Текст книги "Коло Жизни. К вечности"

Обаче, брат выпустил из венца, ноне пролегающего по лбу тонкой бечевкой из красного золота, круглые звенья сформировав высокий конус, каковой закончился едва зримым овалом. Цвет золота сменился с червонного на огнистое полыхание, по его ребристому полотну с самого нижнего ряда, вплоть до верхнего, один-в-один, как по спирали прокатилась россыпь рдяных капель. Ибо Седми, как и мой дорогой Отец, как Огнь, был источником жара, огня, полымя, пламени. Творцом тех газов, которые при накале горели и в масштабном соотношении выступали источником рождения. Они выступали первоначальным толчком к слипанию, спаиванию мельчайших элементов, и как итог созидали новые химические компоненты, физические формы, многообразные предметы, различные твердые частицы.

Брат ввел мозг девочки в гипнотическое состояние, а, чтобы она не смогла вырваться, окутал ее тело рыхлой, перьевой материей, спустившейся с купола залы капища. Днесь, мы втроем находились в центральном помещение капища. Мощной круглой зале, увенчанной высоким прозрачным сводом, в каковом единожды отражались зеркальные стены, гладко отполированный кипельно-белый пол, и, точно заглядывающее извне голубое небо. Впрочем, это кажущаяся голубизна не являлась небосводом Земли, сие было отображение… как не странно отображением, иной планеты, где почасту бывал Воитель. Планеты Гмур, системы Сто-Жар-Стлязь, Галактики Блискавицы, родовой планеты племени гомозулей, чьим Творцом являлся Воитель. Об этом я также узнал в свое время от Темряя… И эта кажущаяся бело-голубизна, зеркальность купола была создана, або само капище в свое время являлось первым космическим судном, оное придумал Воитель.

Вырваться… Владелина, конечно, не могла вырваться, ибо силы были не равными. Я юн… слаб… болен, а Седми старше и много поколь мощней… Я лучица, а он, полноценный Бог!

Только все же я пытался прикрыть собой мозг девочки и посему насыщал собственное сияние. Я даже заслонил своим хвостиком лимбическую систему расположенную вокруг центрального ствола мозга, одначе, это не помогло. Из овала, что завершал венец брата, теперь горящего багряным светом, зримо для меня вырвался поток лучей почитай синевато-красного полыхания. Он болезненно окатил меня своим жаром так, что я дернул хвостиком, открывая мозг для проникновения туда иной информации, и мгновенно снизил собственное сияние, а значит и ослабил саму мощь, само противостояние старшему брату. Клинопись, содержащая письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы являющиеся сутью всех Расов, точно дуновение, слегка огладили образование, расположенное обок центрального ствола мозга Владелины и оставили на нем приметные для меня наглядно-образные символы, оные тотчас внедрились в нервные волокна, в сами клетки мозга и с тем зараз вписали в память определенные сведения.

Поелику пару дамахей спустя багряность пред очами юницы, сменилась сначала на лучистую коричневу, а погодя на небесную голубизну… Голубизну очей Небо.

Очевидно, сия переписка памяти в мозгу девочки не принесла радости ни Седми, ни мне… Определенно, лишь успокоение самой Владелине, понеже, кажется, в следующее мгновение до меня доплыл разговор меж Седми и Дажбой, молвленный на доступном Богам мысленно-звуковом языке:

– Надобно будет сказать Отцу, – прозвучал мягкий баритон Дажбы. – Что у тебя Седми получилось. Отец, будет вельми рад, ибо ждал этого.

– Да уж, мой милый малецык, будь добр скажи, – явственно недовольно отозвался Седми. – Ибо я того совсем не желал творить и хвалиться мне пред Небо не чем. Считаю, что надобно им обоим… Отцам… вести себя иначе. Одному повиниться пред Родителем, а иному отдать лучицу.

Коли того не желал так зачем делал? хотелось мне негодующе возразить…

Возразить тебе, Седми, и Небо… Еще довольному Дажбе и Отцу, каковой своим упрямством, столько натворил. Но я был вельми раздражен, болен и ко всему прочему кроме крика, зова никак не мог высказаться. Посему я выплеснул услышанный разговор братьев в мозг девочки, не очень-то надеясь, что она меня поймет, а после, ярко засияв, от возбуждения, разком отключился…

И вновь стал подключаться рывками.

Иногда это происходило при встрече с Небо.

Он всегда был так нежен с девочкой, и не менее ласково пытался успокоить, поддержать меня. Называя полюбовно Крушец, и прислушиваясь ко мне… к ней… Обаче, я не отзывался, потому как был мал, болен и дюже огорчен.

Вероятно, называя меня по имени, Небо старался тем приободрить, успокоить, поддержать. Не ошибусь, ежели скажу, что он понимал, я никогда не выберу его печищу, не смогу стать его братом, або слишком связан с Отцом. Впрочем, та особая чувствительность, которой обладал я, не позволяла Небо отдать меня Першему, привязывая его ко мне, удерживая его обок меня.

А может…

Может, старший Димург и вовсе не желал меня забрать. Ей-ей неужели было так сложно повиниться пред Родителем, тем паче его вельми долго там ждут.

Сие огорчение я не раз озвучивал в мозг Владелине, а она их передавала Небо, как и понятно, в такие моменты не воспринимая происходящего, и словно впадая в гипнотическое состояние, право молвить, это были теперь только мои способности.

– Милый, драгоценный мой Крушец, – Небо ласкал меня словами, трепетно неизменно произнося мое имя. Он меня любил столь сильно, словно пред ним находились его Седми, Огнь, Дажба. – Все будет хорошо, ты только не волнуйся… И успокойся. Я обок тебя, моя несравненная ни с чем драгость. Бесценный мой малецык… Я все, расскажу о твоей смури Отцу. Но он поколь не может к тебе прибыть. – Похоже, Небо старался облыжничать не только меня, но и себя. Ибо я понимал, ощущал, чувствовал его обман, направленный не столько против меня, сколько во имя, абы защитить и умиротворить. – Ты только мой милый, – уже более поучительно толковал мне Небо, явно страшась за мое своенравие. – Днесь не должен кричать. Ты, еще не научившись говорить, своим криком, своей мощью погубишь мозг плоти. Посему подавай зов, только в случае опасности, особой опасности для тебя. И тогда делай сие мягче, плавней, слегка наращивая сияние и им прикрывая сам мозг… Все же, что хочешь озвучить, мысленно направляй на мозг и тогда Владелина скажет мне о твоих желаниях. Ты только постарайся объединиться с плотью, недопустима твоя такая от нее отрешенность… Это очень опасно для тебя, мой милый.

Интересно, Небо и впрямь не понимал, что это не отрешенность, а болезнь?

Скорее всего, не понимал, так как подле не было мастера, учителя того, кто мог подсказать, того кто всегда вел лучицу, обучал и мог определить ее хворь.

Да и Небо, был те самым Богом, оного в лоне Зиждителей называли дубокожим.

Откуда я это знал?..

Конечно, не от Отца, ибо он вельми любил своих братьев, и, опекая их, считал нежными, хрупкими.

Об этом мне поведал Родитель. Не только показав в свое время их отображения, но и рассказав о них, все предельно четко и правдиво…

Представляю, как сия правдивость, не понравилась бы моему Отцу.

Почему же подле меня не было учителя, того кто мог помочь, и днесь, определенно, спасти?

Вероятно, теперь в том упрямствовал Небо. Он ведь был близнецом Першего и также как тот порой проявлял упрямство. Каковое скорее всего не должно быть присуще Богам, Творцам систем, планет, живых существ.

Впрочем, все мы живые!

Поелику я продолжал болеть… и отключаться…

Весьма четко меж тем мне запомнилось, в силу моего редкого подключения, событие из жизни девочки, когда ее похитил антропоморф, создание еще одного старшего брата, Опеча. Ноне ушедшего из печищи Атефов…

Это был тот случай, который Отец боялся в проявлении Седми. И который случился с его лучицей, по статусу, занимающей место брата в печище Атефов. Одначе, мой Творец не терял уверенности, что Опечь вернется в лоно Зиждителей, або продолжал его поддерживать, снабжать столь необходимой биоаурой, и вообще не прекращал с ним общения. Я знал, и это уже из толкования с Отцом, что император гипоцентавров Китоврасов самолично на тарели (маневренном космическом судне) доставляет часть доли биоауры Першего, Опечу. Как тогда дополнил свой рассказ мой Творец «чтобы у малецыка оставалась возможность вернуться к свои сродникам». Сама доставка биоауры скрывалась от всех, не только от Родителя, но и от Расов, Атефов и даже сынов Димургов. Отец боялся, что Родитель узнав о той жертве (абы это была именно жертва, ведь не дополучая биоауру он терял собственные силы, и как бы находился постоянно на неполной подзарядке), накажет его. Потому как Опечь уже давно был Родителем объявлен маймыром, коему не позволительно помогать, с которым запрещалось общение и любой контакт.

Не скрою, Родитель вельми удивился, узнав, при смене во мне кодировки, про действия Першего. Я сам того не желая, как бы накляузничал на Отца. Особенно поразило Родителя то, что сия жертва происходила без Его ведома, и Его помощники данные действия старшего сына «прошлепали», – дополнил Он. Еще сильнее Родителя встревожило, что Его любимый сын жертвуя Опечу столь долгий срок времени биоауру, подвергал себя и свое здоровье опасности. Впрочем, Родитель также мне доверился, что и сам не теряет попыток возвратить Опеча в лоно семьи. И посему пытается столковаться с Законом Бытия, внести коррективы в собственное построение, або спасти «малецыка от гибели».

Антропоморф, определенно, был послан Опечем, так как последний услышал мой зов, а вместе с ним и всю тоску, что жила во мне. Не ошибусь, если скажу, что та смурь отозвалась по чувствительности Опеча, подтолкнув его к какому-то безумному поступку. Достаточно мощное его создание, антропоморф, общим обликом повторяло скелет животного, в частности крупной рыси. Оно было сотворено из ильмза, элемента относимого к группе металлов, каковой встречался лишь в Северном Венце на планете Таврика. Антропоморф имел темно-серый цвет, скелет его вытянутого туловища держал на себе голову, да короткий хвост, а опиралось на мощные, четыре лапы. Покатыми выглядели сгибы его скелета на месте перехода лап в туловище. К весьма изогнутому позвонку крепились плотно подогнанные широкие полосы ребер, образующие панцирь. Неповторимо четкими были контуры его округлой звериной головы, с заметно выступающей лицевой частью и выпуклым лбом. Сам череп довольно крупный и массивный с широко расставленными скулами и огромной пастью раскрывающейся, коль то необходимо на все девяносто градусов демонстрировал здоровущие изогнутые клыки намного превышающими и саму челюсть, и ширину головы, да не менее мощные передние резцы. Посередине черепа у антропоморфа зияла огромная щель, из каковой струился сизый дымок, а в прорехах поменьше справа и слева в сероватой склере покачивались ярко зеленые крупные радужки и черные зрачки. Насколько я ведал, это было механически-биологическое существо, обладающее определенными качествами, взять хоть они умели летать, и не просто в околопланетном притяжении, но и в космическом пространстве. И хотя их умственные способности были не столь велики, обаче функции многоплановы. А выполнить простейшее, найти, украсть определенного человека, пусть даже в нем живет лучица, стало для них простейшей задачей.

Право молвить, я не знаю, как сие похищение произошло… Как и многие иное, в тот момент моей жизни, я подключился внезапно. Очевидно, волнение плоти, мозга, всплеск нейронов в клетках, привел меня в состояния бодрствования.

И тогда я увидел глаза.

Эти глаза я как-то увидел враз. Точнее они враз предо мной проступили, а в них я четко рассмотрел облик Опеча. Темно-коричневая кожа брата отливала золотыми переливами, голова, точь-в-точь, как у Першего, поросла курчавыми черными волосами, а на округлом лице не имелось растительности. Опечь был высок и могуч в плечах… На лице его зримо нависал над толстыми, рдяными губами орлиный профиль и качественно выступали вперед скулы. Право молвить раскосые, черные очи, самую малость отливали зеркальностью.

Я тогда сразу догадался, что заглянул вглубь времени… Времени, оное мне было доступно. И в том грядущем узрел возвращение старшего брата в лоно Зиждителей, да судя по цвету кожи в печищу Димургов. Впрочем, в том мгновенно проскочившем будущем я не углядел на Опече ореол-венца, может потому как его у него более не будет? Ведь свой венец он когда-то уничтожил. Тогда когда ушел от Атефов. И тем действием разрушил связь… мост… чревоточину между собой и Богами. Между собой и Родителем. Уж, так сильно Опечь любил Отца, что не смог, не сумел пережить своего с ним расставания, отлучения от него. Хотя данное отлучение по большей частью происходило не по желанию Першего, а по настоянию Родителя. Похоже, последний делал все, что бы я! Я – Крушец появился во Всевышнем!

А может я не увидел ореол-венца, просто потому как сей миг был связан определенным образом только со мной.

Антропоморф полностью зависимый от мыслей своего создателя, очевидно, похитив девочку растерялся. По какой-то причине связь меж ним и его Творцом прервалась, определенно, так подействовали щиты, что по окоему планеты расставили Боги. И потому он вельми не благодушно поступил с Владелиной… По первому ее напугав, а после, понеже обладал на то особыми качествами, попытался вытянуть силы из плоти. Обаче, я того ему не позволил сделать.

Мы находились в капельнике, особом приспособлении, которое не просто обладало возможностью подстраиваться под рельефное строение местности, а подобно кроту внедрялось в саму почву, становясь неотличимым от ее цвета и состава. Изнутри она походила на небольшое квадратное помещение, высокое и одновременно весьма узкое, с серебристыми, гладкими стенами, полом и потолком, где по его полотну в двух направлениях по угловым стыкам стен струились ярко голубые огни, являющиеся устройством для подачи и приема звуковых сигналов. Единственный вход капельники подобно овальной арки с нависающим проемом, охранялся антропоморфом. Впрочем, когда я пришел в себя, антропоморф склонился к лицу Владелины, широко раскрыв мощную пасть. Из дыры на морде антропоморфа днесь валил густой рыжий дым, абы генератор вырабатываемой энергии (расположенный в его голове), по-моему потерял большую часть своей мощности. Он низко опустил голову, и ощутимо обдав кожу лица отроковицы рыжими испарениями, раскатисто продребезжал:

– Веди себя смирно!

Антропоморф немедля, очевидно ощущая собственную слабость, и желая изъять часть сил из меня (сил накопленных за счет биоауры, жертвованной Першим и переданной в Березани), поставил на лоб девочки свою костяную лапу, усеянную мелкими образованиями, предназначенными для всасывания энергии, и враз надавил. Поелику у Влады, выпучились глаза, а грудь и спина выгнулись дугой да лихорадочно задрожали конечности, и все это я ощутил единожды заколыхавшимся моим естеством. Тотчас сама голова девочки наполнилась густотой тепла, ибо я стал наращивать собственное сияние. Посему когда антропоморф приблизил к ее лицу свою морду обдав потоками обжигающего алого дыма, я направил на него всплеск того сияния, не только ослепляя, но и запрещая мне вредить.

– Будешь гамить, убью тебя лучица! – дополнил антропоморф, тем не менее, оставив юницу в покое.

Владелина меня, однако, удивила… Поелику оказалась хорошей плотью, не только как я приметил любознательной, но и смелой.

Немного погодя девочке удалось, проявив смекалку убежать от антропоморфа из капельники, а я сумел подать зов. Право молвить, зов я распространил только на Небо. Не потому как я сие умел делать, а потому как с пережитым потерял последние свои силы.

Силы…

Силы антропоморф высосал не столько из плоти, сколько из меня…

Лишь жертва Дивного вернула меня к жизни, поскольку мне показалось, на тот момент я умирал.

Последнее, что мне помнится… и это вже плывущее марево чагравого света кувшинки, в которой лежала Владелина. Над нами резко проступило лицо Дивного с молочно-белой кожей, подсвеченной изнутри золотыми переливами и темно-русой бородой, достигающей груди да столь густой, что на концах она закручивалась по спирали в отдельные хвосты. Само лицо Дивного напоминало по форме сердечко, где лоб был не только высоким, но и много более широким, чем угловатый подбородок. У младшего из четверки Богов выпуклыми смотрелись нижние веки, и продолговатыми узкие с бирюзовой радужкой очи, над коими легохонько колыхались длинные густо закрученные ресницы и, похоже, проходящие по одной линии прямые, короткие брови. Большой рот с чермными блестящими губами, короткий с вогнутостью в средине и слегка вздернутым кончиком нос находились на лице Бога.

Импульсивно вздрогнул восседающий на его главе высокий венец. Он был сотворен из тонкого золотого обода, охватывающего саму голову по кругу, одновременно от которого вертикально вверх устремлялись четыре широкие полосы, украшенные барельефами разнообразных видов птиц. Те полосы незримо удерживали в навершие солнечный, плоский диск, переливающийся ядренистым золотым светом и медлительно поворачивающийся вкруг своей оси.

Еще мгновение и рука Дивного с тонкими, длинными пальцами нарисовалась над лицом Владелины. Кожа, охваченная сверху золотым пламенем, зримо проявила оранжевые паутинные кровеносные сосуды, кумачовые нити мышц и жилок. Еще малость и златая кожа на руке затрепетала, а по оранжевым сосудам пробежала стремительной волной кровь. Она отхлынула от оголенного плеча Бога, вынырнув с под самой материи белого сакхи и достигнув кончиков пальцев замерла. И тогда весьма лучисто озарилась сама кисть руки, проступила, погасив в своем сиянии кожу и плоти, смаглая кость с мельчайшими вкраплениями в ней насыщенного цвета огненных брызг. Те маханькие искорки зараз блеснули своей светозарностью, теперь осенив и лежащую в кувшинке отроковицу. Доли бхараней и одна из огненных брызг, а за ней и вовсе почитай золото-рдяная, отпрянув от кости притулились на тонкую кожу среднего перста просочившись сквозь теперь явственно показавшуюся медно-желтоватую плоть, да вмале сорвавшись с нее направила свой полет ко мне… точнее к нам… Та огненная к Владелине, а золото-рдяная ко мне.

Теперь Боги не старались меня привязать к себе, к Расам. Они явственно хотели всего-навсе одного, спасти от гибели и передать мне свои силы.

Из желто-прозрачных стенок кувшинки выплеснулась вязкая жидкость насыщающего околоплодные воды в матке живых существ и белка наполняющего яйцо. Она заполнила всю люльку, поглотила тело девочки, и растворила огненную жертву Дивного, степенно внедрив чрез поры кожи ее в плоть. Або раньше того Владелина уже сглотнула золотую искру посланную лишь мне, оная просочившись в череп, напитала силой своего сияния мое естество.

Ажурные сети увили сверху кувшинку и заколыхали внутри нее девочку, а вместе с ней и меня вверх… вниз… туда-сюда… вниз-верх… сюда-туда, вроде покачивая. Ярко-красный изгибающийся тонкий змеевидный отросток неожиданно выполз из верхней стенки яйца и своим заостренным навершием вонзился в живот Владелины, как раз в то самое место, где у нее небольшим углублением поместился пупок. Даря состояния умиротворения не только мне, но и плоти.

После жертвы Дивного, поправилась не только юница, но и я, хотя не надолго.

Все же я нуждался в любви и наставнике… мастере… о котором мне сказывали Дивный и Седми, стараясь обнадежить, успокоить и поддержать. Утверждая, что он вскоре появится.

Появится…

И я ждал наставника, мастера также сильно, как желал встречи с Отцом, которую мне после выздоровления пообещал Небо.

Глава десятая

Только, прежде Отца, я увидел Асила.

Третьего из четверки старших Богов.

Нельзя сказать, что после подаренной мне Дивным искры я выздоровел, хотя с тем перестал на какое-то время отключаться и приобрел значимые силы. Обаче погодя хворь наново вернулась. Особенно тому способствовала та самая встреча с Асилом.

Почему?

Потому как я думал, это Отец. И вельми переволновался…

Пред тем просто я находился значимое время в отключение, и это не столько в болезненном, сколько по юности необходимом. Так мне думалось, а там кто знает прав я или нет.

Словом я подключился как-то вельми не во время, просто на тот миг плоть слишком сильно заволновалась. И всплеск нейронов в клетках клеток мозга Владелины разком привело в чувство меня.

В общем, я тогда увидел.

Гаран.

Малое околопланетное судно Атефов.

Это было кубической формы бурое мощное в размахе судно, с башней на своей макушке в виде четырехгранной усеченной пирамиды, увенчанной платиновым деревом с малой кроной, где устремленные в разные стороны ветви не имели листов. На поверхности серой в шесть ярусов башни, опоясывая ее по кругу, располагались арочные окна, в которых мерцал зеленый, пузырящийся свет. Сами окна были по краям разделены мощными выпуклыми колоннами, по поверхности мышастого цвета которого блистали целые вкрапления темно-зеленых пятен, точно соединенные меж собой переплетенными в косы более блеклыми метелочками злакового растения. Окна по краю украшал платиновый, серебряный и золотой орнамент, также в виде плетеных отростков растений. Входом в гаран служила широкая арка, в которой курились дымчатые зеленоватые пары материи, каковые живописали по оземе колеблющуюся широкими ступенями лестницу.

Само космическое судно, кое Асил создал при помощи Першего приземлилось в широкой и единожды удлиненной долине, окруженной по рубежу пологими, невысокими горами с подобно бескрайне раскиданными на них зелеными лесами. Сама же низина была изрезана тонкими полосами узких речушек, оные сходились в ее завершие в малое, блестящее гладью озерцо. Долина густо поросла луговыми травами, вельми низкими, с пежинами разбросанных по ним цветов.

Оглядев и долину, и сам гаран, я нежданно узрел выступающего из арочного проема Асила, очевидно, в тот момент Владелина перевела на него взгляд. Это была, как можно понять, первая моя с ним встреча.

Опять-таки по Законам Бытия Отец обязан был показать меня всем братьям и сынам еще тогда, когда я находился в его руке, абы возникла меж мной и Богами чувственность. Одначе, чувственность меж мной и старшим Атефом возникала мгновенно, ибо это были мои способности, те самые уникальные, способности будущего Родителя. А самого Асила, мне в Березане показал Родитель, посему я зараз узнал его.

Асил, как и вся четверка старших Богов, был высок и худ, ко всему прочему он еще и немного сутулился. Смуглая, ближе к темной и в то же время отливающая желтизной изнутри, кожа подсвечивалась золотым сияние. Потому она порой смотрелась насыщенно-желтой, а потом вспять становилась желтовато-коричневой. Как я знал человеческим отпрыскам Асила, стали доступны два цвета кожи, пояснительно скажем так: желтый и красный. А все потому как рожденный ему в помощь Родителем Дивный, должен был творить именно красных созданий, и жить подле Асила. Но Небо, будучи дюже, как сказал бы человек, ушлым позвал младшего и вельми зависимого от мнения старших Дивного в свою печищу. И Дивный на Коло Жизни выбрал не печищу Асила, а именно Небо. Першего на тот момент на Коло Жизни не оказалось, точнее это был тот самый первый случай, когда Отец на Коло Жизни опоздал, чтобы Дивный не выбрал его. Перший узнал о решении младшего брата позднее, и очень ему огорчился. Так как считал, что Дивный должен был войти в печищу Атефа на правах старшего, на правах равного.

Асил, конечно, мог отказаться от творения краснокожих людей, порой лишь с едва заметным тем оттенком, но не стал, поелику не хотел рушить замыслы Родителя. Но Дивный войдя в печищу Небо, увы! и так нарушивший намерения Родителя, не смог, да и не посмел потребовать для своих человеческих отпрысков предназначенного оттенка кожи.

Хотя я точно знаю, Отец очень просил Родителя об изменении принятого решения, в первый черед ссылаясь на то, что тяжело станет Асилу.

Асилу, одначе, тяжело не стало, ведь ему всегда помогал Перший.

Всегда и во всем.

Уплощенное и единожды округлое лицо старшего Атефа с широкими надбровными дугами, несло на себе прямой, орлиный нос, с небольшой горбинкой и нависающим кончиком, широкие выступающие скулы и покатый подбородок. Весьма узкий разрез глаз хоронил внутри треугольные по форме зрачки, занимающие почти две трети радужек, цвет которых был карий. Впрочем, и сами радужки почасту меняли тональность, с тем бледнея они обретали почти желтый цвет, единожды заполняя собой всю склеру, а погодя наново темнея, одновременно уменьшались до размеров зрачка, приобретая вид треугольника. На лице Асила не имелось усов и бороды, потому четко просматривались узкие губы бледно-алого, али почитай кремового цвета. Черные, прямые и жесткие волосы справа были короткими, а слева собраны в тонкую, недлинную косу каковая пролегала, скрывая ухо до плеча Бога, переплетаясь там с зелеными тонкими волоконцами, унизанными крупными смарагдами. Обряженный в распашное, зеленое сакхи без рукавов с обработанными по краю выреза и вороту буро-золотыми узорами, Асил держал на своей голове особый ореол-венца. Широкий платиновый обод по кругу украшали шесть шестиконечных, платиновых звезд крепленых меж собой собственными кончиками. Единожды из остриев тех звезд вверх устремлялись прямые тончайшие дуги, напоминающие изогнутые корни с множеством боковых, коротких ответвлений из белой платины. Они все сходились в единое навершие и держали на себе платиновое деревце. На миниатюрных веточках которого колыхалась живая малая листва и покачивались разноцветные и многообразные по форме плоды из драгоценных камней так, что наблюдался их полный рост от набухания почки до созревания.

Подле Асила стоял Огнь, он также вышел из кумирни. Некогда лучица моего Отца, Огнь, однако, не рос подле него. Родитель сразу решил их разлучить, и о том сообщил еще на совете, когда выдавалось разрешение на явление лучицы. Только и с тем решением старший Димург во всем, в воспитании и росте лучицы Огня, принимал активное участие. Может потому, еще один мой старший брат оказался довольно-таки привязан к Небо и Дивному и вельми редко с ними конфликтовал. Огнь, как и все Расы, имел молочную кожу, с выступающим золотым сиянием, ноне, правда, очевидно, вследствие утомленности самую толику мерцающего. Огненно-рыжие длинные волосы его были схвачены позадь головы в хвост. А по лбу пролегала тончайшая золотая нить-венец, унизанная семью крупными, ромбической формы, желтыми алмазами. У Огня в отличие от Расов отсутствовал волосяной покров на лице, а само оно имело четкие линии, с квадратным подбородком, где в целом высота его превосходила ширину. Ажурные дугообразные брови, слегка впалые щеки, крупные с приподнятыми вверх уголками удивительные по цвету радужнозеленые глаза, в коих переливались, переплетаясь с зеленым, красный, оранжевый, желтый, голубой, синий и фиолетовые оттенки, полностью утаивая внутри той мешанины сам зрачок, прямой нос спинка с закругленным кончиком, и тонкие огненно-красные, придавали обобщенно его лицу мягкость. Одетый в белое сакхи Огнь всегда и во всем искал простоты, не мудрёности, потому и венец его смотрелся без всякого величия, совмещая в себе только мощь и степенность.

Асил, уж не ведаю как Огнь, ибо брат Владелину видел не раз и не почувствовал в ней меня, несомненно приметил особое сияние.

Я не просто узрел его взор на лице отроковицы.

Я его почувствовал на себе.

И взгляд его так неприятно принялся колупаться в мозгу девочки. Так как мог делать лишь взор Асила и Небо. В этих Богах не имелось мягкости прощупывания Першего и Дивного, ласкающе оглаживающих. Если они прощупывали, то свершали сие грубо, резко, и, кажется, в отношении моей общей слабости, очень болезненно.

Не ошибусь, если скажу, что на той встрече, где подле меня стояли дети, альвы, гомозули Расы… днесь вже Расы пытались облыжничать Атефов. Посему показывая девочку и вроде как меня, они лишали возможности последних ко мне прикоснуться. Свершая сею уловку, Расы, определенно, не думали о моей чувственности, преследуя только собственные интересы.

Интересно, знал о данной уловке Родитель, Отец?

Неужели, ведая о ней, смолчали?

А тем временем несчастная плоть девочки ощутила, мощный, резкий взгляда Асила, каковой вроде как сорвал волосы с ее головы, содрал всю кожу с лица. Он, тот взгляд, определенно, пробил лобную кость черепа и ударился об мозг, отчего значимо заколыхалось мое сияющее естество. Потому, абы прекратить это тягостное колыхание, я велел Владелине воззриться прямо в глубину карих треугольных зрачков глаз Асила, и, наполнив саму ее голову сиянием собственного естества, четко и резко легохонько вскрикнул: «Не смей меня трогать!»

Густая волна того хлесткого, хоть и низкого зова, моего зова, наполненного болью, огорчением и смурью по Отцу, несколько правда плывущего приглушенно, окатила и старшего Атефа, и Дажбу, и Огня… Отчего Асил малозаметно качнулся, а Расы взволнованно уставились на девочку. Несомненно, и Дажбе с Огнем досталось от меня. Впрочем, сила моего зова была слаба. Не то, чтобы я так пытался его послать, просто от досады мгновенно уменьшилась его мощь.

А вместе с тем ослабел и я…

И тотчас пространство предо мной загородила разком появившаяся спина Вещуньи Мудрой, она просто заслонила собой от Богов девочку. А вслед за спиной царицы белоглазых альвов проплыла и вовсе густая красная пелена с раскиданными на ней сине-желтыми звездами и серебристыми пятнами. И это было не отключение, а нечто иное… может так проявилась моя слабость.

Безусловно, и спина Вещуньи Мудрой, и уведенный Дажбой Асил в гаран стало инсценированной постановкой по внедрению задуманного обмана против печищи Атефов. Только данный обман явственно не благодатно сказался на мне. И то, что пожертвовал Дивный единым взглядом Асила и Усача было растрачено.

Хотя, верно стоит рассказать и об этом взгляде старшего брата и вообще о нем…

Усаче…

Втором из сынов Асила.

Слывущим самым мягким из Богов в лоне Небожителей.

Отец рассказывал, так как я вельми всем интересовался, что Усач в образе лучицы имел самое большое количество человеческих жизней. Он был дюже ленивым, а Асил, досель потерявший две лучицы, окружал его особыми условиями, почитай ограждая от каких-либо волнений и соперничества. Все Боги и особенно Родитель не раз, при помощи особых обрядов проводимых демоницами, проверяли состояние лучицы Усача, страшась каких уродств. Но уродств и ущербности не имелось. Было только долгое его формирование. Неторопливые жизни так, что того не выдержав Родитель повелел Першему изъять Усача из Травьянды Асила (первой его Галактики), и переместив в Дымчатый Тавр создать менее благодатные условия для плоти.