Текст книги "Страшное гадание"

Первое знакомство с Брауни

Макколы были родом из Шотландии, и поэтому замок их звался castle. Впрочем, покинули они землю предков так давно, что утратили со своим шотландским прошлым всякую связь, сделавшись истинными англичанами. И величественный замок, поставленный первыми Макколами как военная крепость, был впоследствии перестроен и теперь больше очаровывал, чем устрашал. Однако привидение леди Элинор издавна прижилось в замке, все перемены и переделки оказались неспособны нарушить его зловещего распорядка. Призрак появлялся грозовыми ночами в виде женщины в белом платье с черной вуалью. Легко, невесомо пробежавшись по коридорам, бесплотная леди Элинор с высоты башни, в которой ее содержал жестокосердный супруг и где ее настигла смерть, некоторое время наблюдала пейзаж, расстилавшийся вокруг, а потом исчезала.

– А чего она хочет? – спросила Марина. – Что означают эти прогулки?

Никто ей не ответил: разговор происходил за ужином, и все сделали вид, что слишком заняты едой. Не ответила и Урсула, которая поведала Марине о призраке: два гневных взгляда, брошенных с противоположных концов огромного дубового стола, обильно заставленного снедью, заставили ее опустить голову и обратиться к ростбифу, а может, ныне подавали бифстек, Марина еще не научилась различать. Это была обычная пища англичан, причем на столе не было ни огурчиков соленых, ни квашеной капусты, ни другой зелени – верно, англичане подобной снеди вовсе не признавали.

«Оттого густеет в них кровь, оттого делаются они несносными даже для самих себя, не то что для других!» – думала Марина, неприязненно косясь на унылые лица вокруг. Во главе стола восседал лорд Маккол – Десмонд; на противоположном конце – Джаспер, на которого она посматривала с опасливым интересом: ведь он, как и ее дядюшка, живет от имения младшего члена семьи, правда, не будучи его опекуном. Марина хорошо помнила, как ведут себя в таком положении. Неужели и Джаспер таков? При взгляде на него в голову почему-то приходила головня, подернутая желтоватым пеплом, но, судя по взглядам, бросаемым исподлобья, в сердце его далеко не угасли пожары! Только на сестру смотрел он с нескрываемой нежностью и в то же время с тревогою, как если бы опасался, что она может сказать что-то лишнее. Впрочем, без всего, о чем бормотала леди Урсула, вполне можно было обойтись: так, полубезумный бред, изредка прерываемый пением:

 
Увы, увы, – вон тот лесок,
Те изумрудные холмы,
Где обнимал меня дружок,
Где по цветам бродили мы… [15]15
  Здесь и далее перевод стихов Ю. М. Медведева.


[Закрыть]
 

Заслышав дребезжащий голосок, все сидящие за столом на мгновение умолкали, а потом с новым оживлением принимались за разговор. Десмонд рассказывал о своем путешествии. Он был поражен тем, сколько народу жило в России.

– Там есть народы-язычники, не имеющие никакого правительства, однако, когда им взбредет в голову, они подчиняются великой русской императрице. Некоторые из них поклоняются какой-нибудь вещи, а другие приносят в жертву какое-нибудь животное у подножия дерева, которое чтит их род. Это совершенно необыкновенная страна! – говорил Десмонд, и все так и ахали вокруг, причем Джаспер сообщил, что Индия и Китай (его здесь отчего-то называли Чайна) тоже огромные страны и в них тоже живут идолопоклонники.

Марина сидела с приклеенной улыбкой. Конечно, она ничего не видела в жизни, кроме Бахметева, а все же ей казалось, что Десмонд порядочно привирает. Велико было искушение осадить и «кузена», и его дядюшку и поведать об истинном русском православии, да вовремя вспомнила, что с полным ртом о боге не говорят. К тому же… Уговор дороже денег, а они с Десмондом уговорились соблюдать мир. Хотя бы внешний.

Оставив мысли о споре, Марина залюбовалась Джессикой – красивой, изящной, сдержанно-приветливой… Особенно хороши были у англичаночки глаза – огромные, голубые, может быть, слишком светлые при этих темно-каштановых волосах, окаймленные чудесными длинными ресницами, – но к тому же и весьма проницательные. Во всяком случае, когда она устремляла взгляд на Марину, той казалось, будто Джессика своими тоненькими беленькими пальчиками ощупывает ее мысли. И, казалось, она видит, что платье Марины (не только сейчас надетое на ней, но и прибывшие в багаже) не просто новое, но с иголочки, только что купленное. Под этим взором Марина чудилась себе вообще впервые одетой на европейский манер… строго говоря, почти так оно и было, потому что нельзя же считать одеждой то тряпье, которое она только недавно сбросила!

Словом, Джессика мерила Марину взором, та сидела в задумчивости, Десмонд с преувеличенным оживлением болтал, Джаспер с преувеличенным вниманием слушал, Урсула чуть слышно напевала, Сименс стоял в сторонке, острыми взглядами и короткими жестами командуя лакеями, которые подавали все новые и новые блюда и уносили их почти нетронутыми, – таким был этот ужин, и, похоже, все вздохнули не без облегчения, когда он завершился. Однако, когда Джессика, Марина и Урсула встали, мужчины остались за столом и взялись за портвейн. Оказывается, у англичан был такой обычай: дамы уходят, а джентльмены остаются за столом и выпивают.

Марина подумала, что они наверняка напьются: уж больно радостно схватил Джаспер бутылку, воскликнув:

– Вино воодушевляет молодость, заставляет благоразумных совершать ошибки, подмешивает желание в кровь!

Да, будь она женой Десмонда, ей бы не понравился этот обычай. Выходит, каждый вечер муж был бы изрядно навеселе? Но она не жена ему… то есть жена, но все равно беспокоиться не о чем. Или есть о чем? Она отчего-то всерьез задумалась, имеет ли право беспокоиться о Десмонде, и даже не сразу расслышала вопрос Джессики о том, надолго ли мисс Марион прибыла в Англию.

Прошло несколько секунд, прежде чем Марина вспомнила, кто такая мисс Марион. Относительно намерений этой выдуманной особы она ничего не знала, а про себя ответила честно:

– До 31 июля.

– Так точно? – холодно улыбнулась Джессика. – Но почему не до 30-го? Или не до 1 августа?

Марина пожала плечами. Ей было очевидно – почему, но не скажешь ведь этой милой девушке: «В этот день лорд Маккол обещал покончить с собой!» Поэтому она ответила весьма неопределенно:

– Мы так уговорились с Десмондом.

– Прекрасно, – проговорила Джессика, причем лицо ее выражало: «Кошмар, что так долго!» – Вы увидите нашу весну, и лето… здесь чудесно, когда распускаются цветы! Bетер с моря утихает, и мы наслаждаемся теплом и солнцем. Англия – страна дождей и туманов, однако Маккол-кастл расположен в особенном месте. В округе идет дождь, а здесь светит солнце.

– Верно, бог вас любит, – вежливо вставила Марина.

– Конечно, он не может не любить столь красивое создание рук своих, как этот уголок, – кивнула Джессика. – А что до любви к обитателям замка… – Она зябко поежилась. – Иной раз мне кажется, что над ними и впрямь тяготеет проклятие, и неизвестно, развеется ли оно когда-нибудь.

Урсула, чудилось, дремавшая в кресле у камина, встрепенулась и воздела сухой палец.

– Леди Элинор! – задребезжал ее голосок. – Все дело в леди Элинор! Она вернулась – и проклятие будет снято!

Джессика устало взглянула на нее.

– Конечно, тетушка Урсула, – проворковала она. – Леди Элинор нам непременно поможет! – При этом она значительно повела бровями, и Марина сразу почувствовала себя свободнее. Это был жест заговорщицы, может быть, союзницы.

– От меня что, и впрямь чего-то ждут? – спросила она чуть слышно.

Джессика приложила палец к губам, оглянулась.

Урсула откинула голову на спинку кресла. Глаза ее были закрыты, она дышала глубоко, ровно… похоже, опять заснула.

– Не обращайте внимания, – шепнула Джессика. – Леди Элинор была источником многих бед для семьи, поэтому понятна надежда, будто ее возвращение все исправит. А вы ведь видели портрет. В вас и впрямь есть что-то общее: эти волосы, и глаза, и улыбка… Конечно, не укажи на это сходство Урсула, я бы ничего не заметила: все-таки портрет очень старый, да и леди Элинор была такая красавица…

«А на вас просто смотреть противно», – закончила мысленно Марина. Ощутив, как можно истолковать ее слова, Джессика так и вспыхнула:

– О, ради бога, не подумайте… Такая бестактность с моей стороны! Я только хотела сказать, что у леди Элинор совсем другой тип, в ней есть что-то величественное, в то время как вы…

«Простушка и деревенщина», – с новым приступом обиды продолжила про себя Марина.

Чувствуя, что окончательно испортила дело, Джессика махнула рукой:

– Простите меня, Марион, и не обращайте внимания. Я изрядно одичала в этом замке, среди этих полубезумных стариков и своих печальных воспоминаний!

– Тогда… почему бы вам не уехать отсюда? – вмиг забыв обиду и исполнясь сочувствия, шепнула Марина, но тут же едва не стукнула себя по лбу, вспомнив о пожаре.

– Конечно… уехать, – рассеянно повторила Джессика. – Но… Видите ли, мне и правда некуда идти: ни дома, ни родни у меня нет. Макколов же я знаю с детства: прежний лорд дружил с моим отцом, хотя, конечно, разница в положении… – Она деликатно поджала губы. – И все-таки для всех разумелось само собой, что рано или поздно мы с Алистером поженимся. Я смотрела на Маккол-кастл как на свой дом, на Десмонда – как на брата, на его родных – как на своих родных. Поэтому мне так нелегко было бы расстаться с тем, что долгое время составляло содержание всей моей жизни, и потом… Своего состояния у меня нет, а без приданого… Даже думать боюсь, что со мною станется, когда Десмонд вздумает жениться. Едва ли его жена захочет терпеть бедную родственницу!

Очевидно, нечистая совесть Марины была причиной того, что ей почудилось некое напряжение в глубине прозрачных глаз Джессики. «Да, – подумала она, – не всякая стерпит рядом с собой такую красавицу!»

– Едва ли вы засидитесь в девках или приживалках, – простодушно сказала она. – Вы слишком уж красивы. Думаю, немало найдется мужчин, которые возьмут вас и бесприданницей!

Глаза Джессики налились слезами, и пламя свечей задрожало, заиграло, засверкало, отражаясь в этих дивных голубых озерах.

– Вы так добры, Марион, – сдавленно прошептала Джессика. – Дай вам бог счастья.

Она опустила голову, утирая глаза, а Марина вдруг подумала, как все отлично устроилось бы, вернись Десмонд домой один. Он мог бы жениться на Джессике, не свяжи себя узами безумного брака! Впрочем, все еще можно поправить… Правда, неизвестно, нравятся ли они друг другу. Конечно, сейчас они как брат и сестра, но, быть может, со временем… Она вспомнила портрет Алистера, висевший в галерее, среди множества портретов других Макколов. Высокий, почти совсем рыжий юноша, хорошо сложенный, с глазами цвета лазури, которые казались особенно яркими на белом и румяном добродушном лице. Да, в отличие от замкнутого Десмонда, Алистер с первого взгляда покорял приветливостью и добротой. Портрет писался три года назад, когда Алистер унаследовал титул и поместье и был преисполнен энергии и надежд на будущее. Рок, однако, распорядился иначе. Какое же это горе для всех, кто любил его!

Сознание, что счастье милой, красивой, печальной девушки зависит от нее, на миг опьянило Марину. Но еще вопрос, сможет ли Джессика забыть Алистера и полюбить Десмонда. А Десмонд?.. Ну этот ни на какие высокие чувства не способен, у него во всем свой расчет. Обладая таким немалым состоянием, он все же решился на преступление, чтобы прибрать к рукам бахметевские богатства. Нет, бесприданницу он не возьмет. Небось надеется, что за полгода Марина влюбится в него и захочет остаться его женой? Бесчисленные наряды – первая попытка улестить ее. Но ничего у него не выйдет! И воображение нарисовало дивную картину: 31 июля Марина приговаривает Десмонда к смерти, и он уже подносит пистолет к виску (в точности как там, в каюте, тыкал этим пистолетом ей в голову!), а она в последнюю минуту говорит:

– Так и быть, я сохраню вам жизнь, если вы женитесь на Джессике.

– Нет! – страстно воскликнул Десмонд. – Никакую другую женщину я не смогу назвать своей женой, кроме вас, Марион!

Грохот выстрела заглушил его последние слова… и Марина подскочила в кресле, испуганно вытаращившись на Десмонда, который наклонился над ней.

– Да вы совсем спите, кузина Марион! – усмехнулся он. – И впрямь, день был на редкость тяжел!

– Но… выстрел? – пробормотала Марина, еще не вполне проснувшись. – Я слышала выстрел!

– Пока никто не застрелился, – процедил Десмонд. Улыбка в его глазах растаяла, и Марина готова была поклясться: он понял, что она думала о 31 июля. – Это просто хлопнула дверь.

Она растерянно кивнула, озираясь и чувствуя себя ужасно неловко. Кресло у камина было пустым.

– А где леди Урсула?

– Ее увел Джаспер, – сказала Джессика. – А я провожу вас. В первый раз в замке очень просто заблудиться.

Марина схватилась за ее руку, как утопающий хватается за соломинку, но на пороге все-таки не удержалась – обернулась.

Десмонд пошевелил дрова в камине, поднял голову и посмотрел ей вслед. Лицо его так и горело от жара, но глаза были по-прежнему ледяными, а губы презрительно искривлены.

Ей-богу, ну никогда не поверит Марина, будто сны могут иметь хоть что-то общее с действительностью!

* * *

Как бы в отместку за такие мысли, сон теперь летел от нее, и Марина долго ворочалась в постели. Наконец, не выдержав, поднялась, зажгла от ночника трехсвечник и принялась ходить по своей комнате, разглядывая то изящную мебель, то ковер на полу: нежно-голубой, с белыми медальонами, в которых танцевали силены [16]16
  Античные лесные божества.


[Закрыть], – то воздевая свечи к потолку и восхищенно озирая его роспись. Потолок был выгнут куполом, и на нем Эвр летел с востока и гнал с неба звезду утреннюю; Австер, окруженный тучами и молниями, лил воду; Зефир бросал цветы на землю; Борей [17]17
  Древнегреческие имена богов ветра.


[Закрыть], размахивая драконовыми крыльями, сыпал снег и град… Впрочем, мерцание свечей ничего толком рассмотреть не позволило. Марина погасила свой светильник и уныло побрела в постель, чувствуя, что сна – ни в одном глазу и опять придется крутиться с боку на бок, как вдруг увидела, что сквозь щелку меж штор пробился дымный голубой луч.

Наверное, взошла луна. А ведь с вечера стоял влажный туман, в котором невозможно было различить ни звезд, ни луны, только слышен был рокот далекой реки. Так и есть! Отдернув шторы, Марина ахнула от восторга, увидев, что лесистая долина, расстилающаяся под ее окном, сплошь залита бледно-голубым светом.

Марина припала к окну. Она вообще любила луну, хотя в голубые ночи, подобные этой, ей не спалось и тревожно, смятенно билось сердце. Здесь же луна была особенно прекрасна: яркая по-зимнему и огромная, как летом, раскаленно-серебряная, затмевающая все, даже самые яркие звезды.

Нежные и таинственные очертания замка темнели в серебряной воде озера, словно луна высветила подводное жилище русалок или тех обитательниц леса, которых здесь называли феями. Да, это тихое место было проникнуто странной поэзией, оживающей с наступлением ночи, и наверняка его часто посещали легкие тени фей, эльфов… и призраков.

Марина зябко передернула плечами. Урсула нынче за ужином немало порассказывала о новом жилище Марины! Оказывается, кроме леди Элинор, здесь бывает еще какой-то старик с деревянной ногой, который изредка появляется из темноты в разгар оживленной беседы, словно спрашивает: «О чем вы говорите?» Потом призрак исчезает, но весь остаток вечера слышится звук его шагов по каменным лестницам и завывание ветра. Самое ужасное, что иногда деревянная нога гуляет сама по себе, без хозяина, но в сопровождении черного кота!.. Был еще какой-то юноша – вместе с порывом резкого сквозняка, который иногда ни с того ни с сего пронизывал замок, он пробегал по коридорам, добегал до крайней башни, возвышавшейся над долиной, и, испустив страшный крик, исчезал.

Дождавшись, когда Марина побледнеет от страха, Урсула с видимым удовольствием поведала о двух братьях, из которых один, рыцарь, жил в Маккол-кастл, а другой, поэт, любивший природу, выстроил себе летний домик на холме. Впрочем, братья любили друг друга так, что дня не могли прожить не повидавшись. Они и решили: каждое утро вставший первым будит другого при помощи стрелы, выпущенной в деревянный ставень. Однажды утром молодой поэт, счастливый тем, что опередил старшего брата, выстрелил… В это мгновение рыцарь открыл свой ставень – и был пронзен стрелой.

Поэт ринулся бежать в замок – и увидел, что его любимый брат умер, залитый кровью. Отчаявшийся юноша бросился в окно башни и разбился… С тех пор его призрак и является в замок.

Марина стояла у окна, глядела на луну и думала, верить или не верить Урсулиным россказням. Никто из сидящих за столом их не поддержал, но и не опроверг. Пожалуй, лучше всего сразу засыпать ночью, крепко запершись и задернув шторы. А ну как вон из того леса сейчас выбежит…

Черные заросли, окаймлявшие поляну, дрогнули, и какой-то темный клуб выкатился на посеребренную луной траву, закружился волчком и вдруг сделался коротеньким мохнатым существом, напоминавшим медвежонка. Только медвежонок этот весьма бойко бегал на задних лапах, прихлопывая передними.

«Накликала!»

Марина перестала дышать от ужаса. В это мгновение существо обернулось к замку и, верно, заметило в светлом окне темное пятно Марининого лица, потому что приветливо замахало верхними лапками и пустилось через поляну к замку, как бы желая незамедлительно очутиться рядом с ней.

Внезапный порыв резкого ветра просвистел через замок и стих. Марина испустила вопль: ей послышались шаги над головой, словно кто-то стремительно пробежал по куполу. Не помня себя от страха, она рванула дверь, выскочила в темный коридор и пустилась бежать, пока всем телом не ударилась во что-то, заградившее ей путь.

Голос пропал, Марина хрипло взвизгнула, и вдруг чьи-то руки схватили ее за плечи, ощутимо тряхнули… но еще большее потрясение на нее произвел звук раздраженного голоса:

– Что с вами? Вы с ума сошли?! Да успокойтесь же, я не призрак.

* * *

Десмонд! О господи, это Десмонд!

Страх вмиг оставил Марину, однако вместе со страхом ушли все силы, и она, едва живая, припала к плечу Десмонда, чувствуя несказанный покой оттого, что стоит, прижавшись к нему, а он обнимает ее.

– Что? – тихонько спросил он. – Что с вами?

Раздражение ушло из его голоса, и Марине казалось, что ему можно сказать все на свете.

– Там, на полянке… – Она всхлипнула. – Я видела какое-то существо!

– Призрак? – По голосу она поняла, что Десмонд улыбается. – Неужто вы поверили бредням бедняжки Урсулы?!

Не отрываясь от него, Марина покачала головой:

– Нет, это не дама под вуалью, не деревянная нога и не бегущий юноша. Это был кто-то коротенький, мохнатый…

– Белый? – уточнил Десмонд. – С рыжими пятнами и зелеными глазами? Ну, так это…

– Не белый, а черный или коричневый! – перебила Марина. – И он приплясывал на задних лапках, и махал передними, и катался по поляне как шар.

– Ого! – усмехнулся Десмонд, чуть коснувшись губами ее волос. – Вам повезло. Говорят, увидеть брауни – это нечто вроде домашнего духа – на новом месте – к счастью.

– Брауни? – сонно переспросила Марина. – По-английски это… домовой?

Десмонд не отвечал, а она больше не спрашивала. О, как хорошо, как блаженно ей было… век бы так стоять! Марина сонно улыбнулась, и ее дрогнувшие губы ощутили что-то теплое, легко вздрогнувшее. Она, не думая, вновь коснулась губами этого прибежища.

Раздался прерывистый вздох, и объятия, окольцевавшие ее, сжались крепче. Марина переступила, ощутив коленями ноги Десмонда, бедрами – его… Что?!

Она отпрянула, вдруг обнаружив, что Десмонд по пояс обнажен (значит, она уткнулась в его голое плечо!), а она-то сама – в одной ночной рубахе, которая уже задрана, и рука Десмонда лежит на ее обнаженных ягодицах. А он… приоткрытые губы сейчас казались не аскетичными, а чувственными, взор затуманился, и лунный луч… предательский лунный луч высветил внушительную выпуклость внизу его бедер.

У Марины вновь подкосились ноги. Она не могла отвести бесстыдных глаз от этого зрелища восстающей плоти.

– Марион, – выдохнул Десмонд, беря ее руку и накрывая ладонью теплый, трепещущий бугор. – Я…

– Мя-я… у? – отозвалось вопросительное эхо, и Марина отскочила от Десмонда, торопливо одернув рубаху.

Кот! Кот… и сейчас застучит деревянная нога!

Десмонд вздрогнул, словно его пронзило молнией, и испустил невнятное ругательство, глядя на большущего кота, правда, бело-рыжего, а не черного. Он сидел рядом и разглядывал дрожащую пару стеклянно-зелеными, сверкающими глазами.

Марина слабо пискнула, вновь обморочно холодея.

– Не бойтесь, – хрипло отозвался Десмонд. – Это тоже не призрак. Это Макбет. – Он прокашлялся, пытаясь овладеть голосом. – Но чертов кот еще хуже всякого призрака! Брысь!

Белое существо важно распрямилось, потянулось, причем шерсть его заблестела в лунном луче, словно усыпанная бриллиантами, – и медленно, с достоинством побрело по коридору, с каждым шагом все меньше напоминая кота, а все больше – туманное облако.

Марина прижала к щекам ладони. Руки ее оказались ледяными, а щеки горели. Вспомнив, что было мгновение назад, Марина вся запылала от стыда и с ужасом взглянула на Десмонда.

Он смотрел на нее, как бы собираясь что-то спросить, но под действием ее отчаянного взгляда передернулся, усмехнулся – и со словами:

– Похоже, это не совсем то, о чем мы с вами договаривались, верно, кузина? Коли так, спокойной ночи! – повернулся и ушел за угол. Послышался стук захлопнувшейся двери. Очевидно, там была комната Десмонда.

Марина прижала руки к сердцу.

Что она наделала! Что она готова была наделать! И он – он тоже был готов, но…

Она опрометью ринулась к себе, закрыла дверь и бессильно оперлась на нее. Можно умирать со стыда, но она-то знает: если бы не кот… еще одно мгновение – и она схватила бы Десмонда за стыдное место, а потом умоляла бы взять ее. Она хотела его, все тело изнывало от этого томления…

Господи, да что с ней? Он что, этот англичанин, опоил ее чем-то? Все горит в ее чреслах, жаждет утоления – сейчас, немедля. О, если бы…

Марина вздрогнула. Как ни громко стучала кровь в висках, она различила за дверью легкие, крадущиеся шаги.

Десмонд! Он идет к ней!

Она бы рванула дверь и кинулась навстречу, чтобы тут же, на пороге, отдаться ему, но руки так тряслись, что она помешкала, а шаги тем временем начали удаляться.

Марина заставила себя осторожно, чуть-чуть приотворить дверь – и едва не закричала, увидев белую фигуру, словно бы плывущую над полом.

Призрак! Этот – уж точно призрак!

Но… но лунный луч высвечивал сквозь ткань рубахи отнюдь не призрачные, а очень даже полновесные очертания налитого тела, блестел в распущенных черных волосах, что-то напомнивших Марине. Что-то очень неприятное…

Тут, словно ощутив ее взгляд, а может быть, просто порыв сквозняка, женщина оглянулась, и свеча, которую она несла, озарила смуглый профиль и алые губы.

Агнесс! Это Агнесс!

Вот она повернула за угол, а вслед за тем раздалось вкрадчивое царапанье.

Марина не стала ждать, пока откроется дверь Десмонда, и торопливо заперла свою.

* * *

Вот оно что! Вот оно что!

Она стояла посреди комнаты, трясясь от ярости. Не появись Макбет так не вовремя, Агнесс, явившись на тайное свидание, застала бы своего любовника в бешеной скачке на его русской «кузине» – прямо там, в коридоре, на полу… можно не сомневаться, что в тот миг они не стали бы тратить времени на поиски кровати! Точно так же можно не сомневаться, что Десмонд уже начал доказывать Агнесс свою прыть. И может быть, тоже на полу.

Вот почему не спал Десмонд! Он ждал свою любовницу! И значит, Марине досталось ощутить лишь ожидание другой… Ох, как же он хотел, как он хотел… кого? Да все равно кого!

Ох, нет, вовремя появился Макбет. Очень вовремя! Ведь теперь понятно, что Десмонду безразлично, с кем блуд чесать. И как же глупа Марина, если вообразила, что и она жаждет именно его! Просто-напросто он разбудил в ней женщину, растревожил естество, которое теперь алчет удовлетворения. Не обязательно с Десмондом! Все равно с кем. Ей нужен мужчина – любой. Ей нужен сильный, неутомимый любовник, с которым она могла бы биться в постели, крича от наслаждения… и хорошо бы Десмонд слышал шум этой битвы!

Да, этот замок только днем – обиталище фей. А ночью… Темное бесовство носится по его залам и коридорам. Сначала домовой вышел прогуляться, потом явились Десмонд, Макбет. И Агнесс… Может быть, если сейчас выглянуть в коридор, там как раз окажется кто-нибудь способный утолить ее жажду? Но… кто-нибудь – кто? Призрак? Едва ли ей нужна призрачная любовь! Какой-нибудь лакей? Ну уж нет! Спать с прислугою – это для лордов, а Марина – столбовая дворянка, и ни один холоп никогда не то что пальцем или чем-нибудь еще, но и мысленно не посмеет до нее дотронуться!

Ноги совсем застыли, и Марина, вернувшись в постель, долго еще дрожала, тщетно пытаясь согреться, тщетно пытаясь уснуть, тщетно пытаясь убедить себя, что сейчас ей сгодится абы кто. Совсем не обязательно Десмонд. Совсем не обязательно!