Текст книги "Размытое"

Эла Хартвиг
Размытое

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© alev gunebakanli / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Моим родителям.

Даже имея выбор – я все равно выбрала бы вас.

И я отдам тебе свое сердце в располосанных шрамах.

Оттого, что ты любишь такие сердца.

«Знаешь» гр. Горький

Я не отдавал тебе свое сердце. Ты просто отняла его у меня.

«Сломлен» Digital Summer

Глава 1

На меня напало оцепенение, как в кошмарном сне. Когда хочешь бежать, но не можешь пошевелиться, словно прирос к месту.

– Она точно мертва?

– Проверь сам, я не специалист.

Глаза женщины были закрыты. Тонкая струйка крови стекала из уголка ее приоткрытых губ и заползала в пшеничного цвета волосы, разметавшиеся по полу.

Брат развернулся на пятках и подошел к женщине. Присев на корточки рядом с ней, он отодвинул воротник водолазки и приложил кончики пальцев к ее тонкой шее в попытке еще раз нащупать пульс на сонной артерии.

Не слишком ли сильно я сжимал ее руку пару минут назад? Останутся ли синяки? Проклятье, всего каких-то пару минут назад…

По спине пробежал холодок. Спокойно. «Только без паники!» – кипело в голове. Но от спокойствия я был бесконечно далек.

– Ну что? – с надеждой спросил я, подойдя ближе.

– Ни хрена. – Он выругался, поднялся и стал мерить крошечный клочок пространства, как загнанный в клетку дикий зверь. – Что нам делать? – спросил он, вцепившись пальцами в волосы.

– Успокойся. Мы что-нибудь придумаем.

– Например? – спросил он, остановившись.

Пока я размышлял над этим, тенью по самому краю моего сознания скользнула неприятная мысль, но я успел за нее ухватиться. Мне представилось, как завтра утром в дверь моего номера настойчиво постучат и разбудят. Ничего не понимая, заспанный, я поднимусь с кровати, натяну штаны, валяющиеся на полу и, пока буду плестись к двери, все это время в нее будут колотить все настырнее и настырнее.

Наконец я распахну дверь и по ту ее сторону меня встретят суровые полицейские с наручниками. Они вломятся в мой номер, прижмут меня к стенке лицом, грубо заломят мне руки за спину и наденут «железные браслеты», попутно сообщая причину задержания и разъясняя мои права.

Клац.

У вас есть право на адвоката…

Клац.

У вас есть право на один звонок…

Волосы на затылке встали дыбом. Рубашка прилипла к спине. Меня всего передернуло. Я подошел к балкону, обойдя тело, и открыл дверь. Пахнуло легким бризом и в груди у меня защемило.

– Нет, ты действительно думаешь, что нам кто-нибудь поверит? Посмотри на нее! – Мы одновременно перевели взгляды на женщину и несколько секунд рассматривали ее бездыханное тело. – Даже пятилетний ребенок без всякого криминологического исследования все поймет! Полиция начнет выяснять, копаться. Да и следов мы оставили предостаточно.

– В любом случае надо вызвать «скорую»… – неуверенно произнес я, вернувшись на прежнее место.

– Нет, – брат перебил меня на полуслове.

В два шага оказавшись рядом со мной, он крепко схватил меня за воротничок рубашки и прижал к стене.

– Ты что, не понимаешь, чем нам все это грозит? – зашипел он.

Нам. Поправлять я его не стал.

– От меня-то ты чего хочешь?!

Он продолжал сверлить меня взглядом, отпустил воротник, а уже в следующее мгновенье стукнул кулаком о стену возле моей головы.

– Я не хочу за решетку!

– Уймись! – Я отпихнул его и тяжело вздохнул. – Никто за решетку не пойдет. Так. Какие у нас есть варианты? – Я сжал переносицу, пытаясь заставить мозг рассуждать трезво. – Вызвать «скорую» и рассказать всем, как все было на самом деле. В любом ином случае, чтобы мы с тобой сейчас не сделали, – я старался говорить медленно, выделяя каждое слово, – тебе от лишения свободы не отвертеться. И мне вместе с тобой за пособничество, – закончил я совершенно безэмоционально. – Это ты понимаешь?

Вид у него был грустный, как у бездомной собаки под осенним дождем. Мои внутренности скрутило в тугой узел при мысли о том, на что мне придется пойти ради него.

– Я останусь здесь, а ты иди и займись остальными.

– А что с девчонкой? Если она уже…

– Она будет молчать, – перебил я, не желая даже допускать мысли об обратном.

Черт бы побрал ее, эту Джейн.

– Почему ты так в этом уверен?

Сейчас я совершенно не был в чем-либо уверен. Я даже не был уверен в том, что это происходило со мной в действительности. Может я сейчас спал у себя в кровати и вот-вот должен был проснуться от треска будильника. Я даже не способен был сейчас думать, в голове словно образовался вакуум, но нужно было уберечь нас обоих от новых необдуманных поступков.

– Что ты будешь делать? – спросил брат, так и не дождавшись от меня ответа на свой предыдущий вопрос.

Но вместо ответа я подтолкнул его к двери:

– Нарисуй сквозняк.

– Спасибо, – сказал он и растворился в темноте коридора.

Глава 2

Я чувствовала себя до смерти уставшей, но одновременно возбужденной, дерганной, как после чашки крепкого кофе на голодный желудок.

– Начинаем запись. Сегодня первое ноября две тысячи двадцатого года. Пожалуйста, назовите ваше полное имя.

Я перевела взгляд на женщину, сидящую напротив меня. Ее короткие черные волосы были зачесаны назад и заплетены в плотно прилегавшие к черепу тугие косички. Я подумала о том, что должно быть она ходила с такой прической постоянно, потому что кожа головы между косичками была точно такого же терракотового оттенка, что и на остальных, видимых частях тела. Не отводя от моего лица взгляда, женщина сняла с ручки колпачок и открыла чистую страницу в блокноте на пружинках.

– Джейн Пайрат Эгберт.

– Сколько вам полных лет?

– Двадцать один.

– Вы из Соединенных Штатов Америки, верно?

– Да.

– Где вы проживаете в настоящий момент, Джейн?

– В Кембридже, штат Массачусетс.

Ее брови «домиком» скакнули вверх.

– Учитесь в Гарварде?

Я кивнула, но потом вспомнила, что ведется запись на диктофон и все жесты требуется обязательно озвучивать.

– Да, – пояснила я. – Изучаю историю западноевропейского искусства, – зачем-то добавила, хотя она меня об этом не спрашивала.

– С какой целью вы прилетели в Сан-Себастьян?

– На праздник к лучшей подруге и ее жениху.

Я подумала о том, что этот праздничный вечер был похож на рисунок, который получился совсем не таким, каким я его себе изначально представляла. Его хотелось уничтожить. Сделать с ним что угодно, лишь бы избавиться от него и притвориться, что его никогда не было.

Впрочем, для меня не было ничего нового.

– Джейн, опишите события этой ночи и предшествующего ей вечера тридцать первого октября начиная с самого вашего приезда в город. И как можно подробнее, пожалуйста.

Гирлянды, украшавшие веранду, мерцали в темноте. Я положила ладони перед собой на идеально выглаженную белоснежную скатерть, будто перед мастером в маникюрном салоне и, почувствовав, как в нее тут же начал впитываться пот, провела руками в разные стороны, словно стряхнула на пол невидимые крошки, испугавшись, что на ткани могут остаться видимые пятна.

«Спокойно, Джейн, – твердила я про себя. – Веди себя так, будто тебе нечего скрывать».

Глава 3

Я заметила отель «Голубая волна» задолго до того, как подъехала к нему на такси. Притаившись на тихой, тенистой улочке, выходившей задами на лес, это невероятное футуристическое здание – симбиоз бетона, стекла и живой растительности напоминал собой океаническую волну высотой в десять этажей и выглядел так, как будто был построен представителями другой, более развитой цивилизации.

Я вошла в вестибюль, выполненный в строгом стиле хай-тэк с его четкой, понятной геометрией, минимум лишней мебели и аксессуаров и максимум свободного, хорошо освещенного пространства и прямиком направилась к стойке ресепшн.

За стойкой администратора меня встретила приветливая девушка афроамериканка с копной невероятно пышных кудрей, о которых время от времени мечтает каждая девушка, и лишь немногие осмеливаются сделать себе химическую завивку. Она была высока, смугла и темноглаза.

– Добрый день, – поприветствовала девушка и одарила меня широкой, белоснежной и идеальной улыбкой как в рекламе жевательной резинки. – Добро пожаловать в отель «Голубая волна».

– Привет… Такеши, – ответила я, прочитав имя на ее бейдже, представилась и передала девушке паспорт.

Вокруг пахло апельсинами и корицей. В дальнем углу женщина в белом играла на огромной арфе высотой футов в пять. Неподалеку беззвучно растворились дверцы лифта и оттуда вышел молодой парень с приятной внешностью. С весьма внушительной стопкой листов формата А4 в своих руках он подошел к одинокому мужчине, который сидел в зоне отдыха и что-то яростно печатал на своем ноутбуке. Заметив парня, он просиял, явно обрадовавшись встрече, и вскочил со своего кресла для рукопожатия. До меня донеслись парочка комплиментов по поводу отличной физической формы парня, а также что-то о его предыдущей работе в каком-то фильме, и я поняла, что стопка листов, которую он все еще держал в руках была ничем иным как сценарием будущего фильма или сериала.

– Джейн, ваш номер 47 D, – сказала девушка через несколько минут, вернув мои документы вместе с ключом-картой. Пока она говорила, я не могла отвести взгляда от ее идеально симметричной прически. – Напоминаю, что номер зарегистрирован на вас и Джаки Годелив до второго ноября включительно.

– Вам помочь донести вещи?

– Нет, спасибо, – ответила я, улыбнувшись подошедшему ко мне швейцару в белом как кипень костюме по имени Георг, если верить имени, напечатанному на его бейджике.

Я подхватила свой неприметный черный чемоданчик с коричневым рюкзаком и зашагала к лифтам.

Шахту лифта обвивала уходящая наверх внушительная винтовая лестница, застеленная ковровой дорожкой. Мне было хорошо видно ее через стеклянные стены кабины. Я могла бы подняться на четвертый этаж и по ней, но я чувствовала себя чрезвычайно разбитой после перелета, поэтому все, чего мне хотелось – как можно скорее добраться до своего номера, набрать горячую ванну, бросить в нее свое полуживое тело и подремать хотя бы двадцать минут.

Кто-нибудь вообще любит летать? Есть такие люди действительно существуют – я явно не вхожу в их число. Стоило мне устроиться в кресле, задернуть шторку на овальном иллюминаторе, проглотить снотворное, предвкушая сон без сновидений на протяжении всего полета, как рядом, задыхаясь, как после десятикилометрового забега, появился толстый мужик. Мне пришлось встать, чтобы пропустить его к его месту у иллюминатора. И пока он, прилагая значительные усилия, старался быстрее протиснуться на свое место, в проходе возникла пробка.

Тут надо сказать, что я немного слукавила. На лицо ему было столько же лет, сколько и мне, плюс-минус, и его даже можно было бы назвать вполне себе симпатичным, если бы не эти трясущиеся как студень щеки, лоснящиеся от пота волосы и лишние сто килограммов, а то и больше. Он был настолько огромный, что под впереди расположенное кресло поместилась только одна его нога. Так что вторая его конечность находилась между нами, как еще один пассажир. А после того, как он с великим трудом пристегнул ремень безопасности (я до сих пор недоумеваю, как ему это удалось), он, все также задыхаясь, надул шейную подушку, сожрал снотворное, высадив двумя глотками всю воду из полулитровой бутылки и, шмякнув как мертвую тушу животного свою руку на мой подлокотник – как будто это было совершенно в порядке вещей, – отвернулся к иллюминатору и мгновенно выключился. Я была вынуждена максимально отодвинуться от соседа и таким образом оказалась почти лежа на боку.

Дождавшись, когда самолет наберет комфортную крейсерскую высоту, я попыталась расслабиться и вздремнуть. Но какой там. Расслабишься тут, когда рядом воняет застоявшимся потом, как в мужской раздевалке команды по лакроссу, а по другую сторону прохода, на два ряда позади, ревет неугомонный ребенок, раз за разом вырывая тебя из сладкой дремоты, а его родители не особо-то и пытаются изменить ситуацию к лучшему.

Когда я в очередной раз распахнула глаза, то встретилась взглядом со случайным попутчиком и без слов поняла все его мысли. Все мы в тот момент думали об одном и том же. Дама, сидевшая через проход от меня, метнула в мамашу неодобрительный взгляд и попыталась сделать ей замечание, на что получила резкий ответ, пресекающий любые попытки всех остальных пассажиров влезть не в свое дело – погибнуть в зародыше. Больше ей никто ничего не говорил, но ничто не мешало нам бросать на нее осуждающие взгляды.

Отчаявшись, я выпила еще одну таблетку снотворного. Потом, где-то через полчаса, еще немного поразмыслив о своей тревоге, которая все сильнее нарастала с каждой новой минутой от мысли о том, что весь полет придется провести в бессоннице и прибыть в Испанию физически и морально измотанной, я подозвала бортпроводницу и заказала у нее водки. Я включила музыку в плеере, залпом опрокинула в себя алкоголь и откинулась на спинку кресла. «Уж лучше умереть, чем провести весь полет – вот так», – подумала я тогда.

Я закрыла глаза и попыталась перенестись в какое-нибудь незнакомое местечко, где моя жизнь обязательно стала бы лучше. Но в этот раз ничего не помогало и когда наконец самолет приземлился, я чувствовала себя хуже некуда, потому как помимо всего прочего меня ожидал еще один перелет из Барселоны в Сан-Себастьян.

Стены четвертого этажа покрывала градиентная окраска: плавный переход от нежно-розового цвета от пола к почти белому под потолком. Рядом с моим номером припарковалась тележка горничной, но самой ее нигде не было видно. Я вставила в слот ключ-карту и надавила на дверную ручку.

Когда я вошла в свой номер, то первое, на что я обратила внимание – был звук льющейся воды в ванной комнате. Я прошла внутрь и поставила небольшой чемоданчик у деревянной раздвижной ширмы в стиле шебби-шик. Номер был скромный, но милый. Широкая кровать под балдахином, выкрашенным в графичный черный цвет, шкаф с резными дверцами и бортиком с завитками, напоминающими морские волны. Стол с фигурными ножками. Стены украшали обои с ярко-изумрудным цветочным орнаментом, а потолок – лепнина с изящными завитками в углах комнаты. Над трельяжем висела репродукция картины Габриэля Феррье «Лунные мечты».

Я подошла к окну с прозрачными, как развевающаяся свадебная фата, занавесками, и выглянула наружу. За окном до самого горизонта раскинулся Атлантический океан – он мерцал впереди, темно-синий, почти сапфировый на фоне более бледного неба с нависшими на нем нежно-розовыми облаками, похожими на сахарную вату. С самого детства я думала, что когда вырасту, то обязательно куплю дом рядом с морем, чтобы каждое утро вдыхать сладко-соленый запах специй и океана. И серфить каждый день.

Замечтавшись, я не заметила, как звук плескающейся воды в ванной стих. Я развернулась и одновременно с этим дверь ванной комнаты распахнулась и оттуда вместо Джаки вышел парень моего возраста с полотенцем, обернутым вокруг бедер. Он прошлепал в комнату, оставляя на паркете мокрые следы.

– Что ты делаешь в моем номере? – ошарашенно спросила я по-английски, забыв, что нахожусь не в Америке.

– Разве это не очевидно? – ответил он вопросом на вопрос совершенно без акцента, развернул полотенце, беззастенчиво выставив все свои причиндалы напоказ, и начал протирать спину.

У него было красивое, загорелое и подтянутое тело, густые волосы, отливающие медью и пронзительные голубые глаза. Обнаженным был он, но почему-то из нас двоих именно я чувствовала себя неловко.

– Чего не отворачиваешься? – с улыбкой спросил незнакомец, но теперь уже на испанском.

– Да вот подумала, – я замолчала на секунду, подбирая подходящие слова, – вдруг ты можешь удивить меня чем-то таким, чего я еще не видела, – ответила я, надеясь, что не допустила ошибок в построении предложения. В своем произношении я была уверена. Оно было почти идеальным.

Незнакомец подошел ближе и теперь я могла разглядеть россыпь веснушек на его лице. Меня окутал запах его геля для душа – пахло хвоей, древесиной и цитрусовыми нотами.

– И как? Удивлена?

– Не-а.

Он хмыкнул, обернул полотенце вокруг бедер, молча вернулся в ванную, забрал какие-то свои вещи и, ни слова мне не говоря, покинул номер с таким видом, будто меня здесь вообще не было.

Я с досадой поняла, что прием горячей ванны отменяется.

Когда солнечный свет раскрасил стены мазками желтого и оранжевого появилась Джаки. К тому времени я уже распаковала свои скромные пожитки и приняла освежающий душ. Я как раз сидела на кровати и втирала в лицо увлажняющий крем, когда послышался шорох вставляемой карты в дверной слот и следом за этим в номер ввалились Джаки, вместе с Адой и Эйдан. Они кучкой рухнули на меня и полотенце, намотанное вокруг моей головы, развязалось. С мокрых волос по плечам стекали холодные капли, пока мы лежали на кровати и обнимались, и я не уверена, что смогла бы сказать, где проходила граница между нашими телами, – наши руки и ноги переплетались словно щупальца осьминога. Для полного счастья не хватало только Килы. В последнее время мне все чаще казалось, что еще одна моя подруга всего лишь плод моего воображения.

После того как мы обсудили предстоящий вечер, я поделилась с ними приключившимися со мной за последние сутки курьёзами.

– А после он стал расхаживать тут в чем мать родила, вывалив мне на обозрение свое хозяйство…

– Прямо-таки «вывалив»? – уточнила, усмехнувшись, Ада.

– Джейн, прости, – вставила Джаки и сквозь смех добавила: – Забыла тебя предупредить…

– Предупредить? – процедила я, чувствуя легкую волну раздражения.

– Получается у тебя все лишь случилось довольно необычное знакомство с одним из родственников Ады, – как бы между прочим пояснила она скучающим тоном.

– Ну спасибо. – Я свернула в тугой жгут сырое полотенце и стеганула им Джаки по заднице. Она взвизгнула, засмеялась и предприняла неудачную попытку схватить полотенце за другой конец, намереваясь вырвать его у меня из рук.

– Да что ты суету наводишь! – Я встала с кровати и направилась в ванную. – Он спросил, можно ли по-быстренькому принять у меня в номере душ, я подумала, что это шутка и…

– Ты отдала ему ключ от нашего номера, не от своего! – напомнила я, расправляя мятое полотенце на сушилке.

В ванной все еще пахло незнакомцем и по этому поводу у меня были смешанные чувства. Я очень плохо переношу запахи чужих людей, но этот запах был довольно приятным. Если бы он не воспринимался в сцепке с образом его обладателя, я бы влюбилась в этот аромат.

– Да в том все и дело, что я понятия не имею, как он сюда попал!

– Это еще как понимать? – устало спросила я, вернувшись в комнату. Я все еще чувствовала себя как выжатый лимон.

– Они всей семьей работают в этом отеле и живут тут же, – начала объяснять Ада. Она выпрямилась на постели и подтянула правое колено к груди, делая растяжку. – Поэтому у них есть универсальный ключ. Предположу, что ему пришлось воспользоваться вашей ванной скорее всего потому, что на седьмом этаже, где находятся их номера, сейчас идет ремонт. Утром Магда сказала, что сегодня в течении дня в некоторых номерах будут менять водопроводные трубы, из-за этого перекрыли воду на всем этаже.

Джаки вскочила с кровати, подошла ко мне и скорее повисла на мне как рыба-прилипала, чем обняла:

– Когда ты хоть успела превратиться в такую вечно брюзжащую зануду?

– Как ты хоть умудряешься каждый раз успеть надоесть мне всего за пару минут?

– У каждого свой талант.

– И как они тебе? Твои новоиспеченные братишки, – спросила молчаливая до этого Эйдан, обращаясь к Аде.

– Это двое высокомерных наглецов, мнящих себя лучшими среди других и безмерно влюбленных в себя. Один из них самодовольный, наглый и острый на язык. Ты ему слово, он тебе десять в ответ. Второй – закрытый и отстраненный, похожий на самовлюбленного сноба. Они невыносимы.

– Да уж, просто собрание лучших качеств, – заметила я, борясь с желанием пропустить эту вечеринку.

Когда Ада с Эйдан ушли к себе в номера готовиться к празднеству, я выпрямила волосы, сняла с ширмы вешалку с одеждой и нарядилась. Затем нанесла макияж и к восьми вечера мы с Джаки поднялись на террасу, расположенную на крыше.

Терраса представляла собой сад, оснащенный электрическими гирляндами. Они подкрашивавшими ночные небеса кремово-белым сиянием, растягивая наружное пространство в длину и в ширину. Гирлянды были обернуты вокруг низковисящих ветвей деревьев, а из динамиков лились ремиксы на популярные треки.

«На серфе – голяком» – гласила надпись на его футболке, и я не смогла сдержать улыбку, невольно представив эту картину.

– Классная футболка, пупсик, – сказала я и когда он обернулся на звук моего голоса добавила: – С Днем Рождения!

Я передала ему в руки коробку, обернутую в самую яркую и ужасную подарочную бумагу, которую только смогла отыскать, а затем схватила его лицо ладонями и поцеловала прямо в губы. Спайк в образе Пристли[1]1
  Герой художественного фильма «Десятидюймовый герой» 2007 года американского режиссера Дэвида Маккея.


[Закрыть] ухмыльнулся и аккуратно меня отпихнул.

Новости о том, что Ада состоит в отношениях, о которых никто и не подозревал даже, и о том, что она помолвлена – поразила меня как гром посреди ясного неба. Сказать, что это было неожиданно – ровным счетом не сказать ничего. Но в этом вся Делайт.

Ада сообщила мне все эти чудесные новости и познакомила со Спайком в один из прекрасных дней в начале октября, когда я приезжала домой на именины своей тети. Все вокруг было залито медовыми солнечными лучами. В прохладном, чуть сыром воздухе витали ароматы грибов и цветущих хризантем.

Я думала, буду ревновать свою Аду к Спайку.

Я думала, что придется привыкать к нему и если у нас не найдется общих точек соприкосновения, то молиться всем на свете богам, чтобы нас хотя бы при каждой последующей встрече друг от друга не воротило.

Но, к великому счастью, мы буквально с первых минут нашли общий язык и потом целый час проболтали о важном и всякой чепухе, так, будто были знакомы целую вечность. Словно мы все ненадолго расстались, вновь встретились и начали ровно с того самого места, где прервались. Я даже не ожидала, что Спайк мне настолько сильно понравится с учетом того, что в последнее время люди с каждым разом все сильнее и сильнее меня разочаровывают. И не было этому ни конца, ни края, пока Спайк не разорвал этот порочный круг и не вернул веру в то, что на свете еще не перевелись адекватные люди.

Ну а когда он подарил мне платок с бородатыми черепушками в банданах совершенно какой-то невообразимой ядерной расцветки, я окончательно убедилась, что он достоин места не только в нашей банде. Как бы банально это не звучало, но в тот вечер у меня возникло ощущение, что я обрела брата, которого всегда хотела, но которого у меня никогда не было.

Я уже забыла, когда видела Аду такой счастливой. Наблюдая за тем, как их «торкает» друг от друга я даже немного завидовала. Я слабо верила в то, что мне когда-нибудь в жизни повезет хотя бы в половину.

– Спасибо, Джейн. Ты хочешь, чтобы я взглянул на это прямо сейчас?

– О, нет. Лучше не на людях.

Сегодня, помимо дня рождения Спайка и торжества по случаю их с Адой помолвки был Хэллоуин, и почти половина всех присутствующих гостей нарядились в маскарадные костюмы.

Познакомив меня со своими будущими братьями в образах близнецов Крэй[2]2
  Близнецы Рональд и Реджинальд Крэй – гангстеры, контролировавшие большую часть организованной преступной деятельности в Лондоне на рубеже 1950-х и 1960-х годов.


[Закрыть] – я так и не запомнила кто из них кто – и оставив Спайка в их компании, Ада в образе Марлы Сингер[3]3
  Марла Сингер – один из центральных персонажей романа американского автора Чака Паланика, выпущенного в 1996 году.


[Закрыть] потащила меня знакомиться с остальными гостями, с половиной из которых я уже была отлично знакома.

Джон – отец Ады и Магдалена – ее будущая мачеха и владелица отеля мило беседовали с родителями Спайка в образах Хитклиффа и Кэтрин Эрншо[4]4
  Хитклифф и Кэтрин Эрншо – центральные персонажи единственного романа английской писательницы и поэтессы XIX века Эмили Бронте.


[Закрыть]. Мама Спайка качала на руках крошку Колетт – новорожденную сестру Ады. Совсем недавно я узнала, что Дакота – мама Спайка, находится на третьем месяце беременности и весной в семье Спайка тоже ожидается пополнение. Мне также было известно, что отец Спайка отписал ему свой дом, где несколько лет назад погиб его младший сын от второй жены, с которой он впоследствии развелся и вернулся к матери Спайка. Да, в этой истории сам черт голову сломит. По итогу, родители Спайка снова сошлись и переехали в этот дом с привидением, а Спайк, Ада и их собаки: такса по кличке Мёрфи и русская борзая по кличке Порше живут у Ады.

Джаки в образе Сан[5]5
  Сан – главная героиня полнометражного аниме-фильма режиссера Хаяо Миядзаки «Принцесса Мононоке», выпущенного в 1997 году студией «Гибли».


[Закрыть] и Эйдан в образе Марии-Антуанетты[6]6
  Мария-Антуанетта – королева Франции. После начала Французской революции была объявлена вдохновительницей контрреволюционных заговоров и интервенций. Осуждена высшим законодательным и исполнительным органом и казнена на гильотине 16 октября 1793 года.


[Закрыть] хохотали над чем-то, что им рассказала Луиза – бабушка Ады по отцовской линии. Незнакомые мне дамы, все как одна, приветливо целовали воздух над моими щеками, а мужчины улыбались, оценивающе изучая меня с головы до ног.

Кратко побеседовав со всеми знакомыми и не очень гостями, я направилась к панорамному бару, заказала себе «Банановый дайкири» и с облегчением плюхнулась на мини-диван. Через некоторое время ко мне с обеих сторон подсели близнецы, сжав меня между собой своими бедрами. Я вытащила бирюзовый зонтик из коктейля, допила его одним глотком и приготовилась.

– Классная шляпа, – сказал один из них.

– Благодарю.

После перелета у меня совершенно не было никакого настроения наряжаться в фем-версию Капитана Джека Воробья как я изначально задумывала, но потом все-таки передумала. В основном конечно из-за того, что мне хотелось пофорсить в настоящей кожаной шляпе и умопомрачительных ковбойских сапогах.

– А сапоги… – Другой стукнул носком своих начищенных до блеска туфель по моему сапогу: – Просто песня. – Он переложил в левую руку апельсиновый фруктовый лед, а правую закинул на спинку диванчика.

Несмотря на то, что мы находились на крыше по которой разгуливал прохладный ночной ветерок, мне вдруг стало невыносимо жарко.

– Правда, что ты будешь работать у нас? – спросил, нахмурившись, первый, встречая меня холодным взглядом своих голубых глаз.

Они казались абсолютно одинаковыми в своих брюках, облегающих их бедра и белых рубашках с одинаково закатанными рукавами. Во взгляде того, что был с мороженым – горела искорка, в то время как другой выглядел более серьезным.

– Вроде как да.

Чуть ранее, когда я стояла, опершись руками о стеклянные перила и любовалась как солнце заходило за горизонт, окрашивая небо над океаном в пурпурные полосы, ко мне подошла Магдалена.

– Всегда хотела жить в месте, подобном этому, – сказала я и мы продолжили молча стоять еще некоторое время, любуясь открывающимся с крыши видом.

– Так оставайся, – сказала она. Я подумала, что это шутка, но она вдруг серьезно добавила: – Нам как раз требуется сотрудник на ночную должность. Не переживай, – добавила Магдалена, улыбнувшись, – там нет ничего сложного.

– Звучит очень заманчиво, но я не могу. Мне совершенно нечем платить за жилье.

– Мы поселим тебя в один из общих женских номеров. Всего двадцать процентов из твоей зарплаты автоматически будет уходить на оплату занимаемого места, остальное в твоем распоряжении.

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Всего несколько дней назад я взяла академический отпуск на последнем курсе учебы, потому что поняла, что мне необходимо сделать паузу. Чтобы понять, чего я на самом деле хочу от жизни и перестать наконец метаться туда-сюда, пытаясь поймать нужное мне направление в жизни.

Мне нужно взять себя в руки. Я с ужасом поняла, что по сравнению с подавляющим большинством окружающих меня сверстников – я зря трачу свое время. Мне было необходимо куда-то уехать, чтобы снова обрести мотивацию.

И вот уже сегодня я прилетела в Испанию, в роскошный городок Сан-Себастьян и, буквально перекинувшись парой фраз с главной управляющей отеля, практически получила работу и жилье. За то короткое время, что я была здесь, у меня создалось впечатление, что жизнь здесь текла спокойнее и легче, и что все здесь были счастливы и беззаботны, будто бы переживали из-за проблем намного меньше людей из других мест.

Вот, казалось бы: все так удачно складывается, но я все равно не чувствую себя довольной.

Не только Джаки меня не узнавала, я сама себя не узнавала. В последнее время мир кажется мне кораблем, забитым сумасшедшими людьми. На этом корабле нет никаких правил, все выглядит неправильным, и я не могу найти в нем значимого места.

Чем бы я не занималась, я ничего не чувствую. Где бы я не находилась, меня тянет куда-то еще. И в последнее время мне все чаще кажется, что я занимаю чужое место. Проживаю чужую жизнь. Занимаюсь чужими делами. Вот делаю я что-то, а потом думаю: зачем делаю? Для чего? Да и хотела ли вообще? Ответ чаще «нет». Я наблюдаю за другими: они постоянно чем-то интересуются, порхают от одной навязчивой идеи к другой, вот и я, глядя на них, боясь чего-то не успеть в своей жизни, упустить шанс, возможность – хватаюсь то за одно, то за другое. Но все это не приносит мне ничего, кроме раздражения, скуки и в конечном итоге усталости. И вновь апатия. Вновь лихорадочный поиск неизвестно чего. И снова полнейшее разочарование.

Я не могу понять, когда я перестала ощущать эту детскую непредвзятость и воодушевление из-за самых простых вещей. Когда я стала такой измученной и жалкой? Внутри меня все устало, будто мне не двадцать один, а что-то между «слегка за шестьдесят» и старческим маразмом. Я постоянно напоминаю себе, что жизнь в любой может стать намного хуже и что нужно чаще радоваться простым вещам. «Быть в моменте» как это сейчас часто говорят. Но это слабо помогает. Да, на некоторое время я прекращаю ныть и самоубиваться, но ровно до тех пор, пока безразличие ко всему происходящему не овладеет мной целиком.

Замкнутый лабиринт из которого нет выхода.

Да и не все ли равно где я проведу этот год? В Кембридже или тут, в этом сказочно-красивом городе, где, возможно, моя мятущаяся душа наконец найдет ответы на множество вопросов?

Я бы никогда не простила себе, упусти я такой шанс.

– По рукам.

Шаловливые пальцы того, что с мороженым, принялись теребить прядь моих волос и кажется он даже не отдавал себе в этом отчета.

Всякий раз, когда кто-то начинает производить какие-то манипуляции с моим телом, будь то даже простое поглаживание руки, это вводит меня в состояние покоя и приятной сонливости. Раньше я даже просила кого-то из подруг изрисовать мне руки или ноги. У меня была фантастически огромная упаковка гелиевых разноцветных ручек с блестками и мне нравилась прохлада чернил, когда их стержни касались моей кожи. Но всем быстро это дело надоедало. Кроме Кая. Тот это дело обожал. Изрисовывал меня черти чем, а однажды летом, пока я загорала, исписал всю мою спину и ноги картинками из «Камасутры», а на следующий день у меня были соревнования по плаванию. Я была готова его утопить. И я имею в виду именно это.

– О чем замечталась? – спросил тот, что грыз деревянную палочку от мороженого.

– Что? – непонимающе переспросила я.

– У тебя такое выражение на лице. Мечтательное. Вот я и спрашиваю, о чем мечтаешь?