моя семья – ходячее определение калифорнийцев на расслабоне.

Когда я захожу в бар, там не протолкнуться. Что неудивительно. Сегодня пятница, вечер, и отель из-за турнира забит битком. Все столики заняты. Протискиваясь сквозь толпу, я ищу Веса, но его нигде нет.

Наверное, дурацкая это была идея.

– Прошу прощения, – произношу я спинам бизнесменов, которые стоят в проходе между барной стойкой и столиками, но они над чем-то смеются и не замечают, что загораживают мне путь.

Я уже где-то в секунде от того, чтобы вернуться наверх, как вдруг слышу:

– Салаги.

Всего одно слово, но я моментально узнаю его голос, глубокий с хрипотцой, и внезапно переношусь в прошлое. В те бесконечные летние дни, когда этот голос подкалывал, дразнил и бросал мне вызов.

За его комментарием следует дружный смех, и я, оглянувшись, замечаю его среди столпившихся у дальней стены хоккеистов.

В тот же миг он оборачивается – словно почувствовав, что я здесь. И черт, меня снова отбрасывает во времени. Он совершенно не изменился. И в то же время стал совершенно другим.

У него все те же взлохмаченные темные волосы и небритое лицо, но он стал крупнее. Раздался в плечах и нарастил мышцы, но грузным не стал, хотя, безусловно, с восемнадцатилетним Весом его не сравнить. Золотистая кожа его бицепсов все так же покрыта татуировками, но теперь их намного больше. Еще одна появилась на левой руке. А из-за воротника выглядывает что-то черное, кельтское.

Наблюдая, как я приближаюсь, он болтает с друзьями. Конечно, он в центре внимания. Я и забыл, как он притягивает людей. Его словно подпитывает более высокопробное топливо, чем нас, простых смертных.

Когда он поворачивает голову, «штанга» в его брови ловит свет, серебристую искру всего на оттенок светлее его грифельно-серых глаз. Которые сужаются, когда я наконец-то доплываю до него сквозь людское море.

– Черт, мужик, ты что, осветлил волосы?

Мы больше трех лет не были в одном помещении, а он приветствует меня этим?

– Нет. – Закатив глаза, я опускаюсь на табурет рядом с ним. – Выгорели на солнце.

– По-прежнему серфишь по выходным? – спрашивает Вес.

– Когда есть время. – Я приподнимаю бровь. – А ты по-прежнему по любому поводу спускаешь штаны и светишь своими причиндалами?

Его друзья взрываются гоготом, их смех грохочет в моей груди.

– Черт, значит, он всегда был таким? – говорит кто-то.

Уголки губ Веса дергаются в усмешке.

– Я отказываюсь лишать мир своего дарованного свыше мужского великолепия. – Он кладет на мое плечо свою большую ладонь. Сжимает его. И сразу же убирает руку, но я продолжаю чувствовать на плече тепло.

– Парни, это Джейми Каннинг, мой давний друг и вратарь сопляков из «Рейнера».

– Привет, – говорю я. Потом оглядываюсь в поисках официантки. Мне нужно чем-то занять руки, любым напитком, хоть содовой. Но бар забит под завязку, и нигде поблизости официантки не видно.

Я смотрю на его бокал. Вес пьет что-то шипучее – судя по цвету, колу. Нет, рутбир. Он всегда предпочитал рутбир. Очевидно, их тренер тоже наложил вето на алкоголь.[12]12
  Безалкогольный газированный напиток.


[Закрыть]

Вес поднимает руку, и официантка резко поворачивается в нашу сторону. Он показывает на свой бокал, а она кивает с такой готовностью, словно сам Господь Бог велел ей выполнить его просьбу. Вес благодарит ее своим любимым способом – сверкает улыбкой. А я замечаю, как что-то сверкнуло металлическим блеском.

Он проколол язык. Это тоже что-то новое.

И-и-и… теперь я думаю о его языке. Черт. Последние четыре года молчания внезапно обретают немного больше смысла. Возможно, некоторые пьяные выходки все же способны испортить дружбу.

А может, все это чушь, и если б мы остались друзьями, то смогли бы забыть ту давнюю глупость длиной в час.

Между тем в баре становится слишком жарко. Если официантка принесет мне рутбир, то меня может потянуть им облиться. Да еще и молчание между мной и моим бывшим другом с каждой секундой затягивается все сильнее.

– Столько народу, – через силу говорю я. Совсем тихо.

– Ага. Хочешь? – Он протягивает мне бокал.

Я делаю жадный глоток, и наши глаза встречаются поверх ободка бокала. Его самоуверенность пошатнулась на миллиметр или два. Взгляд задает вопрос. Ну что, как мы протянем следующие полчаса?

Сглотнув, я принимаю решение.

– Как позорно в том месяце «Брюинз» продули «Дакс», а?[13]13
  «Анахайм Дакс», команда из Калифорнии.


[Закрыть]

Его надменность возвращается со скоростью света.

– Вам просто повезло. А в третьем периоде ваш вингер сам споткнулся о свои косолапые ноги.

– С небольшой помощью вашей защиты.

– Ой, да иди ты. Двадцать баксов на то, что «Дакс» в этом году не пройдет дальше четвертьфинала.

– Всего лишь двадцать? – в притворном шоке ахаю я. – Да ты, похоже, боишься. Двадцатка и видео на «YouTube», прославляющее мое величие.

– Заметано, но если проиграешь ты, то запишешь такое видео в футболке «Брюинз».

– Окей. – Я пожимаю плечами. И все – в один момент напряжение в атмосфере начинает спадать.

Появляется официантка – с двумя бокалами рутбира и адресованной Весу голодной улыбкой.

– Спасибо, куколка. – Он протягивает ей двадцатку.

– Дай мне знать, если захочешь что-то еще, – мурлычет она с чересчур откровенным намеком. Господи. У хоккеистов обычно не бывает проблем с интимом, но мой старый друг явно наслаждается тем, какое впечатление производит. Впрочем, она тоже горячая штучка. Роскошная грудь и обаятельная улыбка.

И идеальная попка, которую Вес, однако, не удостаивает и взглядом.

Когда официантка уходит, он раскидывает руки в стороны и ухмыляется группе окружающих его хоккеистов.

– Черт, мы прямо как малолетние телки. Рутбир и имбирный эль – и это в пятницу вечером. Кто-нибудь, позвоните копам. Или давайте, что ли, сыграем в дартс.

– В настольный хоккей! – кричит кто-то. – Я видел стол в игровой комнате.

– Кассель! – Вес хлопает по плечу стоящего рядом парня. – Ну-ка, напомни, кто выиграл в прошлый раз?

– Ты, придурок. Потому что сжульничал на штрафных.

– Кто, я?

Все смеются. Но мои мысли – конечно же – цепляются за слово «штрафные».