Текст книги "Будьте прокляты, палачи"

Глава III. Легенда о Минотавре

В тот же день…

Учитель Уилсон жил неподалеку. Старый, сложенный из вековых камней дом стоял на вершине холма, откуда открывался вид и на поселок, и на бескрайние океанские дали. Учитель был одинок, но Игора никогда не интересовало, как сложилась его судьба. Они встречались только в школе, и мальчик не хотел ничего больше знать о своем враге.

Дом наполняли сумрак и холод. Пригласив Иду с Игором в гостиную, Уилсон затопил камин, а потом ушел на кухню. Гости остались одни. Игор настороженно озирался по сторонам, ежась под взглядами незнакомых людей, запечатленных на множестве развешанных повсюду фотографий. Книги и фото, фото и книги… Одну стену гостиной занимал громадный стеллаж, битком набитый толстыми томами, заглавия которых были написаны на незнакомом языке. А внимание Иды привлекла фарфоровая кукла с покрытым трещинами лицом, словно человек, удобно расположившаяся в уголке дивана.

– Игор, смотри… Наверное, она принадлежала дочери господина учителя, – прошептала Ида. – Хотя, вроде бы, у него нет детей. А может быть, девочка умерла, и… Страшная кукла, трещины, как черные шрамы…

Ида шепотом рассуждала о таинственной кукле, но Игор думал о своем, пытаясь понять, что за человек господин Уилсон. Вскоре в гостиную вернулся учитель с подносом в руках, на котором лежали какие-то сладости.

– Рассаживайтесь за столом, молодые люди. Чувствуйте себя, как дома.

Учитель всеми своими действиями демонстрировал благожелательный настрой, но Игор не мог отделаться от ощущения, что попал на вражескую территорию, где его поджидают неведомые опасности. Мальчик был любознателен и открыт для мира, однако все, связанное с учебой в школе, вызывало у него резкое отторжение. Судя по тону господина Уилсона, учитель собирался поговорить с непутевым учеником «по-хорошему», вразумляя и направляя на путь истинный. Игор понимал это и, сидя в напряженной позе, с неприязнью ждал начала «душеспасительной беседы», так и не притронувшись к лежавшим на столе бисквитам и налитому в изящную фарфоровую чашку чаю. Иное дело Ида, – с учебой у нее было все более-менее в порядке, и она беззаботно болтала с учителем, легко освоившись в уютной обстановке его дома.

– Знаешь, Игор, из тебя получился неважный ученик, но я всегда знал – ты способный парень. Проблема в другом: ты не хочешь принять то, что дано, и этим усложняешь себе жизнь.

Игор хотел сказать, что ненавидит мир, в котором можно арестовывать таких, как Ян, что ему хочется кричать от душевной муки и крушить все на своем пути, но промолчал. Не из осторожности, просто учитель все равно бы не понял его, ведь он сам был частью этого чуждого, злого мира. А Уилсон бросил в чай еще один кусочек сахара и неожиданно для слушавших его подростков так закончил свою мысль:

– Да, Игор, ты сам усложняешь себе жизнь, но в этом не твоя, а наша вина, ведь в школе мы вынуждены вдалбливать ложь в головы учеников. Отсюда – отторжение. Юные сердца не могут принять обман. Скажите-ка, молодые люди, что вы знаете об истории современной Евразии и арийской расе?

– Арийской расе?! – гости переглянулись, а затем, заподозрившая неладное Ида торопливо заговорила, повторяя, как на уроке, привычные, хорошо заученные фразы. – Арийцы – высшая раса людей, спасшая человечество. Другие, низшие, народы из-за своей неполноценности сами портили себе жизнь, поэтому арийцам пришлось прийти им на помощь. Великий Гитлер спас мир, принес свободу, спокойствие и счастье. Правда, расчищая жизненное пространство для арийцев, некоторые народы-паразиты пришлось уничтожить, они, как язва, разъедали здоровый организм. Но это было сделано ради всеобщего блага. Теперь все счастливы, и мы, неарийцы, унтерменши[1]1
  Недочеловек (нем. Untermensch – Унтерменш) – расистско-евгенический термин из идеологии национал-социалистов. Нацистская пропаганда использовала его, чтобы описать «низших людей» – евреев, цыган, славян и так называемых «Mischlinge» (полукровок).


[Закрыть], должны быть благодарны за все великой Германии, любить и чтить высшую расу, без которой мы бы не достигли того благополучия и процветания, что имеем сейчас. Вот… Так в учебнике написано…

Глаза Игора сверкнули, – слушать нацистский бред из уст осторожничающей Иды было невыносимо.

– Арийцы, это те, кто уничтожают и унижают нас, твердя о том, будто мы неполноценные люди, генетически предрасположенные к какому-то злу, которое никто в глаза не видел. Так они заботятся о нас. Арийская раса – это раса убийц.

Ида похолодела. В душе она соглашалась с Игором, но исключение из школы стало бы меньшим из наказаний, которое грозило за такие речи. А Игор говорил это в глаза учителю – человеку, каждый день вбивающему в их головы идеи о превосходстве арийцев! Это была катастрофа. Но Уилсон даже бровью не повел, словно с самого начала ожидал услышать подобный ответ.

– Очень удобный тезис: чудовищная коммунистическая угроза вынуждает принимать экстраординарные меры, ограничивая фундаментальные права и свободы граждан ради их собственной безопасности. Поскольку генетически неарийцы более подвержены влиянию деструктивных сил, государство обязано держать их под жестким контролем и принимать все меры воздействия, вплоть до физического уничтожения, оберегая спокойствие и благополучие чистокровного населения, да и большинства самих безмозглых недочеловеков. Звучит по-своему логично…

– Это нечестно!

– Игор, ты достаточно взрослый человек и должен понимать, что честность к политике никакого отношения не имеет. Миром правит не справедливость, а сила. Когда-то мы проиграли и с той поры превратились в узаконенный объект для охоты. А для того, чтобы иметь моральное право на убийство, и был придуман миф о превосходстве арийской расы над другими.

– Вот поэтому я и ненавижу арийцев!

– Да, но при этом руководствуешься тем же расовым подходом, что и нынешний режим. Ариец плох только потому, что он ариец. Ты рассуждаешь, как нацист.

– Но… – Игор окончательно растерялся, не зная, как ответить учителю, который то ли смеялся над ним, то ли заманивал в ловушку.

– У зла много имен, Игор, одно из них «фашизм». Но, поверь, происходящее ныне случалось и раньше. Меняется форма, суть остается неизменной. Столетие уходит за столетием, на смену одному тысячелетию приходит другое, а люди продолжают творить зло. И вся история человечества – это история убийств невинных и торжества лицемерия. Никто не любит вспоминать прошлое, ведь оно как зеркало отражает сегодняшний день. Страшно смотреть в зеркало, если знаешь, что увидишь там монстра. Но я профессиональный историк, и, возможно, этот урок станет самым важным в моей жизни. Да и вам, молодые люди, он пойдет на пользу. Кто знает, вдруг вы все же поймете, что нельзя противостоять неизбежному? Это все равно, что бросить вызов законам природы. Можно сколько угодно на словах отрицать закон всемирного тяготения, но если взбунтоваться против него и прыгнуть со скалы, смерть неминуема. Законы развития общества, законы, по которым живет человек, то, что заложено у него внутри, также невозможно изменить. Вы полны иллюзий, готовы броситься в бой, а я хочу рассказать правду, чтобы вы осознали суть происходящего, поняли, приняли и смирились. Ведь никто не приходит в отчаянье от того, что не может дышать под водой, как рыба. Он или остается на берегу, или берет акваланг.

Уилсон замолчал, потом поднялся из-за стола, предложил еще чаю, но Игор с Идой отказались, им было не до того. Никогда прежде никто не разговаривал с ними так серьезно, по-взрослому, как этот человек, которого они привыкли считать своим врагом.

– История человечества написана кровью невинно убиенных, причем, написана их убийцами, и если бы я вознамерился даже вкратце рассказать вам обо всех ее позорных вехах, на это ушла бы бездна времени. Поэтому я остановлюсь только на самых явных, вопиющих примерах. Они поражают не только масштабами убийств, но и лицемерием, – когда черное называют белым, а зло – добром. Не хочу загружать ваши юные головы датами и хронологией, скажу лишь, что в истории Европы был период, когда на протяжении почти четырех веков мужчины сжигали женщин на кострах, прежде подвергая страшным пыткам, которые нам, современным людям, даже трудно представить. Знаете, почему?

Слушатели не ответили. Это было выше их понимания. А Уилсон не мог оставаться на месте, начал прохаживаться по комнате, словно и в самом деле находился в аудитории, читая лекцию. Как часто на уроках ему хотелось, не кривя душой, рассказать ученикам правду, но искренность стала бы для него равносильна самоубийству. Он лгал, как все, и дети ненавидели его. И вот звездный час настал, сидевшие за столом мальчик и девочка с удивленными лицами и чистыми, не замутненными злом душами должны были услышать из его уст то, что в дальнейшем помогло бы им избежать роковых ошибок.

– Закон Божий вы, молодые люди, должны хорошо знать, если, конечно, не пропускали занятий, но история христианской церкви вам, скорее всего, не известна. Этому в школе не учат. Неудивительно. Если знаешь правду, трудно сохранить слепую веру. Не буду мучить вас теософскими рассуждениями, только коротко напомню о том, что необходимо знать для понимания случившейся трагедии, точнее – преступления… Итак, главной фигурой в христианстве после бога, конечно, является дьявол – воплощение зла, который занимается тем, что портит все благие начинания, отнимая у доброго боженьки людские души и утягивая их в ад. Дьявол творит на Земле мерзости и бесчинства. Дьявол вездесущ и легко завладевает сердцами людей. А женщины, по определению отцов церкви, в силу своей природы, более склонны к связям с дьяволом, нежели мужчины. Это утверждение и послужило началом так называемой охоты на ведьм, по сути – геноциду по половому признаку, когда любая женщина уже считалась подозреваемой в преступлении в силу своего физиологического строения. Ведьм искали и находили повсюду, под пытками они сознавались в интимных связях с дьяволом, участии в шабашах и тому подобном. Эти показания, в свою очередь, нагнетали общий психоз, увеличивая в разы количество жертв.

Вы молоды и невинны, вам в голову не может придти, до каких извращений порой доводит половое воздержание, а служители церкви, дав обет безбрачия, были крайне подвержены этой напасти. Прикрываясь благими словами, они удовлетворяли свои низменные инстинкты противоестественным способом. Но страшно даже не это. Маньяк, терзавший свою жертву, попав под суд, получает достойное наказание, а эти люди сами олицетворяли собой закон, являясь уважаемыми членами общества. Священник, человек, проповедующий милосердие и смирение, благословляет орудия пыток перед допросом! Это не абсурд, а реальность. «Дьявол вездесущ, а значит, все средства борьбы хороши против него» – таким был главный тезис «благочестивых» убийц. Выдумать врага, обвинить его в страшных преступлениях, а потом с особой жестокостью уничтожить «злодея», запугивая людей, – таков путь к абсолютной власти, причем, путь, доставляющий удовольствие. Даже если не удавалось найти ни одного более-менее убедительного «доказательства» связи с дьяволом, отсутствие улик не останавливало палачей в рясах. Пусть преступления не было, но ведь теоретически предрасположенный к нему субъект мог, если не совершить, то хотя бы задумать его. Один инквизитор в трактате о пользе своей работы писал: «Нельзя не указать, какую великую услугу инквизиция оказала человечеству тем, что она уничтожила огромное количество ведьм. В течение ста пятидесяти лет были в Испании, Италии, Германии сожжены по меньшей мере тридцать тысяч ведьм. Подумайте лишь! Если бы эти ведьмы не были истреблены, какое неимоверное зло они причинили бы всему миру!» Другой судья вторил ему, рассуждая о «ведьмах», летавших во сне: «Даже если это иллюзия, они, тем не менее, заслуживают смерти, – ибо у них, по крайней мере, есть предрасположенность к подобным деяниям». Точной статистики жертв инквизиции нет, цифры колеблются от десятков тысяч до миллионов. Известно, например, что в Германии, в некоторых регионах практически не осталось женщин – мужчины истребили своих матерей, жен, дочерей… Уничтожали, лицемерно утверждая, что творили свои страшные дела во благо несчастных, пытками и кострами спасая душу «ведьмы» и избавляя ее от связи с дьяволом. Кстати, замечу, если вначале судебные процессы над «ведьмами» находились в ведении церкви, то со временем ими занялись светские власти. Сохранились документальные свидетельства того, как обличенный властью отец отправлял на костер свою дочь, а муж – не угодившую ему жену.

– Арийцы, – процедил сквозь зубы Игор. – По делам видно.

– Почему люди такие плохие? – почти шепотом спросила Ида, а ее глаза уже давно наполнились слезами.

– Люди разные, Ида. Я мог бы рассказать о мужестве, великодушии, прекрасных поступках отдельных людей, которые совершались во все века, но сейчас я говорю о темной стороне души, о том самом дьяволе, который, как и бог, живет в душе у каждого. О тех, кто добровольно принял сторону зла. Инквизиция постепенно сошла на нет, но свято место пусто не бывает. На смену одному злу явилось другое – рабство. Тут уж старушка Европа оказались ни при чем. Чудовищные преступления совершались на американском континенте. На сей раз в роли бесправных жертв оказались люди, имеющие черный цвет кожи. У рабов нет прав. Раба можно купить, продать, пытать, издеваться, убить, делать все, что угодно. Негр – не человек, он даже хуже рабочей скотины, – так считали в гордящихся ныне своими демократическими традициями Соединенных Штатах Америки. Добропорядочные богобоязненные плантаторы, любящие отцы семейства и заботливые матери, трясущиеся над своими чадами, творили зверства, достойные палачей инквизиции, не чувствуя угрызений совести. Кошмар рабства длился более двух веков. Северяне перевернули позорную страницу истории своей страны, однако, и поныне люди с черным цветом кожи остаются в США людьми второго сорта. Между прочим, должен заметить, что слишком хорошо знакомый нам термин «недочеловек» появился именно в США[2]2
  «The Under-man» – термин, введенный американским расистом Лотропом Стоддардом в его книге «The Revolt Against Civilization: The Menace of the Under-Man» («Бунт против цивилизации: угроза подчеловека», 1922).


[Закрыть], и это многое говорит о менталитете местных «сверхчеловеков». Но вернемся к обсуждаемому вопросу Итак, охота на ведьм прекратилась, рабство запретили, и вы думаете, что с той поры люди стали жить счастливо, а злодеяния остались в тени далекого прошлого? Ошибаетесь…

Мальчик и девочка молчали. История, как и все школьные предметы, казалась им скучной и далекой от жизни, но сейчас они словно заглянули в бездну ада, и тень страданий коснулась юных сердец. Было больно и страшно, а учитель продолжал рассказывать:

– Вскоре дьявол вернулся в новом обличий – теперь он назывался фашизмом. Если раньше боролись с исчадьями ада во имя торжества церкви, то теперь оказались виноваты целые народы, по надуманным признакам якобы отличавшиеся от других. Все чаще звучали зловещие высказывания, подобные тому, что я позволю себе процитировать: «Недочеловек – это биологически на первый взгляд полностью идентичное человеку создание природы с руками, ногами, своего рода мозгами, глазами и ртом. Но это совсем иное, ужасное создание. Это лишь подобие человека, с человекоподобными чертами лица, находящееся в духовном отношении гораздо ниже, чем зверь. В душе этих людей царит жестокий хаос диких, необузданных страстей, неограниченное стремление к разрушению, примитивная зависть, самая неприкрытая подлость. Одним словом, недочеловек. Итак, не все то, что имеет человеческий облик, равно. Горе тому, кто забывает об этом. Помните об этом[3]3
  Брошюра «Der Untermensch», 1942 год.


[Закрыть]».

Увы, подобные бредовые рассуждения находили отклик в людских сердцах. Все сильнее сгущались тучи над не готовой к такому повороту событий Европой. Третий рейх окреп, и тогда началось истребление людей по национальному признаку. Об участи евреев вы, конечно, слышали, – в период Второй мировой войны было уничтожено шесть миллионов человек, а в последующие несколько послевоенных десятилетий – все уцелевшие. Считается, что сейчас, как нации, евреев в Евразии не существует, но я не верю в это. Народ невозможно истребить полностью. Память сердца и зов крови всегда побеждают. Но я отвлекся. Кроме евреев были и другие народы, попавшие в число неугодных и также подвергшиеся гонениям и истреблению. Запредельная жестокость геноцида, как всегда, оправдывалась благими целями – благоденствием одной нации за счет истребления другой, неполноценной, якобы являющейся источником всех бед и несчастий. Замечу, что список неугодных народов корректировался гитлеровцами в зависимости от политической обстановки. Подход оказался достаточно гибким, ведь с самого начала было заявлено, что германский народ не образует своей расы, а состоит из представителей взаимосовместимых по крови рас. Наиболее абсурдно выглядела ситуация, сложившаяся вокруг цыган. С одной стороны, их признали недочеловеками, но в тоже время не могли отрицать их принадлежности к арийской расе. Поэтому их, в свою очередь, пытались разделить на группы по этническому признаку. Вообще, молодые люди, должен сказать, что нацистская идеология полна противоречий и как минимум не блещет логикой. Однако это не мешало и не мешает гитлеровцам убивать…

Небо за окном потемнело, подернулось облаками. Сумерки окутали гостиную и, несмотря на то, что до заката оставалась пара часов, Уилсон включил свет, словно хотел рассеять царивший в душах мрак.

– Вам интересно то, о чем я говорю? Или тема слишком сложна для восприятия?

– Пожалуйста, продолжайте, господин учитель! – голос Игора звучал взволнованно, он уже не считал Уилсона своим врагом, а, напротив, безгранично доверял каждому его слову.

– После войны, в конце 40-х – начале 50-х годов тайной полицией была проведена колоссальная работа по проверке родословных практически всех граждан оккупированной Европы. Те, у кого в роду в четырех поколениях имелись представители неугодных нацистам народов, психически больные, те, кто имел нетрадиционную сексуальную ориентацию или придерживался коммунистических взглядов, получили в наследство от истребленных евреев, желтые звезды на одежду. Население регионов, где сопротивление оккупантам не ослабевало, также было признано расово неполноценным, попав в категорию недочеловеков, как, например, случилось на нашей земле.

– Господин учитель, все, что вы рассказали – ужасно, но ведь если бы в войне победили коммунисты, было бы еще хуже. Дикие орды азиатов заполонили бы Европу, убивая всех подряд. Славяне – опасные, кровожадные дикари. Наверное, они еще хуже арийцев…

Взгляд Игора мог бы испепелить камень, но поглощенная раздумьями Ида не заметила его. Уилсон только вздохнул:

– Видишь ли, Ида, все, что вам говорят в школе, все, что я рассказываю на занятиях, – циничная ложь, не имеющая ничего общего с реальными историческими фактами. Я не разделяю коммунистическую идеологию, однако с уверенностью могу сказать – только идиоты могут сравнивать СССР с фашистской Германией, пытаясь поставить знак равенства между этими силами, а тем более утверждать, будто Сталин был хуже Гитлера. Сталин мог бы избавить мир от коричневой чумы, но чудовищная случайность или злой рок перечеркнули надежды миллионов на спасение. Ход войны изменился в последний момент. Победа русских была близка, но атомная бомба, сброшенная гитлеровцами на Москву в конце апреля 1945 года, решила все, – Гитлер победил во Второй мировой войне. Не буду углубляться в дебри геополитики, скажу лишь, что расстановка сил в мире стала такой – Европейский континент и Африка оказались во власти Германии, Китай и Юго-Восточную Азию захватила Япония, а Соединенным Штатам досталось все остальное. Гитлер так и не решился напасть на Америку, поскольку почти сразу после окончания войны американцам удалось создать атомную бомбу и восстановить паритет. Так начался период холодной войны. Германия и США обвиняли друг друга во всех смертных грехах, продолжая наращивать военную мощь. В это же время Германии удалось подчинить бывших союзников – Испанию и Италию, постепенно сконцентрировав всю власть в своих руках. Было сформировано единое языковое и экономическое пространство, а проще говоря – навязана единая общеевропейская валюта и введен запрет на использование в государственных учреждениях других, кроме немецкого, языков.

Учитель умолк, подошел к окну, и после небольшой паузы заговорил вновь:

– Вот так сложилась история. Иногда я начинаю думать, как бы мы жили, если бы победил Советский Союз. Сколько бы людей уцелело… Впрочем, хватит праздных рассуждений! СССР нет, но, якобы сохранилась коммунистическая угроза, и теперь коммунисты, они же красные террористы, они же приспешники дьявола, играют роль, которую прежде исполняли «ведьмы», негры или евреи. Сопротивление действительно существует, однако, его масштабы преувеличены в разы. Власти нужно создать образ врага, чтобы иметь возможность преследовать, пытать и убивать неугодных людей, оправдывая репрессии борьбой с терроризмом. Раньше врагов рейха уничтожали, не заботясь о соблюдении формальностей, но сейчас не сороковые года XX века, и в моду вновь вошли такие понятия, как демократия и фундаментальные права человека.

Не так давно Евразия подписала соответствующую декларацию, обязующую не применять пытки, ввела мораторий на смертную казнь и даже пошла на такой шаг, как ограничение прав тайной полиции. Если раньше гестапо арестовывало без судебного постановления, то теперь – исключительно по решению суда. Есть только один нюанс – с момента задержания до встречи с судьей проходит несколько суток, в течение которых задержанный находится в полной изоляции, и по умолчанию в это время с ним могут делать все, что угодно.

Все изменения законодательства были сделаны из-за соперничества с США – державы спорят, кто из них демократичней, стараясь перещеголять друг друга на этом поприще. Естественно, на словах. Хамелеоны! Впрочем, ныне властям приходится быть более изощренными в поводе для репрессий. Кстати, из-за постоянной критики со стороны США разговоры о недочеловеках теперь предназначены для внутреннего употребления. Желтые звезды остались, однако это не мешает построению «демократического, свободного» общества в Евразии. Сейчас оккупационные власти предпочитают говорить о терроризме, ведь это «универсальная ценность» и для Германии, и для США. Если государству угрожает чудовищное зло коммунистического терроризма, приходится в чем-то ограничивать права граждан ради их же блага. А чтобы граждане не забывали о страшной угрозе, довлеющей над ними, власти часто идут на провокации, поддерживая созданный ими миф. На какие только жертвы не пойдешь ради всеобщего спокойствия! Вы видите, что происходит вокруг. Но попробуйте заявить об этом публично, выступить в защиту политзаключенных, вас схватят, обвинят в связях с бандподпольем и будут пытать до тех пор, пока вы не признаетесь в отсутствии пыток.

– Но почему это происходит в мире? – впервые после долгого молчания задал вопрос Игор. – Почему нет людей, способных противостоять злу? Почему во времена инквизиции не нашлось достойных сильных мужчин, которые защитили бы женщин? Почему люди позволяют негодяям творить эти гадости, почему не объединяются, вступив в борьбу? Ведь хороших все равно больше, чем плохих, и потом – правда на их стороне. Почему они не побеждают?

– Эх, Игор… Справедливость не может противостоять силе. Даже если ты тысячу раз прав, тебя раздавят, как букашку, и никакой бог, никакая высшая сила не спасет тебя от расправы. Знаешь, есть такая легенда о Минотавре. Ее придумали очень давно в Древней Греции. Минотавр – это монстр, наполовину человек, наполовину бык. Он жил в подземном лабиринте, и каждый год ему в жертву приносили семь юношей и семь девушек. В отличие от реальных событий, послуживших ее основой, у этой легенды благополучный финал, как, впрочем, почти у всех легенд. Любовь оказалась сильнее смерти, и благодаря предусмотрительности любимой девушки герой сумел убить монстра и выбраться из лабиринта. Но в нашем случае важно не это, а понимание образа самого Минотавра, – он…

– Простите, господин учитель, а что было на самом деле? – не удержался от вопроса любопытный Игор.

– На самом деле жители славного острова Крит, где и происходили эти события, ежегодно забивали дубинками семь парней и семь девушек, приводя их к идолу, изображающему Минотавра. Никаких чудесных избавлений не было. И я заговорил о Минотавре потому, что он – символ безжалостной силы, уничтожающей невинных. В лабиринте Минотавра нет справедливости. Минотавру нужны жертвы – чистые, безгрешные. Таких обрекают на смерть именно потому, что их души безупречны, и так будет всегда, пока существует род людской. Минотавр – символ человеческого закона, правящего миром. Ничего нельзя изменить, нет никакой высшей справедливости, есть только черный зловонный лабиринт Минотавра, усеянный костями детей. И лучшее, что может сделать каждый, – выжить, суметь избежать смерти, не стать жертвой Минотавра. Нельзя играть с огнем и бросать вызов тому, кого не сможешь победить. И это уже не философские рассуждения, а конкретный совет тебе, Игор, и тебе, Ида. Иначе вас бросят на растерзание Минотавру, придут однажды на рассвете, как пришли за Яном. Смиритесь…

– Как можно смириться, когда Яна сейчас, в эти самые минуты, пытают?! Кто ему поможет, кто его защитит?!! Смириться… Но он же был вашим учеником, неужели вы забыли его, господин учитель? Как можно отсиживаться по углам, прятаться, отворачиваться, закрывать глаза? Мы все трусы, и у нас у всех нет совести, поэтому Яна сейчас пытают! А у него и так рука сломана. И гестаповцы подвесят его за эту руку, потому что они всегда так делают, всегда бьют по больному месту. И все это знают. Все, кто стоял во дворе, когда его уводили.

– Я говорю с тобой именно потому, что Ян был моим учеником. Я не сумел уберечь его, не рассказал рассказанного тебе. Пойми, Игор, то, что молодежь называет борьбой, – на самом деле самоубийство. Никто не может противостоять Минотавру. Невинных всегда будут сжигать на костре. Справедливости нет, а борьба с властью бессмысленна. Власть всегда побеждает. А если хочешь бросить ей вызов – выживи вопреки всему. Женись, заведи детей, много детей, воспитай их так, чтобы они тоже сумели выжить, продолжили твой род на Земле. Жизнь – это победа над Минотавром. Живи за себя и за Яна, лови каждый миг счастья, наслаждайся дарованной тебе свободой!

– А Ян в это время будет кричать от боли или задыхаться в пластиковом пакете на голове?!

– Все… – учитель, до того возбужденно меривший шагами комнату, опустился на диван. – Ты действительно плохой ученик, Игор. Ты не понял сути урока. Но здесь я бессилен, каждый сам выбирает свой путь. А я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы тебя не исключили. Надеюсь, ты тоже хотя бы немного постараешься. Если вылетишь из школы, тебя возьмут на заметку, начнут подозревать в связи с Сопротивлением. Не привлекай к себе внимания, старайся выглядеть, как все. Молчи, молчи… довольно. Я не люблю идущие по кругу разговоры. И еще… Надеюсь, вы оба понимаете, что не следует болтать посторонним о нашей беседе. Промолчите, если сможете. И помните главное, может быть, это вам пригодится, – с Минотавром нельзя бороться – от него можно только спрятаться.

Двое медленно шли по дороге, не глядя друг на друга. Говорить не хотелось. Груз несправедливости и бессилия давил на детские плечи, и хотя перед глазами расстилались океанские просторы, для обоих мир сузился, выцвел, превратившись в поблекшее фото без перспективы, с нарисованным горизонтом.

– В голове не укладывается, – наконец произнесла Ида, так и не подняв глаз на своего спутника, – как можно убивать женщин только потому, что они женщины? Как можно истреблять целые нации только потому, что они чем-то отличаются от других?! Неужели на Земле никогда не было хорошо, и все эти ужасы начались с тех пор, как появились первые люди? Почему мир так несправедливо устроен? Почему хорошие страдают, а плохие наслаждаются жизнью? А может быть, Уилсон все просто преувеличил, желая нас припугнуть, ведь не может быть такой беспросветицы?! Правда, не может, Игор?

Он не ответил, молча вышагивая рядом. Нежное лицо мальчика было серьезно, искренняя улыбка, обычно озарявшая его чудесным светом, исчезла, а серьезность преобразила, сделав взрослее. Игору и Иде давно пора было возвращаться в поселок, но оба, не сговариваясь, сошли с дороги, повернув к океанскому берегу Видеть других людей, разговаривать с ними о повседневных проблемах они не могли, – их души искали одиночества, а океан – бесконечный, вечный, всесильный, дарующий жизнь и несущий смерть, притягивал к себе и ждал.

Обрывистый берег, зеленые, покрытые легкой дымкой горы, подступающие к самой кромке воды, золотая полоска пляжа где-то далеко под ногами. Простор, от которого захватывало дух, а к горлу неожиданно подступали слезы. Бескрайний мир… свобода… вечность…

Двое застыли на краю обрыва, их взгляды были устремлены в дальнюю даль. Кричали чайки. Резкий ветер дул в лицо, безжалостно трепал волосы, а океан исподволь возвращал надежду. Игор смотрел вдаль, его глаза наполняли слезы, но не горе, не сильный ветер заставляли его плакать. Все внутри трепетало от странного, необъяснимого чувства, внезапно охватившего его. Душа взбунтовалась, отвергая несправедливость жестокого мира, и мальчику страстно захотелось жить, жить, вопреки всем бедам и несчастьям, жить, наслаждаясь каждым вздохом, каждым мгновением дарованных ему лет. Волшебная сила океана обратила скорбь в радость, сияющую радость бытия, заполнявшую весь мир… А рядом стояла Ида, такая прекрасная, нежная, светлая, и ветер играл ее вьющимися волосами.

– Посмотри вокруг, Ида, мир прекрасен, – взволнованно заговорил Игор, едва справившись с нахлынувшими чувствами. – Мир прекрасен, и невозможно, чтобы в нем торжествовало зло. Он слишком прекрасен для этого. Мы будем жить, вопреки всем бедам, будем смотреть на океан, бегать по песку у самой кромки воды и слушать, как шумят сосны. Мы будем любить. Знаешь, только сейчас я понял, как люблю здесь все, каждый клочок земли, каждую каплю дождя, каждое дерево, каждую травинку! Это не отнять и не уничтожить, это с нами – и в душе, и вокруг. Смерти нет. Мы будем жить, мы будем возрождаться снова, здесь никто не умирает, потому что мы слишком любим эту землю, и она так же сильно любит нас. Все плохое проходит, его сдувает соленый ветер. Я верю, счастье есть и мы будем счастливы. Мир прекрасен, прекрасна жизнь, и ты прекрасна, Ида, так прекрасна!

Порывистым движением Игор обнял девочку и неловко, впервые в жизни, поцеловал в губы. Для Иды это также был первый поцелуй, она смутилась, но почти сразу поняла, что хочет продлить волшебный миг, однако залившийся краской Игор уже разомкнул объятия. Он что-то сказал, но слишком тихо, – шум волн заглушил слова, а Ида так и не решилась переспросить его.