Текст книги "Репутация плохой девочки"

Эван выделяется среди других посетителей: одет в черную футболку и черные джинсы, волосы растрепаны ветром, и пахнет от него выхлопными газами мотоцикла.

– Да ладно тебе. – Харрисон, к его чести, воспринимает это вмешательство весьма спокойно. Немного смущенный, он взглядом задает мне вопрос, но сохраняет вежливую улыбку. – Мы хорошо проводим время. Дай леди спокойно доесть свой ужин. Не сомневаюсь, все, о чем вам двоим нужно поговорить, может подождать до завтра.

– Ух ты, черт. – Смеясь, Эван наклоняет голову в мою сторону. – Этот парень серьезно? Где ты его нашла? Джен, ты же фактически встречаешься с нашим учителем естествознания из седьмого класса.

Это стирает дружелюбную улыбку с лица Харрисона.

– Эван, прекрати. – Я хватаю его за руку. – Это совсем не смешно.

– Ладно, я попросил вежливо, – произносит Харрисон. Он встает, и меня одолевают воспоминания обо всех тех случаях, когда копы выгоняли нас с Эваном из заброшенных зданий и с парковок круглосуточных магазинов. – Теперь я хочу, чтобы ты ушел.

– Ничего страшного, – предупреждаю я Харрисона. – Я разберусь.

Все еще держа Эвана за руку, я сжимаю ее сильнее. Ни за что не позволю ему затеять драку посреди ресторана и сесть за решетку потому, что он сломал нос копу.

– Пожалуйста, Эван, – говорю я категорично. – Просто уходи.

Он игнорирует мою просьбу.

– Помнишь, когда-то здесь вместо ресторана был магазин одежды? – Эван наклоняется ближе, проводя пальцами по моей ладони, которая лежит на его руке, и я тут же отдергиваю ее. – Ты рассказала ему о том, как мы трахались в раздевалке, пока дамы, которые не пропускают ни одной церковной проповеди, стояли прямо за дверью, примеряя свои воскресные шляпки?

– Да пошел ты! – Мой голос дрожит от гнева, холодный и ломкий, слова едва слетают с губ, горло сжимается. Я бы дала ему пощечину, если бы не была уверена, что это только подстегнет его. Чем больше эмоций Эван сумеет вытянуть из меня, тем сильнее будет его решимость продолжить свое преследование.

Отодвинувшись от стола, я встаю и мельком замечаю сочувствующий взгляд Харрисона, а затем поворачиваюсь и ухожу.

Я врезаюсь в перила, отделяющие дощатый настил от пляжа внизу, словно автомобиль, влетающий в насыпь. Я бы продолжила идти в сторону океана, ослепленная гневом, если бы это меня не остановило. Хочу что-нибудь бросить. Запустить кирпичом в витрину магазина и услышать, как она разлетится вдребезги. Взять бейсбольную биту в посудную лавку. Все что угодно, лишь бы избавиться от этого беспокойного подергивания рук, от огромного пылающего шара ярости, что пульсирует в груди.

Вдруг я слышу позади себя шаги и сжимаю кулаки. Чья-то рука касается моего плеча, и я замахиваюсь, но замираю на полпути, когда вижу Харрисона, – он поднимает руки в сдающемся жесте.

– О боже, мне так жаль! – Опускаю руки. – Я думала, это Эван.

Харрисон нервно смеется и с облегчением улыбается.

– Не беспокойся. Как раз для таких случаев нужны были все эти курсы по разрешению конфликтов у нас в академии.

Это мило – его стремление отмахиваться от всего с помощью шутки и обильной приторно-сладкой ложки оптимизма. Я совсем не такая.

– Ну а если серьезно, я сожалею обо всем, что там произошло. Это было очень неловко. Я бы придумала для него какое-нибудь оправдание, но Эван и в лучшие свои дни ведет себя как придурок. – Я перегибаюсь через перила, упираясь руками в деревянные перила. – А все, что ты сделал, лишь поздоровался со мной в баре и был дружелюбным. Держу пари, ты не ожидал такой сцены, да? Получил больше, чем рассчитывал.

– Напротив, я прекрасно осознавал, что если приглашу тебя на свидание, то непременно натравлю на себя взбешенного Хартли.

Я приподнимаю бровь.

– О, правда?

– Мы ходили в одну старшую школу, – напоминает он мне; в его тоне слышится ирония, но голос остается нежным. – И у всех были места в первом ряду на шоу Женевьевы и Эвана.

Мои щеки загораются от смущения, и я отвожу глаза. Почему-то знать, что Харрисон являлся свидетелем наших школьных выходок, еще более унизительно, чем это испорченное свидание.

– Эй, не отводи взгляд. У каждого свой опыт за плечами. – Он подходит и прислоняется к перилам рядом со мной. – У всех есть прошлое. Поступки, за которые, будь это в нашей власти, нас бы не судили. Как человек может измениться к лучшему, если не давать ему такой возможности?

Я удивленно оглядываюсь.

– Необычный взгляд для полицейского.

– Да, я часто это слышу.

Мы стоим там еще немного, просто слушая шум волн и наблюдая за тем, как огни набережной отражаются в воде. Я уже намереваюсь взять себя в руки, поднять с земли собственное достоинство и отправиться домой, но Харрисон делает еще одно предложение.

– Хочешь прогуляться? – Он протягивает мне руку, точно все это время собирался с духом. – Я не готов идти домой. Кроме того, мы и до десерта не добрались. Наверняка кафе-мороженое еще открыто.

Мое первое побуждение – отказаться. Пойти домой и продолжить лелеять свой гнев. А потом я вспоминаю, что сказала Алана: если уж решила выбрать другой путь, то пора и вести себя по-другому. Полагаю, следует начать с того, чтобы дать Харрисону шанс изменить мое мнение.

– Звучит заманчиво, – соглашаюсь я.

Мы прогуливаемся по набережной в сторону «Двух шариков», где он покупает пару рожков мороженого. Мы идем дальше, обходя семейные пары. Подростки бегают вокруг и украдкой целуются в тени. Стоит благоухающая ночь с теплым бризом соленого воздуха, который приносит небольшое облегчение от жары. Харрисон держит меня за руку, и, хоть я и позволяю ему, это кажется неправильным. Неестественным. Ничто не сравнится с чувством предвкушения и страстного желания, возникающего от прикосновения к человеку, которого тебе не терпится поцеловать, к тому, от кого рвутся нервы и на кончиках пальцев танцуют языки пламени.

В конце концов мы останавливаемся перед старым отелем. В последний раз, когда я видела это место, оно представляло собой одни развалины: рухнувшие стены, мебель и обломки высыпаны наружу. После урагана «Маяк» оказался практически разрушен. А теперь все выглядит так, словно ничего и не было. Практически новый, со сверкающим белым фасадом и зеленой отделкой, блестящими вставленными окнами и крышей без единого повреждения.

Сейчас, когда этим заведением владеет девушка Купера, мне, вероятно, никогда не разрешат переступить его порог.

– Удивительно, что им удалось сделать с этим местом. – Харрисон восхищается преображением. – Слышал, он должен открыться осенью.

– В детстве я любила это место. На мой шестнадцатый день рождения папа пригласил меня и моих подруг на спа-день. Нам сделали маникюр, уход за лицом и все в таком роде. – Я ухмыляюсь при этом воспоминании. – Служащие дали нам халаты и тапочки, воду с огурцами. Все эти модные штучки. Наверное, прозвучит глупо, но, помню, тогда думала, будто это самое красивое место на свете. Все из темного дерева и латуни, картины на стенах, антикварная мебель. Именно так, по моему мнению, должны выглядеть дворцы изнутри. Ну, знаешь, дети глупые, так что… – Я пожимаю плечами.

– Нет, это не глупо, – уверяет меня Харрисон. – Много лет назад мы устраивали здесь ужин в честь годовщины свадьбы моих бабушки и дедушки. Им подавали изысканную, красивую еду – как для настоящих богачей, поскольку моя семья пожелала организовать для них особую вечеринку, – и дедушка так разозлился, что стал кричать на официанта, чтобы тот просто принес ему обычный мясной рулет. Клянусь, – смеется Харрисон, – он ушел с той вечеринки с таким видом, словно это была худшая ночь в его жизни. А тем временем семья потратила целое состояние, чтобы позволить себе подобное празднество.

Мы обмениваемся еще несколькими историями, и в конце концов он провожает меня обратно к припаркованной возле ресторана машине. Хотя бо́льшая часть моего раздражения из-за устроенной Эваном сцены уже рассеялась, ничто не сделает ту часть ночи менее неловкой.

– Спасибо, – от души благодарю я. – За ужин, но на самом деле за то, что повел себя так мило, хотя и не обязан был.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я отлично провел время. – Серьезное выражение лица Харрисона подтверждает искренность его слов.

– Как ты вообще можешь быть таким? – Меня это сбивает с толку. – Всегда такой позитивный и оптимистичный. Я никогда не встречала никого, похожего на тебя.

Харрисон пожимает плечами.

– Судя по всему, в противном случае приходится разбираться с последствиями, а сталкиваться с этим совсем не хочется. – Как истинный джентльмен, которым он и является, мой спутник открывает мне дверь. Затем неуверенным жестом он предлагает обняться. Честно говоря, какое же облегчение – не устраивать все эти танцы с бубном вокруг поцелуя. – Я бы потом позвонил тебе, если ты не против.

Я не успеваю даже подумать о возможности второго свидания.

– Отойди от машины, – раздается чей-то голос.

Нахмурившись, я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить помощника шерифа Рэндалла, переходящего улицу. Есть в нем что-то подлое. Во взгляде угадывается нестерпимое желание поглумиться над тобой.

– Положи ключи на землю, – командует он.

Ради всего святого! Я прикрываю глаза, когда Рэндалл приближается, светя фонариком мне в лицо.

– Это моя машина. Я не собираюсь угонять ее.

– Я не могу позволить тебе водить машину с нарушениями, – объявляет Рэндалл, кладя руку себе на ремень.

– С нарушениями? – Я смотрю на Харрисона в поисках подтверждения, что это не галлюцинации. Ведь Рэндалл не может говорить всерьез. – Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Расти, – робко начинает Харрисон, – думаю, тут какая-то ошибка.

– Я отчетливо видел, как молодая леди нетвердо стояла на ногах и опиралась на дверь в поисках поддержки.

– Чушь собачья, – выплевываю я. – Больше часа назад я едва притронулась к бокалу вина. Это клевета.

– Расти, я был с ней всю ночь. – Харрисон произносит слова тихо и вежливо, не сыпет угрозами в противовес бессмысленным утверждениям Рэндалла. – Она говорит правду.

– Я уже предупреждал тебя, парень, – издевается Рэндалл с почти злорадной усмешкой. – Ты не захочешь тратить свое время на эту девку. Если она не спит, то наверняка пьяна и выставляет себя на посмешище перед всем городом. – Он издает саркастический смешок. – Если ее выходки посчитать за мили для часто летающих пассажиров, она могла бы заказать кругосветное путешествие. Не так ли, Женевьева?

– Пошел ты, говнюк. – Само собой, я пожалею о своих словах, но все равно не в силах держать рот на замке. Приятно выпустить пар, как бы бесполезно это ни было. В моей голове мелькает краткая фантазия о том, как я достаю его перцовый баллончик и прыскаю ему в лицо.

Едва заметное подобие ухмылки приподнимает уголок рта Рэндалла. Затем, наморщив лоб, он приказывает мне встать за машиной и пройти тест на трезвость.

От потрясения моя челюсть чуть ли не падает на пол.

– Ты же шутишь, да? – протестует Харрисон, который явно начинает понимать, какой придурок этот Рэндалл.

– Нет. – Я скрещиваю руки на груди и подумываю о том, чтобы просто уехать, тем самым провоцируя Рэндалла погнаться за мной. Старые инстинкты бунтарства и неповиновения возвращаются с удвоенной силой. – Это нелепо. Мы оба знаем, что я не пьяна.

– Если ты сию минуту не выполнишь приказ представителя закона, то будешь арестована, – сообщает он мне. Рэндалл практически пускает слюни от мысли надеть на меня наручники.

Я поворачиваюсь к Харрисону, который, хотя и явно встревожен, признает, пожимая плечами, что ничего не может с этим поделать. Неужели? Какой, черт возьми, смысл встречаться с полицейским, если он не в состоянии вытащить тебя из подстроенной стычки с самовлюбленным засранцем?

Однако по-настоящему бесит и действительно выводит меня из себя то, что Рэндаллу нравится все происходящее. Ему нравится использовать свою власть, чтобы унижать меня. Он едва ли не кончает от такой власти.

Не желая затевать ссору на глазах у всех, я подхожу к заднему бамперу и окидываю Рэндалла холодным взглядом.

– Что мне нужно сделать, офицер?

На его лице расплывается улыбка.

– Ты можешь начать с произнесения алфавита. Задом наперед.

Если Рэндалл думает, что это ослабит меня, он жестоко ошибается.

То, что меня не убивает, делает мой гнев сильнее.

Глава двенадцатая

Эван

По какой-то причине эта встреча представлялась в разы лучше в моей голове. Я думал, это будет сногсшибательно, в нашем обычном безумном стиле. По меньшей мере заставит ее засмеяться. Ведь несмотря на то, что Джен раньше создавала мне трудности, она всегда просто перешагивала через это, давала мне повод ревновать и злиться, пока я не срывался и не прибегал, чтобы закинуть ее на плечо и унести куда подальше. Потом мы трахались, и все снова становилось хорошо.

В этот раз так не вышло.

Я запускаю обе руки в волосы и смотрю на темную воду за длинным пирсом. После того как Джен вылетела из ресторана, а тот придурок-кавалер дал мне несколько неубедительных советов оставить ее в покое, я вышел сюда подышать свежим воздухом и заодно привести мысли в порядок. Но пока все, в чем я преуспел, это лишь сокрушаться о том, как сильно я скучаю по Джен.

С усталым вздохом засовываю руки в карманы и ухожу с пирса. Поднимаясь по ступенькам на набережную, где у бордюра припаркован мой байк, я витаю где-то далеко, пока не слышу голос Джен с другой стороны улицы. Она велит полицейскому с направленным на нее фонариком отвалить.

В замешательстве я приподнимаю брови, а затем недовольно хмурюсь. Полицейский держит ее за машиной у всех на виду: Джен раскинула руки, после чего прижимает палец к носу. Тем временем ее слабоумный кавалер стоит там и ничего не делает, пока его спутница неохотно идет по прямой и пересказывает алфавит, бормоча на ходу всякие оскорбления. Даже на расстоянии я вижу унижение на лице Джен. То, как ее взгляд устремлен в пустое пространство улицы.

Я уже на полпути к тому, чтобы помчаться к ней, но затем останавливаю себя. Проклятье! Последнее, что мне сейчас нужно, – это угодить за решетку за то, что я протащил копа лицом по асфальту. Мне бы не удалось выбраться из камеры живым. Кроме того, Купер уже достал со своими предупреждениями по поводу драк: если меня посадят, это даст ему пожизненное разрешение повторять: «Я же тебе говорил», а оно того не сто́ит. Так что я не двигаюсь с места, а только цепляюсь за перила и сжимаю кулаки.

Я узнаю Расти Рэндалла, хотя и не очень хорошо с ним знаком. Просто у него репутация мерзавца вдобавок к не такой уж и тайной проблеме с выпивкой. Однако, к чести Джен, она относится к испытанию как олимпийская чемпионка, никому не позволяя увидеть ее слабые стороны.

И все же у меня все внутри переворачивается из-за этой унизительной картины. Десятки людей, проходя мимо, пялятся на Джен. Она была абсолютно трезва, когда я видел ее час назад. И по тому, как легко ей удается справиться с тестом, ясно, что она не заскочила в бар, чтобы пропустить по стаканчику после того, как вышла из ресторана. А это значит, что Рэндалл ведет себя как мудак просто из собственной прихоти.

Наконец после короткого разговора ей разрешают сесть в машину. Я с удовлетворением отмечаю, что, уходя, она едва бросает взгляд на своего воздыхателя в рубашке поло.

Я быстро сажусь на мотоцикл, чтобы последовать за ней, но стараюсь держаться на расстоянии. Просто хочу убедиться, что она доберется домой без происшествий. Однако через некоторое время понимаю, что мы направляемся не к ее дому. Оставляем огни города позади и едем на север вдоль побережья, где людей становится все меньше, а над головой появляются звезды. Вскоре мы сворачиваем на двухполосную дорогу, проходящую через темный пролесок, где луна над заливом мелькает краткими проблесками сквозь деревья.

В конце концов Джен съезжает на грунтовую обочину рядом с узкой тропинкой, которую можно найти, только если знаешь, что она там есть, даже при дневном свете. Джен выходит из машины, достает из багажника одеяло и идет между деревьями. Я жду несколько минут, прежде чем последовать за ней. Тропинка приводит меня туда, где растительность уступает место песчаному пляжу. Джен сидит здесь на бревне, выброшенном на берег.

Она поднимает голову, когда слышит мои шаги.

– У тебя дерьмово получается следить за людьми.

Расцениваю это как приглашение составить ей компанию.

– Я отбросил попытки заниматься этим после того, как понял, куда мы едем.

– Я пришла сюда не для того, чтобы встретиться с тобой. – Завернувшись в одеяло, накинутое на плечи, Джен зарывается пальцами ног в прохладный песок. – Сюда я прихожу подумать. Или так было раньше.

То, что она выбрала это место, бьет меня прямо в грудь. Ведь это наше место. Так повелось с самого начала. Оно стало нашим секретным убежищем для непредвиденных свиданий после побега от копов, укромным уголком для поцелуев, когда нас наказывали, а мы все равно под покровом ночи выбирались из дома. Наше тайное укрытие. Даже Купер не знает, что я прихожу сюда.

– Я видел, что там произошло, – признаюсь ей. Силуэт Джен едва различим во тьме. Здесь так темно, что лунный свет рассеивается еще до того, как достигает земли. Однако звезды ярко горят на небосклоне. – Что все это значит?

– Ничего. Просто один придурок доставляет мне неприятности.

– Это был Рэндалл, да? Разве не у него ты раньше подрабатывала нянькой? – Он не был таким уж очаровательным парнем или типа того, но я помню, как раз или два он спустил на тормозах наши проделки в старших классах, когда другие копы нам что-то предъявляли. Этакая взаимопомощь.

– Да, что ж, все меняется, – ее голос язвительный и напряженный.

Джен пока не вдается в подробности, да я и не настаиваю. Кое-что пришлось усвоить давным-давно: она станет говорить, когда пожелает. Джен как запертый ящик: ничто не войдет и не выйдет наружу, если она сама того не захочет. Можно потратить всю жизнь, стараясь залезть ей в душу, но в итоге остаться ни с чем.

Поэтому я молча жду и прислушиваюсь. Проходит несколько минут, прежде чем Джен вздыхает.

– Незадолго до своего отъезда из города я разрушила семью Рэндалла.

Я наклоняю голову.

– Как ты умудрилась?

Хриплым от усталости голосом она рассказывает, как ублюдок напал на нее в баре после того, как ему не удалось склонить ее к сексу на парковке. Мои кулаки сжимаются с такой силой, что хрустят костяшки пальцев. Меня оглушает желание что-нибудь ударить. Разорвать его в клочья. Но я не смею пошевелиться, ведь хочу услышать все до конца.

– Вернувшись домой после закрытия бара, я могла думать только об одном. О мести. Я была в ярости, – продолжает Джен. – Дом Рэндаллов находился всего в нескольких кварталах отсюда, так что мне взбрело в голову притащиться туда в три часа ночи. Следующее, что я помню, – как колочу в дверь, волосы мокрые от пота, косметика растеклась. Его жена Кайла открыла дверь и замерла от неожиданности. Я протиснулась мимо нее и начала кричать посреди гостиной, пока Расти не спустился вниз.

Не упускаю из виду глубокую морщинку, прорезавшую ее лоб от стыда. Мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не потянуться и не взять Джен за руку.

– Я все выложила как на духу, как ее подлый муж пытался соблазнить меня, а потом напал в баре. Как все в городе, кроме нее, знают, что он спит с кем попало за ее спиной. Рэндалл, конечно, все отрицал. Заявил, что я сама пришла к нему. Брошенная ревнивая девчонка, – Джен невесело смеется. – Я вела себя как сумасшедшая, орала и, вероятно, походила на утопленницу. А тем временем их четверо детей в ужасе выглядывали из коридора. У Кайлы не было причин мне верить, поэтому она велела мне убираться к черту из ее дома.

Я бы хотел узнать о случившемся раньше и быть рядом с ней. У меня была бы возможность остановить все это. Удержать ее от побега. Теперь я не уверен, что хуже. Все это время я гадал, что заставило ее уехать. А сейчас понимаю, что, если бы просто находился тогда рядом и поддержал ее, мы бы не потратили впустую последний год нашей жизни.

– На следующее утро я проснулась с чудовищным похмельем и четкими воспоминаниями о том, что сделала. О каждой ужасной минуте моего морального падения. Было бы менее унизительно поджечь его патрульную машину. По крайней мере, тогда у меня все еще оставалось бы самоуважение. Я не могла вынести стыда и раскаяния. Не из-за этого мерзкого придурка, а из-за того, что ворвалась в дом бедной женщины и испугала ее детей. Кайла не заслужила подобного. Она была хорошей, всегда с добротой относилась ко мне. Ее единственная вина заключалась в том, что она вышла замуж за настоящего подонка и не знала ничего лучше.

– Я бы убил его, – говорю я, теперь изрядно сожалея, что не вмешался, когда тот схватил ее на набережной. – Избил бы до полусмерти и выкинул в море.

Желание вскочить на байк и найти Рэндалла почти непреодолимо и грызет изнутри. За считаные секунды в моей голове проносится целый ряд жестоких сцен. Как я выбиваю ему все зубы. Ломаю пальцы, как спички. Засовываю его яйца под заднее колесо мотоцикла. И это все лишь начало. Потому что абсолютно никто, черт возьми, не смеет поднять руку на мою Женевьеву.

Я ненавижу то, что он с ней сделал. Не только в ту ночь, когда Рэндалл в последний раз проявил силу, но и то, как она смирилась с поражением, как устало теперь звучит ее голос. Это разрывает мне сердце, от чего боль за Джен становится почти невыносимой. Ведь уже ничего не поделать. За исключением того, чтобы надрать ему зад и провести следующие двадцать лет в тюрьме, я не знаю, как все исправить.

– Жаль, что ты мне не рассказала, – шепчу я.

– Я… – Джен на мгновение замолкает. – Я никому не говорила, – заканчивает она.

И все же у меня появляется подозрение, что она собиралась сказать что-то еще.

– По большей части из-за этого я и уехала, – признается Джен. – Не только из-за Рэндалла, но и из-за его жены и детей. Я не могла вынести мысли о прогулке по городу, понимая, что люди услышат о произошедшем, о том, какой стервой я себя выставила и что разрушила семью.

– Ой, да к черту это. – Я решительно качаю головой. – В задницу его. Ты оказала Кайле услугу. И чем раньше дети узнают, что их отец – свихнувшийся ублюдок, тем лучше. Поверь мне, он сам напросился.

Я не испытываю к нему сочувствия, и она не должна.

Нерешительное «да» – это все, что Джен бормочет в ответ. И все, чего я хочу, – это облегчить ее жизнь. Убрать мусор, который засоряет ее голову. Помочь ей снова дышать. А потом мне приходит в голову, что сегодня я не очень-то помог. Ее вечер превратился в ад еще до вмешательства Рэндалла, и это полностью моя вина.

– Прости, – грубым тоном произношу я. – За то, что сорвал твое свидание. Я не мог ясно мыслить.

– Да неужели?

– Сомневаюсь, что вообще когда-либо мог ясно мыслить, когда дело касалось тебя. По правде говоря, со мной уже около года не все в порядке.

– Я не могу нести ответственность за твое счастье, Эван. Мне едва удается постоять за себя.

– Я не это имел в виду. Когда ты уехала, моя жизнь круто изменилась. Как если бы Купер внезапно испарился. Точно огромный кусок откололся от меня и просто исчез. – Я провожу рукой по лицу. – Много чего было связано с «нами». А потом ты возвращаешься, и у меня все сжимается внутри. Вроде вот ты здесь, но на самом деле далеко, не вернулась окончательно. И я не представляю, как расставить все по своим местам, как это было раньше, поэтому я постоянно не в духе.

К горлу подкатывает паника. Сколько себя помню, я был безнадежен влюблен в эту девушку. Выворачивал себя наизнанку, лишь бы привлечь ее внимание. Всегда боялся, что однажды она поймет, какой я неудачник, осознает, что у нее всегда есть возможность добиться большего. В прошлом году я решил, будто Джен наконец пришла к такому выводу, но, оказалось, я был идиотом, возомнившим, что ее уход как-то связан с моей тупой задницей.

– Я не пытаюсь причинить тебе боль, – мягко говорит она.

На нас опускается тишина. Без напряжения и неловкости, ведь такого у нас с Джен никогда не бывает, даже когда мы собираемся поубивать друг друга.

– Я помню, когда впервые осознал, что хочу поцеловать тебя. – Я нарушаю тишину, не совсем уверенный, откуда вообще тогда взялось то новое чувство. Но воспоминание такое яркое. Это произошло летом перед восьмым классом. Я неделями выставлял себя дураком, пытаясь произвести на Джен впечатление, рассмешить ее. Я еще не понимал, что именно так начинается влюбленность. Когда дружба превращается во влечение. – За несколько недель до того, как мы пошли в восьмой класс, все тусили на пляже, ныряли со старого пирса.

Джен тихо смеется.

– Боже, эта штука была смертельной ловушкой.

Так и есть. Тот ветхий деревянный пирс наполовину утонул в волнах и разваливался на части. Жертва урагана, случившегося много лет назад, он был усеян ржавыми гвоздями и щепками. В какой-то момент старшеклассники вытащили металлическую лестницу на ту часть пирса, которая все еще стояла, и привязали ее к пилону веревками для тарзанки. Это был своего рода обряд посвящения – выплыть сквозь грохочущие волны, взобраться на шаткую конструкцию и спрыгнуть с верхних перил. Тогда все, что требовалось, это не позволить волнам отбросить вас назад к пилонам, покрытым ракушками, которые сорвали бы плоть с ваших костей.

– Там был один девятиклассник – Джаред, или Джексон, или как там его. Он флиртовал с тобой весь день, делал сальто с пирса, всячески выделывался и старался показаться чертовски смелым. Хвастался типа: эй, посмотри на меня, я такой крутой. В итоге ты подбила его прыгнуть на один из пилонов с пирса. Настоящее безумие – десятифутовый прыжок к однофутовой мишени, а прямо под ним из воды торчали раскуроченные зазубренные куски. К тому же волны тогда были просто бешеными. – Я ухмыляюсь. – Внезапно с того чувака сошла вся спесь. Он начал придумывать оправдания и прочее дерьмо. И пока все стыдили его за то, что он струсил, ты разбежалась и взлетела в воздух. Долю секунды я смотрел на Купера с таким видом, словно думал: «О черт, нам придется прыгнуть за ней и вытащить обратно на берег, когда она сломает шею или на что-нибудь наткнется». Но ты справилась. Идеально приземлилась. Это была самая крутая вещь, которую я когда-либо видел.

Она тихо смеется, предаваясь вместе со мной воспоминаниям.

– Меня ужалила медуза после того, как я спрыгнула вниз. Но мне следовало вести себя спокойно, ты ведь понимаешь. Не хотелось выглядеть идиоткой из-за того, что прыгнула туда.

– Да, наверное, хорошая идея. А то бы тебя встретила целая куча мальчишек-извращенцев, которые стали бы высовывать свои крошечные члены, чтобы пописать тебе на ногу и облегчить страдания.

Мы оба содрогаемся от отвращения, но радуемся, что избежали такого развития событий.

– Однако в тот день ты меня не поцеловал, – отмечает Джен. – Почему?

– Потому что ты чертовски пугала.

– Оу, – она смеется, добродушно толкая меня локтем в плечо.

– Да, к тому времени мы уже много лет были друзьями, но, когда понимаешь, что влюблен в кого-то, ты как будто начинаешь все с нуля. Я не знал, как к тебе подступиться.

– Но потом ты разобрался.

Джен ерзает рядом со мной, и я чувствую, как меняется атмосфера между нами: воздух словно начинает потрескивать. Что-то определенно происходит. Джен не произносит ни слова, но я догадываюсь, что она решает больше не злиться на меня.

– Ты не оставила мне выбора, – признаюсь ей. – Я бы из кожи вон вылез, если бы не узнал, каковы твои губы на вкус.

– Может, тебе и следовало это сделать. – Одеяло спадает с ее плеч. Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Извести себя. Избавить нас обоих от сложностей.

– Поверь, нет такого вероятного исхода, – я делаю жест между нами, – где мы не были бы вместе, Фред. Ни в какой параллельной вселенной. Я могу сказать тебе это наверняка.

– И плевать на последствия?

– Да, – произношу я без колебаний.

– Пока все вокруг полыхает огнем?

– Обожаю. – Ведь все остальное не важно, когда она со мной. Ничего не важно. Джен для меня все, и даже больше.

– С нами что-то не так, – бормочет она, пододвигаясь ко мне, пока я не начинаю ощущать, как ее рука касается моей. Ее волосы развеваются на ветру, задевая мое плечо. – Это не должно так ощущаться.

– А как должно? – Я не имею ни малейшего представления, что все это значит, но мои чувства к ней ни за что бы не изменились.

– Не знаю, но не настолько сильно.

Я больше не могу сопротивляться своему желанию. Протягиваю руку, чтобы осторожно заправить ей волосы за ухо, затем провожу пальцами по длинным мягким прядям у нее на затылке. Джен наклоняет голову навстречу моим прикосновениям.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – мой голос звучит хрипло.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

– Ты ведь понимаешь, что произойдет, если я это сделаю, Джен.

В ее глазах вспыхивает пламя, в этих ярко-синих глубинах, которые никогда не перестанут притягивать меня.

– Да? И что произойдет? – спрашивает Джен, и легкий изгиб ее губ подсказывает мне, что она уже знает ответ, но хочет услышать его от меня.

– Я поцелую тебя, – большим пальцем глажу ее по волосам. – А потом… потом ты попросишь трахнуть тебя.

У нее перехватывает дыхание.

– А дальше? – Она дрожит.

– Ты знаешь. – Я сглатываю, преодолевая внезапный приступ чистого плотского искушения. – Я никогда не смогу отказать тебе.

– Мне знакомо это чувство, – говорит она, а затем ее губы касаются моих, и с этого момента я больше себя не контролирую. Мы становимся единым существом со своим собственным разумом, отдаемся друг другу с такой силой, словно сейчас потеряем сознание. Джен прикусывает мою губу с тихим стоном, хватая меня за футболку. Я тверд как скала и уже готов оказаться внутри нее, но не желаю, чтобы это быстро закончилось.

– Позволь мне попробовать тебя на вкус, – шепчу я.

Откинувшись на бревно и накрывшись одеялом, она разводит ноги, открываясь передо мной и предлагая себя, чего я так отчаянно жажду. Даже не пытаясь быть вежливым, я стягиваю с нее кружевные трусики, засовываю их в карман и закидываю ее ногу себе на плечо.

– Я скучал по этому, – признаюсь со счастливым стоном.

Боже, как же скучал. По тому, как Джен дергает меня за волосы, когда я посасываю ее клитор, как она выгибает спину, пока трется о мое лицо, когда провожу языком по ее нежной плоти. Я скучал по ее тихим всхлипам удовольствия. Ее пальцам, запутавшимся у меня в волосах.

Подтягиваю ее колени к груди и раздвигаю их, пока Джен дрожит у моего рта. Она молчит, почти затаив дыхание. По крайней мере, до тех пор, пока я не ввожу в нее два пальца. Затем неудержимо стонет, и это почти несправедливо, как быстро она кончает. Мне хочется, чтобы для нее это длилось вечно, но я отчаянно желаю увидеть, как она содрогается от оргазма.