Текст книги "Голем"

Экипаж остановился у здания первого отдела. Спеша оказаться в тепле, Юрген стремительно поднялся на крыльцо, но обер-детектив внезапно удержал его.

– В первый раз убивать всегда тошно. Сходи, выпей. А лучше налижись в зюзю, до зеленых чертей. Хенрика я предупрежу, он все поймет.

– Не в этом дело. – Юрген покачал головой. – Да и мне-то не пришлось…

– Страшная баба эта керляйн Висеншафт, – согласился керр Гробер. – Мужика рядом нет, вот и бешеная. А, скорей всего, оттого и нет.

Юрген кивнул.

– Я в порядке, – подумал и добавил, косясь на големов. – Правда, в порядке.

Расплачиваться за грехи? Наверное, в этом действительно есть определенная справедливость.

Глава пятая

У конюшенного двора Апперфорта круглые сутки царил переполох. Ржали лошади, бранились кучера. Сновали грузчики у телег с фуражом. Чинили сломанную ось мастеровые. Прибывали и отправлялись почтовые кареты. Горланили, требуя особого отношения, спешащие курьеры. Выезжали на дежурство наемные экипажи.

Прогресс не стоит на месте, и однажды, Юрген был уверен, гужевой транспорт вытеснят манакаты, но пока источавший чадный дух навоза, мокрой шерсти и свежеструганого дерева двор только ширился, разбухал, точно тесто в слишком маленькой для него кадушке.

Особая суета поднималась, когда отправлялся очередной дилижанс. За полчаса до урочного времени на площади начинали собираться люди. Благонравные келер с мужьями и гомонящими детьми, взволнованные в ожидании приключения юные керляйн, обычно сопровождаемые кем-то из старших родичей, надменные от важности порученного дела банковские клерки, веселые студиозусы, небрежно одетые разнорабочие, следующие за сезонными нанимателями, богатые, бедные… Объединяло всех этих людей одно – выражение нетерпения, с которым они поглядывали на куранты часовой башни.

Сейчас те показывали четверть второго, последний дилижанс прибыл двадцать минут назад, новый ожидался через три часа, и на площади воцарилось временное затишье. Расходились по домам замешкавшиеся пассажиры. Поблескивали из-под песочно-снежных наносов затянутые серым льдом лужи. Колыхались обвисшие флаги. Дворовые псы грызлись из-за неведомо где добытой кости. Не обращая на них внимания, работяги в форме городского благоустройства ставили к празднику ель.

У конюшен детективы оказались случайно.

Некий сознательный гражданин (судя по почерку и построению фраз, женского пола) сообщил, что в соседней с ним квартире обитает гнусный аспид, замышляющий государственный переворот посредством надругательства над несчастными мышеловками, к чему прилагались подписи трех свидетелей.

Дело о некрокотиках все еще было свежо в памяти детективов, а потому первый отдел не мог не отреагировать.

Анонимный донос оказался пустышкой, преступный элемент, якобы издевающийся над бедными животными, – бездарным студентом скрипичного класса и по совместительству владельцем трехлетнего волкодава, а поклепщицей – впадающая в маразм старая кошелка, уверенная, что соседское чудовище пожрет ее тридцать усатых любимцев. Луцио мстительно выписал штраф обоим: одному – за нарушение общественного порядка и правил содержания крупных собак, второй – за ложный вызов.

Обратный путь пролегал мимо конюшенного двора, и керр Гробер, дабы извлечь из вылазки какую-никакую пользу, решил заглянуть в гости к знакомому возничему. Официально – обсудить зацепку по Куратору, на деле – договориться о своем личном интересе: то ли хотел отправить что-то, то ли, наоборот, привезти. Стажер и голем в понятие «поболтать по-дружески» («у нормальных людей от этих кукол мурашки по коже») не вписывались, а потому ждали на улице.

Разговор, который по небрежно оброненной фразе должен был продлиться «зайти и выйти», тянулся почти час. Юрген заскучал уже минут через десять. Сначала он прогуливался по краю площади, наблюдая за слаженной работой городской службы благоустройства. Потом обнаружил во внутреннем кармане Библию – ту самую, прихваченную из дома Зельды.

«Познал Адам Еву, жену свою; и она зачала, и родила Каина…»[2]2
  Быт. 4: 1–2.


[Закрыть]

Юрген перелистнул несколько страниц, пропустив известную каждому притчу о братоубийстве. Также без интереса стажер прочитал по диагонали про появление у прародителей третьего сына Сифа и разделение людей на две ветви – сынов Божьих, по-прежнему взывающих к Господу, и якобы греховную цивилизацию каинитов, детей человеческих.

«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, увидели сыны Божьи дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто захочет. И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть.

И увидел Господь, велико развращение человеков на земле, и мысли и помышления сердца их были во зло во всякое время…».[3]3
  Быт. 6: 1–8.


[Закрыть]

Как и любая подобная книга, учение Божьих дочерей показалось стажеру не самым увлекательным чтивом, да и погода не способствовала раздумьям на религиозную тему: канареечный макфарлейн в очередной раз подвел, уступив в неравной борьбе промозглому зимнему ветру. Ежась от холода, Юрген посмотрел на куранты: не пора ли вызывать штурм-группу и спасать керр Гробера из лап врага? У подножия часовой башни светловолосая девушка в отделанной нутрией мантии недоуменно вертела головой, кого-то выглядывая.

– Керляйн Хаутеволле, добрый день! – окликнул он Катрин, удивляясь совпадению, приведшему ее на площадь в неурочный час. Девушка заметила Юргена, но вместо того чтобы подождать, испуганно метнулась прочь.

Обознался?

– Керляйн Хаутеволле?!

Стажер вынужденно притормозил, пропуская выруливший навстречу экипаж. Тот внезапно остановился. Дверца открылась. Пассажир, задержавшись взглядом на Библии, которую молодой человек сжимал в руке, не приемлющим возражений тоном скомандовал:

– Керр Юджи? Садитесь!

Юрген подчинился без колебаний. И только оказавшись внутри, понял, что учебная подготовка «действовать, а потом ждать объяснений» сыграла с ним дурную шутку. Незнакомец, которого стажер принял за керр Фолтерштапа, на обер-детектива походил разве что хитроватым прищуром. Зато карета почти не отличалась от служебной: потертая и расшатанная, как, впрочем, любой наемный экипаж.

– Мы боялись, керр Бладзауге в виду сложившихся обстоятельств решил отказаться от достигнутых договоренностей. Внезапная болезнь вашего дедушки и скомканные оправдания про «набожного» внука в канареечном пальто, который приедет вместо него, выглядели очень подозрительно.

Видимо, Юргена тоже с кем-то перепутали. Бладзауге? Уж не тот ли керр Бладзауге, что является главным врачом местного госпиталя? В газете и правда на днях промелькнула статья с пожеланием скорейшего выздоровления уважаемому профессору медицинских наук, слегшему в постель с легочной хворью.

Молодой человек собрался извиниться за недоразумение, но следующая фраза вынудила его захлопнуть рот.

– Но я рад, что ошибся и не пришлось прибегать к крайним мерам. Простите мою откровенность, – неправильно истолковав растерянность стажера, хищно улыбнулся собеседник, – я ни в коем разе не собирался угрожать. Но вы человек в нашем обществе новый и должны проникнуться серьезностью ситуации.

Крайним мерам? Неизвестный говорил об… убийстве? И говорил так небрежно, что стажеру резко расхотелось в чем-либо признаваться. Похоже, волей случая его втянули в какой-то криминал или даже государственный заговор. От мысли, что он, вчерашний выпускник, раскроет преступников и утрет нос опытным детективам, Юргена охватил азарт.

– Да. Конечно. Я все понимаю.

– Как добрались? – сменил собеседник тему. – Надеюсь, дорога выдалась не слишком утомительной и вы справитесь с сегодняшней работой.

Работой? Зачем неизвестным экстренно понадобился без пяти минут дипломированный врач? Юрген не знал, но собирался выяснить.

– Мне повезло. Дилижанс шел пустой, поездка получилась вполне комфортной, хоть и однообразной.

– Керр Бладзауге говорил, что изначально хотел дождаться, пока вы закончите Хауптштадский государственный университет. У вас не возникнет проблем из-за пропущенной сессии?

– Я сдал экзамены экстерном. Осталась практика.

– Которую вы решили проходить под присмотром деда? – продолжил собеседник. – Он мудрый человек, раз заранее готовит преемника.

– Надеюсь, дедушка проживет еще долго, – Юрген судорожно вспоминал, сколько же лет стукнуло главному врачу Апперфортского госпиталя. – Но старость – это болезнь, от которой нет лекарства.

– От старости нет лекарства, – задумчиво повторил собеседник.

Юрген исподтишка, надеясь, что его интерес не выглядит слишком явно, рассматривал незнакомца. Лет пятьдесят. Лицо узкое, неприятное, незапоминающееся. Серые глаза, пигментные пятна на щеках. Одет без изысков, но платье пошито из добротной ткани. Мелкий промышленник? Управляющий местного филиала крупной компании? Банковский служащий среднего звена?

– За нами кто-то бежит, – нахмурился собеседник.

Юрген выглянул в окно. Сопровождая неспешно катящийся экипаж, по улице с невозмутимым видом трусил Бес. Отвлекшись на Катрин и расследование, стажер совершенно забыл про куклу и директиву, приказывающую голему следовать за хозяином. Пришлось сочинять на ходу:

– Это Бе… Бенджамин, он служит нашей семье, сколько я себя помню. Предполагаю, простите за откровенность, дедушка тоже испытывал сомнения в ваших договоренностях, вот и послал его на всякий случай встретить меня – я плохо ориентируюсь в городе. Не волнуйтесь: керр Бенджамин прекрасно умеет хранить тайны.

Поверили ему или нет, стажер не знал. Заговорщик стукнул в слуховое окно, прося кучера остановиться. Голем, не догадавшись, что нужно лезть внутрь, замер рядом с экипажем.

Пришлось звать лично.

– Сади. тесь! Быстро! И накинь капюшон, – последнее стажер прошипел одними губами, надеясь, что Бес разберет и выполнит команду.

Голем послушно сгорбился на сиденье. Заговорщик вопросительно приподнял брови, смотря на молчащую куклу с подозрением.

– Он немой, – натянуто извинился Юрген, захлопывая за бестолковым големом дверцу. – Родовая травма.

– Теперь понимаю, отчего керр Бладзауге ему доверяет.

Собеседник хмыкнул. Стажер украдкой выдохнул: как он и надеялся, сведения об экспериментальных големах пока не получили широкой огласки. Но продолжать щекотливый разговор при постороннем спутник не пожелал (или уже сказал все важное), и между людьми повисло неловкое молчание.

Поскрипывали рессоры. За окном проплывали церкви, площади, дома, мосты. Юрген предполагал, что конечной целью их путешествия является Бемительт – старейший квартал Апперфорта, пристанище банкиров, владельцев мануфактур и членов ландтага: его спутник хоть и выглядел представительно, но, по сути, исполнял роль мальчика на побегушках, а значит, за ним стоит кто-то по-настоящему крупный.

Впрочем, с той же вероятностью экипаж мог направляться в Ауберте или Миттельштенд. Хотя в последнем Юрген сомневался: коренные роды, селившиеся в этом районе чуть ли не с основания Апперфорта, держались друг друга крепко и обычно знали о соседях если не все, то очень многое. Затевайся рядом что-то серьезное, кто-нибудь точно бы донес.

На перекрестке возница свернул к окраинам.

– Мы едем за город?

Это уже не входило в его планы. Если в Апперфорте стажер всегда мог обратиться за помощью к коллегам из ближайшего отделения, на худой конец, сознательным гражданам, то снаружи придется рассчитывать только на себя и Беса. Юрген незаметно нащупал спрятанный под пальто пистолет, раздумывая, не пора ли прекратить фарс.

– Керр Бладзауге ничего вам не рассказывал? – нахмурился собеседник, почему-то с сомнением глядя на Библию.

– Он предпочитал не обсуждать такие вещи… в открытую, – выкрутился Юрген. – Боялся, что письма могут прочитать посторонние.

– Да. Конечно. Не подумал.

Экипаж миновал дежурный пост на выезде, а стажер так ничего и не предпринял. У первого отдела нет доказательств, а следовательно, и оснований для ареста сидящего напротив человека. Угрозы же можно толковать двояко: каким дураком Юрген себя выставит, если под «крайней мерой» подразумевалась путевка на лечебные грязи, которую неизвестные решили преподнести керр Бладзауге для поправки пошатнувшегося здоровья!

За окном тянулись унылые заснеженные поля, перемежаемые черными заборами лесных посадок. Низкое лохматое небо напоминало бок старой овцы, к чьему раздутому брюху ягненком присосалась горная гряда.

Жалея, что у него нет под рукой карты, Юрген пытался вычислить, куда они едут. Багаж отсутствовал, значит, путь в одну сторону должен занять не больше двух-трех часов. Семнадцать миль, если считать по максимуму. В означенный радиус входило восемь коммун, в том числе уже знакомая ему Таубер, и несколько частных владений.

– Раз вы здесь, значит, согласны, что некоторые законы излишне жестко регламентируют нашу жизнь, принося смелость идей в жертву порядку, – обрывая затянувшуюся тишину, заговорил спутник. – Но ради справедливости нужно отметить, в порядке есть несколько весомых плюсов. Возьмите любую из соседних стран. Ни одна не может похвастаться прекрасными дорогами, в отличие от Федерации Гезецлэнд.

– Если представить государство как человеческое тело, то магистрали – ее артерии. Канцлер понимает важность тесной связи между отдаленными уголками Федерации.

– Тесной? – хмыкнул спутник. – Вы удивитесь, насколько хрупкими иногда оказываются на первый взгляд нерушимые узы.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего, – опомнился заговорщик, не спеша доверять странному внуку керр Бладзауге.

Карета, поскрипывая и покачиваясь, медленно катилась сквозь туманную дымку полей. Первый азарт схлынул, и стажер задумался, что будет делать, когда они достигнут места назначения. Наверняка кто-то из заговорщиков знает настоящего Юджи в лицо, а если и нет, легенда рассыплется, едва молодой человек возьмет в руки скальпель.

– Волнуетесь?

Спутник заметил, как Юрген нервно притопывает.

– Немного. Понимаете, я не так часто работал самостоятельно, без поддержки готовых вмешаться професси… профессоров. Почти никогда.

– Об этом не беспокойтесь. Один вы не окажетесь.

Это-то и пугало.

Спустя минут десять после очередной развилки экипаж замедлил ход, а потом и вовсе встал у заброшенного дома. Выглядывая из-под наносов, сиротливо чернели провалы окон. В распахнутую настежь дверь залетали снежинки, тщетно порхали по комнате в поисках мебели: все ценное увезли с собой хозяева, прочее растащили падкие на дармовщину обитатели соседней деревни. За покосившимся забором виднелись остатки коновязи и остовы хлевов, которые ушлые жители разобрали на дрова.

У дальнего края площадки, прижавшись к сугробам, ждал манакат.

– Прежняя пересадочная станция. Уже лет пять как не используется. Здесь вы смените транспорт, так что на этом мы прощаемся, – спутник Юргена покосился на голема. – Думаете, керр Бенджамину стоит дальше ехать с вами? Все же дело довольно щекотливое. Я мог бы подбросить его обратно в город, когда разберусь с рабочими моментами собственной фирмы.

– Я и дедушка доверяем ему как самим себе, – повторил Юрген.

На пронизывающем ветру после утепленного экипажа стажер сразу замерз. Пока возница, перекинувшись парой слов с провожатым, разворачивал карету, из манаката вылез мужчина и направился к ним. Долговязый, худощавый, он выглядел как обычный рабочий с мануфактуры – серое некрашеное пальто на овчине, форменное кепи. Нижнюю половину лица скрывал клетчатый шарф, над которым пронзительными топазами горели необычайно яркие глаза. Юрген готов был поклясться, что уже видел этого человека раньше, но не мог вспомнить где – возможно, случайно столкнулись на улице.

Походка, целеустремленная, пружинистая, скорее пристала человеку, привыкшему руководить – и руководить, не просиживая штаны в уютном кабинете, а находясь в центре событий. Но миновав половину разделяющего их расстояния, незнакомец неожиданно замедлил шаг, зябко спрятал руки в карманы.

Глаза хищно прищурились. Грянул выстрел.

Юрген, падая, успел попрощаться с жизнью, когда осознал, что целился незнакомец в Беса. То ли задел, то ли сработала заложенная директива, но голем тоже рухнул. Стрелок всадил две пули в лежащую куклу. Пальнул, пугая, вслед удирающему вознице, заставляя того припустить всполошенным зайцем. Выбил щепу из борта кареты – стажер, успевший перекатиться за нее, вжал голову в плечи и, проклиная все на свете, пытался вытащить пистолет, но тот, как назло, зацепился за подкладку.

Между тем стрелок хладнокровно выпустил последний патрон в лицо растерянного не меньше прочих сообщника. Отбросил револьвер. Жестом, свидетельствующим о немалом опыте обращения с холодным оружием, вытащил из рукава нож. Взрезал подпругу, освобождая обезумевшую от грохота выстрелов лошадь. Вскочил верхом, дернул поводья, срываясь с места.

– Бес, не дай ему уйти! – крикнул Юрген, не подумав, способна ли подстреленная кукла вообще выполнить команду.

Голем неуверенно поднялся. Пошатнулся. Рванул в погоню, с каждым шагом выправляясь. И все-таки недостаточно быстро: взбесившаяся кобыла, позабыв об усталости, неслась прочь, рискуя переломать ноги.

Юрген оценил ситуацию: возницы и след простыл; распластанное тело второго заговорщика не шевелилось, от лица осталась кровавая каша – разрывная пуля? Молодой человек чертыхнулся и побежал к манакату.

Стажеру подфартило дважды. Управление оказалось ему знакомо и привычно – обе машины, эту и принадлежащую семье Хаутеволле, собирали по одному чертежу. Во-вторых, летом не стоило и думать догнать всадника на манакате: тот утек бы в поля, где самодвижущаяся повозка проехать не могла. Но сейчас окрестности замело сугробами в человеческий рост, и единственным путем для бегства оказалась расчищенная дорога.

– Бес, ко мне!

Юрген притормозил. Голем влетел на соседнее сиденье.

Пока стажер убеждался, что сообщник Куратора мертв, пока возился с управлением и разворачивал машину – та, как назло, забуксовала, – пока подбирал куклу, беглец получил фору. Но мили через три манакат сократил дистанцию: механическая повозка имела большую скорость, к тому же не выдыхалась, в отличие от загнанной кобылы.

– Держи курс!

Голем выставил руку вбок, жестко, как не смог бы человек, схватившись за баранку. Юрген высунулся в окно, прицелился. Спина беглеца маячила перед глазами.

Палец на курке внезапно онемел, отказываясь повиноваться.

Стажер отвесил себе мысленную пощечину, решился: на счет три. Два, раз… Манакат подскочил на кочке, едва не вышвырнув Юргена из кабины.

Заряд ушел в пустоту.

Беглец обернулся.

Возле уха Юргена свистнуло. Стажер спешно скрылся обратно, согнулся в три погибели, прикрывая голову.

Взорвалась щепой рама. Со звоном осыпалось разбитое стекло. Самодвижущуюся повозку тряхнуло, повело вбок. Юрген вцепился в руль, тщась удержать ее на курсе.

Проехав-проскользив с пяток метров, они встали окончательно. Стажер надавил педаль, но заглохший манакат не сдвинулся с места. Все последовавшие попытки завести двигатель также ни к чему не привели: поврежденная машина попросту не реагировала на потуги водителя.

– Проклятье! – Юрген зло стукнул кулаком по рулю.

Дразня упущенными ответами, всадник быстро удалялся, растворяясь в зимних сумерках.

Глава шестая

Если бы сквернословие когда-нибудь кому-то помогало в починке несвоевременно сломавшихся вещей, жить стало бы значительно проще и скучнее.

К сожалению, заглохшему манакату было плевать и на отборную брань, которой покрыл его стажер, и на несколько бессильных ударов кулаком, когда, расковыряв простреленный капот, Юрген обнаружил, что манакамень треснул на две части, а значит, реанимировать самодвижущуюся повозку сумеют только в мастерской.

Надо же было так оконфузиться!

Стажер скрежетнул зубами, спрятал оружие. Выстрелить в человека оказалось сложнее, чем виделось в детстве, когда дядя Август ради забавы позволил племяннику поиграть с его табельным ваффером и тем, сам того не подозревая, определил выбор дальнейшего жизненного пути.

Молодой человек хорошо помнил, как причитала от ужаса тетушка Линда, боясь, что кто-нибудь поранится. Дядя усмехался в усы, зная: умное оружие сработает только в руках человека, на которого настроено. Кузины – Жизель и Маргарет – завистливо сопели. А Юрген, тогда наивный четырнадцатилетний мальчишка, ощущая в ладони приятную тяжесть металла, фантазировал, как он в одиночку обезвреживает шайку опасных революционеров и получает государственную награду от Канцлера!

Мир потерял создателя големов, хорошего или плохого – кто угадает, и приобрел, надо признать, не лучшего детектива. Куда ему банду арестовывать, с одним-единственным стрелком не справился! Всех завалим… завафлим, ага! Действительно вафля, только не пистолет, а сам Юрген!

Спустив пар, молодой человек вернул способность трезво мыслить и оценил положение, в котором оказался. Ситуация выходила не самая радужная. До Апперфорта оставалось миль семь, до ближайшей деревни – немногим меньше. Дорога, насколько хватало взора, была совершенно безлюдной. Из-за туч стемнело рано, и шанс, что кто-то на ночь глядя рискнет отправиться в путь, с каждой минутой таял, как огарок свечи.

Начинался снегопад.

– И что нам теперь делать? – Юрген посмотрел на голема.

Тому стеклом распороло щеку, нарисовав от края глаза до подбородка темно-бордовую линию, а одежда лохматилась нитками вокруг оплавленных дыр от пуль, но истекать отсутствующей кровью, околевать и вообще как-то реагировать на раны и засевший в теле металл Бес не собирался. Отвечать тоже. С тем же успехом Юрген мог задать вопрос кирпичной стене или сдохшему манакату.

– Прогуляемся, – решил он, вылезая из кабины.

Для подготовленного человека семь миль – это всего-то пара часов бодрым шагом.

В решении идти пешком стажер раскаялся очень быстро.

Ледяной ветер обжигал щеки, слепил глаза, забирался под полы одежды. На ресницы налипал снег. Юрген натянул шарф на нос. Пожалел, что на нем не ватник, а щегольское пальто, подходящее для ухоженных городских улиц, но не спасающее от разгулявшейся непогоды.

Снегопад перерос в буран. Дорогу заметало: если изначально за Юргеном тянулась цепочка следов, то спустя десять минут он уже утопал в наносах по щиколотку. Горизонт стерся. Область видимости сузилась до нескольких шагов.

Не пройдя и полмили, стажер повернул назад.

До манаката он добрался в кромешной тьме, случайно, потеряв всякую надежду отыскать машину. Примерзшая дверь поддалась с трудом. Внутри было немного теплее, чем снаружи: тонкий фанерный кузов давал какую-никакую защиту от ветра, разбитое лобовое стекло удалось заменить крышкой от капота.

Первые минуты Юргену, разгоряченному борьбой с метелью, было даже жарко. Потом озноб взял свое. Тщась согреться, он махнул руками, но крохотная кабина не предназначалась для физических упражнений.

Положение превращалось из неприятного в угрожающее.

Прекрасно понимая безнадежность затеи, Юрген все же попробовал восстановить манакамень, надеясь использовать его хотя бы в качестве печки, – но, ожидаемо, не справился. Оставалось вслушиваться в тоскливое завывание метели и ждать неизвестно чего.

Мороз крепчал. Зимняя ночь набирала силу. Утро мерещилось таким же далеким и недостижимым, как и скрытый пургой город.

Насколько велика вероятность, что Юргена найдут в ближайшие часы? События завертелись слишком быстро, и он даже не успел предупредить напарника. Детектив-инспектор, несомненно, едва обнаружил пропажу подопечного, сразу же поднял тревогу. Но догадается ли первый отдел, что его младший сотрудник покинул город, и если да, сумеет ли проследить, куда тот направился? А главное, решится ли керр Дершеф рисковать людьми ради призрачного шанса отыскать пропажу?

Разумнее всего послать Беса за помощью. Голем, в отличие от человека, стужи не боится и, возможно, сумеет добраться до городских ворот… если не заблудится и не истратит заряд манакамня раньше: керр Фликен на инструктаже упоминал о максимальном сроке работы, но Юрген прослушал и теперь жалел об этом.

– Бес…

Тот повернул голову. От мысли остаться одному в кромешной тьме, рассеиваемой лишь тусклым светом служебного фонарика, веяло такой жутью, что стажер не решился отдать приказ. Человеческое лицо, пусть и кукольно-восковое, не выражающее эмоций, успокаивало.

– Влипли мы с тобой в передрягу, Бес. А самое обидное, что зря влипли. Ведь почти в руках был и утек! На мушке держал! Дурак! Не выстрелил! – Юрген досадливо цокнул, мысленно переживая провал. – Такой шанс упустили! Вдруг это Куратор был? Представляешь, весь первый отдел его уже год поймать не может, а тут мы за шкирку да на блюдечке с синей каемочкой. – Стажер задумался. – Что-то же гада спугнуло? – Голем невозмутимо таращился на хозяина, ожидая четкого приказа. – Не понимаешь? Ну да, наверно.

Звук собственного голоса слегка успокоил, и Юрген задумался об источнике тепла. Энергия поврежденного камня, от которого питался манакат, истекла, мелочовки в фонарике хватит минут на десять, а использовать собственный резерв еще и для обогрева кабины – занятие бессмысленное и даже вредное. Одаренный и так уже понастроил внутренних цепей, заставляя кровь бежать быстрее, – хоть и понимал: это его не спасет. Замерзнет, как и любой обычный человек, разве что чуть медленнее.

Вся надежда на огонь. Вряд ли Юргену удастся отыскать среди сугробов дрова для костра… зато у него есть манакат! Ходовая и управление сделаны из металла, но сам-то кузов деревянный!

– Помоги мне, – Бес не двинулся с места, и Юрген, чертыхнувшись, переформулировал приказ. – Круши сиденья!

Даже несмотря на отсутствие лома, вдвоем они быстро раскурочили кресла и приборную панель: было бы желание, а вандал найдется. Вспомнив про багажное отделение, Юрген выгнал голема наружу. Вернулся тот с запорошенными снегом волосами, покрытыми инеем ресницами и охапкой влажных досок в руках.

Как стажер ни пытался растянуть топливо, хватило ненадолго. Когда последняя деревяшка догорела, молодой человек с сожалением покосился на оставшуюся от сидений обивку: тепла она не даст, зато провоняет вся кабина. Подумав, Юрген набросил на плечи самый крупный кусок дерюги, в прочие зарылся ногами, как в одеяло.

Взгляд задержался на Бесе – на его сюртуке. Холод лишал искусственные мышцы эластичности, делая кукол медленными и неповоротливыми, но по-настоящему повредить големам не мог. А потому наряжали тех, скорее, из соображений пристойности, дабы не шокировать добропорядочных граждан видом нагого человеческого тела. Разгуливающий по улицам голышом мужик – это весомая причина вызвать полицию нравов, а заодно и гарантированная шумиха в газетах, которая обычно только мешает работать детективам.

Общественное спокойствие – последнее, о чем стажеру стоило волноваться сейчас. Юрген мысленно отвесил себе оплеуху, коря за непонятное слабоволие, приказал:

– Снимай одежду.

Синевато-белая кожа голема тускло светилась в темноте. Кукла свернулась в комок, обхватив лодыжки руками и втянув ноги под сорочку – и без того ветхая, от выстрелов та превратилась в лохмотья. В дыры были видны пятна «гематом» – искореженной плоти, куда угодили пули (Юрген запоздало поежился, вознося благодарственную молитву, что сам отделался царапинами). Блеклые глаза вперились в хозяина с готовностью выполнить любой, даже бестолковый или гнусный приказ.

– Черт! Не смотри на меня так! – не выдержал стажер. – Ты просто кукла! Инструмент! Глупо относиться к тебе как к человеку! Мне вообще не должно быть стыдно!

Бес промолчал: чужие угрызения совести его не касались.

Стажер почему-то вспомнил одного из первых своих големов, да что там, первого по-настоящему удачного – забавного шустрого уродца с ладонь величиной, которого он назвал Колючкой. Отправляясь в последний бой, тот смотрел на хозяина с такой же щенячьей покорностью судьбе. В глубине души Юрген так и не простил Нордлихта, подначившего его выставить Колючку на арену: обида ребенка, потерявшего любимую игрушку, засела занозой внутри, много лет спустя разведя соседей по комнате в разные стороны.

Или причина в том, что Колючка был не просто игрушкой? Другом, как бы парадоксально это ни звучало. Может, потому до сих пор Юрген и не забыл о нем?

Десятки големов, которых юный одаренный собирал для боев, не задержались в памяти. Вещи. Расходный материал. Дань азарту и эгоизму их творцов, они все должны были погибнуть. И те, что разлетались на части в глухом углу интерната. И те, что выступали на арене Спортхауптстада, куда достал билеты дядя Август, поощряя племянника за отличную учебу.

Над стадионом стоял грохот сталкивающихся булыжников и металла, треск энергетических разрядов и раздираемых искусственных мышц. На песок сыпалась каменная крошка, летели оторванные хвосты, рога и конечности. Тысячи зрителей, позабыв про обычную сдержанность и манеры, потрясали зажатыми в потных ладонях чеками тотализатора. По рядам волнами безумия катились восторженный рев или разочарованные стоны, презрительное улюлюканье – зависело от того, взирала ли фортуна на кандидатов улыбающимся лицом или поворачивалась к ним иным ракурсом.

Были бы трибуны полны, если бы на арене сражались такие, как Бес? Внешне неотличимые от людей? Объявили бы подобные игры варварством и происками дьявола? Или же публика ханжески повозмущалась бы, а потом с удовольствием присоединилась к новой забаве, невзирая на робкие протесты совестливых одиночек – таких, как Маргарет? Кузина попросила отвести ее в гостиный дом после первого же боя.

Стажер был уверен во втором: людей, как бы они это не отрицали, притягивает хаос и насилие – особенно если те не несут угрозы непосредственно зрителям. Тешат гордыню, будят дремлющего в душе зверя, которому следует оставаться спящим… Может, оттого-то большинство обывателей, и он в том числе, стыдливо отводят взор, когда сталкиваются с результатом стороннего насилия – того, на которое они не давали молчаливого одобрения.

Метель и не думала утихомириваться: выла, неистовствовала, билась в тонкие стенки. Казалось, непогода всерьез намеревалась занести манакат доверху. Сколько они здесь? Три часа? Пять? Или всего пару?

Зубы выстукивали дробь не хуже барабанов Спортхауптстада, что объявляли начало боев. Внутренний источник слабо тлел.

– Если выберемся, с первой же получки куплю тебе новую одежду, – пообещал Юрген голему. Тот промолчал. – А еще соберу для Маргарет компаньона – она давно просила. Будет сестренке подарок к Рождеству.

Стажер вытащил ваффер. Посетовал на отсутствие артефактов: все богатство – табельное оружие и фонарик. Был бы он рядовым бюргером, таскал бы с собой кучу полезных игрушек. С другой стороны, человек без способностей и вовсе не смог бы сделать то, что задумал одаренный.