Текст книги "Коло Жизни. К вечности"

Глава восьмая

Девочку окружили особой заботой и теплом, лучшим питанием в хуруле, хотя как мне кажется, большую часть времени до новой Галактики, Млечный Путь, она провела в кувшинке. Вмале, определенно, мы прибыли в Галактику Дажбы, в первую живую систему и на первую человеческую планету. Возможно, коли я был бы бодр, меня все это заинтересовало. Но так как я подолгу находился в отключенном состоянии, моя любознательность многажды уменьшилась…

Я встрепенулся, когда нежданно расслышал голос своего Отца! Он, похоже, посылал тот зов на меня, в промежутке определенного времени, надеясь, что если я жив, то услышав его, откликнусь.

– Крушец! Крушец! Где ты мой милый? Где? – долетело до меня.

И я как-то мгновенно обрел себя.

И узрел пред собой голубоватую поверхность небосвода и светящуюся кроху света на ней, точнее даже не кроху, а с долгим хвостом паутинкой искру. Я внимательно всматривался в ту искру, напрягая свое ставшее слабым сияние и нежданно ясно разглядел круглую загнутую по спирали голубо-серебристую, можно даже описать близкую к белому, жерловину в своем центре смотрящуюся бесконечно глубокой. Ее чуть отступающие друг от друга тонкими рукавами края, постепенно темнея, приобретали почти черный цвет, ограничивая той тьмой весь рубеж. Вкруг же самой белой дыры, чревоточины, витали плотными туманами кучные, красные, сбрызнутые межзвездным газом и пылью облака, кое-где точно пухнущее объемное тело выпускающие из себя сжатые наполненные изнутри паром пузыри, каковые не то, чтобы лопались, а расходились по поверхности того марева. Сами же кучные облака, озаряющие пространство промеж себя алым светом, также неспешно понижая яркость сияния и тучность испарений, переплетались с сине-багровой поверхностью Галактики. Это была чревоточина, чрез которую Боги могли попасть из одной Галактики в другую. Это была единая сеть, связующая все Галактики Всевышнего и проходящая как раз меж стенок самих Галактик. Время, пространство в ней имело свою структуру и ход, и подчинялось определенным закономерностям. Попадая в чревоточину космические суда, искры али существа не то, чтобы двигались, летели в ней, они перемещались в особо сжатом временном жерле и тем самым в короткий срок, али мгновенно миновали огромные, даже в понимании Богов, расстояния.

Девочка резко дернула головой и тотчас перевела взгляд на Небо, вышедшего из малого околопланетного судна, капища, и замершего на площадке пред ним. И я вдруг тягостно вздрогнул… Ибо Небо… Небо так мне напомнил Отца… До боли… Острой и всепоглощающей боли.

Он был худ и высок, как мой Творец, имел такой же формы лицо схожее с каплей, где самое широкое место приходилось на область скул и степенно сужалось на высоком лбу да округлом подбородке. Небо всего-навсе и разнился с Першим это вьющимися, можно даже молвить плотными кучеряшками, золотых волос до плеч, бородой, усами покоящимися завитками на груди, да небесно-голубыми сияющими очами, глубокими и наполненными светом. Его кожа, как и у всех иных Расов, была положенного молочно-белого цвета, озаряемой изнутри золотистым сиянием. Она выглядела не менее тонкой и прозрачной, чем у моего Отца и также как у того, под ней проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.

Небо…

Теперь я это осознал…

Небо был сутью, зеркальным отражением Першего. Воочью выступая с ним единым общим, не просто братом-близнецом. Он был в своем строении отблеском тьмы моего Отца, которое всегда присуще рождению, появлению и в собственных формах окутывает, окружает любое семя, ядро, саму жизнь. Как почка в пазухе листа, прикрытая сверху многочисленными чешуями; как куколка насекомого, находящаяся не просто под кутикулой пупария, а в кутикуле истинной куколки; как дитя парящее в околоплодных водах матки матери; как планета, звезда в космическом пространстве Галактики. Так и Небо, был окружен заботой, темнотой Першего еще будучи в зиготе… окружен любовью, нежностью Першего днесь став Богом и Зиждителем. Он не столько был противным, обратным своему старшему брату, сколько изображал иную, противоположную сущность способностей самого Родителя.

На голове у Небо находился ореол-венца. Я ведал, что основные коды строения систем прописывают Небо и Дивный, посему у старшего Раса венец в навершие представлял миниатюрную систему. Не обязательно ту в которой ноне жила девочка, а систему являющуюся последней в своем построении.

Узкий обод венца старшего Раса пролегающего по голове по коло украшали восемь восьмилучевых звезд. Из углов этих звезд вверх устремлялись закрученные по спирали тонкие дуги, созданные из золота и украшенные изображениями рыб всевозможных видов. Дуги сходились в навершие, испуская из себя яркий голубой свет, в каковом словно в системе в центре светилась светозарная, красная звезда. Она рассылала окрест себя желтоватое марево, перемешивающееся с голубой пеленой, придавая местами и вовсе зеленые полутона в коем двигаясь по определенным орбитам, вращались восемь планет, третья из оных перемещала по своей глади зеленые и синие тени.

Посему, взглянув на сей венец, стоило с уверенностью сказать, что последняя из построенных систем в какой-то Галактике (не обязательно Расов, может быть и Димургов) имела именно такое строение.

Нежданно венец Небо вроде исторг из своих планет, звезд и космического пространства блеклый свет превратив изображение в негатив, отчего, светлые тона обернулись в темные и наоборот черные в белые. Глаза девочки от удивления расширились, вероятно, узрев таковое впервые. Абы увидеть это она смогла только по причине моих способностей. Впрочем, я догадался, старший Рас попытался принять сообщение посланное моим Отцом. Но так как оно не предназначалось ему, всего-навсе плавно взмахнул рукой, да так ничего, и, не поняв, неспешно направился в капище. Я, было, попытался обратить на себя его внимание.

Его! ибо в мощи Небо находилось определить мое нахождение в плоти дитя и с тем ярко… ярко засиял. И, тотчас, синхронно моему сиянию, над его головой и одновременно позадь венца насыщенно блеснули лучи света. Стрефил-создание разворачиваясь, вновь воздвигало меж мной и Небо щит. Воздействуя своими способностями и не дозволяя не то, чтобы прощупать плоть, даже взглянуть Богу на нее.

Я вновь тягостно дернулся и враз стремительно отключился.

Похоже, после пережитого расстройства в чанди Вежды я не просто потерял свои силы, переданные мне Отцом и накопленные в Березане, а захворал. Потому и последующее время пребывания в плоти почасту отключался, а когда приходил в себя, воссоздавал в мозгу девочки глаза моего Творца. Большие с темно-коричневой радужкой занимающей почти все глазное яблоко и окаймленной по краю тонкой желтовато-белой склерой. Они смотрели на меня… на нее и вызывали в нас обоих смурь, тоску, кручину. И в такие мгновения! Мгновения сцепки с плотью, совсем ослабший, я указывал девочке смотреть вверх на чревоточину и тогда слышал зов Отца:

– Крушец! Крушец! Где ты, мой милый? Где? Отзовись!

– Здесь, – пытался я повлиять на плоть, абы она это прокричала и немедля отключался.

Я посылал на мозг девочки не только отображение глаз моего Отца, но и полностью воссоздавал образ его лица. И тогда она видела схожее с каплей лицо, вельми осунувшееся, имеющее самое широкое место в районе скул и сужающееся на высоком лбу и округлом подбородке. Лицо, на коем находился нос, с выпуклой спинкой, и острым кончиком, широкий рот с полными губами и приподнятыми уголками, да крупные… крупные глаза моего любимого Творца, где верхние веки, образовывая прямую линию, прикрывали часть радужной темно-коричневой оболочки.

Посылал… Воссоздавал, посылал, и, растрачивая свои силы, наново отключался…

Однозначно, что я приметил за время коротких своих подключений, своего так называемого бодрствования, девочка выросла. Очевидно, прошло достаточно времени, какие-то дамахи, ахоратрамы, даши, свати, определенно асти. И она из маленького ребенка, которому едва ли было половина асти, превратилась в отроковицу. Удивительно, нет ли, но я точно знал, как нынче выглядела девочка. Это была высокая, худенькая юница, со смуглой кожей и каплеобразной формой лица, как у Першего. У нее даже имелся такой же изогнутый в спинке, потянутый кончиком вперед нос, полные губы и зеленые с коричневатыми вкраплениями радужек глаза. За этот период у девочки даже потемнели ее вьющиеся, длинные волосы, став темно-русыми.

В ее судьбе особую роль играли Боги.

Мои старшие братья Воитель и Огнь. Это было вельми удивительным, ибо Зиждители, тем паче довольно-таки равнодушные в отношении человеческих существ Расы, проявляли к ней не просто трепет, а особую заботу. Хотя почему это должно стать удивительным, ведь за головой Воителя и Огня висели те самые Стрефил-создания.

Посему изредка лицо Воителя грушевидного типа, выделяющееся заметной мужественностью, где значимо широкими в сравнении со лбом были линия подбородка и челюсти, с длинным мясистым носом, с крупными чуть раскосыми глазами, с сине-голубой радужкой, слегка загороженной верхними веками, и синевато-красными губами, прикрывалось от меня радужными крыльями Стрефил-создания. Как и обобщенно голова его покрытая густыми, средне-русыми волосами покоящимися волнами (таковой же пышности, аки борода и усы), и широкий обод красного цвета, творенный из червонного золота, полностью скрывающий саму лобную часть, в центре которого переливался крупный, овальной формы, фиолетово-красный аметист и всю его, в отличие от иных Расов, более мощную фигуру с широкими плечами.

Стрефил-создания, безусловно, руководимые Родителем заставляли братьев оберегать плоть, и единожды не позволяли прикасаться к ней. Потому кроме Дажбы, почасту голубящего волосы девочки, никто до нее не дотрагивался. Не понимаю, зачем это делал Родитель, очевидно, изменились Его замыслы и Он решил не указывать Небо на меня, как на лучицу. Вместе с тем Родитель, похоже, не знал, что я болен. Что порой худо соображал и забывал многое, абы во мне смешивались знания. Родитель не ведал, что мне нужна помощь… помощь особых существ, Творцом каковых являлся мой Отец. Наверно, Родитель, уверенный в моем благополучие, решил таки-так дождаться зова, оный бы подтолкнул Першего повиниться.

Зов!

Зов я все-таки подал, и это случилось столь внезапно… В целом, коли быть справедливым, как и все в моем бытие, как и само мое возникновение… появление.

Тогда я снова был отключен.

Некоторую часть времени это, определенно, шло сплошной полосой с малыми проблесками моего бодрствования и то в основном ночью.

Однако, нежданно густая тьма прочертила передо мной ярчайшими красками мощное колесо. Его круглый обод днесь горел золотыми переливами, в середине огромными полосами света пролегали спицы, сходящиеся во вращающемся на вроде втулки навершие. От самого обода, как и от спиц, и от навершия, в разные стороны отходили узкие вервие, трубчатые сосуды по которым протекали разные соки: жидкие соединительные ткани, горные породы, родниковые воды, разнообразные жидкие сплавы, раскаленная магма, обладающие особой текучестью жидкие кристаллы. Все то, что напитывало планеты, звезды, создавая живое однородно-связанное существо, соединяя меж собой Галактики, системы, созвездия, центром которого… сутью которого являлось Коло Жизни, искра бытия Всевышнего.

Обок того Коло Жизни мерцали голубые и оранжевые туманности, они оплетали своими вязкими структурами сами узкие вервия, придавали сияния особо крупным голубо-белым, красно-желтым газовым гигантам, не важно звездам, иль планетам. Точно с под обода Кола Жизни выступил высоко поднявшийся в небосвод грибоподобный столп серо-бурого дыма, густой пеной растекся он по оземе планеты, бурым маревом окутал все ее артерии, сосуды, жилы, и в обратном своем движении втянулся в единую точку. А предо мной предстала юная в своей красе и зелени планета, покрытая безбрежными далями лесов (чьими Творцами были Асил и Мор), поднялись могутными грядами горы (созданием оных управляли Велет, Усач и Стыря), выплеснулись на поверхность чистые реки и круглые озера (повелителями которых выступали Небо, Воитель и Стынь). А после нежданно проступила огромная долина, окруженная обезображенными, кривыми без коры, ветвей и листьев сухими деревьями, вроде оставленных без плоти костяных остовов. Бурая почва под теми изуродованными лесами была покрыта сплошным ковром мусора: стеклянных и деревянных осколков, кусков и более крупных предметов, трухой пищевых отходов, дряхлых вещей, бумаги, пластика, вперемешку с глиняными, керамическими останками некогда чего-то цельного, железа, резины, бетона, кирпича, шифера и человеческих частей тел: сгнивших, искривленных, почерневших, лишенных не только плоти, лишенных и той божественной сути, что жертвуя дарили им их Творцы, Боги. Боляхное поселение, точнее будет молвить, множество поселений рассыпанных по планете Земля, в Солнечной системе, Галактики Млечный Путь находящейся в управлении младшего из Расов, моего старшего брата Дажбы, глянули на меня бескрайними ликами свалок, напиханных друг на друга кирпичных и бетонных домов, широкими или вспять узкими железными и шиферными крышами, потухше-бесцветными окнами и такими же бесцветными, безжизненными лицами людей плотно наполняющих тесные их улицы, проспекты, деревни, города, страны, континенты… Заполонившие всю оземь, где захлебнулся от узких рамок вольный ветер, где воздух был насыщен смрадом, гниением и горечью гибели… необоримой гибели.

Еще не более морга… того, что погодя люди назовут единождым мгновением движения и картинка сменилась. Теперь я увидел пред собой восседающее несколько ниже меня существо, только бхарани спустя догадавшись о его величании. Царица белоглазых альвов из рода Хари-Калагия, Вещунья Мудрая, творение моего старшего брата Седми. Она сидела недвижно с вытянутой ровной спиной и слегка опущенными вниз плечами. Правая согнутая в колене нога покоилась ступней на левом бедре так, что высоко была задрана такая же белая ее пятка, прижатая к самому животу. Левая нога расположилась на правом бедре тараща не менее выступающую левую пятку. Казалось Вещунья Мудрая заснула, али окаменела, ибо даже не зрелось колебаний ее уст, груди, тесно прижавшись друг к другу покоились на животе тонкие руки и были сомкнуты очи. В багряных лучах подымающегося солнца ее кожа едва ощутимо светилась золотисто-алым светом, наполняющим все помещение, где находились, коли можно так выразиться, мы втроем.

Помещение…

Мне совсем немного понадобилось времени, чтобы обозреть само помещение. Совсем маленькое, где ровный пол был устлан рядами деревянных встык подогнанных дщиц, а через полупрозрачное окно, занимающее всю ширь одной из стен, струилась предутренняя морока. Посередь комнаты стояло одно низкое ложе, на котором и сидела девочка, а в правом углу висела широкая полочка с резными из дерева образами, как любили сие делать создания Асила, возможно энжеи, авдошки или алмасты. Эти приближенные к Богам племена, первыми обживали планеты, выращивая там для человеческих родов не только растения, животных, но и создавая благодатную почву.

Вещунья Мудрая, ее образ я еще ни разу, ни видел. Вероятно, она появилась в жизни девочки не так давно… Как и многое иное, возникающее вдруг, и порой мною не запоминаемое. Это было особое создание, обобщенно, как и все белоглазые альвы, коими Творцом являлся Седми.

Не высокие те создания, первые создания Седми, обладали особыми способностями к врачеванию, определенно, потому как и их Творец будучи лучицей не раз сам был лекарем человеческих тел. Достаточно худые, тем подражая Расам, белоглазые альвы были представлены только женскими особями. Поелику и сам Седми из своих семи жизней в человеческих телах, главным образом обитал именно в плоти женского пола. Альвы были очень красивыми творениями, а их царица отличалась особенной мягкостью черт лица, безупречной формой миндалевидного разреза глаз, выдающимся носом с небольшой горбинкой у самого основания, впалыми щеками над коими точно нависали угловатые скулы, короткими белыми ресничками и тонкими бело-розовыми устами. Не менее удивительными выглядели глаза, вообще альвов, в каковых не имелось ни радужной оболочки, ни зрачка, только белая склера наполняла их, которая иноредь наполнялась золотыми лепестками переливов света. У Вещуньи Мудрой длинными, пшеничными, прямыми были волосы, заплетенные в толстую косу, повторяющую колосок злакового растения. И, конечно, стоит отметить саму форму головы альвов, слегка удлиненную на затылке, со значимо выступающим вперед подбородком, округло-островатым не намного уже, чем затылочная часть, схожая по виду с яйцом, да двумя заостренными, на кончиках прижатыми к поверхности кожи, ушами. Белоглазые альвы, имели, как и Родитель, лишь четыре перста. Они и видом своим, и способностями очень много взяли от созданий Димургов, посему как Седми в их творении помогал не только Небо, но и Вежды, и Перший. Впрочем, сутью их, как и иных ближайших к Богам существ, являлась сияющая искра. Та самая, что когда-то впитала в себя человеческий мозг и тем самым, словно сровнялась способностями с лучицей, с частью, с сутью божества.

Обаче, я отвлекся на несущественное…

Ибо тогда, взглянув на Вещунью Мудрую я тоже отвлекся. Всего-навсе на морг движения века, а после узрел, как царица нежданно туго качнулась в сторону ложа, абы сидела она на полу, несколько в стороне от него, и будто потянулась своим лицом к девочке. Я увидел, как стремительно приоткрылся рот Вещуньи Мудрой, и из него вырвался луч почитай золото-красного сияния. И я махом сообразил, что коли сделаю неверный шаг, уничтожу это существо… Существо, оное по недоразумению, обладая способностями собственного сияющего естества, передавать на расстоянии образы и чувства иному организму, установило меж собой и мозгом девочки связь. Точнее сказать, Вещунья Мудрая установила мысленную связь… мост… чревоточину между собственным сияющим естеством и мной. Тончайшую чревоточину по которому пронеслось видение… Видение, несомненно, столь мощное, каковое мог принять только я!

Я – юное божество! Принять и вже сейчас обладая необходимыми способностями распространить на мозг человека. Но если мозг девочки, воспринявший видение оставался прикрыт моим сиянием, то естество альвинки оказалось ни чем не защищенным.

Еще доли бхараней, я раздумывал, как ее спасти, а посем, стал резко наращивать сияние своего естества. Я чувствовал, как моя мощь многажды увеличившись, надавила своей массой на мозг девочки и стенки ее черепа, отчего слышимо хрустнули кости и натужно дернулось внутри груди сердце. Лепесток моего сияния, словно лоскуток огня, проделал стремительное перемещение через мельчайшие трещины, сосуды, проточины единящие черепное лоно и рот, и выплеснулись оттуда едва заметным лучом… Смаглый долгий и вельми разрозненный поток моего естества, мой хвостик, рывком облизал золото-красную сияющую суть царицы белоглазых альвов, выглядывающую из ее рта, единожды снимая с нее напряжение, полученное от видения, и срыву вталкивая обратно в голову. Я резко дернул на себя собственный хвостик и с тем разглядел несколько выпученные белые очи Вещуньи Мудрой от натужного состояния, покрывшиеся мельчайшими вкраплениями золотых пежин. И тот же миг втянул удлинившийся луч собственного естества обратно вглубь черепной коробки, единожды, похоже, окатив горячими струями и сам рот, и все кровотоки девочки по оным прокатилось мое сияние. Резкий тот рывок, подобно вздоху, легохонько ударил по мне. И я также же энергично отворил еще шире свой рот и сглотнул дотоль застрявшую в нем искру. Немедля сообразив, что у меня появился голос.

– А…а…а! – закричал я и вторила мне таким же протяжным криком отроковица.

А я выплескивал в том крике… зове… все полученное мной видение, пропущенное через альвинку и мозг девочки напряжение, разрывая мост промеж нами тремя и воссоздавая мощную чревоточину общения между собой, Богами и Родителем.

– Отец! Отец! – уже из последних своих сил докричал я, ощущая, что днесь отключусь. – Я жив! Я здесь!

Глава девятая

Здесь!

А и впрямь, где здесь?

Это была первая моя мысль после того, как я вновь обрел себя, после отключения и подачи зова.

Вероятно, в этом стоило разобраться.

Разобраться в том, где я находился. Ни в ком, а именно где.

Токмо самую толику времени я приходил в себя, оглядывая пространство, местность, плывущую обок девочки. А после понял, что она (надобно верно называть ее по имени?), то есть Владелина живет в Галактике Млечный Путь, Солнечной Системе, на планете Земля. Кстати первой обитаемой системе и планете Галактики Млечный Путь.

Как я это понял?

Нет, не догадался…

Я просто-напросто вспомнил. Мой старший брат, Темряй, еще тогда, когда я был подле Отца, в общении со мной почасту показывал мне не только Галактики, но и системы, планеты, звезды… И Солнечная система, как ближайшая к обживанию в Млечном Пути вельми тогда меня заинтересовала. Посему, Темряй, не раз показывал мне отображением и саму систему, и планету в ней.

Впрочем, сейчас девочка, восседая на кологриве (существах обитающих только в Галактики Синее Око, в созвездии Выжлец, на планетах Эльфийская Лебединая Арибэлла, Блаженная Журавлиная Эвлисия и созданных когда-то моим Отцом по просьбе Седми) летела над зелеными полотнищами лесов, где редкими прогалинами виднелись левады и елани. Голубыми бликами вод мелькали изредка средь той густоты дубрав, березняков, осинников и краснолесья тонкие излучины рек, круглые озера и вовсе дальними пятнами лиманы.

Большая лысина, и находящееся на нем поселение, как-то дюже резко нарисовалось пред очами Владелины. И в центре его особым призывом, как светосигнальное устройство для меня, глянуло капище, своим шатровым навершием корпуса и шаровой луковой венчающей само судно. Четырехугольные люки, слегка заслоняемые летящей впереди девочки альвинкой, расположившиеся подле самой луковки, нежданно блеснули переливами света, точно отразившись от чревоточины, и вращающегося повдоль планеты Земля, спутника, Месяц. И увенчанная принимающе-передающим устройством, похожим на тонкий шпиль, луковка, послала на меня протяжный голос моего дорогого Отца, бывшего отображением али точнее сказать записью:

– Крушец! Милый, бесценный мой малецык! Я так рад, что ты жив!

А после пришла и картинка серебристо-насыщенной веретенообразной Галактики, испещренной пылевыми и газовыми включениями. Расположенная сверху и снизу от диска Галактики нестабильная волокнистая составляющая находящихся там плотных скоплений звезд, видимо излучала темно-голубые и лиловые спектры сияния, указывающие на то, что в тех местах только давеча произошли вспышки звезд.

Галактика…

Это была Галактика, Дымчатый Тавр. Галактика в оной ноне, очевидно, находилась пагода моего Отца.

Одначе, звук явственно пришел не оттуда. Он казался более близким, вроде как оставленным… Ну, если не на самой планете, то воочью в системе, али вернее на самом спутнике Месяц, к которому был прицеплен хурул Дажбы.

И меня сразу отпустило.

Хворь и утомление не ушли, но мне стало намного спокойней. Ведь теперь Отец знал, что я жив, и сама эта мысль принесла успокоение.

И вместе с ней, я ощутил совсем небольшой прилив сил.

Еще бы я столько пережил, тоску, боль по своему Творцу, разлуку с ним и с тем, однако, сумел спасти от гибели Вещунью Мудрую. Определенно, пребывание в Березане меня укрепило. Ну, если и не укрепило, дало возможность пережить расставание с Отцом. Теперь, подав зов, я ждал его прибытия. И того, что обещал Родитель, а именно Серебряной Льги. И посему всяк раз приходя в себя, ибо все также подолгу я находился в отрешенном, отключенном состоянии, посылал на мозг Владелины особую смурь по Отцу, абы когда она его увидела, более не пожелала с ним расстаться.

Тем не менее, и Отец, и Небо распорядились по-другому.

Отец не прибыл меня забрать…

А Небо, означил моему старшему брату, Седми, перенаправить чувственность девочки на себя.

Зачем? безусловно, чтобы привязать саму плоть и ее мозг к себе, чтобы заместить смурь с Першего на Небо.

И Седми сие содеял.

Чем вельми меня удивил, або его зависимость от Отца была столь сильна, что явно переориентируя чувственность плоти, он действовал против Першего и против меня.

Вообще-то Седми никогда не шел наперекор интересам Отца, посему непонятно почему ноне выполнил распоряжения Небо… Распоряжение, может точнее сказать просьбу, вряд ли Небо так распорядился. Поелику никогда не мог указывать, повелевать собственным старшим сыном.

Седми, как и Вежды, и Велет будучи лучицей рос подле Першего.

Его первая человеческая плоть даже появилась в одной из Галактик Отца (тогда их было очень мало). В Галактике Татания, как рассказывал мне Отец. Родившуюся в черных отпрысках Першего девочку, в голове оной находилась лучица Седми, перевезли сразу после появления в Северный Венец в Созвездие Зозулины Слезки, на спутник Пекол, расположившийся подле не живой планеты Адитья, населенной демонами. Девочку, которую назвали Амака, воспитывали на Пеколе вплоть до двадцати лет. Лишь засим она была возвращена в Татанию, в одну из систем и планет, где на тот момент (момент юности и самого Всевышнего) обитали человеческие отпрыски всех трех печищ. Это погодя, спустя много времени, в Татании остались жить токмо отпрыски моего дорогого Отца.

Седми рос на планете в Галактики Татания. Именно на этой планете, название оной, как и ясно, утерялось, вернее, переместилось, вместе с самой сутью системы в Синее Око, Боги вели за него соперничество. Впрочем, Седми ближе всех стал, конечно, Перший, так-таки в его печищу он жаждал вступить. Может еще и потому, что семь его граней были в течение собственных жизней темными, черными людьми, отпрысками старшего Димурга.

Отец сказывал, что Седми до последнего ждал его на Коло Жизни. Отец не просто это видел, он это чувствовал, ощущал, осязал, слышал. Но не смог не уступить Седми своим младшим братьям, абы они его оба о том просили.

Седми, однако, так и не смирился со своим выбором. Еще будучи совсем юным Богом почасту улетал от Небо и Дивного. Почасту жил в Северном Венце, не желая не того, чтобы строить и управлять в своей Галактике, но даже творить существ, общаться с Небо. Та чувственность, особая, которая связывала Першего и Седми, только она спасала от непоправимого поступка последнего и всегда возвращала его в лоно печищи Расов.

И было неприятно, что очевидное, ощутимое мной огорчение Седми ноне так нелепо сказалась на Владелине.

Помню глаза Седми…

Хотя, определенно, следует сказать о нем всем…

Высоком, худом Расе, сравнительно с Димургами, каковой был узок в плечах и талии. Однако, вместе с тем имел идеально правильной формы тело, руки, ноги и голову. Сквозь тонкую-претонкую молочно-белую кожу заметно проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок. А сама кожа подсвечивалась золотыми переливами света. На красивом, с прямыми границами и вроде квадратной челюстью, лице, находился вздернутый с выпяченными ноздрями нос (сказывающей о порывистости и своеволии его носителя), кораллово-красные с полной верхней и тонкой нижней губы, едва прикрытые прямыми, пшеничными волосками усов. Такими же пшеничными, короткими, прямыми были волосы Бога и борода. Седми почасту носил на голове ореол-венеца, который в Отческих недрах, в созвездие Ра-чертогов, в Стлязь-Ра ему даровал Родитель. Это был проходящий по лбу широкий мелко плетеный обод-цепь, на котором, словно на пирамиде восседали такие же цепи, где, однако, каждое последующее звено выглядело меньшим в обхвате предыдущего, а заканчивалось едва зримым овалом. Сияющий золото-огнистым светом венец, единожды перемещал по поверхности и вовсе рдяные капли искр. Порой, одначе, венец походил на красную, тонкую бечевку… Седми, похоже, конфликтовал не только с Небо и Дивным, но и с Родителем. Абы это лишь он, в силу собственных возможностей, таковой придавал вид творению Родителя. Впрочем, Вежды также почасту уменьшал свой ореол-венца, придавая ему форму тончайшего обода окутанного багряными нитевидными сосудами и жилками без положенного глаза в навершие. Право молвить старший брат сие делал, ибо любил во всем простоту.

Тогда, выполняя просьбу Небо, Седми воздействовал на мозг девочки, и все посланные дотоль мной картинки, а также тоску и боль по Першему, заместил на Небо. Это было не сложно сделать, ведь Перший и Небо братья-близнецы и даже я проникся особым трепетом к старшему Расу так похожему на моего Отца. А потом Седми обладал особыми способностями по воздействию на мозг… не только человеческий, каковые можно было б назвать гипнотическими. Брат умел ввести мозг в пребывание сна, при сем оставляя малый участок в нем в состоянии бодрствования. А после, при данной сжатости сознания, осуществлял влияние на образование расположенное вокруг центрального ствола мозга, почасту называемое лимбической системой, тем самым подменяя картинки памяти.

Глаза Седми, они как-то единожды и враз оказались перед моими. Стоит молвить о самих глаза моего старшего брата. Они были у него серыми с различными оттенками от светло-серого, почитай голубо-пепельного, до темно-мышастого. В этот раз радужки Седми выглядели голубо-серыми с синими брызгами по окоему, они, кажется, воззрились в мою суть, ибо ведали, что я уже в плоти и своим высоким, звонким тенором с нотками драматической окраски брат сказал:

– Что ты там видела, моя милая? Там, в завесе?

Я весь напрягся от посланной на меня любви. Всей теплоты, что окутывала, объединяла наши естества, столь родственные с самим Родителем и зримо сотрясся. А после мощной волной послал в мозг все то, что ощущал допрежь сам…

– Отца, – выдохнули губы Владелины и тело ее судорожно дернулось от мощи, что оказал я. – Это Он… Он меня зовет… Не Небо… Нет! – Голос ее многажды окреп, и сама она вся напряглась, абы я единожды вспыхнув особой лучистостью сияния, одеревянил внутри нее мышцы, нервы, вены и саму плоть. Она резко дернулась вперед, широко открыла рот и днесь вже я!.. я, закричал, жаждая, чтобы меня услышал мой Творец. – Зовет! Отец! Отец!

Немедля порывисто дрогнули черты лица Седми, он и сам стремительно дернул головой, поелику мощь моего сияния вразы увеличилась, что не только слепило его очи, но и могло навредить мозгу Владелины. Брат торопко прикрыл ладонью рот девочке, а взгляд его повелел смолкнуть мне.

Я был юн… слаб… болен и не сумел противостоять распоряжениям брата, еще и потому, что у Зиждителей в кодах прописана та подчиненность старшим, оная есть основа нашего единства. Потому я не сумел проборствовать проведенному после обряду над девочкой, хотя пытался засиять сильней и с тем прикрыть мозг от вмешательства, пытался защитить лимбическую систему обобщенно.