Текст книги "Приключения Клеопатры"

Кони златые

Картинка оказалась четкой, цвета насыщенными, несмотря на опасения Булгарина. Перед глазами Стрельца появилась, судя по всему, журнальная страница с крупным заголовком: «СФЕРА ТАИНСТВЕННОГО». Далее было набрано помельче: «Кони… за облаками?» И следовал текст:

«Сегодня гостями нашей рубрики стали летчики-испытатели – люди необычной профессии, первооткрыватели Небесных дорог, как говорится. Мало кто из нас в силах вообразить тот невероятный, фантастический мир, который открывается взору пилота, когда он на своем сверхзвуковом самолете поднимается в запредельные выси и видит красоту вечного неба…»

Стрелец обратил внимание, что страница имела заметный желтоватый оттенок, шрифт – непривычные начертания. Да еще это доисторическое название – «сверхзвуковой самолет»… Ясно – это страница из старинного журнала, возможно, той же поры, что и загадочный номер телефона.

Тем временем теле-очки начали переводить текст в изображение, и Стрелец увидел двух пилотов в гермошлемах и комбинезонах под прозрачным фонарем крючконосого, подобного хищной птице, самолета. Он уж знал, что фамилии их Ишкин и Алов, летели они на спарке, потому что Алов являлся инструктором, а Ишкин должен был под его присмотром выполнить программу ночного полета. Впрочем, все это были сведения, не имеющие отношения к действию, а пока Стрелец словно бы сделался неосязаемым третьим в двухместной кабине.

Поглядев вниз, на стремительно уходящую Землю, он увидел, что из-за облаков вышла луна – и сразу сдернула черное бархатное покрывало, все тихо засияло. Темная грива тайги раскинулась вдоль гладкой, словно бы расплавленным серебром наполненной реки.

Но вот самолет круто пошел ввысь. Многоокое небо смотрело в лицо Стрельцу. Звездисто было, как только бывает сентябрьскими ночами над Обимуром. Самолет двигался на восток, навстречу утру, и линию горизонта вдруг кто-то прочертил необычайно тонкой золотой линией. Там поднималось солнце.

Сладостное оцепенение прервалось восклицанием Ишкина. Позади него стонал от изумления Алов.

Золотое лезвие рассвета, чудилось, просекло насквозь купол ночи. Словно бы там, за черным, непроницаемым пологом, клубился густой туман, дотоле сокровенный от взоров людей. И вот сейчас туман этот, подобный белому яблоневому цветению, медленно, но неостановимо проницал в узкую светящуюся щель.

Неподвижные и незаходимые звезды стали вокруг самолета – круговращение небес как бы замедлилось. Мотор работал, но и оба пилота, и Стрелец вместе с ними чуяли, что все замерло в эти мгновения – все, кроме движения белого, белоснежного тумана.

Уже весь ночной шатер заполонила легкая дымка, когда Ишкин и Алов вдруг заметили, что светлая черта расширяется, а туман вокруг нее сгущается, все более насыщаясь огнистым сиянием.

То ли крылья свои распростерла птица златоперая? То ли солнечная река гонит волны за край небес? То ли Вселенская Осень вызвала листопад во всех звездных садах разом?

Круче туманные клубы, четче очертания… Золотая грива плещется, в кольца свивается, золотистая шея, словно тугой лук, изогнута, горят жаркие глаза, искры-звезды разлетаются из-под копыт двух коней рассветных, что пустились вскачь по небесному, вмиг посветлевшему полю, по синим его волнам. И вьется вокруг них непредставимый в этих заоблачных высях ветер – стремительный, шумящий, порывистый ветер, третий соперник в зазвездной скачке.

Ветер бушевал, как рать в поле бранном, но не мешал протяжным прыжкам, и касаньям, и столкновеньям, и сплетеньям двух золотых облачных коней, увлеченных игрою любовной.

Ушли давно звезды, сокрылись, словно потревоженные звери-зверяницы, а кони то смыкали грудь с грудью, то возносились в немыслимые выси. вновь низвергались оттуда каскадами ослепительных прыжков, свивали волнистые хвосты и гривы, так что чудилось, это две высоты небесные сходились в жаркой схватке – смертной ли, жизнетворящей ли, – и колебались своды Вселенские этим буйным сладострастием!

Но странные, хлюпающие звуки грубо вторглись в восторженное созерцание Стрельца. Это Алов хихикал, и Стрельцу почудилось, что, хоть и разделяет Алова и Ишкина перегородка, инструктор подталкивает в бок своего подопечного, тыча при этом пальцем в дивные картины.

Ветер Вселенский бил, речи пакостные уносил, однако же разобрал Стрелец, что Алов подбивает Ишкина позабавиться, бросить хищную машину на самозабвенную пару в самый миг божественного слияния – и разогнать, испугать, помешать, запакостить!..

И кинулся сверхзвуковик вперед, ревом своим разрывая небесные своды.

Нет, нет, Стрелец ничего не мог сделать, ничем не мог помешать похабному замыслу, однако почему же на миг почудилось ему, будто это он вцепился в штурвал и заставил, всей своей страстью заставил злую машину стоять?.. Но уже через секунду он увидел светоперстую Длань, застывшую на пути самолета в преграждающем Жесте, а когда, визжа и дрожа, он замер, укрощенный, словно стала на его пути налитая огнем молния, та же сияющая рука стремительным движением опутала его длинной тенью. И голос – чистый, звенящий женский голос – страстно и яростно проговорил-пропел:

– Завяжу я по пяти узлов всякому стрелку немирному-коварному на пищалях, луках и всяком оружии ратном! Вы, узлы, заградите стрелкам все пути и дороги, опутайте все луки, повяжите все оружия ратные! В моих узлах сила могуча, сила могуча сокрыта от змея летучего, гремучего, чадящего, хищноклювого, от того змея страшного!..

И спиралью завились вокруг самолета фиолетово-черные, мрачные и пустые небеса, и вошел он в чудовищный, воющий штопор, и только жалкий визг, визг в два голоса изредка доносился до слуха Стрельца – визг мокрых от ужаса Алова да Ишкина…

Черная строчка затемнила изображение:

«На высоте порядка двенадцати, километров самолет потерял управление, но экипажу удалось-таки посадить сложнейшую машину на опушку леса!»

Самолет ударился о землю так, что фонарь Алова заклинило, и Ишкин долго, потея и бранясь, вытягивал в узкую щель квадратное туловище инструктора. Стрелец наблюдал за ними, понимая, как, впрочем, понимали и они, что никакой самолет, ни при каких обстоятельствах не смог бы выйти из такого штопора, сесть вне аэродрома, уцелеть, и люди не смогли бы выжить – а поди ты, и самолет цел почти, и сами невредимы, только страшная усталость разрывает мышцы – и щеки горят, словно неведомо кто влепил каждому по паре пощечин, да со всего плеча, да от всей души!..

Пока Ишкин и Алов возились, Стрелец успел оглядеться. С трех сторон стояла тайга, а с четвертой лежал Обимур. Здесь утро еще только начиналось, и вдали, на противоположном берегу, ослепительно сиял сквозь редкую завесу тумана храм на крутом берегу, словно сверкающий призрак, прихоть солнечных лучей…

– Чегой-то, соколики, с вашим ковром-самолетом сподеялось? – встрял в тишину дребезжащий голос.

Ишкин, Алов и Стрелец разом обернулись. Сгорбленная старушонка в ветхой одежонке, глухо укутанная в платок, легонько похлопывала пучком колосьев по тугим бокам рыжую коровку. На шее коровушки висела веревка с причудливо навязанными на ней узлами.

Долгое, долгое молчание царило на опушке, пока летчики и Стрелец мерили взорами то узлы на шее коровы, то узлы на просмоленных канатах, опутавших воткнутый в землю самолет.

– Что это? – наконец очнулся от немоты Ишкин и ткнул пальцем в шею буренки. Та брезгливо отшатнулась.

– А вязло это, соколики, – прошамкала старуха. – Вязло, чтоб хворь, аль призор, аль сила нечистая не пристали к моей красавушке. Вам-то кто, скажи на милость, на леталку наузы навязал? За какой же это грех?

– Наузы? – повторили Ишкин и Алов.

– Наузы. Узлы чародейные. Злую силу они обессиливают… А, так не вы ли это давеча на пастбищах небесных вознамерились гонять коней златых, заоблачных, когда слюбились они? – Голос старухи позвончел. – Вон тех чудесных коней?

– О!.. Гляди-и-и! – хором взвизгнули Ишкин я Алов, разом ткнув друг друга локтями в бока: – Они! Они, с-су-у…

Стремительным скоком выметнулась из солнечных лучей огнегривая кобылица и понеслась по-над Обимуром, кося горячим глазом на златоногого жеребца, легко и весело ее настигавшего. Но почудилось Стрельцу, что они бесплотны, проницал он их взглядом, будто призраки реального.

Разом сорвали Ишкин и Алов с поясов пистолеты, но тут старуха повела руками, будто накидывала на них что-то… и два облезлых козла, истерически мемекая, забегали вокруг отлетавшей свое машины, пробуя крепость рогов то на ней, то на боках «боевого товарища». Старушонка же молодо распрямилась, рассмеялась серебряным смехом – да и сгинула, как не было ее! Сгинула в тот же миг и гладкая буренка, и кони злотоогненные развеялись вместе с ветром буйным, а перед глазами Стрельца вновь побежали, как жучки, черненькие строчки:

«Мы воздержимся от комментирования этих событий. Не станем разрушать таинственности случившегося! Для спокойствия наших читателей сообщаем лишь, что доблестные покорители небес вновь приняли человеческий облик через недолгое время. История их метаморфоз стала достоянием гласности также очень скоро… когда одно из действующих лиц захотелось произвести впечатление на некую особу противоположного пола. От нее мы и узнали эту историю. Кто-то сочтет ее ложью, кто-то – еще одной приметою Неведомого, зачастую близко, почти вплотную примыкающего к Привычному… Во всяком случае, наша «Сфера таинственного» ждет ваших новых рассказов! Телефон для справок: 147-52-04.

Рубрику «СТ» вел Григорий Лучников».

Браслет с изумрудом

Стрелец снял телеочки – и стерильный, бледно-голубой мир лечебницы показался ему вдруг таким безликим, скучным – до тошноты! – после сине-золотого сверканья, что он чуть не застонал.

Булгарин сидел в своем кресле, потирая усталые веки, но внезапно Стрелец заметил, что гость исподтишка наблюдает за ним.

– Пожалуй, я ошибся, – сказал Булгарин как ни в чем не бывало, поймав взгляд Стрельца. – Краски имели тут не последнее значение.

– Зачем вы мне это показали? – спросил Стрелец, может быть, излишне резко. Булгарин помолчал.

– А то вы не догадались!

Теперь на некоторое время замолк Стрелец. Потом с запинкой проговорил:

– Кажется, начинаю догадываться. Номер телефона (я уже начал привыкать к этому нелепому словосочетанию!) который обозначен в конце статьи, – тот же самый номер, который был начертан на небесах во время трансляции из Сферы! И вы полагаете, что он не случайно был явлен именно мне?

– Полагаю, что так.

– А почему?

Булгарин обезоруженно развел руками:

– Узнать можно только с вашей помощью.

– Это как же? – озадачился Стрелец.

– Если согласны, можете совершить небольшое путешествие и все выяснить доподлинно.

– Куда это? Какое путешествие?

– Да в Прошлое.

На секунду Стрельцу показалось, что он участвует в третьесортном фантастическом сериале. Он усмехнулся, чувствуя неловкость за Булгарина:

– Эка вы… без предисловий, ба-бах – и в Прошлое. Легко ли?

Булгарин ответил на его усмешку холодноватым мерцанием своих непроницаемых глаз:

– Зачем же нам разворачивать дешевые диалоги? Слава богу, в наш-то век люди могут позволить себе роскошь понимать друг друга с полуслова! Впрочем, ежели желаете, могу провести убедительную беседу с вами. Это тем более легко, что каждое ваше душевное движение, сударь, мне ясно и понятно. Вы не смогли уничтожить Светлую Деву – вас вынудили стрелять. Вы не исполнены жажды мести к пришелице. Прекрасно понимаете, что залп огня – лишь естественная защитная реакция с ее стороны. Теперь: вы безотрывно – и сочувственно, я наблюдал, – следили за игрой коней золотых… Душа ваша готова отозвать на зов Неведомого! Человеку уровня этих «покорителей голубых дорог», как говаривали два века назад, даже уровня вашего режиссера я не рискнул бы предложить путешествие во Времени. Да и не смог бы: ведь не им были явлены знаки… А вы, конечно, приметили в этой картинке, – он кивнул на мутно-синий квадратик, – еще кое-что знакомое кроме знаменитого номера?

– Да. Руку, – тотчас отозвался Стрелец. – Ту ладонь, что остановила самолет Ишкина и Алова, или как их там, этих нечестивцев… И голос, голос! Я б его и сквозь сон узнал!

Он опомнился, отнял ладони от груди. Булгарин смотрел на него странно внимательно:

– Да. Я понимаю! Ведь этот же голос пел о корабле Соловья Будимеровича.

– Какого еще Соловья?

– Героя древнерусских былин киевского цикла. Корабль «инопланетянки» распевал слова одной такой былины. Да, наша гостья небесная или даже занебесная весьма искушена в земной лексике и фразеологии. А ее наряд? А прялка, кудель – да, облачная, но кудель? А нож, которым она резала небесные руны, подобно скандинавской валькирии? А эта французская фраза – изысканная, я бы сказал, салонная? Похоже, были, были уже встречи… Или хотя бы попытки их, нам оставшиеся неизвестными! Но, согласитесь, все эти приметы не могут быть зацепками – кроме номера телефона. В самом деле, по нескольким французским словам не определишь, кто обучил языку нашу межпланетную странницу. Поэтому только в одном существует хотя бы небольшая вероятность попадания в очко: 90-е годы позапрошлого века, Обимурск, Лучников из редакции журнала «Фантастика». И ведет-то он «Сферу таинственного»! А? Дивное совпадение?

– Знаете, я в это не верю! – отмахнулся Стрелец. – Все это фарс какой-то. Вы предлагаете мне путешествие в никуда, в пустоту, за ничем. Все мертво там давно, что было. Я не верю, что прах мыслей и пепел чувств можно воскресить ради праздного любопытства.

– Я понимаю, что именно тяготит ваше воображение, – Булгарин быстро прошелся по палате, и Стрелец наконец-то понял, что гость его тоже крайне взволнован. – Поверьте, не в праздном любопытстве дело. Впервые за всю историю планеты есть такой явный намек на Контакт. И не просто с Внеземельем, а с Внеземельем потусторонним, сказал бы я… А что касается в «никуда» и за «ничем»… Признавая существование ничто, мы скорее признаем существование нечто. Ведь если ничто есть, оно уже наполнено каким-нибудь содержанием, верно? Оно уже не ничто! Поверьте, нет ничего на свете, что исчезло бы без следа, не оставив его на месте своего исчезновения, за тысячу ли световых лет от него… или через два-три века после.

– Вы хотите сказать… сакраментальная фраза, мол, прошлое всегда рядом с нами… – заикнулся Стрелец.

– Да. Оно витает вокруг нас, оно пронизывает воздух, которым мы дышим. Ведомо ли вам дурманящее ощущение узнавания незнакомого, чувство, будто с вами уже происходило то или иное событие? Весь опыт наших предков смыкается вокруг нас в особых, жизненно важных ситуациях – и либо предостерегает, либо манит, либо гасит наши стремления. Объективно, вне нашего сознания и вне сознания персонажей, задействованных в том или ином миге прошлого, эти искры минувшего – назовем их так – постоянно вспыхивают в одних и тех же точках Пространства, в зависимости от того, какая Вселенская Идея владеет в данное время этим Пространством и что там вершится. И если бы вы могли сейчас взглянуть на некоторые приборы – есть такие! – вы бы поразились концентрации этих искр здесь, сейчас! Все события, происходившие когда-либо на Земле или во Внеземелье в связи с явлениями нашей солнцеликой Брунгильды, незримо вьются вокруг нас, зовут, манят, обещают открыть свои тайны! Они трепещут, ждут нашего внимания, которое вернет им жизнь.

– Что, прямо вот здесь? – недоверчиво спросил Стрелец, окидывая взором голубые, холодно-прозрачные стены палаты. Чудилось, он лежит под ледяным куполом. Это ослабляло жар, утишало боль ожогов.

– Да. И вы сможете это увидеть сами.

– Когда же? – сказал Стрелец, и ему показалось, что он стремглав бросился куда-то.

– А когда вы будете готовы? – так же быстро спросил Булгарин.

– Врач сказал – маску снимут через три дня. Но ведь это, наверное, требует особой подготовки – в Прошлое-то… Удастся ли мне…

Стрельцу почудилось, будто он торопливо попятился куда-то прочь от Булгарина, но тот как бы ничего не заметил.

– Лабиринты Времени причудливы, бесспорно! – успокаивающе кивнул он. – Множество дверей засверкает пред вами манящими огнями, однако тут поможет наш компас. Он будет контролировать направленный хронпрокол и охранять вас от соблазнов, так сказать. – Булгарин защелкнул на запястье Стрельца узкий браслет. – Вам не привыкать носить транслятор, так что, думаю, и с этим освоитесь, он гораздо легче. Сигнал опасности – даже потенциальной – нагревание, мигание глазка. Через три дня по нашей команде задействуете вот эту микроклавишу, – он слегка коснулся тщательно отшлифованного изумруда, почти сливавшегося с поверхностью браслета, – пуск!.. И Хронолабиринты откроются вам. Постараемся, чтобы опасности обошли вас, однако страстями минувшего готовьтесь насладиться с лихвой.

– Страстями? – переспросил Стрелец. – В смысле…

– В том смысле, что претерпеть душе много придется, – отозвался Булгарин. – Пострадать. Проникнуться радостями и печалями иного Времени.

И только тут Стрелец спохватился:

– А скажите… С каких пор магистры Юридических отделов, пусть даже и Комитета по КВЦ, вправе делать такие предложения?

– Они, может, и не вправе, – кивнул Булгарин. – А вот высшие чины Института Времени… Кстати, форму ваши телевизионщики у нас, извините за выражение, содрали. Правда, эмблему не переняли – и на том спасибо. У нас на левой стороне груди, видите, золотом вышито изображение Солнечных Часов – было в древности такое созвездие на астрономических картах. Хотел бы я знать, чье время, золотое, медовое, они отмеряли?

– Погодите! – воззвал Стрелец. – Какое медовое время? Какой Институт? Так вы не…

– Да, сударь мой, уж простите меня, ради бога, еще раз. Я ведь в действительности заведующий лабораторией НПВ в вышеозначенном институте. НПВ на нашем жаргоне означает «Направленный Прокол Времени». Прошу прощенья за комедиантство: люблю, грешник, менять личины, а пуще всего в том причина моего притворства, что хотел к вам получше присмотреться.

– Ну и ну! – дернул плечом Стрелец. – Не представитель Международной Дирекции, не магистр, не Булгарин, по-видимому?

– Нет, отчего же, Булгарин, точно. И именно я буду обеспечивать ваше возвращение в случае утери браслета или каких-то неожиданностей, вести вас по запутанным Хроносом путям!..

Лабиринты времени

…знамения много на небеси. Ночью потече небо все, и бысть червлено, яко кровь, и мнози видеши течение звездное на небеси, и отторгахуся звезды от небеси на землю…

Ударило по глазам, и мгновенно пропало ощущение начала пути, ибо путь казался бесконечен, а значит, не имел и начала.

…А пред взором лежат четыре страны света: на юге – красная, на востоке – зеленая, на севере – черная, на западе – белая, и там, на западе, виднеются Зыбучие пески и Мертвая вода, а в самом центре мирозданья земля желтая, и посреди желто-солнечного круга вздымается к небу гигантская шелковица Фусан, по ветвям которой порхают-перескакивают золотые птицы-солнца, поочередно возвещая рассвет своим пением.

Вцепился испуганно в запястье – скользит под пальцами чудодейный изумруд, словно некая нить скользит под пальцами, ведет…

…Лик небес затаенно глядит с высоты. Полуночные звезды уходят, звезды утренние приходят. Ветер, ветер разметал их? Ночь крутит над головой широким подолом, путает узоры!

«Не думаю, сударь, что тот, к кому вы идете, разрешит наши недоумения – Задача-то ваша чисто разведывательная».

…Птица с головой человечьей – чья-то сгибшая жизнь! – парила впереди в бесконечном коридоре, что вел мимо огненных, запертых дверей, некоторые из коих вдруг распахивались, являя вспышки чужой…

«Чтобы не тратить времени на разъяснения, функцию гипноубеждения тоже возьмет на себя браслет».

…Из мирно спящих бровей колдуньи вылетела бабочка-душа и вострепетала в бездны.

«Только сигнал браслета будет знаком остановки. Все остальное лишь призраки».

…балки, кирпичи, серебристое мерцанье ткани сквозь крошево…

…Не ведаю, сколько времени минуло, вижу лишь – облака и воды беспрерывно куда-то текут. И дрожкой дрожу, и силы не стягаются дальше идти, и нить печали трепещет в пальцах, словно нить жизни моей, манит, зовет…

Кошка сидела в сугробе, и от слез ее плавились в небесах радуга зимняя, никем и никогда не виданная.

…семнадцати – двадцати… идентифицировать не удалось… просьба сообщить…

…Колесницу света влекли за собой крылатые существа; только блеск множества глаз и взмахи сверкающих крыльев видны.

«Следим за вами, помните это и ни о чем не волнуйтесь. При самомалейшей угрозе…»

Сколько же, сколько еще блуждать средь водопада картин и звуков?!

Драконы и фениксы…. Могучие горы полны сиянием твоим, среди всех богов Вселенной никто не превосходит тебя!

…И наконец синяя ваза с изображением белого дракона ударилась о твердь и разбилась.

Изумруд на запястье мягко засветился. Лабиринт был пройден. Дверь открылась…