Текст книги "Будьте прокляты, палачи"

Глава IV. По склону…

За пятнадцать лет и девять месяцев до гибели…

Негромко работал телевизор. Шел какой-то фильм. Звуки музыки и речь лились непрерывным потоком, но двое, находившиеся в просторном, похожем на склад ненужных вещей гараже, не обращали на них внимания. Расположенное на первом этаже дома, в котором жила Ида, помещение обычно служило местом, где по вечерам собирались ее друзья, проводя досуг за игрой в карты и болтовней, но сегодня в нем происходило то, что должно было изменить всю жизнь. Бледная Ида в напряженной позе сидела на табуретке в углу гаража, а Игор возился с расставленными на стареньком, покрытом клеенкой столе бутылками. Запах бензина раздражал ноздри, напрягая нервы до дрожи. Было страшно.

– Ты уверен, что все делаешь правильно?

– Что? – он на секунду отвлекся от своих манипуляций. – Да, рецепт проверенный. Сработает, как надо.

– Я не о том…

Отложив склянки, Игор порывисто подошел к Иде, присел на корточки, снизу вверх посмотрел в ее лицо, взял за руку, – девичья ладошка была холодна как лед.

– Ида, милая, нам нельзя оставаться в стороне. Это нечестно. Каждый находит оправдание своему равнодушию, каждый выдумывает себе тысячу отговорок, каждый говорит, что это не его дело. Так нельзя. Если бы все, все до единого, поднялись на борьбу, мы бы победили. А так нас убивают и мучают поодиночке. Надо набраться смелости и сделать выбор. Нельзя ограничиваться лозунгами на заборах – это занятие для детей.

– За это тоже сажают. А ты с баллончиком не расстаешься…

– Да что с тобой сегодня, Ида?! Ты рассуждаешь, как моя бабушка! Как будто ты сама этим не занималась! Мы же вместе выбрали путь борьбы, Ида. Но если ты боишься, остановись, пока не поздно. А я все равно пойду до конца. Я ненавижу оккупантов. Но ненависть – это не слова, а дела, если ненавидишь, – иди в бой, борись.

У Игора были темно-карие глаза, а сейчас, при слабом освещении, они и вовсе казались черными, такими черными, что не удавалось понять их выражение. Но он смотрел в лицо Иде, и девушка не могла оторвать взгляд. Его ладони тоже чуть дрожали и тоже были холодны как лед.

– Не переживай, все пройдет хорошо. Знаешь, сначала я хотел атаковать полицейский участок, напомнить убийцам, что борьба продолжается и им никогда не будет покоя на нашей земле. Но потом решил повременить – это слишком опасно для первого раза. У нас еще нет опыта. Зато следующую операцию мы подготовим более тщательно. Видишь, какой я осторожный и рассудительный? Правда, так хотелось врезать полицейским…

– Мне страшно, Игор.

– Страшно только в начале. Это, словно с горы катиться на санках. Страх быстро проходит. Но если мы не вступим в борьбу, то будем ненавидеть себя всю жизнь. За трусость, за слабость, за то, что остались в стороне. Подожди. Я сейчас заканчиваю. Потом надо как следует прибраться, чтобы мама ничего не заметила.

Игор вернулся к столу, а Ида уставилась в экран телевизора, рассеянно наблюдая, как ползут финальные титры фильма. В душе боролись противоречивые чувства. Когда она смотрела в глаза Игора, когда их руки соприкасались и ладонь ощущала тепло ладони, то девушка чувствовала, что готова без страха скатиться с самой крутой горы. Именно ради Игора она ввязалась в опасную игру, рискуя жизнью, лазила по опорам мостов и эстакадам, рисуя картинки, за которые вполне могла оказаться в тюрьме. Все ради того, чтобы они были вместе. По соседству жили крутые девчонки, которые не скрывали, а, возможно, и придумывали свою связь с Сопротивлением, и Ида инстинктивно чувствовала в них опасных соперниц. Игор любил только ее, но его глаза сияли неподдельным интересом, когда он слушал горячие речи юных революционерок. Ида понимала, что должна стать такой, как они, научиться презирать опасность, смеяться над врагами и самой смертью. Поэтому она с азартом говорила о вооруженной борьбе и свободе. И вот теперь Игор решил от слов перейти к делу, пересечь черту, за которой они бы стали преступниками в глазах властей. Надписи на заборах рассматривались оккупантами как призывы к свержению власти, и по закону за них грозила достаточно суровая кара, однако, на практике подобные деяния чаще всего оказывались безнаказанными. Но то, что собирался сделать этим вечером Игор, попадало под статью «терроризм» и могло обернуться для них катастрофой. Ида боялась смерти, тюрьмы, пыток, но еще больше того, что Игор разочаруется в ней. Девушка не знала, как поступить, а время неумолимо приближалось к назначенному часу.

Фильм кончился. Промелькнула заставка новостей, появилась холеная, с неестественно гладкой кожей дикторша. Ида взяла дистанционный пульт, прибавила звук:

– Сегодня состоялось последнее заседание суда, завершившееся вынесением приговора банде террористов. Напомню, в ходе расследования деятельности так называемого «Клуба молодых литераторов» была выявлена связь его членов с коммунистическим бандподпольем. Анализ информации, содержащейся на компьютерах фигурантов дела, подтвердил опасность их преступных намерений. По данным следствия, банда собиралась совершить несколько ужасающих кровавых терактов, жертвами которых могли бы стать десятки, если не сотни мирных жителей, в том числе дети, старики и беременные женщины. Однако, несмотря на тяжесть запланированных преступлений, для террористов было назначено достаточно мягкое наказание, вызвавшее протест общественности, – главарей приговорили к пожизненному заключению, а остальные участники банды, в зависимости от тяжести их преступных намерений, получили от двадцати до сорока лет тюрьмы. В общей сложности в ходе процесса к различным срокам тюремного заключения приговорены сорок восемь человек.

Голос за кадром звучал безэмоционально, а на экране мелькали то огромное, подавляющее величием здание суда, то жалкие фигуры обвиняемых – большинство из которых были не намного старше Игора, то беснующаяся толпа у здания, требовавшая более жесткого наказания для преступников. Потом в кадре возникла сытая физиономия кого-то из обвинителей:

– Страшно даже представить, что было бы, если бы эти люди осуществили задуманное, какое неимоверное зло они бы причинили всем нам! – заговорил он, обращаясь к толпившимся вокруг журналистам. – Какие страдания выпали бы на долю их жертв, какие муки они бы испытали… Невозможно представить ту боль и отчаянье, которые могли бы принести нашим гражданам эти преступники!

– Выключи это! – Игор сжал кулаки, с гневом и болью глядя на экран. – Помнишь, года три назад, в день, когда арестовали Яна, учитель Уилсон рассказывал нам об инквизиции? Новые палачи слово в слово повторяют лживые фразы церковников.

– Ты видел ребят, которых судят?

– Судят?! «Не нас судят, но мы сами обрекаем себя на муки», – так говорят и правильно говорят. Сколько людей прошло через фашистские застенки, сколько погибло… Память о них нельзя предавать. Мне стыдно перед ними. Лично мне стыдно. Я живу, радуюсь жизнью, а они… Ян по-прежнему в тюрьме. В одиночке. На прошлой неделе мать ездила навещать его. Он почти ослеп, и эпилепсия, которой он заболел после пыток, становится все сильнее. Ян страдает, и мне стыдно оставаться в стороне. Мне стыдно перед всеми ними. Нет, Ида, мы сами обрекаем себя на муки во имя справедливости, в память о тех, кто отдал свои жизни ради нас. Нас не запугать.

Время истекло. Все было готово, помещение прибрано, телевизор выключен, – пришла пора уходить. Осталось лишь переступить порог, а вместе с ним и тот рубеж, после которого начиналась другая жизнь. Опасная, непредсказуемая, жестокая… Происходящее напоминало кинофильм – его герои совершали важные поступки, но все это происходило с кем-то другим.

– Ты пойдешь первая. Я через пять минут. Нас не должны видеть вместе. На всякий случай. Встретимся за углом цветочного магазина.

Крутой склон, сверкающий снег у ног… Если оттолкнуться, санки начнут скользить вниз, и ничто не сможет остановить их стремительное движение. Дух захватывает, сердце выпрыгивает из груди, и страх превращается в гибельный, пьянящий восторг, испытав который не жалко и умереть.

Двое замерли у порога, их лица слабо освещало старенькое, когда-то принесенное из дома бра с запыленными, давно переставшими блестеть хрустальными подвесками. Нервы были натянуты так, что казалось, вот-вот зазвенят.

– Мне тоже очень, очень страшно, Ида. Но мы покажем, на что способны, что не боимся их, что нам наплевать на смерть.

Их головы почти соприкоснулись. Игор кожей чувствовал дыхание девушки на своей щеке. Напряжение достигло предела, страх и страсть безраздельно завладели его существом, перевернув все внутри. Сам до конца не осознавая, что делает, Игор обхватил Иду за талию прижал к себе, начал целовать ее лицо и шею. Он чувствовал прикосновение упругой девичьей груди, и кровь бурлила в жилах, превращаясь в потоки расплавленной лавы. А потом губы нашли губы, слились в жадном, отчаянном поцелуе, от которого перехватывало дыхание и начинала кружиться голова. В этот момент юноша хотел только одного – забыться в объятиях любимой, ласкать гибкое тело, пьянея от каждого прикосновения, раствориться в вихре новых, неизведанных прежде чувств. Хотел, но не мог. Не имел права, ведь он выбрал путь борьбы, а бегство в любовь превращало его в безвольного труса. Сделав над собой огромное усилия, Игор мягко отстранил Иду и распахнул дверь.

– Надо идти.

– Да, надо. Встретимся за углом цветочного магазина, – безжизненным голосом повторила она, чувствуя, как счастье золотой рыбкой выскальзывает из рук.

– Все пройдет хорошо, – прошептал Игор, пытаясь пересилить липкий страх, вновь сковавший душу. – До скорой встречи. Будь осторожна.

Свет фонарей расплывался серебристыми пятнами на мокром асфальте. Моросил ленивый, похожий на туман дождик. Старые дома с темными окнами, возвышались словно скалы, охраняющие ущелья безлюдных переулков. Ни души вокруг. Улица дремала, и трудно было поверить, что всего в нескольких кварталах отсюда кипело неудержимое веселье. Набережная, площадь мэрии, примыкавшие к ним старинные улочки вмещали в себя великое множество изрядно выпивших, беззаботных людей, от души чествовавших святого, считавшегося покровителем их поселка.

А здесь, в респектабельных кварталах местных богачей, царил сонный покой. Но спокойствие было обманчиво. Бесстрастные глаза телекамер неусыпно контролировали пространство вокруг дорогих магазинов, банков, офисов и надменных особняков. Этот уголок чужого, ненавистного мира, как магнит, притягивал мальчишек и девчонок, грезивших о настоящей борьбе. Ни телекамеры, ни полицейские патрули не могли остановить отчаянно рискующих подростков, самозабвенно рисовавших на стенах алые пятиконечные звезды и лозунги, прославляющие замученных героев Сопротивления. Игор, давно успевший в совершенстве овладеть искусством опасного граффити, умел играть с огнем, удирая от патрулей и избегая взгляда мертвых, но всевидящих глаз телекамер, однако, сегодня в кармане его куртки лежал отнюдь не безобидный баллончик с краской…

Две одетые в черное фигурки с капюшонами на головах и лицами, прикрытыми шарфами, как по волшебству, возникли на ярко освещенном перекрестке и почти одновременно швырнули одну за другой бутылки с зажигательной смесью в зеркальные окна филиала столичного банка. Первый бросок оказался неудачным – бутылка не долетела до цели, а другой дал желаемый результат, и, хотя бронированное стекло не разбилось, по нему потекли оранжевые потоки жидкого пламени.

Не теряя ни секунды, Игор и Ида юркнули в темноту ближайшей подворотни, удирая из богатых кварталов проверенным, хорошо знакомым маршрутом. Они мчались, не оглядываясь, не зная, есть ли за ними погоня, перелезая через увитые плющом заборы и петляя по темным, безлюдным переулкам. Казалось, началась какая-то увлекательная игра, азарт пересилил страх, а перед глазами, как наяву, плясали веселые языки пламени.

К дому Иды они подбежали со стороны обрывистого берега реки, никем не замеченные прошмыгнули в предусмотрительно оставленное открытым окошко гаража и только после этого смогли отдышаться. Теперь надо было переодеться, привести себя в порядок и как можно скорее идти в старые кварталы, где, несмотря на поздний час, продолжалось гулянье. Их могли случайно арестовать на пустынной улице, но не стали бы искать в толкотне баров, куда полиция вламывалась только во время заранее спланированных облав.

В помещении было прохладно, но юноша и девушка не чувствовали холода, – стремительное бегство разгорячило тела, сделало дыхание глубоким и быстрым. Смешанный со страхом азарт, возбуждение, радость и тревога… Им следовало как можно быстрее избавиться от черных курток и свитеров, надеть что-то яркое и бежать в ближайший бар, поскорее оказаться на людях, влиться в веселую, захмелевшую толпу. А за дверью уже звучали полицейские сирены – по улицам начали курсировать патрульные машины…

Ида начала торопливо стягивать свитер, плотно облегавший ее стройную фигурку. Девушка не носила лифчика, и тонкая трикотажная майка, прилипшая к разгоряченному телу, не скрывала, а наоборот, подчеркивала форму небольшой, красивой груди, выпуклых, напряженных сосков. Ида потянулась к заранее подготовленной, лежавшей в рюкзачке одежде, и ее пальцы случайно переплелись с пальцами Игора. Оба вздрогнули, словно через их тела пробежала электрическая искра. Ощущения обострились, кровь стала горячее, наполняя каждую клеточку непонятной вибрацией, чувством, которому еще не придумали названия. Мир вокруг стремительно сужался, и вскоре во всей вселенной остались только два полуодетых, стоявших друг напротив друга человека, чьи пальцы переплелись в случайном прикосновении.

Ида подняла голову, посмотрела в лицо Игора, но увидела только его очень нежные, красиво очерченные губы, которые она столько раз представляла в своих грезах, воскрешая в памяти первый детский поцелуй, похитивший ее сердце. Потом они целовались и еще, но в сердце навсегда остался то, самое первое прикосновение губ. Возможно, потому, что детский поцелуй не был замутнен страхом, а позже, оставаясь наедине с Игором, Ида боялась, что однажды она не устоит перед соблазном, с головой нырнет в омут опьяняющих ласк и потеряет невинность.

Игор нежно взял руку девушки, провел ею по своему лицу, прижал к груди, – сердце стучало громко, в бешеном ритме, и Ида отчетливо ощущала ладонью каждый его толчок. Секунды длились и длились, а потом, сама не заметив как, Ида оказалась в объятиях Игора, трепеща от его ласк и нежных поцелуев, настолько сладких, настолько прекрасных, что за каждый из них можно было с легкостью отдать и свое тело, и свою душу.

Нечто подобное происходило с ними не в первый раз, но всегда ласки заканчивались ничем – рассудительная Ида все же заставляла себя остановиться, понимая, что запретный плод все еще должен оставаться под запретом. Но сегодня была другая ночь. Перед глазами полыхали языки пламени, плясавшие на окне банка, огонь разгорался все ярче, пожирая предрассудки прежней жизни. Теперь Ида стала другой…

Она больше не могла противиться желанию. Все, что переполняло душу изнутри, вырвалось наружу и, поборов смущение, девушка сама принялась ласкать Игора, наслаждаясь каждым прикосновением к его упругому, загорелому телу, а потом начала неловко расстегивать его брюки.

– Ты не пожалеешь? – прошептал он, чувствуя, что сейчас окончательно потеряет контроль над ситуацией.

– Никогда. Никогда, Игор.

В захламленном гараже было трудно развернуться, и оба не слишком хорошо представляли, что должны были делать, – откровенные сцены из увиденных украдкой кинофильмов оказались плохим подспорьем, на самом деле все оказалось иначе – жарче, напряженней, проще, но прекрасней. Протиснувшись между картонными коробками, наполненными ненужными вещами, они повалились на старый матрас в углу, путаясь в одежде и почти ослепнув от сумасшедшей страсти, не сознавая реальности, сходя с ума от объятий, от прикосновений кожи и инстинктивно чувствуя, что должны слиться в единое неразделимое целое.

И даже боль, вошедшая в тело Иды, не отрезвила ее, она жаждала, чтобы этот миг длился вечно, жаждала чувствовать Игора всем своим существом, задыхаться от этого чувства, быть с ним всегда…

Не без труда пробравшись сквозь плотную толпу курсировавших от бара к бару гуляк, Ида с Игором вошли в полутемную, декорированную под пиратский корабль таверну на углу площади – излюбленное место досуга их компании, где друзья коротали вечера за выпивкой и болтовней. Появление влюбленной парочки сразу привлекло внимание, – лица вошедших словно светились изнутри, отражая безграничное счастье, наполнявшее их души.

– Привет, новость слышали? – сидевшая на высоком табурете у стойки девушка с волосами цвета каштана встала со своего места и подошла к Игору – Насчет банка?

Тот только кивнул, притворяться он не мог, равно, как и сказать правду.

– Эти ребята молодцы. Чистая работа. Не знаю, кто они, но молодцы. Пью за наших! – Лора подняла недопитый стакан красного вина, что держала в руке, осушила несколькими глотками. – Удачи им!

– Удачи!

– Удачи, – повторила Ида, с вызовом посмотрев в глаза красавице Лоре, уже имевшей к своим восемнадцати годам два привода в полицейский участок.

Известие об атаке на офис банка распространилось по барам и тавернам, словно пламя степного пожара, став в этот вечер основной темой разговоров. Молодежь бурно обсуждала подробности нападения, кто-то, успевший выпить слишком много вина, собирался немедленно продолжить начатое и идти на штурм полицейского участка, кто-то предлагал сорвать нацистский флаг, висевший на здании мэрии. Голоса звучали все громче, сливаясь в сплошной гул, сигаретный дым окутывал таверну плотной завесой, а нарисованный на стене «Веселый Роджер» зловеще ухмылялся, наблюдая за происходящим.

Игор и Ида не принимали активного участия в общем разговоре. Воспоминания о страстных объятиях и смертельном риске, которому он подвергли себя пару часов назад, превратились в волнующую, жгучую тайну, наполнившую их жизнь особым смыслом. Они переглядывались, как сообщники, вместе смеялись над понятными только им шутками, настроившись на одну волну, обретя то необычное, счастливое состояние, когда два человека чувствуют и мыслят одинаково, между ними царит гармония, эмоции созвучны, и не надо слов, чтобы понимать друг друга.

Теперь они стали другими. Взрослыми, как им казалось. И потому всю ночь напролет они беззаботно смеялись и пили без меры, пьянея от молодого вина и близости друг друга. Время текло незаметно, счастье было беспредельным. Праздник, тем временем, подошел к концу совершенно неожиданно для потерявшего ход времени Игора, посетителей выставили из закрывающейся таверны, и пьяная молодежь разбрелась по улицам, каждый по-своему собираясь скоротать остаток ночи. Никого уже не пугала возможная встреча с полицейскими патрулями, опасные речи и алкоголь подарили гулякам безрассудное бесстрашие и уверенность в себе.

Игор, за весь вечер почти не выпускавший из своей руки руку Иды, бережно вывел из таверны нетвердо стоявшую на ногах возлюбленную, и они вместе направились к ее дому. Двое не чувствовали ни холода, ни моросящего дождя, падавшего с затянутого облаками неба.

– Знаешь, Ида, я все время думаю, почему мне выпало такое счастье, почему я такой счастливый человек?! Чем я это заслужил? – Игор остановился у фонаря, с восторгом и обожанием глядя в лицо девушке. – Почему столько счастья досталось мне?!!

– Нам, Игор.

Он, кажется, не расслышал ее.

– Я никогда не был так счастлив, как сегодня. У меня слов нету, чтобы это объяснить. Счастье. Я смотрю в твои глаза, Ида, и вижу в них свою жизнь, свет. Ты для меня все. Я дышу, я живу только потому, что ты смотришь на меня. Я не могу без тебя, Ида. Я сейчас расплачусь от этого безумного, сумасшедшего счастья.

На ресницах Игора блестели слезы. И снова объятия, поцелуи, пьянившие сильнее вина, доводящая до дрожи близость тел, и слова, слова, перемешанные с поцелуями искренние слова, наполненные нежностью и любовью.

– Мы будем вместе навсегда. Весь мир для меня – только ты. Я жизнь отдам, всю кровь до капли, лишь бы тебя не коснулось горе. Я сумею защитить тебя.

– Что ты говоришь, Игор?! Не смей думать о смерти. Мы должны жить друг для друга. Мы вместе, всегда вместе.

Объятия, поцелуи, слезы, мечты о будущем. Прекрасном, озаренном счастьем, будущем для двоих.

Возможно, влюбленные так и простояли бы возле фонарного столба весь остаток ночи, но дождь хлынул сильнее, обрушив холодные струи на разгоряченные головы и напомнив о ходе времени. Спохватившись, Игор и Ида, накинув на головы капюшоны, побежали по улице.

Они расстались у порога ее дома. Еще один долгий, страстный поцелуй, и двое наконец сумели разомкнуть крепко сжатые ладони.

– Я буду любить тебя всегда, Ида. Клянусь. До самой смерти… – прошептал Игор, когда за девушкой уже закрылась дверь, а потом не оглядываясь побежал по крутой улочке, подгоняемый дождем и порывами налетевшего с океана ветра.

Телефон не отвечал. Гудки в трубке изводили Игора, пронизывая сердце ощущением безжизненности, когда все чувства исчезают и остается только пустота, жестокая и холодная, как сама смерть.

– Кому ты звонишь, Игор? – спросила мать, прежде никогда не видевшая своего сына таким потерянным.

– Иде.

– Вы поссорились вчера?

– Нет, мам, наоборот. Совсем наоборот. Не понимаю, почему она не берет трубку?! Вдруг с ней что-то стряслось?!

– А что с ней может случиться? – женщина внимательно посмотрела в лицо сына. – Вы ведь вчера, как обычно, тусовались в пивнушке? Ведь так?

– Так… – непривыкший лгать Игор опустил глаза.

– Знаешь, что произошло в это время?

– Ребята всю ночь только и говорили об атаке на банк.

– Атаке! Дурацкой выходке безмозглых малолеток. Счастье, что никого не арестовали по горячим следам. Но радоваться рано! Полицейские операции проводят тогда, когда их перестают ждать. На рассвете гестаповцы вламываются в дом, хватают первого попавшегося мальчишку и тащат на расправу. А все потому, что за несколько месяцев до этого, какой-нибудь другой лоботряс играл в партизан, рискуя собой и подставляя других.

– Мам, ты точно знаешь, что никого не арестовали?

– В булочной я встретила мать Иды. Пока у них все в порядке. За Идой не пришли…

Разговор становился опасным. Игор понимал, куда клонит мать, и невольно отводил глаза, избегая ее взгляда.

– Знаешь, мам, я, пожалуй, к ней сбегаю. Наверное, просто телефон сломался.

– Игор!

– Я быстренько, – наспех натянув куртку, Игор направился к двери. Его поспешный уход напоминал бегство.

– Подожди! Мать Иды сказала… – донеслось вслед, но он сделал вид, будто не расслышал ее слов.

Сердце стучало тревожно. Игор чувствовал – пришла беда, но боялся услышать о ней из уст матери. Что бы ни произошло с Идой, она должна была сказать это сама, глядя ему в глаза. Вчера они поклялись никогда не разлучаться, а сегодня Ида не брала трубку Почему? Жизнь изменилась в один миг – вместо огромного счастья, забрезжившего впереди, – неизвестность и долгие телефонные гудки, убивавшие душу.

Подбежав к дому возлюбленной, Игор хотел сразу позвонить в дверь, но в последний момент передумал, резко свернул за угол, оказавшись на небольшой, обсаженной кустами площадке, под окном комнаты Иды. Стоявшая за шторой девушка вздрогнула, а когда их взгляды пересеклись, замахала руками, всем своим видом говоря «нет». Игор метнулся в заросли сирени на краю обрыва, едва не сорвавшись вниз, замер, наблюдая за тем, что будет дальше.

Постаравшись изобразить жестами ожидание, Ида исчезла из оконного проема, а вскоре, появилась вновь, открыла форточку и проворно метнула в нее какой-то предмет, упавший у ног Игора. Записка. Маленький розовый листок, обернутый вокруг ластика и перетянутый резинкой. Так они переписывались в школе, за спиной отвернувшегося к доске учителя. Обычная записочка, но Игор боялся развернуть ее, чувствуя, что держит в руках свой приговор. А Ида выглядывала из-за занавески и по ее щекам текли слезы. Пересилив себя, Игор развернул листок.

– Прощай, Игор. Нам нельзя быть вместе. Завтра я уеду навсегда. Прости, ничего изменить. Но я буду любить тебя всю жизнь. Твоя Ида. – Он вслух, шепотом прочитал записку, пытаясь осознать ее смысл.

Юноша поднял голову, – штора в окне дрогнула и застыла неподвижно. Какое-то время Игор простоял под окном любимой девушки, а потом опустошенный, потерянный, медленно побрел по улице. Он не понимал, что могло в одночасье вдребезги разбить их счастье. А потом в душе всколыхнулась надежда. Ида должна была уехать только завтра, и судьба подарила ему несколько часов, чтобы переиграть все. Произошла страшная, нелепая ошибка, но это вовсе не означало, что ее нельзя исправить. Игор немного успокоился, почувствовав себя увереннее, – у него осталась последняя попытка отстоять свое право на счастье, вернуть то, что по неведомой причине ускользнуло из рук.

День прошел, как в тумане, стерся из памяти, не оставив следа. Едва дождавшись наступления ночи, Игор незаметно выбрался из уснувшего дома, вновь направившись к Иде. В комнате на втором этаже за неплотно задернутыми шторами горел свет. И это золотистое сияние вновь всколыхнуло надежду. Он представил комнатку своей возлюбленной – уютную и милую, старого плюшевого медведя в кресле у окна, вечно заваленный учебниками стол и лицо Иды, склонившейся над плошками с комнатными цветами. Это был их мир – стабильный, простой, как казалось, вечный, и его невозможно было разрушить в одночасье.

Удостоверившись, что поблизости никого нет, Игор бросил камушек, тихонько звякнувший об оконное стекло. Свет в комнате погас почти мгновенно, а спустя несколько секунд, в ночной тишине послышался звук открываемого окна. Его ждали! И сразу рассеялся груз тяжких дум, душа воспарила, как на крыльях, надежда дала ловкость и силу.

Игор не впервые попадал в комнату Иды таким способом. Крутой склон, которым с одной стороны заканчивалась площадка над обрывом, позволял подняться почти до уровня второго этажа. А там надо было еще метра полтора пройти по декоративному карнизу, протянувшемуся как раз под окном Иды. Для влюбленного парня эта задача была вполне по силам. Несколько раз Игор приходил сюда жаркими ночами, когда чувствовал, что не может больше оставаться один, до дрожи во всем теле желая увидеть лицо любимой, услышать ее голос. Тогда они шептались обо всем на свете, глядя из окна на темную реку в обрамлении похожих на звезды огней, шептались, довольствуясь лишь рукопожатиями и робкими поцелуями. Как же давно это было! Сколько неоцененного счастья выпало на долю Игора и Иды.

А в эту ночь решалась их судьба. Несколько мгновений хватило на то, чтобы Игор проделал сложный путь и влез в распахнутое окошко. Там его встретили горячие руки Иды и затягивающие в омут любви поцелуи.

– Что случилось, почему ты так написала? – шептал Игор, целуя мокрые от слез глаза девушки. – Я едва не умер от горя. Скажи, это просто неудачная шутка? Да?

– Нет, – она отодвинулась, села на кресло, сжала плюшевого медведя, словно это был якорь, удерживающий на краю бездны.

Они не зажигали лампу, мерцающий свет с реки позволял различать полутьме силуэты друг друга, угадывая любимые черты.

– Нет?

– Нет, Игор. Это не шутка. Я действительно уезжаю. Родители запретили мне встречаться с тобой и решили, что я буду жить у тети, в другом поселке.

– Но почему? За что?!

– Ты сам знаешь.

Они замолчали. Тишину нарушало только дыхание двух людей да тиканье настенных часов.

– То, что случилось между нами, означает, что мы стали мужем и женой. И я завтра, да хоть сейчас пойду к твоим родителям просить твоей руки!

– Нет, Игор, нет… Отец понял, что произошло прошлой ночью. Я ничего не говорила, но он догадался насчет банка. И сказал, что сделает все, лишь бы спасти мне жизнь. По его словам, я связалась с дурной компанией и, если сейчас не остановлюсь, потом будет поздно.

– Значит, все кончено? Из-за какой-то разбитой бутылки?! А как же то, о чем мы говорили вчера? Как же наша любовь?

– Не надо, Игор, – Ида все сильнее прижимала к себе медвежонка. – Пожалуйста…

– Хорошо, – он поднялся с кровати, на которой сидел. – Все будет так, как ты хочешь. Но… только позволь мне последний раз посмотреть в твои глаза.

Девушка не ответила, а Игор включил ночник, и спальня наполнилась неярким теплым светом. Ида смотрела прямо на Игора, ее губы были чуть приоткрыты, глаза расширены и до краев наполнены отчаяньем. Она чувствовала, что убивает сейчас свою душу, отрекаясь от любви, отрекаясь от самой себя, от иллюзорного мира надежд, который уже успела построить.

Свет лампы стал расползаться, заискрился сияющими отблесками, – глаза наполняли слезы, и Игор больше не мог сдерживать их. Он опустился на пол перед Идой, положил голову ей на колени, нежно гладя ее голые ноги.

– Так несправедливо, нечестно… Пожалуйста, Ида, пожалуйста… Это не вместится в душу, не убивай меня, останься со мной.

Ее руки коснулись мягких, по-детски вьющихся волос Игора, милых кудряшек, о которых девушка так часто думала ночами. Игор был здесь, рядом, мечты сбылись, но… Счастье ускользало, таяло, как туман на солнце.

– Давай удерем вместе. Прямо сейчас! Собирай вещи, Ида. Я помогу тебе спуститься из окна. Рванем отсюда куда-нибудь, будем жить сами. Я начну работать, хорошо зарабатывать. Сначала, конечно, покажется трудновато, но мы справимся. Мы со всеми трудностями справимся, потому что мы любим друг друга. Ведь, правда?

Она молчала. Игор поднял голову, умоляюще посмотрел ей в глаза.

– Ида, милая, ответь, не молчи.

– Я люблю тебя, Игор, но не готова к такой жизни. Я просто маленькая глупая девочка, которая не может ослушаться своих маму и папу. Я слабая. Я боюсь.

– Тогда – прощай. И забудь о вчерашней ночи. Ее не было. Ничего не было. Это сон. Глупый пустой сон. И не смей говорить о любви. Ты ее предала. Если бы ты пару минут назад сказала: «Умри, Игор!», я бы, не задумываясь, перерезал вены или еще что-нибудь сделал. Я бы отдал свою жизнь, чтобы доказать, как люблю тебя. А ты боишься родительского гнева! Если бы ты любила по-настоящему, ничто не смогло бы тебя остановить. Для любви нет преград. Прощай, Ида.

– Игор!

Он не обернулся, распахнул окно, перемахнув через подоконник, неловко приземлился на скользкую траву, ободрав колени и ладони, не замечая боли, поднялся и быстро, несмотря на хромоту, зашагал прочь.