Текст книги "Баба Яга, костяная нога"

Седой щуплый дядечка скромно присел рядышком. Росточка невысокого, на полголовы ниже невесты, улыбчивый. Этакий аэропортовский домовенок.

–Очень приятно. Кружки есть?

–Конечно. А что у нас сегодня за праздник?

–Просто хочу познакомиться. Меня зовут Тамара. Я работаю на этом участке. Надеюсь мы подружимся.

–Не так уж часто с нами хотят дружить,– с усмешкой сказал только что подошедший Максимилиан, немного экзотический, даже несколько вызывающе-ярко одетый мужчина, как будто в цирке работает.– Присоединиться можно?

–Тамарочка,– заулыбался Сенечка.– А я между прочим на все руки мастер. Если чего надо, только скажи. Я же все могу.

–Даже документы подделывать,– добавил развалившийся на вокзальном кресле Вахтанг.

–Сенечка, я непременно спрошу у своих. Может им чего нужно. Знаете, а я рада. Вы такие тут забавные.

Ну и напарница попалась мне. Чисто по-человечески я конечно понимаю желание, то есть нежелание людей устраивать очередное стахановское движение. Да и начальство понимает, что от наемной рабочей силы трудового героизма не дождешься. Как бы они не злобствовали, как бы не проверяли, люди все равно найдут лазейку. Но… какие-то пределы должны быть… мы же все сюда работать пришли… Почему-то некоторые люди определенно сходят с ума от мусорки. Никак не пойму, что такого притягательного разглядела в мусоре приличная с виду дамочка, уроженка далекого прикамья с экзотическим именем Альфия. После первой же подачки мусорщиков у нее стремительно начало развиваться косоглазие. Поначалу она еще пыталась уделять внимание выделенному ей рабочему месту. Правый глаз тогда еще смотрел прямо, но левый своевольник упрямо таращился на заветную дверь. Через неделю Альфия с трудом заставляла себя выползти из служебного помещения. Ее рабочего интузиазма хватало лишь на то, чтобы минут пять посайгачить по вверенной территории и быстро обратно. Усядется в подсобке лицом к двери, упрется в нее взглядом, то есть переводит себя в режим ожидания. Тут главное не пропустить момент прихода мусорщиков и сразу хапнуть чего-нибудь побольше. Самым страшным кошмаром для нее в такие моменты было неожиданное и несвоевременное появление в подсобке коллег, которые ей представлялись конкурентами и даже врагами. Ну, в конце концов, мы ведь тоже хотим иногда отдохнуть! Зайдешь… только и видишь ее недовольную рожу. То она в сумки чего-то уталкивает, то жрет, выпучив глаза от натуги. Видать торопится, куски слишком большие в рот пихает, давится от усердия, аж слюни выдавливаются. Может это болезнь какая-то мусорная, вроде лихорадки. И больные уже не могут себя контролировать. А как еще можно объяснить подобный бзик? Я тоже, между прочим, не миллионерша, живу скромно, но чтобы вот так, чуть ли не горло перегрызать за объедки… Я специально как-то у мусорщиков поинтересовалась: чего они такое загадочное таскают, что у нашей Альфии лицо местами дергаться начинает. Вероятно скулы от счастья сводит. От страха, что кто-то из нас вырвет у нее изо рта кусок сладкий, уже переругалась со всеми. А это всего лишь помои, то, что из кафешек местных выкинули, то, что люди не доели. Что хорошее, так по своим расходится. И видать добра там всякого полно, судя по огромным баулам после окончания вахты, поэтому должность мусорщика и пользуется особой популярностью у приезжих работников. А мусорные бачки они милостиво уступили Альфие. Полностью! Неслыханная щедрость! Наверное от счастья тоже сдохнуть можно. Иногда еще и вещи кое-какие перепадают. Аэропорт диктует свои порядки. Кругом висят списки вещей, которые разрещено провозить. Все лишнее изымается и отправляется в мусорку. А мусорщики, они как волки, то есть санитары леса, тоже об экологии заботятся. Чего добро выкидывать, если дома ждет семья, куча родни, соседи, приятели… Альфия, понятно, к раздаче не приглашалась. Лишь крохи доставались. Не первой свежести, уже пользованные, мятые, испачканные в мусорном ассорти. Водичка отпитая, йогурт попробованный… А самое большое счастье– это если кто-то из пассажиров вдруг что-нибудь забудет. У нее шапок мужских, наверное, целая коллекция. Всю деревню обеспечит, лишь бы постирать догадалась. Шампуни иногда ей перепадали, крема какие-то, что-то там из парфюмерии. Альфия даже не пытается понять чего хапнула. Один раз мы чуть ли не в шоковом состоянии наблюдали как она… вот знаете, словно в замедленной съемке… откручивает пробку, подносит флакончик ко рту… я уже не помню, кто первый из нас опомнился, выбил « газировку» из рук. Кажется это было чистящее средство. Новомодное, крутое, но все равно отрава. Я у дочки моей такое же видела, хоть и не поняла ничего. То ли она компьютер свой протирает им, то ли стол, а может окна… За рубежом умеют оформлять красиво. Надписи там всякие иностранные… Нормальные-то люди сначала поинтересуются, а эта дура все в рот тащит… В конце концов сняли ее с этого участка. Лопнуло терпение у нашей администраторши. Перевели Альфию на другое, более почетное место. Теперь она будет прибираться в зале для крутых бизнесменов. Работа там полегче, больше почета. Одна беда– мусорка стала недосягаемой.

Рудольф

Опять знакомая тропинка. Сколько раз мне уже снился этот сон. Чего меня все время сюда тянет? Как будто ничего не происходит. Я иду по тропинке, вижу море туманное, а ближе подойти боюсь. Странно даже. Чтобы я и боялась… Помню как-то муж приперся домой… да чего там приперся… на бровях задом наперед приполз. Начал мне чего-то высказывать, угрожать… О-о, я помню это почти звериное бешенство, вспыхнувшее словно хворост сухой. Я горбатилась весь день на работе, вечером грядки прополола. Ко всему прочему дочка приболела. Едва ее угомонила. А тут какое-то пьяное дерьмо смеет мне претензии предъявлять!.. Что-то он углядел в моих глазах… хотя… себя-то чего обманывать. Я бы убила его в тот вечер. Отстраненно думается об этом. И сейчас, и тогда. Приходит понимание или

это точка невозврата… После этого мы очень быстро развелись. И это правильно. Муж терпел, пытался приспособиться, пока не стал бояться… Еще случай помню. После танцев поздно возвращалась. Чего меня одну через пустырь понесло? Наверное лень обходить было… А там пять озабоченных придурков. Все местные, давно меня знают, да, видать, выросшие хотелки не посчитали нужным посоветоваться с их куцыми мозгами… Я схватила первую попавшуюся железяку, что в изобилии валялись там… И опять вспыхнувшая злоба… Шавки уличные! Только и умеют, что издали тявкать!.. Они здорово тогда перетрусили, прощения потом просили… Не понимаю, откуда у меня взялась уверенность, что я сильнее их… Это даже наш председатель чувствовал, всегда соглашался со мной, правда и в накладе не оставался. Вероятно я везучая. Шутя цифры продиктовала, а он главный приз выиграл. Со мной не поделился, да и не так уж и важны для меня были деньги. Сама выкручивалась, не голодала, не побиралась. Все время стремилась к чему-то… чему-то непонятному. Находила вроде и вскоре понимала, что снова ошиблась. Так до сих пор и не знаю, что же мне действительно нужно. Тоска неясная на душе, как и этот странный сон: жить не мешает, но и пользы никакой.

Может хватит уже бояться своих страхов? Что ты там углядела в морском тумане? Ничего не видно. И что? Ты, дорогуша, живешь в таком мире, где страх перед сгустком тумана вызывает лишь снисходительные улыбки. Надо просто пойти и посмотреть. Хватит с меня этих загадок. В конце концов имею я право отдохнуть после работы! Я решительным шагом направилась… опаньки, тропинка исчезла вместе с туманом. Я оказалась на берегу. Вокруг камни большие, что изъеденные кариесом зубы. На них вороны сидят, на меня недобро поглядывают.

–Только попробуй каркнуть! Клюв оторву!– Я уже начала нервничать. Птичка тут же отвернулась. Якобы она не при чем, своими делами занята…

Я огляделась. Пустынный берег, море туманное и камни. Много камней… Да уж, пейзажик не из приветливых. Благо, хоть пернатые тут не все оккупировали. Передохнуть бы…

Он сидел на камне в этакой вольной позе, вроде как хозяин. Костюм старинный. Сейчас такие не носят. Сапоги высокие. Лицо хмурое… и сам весь… как будто каменный… Господи, как же он красив! Нет, это не то, что у нас… мужчина вообще не должен быть красивым… разве что молодая клубничка со сливками… так, чисто ради десерта. Нет, это была суровая красота и такая неистовая мужская сила… Сердце мое, обезумев, черт знает что вытворяло. Того и гляди, ребра мне переломает и наружу выскочит. Вот только куда оно дальше рванет: к нему или о него? Это же сплошные квадраты, острые углы и полнейшее пренебрежение к тому, что может сгладить их. Ближе даже подходить не стоит– можно порезаться. Светлые волосы, голубые, отливающие сталью, глаза. С виду вроде спокойные, но если приглядеться внимательно… пронзительно-напряженные, холодные, не оставляющие ни единого шанса…

–Вот это зверюга,– отметила я.– Скотина бешеная.

–Зачем же так откровенно,– услышала я в ответ насмешливый голос.– Ну, здравствуй, несчастье мое.

Чей это голос? Мужчина даже не шелохнулся… Ужас! Он смотрел на меня!

Вернее нагло осматривал меня с головы до ног. Губы незнакомца были сердито сжаты, а взгляд был просто оскорбительным. Я охнула от неожиданности, смутилась, но ненадолго, лишь на пару секунд. Конечно, ночная сорочка– это не бальное платье, да и я уже не первой свежести, но все равно этому каменному истукану не мешало бы вспомнить о приличии. В конце концов я женщина! Похоже его тут вороны воспитывали! Еще и хохочет! Чего тут смешного… Господи, он кажется слышит о чем я думаю!

–Да, слышу. Дошло наконец? И как тебя зовут на этот раз?

–Что значит на этот раз? Я как была Тамарой, так и осталась, даже во сне. И, между прочим, это мой сон. Я тебя сюда не приглашала и вообще впервые вижу. Кто дал тебе право так нагло вести себя! Это ты воронам своим можешь хамить, мужлан неотесанный!

Опять хохочет.

–Крепче держись, а то с насеста своего слетишь. Дикарь каменный!

Он вдруг стал серьезным.

–Странно, я не чувствую твоей злости.

–Что, желаешь почувствовать? Я могу это устроить!

–Нет, не желаю. А ты изменилась… Значит Тамара… А меня все также зовут Рудольфом, хоть ты и не помнишь.

–А мы что, знакомы?

–Раньше бы я сказал « к сожалению». Да, мы знакомы, давно знакомы. Почему-то судьбе было угодно, чтобы мы снова встретились, хоть я и старался избежать этого.

–Зачем позвал меня, душа мятежная?

Белый старец вышел из тумана. Всегда белый: волосы, борода, свободная одежда… образ туманный без имени.

–Приветствую тебя, куратор. Я опять ее встретил.

–Мне это известно.

–Отпусти меня.

–К ней?

–Да. Она изменилась.

–Или это твоя решимость ослабла. Ты сам просил избавить тебя от этой чудовищной связи. Я выполнил твое желание. Вас развели. И даже предложили другой, более благополучный вариант, чтобы ты окреп. Да, это не твой путь. Ты силен и в опеке не нуждаешься. Тебе хотели дать возможность отдохнуть, но ты замкнулся. Спрятался в маленьком мирке, все таком же пустом и холодном. Твои эксперименты с оболочками не смогли оживить его.

–Да, знаю. Поэтому и позвал тебя.

Старец покачал головой.

–Настаивать я не имею права, но и не одобряю твоего решения. Почему тебя заинтересовали ее изменения. Совсем недавно ты даже слышать о ней не желал.

–Изменения? Нет, учитель, не в них причина. Я люблю ее.

–Разве это любовь? Разве можно назвать любовью животную страсть, загнавшую тебя в постыдное рабство?

–Возможно и рабство, не буду спорить. Ненависть, вражда лютая… Думал я, что это и есть зло. Безумец! Любить ее– самая страшная пытка, боль непреодолимая. Я погибаю, медленно умираю каждый миг своего бессмысленного существования.

–И все же отказываешься от нашей помощи. Ладно, я уже сказал, что не буду

препятствовать.– Легким жестом создал из тумана песочные часы.– Пока сыплется песок, ты волен делать все, что сочтешь нужным.

–Сколько у меня времени?

–Зависит от тебя. Любовь способна даже остановить его, неудача же, напротив, ускорит. Если она вновь оттолкнет тебя, мы начнем подготовку к следующему этапу твоего развития, но уже без нее. И это навсегда. Принимаешь предложение? Твое время пошло, упрямец.

–Тамарочка!– Сардинелла замахала руками. Ладно хоть пассажиров пока немного. Мои знакомые бомжики ведут себя здесь как хозяева. Ни на кого не обращают внимания.

–Что-то случилось?

–У тебя когда обед?

–С двух до трех, а что?

–Посидишь с нами? Сегодня я приглашаю всех своих. Мне сегодня Сенечка открыл свои чувства. Я сегодня так счастлива!

–Поздравляю, Сардинелла. Это событие действительно нужно отметить.

–Что здесь происходит?– неожиданно материлизовавшаяся проверяющая скорбно скукожила губена в куриную попу.– Я спрашиваю. Что здесь происходит?

Вахтанг лениво поднялся, махнул рукой полицейскому, дежурившему на участке.

–Послушай, дорогой, ты видишь эту бабу? Убери ее, прошу как друга,– пара зеленых бумажек удобно устроилась в кармане стража порядка.– Надоела, понимаешь. Пусть ее не будет.

–Гражданка, пройдемте.

–Да ладно. Сама уйду. Сразу бы и сказали. Я ж не знала.

–Вот и все. Так как насчет обеда, Тамара?

–Супер! Можно я своих позову? Они свои, нормальные короче. Мы сейчас тоже что-нибудь купим. Чего ж с пустыми руками…

–Сегодня Сардинелла приглашает. Она и будет решать.

–Думаю, нам пора познакомиться. А то все как чужие.

Придя утром с работы и выпроводив всех, села перед телевизором, закинув гудевшие от усталости ноги на журнальный столик. Передохнув немного, прибралась дома, поесть сготовила. Поспать бы надо, ночью-то не придется. Чаю напилась, журнал Ларискин полистала. Не заметила, как в сон провалилась…

… Я к озеру лесному вышла. Спокойному, чистому, со столь прозрачной водой, что даже дно видно с рыбками прекрасными, играющими среди растений. Захотелось рассмотреть получше. Я зашла в воду по пояс, слегка наклонилась…

–Здравствуй, Тамара. Рад тебя видеть.

От неожиданности я подскользнулась и плюхнулась в воду. Барахтаюсь и кричу сердито.

–Какого черта ты сдесь делаешь? Ты что, преследуешь меня?

Каменный мужик из сна стоял на берегу и спокойно наблюдал.

–Помочь?– бесстрастно спросил он.

–Конечно помоги! Еще спрашивает, булыжник недогадливый!

Все так же спокойно вошел он в воду, легко поднял меня, вынес на берег.

–Благодарю,– не слишком приветливо буркнула я.

В голове молнией вспыхнуло воспоминание о том, как видел он ее вечером… там, в ванной комнате: « Кажется она даже не догадывается, что мы можем видеть, слышать, чувствовать друг друга всегда, достаточно пожелать. Как же она была хороша… влажная, обнаженная, порозовевшая от горячей воды, без своего безобразного халата, безнадежно скрывающего ее соблазнительные изгибы и женские тайны. Подтянутое и все же мягкое, податливое с виду, совсем еще не старое тело, темные от влаги волосы…» Память услужливо вызвала ощущение глухо застучавшего в груди сердца; горячей крови, которой давно уже не было, заструившейся по жилам, чтобы оказаться во внезапно отвердевшей плоти. Бешеные чувства, безумные мысли закружились в сумасшедшем водовороте. «Да, нас почти разделила вечность,– мелькало в его отуманенной страстью голове.–И я так и останусь ее вечным пленником, если не решусь сделать первый шаг.»

Я даже не увидела, скорее почувствовала, как изменилось выражение его лица.

–Рудольф, что ты задумал? Этого нельзя!..– Хищный блеск потемневших от отчаянной надежды глаз был мне ответом. Усмешка скривила его губы. Медленно приближаясь, он протянул притворно-сладким голосом:

–И что такое я задумал, Тамара?

Вряд ли я бы решилась вслух произнести то, что сейчас прочла в его взгляде. Отступила назад, в любой момент готовая сорваться и убежать… и уперлась в стену. Черт! Окуда она здесь взялась?! В следующий миг Рудольф уже возвышался надо мной, подавив остатки моей самоуверенности своим ростом и размерами. Запрокинув голову, я посмотрела на него, ошеломленная своим полным бессилием как-то изменить ситуацию.

–Ты права. У меня действительно появились более интересные желания и я готов разделить их с тобой. Так что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал?

« Вот гад! Еще и издевается!» Наблюдая за моими безуспешными попытками высвободиться, он лишь широко улыбался… и расстегивал свободной рукой пуговицы моего халата. Его забавляло мое бессилие.

–Рудольф, прекрати это немедленно!

–Почему? Мы и так потеряли уйму времени.

Я рывком привлек ее к себе, желая немедленно овладеть этой своенравной женщиной, подчинить ее себе, заставить ее одновременно молить о пощаде и кричать от наслаждения. О-о, я помню, как это было. Слишком хорошо помню, так же хорошо, как и свою боль, свое унижение. Вожделение, жаркое, безумное, требующее отбросить ненужный хлам, вроде нежности, чести, захлестуло меня. С величайшим усилием справился с ним… теперь бы с собой еще справиться… У меня нет права на ошибку. Песок в часах неумолим. Она замерла от неожиданности, когда я ее поцеловал. Откуда ж ей было знать, что чувствуем мы здесь не каким-то отдельным органом, как в порыве страсти мы можем стать единым целым. Я уже ощутил болезненное томление, пробуждающееся у нее внутри, но страх еще сковывал ее.

–Успокойся, доверься мне,– шептал ей тихо, одновременно целуя.– Не надо бороться со мной. Просто впусти меня.

Мужское тело засветилось. Вспыхнувший фиолетово-призрачный огонь окутал женщину со всех сторон, властно проник внутрь, привязал к себе узами невидимыми, раздул пока еще слабый костер, робко выглядывающий из-под завала кем-то придуманных правил. Почувствовав поддержку пришедшей извне силы, взметнулось ввысь красно-желтое живое пламя, освобождая душу от стылых оков безрадостного земного существования.

Руки ее обвились вокруг моей шеи. Она прильнула ко мне так, словно я для нее был единственным источником счастья, света и даже самой жизни.

–Получилось! Я смог! Я вырвал из проклятых лап судьбы свое право на счастье!– ликование мое было столь велико, что я даже внимание не обратил на опрокинутые часы. Некто невидимый остановил время. Надолго ли?

Когда я наконец пришла в себя, Рудольфа уже не было. Рядом со мной стояло зеркало, небрежно прислоненное к стене. Большое… наверное наравне с моим ростом… нет, пожалуй, повыше будет… Рама явно не пластмассовая, завитушками затейливыми украшена…

–Совершенно безответственный тип!– осталось лишь возмущаться, глядя на это безобразие.– У этих мужиков никакого понятия о порядке! А если бы зеркало упало и разбилось? Кто же так ставит?

Я попробовала приподнять его. Нет, тяжелое. Тогда, обхватив его руками, попыталась хотя бы выровнять… и проснулась. Сразу же сон вспомнила, да так отчетливо, что покраснела от смущения.

–Приснится же такое! Наверное это стресс какой-нибудь. Так недолго и на панели оказаться.

Я… как-то даже не осознала сразу… просто взгляд скользнул… кажется что-то необычное заметила… Я резко обернулась. Зеркало стояло, небрежно прислоненное к стене… к стене моей комнаты…

–Да уж… одно радует, что красиво с ума схожу… не стыдно будет врачу рассказать…

Пробуждение

Я заметила, что с организмом у меня что-то не в порядке во время обеда. Мы сидели в своей подсобке… да, точно… К нам в гости заглянула соседка, смешливая Айгуль. Вроде она с Таджикистана. Их организация туалеты обслуживает. По-русски Айгуль говорит довольно чисто, поболтать не прочь с любым, кто готов ее слушать. Так что у нас здесь сплошная дружба народов. И это несмотря на то, что начальство наше по уши увязло в не совсем здоровой конкуренции. Уселась гостья на свободный ящик, плеснула горячего чая в кружку и начала рассказывать свою очередную веселую байку.

–Представляете, у меня в туалете сегодня такое шоу было! Заходит ко мне мужик. Весь такой из себя солидный. Одна морда у него размером с унитаз. Все остальное тоже под стать. Две свои сумки утолкал в кабинку, сам протиснулся и там запыхтел довольно. А я ведь всех предупреждаю, что курить здесь нельзя, что сигнализация сработает

–И что? Есть толк от твоей сигнализации? Хоть кто-нибудь приходит?

–Нет, никто не придет. Это так, шумовая пугалка. Но пассажиры-то об этом не знают. Сначала отмахиваются, зато потом, как заверещит сигнализация… Так вот. Устроился мужик на унитазе и решил получить максимум удовольствия от процесса. Закурил, короче. И вдруг такой шум, да еще так громко. Мужик, кажется, здорово струхнул. Сначала из кабинки сумка вылетела. Вслед выскакивает этот горе-курильщик со спущенными штанами, испуганно таращится по сторонам и никак не может сообразить что ему нужно сейчас делать: то ли сумку вторую вытаскивать, то ли штаны одеть, то ли поскорее бежать отсюда. Народ в туалете чуть ли не давится от смеха, телефоны повытаскивали… Я все же не выдержала, сказала ему: « Мужчина, вы хоть штаны-то застегните. Чего вы тут своими причиндалами народ смешите.» Как только он вылетел из туалета, прямо тут же охранник заглянул. Чего, спрашивает, мужик от тебя так резво убегает. Что, говорит, выгнала что-ли. Я, понятно, объяснила ему что к чему, да еще со всеми подробностями. Кто-то из пассажиров даже показал отлично снятый туалетный ролик. И закончила я свой рассказ под дружное ржание всех, кто в это время находился в туалете. Охранник даже этот прикол перекинуть себе попросил, в телефон свой.

От смеха у меня в боку закололо, то есть я так подумала. Час прошел, два, смена закончилась, но покалывание не прекратилось. Причем покалывало уже не только в боку. Так, легонько, но хотелось почесаться. « Как бы тут чего не подхватить, а то принесу домой вшей вместо денег. Лариска меня тогда точно на цепь посадит и прикажет без разрешения из дома не выходить. Да и то под надзором.» Мне подобная перспектива почему-то показалась забавной. Нормальный человек бы занервничал… только… уж так не хотелось быть обычной и нормальной. « А я бы не прочь пошалить сейчас. Жаль, Владимира рядом нет. Могли бы мяч во дворе погонять. Хватит ему без конца детские глазки мониторить… А может в магазин заглянуть, обнову купить… или хотя бы торт… Чего же мне хочется сейчас? Никак не пойму.»

Подоспела, как по заказу, маршрутка. Настроение, несмотря на зуд, упорно продолжало ползти вверх по шкале улучшения. Светило солнце, погода обещала весь день быть великолепной, где-то звучала знакомая песня. Знакомая в том смысле, что с ней хочешь-не хочешь, а познакомишься. Везде она звучит: с экрана телевизора, по радио, из открытых окон… А-а, вот и метро. Выпрыгнула из автобуса и, легкомысленно помахивая сумочкой, бодро зашагала к подземке. И это после двенадцатичасового рабочего дня! « Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» – Промурлыкала я, восхищаясь сама собой.

Вагон был полупустой. Я уселась, пристроила сумочку рядом… Вот хочется мне улыбаться, ничего не могу с собой поделать! Люди оглядываются на меня. Напротив бойкий старичок устроился. Подмигивает чего-то, старый валенок. А я улыбаюсь еще шире. Мужчина молодой подошел ко мне и протянул букет цветов. Возьмите, говорит, мне они не пригодились, а вам, говорит, сейчас только цветов не хватает. Приятно, говорит, видеть счастливых людей…

Довольный Рудольф развалился на мягкой, пожалуй даже слишком мягкой для настоящей, траве, руки заложил за голову, посмотрел на небо, прищурился.

–Надо бы яркость убавить. Слишком слепит,– появившееся по заказу пушистое белое облако слегка зашторило светило.– Так, хорошо. Чего еще не хватает? Да, помню, там еще ручей был.

Память услужливо вынула из своего хранилища именно то самое утро из далекого детства, когда юный барон, воспользовавшись отсутствием родителей, сбежал от надоевших воспитателей. Без особых хлопот добравшись до ограды старого парка, ревниво оберегающего, словно жемчужину драгоценную, великолепный белый особняк, мальчик задумался на секунду, вспоминая случайно услышанный разговор о сломанной решетке. Прошелся вдоль ограды, подергал прутья… Вот он, путь к свободе!

Тогда-то и наткнулся Рудольф на маленькую лесную полянку, сразу и навсегда поселившуюся в памяти зеленым душисто-травяным убежищем. Там, в счастливом детском воспоминании весело журчал ручей, пели птицы. От солнечного тепла, насквозь пронизанного цветочно-ягодным ароматом, лень было даже шевелиться. Хотелось просто лежать и смотреть на легкомысленную бабочку, упорно желающую приземлиться на его нос… Шорох в кустах отвлек его от воспоминаний. Рудольф оглянулся и, разглядев посетителей, лишь поморщился.

–И здесь нашли. Между прочим, когда я вспомнил о птицах, то вовсе не ворон имел ввиду. Так что здесь вам делать нечего. Это мое прошлое.

Вороны, в количестве семи штук, стояли возле куста и выжидающе смотрели на своего недавнего соседа, к которому успели привыкнуть. Рудольф услышал их, покачал головой.

–Вы не можете привыкнуть. Вы не должны были так долго оставаться здесь. Как вообще вас занесло на мой берег? Какого черта вы опять за мной увязались?

–Ты же сам их создал.

–Куратор?!– Рудольф моментально вскочил.– Вот уж не ожидал. Обычно ты не балуешь меня своим вниманием. Не сразу и дозовешься. Вороны– твой подарок?

–Ты сейчас невнимателен. Повторю еще раз. Ты их создал. Это твои мыслеформы.

–Что-то не припомню, чтобы когда-либо меня вороны интересовали…

Рудольфу почудилось, что куратор тяжело вздохнул. Или ему захотелось это увидеть… людям свойственно очеловечивать все, что их окружает. Возможно, вдруг вспомнился усталый учитель, вынужденный раз за разом повторять очевидные вещи… Или это куратор захотел, чтобы его подопечный понял его именно так…

–Для тебя так важно понять меня?– Отстраненный голос куратора казалось тоже проявился из тумана, как и он сам.

–Мне сложно говорить с тобой.

–Тогда слушай. Пока этого достаточно

–Конечно. Я слушаю. Могу даже сказать, что мне очень хочется услышать твою версию. Почему именно вороны? Как я мог создать то, что мне абсолютно не интересно?

–Вас же постоянно призывали очистить душу. Для тебя же это всегда было пустым звуком.

–Ну и что. Какая связь между воронами и моими грехами? Церковников послушать, так нужно немедленно от всего отказаться и, стоя на коленях, круглосуточно каяться.

–Покаяние еще никому не навредило. Я же говорю об очищении души. Она, как огромный склад, хранит даже то, что давно уже никому не нужно. Склад ненужных вещей, лишь боль причиняющих воспоминаний, несбывшихся желаний, наивных детских увлечений. Время от времени следует избавляться от лишнего груза, делающего душу тяжеловесной, малоподвижной, занятой обслуживанием лишь самой себя и уже не способной на творчество. Сколько раз я пытался тебе это объяснить, но ты слишком упрям, слишком занят своими проблемами. Они, как мрачные стены склепа, закрыли тебя от мира. Или ты сам пожелал спрятаться? Чего же тогда ты боишься?

–Да не боюсь я… Не было бы проблем, так и не занимался бы ими.

–Ложным знанием ты пытаешься оправдать себя. Истина в том, что проблем бы не было, если бы ты поменьше уделял им внимания. Проблемы ты точно так же содержишь за счет своей силы, как и ворон. Они исчезнут, как только ты перестанешь их кормить.

–И все же почему вороны?

–Проверь свою память, пройдись по всем цепочкам. Вероятно вороны ассоциируются у тебя с чем-то… с чем-то важным, судя по их живучести… Подобные образы часто встречаются в плотном мире. Сказки, песни– то, что у тебя вызовет отклик… Когда найдешь источник– убери его или замени на что-то более приятное, если пожелаешь.

–Ладно. Полагаю мыслеформа не сложнее оболочки.

–Не сложнее. Оболочки тебе не принадлежали, а мыслеформы– твоя собственность. Ты их хозяин и можешь избавиться от них в любой момент. Опять же… если пожелаешь.

–Ты ведь пришел не для того, чтобы преподать мне очередной урок? Что-то случилось?

–Ты должен заменить уставшую душу.

–Заменить– это как?

–Дожить оставшееся время, причем дожить, строго следуя разработанному замыслу, и исправить ошибки, поставившие под угрозу выполнение поручения, возложенного на него.

–За него? Значит это мужчина… Почему именно я? Мое мнение кого-нибудь интересует или все решили за меня?

–Тебе легче всего заменить его. В плотном мире он считается твоим внуком. Поэтому я и порекомендовал тебя. Ты все равно пока свободен.

–Почему, куратор? Свободу воли уже отменили? Плотный мир меня интересовал лишь в плотном мире. Нет у меня желания нянчиться с так называемым внуком.

–Реакция твоя предсказуема. Полагаю, награда сделает тебя более сговорчивым.

–Даже если я завалю задание,– раздражение грубо замазало окружающее пространство в серый цвет. Тяжелые темные тучи окружили собеседников и закружили унылый, медленно-нестройный хоровод.

–Ты не завалишь. Для тебя это слишком просто. Твой внук– владелец фирмы, которую нужно удержать на плаву.

–И все?!– Шипящие молнии превратили уютную полянку во влажно-темный туман, заполонивший все вокруг.– Куратор, я случайно подхватил вирус идиотизма?! Каким же ничтожеством ты меня считаешь.

Заключенные плотным слоем хмурых туч в самый центр грозы, двое все же не прервали беседы.

–И это предсказуемо.

–А что ты ждал? Деньги, бизнес– это не мой уровень. Пригласите молодняк. У меня было много жизней. Еще больше детей, внуков, а также жен, мужей, братьев, сестер и прочей родни. Я вынужден их помнить, но это не означает, что я намерен продолжить наше знакомство. И менее всего мне хочется убирать за кем-то из них дерьмо.

–Как ты упрям. Опять эмоции не позволяют тебе уловить суть. Или ты не расслышал? Тебя ждет награда.

–Куратор, эмоции– это слабо сказано. Мне наплевать на кустарную лавку этого внука. Я не желаю заниматься ерундой. Какую награду вы мне можете предложить?

–Твою женщину.

–Что?

Разом исчезло все, даже звук. Тишина как будто затаила дыхание, жадно вслушиваясь, стараясь не пропустить ни единого слова.

–Наконец-то. Шумновато тут у тебя. Да, это и есть твоя награда, но лишь после того, как выполнишь задание. Я поручился за тебя. Совсем недавно ты выиграл схватку с судьбой. Одержал победу, в которую и сам особо не верил. Ты всегда был своевольным. Мчался в неизвестность, не замечая края и… неожиданно выигрывал.

–Ты умеешь быть убедительным. Так что там с внуком стряслось?

–Свою силу, данную ему для достижения цели, заранее обговоренной и принятой им, он израсходовал на женщину, которая даже не предназначалась ему. Ведь вам же специально подбирают оптимальный вариант. Чего вам еще не хватает?

–Может любви.

–Опять ты за свое. Еще одна жертва вашей любви сейчас лежит в реанимации. Он пуст, он все израсходовал. И даже не на любовь, а на одежду для женщины, надеясь ее удержать. Скажи, зачем вам столько одежды?

–Ты же сам говоришь, что мы еще дети. А детям нужны игрушки. Чтобы детство было счастливым,– усмехнулся Рудольф.