Текст книги "Пансион Святой Маргарет"

9

Однажды после обеда, когда у Эмили не было занятий, она услышала из одной комнаты на втором этаже звуки рояля. В школе было несколько инструментов, чтобы ученицы могли заниматься индивидуально, ведь во время урока музыки нельзя сидеть всем классом и слушать, что говорит учитель. Мисс Брент обычно проводила некоторое время с каждой ученицей из тех, кому сегодня выпала очередь играть, а остальные девочки в это время репетировали свои задания по памяти, перебирая пальцами по нарисованным на картоне клавишам, лежащим на столах перед ними.

– Кто же это так чудесно играет, – пробормотала Эмили. – Я знаю наверняка, что сейчас у мисс Брент нет урока, значит, одна из девочек занимается сама.

Не удержавшись, Эмили осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Это был танцевальный и одновременно гимнастический класс, большая зала, расположенная над столовой. В глубине ее стоял рояль, и за ним спиной к двери сидела исполнительница. Эмили сразу узнала пучок гладко собранных на затылке волос и чересчур широкие для женщины плечи мисс Брент.

Удивление Эмили могло бы быть сильнее, но за прошедшие недели она уже смирилась с мыслью, что такое прозаичное, даже грубоватое с виду существо, как мисс Брент, может дарить другим радость приобщения к прекрасному. Затворив за собой дверь, Эмили осталась стоять у порога и слушать музыку, не опасаясь, что мисс Брент обернется и увидит ее. Молодая женщина играла что-то легкое и вместе с тем печальное, иногда ее пальцы замирали, словно стремились вспомнить, что играть дальше, а в следующее мгновение они порхали быстро и нервно, будто торопясь закончить фрагмент. Эмили со своими слабыми познаниями не могла определить, что это за вещь, но почему-то решила, что авторство принадлежит самой мисс Брент.

Музыка смолкла внезапно, неожиданно для Эмили, но мисс Брент продолжала сидеть в прежней позе, чуть склонив голову, и Эмили поторопилась выскользнуть из класса прежде, чем она обернется и увидит, что за ее игрой наблюдала столь неприятная ей мисс Барнс.

«Как жаль, что она прекратила игру, – Эмили торопливо прошла по коридору в свою комнату и закрыла за собой дверь. – Я бы послушала еще. Если бы моя гувернантка могла так играть, я бы, пожалуй, проявляла к занятиям музыкой больший интерес».

Мысли Эмили прервала Руби, явившаяся с запиской для мисс Барнс. Тетушка Фанни внезапно вспомнила, что ее племянница живет совсем неподалеку, и приглашала Эмили провести с ней воскресный день.

Узнав об этом, Хелен завистливо вздохнула, и Эмили пришлось честно сказать подруге, что миссис Пэйшенс не из тех, кто рад непрошеным гостям, и для нее самой визит к тетушке не кажется приятным времяпрепровождением. Хелен не обиделась, но лицо ее омрачилось – в это воскресенье она не получила от своих друзей приглашения и была вынуждена оставаться в школе.

Экипаж миссис Пэйшенс должен был прибыть после утренней службы, и Эмили казалась себе школьницей, уезжающей на каникулы, ведь за прошедшие недели это был первый день, который она собиралась провести вне пансиона Святой Маргарет.

– Вы куда-то собрались, мисс Барнс? – окликнула Эмили мисс Сэмпсон, пересекающая холл явно со стороны кухни.

– Моя тетя пригласила меня пообедать с ней и обещала прислать экипаж, – ответила Эмили и в свою очередь спросила: – Я заметила вас и вашу кузину в церкви, вы не поехали погостить у мистера Рикмана?

– Дядя уехал на север по каким-то делам, – досадливо поморщилась Сьюзен, ее темные глаза выражали недовольство. – Нам с Энид пришлось остаться здесь и весь вечер слушать душеспасительные речи миссис Аллингем!

Эмили субботний вечер провела в компании миссис Фирман, миссис Вильерс и мистера Хотчинса, а потому вполне могла понять дурное настроение мисс Сэмпсон.

– А ваша тетя не смогла забрать вас?

– Моя тетя? – мисс Сьюзен недоумевающе нахмурилась. – А-а, вы говорите о матери Энид? Она умерла, когда Энид было четыре года. Ее отец до сих пор не женился вновь, хотя некоторые родственники все еще ждут, что он женится на ком-нибудь, и то и дело устраивают ему знакомства с какой-нибудь бесприданницей!

– Бедняжка Энид, – невольно вырвалось у Эмили. – Я не знала, что она так рано лишилась матери.

– Моя мать и тетушка Кэролайн были сестрами, и Энид провела в нашем доме гораздо больше времени, чем с отцом, – мисс Сэмпсон болтала охотно и непринужденно раскрывала семейные тайны. – Теперь же все наоборот, дядя Рикман принимает меня так часто, как только может. Мне невыносимо оставаться в этих стенах, а Энид, кажется, все равно. Она могла бы попросить отца прислать за нами слугу с каретой, и мы прекрасно отдохнули бы и без него, но он никогда этого не делает.

– Молодым леди не подобает оставаться одним в доме, – с серьезным видом кивнула Эмили. – Идите к вашей кузине и нарисуйте друг друга. Это развлечет вас, а в понедельник мы обсудим вашу работу.

– Вы же знаете, Энид совсем не умеет рисовать, у нее хорошо получаются только какие-нибудь мрачные фигуры вроде повешенного на площади преступника или утонувшей Офелии, – Сьюзен передернула плечами, и Эмили стало не по себе, когда она вспомнила первую из увиденных ею работ мисс Рикман.

– И все же попробуйте, – только и успела сказать она, когда Руби пришла сообщить ей, что карета миссис Пэйшенс прибыла.

Сьюзен пожала плечами и устремилась вверх по лестнице, а Эмили всю дорогу до дома тетушки Фанни думала о бедной мисс Рикман. Не стоит удивляться тому, что девочка склонна к изображению ужасных, тягостных сюжетов. Возможно, в детстве ей и правда снились кошмары, и некому было прийти и рассеять их любящей рукой. Ее отец заботлив и даже, наверное, добр, но он не заменит мать. Мисс Барнс это хорошо понимала, несмотря на то, что ее собственная мать жива и здорова, Эмили не хватало той душевной близости, что бывает в некоторых семьях между матерью и дочерью.

– Надо быть поласковее с бедняжкой, – говорила себе Эмили. – Я никогда не высмеиваю ее рисунки, и она, кажется, благодарна мне за это. Но ее кузина слишком любит помыкать ею, да и сама Энид довольно избалованная девушка. Жаль, если она превратится в кокетку, думающую только о развлечениях. Отец найдет ей жениха по своему вкусу, и Энид всю жизнь будет несчастна. Сколько же еще времени он собирается оставлять ее в пансионе? И ей, и Сьюзен уже пора выезжать.

Подобными размышлениями занимали себя почти все учителя, уверенные, что у каждой из старших девушек есть особая причина пребывать в школе вместо того, чтобы с помощью матерей и теток искать себе подходящих женихов. Эмили казалось, что она испытает немалое облегчение, когда мисс Найт и ее подруги покинут стены пансиона, пусть даже в среднем классе есть девочки, подражавшие мисс Найт в манере поведения и не уступающие ей в высокомерии. Только миссис Аллингем знала больше, чем остальные, но никто из учителей не осмелился бы расспрашивать ее о секретах учениц и их семейных тайнах. А словам миссис Вильерс хорошо знавшие ее привыкли не доверять.

Миссис Пэйшенс была из тех дам, кто скрывает скаредность за внешней элегантностью. Эмили не помнила, чтобы у тетушки когда-нибудь подавали много блюд, а потому не рассчитывала, что обед ей понравится, и была права. За обедом тетя расспрашивала Эмили о том, как ей живется в пансионе. Ее племянница не сомневалась, что все нужные сведения тетя Фанни уже давно почерпнула из переписки с миссис Аллингем, но послушно отвечала на порой бестактные вопросы тетки.

Разумеется, речь зашла и о предстоящей благотворительной ярмарке.

– Моя дорогая подруга, миссис Аллингем, обещала позволить тебе поехать на ярмарку, – сообщила миссис Пэйшенс с таким видом, будто преподнесла племяннице великолепный подарок. – Этой чести удостаиваются далеко не все учителя, тебе следует ценить великодушие миссис Аллингем.

Эмили несколько вымученно признала, что высоко ценит доброе отношение директрисы, и тетка продолжала:

– В отличие от учениц, тебе будет позволено танцевать. Но это вовсе не значит, что ты должна забыть о своих обязанностях присматривать за девочками и предаваться безудержному веселью.

Эмили никогда не была склонна танцевать до изнеможения, а потому лишь пожала плечами – жест, совсем не удовлетворивший ее тетушку.

– Надеть лучше скромное платье, никто, и прежде всего ты сама, не должен забывать, что ты – учительница в этом прекрасном, уважаемом заведении и легкомысленное поведение кого-то из преподавателей может навеки опозорить всю школу.

– Но на балу есть вероятность познакомиться с джентльменом, который впоследствии может стать моим женихом, – не удержалась Эмили.

Миссис Пэйшенс затрясла пухлыми подбородками.

– Разумеется, для бесприданницы возможность побывать на балу – хороший шанс завязать нужные знакомства, но тебе следует вести себя очень осмотрительно. Если кто-то из присутствующих там джентльменов проявит к тебе интерес, наведи о нем справки у миссис Аллингем. Если она скажет тебе, что с этим мужчиной не подобает водить знакомство, постарайся дать ему понять, что его общество тебе неприятно. Если же этот человек окажется достойным твоего внимания, будь с ним любезна, но не дай повод думать, что ты склонна к кокетству. Сдержанность и благонравие – лучшее украшение для девушки без средств!

Все это Эмили слышала от матери и от своей гувернантки, когда ей было пятнадцать лет, и теперь она жалела, что своей шаловливой выходкой сподвигла тетку на такую длинную избитую сентенцию.

Наконец миссис Пэйшенс успокоилась и перешла к рассказу о тех гостях ярмарки, кого она знала лично или о ком слышала.

– Еще там будут Мэйленды. Ты помнишь Мэйлендов? Твой отец в молодости был дружен с мистером Мэйлендом, однако потом они поселились слишком далеко друг от друга, чтобы наносить визиты. Но раз или два ты их видела, они были на венчании твоей кузины Эстер и на большой охоте у сэра Чарльза Баркли.

Эмили задумалась. Фамилия «Мэйленд» была ей знакома, но среди множества людей, которых она встречала на балах и празднествах, она запомнила лишь тех, кто чем-либо вызвал ее интерес. Мэйлендов среди них явно не было, и Эмили спросила тетку, почему она заговорила об этой семье.

– Миссис Мэйленд некоторое время назад выдала замуж дочь, Джулию. У ее супруга, мистера Кронбери, дом в Брайтоне, и все Мэйленды приехали погостить к Кронбери. Они пробудут в Брайтоне до самого Рождества. Я подозреваю, что причиной их желания оказаться подальше от Лондона послужила некая скандальная история, в которой замешан их сын, Роджер.

– Он совершил какой-то проступок? – Эмили знала о привычке тетушки осуждать всех и каждого, а потому вовсе не стремилась принимать на веру ее слова о громком скандале.

– Кажется, он собирался сделать предложение одной юной леди, но узнал, что эта девушка прогнала горничную… – тетушка Фанни замялась.

– Как странно! Наверное, у этой леди была причина расстаться со своей служанкой, – Эмили нетерпеливо постучала пальцами по краю стола – раз уж тетушка начала говорить, отчего бы ей не продолжить.

– Молодой девушке не подобает знать такие вещи, – тетушка попыталась поджать губы, но подбородки ей явно мешали. – Одним словом, горничная вступила в непозволительные отношения с кузеном своей хозяйки.

– И ее прогнали прочь… Понимаю, – медленно произнесла Эмили.

Как бы от юных леди вроде нее ни пытались скрывать подробности частной жизни прислуги, смышленые девочки всегда сумеют уловить больше, чем им нужно знать. Болтовня горничных, перешептывания в гостиной, косые взгляды почтенных матрон и заплаканные глаза какой-нибудь Мэри или Энн, поспешно собирающей свои вещи, – и становится понятным, что в доме случилась неприятность, тщательно скрываемая всеми его обитателями от посторонних глаз.

– Служанка поступила дурно и должна была немедленно покинуть дом своих хозяев. В приличном доме не место таким особам, как она, – напыщенно заявила миссис Пэйшенс. – История, конечно, неблаговидная, но это все же не причина для молодого Мэйленда отказываться от ухаживаний за этой леди. Его щепетильность в этом вопросе оказалась неожиданностью для всех. Родители девушки, разумеется, были недовольны – несколько месяцев Мэйленд посещал их дом, его принимали и на него смотрели как на будущего жениха, и вдруг он начинает вести себя холодно, как будто едва знает эту леди!

– Действительно, странно, – вынуждена была согласиться Эмили. – Вот если бы его мать запретила ему жениться на девушке, чья служанка ведет себя слишком свободно, это еще можно было бы понять…

«Если только он вовсе не был влюблен в эту леди и не ухватился за первый же повод избежать помолвки», – подумала она, но не стала сообщать о своей догадке тетушке.

Вместо этого Эмили спросила:

– А как эта леди и ее родители догадались, что причиной его отступления была именно история с горничной?

– Так ведь вся скандальность этой истории и состоит в том, что он публично заявил об этом. По его мнению, кузен этой леди поступил отвратительно и именно он должен был понести наказание, а не служанка, – возмущение миссис Пэйшенс заставило всю ее фигуру заколыхаться, – Мэйленд даже осмелился сказать, что негодяю следовало бы жениться на соблазненной им девушке!

– Так, значит, он просто очень смел и благороден, если не побоялся вступиться за честь горничной, – с невольным восхищением заметила Эмили. – Разве это не то, что должен был сделать этот кузен-соблазнитель?

– Как ты можешь говорить такие вещи, – тетушка Фанни напустилась на Эмили. – Да стоит одному мужчине поступить подобным образом, как все горничные потребуют взять их в жены, заделаются леди и покроют своей дурной, порочной порослью благородные фамильные древа старинных семей!

– По-вашему, тетя, джентльмены имеют право обижать служанок только потому, что они из простонародья? – Эмили не сомневалась в косности суждений своей тетки, но не думала, что миссис Пэйшенс может быть настолько лицемерной и жестокой.

– Конечно, нет! Связь джентльмена со служанкой всегда заслуживает порицания, но мужчины есть мужчины, им свойственны по молодости некие мелкие проступки, и это вовсе не означает, что им стоит губить свою жизнь из-за одной ошибки!

«В его случае это ошибка, в ее – преступление, – подумала Эмили. – Как жестока судьба к этим бедняжкам! Вполне возможно, что моя дорогая Хелен родилась в результате такого вот романа между джентльменом и какой-нибудь доверчивой горничной».

– Вернемся к мистеру Мэйленду, тетушка, – Эмили понимала, что со вздорной ханжой лучше не вступать в долгие споры, и поторопилась переменить тему. – Его поведение, конечно, осудили?

– Ну, разумеется, – миссис Пэйшенс охотно вернулась к описанию скандального поведения молодого Роджера Мэйленда. – В свете даже подумывали, что он сам потерял голову и увлекся этой девицей, а она предпочла ему кузена его будущей невесты. Ходили слухи, что он чуть не вызвал того джентльмена на дуэль, и миссис Мэйленд поторопилась увезти сына из Лондона и побыть в Брайтоне, пока разговоры не утихнут.

– Но подробности этой истории известны уже и в Брайтоне, – заметила Эмили. – Уверена, на ярмарке и на балу на Мэйленда будут показывать пальцем и предостерегать от знакомства с ним.

– Уважающие себя семейства, бесспорно, не подпустят его к дочерям и племянницам, но для менее щепетильных он со своим приличным капиталом считается выгодным женихом, и то, что он не заключил помолвки, делает его привлекательным в глазах тех семейств, кто хочет поскорее выдать замуж дочь, не утруждая себя сборами приданого, – рассудительно сказала тетя Фанни. – Я думаю, тебе надо возобновить знакомство с Мэйлендами.

– Зачем? – удивилась Эмили.

– Ты привлекательна и происходишь из почтенной семьи, – пришлось объяснять миссис Пэйшенс, недовольной недогадливостью племянницы. – Ты можешь понравиться молодому Роджеру.

– То есть я, по-вашему, как раз отношусь к людям неразборчивым и лишенным щепетильности? – с еще большим изумлением переспросила Эмили.

– Нет, ты относишься к леди, у которых туго с деньгами, – отрезала тетушка. – В твоем положении надо подумать о подходящей партии, и Мэйленд тебе вполне подойдет, особенно теперь, когда ему не стоит рассчитывать на брак с невестой из родовитой и богатой семьи.

– Я не собираюсь намеренно искать внимания мистера Мэйленда, – с достоинством отвечала оскорбленная Эмили. – Но я не стану избегать знакомства с ним и составлять свое мнение об этом человеке, ни разу с ним не встретившись. Вас это удовлетворит, тетя?

Миссис Пэйшенс была не удовлетворена смелыми суждениями племянницы, и время, оставшееся до возвращения Эмили в пансион, тетушка Фанни посвятила проповеди о том, как должна вести себя девушка, попавшая в положение мисс Барнс.

Эмили уехала от тетки раздраженная, с головной болью, и сама удивилась тому, какая радость охватила ее, когда экипаж остановился у дверей пансиона Святой Маргарет. Кажется, это место становится ее настоящим домом!

10

День, на который была назначена ярмарка, все приближался, и в холле выставили длинный стол, а на нем разложили плоды самоотверженных трудов учениц. Салфеточки, предназначенные украсить спинки кресел, расшитые подушечки, на которые опускаются на колени в церкви, подушечки для булавок от самых маленьких девочек и сложные вышивки от старших учениц – все это великолепие привлекало внимание и служило неизменной темой для разговоров в столовой и в спальнях.

Хелен вбежала в класс Эмили, едва только закончился урок.

– Ты только подумай, кто-то изрезал самую красивую подушечку! – воскликнула она, отвечая на недоуменный взгляд подруги. – Морин Паркер рыдает так, что сердце разрывается, она трудилась над этой вещицей с того самого дня, как узнала о ярмарке!

– Какой подлый, низкий поступок! – ахнула Эмили, начиная понимать – наряду с нежной девичьей дружбой в пансионе живет и отвратительная зависть. – Кто же способен на такое?

– О, кто угодно, – пожала плечами Хелен. – Любая из девочек может захотеть испортить рукоделие соперницы. Такое уже бывало в прошлые годы!

– В самом деле? – Эмили неодобрительно покачала головой. – Надеюсь, виновные были найдены и понесли наказание?

– Конечно, нет, – подруги не заметили, как в класс вошла расстроенная миссис Фирман. – Свидетелей, как правило, не бывает, любая из девочек может улучить момент и прокрасться в холл, чтобы повредить чужую вещь. Под подозрением оказываются девочки, чьи работы не так хороши, но никто из них ни за что не сознается в содеянном.

– Но если такое уже бывало, почему бы не запереть все вещи в стеклянный шкаф в библиотеке?

– Мисс Барнс, выставлять изделия в холле – давняя традиция нашей школы, и директриса ни за что не нарушит ее, ведь тем самым она признает, что среди учениц существует вражда, – на удивление разумно возразила миссис Фирман, а Хелен согласно кивнула.

– Но что же теперь делать бедняжке Морин? – с сочувствием спросила Эмили.

– Она уже не успеет сотворить что-нибудь столь же красивое, ей придется стоять и смотреть, как гости покупают безделушки, выполненные другими ученицами, – пояснила Хелен. – Ей можно посочувствовать, но сделать ничего нельзя. Скорее всего, это кто-то из девочек среднего класса. Они еще не настолько искусны в рукоделии, чтобы соперничать со старшими ученицами, и находятся в том возрасте, когда хочется первенствовать во всем.

– Морин хорошо рисует, пожалуй, я попробую помочь ей утешиться, – задумчиво протянула Эмили.

– Каким образом? – оживилась миссис Фирман, ценившая мисс Паркер за ее трудолюбие.

– Я помогу ей нарисовать какой-нибудь симпатичный пейзаж, мы вставим его в раму и будем продавать вместе с рукоделием.

– Вы очень добры, мисс Барнс. Наверняка девочка будет рада поучаствовать в ярмарке, но рана ее не скоро затянется, она ведь так старалась, – миссис Фирман едва не плакала от сочувствия к несправедливо обиженной девушке.

Эмили же была полна праведного гнева. Она и представить себе не могла, что среди этих милых девочек могут найтись такие злые сердца, способные погубить чужую работу. У Эмили не было сестры, с которой ей приходилось бы соперничать за внимание матери, да внимание миссис Барнс и не стоило того, чтобы сражаться за него, а потому Эмили не могла понять стремление одних выдвинуться за счет посрамления других, а не за счет своих собственных талантов. Наверное, тетушка Фанни и мать Эмили скорее разобрались бы в этой ситуации, но мисс Барнс оставалось лишь в бессилии постукивать сжатым кулачком по столу.

Вечером школа напоминала потревоженный недоброй рукой улей. Новость распространилась по всем классам, девочки бесконечно перешептывались и даже громко выражали свое мнение о случившемся. Миссис Вильерс, дежурившая на этой неделе, напрасно призывала классы к спокойствию, впрочем, она не особенно и старалась. По ее оживленному лицу Эмили вдруг поняла, что произошедшее в школе доставляет ей удовольствие – ведь сколько открывается возможностей для догадок и пересудов!

Эмили почувствовала отвращение к этой женщине и за ужином постаралась сесть подальше от нее, если уж за одним столом нельзя повернуться спиной к соседу. Учителя тоже не могли обойти своим вниманием чрезвычайное событие, все разговоры за столом сводились к тому, кто из девочек совершил этот чудовищный проступок и как выявить и наказать виновную. Или виновных, если кто-то из учениц сговорился и сообща решил испортить рукоделие мисс Паркер.

Морин сидела за столом в окружении своих подруг, но почти ничего не ела. Ее заплаканные глаза вызывали горячее сочувствие, и Эмили решила тотчас после ужина поговорить с девушкой о новой работе.

Хелен развлекала себя тем, что присматривалась к лицам девочек, словно пыталась заметить на одном из них радость, смущение или чувство вины, но безрезультатно. Если преступница и была среди учениц, которых видела мисс Эйвери со своего места, все они могли считаться виновными или невиновными, ведь ни одно личико в этот вечер не оставалось равнодушным.

Более всего потрясенными выглядели младшие девочки, они еще не успели столкнуться с предательством своих подруг. Эмили подумала, что во время завтрашнего урока постарается объяснить им, как жестоко и бессмысленно поступили с бедняжкой Морин Паркер, и внушить, что радость от такой победы ничтожна по сравнению с угрызениями совести и чувством вины. «Если я смогу заронить в их души немного благородных устремлений, надеюсь, в будущем нам не придется сталкиваться с подобной неприятностью, – думала она, нехотя ковыряя вилкой жаркое. – А вот старшие девушки не кажутся потрясенными, зависть к более красивым, богатым или удачливым подругам уже отравила в большей или меньшей степени их сердца. Увы, соперничество порой приобретает самые отвратительные, жуткие формы, идет ли речь о рукоделии или о внимании поклонника».

После ужина в общей зале не было слышно смеха, дежурной учительнице не приходилось выговаривать девочкам за шумные игры. Миссис Фирман сказала Эмили:

– Я надеюсь, случившаяся с мисс Паркер беда пойдет девочкам на пользу, и им никогда не захочется причинить такое огорчение кому-нибудь из своих подруг.

Мисс Брент, проходившая мимо, насмешливо улыбнулась:

– До следующей подобной ярмарки вся эта история забудется, а потом девочки станут точно так же стремиться выдвинуться, пусть даже и за счет слез кого-то из них.

– Неужели вы считаете их всех жестокосердными и испорченными? – не удержалась Эмили, так и не научившаяся игнорировать резкие замечания мисс Брент.

– Вовсе нет, но им, как и всем нам, свойственны порой недобрые чувства. Вы же не станете утверждать, что никогда не совершали неблаговидных поступков? – развернулась к ней мисс Брент.

Эмили подумала, что эта несносная женщина намекает на разговор, случайно услышанный Эмили в библиотеке, и невольно покраснела.

– Разумеется, не стану, – она сердито вздернула подбородок. – Но я никогда бы не стала способствовать тайному умыслу, если он может причинить кому-то вред!

На этот раз, кажется, ей удалось задеть мисс Брент. Учительница музыки одарила ее долгим пронзительным взглядом и направилась дальше одной ей ведомым путем. Эмили впервые за последние дни вспомнила, что ей так и не удалось узнать, с кем из девушек говорила в тот день мисс Брент в библиотеке.

Эмили не нашла Морин Паркер среди старших девушек, собравшихся группой подле камина. У мисс Паркер не было отдельной спальни, и Эмили отправилась разыскивать бедняжку, чтобы предложить ей совместными усилиями приготовить для ярмарки какую-нибудь прелестную картинку.

Мисс Паркер нигде не было, и Эмили пришлось спросить о девушке мисс Олдридж, попавшуюся ей на глаза в коридоре.

– Вероятнее всего, она в гостях у мисс Рикман и мисс Сэмпсон, – объяснила экономка. – Они очень дружны с мисс Паркер и часто приглашают ее к себе.

Эмили поблагодарила мисс Олдридж и снова поднялась на второй этаж. Ей не очень хотелось заходить в комнату учениц, но необходимо было найти Морин. Эмили постучала в дверь, прежде чем войти в спальню девушек.

Уютная комната была освещена десятком свечей – такого не могла себе позволить ни одна учительница, и Эмили после темного коридора даже пришлось сощурить глаза, раздраженные ярким светом.

У стола посередине комнаты сидели четыре девушки и пили чай. При виде Эмили Сьюзен Сэмпсон тотчас вскочила со своего места:

– Мисс Барнс! Как чудесно, что вы зашли к нам! Сейчас я налью вам чаю, у нас как раз есть лишняя чашка!

Другие девушки обеспокоенно посмотрели на учительницу, словно боялись, что она принесла им еще какую-то плохую новость.

Эмили верно истолковала их взгляды и успокаивающе кивнула.

– Благодарю вас, мисс Сэмпсон, но я хочу сперва поговорить с мисс Паркер.

– Вы знаете, кто это сделал? Вы скажете нам, мисс Барнс? – спросила Энид Рикман.

Эмили покачала головой:

– Нет, я не знаю, кто лишил гостей ярмарки возможности приобрести чудесное изделие мисс Паркер, – сказала она. – Я хочу предложить вам, Морин, участвовать в ярмарке с новым прекрасным творением.

– Вы же знаете, я ничего не успею сделать, – уныло ответила Морин, миниатюрная блондинка с вытянутым, как у жеребенка, личиком. – Я вышивала эту подушечку несколько недель.

– Именно поэтому я и пришла. Может быть, вы пройдетесь со мной по коридору и мы поговорим?

– У нас нет секретов друг от друга, мисс Барнс. И я уже налила вам чаю, – решительно заявила мисс Сэмпсон, явно привыкшая поступать всегда именно так, как хочется ей, и требовавшая от своих близких беспрекословного подчинения. В этом она походила на мисс Найт, но, к счастью, Сьюзен не было свойственно высокомерие Филлис и ее капризы казались скорее милыми и забавными, нежели оскорбительными и зловредными. Морин послушно кивнула, соглашаясь со словами мисс Сэмпсон, и Эмили пришлось занять свободный стул.

Четвертая из девушек, некрасивая, сутулая мисс Купер, обернулась к Эмили:

– Мисс Барнс, ну неужели ничего нельзя сделать? Я уверена, этот ужасный поступок совершила Филлис Найт или кто-то из ее приспешниц! Она заслуживает того, чтобы быть изгнанной из пансиона!

Сьюзен согласно кивнула, и Эмили поняла, что эту тему девушки обсуждали до ее прихода.

– Вы же знаете, мисс Купер, никто не видел того, кто это сделал. У нас нет никаких оснований обвинять мисс Найт, тем более что все время после обеда она провела в танцевальной зале вместе с другими девушками из вашего класса!

– Может быть, она и выходила, но этого никто не заметил, во время уроков танцев всегда такая суета, – упрямо настаивала на своем мисс Купер.

– Довольно, Джемма, давай послушаем, что хочет нам сказать мисс Барнс, – прервала Энид излияния мисс Купер.

– Я собираюсь предложить вам, мисс Паркер, представить на ярмарке какое-нибудь небольшое живописное произведение, – Эмили обернулась к Морин, глядевшей на нее недоверчиво и уныло. – Сельский пейзаж или натюрморт с цветами всегда уместно смотрится в гостиной, и вашу работу наверняка купят.

Морин была так явно удивлена словами мисс Барнс, что Эмили даже улыбнулась. Похоже, бедняжке не приходило в голову, что для нее не все еще потеряно.

– Вы полагаете, я смогу успеть нарисовать что-нибудь стоящее? – переспросила она, а Сьюзен уже тихонько хлопала в ладоши, в восторге от идеи мисс Барнс.

– Вы прекрасно рисуете, мисс Паркер, и вполне справитесь со сложной работой. Времени действительно остается не так уж много, поэтому я готова помочь вам. Но это не значит, что я буду делать работу за вас, – прибавила Эмили, когда заметила, как нахмурилась мисс Паркер.

– Это великолепный выход, Морин, – к рукоплесканиям Сьюзен присоединилась и мисс Купер. – Только я бы посоветовала тебе хорошенько прятать свою картину до самого дня ярмарки.

– Ты думаешь, кто-то снова попытается испортить работу Морин? – Энид с удивлением посмотрела на подругу.

– Если Филлис сделала это один раз, сделает и другой, вы же все знаете, как она не любит нашу Морин за то, что та назвала ее брата напыщенным щеголем, – Джемма передернула своими узкими плечами.

Эмили слышала разговоры девушек о том, как недавно молодой мистер Найт попытался через свою сестру передать записочку для мисс Паркер и как Морин отвергла всякую возможность дальнейшего знакомства с этим дерзким юношей. Неужели причина крылась в мстительности мисс Филлис, а вовсе не в том, что кто-то из девочек захотел, чтобы ее рукоделие считалось самым лучшим?

– Она это или не она, но я поддерживаю предложение мисс Барнс и согласна с тем, что картину следует прятать, – заметила Энид, самая невозмутимая из четырех девушек. – Ты можешь хранить ее в нашей спальне, мы со Сьюзен будем запирать дверь на ключ, хотя до сих пор не делали этого.

– Я, право же, не знаю, получится ли картина, которую не стыдно будет представить собравшимся гостям, – пробормотала Морин, шмыгая тонким нервным носиком.

– Конечно, картина не будет так прекрасна, как ваша погибшая подушечка, но своей решительностью вы покажете недоброжелателям, что не сдаетесь перед проявлениями их низости и подлости, – веско сказала Эмили, не желая напрасно обнадеживать девушку и в то же время стремясь поднять ее дух.

Подруги тотчас принялись уговаривать Морин попробовать нарисовать что-нибудь и наперебой стали предлагать сюжеты для будущей картины. Эмили отставила свою чашку и поднялась на ноги.

– Что ж, теперь я вас оставлю. У вас есть время, чтобы решить, что вы изобразите на полотне, и завтра после первого урока можете прийти ко мне и сообщить о вашем решении. После чая у вас и у меня нет уроков – самое удобное время, чтобы начать рисунок. Благодарю вас за угощение, мисс Сэмпсон.

Сьюзен не стала уговаривать мисс Барнс посидеть еще, и Эмили тепло попрощалась с девушками и вернулась в свою спальню.