Текст книги "Зачем?"

Следующий кадр: Ужовы сидят в уютных велюровых креслах, забранных полиэтиленовыми чехлами.

В некотором отдалении, у большого огнедышащего камина сидит, потягивая томатный сок, крупный лысый мужик с абсолютно круглым животом, смиренно отдыхающим на коленях владельца.

– Здравствуйте, – приветливо сказал круглобрюхий. – Я сожалею, что моим друзьям пришлось нарушить ваши планы.

– Здравствуйте, – приветливо ответили Ужовы. – Ничего страшного.

– Ничего? В самом деле? – Круглый живот чуть повернулся в сторону Васьки, которому показалось, что подвинулись все стены гостиной. – Тебя как зовут?

– Василий, – с достоинством сообщил тот. – А вас?

– Мар Марыч, – ответил живот. – И в каком классе ты учишься, Василий?

– А вы? – поинтересовался Васька.

Живот колыхнулся. Хозяин с еле заметным удивлением взглянул на старшего Ужова и поставил томатный стакан на тёмно-красный столик с резными ножками.

– Понятно. Слушайте. Я не даю и не беру обещаний. Вы оказались не в то время и не в том месте. Избавиться от ваших трупов – пять минут работы. Но пока вы ехали ко мне в гости, я случайно посмотрел новости. Вы Ужовы?

– Из чего следует, – вежливо улыбнулся Иван Иванович, – что мы всё-таки оказались в нужном месте в нужное время. Не так ли, Мар Марыч?

– Конечно. А проверить всё-таки надо. – Хозяин чуть приподнял ближайший к лицу подбородок.

В дверях показался крепыш, уже без шапочки, но с пистолетом. Кивнул. Щёлк, хлоп! Пуля пробила Васькину шею. Иван Иванович вздрогнул – и в следующий миг схватился за своё продырявленное плечо.

Кровь из обеих ран, слегка побрызгав на полиэтилен, предохранявший обивку кресел, остановилась. Дырки затянулись свежей плотью.

У хозяина пропали все восемь подбородков, а крепыш, нарушая субординацию, произнёс десять – двенадцать коротких ненормативных слов.

Исчерпав лексикон, крепыш осмотрел и обнюхал своё оружие, после чего повторно прицелился в Ваську, очевидно, полагая, что осечки бывают разные.

– Убери, – выдохнул хозяин. – Иди. Ты теперь – слепоглухонемой. Понял?

Крепыш кивнул и спрятал пистолет.

Пока Галина готовила завтрак, Николай рассказывал Марии о своих исторических находках. Он любил архивы, книжную пыль и потемневшие зеркала. Ему казалось, что всё былое он видит намного чётче, нежели актуальное современное. Он давно не обращал внимания на прессу, жил своим умом, уважал жену за крепость духа, путешествовал по России при любом удобном случае. А то, что в родном сибирском городке ему ещё и учительствовать разрешали, воспринимал как милость. Как ни странно, в этой провинциальной школе даже зарплату давали вовремя – в отличие от остальных российских школ начала двадцать первого века.

Мария с облегчением в душе слушала его плавную речь, правильно построенную по-русски, а Галина разливала чай с травами, ненавязчиво подхватывая фразы Николая, и такая гармония царила за этим утренним столом, что передать её можно было бы только хорошей музыкой.

Галина тоже учила детей истории, но почитывала и фантастику, и модную эзотерику, собирала конфессиональную прессу и листовки от всевозможных сект, мечтала купить домик в лесу с большим телескопом на крыше, варить малиновое варенье и написать книгу сказок для современных малышей, ушибленных прогрессом.

Они оба настолько выпадали из обоймы человеческих стереотипов столицы, насколько и было уникальным сегодняшнее состояние души Марии, то есть насколько и нуждалась она в чём-то совсем незнакомом, из другого мира, в котором – по крайней мере здесь и сейчас – её никто не разыскивал.

По счастью, в их комнатке не было телевизора. Мария могла успеть рассказать своим знакомцам свою правду – прежде чем телеохотники что-нибудь соврут. Слушая Николая, она тщательно перебирала выражения, но всё никак не могла придумать начало.

– А вы скажите как есть, и мы поймём. Не бойтесь, – вдруг подсказала ей Галина, почуявшая замешательство гостьи.

Мария решилась – и вынула из-за пазухи Петровича. Крыс проснулся, очень возмутился и молниеносно исчез в глубинах сумочки.

Супруги не отреагировали на Петровича ни единым движением, что обнадёжило Марию. Если б Галина изобразила какое-нибудь нервическое ойканье с расплёскиванием чая по скатерти, Мария могла бы спокойно уходить и не вспоминать минувшую ночь. А если бы выступил ещё и Николай, то тем более выйти вон следовало бы побыстрее.

Но нет. Внимательные глаза, терпеливое ожидание. С тем же эффектом она могла бы предъявить им удава, жирафа или пингвина. Чистые люди.

Мария закрыла сумочку и сказала:

– Меня ищут.

– Очень? – спросил Николай.

– Очень. Я работаю… работала… в научно-исследовательском институте. Директором. Я не очень учёный доктор мудрёных наук, но хороший организатор. Мне всегда поручали что-нибудь возглавить, у меня легко получается руководить. Так вот. На последнем месте работы я провела всего около четырёх месяцев – и очень крупно проштрафилась. Подробности рассказывать долго, но в результате моего головотяпства произошли неприятности. Куда-то испарились все сотрудники самой секретной лаборатории, с которыми я не успела даже познакомиться… – Мария замолчала, чувствуя, что говорит не то и что её слушатели это понимают.

Галина подлила ей чаю, намазала булку маслом и погладила по руке.

– Если вам трудно, Маша, подождите, соберитесь с мыслями. Вы нам ничем не обязаны. Вам, очевидно, сейчас очень тяжело. Мы с Колей завтра отдаём эту комнатку хозяйке и возвращаемся в свой городок под Новосибирском. Может, вам что-то нужно? Хотите – я поговорю с хозяйкой? Возьмёте комнатку?

– Я не знаю, – вздохнула Мария. – Я заражена. Мои секретные сотрудники долгие годы делали опыты, получили результат, а испытания – после животных – почему-то провели на мне. С успехом. Без спросу.

– Какая-нибудь новая чума двадцать первого века? – с пониманием откликнулся Николай, много читавший об оружии разных времён и народов.

– Можно сказать, что да. Но вы не бойтесь: воздушно-капельным путём это, скорее всего, не передаётся. – Мария всё-таки заметила в глазах у Галины короткий всполох осторожной тревоги.

– А зачем вас ищут? Лечить? – спросил Николай.

– Это не лечится.

– Изолировать от общества?

– В лучшем случае, – сказала Мария.

– А в худшем? – немного удивилась Галина. – Не убивать же человека, которого какой-то дрянью заразили нечестные люди! Это их надо ловить!

Мария выбралась из кресла, подошла к окну, полюбовалась на пламенеющие купола Храма Христа Спасителя. Причитания Галины почему-то придали ей храбрости. «Какая разница – сегодня, завтра! Всё равно все узнают когда-нибудь! Мне-то уж действительно всё равно: сегодня или завтра. Или через сто лет!»

Обернулась и отрезала:

– Эта дрянь – бессмертие.

…Тишина всего дома смодулировала в другую тональность. Всем участникам немой сцены послышался далёкий звон. Мария невольно покосилась на Храм, что сиял у неё за спиной, отражаясь во всех поверхностях комнаты, – будто зазвонили к службе, и пошёл великий грохот монохорда, высочайшим валом, и воды всех морей выплеснулись на всю сушу Земли.

Николай ещё в Новосибирске, у билетной кассы, чувствовал приближение какого-то состава – кроме того поезда, на котором собирался в путь с женой. Конечно, интуиция – дочь информации, как полагают психологи, авторы учебников. Да и повод, по которому они с Галиной собрались в Москву, давал возможность пошевелить мозгами. Шутка ли: постоять ночью на Красной площади с ленинской кассетой и проверить своими шестыми-седьмыми чувствами истинность либо ложность контактёрских сообщений и тому подобное. И когда к ним Мария с сумками подошла, жалкая, но хорохорящаяся, он тоже что-то почувствовал, но – по обыкновению – не поверил. Он уважал документы, предметы материальной культуры, археологические черепки, кости трудопринуждённых Энгельсом обезьян и даже бездоказательный бред Дарвина. Последний странно убедил Николая в своей эволюционной теории только тем, что ради так называемой науки отказался от карьеры священника.

Галина, как сказано выше, почитывала другие книги, уважая мнения разных авторов. Плюралистка, понимаешь ли. Российские женщины вообще лабильнее мужчин в мировоззренческих проблемах, а Галина ещё и учительница, историк, а дети на уроках стали задавать такие вопросы!.. И ни в одном учебнике нет ответов.

Названные различия в способах познания мира не мешали супругам жить дружно и даже счастливо. Оба беззаветно любили Россию и по вечерам частенько вели беседы, обмениваясь опытом: кто что ещё нашёл нового хорошего о Родине, дабы сообщить сначала супругу, а потом детям в школе. Поставят самовар и давай меняться находками!.. Собирали по крупицам, по газетам, редким книгам, архивам, по чердакам брошенных деревень, по надписям на заборах и в подъездах, словом, где попало, но – всё в одну большую прекрасную копилку любви к Родине. Иногда лишь под утро успокаивались.

Сегодня, 6 февраля 2003 года, распивая чай с прекрасной полузнакомкой, на груди которой спят белые крысы, супруги Николай и Галина, неосмотрительные вояжёры и гостеприимные русаки, получили проблему, на решение которой внезапно перешла вся их жизнь со всем накопленным скарбом – как душевным, так и материальным. Навсегда.

…По праву старшего первым отозвался Николай:

– Ещё чайку?

– Маша, вы, случайно, не в генетике работали? – робко спросила Галина.

– Да. А что? – пожала плечами Мария. – Я лично знаю людей… с той же проблемой, которые никакого отношения к нашему институту не имели.

– Да вы что? Есть и другие? – вскрикнула Галина. – Это же… это…

– Галя, помолчи минуту, – неожиданно приказал муж. – Я думаю, надо всё обдумать, перепроверить. Может, и не так всё плохо.

– Почему же плохо, Коля? – разгорячилась Галина. – Маша увидит светлое будущее!

– А ведь ты, Галина, умная женщина. По крайней мере была до сих пор, – сказал муж.

– Николай, можете проверить хоть сейчас, – горестно усмехнулась Мария. – Один добрый молодец на моих глазах проверил себя. Вышел с балкона во двор. С десятого этажа. А через пять минут уже поливал меня холодной водой, чтоб очухалась.

– Но здесь только третий этаж, – простодушно заметила Галина. – Или седьмой? Ой…

Мария и Николай невольно засмеялись.

– Хорошая ты баба, Галка, – заметил муж. – Маша, а ваш хвостатый спутник – он тоже… пострадавший на научной ниве?

– К сожалению, да. Его проверили посильнее, чем… с балкона.

– Маша, а почему вас ищут? – спросила Галина. – Вы же не виноваты, что у вас…

– Вот-вот, Галина, у меня. – Мария поёжилась, как от мороза. – Тут несколько обстоятельств. Во-первых, как говорит мой муж, очень умный человек, если вам на голову упал кирпич – значит, вы сами его об этом попросили. Во-вторых, он мне успел позвонить на работу и велел бежать – значит, есть основания. В-третьих, одна мудрая женщина, Дуня, узнав об этом заражении, сначала расплакалась, а потом вдруг нафантазировала очень любопытную перспективу. Мне бы такое в голову не пришло. А ей пришло следующее: если поймать меня и разделать на кусочки, то можно торговать бессмертием, как оружием. Ведь я бессмертна не только в цельности, но и каждая моя молекула…

От каждого её слова Галина вздрагивала, как от землетрясения. Преподаватель неточной науки, истории, эта добрая женщина любила на досуге попредставлять себе что-нибудь в сослагательном наклонении. В книжках, конечно, написано, что история не терпит всяких там если бы, но почему ж не покрутить известнейшие сюжеты в неизвестных направлениях? Например: а что, если бы Наполеон, вторгаясь в Россию, заболел холерой? Или влюбился бы в русскую крестьянку до помрачения рассудка? Чушь, конечно, однако эти упражнения очень ей нравились. Они были тем более увлекательны, что преподаватель-то – не просто человек со сведениями. Учитель истории в провинциальной российской школе – это фанат своего дела, он очень глубоко в материале, он всё читал. Воображение начитанной русской женщины, учительницы, сибирячки, – это вообще отдельная тема, требующая нескольких докторских диссертаций.

И пока Мария, стоя у окна спиной к Храму Христа Спасителя, рассказывала супругам свою историю, Галина воочию представила себе наиближайшее будущее в нескольких вариантах. Каждый начинался, естественно, с её любимого если.

Николай, в свою очередь, тоже вздрагивал, но, скорее, отражённой дрожью, поскольку чувствовал состояние жены. Он знал о её страсти к историческому фантазированию: сам не один раз обрывал её на полуслове, хватался за голову и умолял прекратить квазинаучное поведение. И сейчас он прежде всего беспокоился не за себя и даже не за Марию, а за жену, которую на глазах засасывало в пучину исторического приключения наяву, а это как раз и есть осуществление всех её надежд. «Лучше б моя Галина, как многие современные дуры, про мужика с картинки мечтала!» – в отчаянии подумал несчастный муж, трезво отдающий себе отчёт в том, что именно его жена никогда не будет читать глянцевый женский журнал, наполненный тайнами современного секса, поскольку всё её существо занято куда более жгучими тайнами.

– Теперь мне, – продолжала Мария, – надо принять несколько первоочередных решений. Куда податься? Где искать пропавших изобретателей вакцины? Чем помочь семье?

– Я думаю, – подал голос Николай, – бежать надо в одну сторону. А не в три.

– С какой начать? – грустно поинтересовалась Мария.

– Может быть, с семьи? – высказалась Галина.

– Если по-хорошему, то да. Семью я очень люблю. Но если за нами гонятся, а за нами, конечно, гонятся, то мы не должны делать охотникам такой подарок. То есть объединяться.

– Так можно всю жизнь пробегать! – вздохнула Галина.

– Душа моя, – назидательно сказал Николай, – ты хорошо понимаешь словосочетание всю жизнь в данном случае?

– Маша, если вы любите мужа и сына, то надо воссоединиться и спрятаться в надежном месте. Хотите к нам, в Сибирь? Там про вас никто не знает…

– Это временно. Узнают. И потом – как нам объединиться? Муж с Васькой спрятались неизвестно где, мобильный телефон есть, впрочем, не знаю, да и если созваниваться – запеленгуют в конце концов.

Галина, услышав любимое слово если, включилась:

– Так. Если вас найдут одну. Давайте рассуждать! Если только вас, Маша, что будет?

– Я не вижу хорошего развития. Один мудрый человек однажды сказал: что ни выдумай учёные, из этого военные обязательно сделают бомбу. Пример: искусственная радиоактивность. Знаете, как быстро перестали молиться на гений супругов Жолио-Кюри, когда они отказались участвовать в военных программах своего правительства? А они – лауреаты Нобелевской премии. Франция им очень обязана. Другие учёные с радостью побежали в военную сторону – там деньги. Там власть. А Жолио-Кюри не побежали.

– Маша, давайте про если!

– Давайте. Если меня найдут военные – им захочется бессмертных солдат. Вставят мне в вену катетер и будут постоянно брать кровь. И по капельке распределять среди своих. А если вдруг мои кроветворные органы устанут, можно будет перейти на разделку костей, мозга – всё равно чего. Я как таковая, Мария Ионовна Ужова, никогда больше не буду нужна кому бы то ни было, поскольку моя ценность необратимо изменилась. Я и раньше-то – как таковая – была нужна только мужу, поскольку мои менеджерские способности ему и не видны, и не интересны. Ему нравилась женщина-жена, с которой можно прожить долгую счастливую жизнь и умереть в один день на одной подушке.

– Так-так, – покачала головой Галина. – Значит, вы определённо не верите в добро… Ну а если вас найдут не военные?

– Галя, милая, кто бы ни нашёл меня, следом немедленно прибегут военные. Если меня уже ищут, то кто? Только военные. Разных, так сказать, родов войск.

– Вы ведь случайно заразили мужа и сына? – уточнил Николай.

– Конечно. Я не знала ничего…

– А вы не хотите взглянуть на всё это дело с другой стороны? Например: а вдруг вы ещё кого-нибудь случайно заразите? Почему вы безапелляционно делите мир на добро и зло, причём вы лично – только добро, а мир – только зло? Почему? Может быть, вас кто-то хочет поймать и изолировать исключительно из самых добрых побуждений вроде спасения человечества от вас?

Пассаж Николая потряс Марию. Эта мысль действительно ещё ни разу не приходила к ней с тех пор, как заварилась вся каша. Конечно, надо отдать ей должное, Мария ещё ни разу не подумала о возможности своего единоличного влияния на людей, она только убегала от потенциального зла и думала только о нём. Но вот что её лично могут ловить с целью обеспечения безопасности человечества! Стало совсем грустно.

– Вот именно, – подхватила Галина. – А вдруг это они как раз о вас и думают такое: взбесится женщина, перекусает кого попало, а мы, то есть государство, возись потом целую вечность с какими-нибудь негодяями или бомжами!

– Я не кусаюсь. Муж и сын заразились от крови, – слабо отбилась Мария от социальной фантасмагории с бессмертными бомжами.

– Ну и что? Они-то не знают! – Николай решил дорисовать картину будущего до абсурда. – Представляете? Полстраны уже будет бессмертной, а другая половина страны, как стадо вампиров, будет бегать за представителями первой с бритвами, чтобы чуть-чуть кровушки пососать! Во зрелище! Потом все наконец станут бессмертными поголовно, после серии захватывающих приключений, потом демографический взрыв, перенаселение планеты, и тут-то как раз всем станет очень тошно. Шила в мешке не утаишь, иностранные разведки доберутся до наших бессмертных, потом утечка за утечкой будет происходить в разных странах, начнётся такое! Будут звать смерть! Будут изобретать разные способы убить хотя бы добровольцев, утомленных вечной жизнью, ан нет. Смерть, изгнанная с Земли, обидится навсегда и уйдёт, улетит куда-нибудь, где она ещё хоть кому-то нужна!

Галина рассмеялась. Мария расплакалась.

– Бабоньки, вы что? – удивился Николай.

– Мне уже тошно, спасибо, – всхлипнула Мария.

Галина, любительница многовариантных если, предложила свои прогнозы в развитие идей мужа:

– Не плачьте, Машенька. Вдруг вас хотят спрятать от мира с целью сохранения оздоровительной функции смерти?

– Что?! – вскрикнула Мария, плача и негодуя всё сильнее.

– Представьте эпидемию бессмертия среди животных: корову не зарежешь – говядину не получишь. Всё, что сейчас является едой, перестаёт быть едой, поскольку даже травинку для козлёнка не скосить: она будет продолжать жить в его желудке непереваренная! И будет расти всё выше и выше!

– Отлично! – воскликнул Николай. – И травинка, разросшись в козле, станет целым лугом и порвёт на кусочки бессмертного козла! Вот и выход! Он не может разрастись до слона, а травинка может стать лугом! И всё. И никакого козла!

– Вы не знаете, что было с Петровичем!.. – всхлипнула Мария, смиряясь с чудовищным мозговым штурмом, в котором сегодня, очевидно, придётся довести до какого-нибудь финала все линии всех фантазий.

– С вашей крысой? – спросила Галина нежно.

– Моей крысой Петрович стал недавно и почти случайно. А до того над ним – по моему распоряжению – слегка поэкспериментировали. – И Мария рассказала, как именно.

– Ужасно, – сказала Галина. – Значит, любое животное, даже будь оно расчленено, всё равно вскоре соберётся в свою былую форму, восстановит своё естественное тело, невзирая ни на что?

Собеседники замолчали. Каждый в меру способностей представил себе пандемию бессмертия в тех подробностях, на какие хватало личного воображения. Неумирающие деревья никогда не станут бумагой, мебелью, не окаменеют через миллионы лет. Даже если суперстадо бессмертных слонов вытопчет всё живое, – всё восстановится и будет расти и жить. Земля покроется шевелящейся бессмертной кашей, в которой перепутаются киты, муравьи, люди, бабочки, яйца динозавров и металлолом, оставшийся от некогда цветущих городов… И не останется ни одного свободного островочка, на котором можно будет построить хоть какой-нибудь космодромчик, чтобы улететь от этого кошмара на какой-нибудь Марс…

Почему-то все трое подумали о Марсе.

– Но там, кажется, нежилые условия, – вспомнила курс школьной астрономии Галина.

– А нам всё равно! – голосом пьяного Никулина пропел Николай, и Мария вздрогнула, услышав это самое нам.

– Ага! Вот ещё вариант! – обрадовалась Галина. – Человечеству надо будет быстренько заселить другие планеты, пока всё здесь ещё не перемешалось в кучу.

– Человечеству? – вдруг переспросила успокоившаяся Мария. – А откуда, интересно, оно вообще возьмётся, это самое человечество?

– Не понял, – удивился Николай.

– Я хоть и генетик, но не идиотка, – пояснила Мария, сверкнув радостными глазами.

– И я не понимаю… – озадаченно проговорила Галина.

– Внимание! У вас есть дети? Ещё нет? Делайте скорее, пока вы ещё смертны.

Супруги переглянулись. Ни капли детопроизводного желания они сегодня не испытывали, увлекшись иным чудесным приключением.

– А подождать нельзя? – попытался пошутить Николай, поёживаясь от странных предчувствий.

– Нет, нельзя. Сколько миллионов сперматозоидов погибает по дороге к вожделенной яйцеклетке? Только единицы добегают до цели. Получается, как вам известно, зародыш. Один-два-несколько. Куда деваются остальные? Растворяются. Так, удобреньице… А если они все до единого будут вынуждены жить дальше? А? Где, спрашивается, они будут находиться?

Николай, остолбенев, почесал нос. Ему, как и любому нормальному мужчине, крайне редко доводилось размышлять над механизмом зачатия человека. Любой, даже очень умный, мужчина не считает своих сперматозоидов – и не только по техническим причинам. Просто как-то не до того, когда обнимаешься, целуешься и сливаешься в страсти.

– Вот-вот, – улыбнулась Мария, наблюдая за переливами чувств на крайне озадаченном лице Николая. – Когда эта же мысль придёт в голову ещё какой-нибудь женщине, кроме меня, она начнёт бегать от потенциальных отцов своих детей как чёрт от ладана. Изворотливые учёные решат, конечно, и эту задачу. Предложат боязливым дамам клонирование – с гарантией, что в матку подсадят строго выверенный, до единого атома, продукт генной инженерии.

– На что дамы ответят протестом, поскольку инстинкт продолжения рода быстро угаснет за ненадобностью! – Разволновавшаяся Галина вскочила, подбежала к зеркалу и почему-то начала нервно причёсывать свои разлохматившиеся, со следами перманента, короткие волосы.

Мария посмотрела-посмотрела на сей парикмахерский порыв и добавила:

– А ещё представьте себе какой-нибудь салон красоты. Приходит клиент стричься, а его свежеотсечённые волосы тут же возвращаются на его голову. Парикмахер в ужасе, и его в конце концов везут в психиатрическую больницу, впрочем, как и всех остальных, поскольку аналогичные процессы прокатятся по всей Земле – и очень многие в один день сойдут с ума! Планета бессмертных сумасшедших! Как вам перспектива?

– Маша, – простонала Галина, роняя расчёску, – Маша, вы не должны попасться в руки вашим преследователям!

– Конечно, я постараюсь, – пообещала Мария. – Но ещё есть муж, сын, Петрович и одна женщина из нашего института. Есть пропавшие сотрудники лаборатории, а у них наверняка с собой исходный препарат, с инъекции которого начались мои беды. И вот эти сотруднички сейчас интересуют меня больше всего на свете!

– Почему? – тихо-тихо спросил Николай, у которого уже почти выработались ресурсы фантазии. С непривычки.

– Потому что если яд бессмертия они сделали без противоядия – значит, они полные кретины. А я лично одного из них, как вы понимаете, видела, хоть и недолго. Так вот: он на кретина совсем не похож. Он пышет здоровьем и красотой. И у него короткая стрижка! Следовательно, он или не вводил себе препарат вообще – или сделал какую-то прививку. Или и то, и другое, но потом применил противоядие. Зачем они все исчезли? Может, они хотят откуда-нибудь с высокой горы управлять процессами, которые мы тут с вами столь залихватски нафантазировали?

– Да-а… – протянул Николай. – Представляю себе боевичок. Вся Земля, быстро переполняясь волосатыми бессмертными сумасшедшими, начинает стремительный поиск решения неординарной задачи, корчится от невыносимых мук ещё не изжитых половых страстей, но боится коитусов, одновременно мечтая о смерти зажившихся наследодателей!

Галина подошла к двери, осторожненько открыла её на пять-шесть сантиметров и прислушалась к ходу жизни в громадной коммуналке.

– Боишься, что нас подслушают? – спросил Николай.

– Да, Коля, очень боюсь, – ответила Галина.

Отец и сын Ужовы встретили следующий день в самых комфортабельных условиях, о каких только могут мечтать любые беглецы.

Толстый хозяин дома оказал гостям почести: сам лично растопил камин в предоставленной им шикарной спальне с громадными кроватями и перинами лебяжьей нежности. Ваське принёс все лакомства, о коих ребёнок только заикнулся, а Ивану Ивановичу по его просьбе дал бумагу и ручку – составить список литературы, необходимой для языковедческой работы. Пережитое почему-то вызвало в Ужове острое желание поработать над словом.

Проснувшись, Ужовы поплавали в хозяйском бассейне со стеклянной крышей и морской водой.

Покатались на велотренажёрах. Погуляли в лесу. Почувствовали радость жизни на свежем воздухе, охраняемом проверенными крепышами.

Иван Иванович, конечно, понимал, что хозяин готовится к решительному и интересному разговору. Любопытно, что он выдумает?

Васька, утомлённый погоней, просто радовался, как ребёнок, нуждающийся в радости. Никто не знал будущего. А дети малые вообще думают о нём редко.

К вечеру собрались в той же гостиной. Хозяин казался похудевшим, что было нелегко видеть при его комплекции: там обмякло, здесь повисло. Охранники отсутствовали. Мар Марыч будто выветрил из имения дух оперативного знания, наблюдения, целесообразности. Просто пил томатный сок и думал.

– Я не хочу показаться вам крутым, – начал Мар Марыч. – Так считают все, кто на меня работает, и все, кто чувствует последствия этой работы… Хм…

– Вы дали нам приют, – сказал Иван Иванович, – и это в любом случае благо. Как бы это ни обескураживало вас…

– Обескураживало? – усмехнулся Мар Марыч.

– Да, конечно, вас могут посещать мысли. Как любого человека.

– О Господи, меня давно не беспокоят мысли! – У Мар Марыча сегодня был странно-завораживающий голос, словно поставленный на правильное дыхание. Будто он когда-то учился пению, а ныне перенёс чудесные навыки певческого голоса на речевой.

– Вы хотите нам помочь? – спросил Ужов-старший.

– Как я понимаю, вам помочь пока нельзя, – сказал Мар Марыч, взглянув на Ивана Ивановича.

– Наверное. Но очень хочется, чтобы помощь была, – грустно сообщил Иван Иванович.

– Понимаю. Мне тоже иногда бывает нужна помощь. Расскажите, что случилось, – предложил хозяин.

В этот самый момент Иван Иванович поблагодарил сам себя, что научил Ваську русским пословицам и поговоркам. Слово – серебро, молчание – золото. Васька ел киви с бананами и прикидывался маленьким. Иван Иванович сказал:

– Я и сам не знаю, откуда Маша принесла эту мазь, но мы после случайного касания её стали… вот такими. Не убьёшь.

Чудо конспирации, Васька пропустил слово мазь как тривиальную булгаковщину. Он понял, что отец хотел сказать мразь, но, не привыкший ко вранью, просто выпустил одну букву и сказал мазь. Понятно. Васька был умный.

– Так, – откинулся в кресле Мар Марыч, – так. Значит, нам нужна мазь?

– А зачем вам такая головная боль? – простодушно осведомился Васька, очищая очередной заморский фрукт.

– Да так, мальчик, хочется иногда чего-то новенького, – объяснил Мар Марыч. – Ильзе!

В гостиную вошла роскошная бижутерная брюнетка в узких белых брюках с прозрачным чемоданчиком в бледнокожей руке.

– Открой, дорогая, своё хозяйство и возьми у малыша простой анализ крови, – распорядился Мар Марыч.

Васька вскипел, что такого даже в школе не бывает, чтобы кто попало и что попало.

– Я понимаю твоё беспокойство, – ледяным голосом сказал Мар Марыч, – но закон моего гостеприимства…

Пока он говорил, Ильзе тюкнула в плечо Ваське острой безболезненной иголкой, втянула каплю крови в тонкую стеклянную трубочку и вышла. Никто и не охнул. Не успели.

– Я протестую! – воскликнул Васька и даже выплюнул банан.

– Сколько угодно, – разрешил Мар Марыч.

Через десять минут брюнетка вернулась, положила на столик перед хозяином белую мышь, вколола что-то шприцем, посчитала до десяти, потом ловко рассекла животное большим ножом пополам и сделала два шага назад.

На глазах у потрясённой публики мышь склеилась сама с собой и побежала в сторону Мар Марыча, словно он призвал её кусочком сыра. Хозяин отодвинулся, будто от чумы.

– Спасибо, Ильзе! – пробормотал он.

Брюнетка неслышно исчезла, прихватив мышь. Хозяин встал, поворошил брёвна в камине, сел в кресло, вздохнул и сказал:

– Значит, не только мазь…

– Значит, что-то другое, – ответил Иван Иванович. И облегчённо-беспомощно улыбнулся.

* * *

Подросли новые силы. А Ильича нет. Думаешь о нём и знаешь: нет, не придёт наш мудрец. Точно живые, встают сцены из прошлого. Вот быстрой походкой, засутулившись, точно стыдясь своего собственного величия, точно желая скрыться от множества взглядов – хотя бы даже и любящих, – быстро идёт, почти бежит, опустив глаза в землю, втянув голову в плечи, прикрываясь воротником шубы или просто рукой, дорогой всем человек. Такой простенький и такой крепкий; с такими добрыми морщинками около глаз – и такой железный: такой незаметный и такой мудрый…

Н.И. Бухарин. «Памяти Ильича». Газета «Правда», 1925 г., 21 января

Генерал Сидоров сидел дома перед телевизором и слушал новости. Мир в целом интересовался войной в Ираке, которую американцы пообещали на март. Генерал, увы, не интересовался ничем, кроме собственной судьбы, поскольку целый месяц проканителился с поиском семейства Ужовых – и ничего. Совсем ничего. Март уже наступил. Французские духи жене ещё не куплены. Начальство, ожидавшее от Сидорова его обычной эффективности, в ярости. Подчинённые кто в унынии, кто в иронии. Ситуация…

«Хоть бы Ленин позвонил… – подумал Сидоров и сразу же ущипнул себя за ухо. – Я схожу с ума. Надо выпить».

Он глянул на часы: до прихода жены есть час-полтора. Надо выпить. Он встал и направился в кладовку, где хранилась заначенная с Нового года водка: жена Сидорова не выносила даже вида спиртного.

Проходя мимо телефона, генерал ещё раз ущипнул себя за ухо. И раздался звонок. Вздрогнув, Сидоров осторожно снял трубку. Он теперь часто вздрагивал.

– Здравствуйте, Кузьма Африканович, – ласково сказал чуть картавый мужчина.

– Вл…л…ад…имир Ильич? – хрипя и заикаясь, спросил Сидоров.

– Да. Вы хотели поговорить со мной?

Никогда не имевший ни малейшей склонности к мистике, Сидоров на миг онемел, задохнулся, его сердце подскочило к самым гландам.