Текст книги "Самосознание и саморегуляция поведения"

Второй, содержательный аспект самосознания, на наш взгляд, раскрыт в большей степени в теориях идентичности и самоопределения. Если теории структурного плана позволяют нам ориентироваться в отношениях компонентов друг с другом, то содержательные – в их смысловом наполнении. В нашем исследовании мы поставили акцент на изучении именно содержательной стороны самосознания и ее регуляторных возможностей. Для этого мы собирались выделить содержательные единицы самосознания, которые были бы значимы как его сущностные характеристики и перспективны в плане их эмпирического исследования. В отечественной психологии подход, который теоретически и методологически наиболее близок нам по целям и задачам – это понимание и исследование направленности как ядра личности.

Направленность личности, вслед за С. Л. Рубинштейном, понимается нами, в первую очередь, как мотивационная направленность. Согласно взглядам С. Л. Рубинштейна, «проблема направленности – это, прежде всего, вопрос о динамических тенденциях, которые в качестве мотивов определяют человеческую деятельность, сами, в свою очередь, определяясь ее целями и задачами» (Рубинштейн, 1989, с. 104). В самом общем виде направленность можно определить как динамическую систему установок и тенденций, потребностей и мотивов, интересов и идеалов, находящихся в сложных, в том числе иерархических, связях и отношениях. В то же время, Ю. М. Забродин и Б. А. Сосновский говорят о необходимости отчетливо представлять, что направленность личности – это отнюдь не то же, что направленность деятельности, поведения в целом (Забродин, Сосновский, 1989, с. 100). В работах ряда отечественных психологов анализ направленности личности представлен посредством мотивационно-смыслового описания (Б. С. Братусь, Л. И. Божович, Ю. М. Забродин, Д. А. Леонтьев, Б. А. Сосновский).

Для того, чтобы выделить наиболее существенные содержательные аспекты самосознания, которые представлены как в структурных, так и в содержательных концепциях, нам необходимо также рассмотреть взгляд на самосознание с точки зрения возрастной психологии.

Появление самосознания в собственном смысле слова связывается с периодом, предшествующем юношеству, – с подростковым возрастом и появлением у подростка вопроса «Кто я?». Представляя самосознание аспектом сознания, Л. С. Выготский подчеркивал значение рефлексивности как конституирующей характеристики сознания, указывая, что это свойство появляется лишь с появлением самосознания (Выготский, 1984). Участие рефлексии как отражения собственных процессов в сознании подростка ведет к перестройке всей структуры сознания человека: его личность начинает участвовать в каждом отдельном акте, опосредствовать связи функций между собой (Выготский, 1999, с. 231). В отечественной психологии самосознание в основном рассматривают как высшую ступень развития сознания, продукт развитого сознания и речи, связанный с формированием человека как субъекта деятельности и включенный в процесс становления личности (Л. И. Божович, И. С. Кон, В. В. Столин и др.). Например, Л. И. Божович пишет, что «развитие сознания в онтогенезе характеризуется тем, что в нем все большую и большую роль начинают играть процессы познания и осознания субъектом самого себя как некоторого единого целого, способного и стремящегося к самовыражению. Развитие сознания изменяет характер взаимоотношений между субъектом и средой» (Божович, 1995, с. 119). Она рассматривает самосознание как способность направлять сознание на свои собственные психические процессы, включая и сложный мир своих переживаний. Этот уровень развития сознания порождает у подростков потребность обернуться на самого себя, познать себя как личность, отличную от других людей, и оценить себя в соответствии с избранным образцом, что, в свою очередь, вызывает у него стремление к самоутверждению, самореализации и самовоспитанию. Согласно В. В. Давыдову, В. И. Слободчикову, Г. А. Цукерман, в подростковом возрасте происходит становление субъектности самосознания, когда развивается индивидуальная способность к самоизменению, установлению границ Я.

В. С. Мухина отмечает и трудности переходного возраста, которые проявляются в тревожности и неуверенности подростка в себе. При этом подросток стремится осмыслить свои притязания на признание, оценить себя как будущего юношу или девушку, определить для себя свое прошлое, значение личного настоящего, заглянуть в личное будущее, определиться в социальном пространстве – осмыслить свои права и обязанности (Мухина, 1997, с. 406). В этом возрасте самосознание уже включает в себя все содержательные аспекты самосознания взрослой личности, которые выделяются автором.

По окончании переходного возраста в качестве новообразования этого периода возникает самоопределение, которое характеризуется не только пониманием самого себя – своих возможностей и стремлений, но и пониманием своего места в жизни. Готовность к самоопределению (Л. И. Бершедова, И. В. Дубровина, Н. Н. Толстых) подразумевает наличие потребности в новой форме социальных отношений, новой общественно значимой позиции (К. А. Абульханова-Славская, Л. И. Божович). С другой стороны, общество требует сделать выбор своего дальнейшего пути. Таким образом, с точки зрения нормального личностного развития, у юноши должна появиться потребность и способность выбирать, а также реализовывать целенаправленную активность по отношению к выбранной цели. В этом смысле исследование регуляторной роли самосознания в старшем школьном возрасте является, на наш взгляд, крайне важным.

В качестве сущности процесса самоопределения М. Р. Гинзбург предлагает рассматривать следующие четыре характеристики: связь самоопределения с ценностями; потребность в самоопределении как потребность в формировании некоторой смысловой системы, в которой центральным моментом является представление о смысле собственной жизни; устремленность в будущее; связь самоопределения с выбором профессии. Определение человеком смысла своего существования происходит посредством занятия активной позиции относительно социокультурных ценностей. Ценности задают ориентацию на будущее, в том числе и ориентацию на достижение определенного уровня в системе социальных отношений, на основе которой и вырабатываются требования к той или иной профессии. В. С. Мухина считает проблему выбора жизненных ценностей основной в юности (Мухина, 1997, с. 420). Для И. С. Кона ключевой точкой возрастного развития в этот период является формирование самосознания и собственного мировоззрения.

Таким образом, у нас есть основания полагать, что исследовать основное новообразование раннего юношеского возраста нужно именно через изучение ценностно-смыслового ядра личности, предпосылкой для развития которого является формирование рефлексивных возможностей самосознания в подростковом возрасте. При этом важно понимать, что возникновение дифференцированной и осмысленной системы ценностей в самосознании старшеклассников на момент окончания школы происходит не всегда. Это во многом зависит от осознанной работы по самоопределению.

Однако, как показано Ю. А. Миславским, наличие отчетливых жизненных намерений и стремлений не всегда приводит к реальным шагам по их осуществлению. Действенность содержаний самосознания, заложенных в «инстанции» личности (ценностей, целей, идеалов и т. д.), определяется особенностями систем саморегуляции личности, в то время как ее направленность определяется соответствующими содержаниями.

Для успешного решения возрастной задачи юности как задачи самоопределения у молодого человека должна появиться мотивация к занятию новой социальной позиции, сложиться дифференцированная система ценностных ориентаций и способность к творческому построению жизненных смыслов, а также возникнуть представление об индивидуальном пространстве возможностей во временной перспективе. Также ему необходимо соотнести свои желания с адекватным Я-образом (в обобщенном смысле Я-концепцией). Этот многогранный и сложный процесс может быть успешен только в том случае, если у молодого человека сложилась развитая функциональная структура процесса саморегуляции.

Теперь мы можем обозначить те содержательные структуры, которым будет непосредственно посвящено наше исследование. Выделенные нами структуры с точки зрения направленности самосознания являются ключевыми в различных психологических теориях, в том числе тех, которые учитывают возрастной аспект.

Как справедливо отмечает И. С. Кон, любая концепция структуры Я выделяет в нем, наряду с отражением реальных свойств «хозяина», какие-то идеальные, ценностные компоненты (так называемое Я-идеальное). Концепции уровневого строения самосознания позволяют заключить, что на высшем, личностном этапе его развития основными интегрирующими образованиями становятся ценностные ориентации, а уровень согласованности собственного поведения и ценностных ориентаций свидетельствует о высшем уровне развития самосознания. Ценностности рассматриваются как центральный компонент структуры личности (Непомнящая, Каневская, Пахомова, Барцалкина, Рубцова, Музе, 2001). А В. С. Мухина считает, что ценностные ориентации формируют костяк структуры самосознания личности.

Вторым содержательным аспектом самосознания, который образует стержень Я и задает непрерывность человеческому существованию, является представление себя во времени – прошлом, настоящем и будущем, а в целом – представление о своем жизненном пути.

Ценностные ориентации, наряду с представлением о жизненном пути, становятся одним из наиболее значимых содержательных аспектов самосознания в контексте самоопределения на пороге окончания школы.

Также мы можем выделить мотивационно-смысловой аспект самосознания. Если ценностный аспект задает предельный, высший уровень ориентации человека, то мотивация отражает его актуальную направленность.

В качестве эмоционально-ценностного аспекта можно выделить характер отношения к себе, или самоуважение.

1.3. Роль содержательных аспектов самосознания в регуляции поведения и деятельности человека

Наиболее разработанной в классической психологии является регуляторная роль сознания. Она рассматривается в контексте проблемы единства сознания и деятельности, впервые сформулированной С. Л. Рубинштейном на базе философской традиции Канта, Гегеля и Маркса. «Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей. С другой стороны, анализ человеческой деятельности показывает, что самая осознанность или неосознанность того или иного действия зависит от отношений, которые складываются в ходе самой деятельности… Сознание и деятельность человека образуют подлинное единство» (Рубинштейн, 1989, с. 26–27).

Поскольку самосознание является аспектом сознания, по сути, отражением отражения внешней действительности, то актуальным в плане исследования является вопрос – а есть ли специфика регулирующей роли самосознания по сравнению с сознанием? Насколько пересоздание себя в рефлексии приводит к изменению поведения и деятельности и как это проявляется? Можно ли обнаружить индивидуальные различия в регуляции самосознанием поведения и деятельности, от чего они зависят? Возможно, содержательные аспекты самосознания в различной степени детерминируют поведение?

Эти вопросы будут рассмотрены нами сначала в теоретическом плане.

Регуляторную функцию самосознания рассматривают в двух контекстах: в контексте различных нарушений самосознания (Б. В. Зейгарник, К. Хорни, А. Фрейд и др.) и их влияния на поведение, а также с точки зрения адаптации к самому себе (самопринятия, самоуверенности), самоприспособления (Н. И. Сарджвеладзе). Рядом исследователей отмечается мотивирующая, побуждающая роль самосознания по отношению к определенному поведению или деятельности (Л. И. Божович, В. С. Столин и др.). Самосознание в его когнитивной и эмоциональной форме может детерминировать отношение к окружающим, выступая в форме самопознания и самоотношения, оно может влиять на развитие тех или иных черт и личности в целом. В ряде работ раскрываются специфические для людей с психическими нарушениями особенности структурно-иерархической организации смысловой сферы, детерминирующие их незрелость, недостаточную сформированность иерархии, внутреннюю конфликтность и повышенную лабильность у них смысловых образований.

Обобщение философско-психологического взгляда на соотношение самосознания и образа (Новохатько, 1992) содержит взгляд на самосознание как на единство (тождество) сознания и воли, т. е. совпадение теоретического и практического отношения к предмету. При такой постановке вопроса проблема возникновения самосознания начинает совпадать с проблемой формирования человеческой индивидуальности, личности, поскольку переход от разума (предметно и объективно представленного в деятельности других людей) к субъективному единству самосознания рассматривается автором как «присвоение» отчужденной от ребенка «разумной» формы, которую он делает «своей» (там же, с. 132). Здесь регуляторная функция самосознания в самом общем виде предстает как умение контролировать свои собственные действия под углом зрения внутренней логики активной деятельности, согласующейся с формой предмета этой деятельности.

Для С. Л. Рубинштейна регуляторная роль сознания проявляется во внутренней работе личности, в процессе которой она должна соотнести свои субъективные желания и возможности с объективными требованиями, и, в конечном итоге, прийти к самоопределению во все расширяющихся отношениях с миром. Среди важнейших психолого-педагогических «характеристик» самосознания А. Г. Спиркин отмечает, в частности, что «самосознание является мощным фактором не только самоконтроля, но и самокритики, самосовершенствования и самовоспитания» (Спиркин, 1972, с. 146).

В. С. Мерлин к основным функциям самосознания относит развитие и самосовершенствование личности в соответствии с социально-нравственными требованиями общества и сознательное использование психологических закономерностей своей личности для наиболее успешного преобразования природы и общества (Мерлин, 1990).

И. И. Чеснокова в качестве структуры самосознания предлагает также рассматривать ее как единство трех компонентов – самопознания, эмоционально-ценностного отношения к себе и саморегулирования поведения. При этом она различает два уровня самосознания по критерию тех рамок, в которых происходит соотнесение знаний о себе (Чеснокова, 1977). На первом уровне такое отнесение происходит в рамках сопоставления «Я» и другого человека. Сначала некоторое качество воспринимается и понимается в другом человеке, а затем оно переносится на себя. Соответствующими внутренними приемами самопознания являются преимущественно самовосприятие и самонаблюдение. На втором уровне соотнесение знаний о себе происходит в процессе автокоммуникации, т. е. в рамках «Я» и «Я». Человек оперирует уже готовыми, сформированными знаниями о себе. В качестве специфического внутреннего приема самопознания указываются самоанализ и самоосмысление. На этом уровне человек соотносит свое поведение с той мотивацией, которую он реализует. Оцениваются и сами мотивы с точки зрения общественных и внутренних требований. Высшего развития самосознание на втором уровне достигает при формировании своих жизненных планов, жизненной философии, общественной ценности, чувства собственного достоинства.

И. И. Чеснокова фактически является единственным автором, который выделяет саморегуляцию как отдельный содержательный аспект самосознания. Она говорит о том, что с развитием самопознания и эмоционально-ценностного отношения к себе расширяется и регулятивная сфера самосознания. Это выражается, прежде всего, в формировании произвольного поведения. При этом она предлагает разграничивать два типа саморегулирования: регуляцию поведения в течение короткого отрезка времени, в конкретной ситуации деятельности, общения, и регуляцию поведения на протяжении длительного времени в форме систематической работы личности над собой, реализации ее идеальных замыслов. Последняя форма регуляции основывается на опыте и итогах самопознания, сконцентрировавшихся в понятии человека о себе как личности с определенными стабильными особенностями, отличающими ее от других.

«Первый уровень саморегуляции составляет управление личностью непосредственным течением поведенческого акта на всех этапах его развертывания – от мотивирующих детерминант до конечного эффекта его оценки. Второй уровень саморегулирования составляет действие самоконтроля, т. е. непрерывное прослеживание личностью всех звеньев регуляции поведения, их связей, внутренней логики, это постоянный “отчет” личности перед самой собой в соотнесенности цели, мотива действия и хода самого действия; это постоянная внутренняя готовность переключить действия в другое русло, изменить его, внести какие-то дополнительные моменты, коррективы; это как бы общение внутри самой личности – между личностью в действии и личностью, планирующей действие в соответствии с определенной целью поведения» (там же, с. 135).

Таким образом, регуляторная роль самосознания является закономерным следствием методологического положения С. Л. Рубинштейна о единстве процессов сознания (рефлексии) и действия, благодаря которым человек осуществляет выход за пределы ситуации: «Сознание, рефлексия и мышление (в ходе которого компоненты ситуации рассматриваются в новых связях и отношениях) расщепляют ситуацию – вычленяют условия в соотношении с требованиями. В результате рефлексии человек мысленно поднимается над своей жизнью, занимает позицию вне ее» (Рубинштейн, 1973, с. 345). Развивая эту точку зрения, Е. И. Кузьмина констатирует, что такая регуляция, включающая осознание и окружающего, и действий, направленных на его изменение, определяется как существенное звено в развитии бытия (Кузьмина, 2004, с. 13).

Я-концепция участвует в целеобразовании, т. е. в подборе таких целей, которые согласуются с «Я-образом» в целом, с представлениями о своих возможностях, и значительно влияет на интерпретацию достигнутого эффекта поведения (Чеснокова, 1977). Мотивирующие функции могут корениться в представлениях об «идеальном Я», могут являться отражением рассогласования «настоящего Я» и «будущего Я», а также являться следствием необходимости поддержания чувства собственного достоинства и самоуважения с помощью реальных достижений (Johnson, Forsman, 1995).

Согласно Э. А. Гребенниковой «Я-концепция» в механизме саморегуляции выступает как представление субъекта о себе наличествующем, теперешнем и зависит от самооценки (Гребенникова, 1995). С помощью самооценки личность выбирает свое место в жизни, свою жизненную позицию и способ ее реализации. В процессе саморегуляции «Я-концепция» и самооценка создают субъективную модель значимых условий и предмета преобразований, определяют направление и степень активности личностной саморегуляции. Уровень притязаний также участвует в личностной саморегуляции. Личность в своих притязаниях выдвигает требования не только к ожидаемому успеху, но и к самой себе: к уровню, качеству, способу своей активности в жизни.

Теперь более подробно рассмотрим регуляторную роль выделенных нами содержательных аспектов самосознания в разных психологических исследованиях.

Регуляторная функция самоуважения в основном выделяется в теориях, которые различают «базовое» и «приобретаемое» самоуважение. Базовое самоуважение формируется в раннем детстве и не зависит от социальной симпатии и одобрения других (Kohut, 1971; Роджерс, 2001). Оно называется базовым, поскольку обеспечивает индивидууму внутреннюю «охрану» от неудач и неблагоприятных обстоятельств каждодневной жизни (Johnson, 2002). Приобретаемое самоуважение понимается как установка на борьбу за успех, совершенствование и одобрение других для получения или увеличения чувства самоуважения. Такие теоретические взгляды находятся в русле социально-психологических концепций относительно эффективных действий и социального одобрения как источника чувства самоуважения (Harter, 1993).

Недавние исследования зарубежных авторов показывают, что положительное самоуважение – существенный компонент умственного здоровья, связанный с уверенностью в собственных действиях как ресурс, который влияет на последствия напряженных событий жизни (Kling, Hyde, Showers, Buswell, 1999). Высокое чувство собственного достоинства также взаимосвязано с эффективными стратегиями совладания. В частности, обнаружены положительные корреляции между самоуважением и активным совладанием с ситуацией или планированием, в то время как отрицательные корреляции наблюдались для стратегий избегания (Ben-Zur, 2002).

За мотивацией в разных по исходным методологическим позициям концепциях признается побудительная и направляющая функции. Она играет роль посредника между постановкой цели и действиями по ее реализации (Ильин, 2000). В ряде подходов рассматривается смыслообразующая функция мотивации (В. Г. Асеев, А. Н. Леонтьев, Б. Ф. Ломов). Смысл действия не опосредуется мотивами автоматически, он образуется в результате самостоятельного его построения (Иванников, 1991; Патяева, 2002). Поэтому включение действия в новый мотивационный контекст достигается через переоценку ситуации, ее переосмысливание.

Иерархическая модель системы базовых потребностей А. Маслоу позволяет автору объяснить, почему самоактуализация, выражающая сущность человека, далеко не всегда выступает как реальный мотив (Леонтьев Д. А., 1987). По его мнению, причина этого кроется в том, что у большинства людей оказываются не удовлетворены потребности более низших низких уровней (физиологические потребности, потребности в безопасности, потребности в контактах и любви, потребности в признании, оценке, уважении). При этом А. Маслоу описывает и ряд нарушений выстроенного им иерархического порядка, а также признает возможность детерминации поведения высшими потребностями при неудовлетворении низших. Однако такие случаи представляют собой скорее исключения, подтверждающие правило.

Развивая свою концепцию, А. Маслоу приходит к необходимости различать обычную мотивацию людей, не достигших самоактуализации, и мотивацию людей, достигших уровня «Бытия» (Маслоу, 1997). На уровне Бытия человек всегда имеет какое-то призвание, миссию. Такие люди идентифицируются со своим призванием и описывают его в терминах высших ценностей – совершенства, истины, целостности и т. д. Такие ценности А. Маслоу считает частью человеческой природы.

Некоторые авторы придерживаются точки зрения, что мотивы влияют на деятельность опосредованно – через сознательно поставленные цели. Так, в работах А. Бандуры (1981) отражено, что постановка определенных целей приводит к возобновлению и усилению интереса к деятельности, потерявшей для субъекта свою значимость. Центральным понятием в исследованиях Бандуры выступает самоэффективность. Он широко определяет самоэффективность: как убеждение, что человек может успешно осуществлять поведение, чтобы добиться определенного результата. Для автора, однако, вера в определенный результат изменяется в зависимости от ситуации, в которой осуществляется поведение (Bandura, 1981). В работах его последователей показана связь самоэффективности и Я-концепции (Gorell, 1990).

А. Бандура связывает самоэффективность и постановку цели через понятие стимула. Самоэффективность является некоторым суждением о собственных способностях в той же мере, как и о том, что вероятнее всего будет происходить в будущем. Постановка цели становится более эффективной, если мы рассматриваем события, которые имеют среднюю трудность и расположены в вероятностном будущем. Такие события приобретают побудительную силу и мотивируют текущее поведение, направленное на достижение будущих целей. Таким образом, «вероятностное самопобуждение» – функция и отношения к себе, и цели (Bandura, 1981).

Другой точки зрения придерживается Дж. Дж. Джонс (Jones, 1988). Он считает, что люди, которые предпочитают устанавливать долгосрочные цели, мотивированы будущим и демонстрируют больший смысл человеческой деятельности и достижения. С другой стороны, те, кто мотивирован настоящим, стремятся поддерживать статус-кво, меньше заинтересованы в постановке целей и проявляют меньшую активность и успешность деятельности. Последующие исследования показали, что постановка долгосрочных целей оказывается более эффективной, если ставить промежуточные цели или шаги. Таким образом, постановка промежуточных шагов – важный индикатор эффективности достижения целей.

В то же время М. М. Лапкин и М. В. Яковлева выявили, что успешность обучения в вузе зависит не только от личностных особенностей деятельности студентов, но и от ее мотивационной структуры. Как показали авторы, «успешным» сочетанием мотивов является то, в котором преобладают состязательный и познавательный мотивы с одновременно высоким уровнем мобилизации усилий (Лапкин, Яковлева, 1996, с. 138).

Т. В. Корнилова считает, что «отражательный» аспект проблемы мотивации был разработан более конструктивно, чем аспект «регуляторный». Последний рассматривался в контексте анализа функции побуждения (Корнилова, 1997, с. 8). Мотивационная динамика регуляции действий была на разных основаниях представлена в таких разных концепциях, как теория К. Левина, концепция Г. Мюррея или теории С. Л. Рубинштейна и А. Н. Леонтьева. Т. В. Корнилова отмечает сходство представлений о мотивации в концепциях А. Н. Леонтьева и Г. Мюррея. А. Н. Леонтьев различал мотив и цель, где различным целям мог быть приписан один и тот же мотив (или структура мотивов). С этой точки зрения, процессы мотивации обеспечивают регуляцию направленности и динамики действий в соответствии с этим мотивом. В классификации потребностей по Мюррею типичные тенденции в мотивационной регуляции поведения представлены как темы, за которыми стоит содержание того или иного мотива.

Учитывая многообразие подходов к исследованию человеческой мотивации, нам необходимо обрисовать круг тех ситуаций, в которых мотивационная регуляция предстает именно как регуляция на уровне самосознания. Такие ситуации, как правило, связаны с необходимостью осуществить выбор, принять решение в проблемной ситуации. Часто выбор мотивов деятельности выступает как один из центральных моментов личностной регуляции. Т. В. Корнилова считает, что приемлемость или неприемлемость альтернатив может оцениваться субъектом только в контексте актуализации присущих ему актуально складывающихся мотивационных образований (смыслообразующих мотивов и мотивов-стимулов). «Процессы самоосознавания и смыслообразования необходимо разворачиваются, если речь идет действительно о принятии решений, а не о внешней демонстрации выбора» (Корнилова, 1997, с. 173).

Д. А. Леонтьев расширяет понимание ситуаций выбора, утверждая, что безальтернативных ситуаций не бывает. В то же время необходимым условием построения изначально неочевидных альтернатив является работа по рефлексивному осознанию ситуации. Отсутствие или наличие выбора связано не с объективными альтернативами, а с включением рефлексии. «Выбор – сложно организованная деятельность, осуществляемая на разных уровнях сложности и неопределенности ситуации» (Леонтьев, 2000, с. 16). Б. В. Зейгарник, в свою очередь, считает рефлексию и смысловое связывание основными механизмами саморегуляции, особая роль которых проявляется в преодолении критических жизненных ситуаций.

Э. Фромм выделяет шесть основных аспектов ситуации, требующих осознания для того, чтобы выбор был оптимальным: 1) что хорошо, а что плохо; 2) способ действия в данной ситуации, ведущий к поставленной цели; 3) собственные неосознанные желания, 4) реальные возможности, заключающиеся в ситуации; 5) последствия каждого из возможных решений; 6) недостаточность осознания: необходимо также желание действовать вопреки ожидаемым негативным последствиям (Леонтьев, 2000, с. 17).

Отчасти противоположное мнение относительно значимости процессов осознавания для осуществления эффективной саморегуляции содержится в работах В. В. Столина и Л. И. Божович. В. В. Столин выделяет в качестве единицы самосознания конфликтный личностный смысл (Столин, 2000). Для него поступком является преодоление перекрестка, пересечения двух деятельностей, после совершения которого неминуемо возникает осмысление собственного Я. Если факт совершения поступка, выбора признается, то возникает раскаяние, ужесточение или смятение, а если поступок отрицается, – то самообман, дискредитация или вытеснение (там же, с. 143). В любом случае постоянная внутренняя конфликтность приводит к неустойчивости поведения, неспособности добиваться сознательно поставленных целей. Выход из этой проблемы Л. И. Божович видит в формировании целостной, непротиворечивой личности, которая не может характеризоваться развитием лишь ее способности к сознательному самоуправлению. По ее мнению, необходимо формировать у человека мотивирующие системы, обладающие такой принудительной силой, которая обеспечивала бы требуемое поведение без мучительной борьбы человека с самим собой (Божович, 1976).

Ценностные ориентации – одно из основных понятий, используемых при построении психологических концепций личностной регуляции поведения. В современных исследованиях они рассматриваются в контексте проблем психологической адаптации личности и процессов ее саморегуляции. Специфика регуляторной роли ценностных ориентаций состоит в том, что их смысловые влияния устойчивы и постоянны. «Поскольку ценностный вектор направлен в бесконечность, а сами ценности переживаются как ориентиры “объективно” желательного состояния дел не только для самого субъекта, но и сообщества, группы, к которой он себя относит (Kluckhohn, 1954, р. 388), смысловые влияния и энергия, исходящая от ценностей, устойчивы и постоянны. Они не исчезают при достижении цели и не зависят от потребностного состояния носителя личностных ценностей» (Борисов, Кудрявцев, 2003).

Регулирующая роль ценностных ориентаций проявляется в том, что именно они, являясь показателем общей направленности личности, ее жизненных устремлений, отношения к тем или иным сторонам жизни, «несут» в себе смысловые схемы поведения. Ценности направляют субъекта на реализацию определенных отношений, на определенную деятельность, а также обусловливают выбор определенных средств для достижения цели (см., напр.: Rokeach, 1992).