Текст книги "Охота на красавиц"

Да, это не простое стечение обстоятельств. Это какой-то человек… Может быть, группа людей. Да уж, не меньше двух. Нет, даже трех: двое «работали» в автобусе, а третий… третий расправлялся с Алкой.

Кира сердито смахнула слезу. Бесполезно сейчас ломать голову в догадках! Кто бы ни был этот человек (люди?), он уверен, что обезвредил Киру – хотя бы на время. Хотя бы до понедельника. Что хочет он сделать за эти два дня? Что должен успеть? Неведомо. В одном Кира почти не сомневалась: это как-то связано с ее работой. Потому что не было ничего другого в мире, из-за чего ее стоило бы «обезвреживать» и лишать общения с миром. Если конечная цель всех этих «приколов» была именно такова, Алка, очевидно, что-то узнала о злоумышленниках – что-то очень серьезное! – и… Значит, дело тоже серьезное. Настолько, что неизвестный враг не побоялся обагрить руки в крови: цель, похоже, оправдывала средства. И хотя Кира не сомневалась: никто, кроме нее (да, теперь только кроме нее!), не найдет доступа к новым разработкам, которые, по щедрому определению министерского куратора, являются национальным достоянием, – все же она хотела сейчас одного: как можно скорее оказаться в Нижнем!

Похотливый Мыкола, сам того не зная, оказал ей немалую услугу: благодаря его жеребячеству Кира оказалась на свободе. Неведомый противник об этом едва ли осведомлен – если только у него нет прямой связи с коктебельскими ментами. Нет, лучше надеяться, что ее враг убежден, будто она все еще в узилище. Ну и на здоровье. Хотя бы его можно пока не опасаться – только милиции. Но с Киры за глаза хватит и этого!

Размышляя, она торопливо переодевалась. Длинная юбка-распашонка с завязкой на боку, удобная и легкая. Майка, босоножки. В тканый рюкзачок сунула косметичку с ключами, пудреницей и помадой, двое чистых трусиков, кофту. В эту кофту был бережно завернут трофейный «макаров». Сначала Кира хотела оставить его, чтобы не отягощать себя ни физически, ни морально, а потом рассудила: глупо разбрасываться тем, что судьба сама в руки сует. Зачем-то ведь выронил Мыкола этот пистолет! Не затем ли, чтобы он сослужил службу беглянке?

«Ролекс» слабо подал голос, возвестив о полуночи. В четыре тридцать из Симферополя в Москву есть самолет. Помнится, Кира ужас как возмущалась этим: кошмар, какая рань! Они с Алкой дружно решили, что хохлы создали такой драконовский рейс в целях борьбы с захватчиками-москалями, а теперь… теперь чем раньше самолет, тем лучше! Времени добраться в обрез, но побыстрее нужно оказаться на трассе Феодосия – Симферополь. Там ночь-полночь летают машины, за сто баксов хоть на трап самолетный завезут! Главное, чтоб не ждала ее в аэропорту оперативка, а к доске объявлений «Их разыскивает милиция» Кира больше не подойдет ни за какие блага мира. К тому же внутренний голос шептал ей, что так далеко враг не простер своих лап. Его интересовала коктебельская округа, глухомань. В Симферополе-то компьютеры уж точно есть! Тут в два счета можно доказать собственную невиновность!

Ну, все готово. Кира еще раз обвела светлым лучом фонарика комнатку, мысленно прощаясь и с ней, и с подругой, образ которой оставляла здесь навсегда, и, взгромоздившись на стол, нащупала перед собой плафон люстры. Этот пластиковый гроб держался на четырех винтах, два из которых выполняли чисто декоративную роль. Кира вытащила их, сноровисто вывернула два других винта, сняла плафон, сунула туда руку… и обмерла: тайник был пуст.

Драгоценные минуты уходили, убегали, улетали, а Кира все еще стояла на столе, бестолково ощупывая плафон. Сколько раз они с Алкой прятали деньги и документы в люстры! Это были надежнейшие, отличнейшие тайники, вскрыть которые не додумывались ни бдительные секьюрити, ни сверх меры любопытная гостиничная прислуга. Что там подруги только не прятали… И должно же было случиться так, чтобы именно сейчас, когда вся надежда Киры была на эти две тысячи долларов, какая-то ушлая головенка надумала сюда заглянуть. И мало того, что свистнули деньги! Загранпаспорта Киры и Алки, взятые во избежание конфликтов с бойкими украинскими погранцами, которые, что ни день, вводили на своих рубежах новые порядки, тоже пропали.

Ну, класс… Ни денег, ни документов!

Кира покачала головой. Да, неведомый противник озадачивал ее все больше. Он великолепно изучил свои жертвы!

А может быть, все проще? Если виновник всего – тот самый загадочный блондин в белом джипе, не могла разве Алка разболтать ему о тайнике? Вряд ли… Она никогда не смешивала частную жизнь с общественной, а деньги у подруг все-таки были общие. Скорее все еще проще! Наверняка тайник учуяла баба Нонна – и обчистила его. Совершенно непонятно только, зачем ей паспорта. Ну, верно, решила: красть – так красть. Вот же зараза… И, конечно, она так заховала добычу, что и с собаками за трое суток не сыщешь. А у Киры нет ни собак, ни этих трех суток… Что же делать? Можно, конечно, пойти повыть над бабы-Нонниным погребом: «Это Алла! Отдай мои деньги! Отдай мой паспорт!» Глядишь, баба Нонна с перепугу и отдаст. Но что она подумает о повадках призраков, если «Алка» заодно начнет хлопотать и о паспорте подруги?

Кира задумчиво спустилась со стола, и внезапно под ногой что-то бумажно зашуршало.

Сердце так и подскочило. Кира опустила фонарь, однако на полу, вместо вожделенной россыпи «зеленых», сиротливо валялась какая-то скомканная бумажка.

Кира развернула ее – и едва не отбросила снова, будто ядовитое насекомое. На нее мрачно глянуло собственное лицо и запрыгали буквы: «За совершение особо тяжких преступлений…» Нет, выбрасывать эту гадость не стоит. Это улика. Может быть, когда-нибудь милиция найдет того негодяя, который все это учинил. С каким наслаждением Кира швырнет эту листовку ему в лицо!

Она сунула бумажонку в рюкзачок – и вдруг поняла, что милиция, пожалуй, найдет «того негодяя» куда позднее, чем ее. Потому что по улице промчалась машина и, взвизгнув тормозами, остановилась как раз рядом с калиткой бабы Нонны.

* * *

Сорвать занавеску с окна, распахнуть его и выскочить во двор оказалось секундным делом. Пригибаясь, она уже обегала дом, стремясь к пролому в ограде, а из светлой машины – вроде бы «уазик» милицейский, но в темноте проулка не разобрать, – только еще выходил человек. Высокая мужская фигура задвигалась, открывая калитку, и Кира ощутила враз страх и облегчение. Неужто Мыкола?! Вполне живой… черта с два его так просто свалишь, тут не табурет нужен, а хотя бы стол! Но, очевидно, даже и табурет смог оказать на Мыколу определенное воздействие. Во всяком случае, он не включил фары, не направил их на дом и двор. В этом случае Кирино путешествие закончилось бы, не начавшись. Мыкола зашагал по дорожке к дому, ступая так тяжело, что под этой шумовой завесой Кира с легкостью достигла известного пролома, перескочила через него – и канула в уличную тишину и темноту.

Да, на появление Мыколы отреагировали включением света только два-три соседних дома. Весь прочий Коктебель мирно спал, и никто не орал вслед Кире: «Держи! Лови!» – пока она, подобно призраку, неслась к берегу, почти не замечая дороги, потому что в эти минуты перестраивала всю программу своих действий.

Теперь в Симферополь ехать нельзя. Во-первых, нет денег на машину. А если бы они даже и были, ясно: первое, куда позвонили всполошившиеся Панько с очухавшимся Мыколою, это в аэропорт. В четыре – самолет в Москву, затем, с двухчасовыми интервалами, в Киев, опять в Москву, опять в Киев, в Петербург… Очевидно же, что сюда и только сюда будет стремиться беглянка раньше всего. Из Симферополя есть дневной и вечерний поезда на Москву, а из Феодосии – только вечерний.

Конечно, на железной дороге тоже поставят всех на уши, однако можно и не ставить: билеты ведь продают только по предъявлении паспорта. Тут-то ее и…

Никто же, кроме Киры, не знает, что у нее нет никаких документов – и ни гроша, ни гроша в буквальном смысле этого слова!

Не замедляя бега, она взглянула на запястье. «Ролекс» засверкал под луной, как шкатулка с бриллиантами.

«Ох, дура! – в отчаянии подумала Кира. – Ну почему, почему я не взяла с собой серьги, кольцо – хоть что-нибудь из драгоценностей!» А впрочем, и хорошо, что не взяла. Иначе они оказались бы захованными в тот же самый пластиковый тайничок – и были бы стырены тем же поганцем, вернее, поганкой. «Но я могла бы сегодня надеть серьги!» – возразила сама себе Кира. И сурово кивнула: могла бы. И тогда их сняли бы с нее, как сняли часы, – «по протоколу». Однако едва ли Мыкола потащил бы ее сегодня на ночную прогулку, вдев в уши бриллианты… Так что остается уповать, будто по-прежнему все, что ни делается, делается к лучшему, а значит, «Ролекс» – ее единственное достояние.

Пусть ее ждут в Симферополе, пусть караулят на вокзале в Феодосии и даже ставят – если еще не поставили – посты на въездах в города! Кира туда не поедет. О нет, она, конечно, появится в Феодосии – чтобы непременно навестить базар. Там с самого утра тусуются веселые ребята-менялы: гривны меняют на рубли и баксы, рубли на баксы и гривны, баксы на гривны и рубли, а также любую из этих валют на золотишко. Цена Кириному «Ролексу» – минимум пять тысяч долларов. И, самое малое, за две тысячи она часы постарается продать. Этого за глаза хватит, чтобы нанять частника до Керчи, потом переправиться на пароме в Ильич – а это уже Россия, там Кире никакие украинские призраки не страшны! Оттуда она вызвонит Глыбина-младшего, а тот призовет на помощь Глыбина-старшего… и если Кире написано на роду добираться до Нижнего под охраной милиции, то это будет не просто охрана, а генеральский почетный эскорт!

Она мстительно поджала губы, но тут же споткнулась на ровном месте. «Не кажи «гоп», пока не перескочишь», – советуют мудрые и осторожные хохлы. Правда что! Кира ведь еще не в Нижнем. И не в Ильиче. И не в Керчи. И даже, заметьте себе, не в Феодосии! Она пока еще бежит по коктебельской набережной, прячась в тени от луны и фонарей (вот, когда не надо, эта чертова подстанция пашет как ошалелая!), выбираясь из района пансионатов, с их бессонными дискотеками, и пробираясь к подножию горы Волошина, где разбили свой лагерь «летуны». Ибо если и была у Киры возможность быстро и бесплатно оказаться в Феодосии, то лишь одна: по воздуху. А поскольку крыльев своих бог не дал, то придется воспользоваться чужими. Крыльями дельталета!

Дельталет – это смесь дельтаплана с мотоциклом, механический конь с перепончатыми, будто у дракончика, крыльями, который может взмыть на неимоверную высоту и покрыть изрядное расстояние. Волшебное создание! Говорят, существуют даже какие-то соревнования для дельталетчиков, но Кира знала этот аппарат лишь в одном качестве: катательной машинки для богатых туристов.

Четверть часа – двадцать пять долларов.

Изрядно, право слово, изрядно! Однако люди приезжают в Коктебель отдыхать – то есть тратить деньги. И, наглядевшись на разноцветные летательные аппараты, с утра до ночи порхающие в небесах, словно чудные птицы, волей-неволей пожелаешь тоже испытать это опасное и дорогое развлечение. Один раз – ну, двадцать пять так двадцать пять. Цена бутылки лучшего муската, если на то пошло! И вот человек приходит, платит деньги, надевает шлем и, стиснув зубы, взбирается в мотоциклетное седло за спиной картинно-утомленного водителя, – взбирается в мрачном упоении от сознания, что поставил на кон свою жизнь.

Наивный! Он еще не знает, что поставил на кон свою душу!

Но скоро узнает. Как только преодолеет первое мгновение страха, когда дельталет, разбежавшись, озорно подпрыгнет на последнем ухабе, оторвется от земли – и полетит, полетит все выше и выше, глядя в лицо зверю Карадагу. А тот будет блаженно ворочаться под солнышком, подставляя взорам смельчаков то один свой скалистый, усеянный каменными призраками бок, то другой, волшебно меняя очертания. И зеленое море сделается проницаемым до самого дна, до лент темных водорослей, лежащих на песке под толщею вод. И белый диск луны проступит сквозь яркую небесную голубизну… И человек, который десятки раз поднимался в небо на самолетах и вертолетах, поймет, что поднялся в небеса впервые. Потому что раньше летали самолеты и вертолеты – а теперь летит он сам. Летит, как птица! И еще он поймет, что придет сюда снова и снова и будет приходить, пока не просадит последние двадцать пять баксов. Не только для того, чтобы поглядеть, как меняет обличье хамелеон Карадаг, нет… чтобы опять и опять одолевать свой страх!

Представив, сколько еще счастливых минут она могла бы испытать, вновь и вновь взмывая над морем, Кира даже зубами скрипнула от злости. Однако под ее ногами не скрипнул и камушек, пока она на цыпочках подходила к палатке, вслушиваясь в доносившийся оттуда храп. Храп был сильный, и Кира облегченно вздохнула: хоть в этом повезло. Ребята, как всегда, на дискотеке. А Славко, как всегда, спит.

Она тихонечко посвистела, потом позвала:

– Эй! Славко! Проснись, это я, Кира!

В то же мгновение гибкое тело вылетело из палатки и обвилось вокруг Киры, бормоча:

– Пришла! Все-таки пришла!

Едва удерживаясь на ногах под градом поцелуев, задыхаясь от крепкого спортивно-мужского духа, Кира не могла даже головой укоризненно покачать, хотя очень хотелось. Ну как она могла забыть, что ее появление Славко Зозуля воспримет совершенно однозначно! Он давно неровно дышал к Кире, еще с первого их совместного полета, когда она от страха так сильно стискивала его коленями (водила в дельталете помещается между, извините за выражение, ног пассажира), что он воспринял это как призыв. Почему Зозуля решил, будто восторг, вызванный в Кире полетом, неразделим отныне с его образом, – неизвестно, однако с этих пор он непрестанно бил к Кире клинья. Алка, не оставившая без награды домогательства второго летуна, Василя, злилась на подружку, которая только плечами пожимала, встречая взор бирюзовых глаз Зозули, от вожделения горевших просто-таки синим пламенем.

– Не убудет от твоего Игорька! – ворчала Алка. – Сама знаешь, я в этом смысле – могила, он и не узнает никогда, как ты немножечко порадовалась жизни. Может быть, и узнаешь наконец… это самое. Бери с меня пример: я мужикам мозги не пудрю, сразу даю понять, что не крепость, которую надо брать силой.

Однако Кира считала, что она и так слишком часто берет с Алки пример.

– Да погоди, Славко! – остановила она пылкого летуна в тот миг, когда он уже начал измерять ее грудь своей пятерней. – Экий ты однообразный, право слово!

– Пошли в палатку – и я тебе покажу, что очень даже разнообразный, – жарко выдохнул Зозуля, потираясь о ее бедра своими.

– Щекотно, – поежилась Кира и отстранилась от некоего опасного затвердения. – Да погоди ты! – прикрикнула она, и руки Зозули наконец-то упали.

– Твоя зачем пришла? – обиженно засопел он. – Просто подразнить, да? Или полетать среди ночи вздумала? Долетаешься до того, что я на тебя прямо в воздухе наброшусь.

– Не успеешь, – покачала головой Кира. – Мы гораздо раньше гробанемся. Но ты прав – я пришла полетать.

– Нет, Кирюша, – с явным сожалением покачал головой Зозуля. – Василь как узнал, что мы с тобой ночью летали, так чуть голову мне не отъел. Техника безопасности, то-сё… Нельзя!

– Василь? – вскинула брови Кира. – А где он – Василь? Покажи-ка мне его. Ау, Василь! – негромко окликнула она и замерла, прислушиваясь. – Нету Василя! Как же он узнает, когда его нету?

– Он же не без глаз, – огрызнулся Зозуля. – Как только взлетим над поселком… сегодня ого какая лунища!

– А мы не будем взлетать над поселком, – настойчиво сказала Кира. – Я тебе не успела ничего объяснить. Мне до смерти надо в Феодосию! Прямо сейчас! Понимаешь, мы поспорили с Алкой, что я на дельталете доберусь до набережной быстрее, чем она на джипе.

– А откуда у Алки джип? – заинтересовался Зозуля.

– Это не ее джип, а… ну, одного мужика, Алкиного знакомого, – сквозь зубы объяснила Кира, однако Зозуля, по счастью, не заметил ее странной интонации.

– Ну вы, бабы, даете! – сказал он возмущенно. – Что ж вы с нами делаете, а?! Василь ждал ее, ждал, а у нее, ты погляди, новый кавалер. Ну конечно, белый джип! Еще и джип-сафари небось? – уточнил он. – Разве устоишь? Я понимаю. Василь так и ушел на дискотеку один. А теперь еще ты пришла меня терзать…

Насколько Кира успела узнать Василя, один он останется не дольше, чем в поле его зрения покажется первая юбка. Ну а Зозуля… Кира пожала плечами: у Зозули нет шансов. Придется ему еще немножко помучиться, бедняге. Но не дольше, чем до завтрашнего утра, когда слух о Кириных «подвигах» станет достоянием гласности – и эротические мечты Зозули сменятся ужасом.

– Славко, а Славко, – промурлыкала Кира. – Ну не злись. Пойми, мне очень нужно в Феодосию. Ну не последний же день мы видимся, в конце концов. Может быть, я еще решусь…

«Последний, Зозуля, последний. И не решусь – не жди, не будет!»

Зозуля обиженно покряхтел еще некоторое время, но Кира уже чувствовала: лед тронулся!

– Лады, – сказал наконец Зозуля. – Гони сто баксов – и вперед.

Кире показалось, что она ослышалась.

– Как это – сто баксов? – переспросила ошеломленно. – С каких это пор?

– С этих самых, – повел вокруг рукой Зозуля. – Вот с теперешних. Потому что, если Василь нас все-таки засечет и опять станет меня поедом есть, я ему сотенкой зубищи-то затуплю!

– Хорошо, – решительно кивнула Кира. – Сто – так сто! Но только потом. В Феодосии. Потому что все деньги у Алки. Мы, собственно, еще на то поспорили, что я тебя уговорю отвезти меня бесплатно…

– В смысле – без денег, – уточнил Зозуля, и синие бесовские искры так и посыпались из его алчно вспыхнувших глаз. – Однако без предоплаты я и с места не тронусь.

– Ты что, хочешь сказать… – прошелестела Кира, но Зозуля перебил ее:

– Хочу, Кирюша! Аж лопну сейчас – до чего хочу!

Он шагнул к Кире, и та испуганно попятилась, увидев, что его бедра вновь изменили свои очертания.

Кира зажмурилась. «Какая я дура! – сказала она себе мысленно. – Ну почему я не заорала там, в беседке, когда Мыкола еще только начал распускать руки?! Надо было так вопить, чтобы не только Панько, но даже этот мазила Роналдо в Париже услышал бы! Что бы там ни врал Мыкола, он бы меня уже не тронул, я вернулась бы в «обезьянник», а там девочки не дали бы в обиду. Какая я дура, дурища, тупица! Рассказала бы все Саше, она уж точно дозвонилась бы до Нижнего. Вот оказался бы для нее сюжетец – закачаешься! И, может быть, уже сегодня я стала бы свободна… Нет, даже в разум не взошло! Какой идиот назвал меня быстросчетчицей? Я просто курица, глупая курица!»

Она растерянно повела вокруг взглядом. Ничего похожего на табуретку. А жаль… Нет, из этого было бы мало толку: ведь одной ей дельталет в небо не поднять, она даже автомобиль водить не умеет!

И вдруг резкий звук вклинился в поток Кириных мыслей. Ничего, собственно говоря, особенного в этом звуке не было: просто какой-то автомобиль на полной скорости промчался по шоссе мимо поселка, а шум далеко-далеко разнесся в ночной тишине. И все-таки этот звук заставил Киру содрогнуться, потому что ему отозвалось все ее существо внезапно вспыхнувшей догадкой.

Нет, не потому не зажег Мыкола фары, когда примчался к бабы-Нонниному дому, что табуретка роковым образом вмешалась в его мыслительную деятельность! И мигалку с сиреной он вовсе не забыл включить… Потому что ни мигалки, ни сирены не было. Не было светло-кремового милицейского «уазика». Не было Мыколы! Это Кирина мозговая деятельность оказалась неисправимо повреждена, если она не сообразила сразу, что под окошком остановился белый джип, а из него вышел… из него вышел тот самый неведомый враг, из-за которого пошла кувырком вся жизнь Киры.

Итак, он каким-то образом узнал, что узница сбежала из-под стражи. И теперь шел по ее следу. Наступал на пятки!

Ее даже качнуло от этой страшной догадки – и проворный Зозуля оказался тут как тут. Конечно, он не просто поддержал Киру, а заключил ее в объятия.

– Пойдем, Кирюша… – бормотал он, жадно прихватывая мягкими губами мочку Кириного уха. – Василь еще не скоро придет… и накохаемся вволю, и в Феодосию успеем допрежь Алки, вот те крест!

Кира почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Всем существом своим она слушала: не развернется ли автомобиль? Не направится ли прямиком к лагерю дельталетчиков, непостижимым образом и сейчас просчитав действия Киры, как просчитывал их раньше?

Но было тихо. Значит, шанс на спасение еще оставался…

Она ничего не могла сказать, чтобы не заплакать. Так молча и пошла в палатку, куда ее тянул совершенно ошалевший Зозуля.

* * *

Она выскочила уже через пять минут и, завязав на боку пояс юбки, заспешила к накрытому чехлом дельталету. Следом вяло шагал недовольный Зозуля. «Покохаться», как он надеялся, не удалось: Кира взяла дело в свои руки, и Зозуля от неожиданности сдался на милость победителя. Да, он-то себя победителем никак не чувствовал! Но, думал Зозуля, лиха беда – начало… А Кира думала: хорошо, что Славко парень современный и предпочитает безопасный секс!

– Азартная ты, Кирюша, – пробормотал Зозуля. – Заводная! На сколько поспорили, что тебе все прочее по фигу?

– На пять тысяч баксов, – неохотно обронила Кира.

Эффект был именно тот, какого она ждала. Зозуля с уважением сказал:

– Ого! – и заткнулся.

Зачихал (как водится) мотор.

– Холодно наверху, – робко сказал Зозуля, подавая Кире шлем. – У тебя что-нибудь есть или куртец дать?

У Киры в рюкзачке была кофта, однако сейчас она исполняла роль кобуры для Мыколиного револьвера, так что драгоценный груз было бы лучше не кантовать. Она кивнула – и Зозуля принес чью-то вытертую, мягкую, как пеленка, кожаную куртку.

Между тем мотор прогрелся. Кира села, и Зозуля уютно устроился меж ее колен. Откинул голову, но Кира щелкнула его по шлему с такой досадой, словно сгоняла надоедливую кошку, и Зозуля быстренько дисциплинировался.

Дельталет запрыгал по дорожке: сперва медленно, потом быстрее, потом стремительно… и оторвался от земли.

Луна взлетела над Карадагом, будто монетка, подброшенная на удачу. Черно-серебристые гребни медленно, красуясь, потянулись ввысь. Но дельталет круто развернулся – и пошел прочь от Карадага, спиной к луне, над гладкой и сверкающей, словно серебряный шелковый плат, поверхностью моря.

Зозуля забыл дать Кире очки. Но сейчас она была рада этому: хотя бы для себя самой можно было притвориться, что это ветер выбивает из глаз слезы, а вовсе не сами они текут…

«Да что, вообще, произошло?» – раздраженно спросил неотступный Алкин голос.

Ничего. В том-то и дело, что ничего. В очередной раз. Как и всегда. Киру даже совесть не угрызала за то, что вот так, мимолетно, изменила Игорю. Она вновь убедилась на собственном опыте, что не родился на свет мужчина, ради которого стоило бы надеть на себя цепи вечной верности. И, как всегда, такая тоска взяла от этого открытия, что дико, до невозможности захотелось… домой. К маме. Чтоб она сказала: «Голубушка, да ты не переживай. Суженого конем не объедешь!»

Но мамы дома нет. Мама улетела вместе со своим мужем в Багдад по каким-то там его нефтяным делам. Однако Кира до того хотела оказаться сейчас рядом с мамой, что даже согласилась бы на присутствие его. Сказать по правде, она его недолюбливала. Ревновала? Наверное. А еще не понимала, ну почему, почему она – молодая, красивая, умная, сдержанная – найти любовь свою не может, а ее легкомысленная, вечно захлопотанная, сентиментальная матушка, хладнокровно сменив двух мужей, вдруг так ошалела от любви. И шалеет уже двенадцать лет! А вот она, Кира, сидит позади Зозули, с которым только что… Ну ладно, все ясно. И опять обстоятельства виноваты. Конечно!

Забавно, однако: она сейчас гораздо больше переживает из-за своей неудавшейся личной жизни, чем из-за кошмаров сегодняшнего вечера. Все-таки Алка была права, когда говорила, что для истинного подвижника науки в ней слишком много сердца!

Алка, снова Алка… Кире надо хотя бы на время забыть о потере, подумать наконец-то и о себе.

Неужели верны ее тайные подозрения и все дело в «Галатее»? Мэйсон Моррисон, значит, отчаялся дождаться, когда Кира наконец образумится и решит броситься в объятия великой американской мечте, а потому послал за нею охотничков?

Ну, предположим, решил. Предположим (чушь, бред, фантастика!), даже послал. И что? Опять же предположим: квартира взломана, «Галатея» украдена, лабораторный сейф вскрыт, все разработки исчезли. Алку – с обрыва, чтоб не путалась под ногами крутых ребяток, Киру…

Вот потому-то все это и чепуха, что Киру следовало бы хватать под белы рученьки, затыкать рот, связывать, а то и в мешок запихивать – и тащить, тащить поскорее к одному из тихих гротов Карадага, в котором притаилась подводная лодочка. Тогда бы все было в точности, как в кино! Или прикончить ее – тоже красиво смотрелось бы. Но при чем тут листовки? При чем тут паспорт под сиденьем автобуса? Или планировалось похищать ее прямиком из «обезьянника»? Нет, такая трагикомедия не в духе американских спецслужб…

Ох, какие слова! Прямо Юлиан Семенов или даже Александр Бушков. Нет, пока что все происходящее с Кирой гораздо больше смахивает на любимую Иоанну Хмелевскую. Только она никогда не дозволяла себе таких нелепостей, чтоб боевикам-террористам-шпионам поручали самодельные листовочки клеить. Безумие!

В этом безумии появляется смысл, только если допустить, что Мэйсон решил заполучить результат, то есть «Галатею», а автора разработки уничтожить. Чтоб исключить все могущие быть случайности, подкуп, то да се. Тогда, выходит, Алку убили по ошибке? Уничтожению подлежала Кира, ну а под руку попалась ее подруга? Сначала ее планировали просто вывести из игры…

Нет. Опять не получается. Листовки были изготовлены заранее. И на них – Кира, а не Алка. Листовки имели в виду конкретно ее, Киру Москвину.

Она в отчаянии стиснула виски. Невозможно хоть что-то понять. Не лучше ли и не пытаться, во всяком случае, пока? Сейчас главное – на свободу выбраться, жизнь спасти. Вот дома она сможет озаботиться головоломными поворотами своей судьбы и гипотетическим коварством Мэйсона Моррисона.

Нет. Нет, нет! Совсем плохой детектив получается. Ни американцы вообще, ни Мэйсон в частности тут, разумеется, ни при чем. Это портачат свои, родные. Но зачем?

Это какая-то сказка про белого бычка! Кира замотала головой, отгоняя бессмыслицу, за которую даже перед собой стыдно стало.

Лучше уж немножко понаслаждаться полетом. Может быть, она в последний раз в жизни поднялась на дельталете над Карадагом. Может быть, она вообще последний раз в Крыму. А что, будет на Украине персоной нон грата… Да и на здоровье!

Кира закинула голову. Звездные глаза смотрели на нее, и влекущая сила бездны, как всегда, наполнила душу спокойствием.

А впереди, на горизонте, вставали из моря огни Феодосийского порта.

Зозуля красивым виражом прошел над пирсом и эффектно сел на набережную.

– Где встречаетесь? – спросил он, оборачиваясь к Кире. Та неопределенно махнула рукой куда-то вперед и вверх: в конце концов, если она и встретится когда-нибудь с Алкой, то лишь там, высоко, очень высоко…

– Не вижу, – констатировал Зозуля, вглядываясь в темноту. – Похоже, мы выиграли.

«Мы!..» Ох, да как же от него теперь отвязаться?!

Кира не успела возмутиться вслух: тихая ночь раскололась громовым окриком:

– Всем оставаться на местах!

«Все. Вот и все. Но как они узнали?.. Сейчас крикнут: «Бросай оружие! Руки вверх!» И… кончено.

Безнадежность парализовала Киру, оглушила. И она уже начала медленно поднимать руки, как вдруг сообразила, что усиленный мегафоном голос обращается как бы не к ней:

– Все стоят на линии старта! Первым делом отрабатываются приемы безопасного падения. Во-первых, падаем всегда вперед. Сначала падаем на колени, потому что наколенники гасят силу удара. В случае, если падаешь назад, попытайся перевернуться.

А теперь… роллеры, внимание! Вперед шагом конькобежца – марш!

И прямо на дельталет вынеслась из темноты радостная толпа, грохочущая по асфальту роликами, орущая от избытка сил. Роллеры неудержимо мчались вперед, и пока никому из них не приходилось применять на практике приемы падения, которым пытался обучить их тренер.

– Ух-ха-ха! – заорал Зозуля. – Ты только погляди, Кирюша!

Он запрокинул голову – да так и остолбенел от изумления. Сиденье пассажира было пустым. На нем громоздилась куртка, увенчанная сверху шлемом… а Кира исчезла, словно жизнерадостная стая, пролетая мимо, подхватила ее, унесла на крыльях, как некогда гуси-лебеди унесли братца Иванушку… но Зозуля не был сестрицей Аленушкой, а потому найти Киру у него не было никаких шансов.

* * *

Проломившись сквозь газон и чащобу азалий, Кира выскочила в сквер рядом с железнодорожными кассами. Конечно, они были сейчас закрыты, но что проку, даже если откроются? Тяжело вздохнула: это благо цивилизации, увы, ей не только недоступно, но даже запретно.

Часы показывали два ночи. До того времени, когда на базаре начнут кучковаться менялы, как минимум шесть-семь часов.

Их надо где-то провести.

Поспать бы… Но не ляжешь ведь на лавочке в сквере. А не дай бог нанесет ветром какого ни есть ревнивого блюстителя порядка? У Киры ведь ни документов, ни денег, чтобы убедительно отовраться. Шляться туда-сюда – тоже плохо: по набережной мелькают патрульные машины, да и много, говорят, развелось лихого народу в Феодосии. Конечно, у нее есть оружие… Нет, уж лучше отсидеться где-нибудь в закутке, в тишине, от греха подальше. Вот если бы найти ночью, кому продать часы… Есть же здесь какие-нибудь ночные, извините за выражение, клубы. Конечно! И Кира даже знает, где находится один из них. Чуть ли не рядом с музеем Грина, за углом, в полуподвале. Сама она там, конечно, не была: что забыла в эротическом казино?! – а вот Алка…

Кира ускорила шаги. Подошвы босоножек звонко щелкали в ночной тишине. Она и не подозревала, что поднимает такой шум! А ведь ей сейчас надо красться, подобно индейцу на берегах Ориноко, преследуемому коварными белыми! Разуться, что ли, от греха? И вдруг что-то вкрадчиво заурчало за спиной.

У Киры подогнулись ноги. Так… патруль! Нарвалась!

Но это была не милицейская машина, а «Москвич» какого-то неопределенного цвета. Из окошка высунулась светловолосая голова:

– Эй, барышня! Зачем пешком ходить, ноги бить? Желаешь, организуем экскурсию по ночной Феодосии? Генуэзские развалины, порт, центр, к музею Грина отвезу, потом – к музею Айвазовского. Даром – всего сто баксов… Дивно время проведешь!

Кира смотрела на него, не находя слов. Таких наглецов она давно не видела. Все описанные им достопримечательности можно обойти пешком за четверть часа. А рядом с музеем Грина она вообще стоит: вон вывеска. Музей Айвазовского – в десяти шагах, Кира только что его миновала. Сто баксов, главное!