Текст книги "Нойды. Черный вензель"

Глава 9
Начало дружбы

Кинебомбе нелегко далось даже недолгое общение с ребятами. С недобрым чувством он вдруг осознал, что они неплохо освоились в новой своей реальности. Вот уже проворачивают собственные планы, ищут новых сочувствующих, а он у них на подхвате. Раньше такими делами занимались бы Эдик или Элла, они с самого начала ощущали себя с пятеркой на дружеской ноге.

А для него с детьми всегда было связано какое-то нехорошее, тревожное чувство, хоть по-человечески он жалел их, бедолаг. Несчастные жертвы бесчеловечных опытов, которые по своей юности считают, что могут жить как нормальные люди. Антон теперь точно знал – не могут. Зато втягивают в свое окружение все больше людей, которым знание их тайны не сулит ничего доброго. Вот и этот парень, сводный брат Пятницы… Ему и так будет нелегко потерять сестру, но это он пережил бы, все как-то справляются с потерями. Но вот как жить дальше, зная такую невозможную тайну? В том, что первенцам не выжить, Кинебомба был вполне уверен. Слишком много странного, темного, неконтролируемого начинало клубиться вокруг них.

Дома он не переоделся и даже не согрелся с улицы чашкой чая – сразу продолжил читать дневник Орсона Брука.

14 сентября

Сегодня прогулял школу – хотел получше подготовиться к вечернему походу в гости, настроиться и все такое. Весь день думал об этом, даже начал волноваться. В основном прикидывал, как произвести впечатление на Мию. Хотя про парня, Тома Сандерса, я тоже не забыл, почитал про него на школьном сайте. Он новичок в нашей школе, но тот еще задавака: одна девчонка писала с восторгом, что в первый же учебный день на проверочном тесте по истории он поленился записывать ответы на вопросы и вместо этого написал номера страниц учебника и координаты нужных строчек. Понятно, что с таким держи ухо востро. Интересно, вскружил он уже голову малышке Мие? Наверняка, она ведь младше, новенькая, ну и все такое… Но главное, от меня-то им что нужно? Неужели решили повеселиться, а мне уготовили роль клоуна? Меня трясет, как только начинаю думать об этом. Но ведь если не схожу, то и не узнаю, верно? Значит, решено.

Я специально пришел на четверть часа позднее, чем договаривались, – пусть не думают, что я прям мечтаю об их компании. Дом в одном из дорогущих районов города принадлежал родителям Шарлотты, или Чарли, как она попросила ее называть. Мать Чарли, маленькая женщина, дочке по грудь, встретила меня у ворот улыбкой и обещанием скорого ужина. Велела подниматься на второй этаж, сказала, что меня уже ждут.

Они были там, все трое. Стояли кружком у клетки с волнистыми попугайчиками и пытались научить их говорить, при этом дурачились и хохотали, как обычные придурки. Но мне было хорошо в их компании, жаль, опять пошли эти дурацкие вопросы. Сдалось им, родной я сын или приемный! Я вспомнил надутые лица своих родителей и с удовольствием соврал, что подозреваю усыновление.

Потом спрашивали про тот случай в столовой. Тут я ничего привирать не стал, рассказал все четко, даже упомянул, как кто-то из ребят вызверился на гада.

Потом нас позвали вниз, и мы ужинали вместе с родителями Чарли, в окружении их трех собак и двух кошек, которые зорко наблюдали за нами. Было весело, хозяин дома рассказывал много интересного и смешного – он археолог, а у них в поездках чего только не случается. И малышка Миа так смеялась каждой шутке, что мне было трудно не таращиться на нее. Вечером отец Чарли развез нас всех по домам.

Вроде бы отстойный вечер, ничего интересного, но мне почему-то понравилось. У меня дома все не так. Стоит мне, сестре и родителям оказаться в одной комнате, сразу скандал. И гости не спасают, сестра однажды попробовала пригласить – с тех пор никого больше к нам не зовет, сама вечно где-то пропадает. Еще я подумал, что, хоть по отдельности эта троица мне не особо нравится, только Миа, но не как друг, разумеется, – я бы все же хотел быть в их компании и поймал себя на том, что уже жду нового приглашения.

* * *

«Которого так никогда и не последовало», – кратко прокомментировал Давид в конце страницы.

* * *

Когда встревоженная и расстроенная Таня Милич – разговор с братом прошел не совсем гладко – вернулась в квартиру Эллы, Маго уже успел рассказать всем честную историю своего похищения, а также поведать о ее последствиях. Теперь Платон и Злата округлившимися глазами молча рассматривали снимки другой Виктории. А мальчик сиял: ему не по душе было скрывать что-либо от самых близких друзей.

Впрочем, кое о чем он все же умолчал – и сейчас, и прежде с Таней. Коротко упомянув про своего близнеца, не стал говорить, что тот вот-вот объявится в особняке и что он, Маго, предвкушает момент их встречи, которую придется начать с серьезной воспитательной беседы. Уж тут ему удобнее действовать в одиночку.

– Что нам сейчас делать? – Злата произнесла вслух главный вопрос. – Вы же понимаете, что в том, что касается жизни Викиной мамы, счет идет на часы или даже на минуты. Вика не может находиться рядом с ней неотлучно. Женщина должна узнать, что ее дочь жива и с ней все в порядке.

– А это ее… ну, не добьет? – с порога комнаты засомневалась Таня.

Несколько секунд все молчали. Потом Воронцов сказал:

– Этого мы не знаем. Но Злата права: надо показать ей эти снимки как можно скорее при условии, что Вика в этот момент будет рядом с матерью.

Таня робко подняла руку – перебивать Платона она не решалась.

– Что, Танюш?

– Вика уже с мамой. Ее отец добился, чтобы его жену перевели в отдельную палату, но со всей аппаратурой, как в реанимации. Вике разрешили находиться в палате, правда, только до ночи. Потом грозятся выгнать. Но она говорит, что не уйдет, вцепится там во что-нибудь, не станут же силой тащить.

Платон довольно кивнул, пятерней зачесал назад волосы:

– Очень хорошо. Тогда мы сейчас же отправляемся туда, показываем фотографии и обеспечиваем условия, чтобы Вика осталась рядом с мамой на всю ночь.

– Точно! – радостно завопил Маго и от переполнявших его чувств пару раз высоко подпрыгнул на месте. – Командой мы все можем. Платон коснется того, кто попробует выставить Вичку, и тот сразу поймет, что нельзя разлучать мать и дочь в такой ситуации. Не поймет – я его камушком легонько… ему не до разборок станет. Самым въедливым Златка поглядит в глаза, и они помчатся искать, перед кем покаяться.

– Так мы отделение вообще без персонала оставим! – хихикнула Злата.

– Но в целом план хороший, – одобрил Понедельник. – Только помните: избегаем всяческой агрессии и на всякий случай держимся разрозненно.

До больницы они добрались пешком – в маленьком городе все близко. По пути Таня позвонила Вике, предупредила, что они скоро будут и что им необходимо попасть в отделение, где лежит ее мать. Фомина была настолько расстроена, что даже не стала спрашивать, что задумали друзья.

Первое же препятствие поджидало их у прохода к лифту – там держала оборону крючконосая древняя вахтерша.

– Посещения на сегодня закончены! – пронзительным фальцетом предупредила еще издали, стоило ребятам зайти в больничный холл.

– Златка, давай ты? – вопросительно глянул на девушку Маго. – А то она такая дряхлая, неохота ее пугать.

– А душить? – хмыкнула Злата, впрочем не слишком уверенно: старушку необходимо было убрать с пути.

– Я справлюсь, – пресек их перешептывания Платон.

Широко улыбнулся и зашагал прихрамывая через холл к грозно привстающей вахтерше. Подошел, склонился над ней и словно невзначай коснулся предплечья. Начал что-то говорить.

Пару минут спустя он обернулся и жестом подозвал остальных. В выцветших глазах старухи мерцали слезинки, она взволнованно шептала:

– Лифтом не пользуйтесь, по лестнице тишком идите, чтобы кому из врачей на глаза не попасть. Отделения еще открыты, шмыгните незаметно. На третий этаж вам.

– Что ты ей такое наплел? – по пути к лестнице спросил Угушев.

Платон на ходу расплылся в довольной улыбке:

– Правду. Ну, почти. Можно было и не касаться ее, душевная бабулька попалась.

Вика стояла в дверях палаты, беспокойно высматривая ребят. Она не понимала, чем они могут помочь ее приемной матери, но ведь не просто так они решили все вместе сюда прийти. Сердце выскакивало из груди от тревоги: ситуация была хуже некуда. Отец в кабинете главврача обсуждал, что еще можно предпринять по спасению тяжелобольной.

Они появились в конце коридора всей гурьбой – хорошо, дежурная сестра временно отлучилась с поста.

– Ну как она? – обнимая подругу, спросила Таня.

– Плохо, – коротко сообщила Фомина. – Думаю, мама жива до сих пор лишь потому, что я рядом.

– Но она в сознании? – заглянул через ее голову в палату Платон.

– Частично. Иногда зовет Вику, но не меня. Меня как будто не видит в упор. Мне очень страшно.

Воронцов положил ладонь ей на плечо, и Вика слегка приободрилась, даже сумела выдавить улыбку:

– А я почему-то решила, вы нашли еще кого-то… ну, из таких, как мы.

– Кого это? – удивился Маго.

– Кого-то, кто исцеляет, – простодушно ответила Вика.

– Нет, не нашли, – сказал Платон. – Но мы не с пустыми руками. Можно, я и Маго зайдем в палату? А вы, девочки, затаитесь пока где-нибудь.

Вика отрешенно кивнула и попятилась, освобождая проход. Злата с Таней направились в просторный холл с лоджией, на которой можно было спрятаться.

Мальчики подошли к кровати. Перед ними лежала неподвижно на спине женщина с измученным лицом. Глаза ее были закрыты, но веки трепетали – она не спала. Словно ощутив чужое присутствие, старшая Фомина открыла глаза, без всякого выражения посмотрела на ребят и снова равнодушно их закрыла.

– Вы сказали, можете помочь, – Вика, зайдя с другой стороны кровати, переводила лихорадочный взгляд с Платона на Маго и обратно. – Как именно?

– А вот посмотри. – Воронцов осторожно разложил на одеяле в ногах больной фотографии.

Вика склонилась над ними, потом рывком схватила одну, поднесла к самому носу – в палате было темновато.

– Не понимаю… это я? Но где, когда? Не помню…

– Это не ты, – заверил девочку Маго. – Это та, другая, которая тоже Вика.

– Но она же… – Вика попятилась, оперлась спиной о стену.

– Да, теперь уже ясно, что вы с ней близнецы. И ты – такая же дочь Фоминых, как и она, хотя твоя мать тебя не рожала.

– Как вы ее нашли?

– Маго нашел. Наверняка он сам тебе потом все расскажет, подробно и с удовольствием.

Словно уловив в их речи что-то важное для себя, женщина на кровати зашевелилась и распахнула глаза, на этот раз с более осмысленным выражением. В поле ее зрения попал Платон.

– Доктор? – спросила слабым голосом. – Снова колоть?

– Я не доктор. – Воронцов неловко шагнул к изголовью кровати, наклонился над ней. – Я друг вашей дочери. Мы пришли, чтобы показать вам вот это.

Со всеми предосторожностями приподняв подушку, чтобы больной было удобнее смотреть, он поднес к ее лицу фотографию. Маго же моментально извлек из своих карманов, в которых можно было отыскать что угодно, маленький фонарик, направил на изображение.

Женщина слабо вскрикнула, и Вика взяла ее за руку. Пальцы второй руки слабо поползли по портрету, до самой родинки над губой. В отличие от Вики, она сразу поняла, кто изображен на фото.

– Где она? Где моя дочь? – Удивительно, но голос теперь звучал твердо, требовательно.

– Не волнуйтесь за нее, – сказал Платон. – У Виктории все хорошо, и ей ничто не угрожает. Вам нужно окрепнуть, чтобы потом отыскать ее.

Анна Дмитриевна жадно просмотрела снимки один за другим, потом вдруг с глухим стоном подалась вперед, ухватила Вику за край свитера. Подтянула к себе.

– Доченька моя! Прости меня! – И принялась целовать ее руки.

* * *

И на процедурах, и в столовой, и даже гуляя с Эллой по Городку, Редкий мог думать лишь об одном: как уговорить сталкера Васю отвести его на этаж, где подращиваются новые детишки для проекта «Первенцы». Идеи приходили в голову и тут же отметались как нерабочие. По-прежнему делать вид, что он из крутой семьи? Да он понятия не имеет, какие они, крутые, живо спалится. Пообещать большие деньги? Но едва ли они так уж нужны живущему на всем готовом одинокому санитару. А потом где их взять, эти самые деньги? Разве что квартиру с машиной продать.

Доведенный до отчаяния Эдик брел по Городку в одиночестве. Он смутно помнил, что в какой-то момент Элка зашипела обиженно и гордо удалилась. А может, решиться на шантаж? Сказать, к примеру, что он записал их разговор на телефон и готов показать руководству, – а у него там, кстати, и знакомые имеются, те, которые устроили на лечение. Едва ли руководителям такого необычного Института понравится, что кто-то самочинно шляется по всем тайным уголкам, да еще и экскурсантов водит. Но нет, хитрость шита белыми нитками, да и попросту стыдно.

Эдик уже поднялся на свой этаж и шел мимо палат, уныло шаркая ногами в войлочных тапочках. В послеобеденный час больных в длинном коридоре не было, только кто-то из санитаров ходил с моющим пылесосом. Эдуард, обходя мокрую полосу, машинально глянул – и состыковался взглядом с любопытными, прямо сорочьими глазами сталкера. Тот смотрел выжидательно, даже рот слегка приоткрыл, и Редкий вдруг сказал:

– Привет, Василий! Слушай, может, прервешься пока? Пойдем по пивку двинем.

Маленький санитар в ответ улыбнулся несмело и быстро-быстро заморгал, будто не верил до конца своим ушам. Потом просиял и поскорее выключил свое оборудование, руки суетливо обтер об халат:

– Ну, если не шутишь… в Городок? Я там классное местечко для своих знаю!

Час спустя они с Василием уже были в дальней части Городка, куда пациенты обычно не добредали. Сидели в «кабинете» – высаженные в кружок кусты надежно закрывали стол и два диванчика, распивали неизвестно какую по счету бутылку и азартно колотили по столу солеными бычками. Оба раскраснелись, были веселы и величали друг дружку не иначе как братьями.

– Так что выбираешь, брат? – азартно навалился на стол сталкер. Рабочий комбинезон он снял, остался в драненькой футболке с надписью «Сила в любви». – Да я тебя везде проведу, не сомневайся даже. С глазом тебе тут пару недель еще куковать, пока вырастят, то да се. Все повидаешь. Ты только скажи, с чего начнем.

Эдик старательно изображал задумчивость. Удавалось плохо, потому что голова норовила завалиться на ватной шее, а единственный глаз видел как-то странно: будто сидит напротив Вася, а справа и слева от него вроде как тоже он, но половинчатый, так и сидят все три Василия веером. Наконец Эдуард совладал с собой и небрежно произнес:

– Я тут слышал кое-что. Будто у вас где-то растят детишек со сверхспособностями. Вот бы на них глянуть. Или до них ты пока не добрался, а, брат?

Василий дернулся и сложился вдруг в единое целое. Зыркнул глазами по сторонам и сказал тихо, грустно:

– А вот сейчас ты мне соврал, брат. Не мог ты о них слышать.

– А вот и мог! – решил идти напролом Редкий. – Что, думаешь, такая уж тайна? Их ведь потом просто выкидывают в городской парк, я еще пацаном был, когда такое случилось. Разговоров и слухов тогда хватало. Думаешь, так трудно угадать, откуда такие чуды-юды берутся?

Сталкер молчал, смотрел исподлобья, и Эдик даже протрезвел от испуга: вот сейчас как кликнет охрану. Василий встал, вышел из-за стола и на удивление четко вписался в проход между кустами. Редкий обреченно уронил голову на руки, лихорадочно соображая, что натворил и не подставил ли Эллу.

Но тут санитар показался из-за кустов снова. В руках он нес круглый поднос, с которым прежде прибегал официант. На подносе стояли еще четыре бутылки и вазочки со снеками.

– Ну вот, теперь не потревожат, – произнес он, плюхаясь на диванчик. – Но ты все равно говори на такие темы шепотом, усек? С этим тут не шутят.

– Значит, в курсе про них? – воодушевился Эдуард.

– В курсе. Видел. Да если б только их, – прикрывая тонкими птичьими веками глаза, загадочно изрек Василий.

– А кого еще?

– Давно дело было, – после паузы все более многозначительно продолжал санитар. – Знаю, что и сейчас новая группа имеется, но я в той лаборатории побывал лет этак двенадцать назад. И больше, знаешь ли, не тянет.

– Это почему же?

– Да потому, что едва живым оттуда ушел. Будь у меня нервишки и сердечко послабже, не сидел бы тут с тобой. – Василий глубоко вздохнул и провел рукой по лицу, словно убеждая себя, что он в самом деле по сию пору жив. – Да что я, сейчас туда и профессора многие боятся ходить. Говорят, что эксперимент давно прикрыли бы, если бы кто-то очень могущественный не отстегивал за него большие деньги.

– А что там ты видел? – заерзал от нетерпения, едва не опрокинув одноногий столик, Редкий. – Расскажи, Вась!

Санитар кивнул.

– В общем, когда я про детишек услышал, то, как и ты, покой потерял. Много чудно́го в Институте, но детишки со сверхспособностями… Долго готовился, уж больно секретные разработки. Неделями ключи подбирал, браслеты нужные, а однажды ночью все же рискнул. Называется то место Северный коридор. Проник я на этаж часиков этак в четыре утра, чтобы уж точно ни на кого не нарваться. Отсек на этаже, где держат ребяток, всегда ярко освещен. Дети заперты в клетушках без окон, но к каждой двери выведен экран, и можно наблюдать за ними. Ну, я разве что мог увидеть, как они спят там на своих кроватках без подушек и одеял. Только матрасы одни из какого-то синтетического материала. Голенькие, при свете, свернулись на матрасиках и спят, все равно как зверята какие.

Василий прерывисто вздохнул и поежился, словно заново переживая ту далекую ночь.

– Разглядывал я их и обо всем забыл, только в последний момент услышал за спиной – вроде как дверь приоткрылась. Там рядом с клетками коробки какие-то стояли, я за них нырнул и затаился. А когда увидал, что за ужас по коридору движется, чуть не заорал в голос. Вот, гляди!

Он рывком выкинул вперед и сунул Эдуарду под нос повернутую боком кисть руки.

– Видишь ямки? Это я зубами прикусил, следы навсегда остались. Прямо в глотку себе запихнул, чтоб даже не пискнуть. Потому что по коридору шла жуть несусветная: вроде как карлик, только без волос и без кожи.

– Как без кожи? – охнул Редкий.

– Ну конечно, была у него кожа, только прозрачная. Не совсем опять же, а на манер матового стекла. Органы все видать, косточки скрюченные – в общем, мерзость. На плечики черная овечья шкура накинута. Подошел к экрану – я еще удивлялся, чего они так низко расположены, даже для моего невеликого росточка. Посмотрел, переключил что-то, там показатели всякие высветились. Потом ушел к себе в комнатушку, а шкуру у двери на крюк повесил. В общем, я отдышался и хотел уже делать ноги. Но любопытство меня взяло – подумал, когда еще сюда доберусь? Подождал, пока то чудище задрыхнет, подошел и попытался открыть одну из клеток. Потом сообразил, что они открываются с электронного табло на стене. Что?

– Ничего, – сказал Эдик, покачивая головой. – Просто не представляю, каким смельчаком надо быть.

Санитар Вася, не в силах сдержать довольную улыбку, замахал на него руками:

– Да ну, я просто очень любопытный. Захотелось ребеночка получше разглядеть, а то лежат и лежат. Только начал табло изучать, вдруг – удар! И не с тылу, а в грудь мне нечто вдарило так, что дух вон. И я, можно сказать, умер. Потом очнулся, в глазах – тьма, тело – ватное. И понял, что валяюсь на пожарной лестнице этажом ниже.

– Что же это было? – снова не выдержал Эдуард.

– Не знаю. Но думаю, что карлик все же меня засек и воздействовал каким-то бесконтактным способом, потом перетащил на лестницу, но начальству не сдал, это пострашнее смерти было б. Так что я на него не в обиде. Говорят, существа эти детей защищают, и это хорошо: должен же хоть кто-то их, бедолаг, защищать, – с горечью закончил сталкер и жадно припал к бутылке. – Но теперь там и похуже дела творятся, с новой партией-то. Профессора гибнут, и ведь их точно не карлики мочат. Похоже, эксперимент зашел в тупик. Может, со дня на день зачистят там все, и дело с концом.

Эдуард от этих слов вскочил на ноги, опрокинув столик. Хорошо, шустрый санитар успел подхватить то, что на нем стояло.

– Эй, ты чего?!

– Страшные слова говоришь, Вась. Тебе ведь и самому их жалко, этих детей.

Сталкер шумно вздохнул, покачал головой:

– Жалко. Но лучше горемыкам сейчас отмучиться, чем… их ведь в покое не оставят, сам понимаешь.

Эдик кивнул. Некоторое время они молча стояли друг против друга. Потом Вася спохватился, сел сам и приятеля за рукав притянул к стулу.

– Ну так что, после таких разговоров есть у тебя желание в Северный коридор соваться? Вот лично у меня – ни малейшего.

– Не знаю, – подумав, выдавил Эдик.

Похоже, авантюра себя не оправдывала, даже если удастся сделать фотографии. Риски слишком велики, они могут попасться, а то и вовсе погибнуть. Не лучше ли бросить все силы на то, чтобы защитить хотя бы пятерку «своих» ребят?