Текст книги "Кайсяку для незнакомца"

Сатоко помрачнела.

– Меня вызвала тётка. По её словам, мой дядя, Камияма Хидэо, этим утром покончил с собой. Так что пришлось всё бросить и мчаться домой. Завтра утром буду разбираться в ситуации.

– Наши соболезнования, – россиянки склонили головы. – Мы можем чём-нибудь помочь?

– Не стоит из-за этого беспокоиться. Надеюсь, проблемы моей семьи не помешают вашим делам.

– Может быть, нам не стоило так скоропалительно возвращаться к тебе? – нерешительно уточнила Наталья.

– Вы мои гости. Остальное не имеет значения.

– Говоришь, Камияма Хидэо – твой дядя? – медленно проговорила Ольга. – Тогда, возможно, имеет. Дело в том, что чисто случайно мы присутствовали при его… кончине.

– Понятно, – тихо сказала Сатоко. – И как он умер?

– Совершил сэппуку. По всем правилам. – Ольга вздохнула и с мрачной иронией закончила фразой из того самого ритуала: – Свидетельствую, что Камияма-сан принял смерть в высшей степени достойно.

Она с сомнением поглядела на Наталью, лицо которой сейчас почти не отличалось по цвету от фарфоровой чашки, которую та держала в руках. Потом обратилась к ней по-русски: – Если ты хочешь завтра утром идти на тренировку, тебе нужно ложиться спать. Да и вряд ли ты порадуешься подробному обсуждению сегодняшнего инцидента.

– Я и так проспала почти весь день. Я не усну, – на удивление спокойно откликнулась она.

– Ещё как уснёшь. Сатоко-сан, вы позволите Наталье лечь в постель? Для неё потрясение оказалось слишком большим. К тому же ей вкололи уйму транквилизаторов, и теперь она просто обязана отоспаться.

– Орьга-сан, пожалуйста, прекрати, – утомлённо попросила Сатоко. – Я искренне надеюсь, что история с моим дядей никак не повлияет на нашу дружбу. Пусть Ната укладывается, а мы ещё поговорим.

– Я провожу её.

– Хорошо. А я пока заварю свежего чаю.

– Мы не поддерживали близких отношений с их семейством, – рассказывала Сатоко, задумчиво вертя в пальцах чашку. – Конечно, я опечалена, но моё горе нельзя назвать чрезмерным. Кроме того, как ни жестоко это звучит, возможно, смерть была для него наилучшим выходом. – Она помолчала. – Хотя, наверное, тебе трудно принять подобную точку зрения. Ты всё-таки не японка.

– Я не знаю ситуации. Что у него случилось?

– Он много играл на бирже. Долгое время его дела шли хорошо, но потом начались какие-то мутные проблемы, падение котировок акций, и в итоге он разорился. Само по себе это печально, но не трагично. Однако дядя привык не стеснять себя в средствах, и ничуть не изменил своих привычек, предпочитая всё больше залезать в долги. Последней каплей стал недавний случай, когда он подвёл знакомого, поручившегося за него в банке. Знакомому пришлось выплачивать немаленький штраф. Камияма-сан был вынужден продать часть имущества, чтобы компенсировать тому расходы. Видимо, он счёл, что оставшись жить после всего этого, он окончательно опозорится. Или не захотел более рисковать репутацией и состоянием семьи. – Сатоко вздохнула. – Он… долго мучился?

Ольга покачала головой.

– У него был кайсяку. Хотя, конечно, сэппуку никак не назовёшь лёгкой смертью.

– У него был кайсяку?! – переспросила Сатоко. – Значит, он нашёл кого-то, кто согласился ему помочь? И кто… сумел? Удивительно. Дядя одно время занимался дзюдо, наверное, это его приятель из того круга. Интересно, кто именно. Орьга-сан, ты можешь назвать какие-нибудь приметы?

– Зачем он тебе?

– Во всяком случае, не затем, чтобы заявить на него в полицию. Он рисковал своим благополучием, чтобы… облегчить участь друга. Но… хотела бы я посмотреть в глаза этому человеку.

– Смотри, – взгляд Ольги был прям и твёрд. – Обойдёмся без увёрток и лжи. Роль кайсяку для Камиямы Хидэо-сана исполнила я.

– Ты?… – побелевшими губами прошептала Сатоко. – Но как?

– Твой дядя действительно с кем-то договаривался, – последовал ровный ответ. – Когда мы впервые увидели его на рассвете, он явно кого-то ждал. Но тот не явился. Увидев на дорожке нас с Натальей, Камияма-сан, видимо, понял, что медлить дольше нельзя – скоро в парке будет полно народу. И отправился совершать обряд в одиночестве. Наталью ещё тогда насторожило его желание уединиться… Но мы это желание уважали – ведь и сами пришли туда за тем же самым. И ещё с полчаса сидели на берегу. А потом отправились дальше, и вторично набрели на Камияму-сана как раз к тому времени, когда он довёл вакидзаси до середины живота. То есть уже ничто не могло его спасти. К тому же он вонзил меч слишком глубоко, и к концу горизонтального разреза у него просто кончились силы. Я не могла позволить, чтобы его агония затянулась на час или больше. И предложила ему свои услуги, – Ольга вздохнула. – Вряд ли он осознал, кто с ним говорит, но ответил мне утвердительно. Остальное было делом техники. Тем более что твой дядя позаботился прихватить с собой всё необходимое. Даже салфетки.

Сатоко сидела очень прямо, украдкой вытирая набежавшие слёзы. В гостиной надолго повисло глухое молчание.

– Ты страшный человек, Орьга-сан, – сказала она наконец, справившись со своими чувствами. – Ты… сделала это… с одного удара?

– Да.

Сатоко ещё с минуту молчала. Потом встала из-за стола, опустилась на колени и низко, головой в пол, поклонилась подруге.

– Благодарю тебя за помощь моему дяде, – раздельно произнесла она. И тихо добавила: – Надеюсь, что теперь… я не начну в самом деле тебя бояться.

– Каковы результаты, Харада-сан? – Тамура кивнул на мечи, лежавшие на лабораторном столе.

– Вполне можно сказать, что никаких, – хмыкнул директор лаборатории. – За исключением очевидного.

– А именно?

– Оба клинка зарегистрированы в полиции на имя Камиямы Хидэо. На вакидзаси – его отпечатки пальцев. И много крови. Но то, что сэппуку он совершил именно им, и так ясно. А вот с катаной интереснее. На ней обнаружены незначительные следы крови владельца. Настолько незначительные, что он вполне мог ею просто порезаться. И никаких отпечатков пальцев, если не считать одного смазанного следа на цубе. Но и тот принадлежит Камияме. – Найсукэ Харада взял с принтера распечатки и помахал ими в воздухе. – В общем‐то, меня это не удивляет. Если этот кайсяку действительно таков, как вы вчера расписывали, у него наверняка хватило ума надеть перчатки.

– На теле есть порезы, кроме вспоротого живота?

– Да. Небольшой разрез на левом предплечье, аккуратно заклеенный пластырем телесного цвета. Видимо, покойный перед смертью проверял остроту лезвия. Не могу только сказать, какого.

– Полные данные судмедэкспертизы уже готовы?

Харада протянул Тамуре одну из распечаток.

– Рана глубока. Если опустить детали, он искромсал кишечник, рассёк множество нервных окончаний, но при этом умудрился не задеть ни одного крупного сосуда. Талант. Не будь у него помощника, умирать ему пришлось бы долго. Шея перерублена между четвертым и пятым позвонками, одним ударом очень острого лезвия. Срез гладкий и чистый, хоть анатомию изучай. Что ещё? Согласно медицинским документам, умерший был психически здоров. Алкоголя и наркотических препаратов в крови не обнаружено. Из заболеваний имел язву желудка и проблемы с печенью.

– И кучу финансовых проблем, – добавил Тамура. – Судя по рассказу его вдовы, Камияма наворотил такого, что другого способа отмыться у него уже не осталось. По крайней мере, он сумел уйти достойно.

– Было бы куда достойнее не впутывать в это дело других, – резко ответил Харада. – Первый случай, когда я рад отсутствию улик. Не хочу отправлять в тюрьму человека, виновного только в том, что он избавил приятеля от мучений. Даже зная, что приятель, желающий умереть красиво, его просто подставляет. Да и вообще, лучше не ронять чести при жизни, чем потом вспарывать себе живот, пытаясь оправдаться.

– Харада-сан, а у вас всегда получалось не ронять чести? – прищурился Тамура.

– Вы совершите поступок, которого придётся стыдиться? Я – не совершу, – отрезал тот. – Действовать неблаговидно, а потом покрывать грехи эффектным самоубийством – смешно и глупо. И неприлично, если на то пошло.

Харада рассерженно швырнул распечатки на стол и вышел из лаборатории, тяжело раскачиваясь на ходу. Тамура задумчиво смотрел ему вслед.

– Своя истина здесь есть, – заключил он вслух. – Но в любом случае, когда придёт мое время, я обойдусь без помощника.

Вернувшись к себе в кабинет, инспектор бросился в кресло и задумчиво сложил руки на груди. Его грызло смутное, необъяснимое беспокойство. Этот странный кайсяку не оставил на месте сэппуку вообще никаких следов. Ни отпечатка пальца, ни оттиска ботинка, ни даже волоса. Казалось, он возник ниоткуда и потом испарился в никуда. О его присутствии говорил только безупречно обезглавленный труп Камиямы. Тамура тоже не считал это преступлением. Но сдать дело в криминальный отдел и забыть про него он тоже не мог. Даже не по долгу службы. Его, воина до мозга костей, дразнили искусство и хладнокровие, проявленные другом самоубийцы.

«Мне необходимо его найти, – решил Тамура. – А там я разберусь, что делать».

Он неожиданно вспомнил глаза свидетельницы. Спокойные, ясные, уверенные. Не знающие сомнений. Она и бровью не повела, когда он протянул ей отсечённую голову. Только осадила его, как и стоило. Не будь она женщиной, да ещё иностранкой, это был бы подозреваемый номер один. Хотя… зачем бы ей тогда приводить нас к телу, да ещё и описывать всё до мельчайших деталей? Так может вести себя только человек, убеждённый в своей невиновности.

Поняв, что окончательно запутался, инспектор вывел на экран компьютера данные о свидетелях. Нашёл нужную строку.

«Селинова Ольга, гражданка России, 35 лет… дата рождения… загранпаспорт номер… в Японии по приглашению Корэмицу Сатоко.» Вот как.

Корэмицу, шестой дан айкидо и пятый – иайдо, он знал лично. На одном из фестивалей боевых искусств они даже встретились на татами. Тогда ей пришлось нелегко. Тамура помнил напряжённую сосредоточенность в её взгляде и движениях… Тем не менее он считал Корэмицу одной из немногих женщин, чья подготовка заслуживает упоминания. Что её может связывать с этой россиянкой – вернее, двумя россиянками? Или они занимаются у неё?

Конечно, Селинова придёт на допрос, если её вызвать. Но для допроса нужен повод. Которого нет. Да и о чем её спрашивать? Уже расспросили обо всём, имевшем отношение к делу. Побеседовать об айкидо? Зачем? Пусть даже она изучает боевые искусства, за пределами Японии всё равно ничему толковому не научат. Тем более женщину. Правда, остаётся непонятным её запредельное спокойствие. Если разобраться, невозможное в таких обстоятельствах. Притворялась? Так притворяться нельзя…

– Скверные новости, Тамура-сан! – бодро отрапортовал Хасидзумэ, входя в комнату. – В центре города прошлой ночью совершены налёты на три ювелирных магазина. Сигнализация блокирована профессионально. Создали помехи на нужных частотах, заменили видеокартинку… В одном из магазинов было два ночных охранника – они убиты выстрелами в голову, предположительно из пистолета с глушителем. Так что на отдых можно не рассчитывать. Полчаса назад пришёл приказ: всё Управление поднимают по тревоге.

– Я рад, – искренне отозвался Тамура, довольный тем, что его отвлекли от бесплодных размышлений. – Может, у нас наконец появится настоящее дело.

– Всё ищешь возможности приложить куда-нибудь свои умения? – тонко улыбнулся Хасидзумэ. – Облавой наверняка будет заниматься Кидотай. Мы попадём в лучшем случае в охранение. Вооружённая банда – не шутки, а там наверняка не один человек замешан. И вообще, сначала надо их найти. Криминальному отделу стоит посочувствовать.

– Да. Харада-сан только неделю назад жаловался на безделье… – усмехнулся Тамура. Значит, теперь криминалистам будет не до кайсяку. И он с чистой совестью может заняться его поисками сам. Если удастся выкроить время.

Стояли поздние сумерки, когда Тамура переступил порог додзё, занимавшего большую часть его дома. Пустой зал был залит призрачным серым светом, лившимся в окна. Солнце давно зашло, но его лучи всё ещё блуждали меж двух зеркал – моря и неба, вечно отражающих друг друга. Казалось, этот таинственный свет пронизывает и тело, смывая суету дня, наполняя сознание чистотой и тишиной.

Отточенным жестом Тамура переложил меч из левой руки в правую и с достоинством поклонился. Он всегда тщательно соблюдал ритуалы, даже наедине с собой. Отчасти именно они стали теми ножнами, которые защищали окружающих – и его самого – от безжалостного клинка его духа. Зная Тамуру как сдержанного человека с идеальным самоконтролем, мало кто догадывался о безумной жажде, сжигавшей его изнутри.

Но сейчас, в одиночестве, он мог не скрывать её. Опустившись на колени напротив камидза, Тамура поднял глаза на свиток, висящий в нише. Когда-то он сам начертал на нём иероглифы. «Путь самурая – это смерть». Короткая фраза из «Хагакурэ» коснулась сердца знакомой ледяной сталью. Все поступки, все устремления он привык выверять по ней. Смерть являлась для него вершиной жизни, твёрдой опорой в бескрайней пустоте мира. Она окрашивала реальность в ослепительно яркие краски, придавала действиям правильность и прямоту, изгоняла наносное. Единственной страстью Тамуры был поединок, столкновение искусства и воли. Чем достойнее противник – тем лучше. Но схватки на татами не удовлетворяли Тамуру до конца. Он желал высшего испытания. Настоящего боя, оставлявшего только два исхода: умереть или выжить.

А пока…

Уважительный, официальный поклон мечу. Ладонь ощущает предвкушающее подрагивание рукояти. Ножны привычно ложатся за пояс, клинок медленно выскальзывает наружу, сияя огненным серебром. Плавный, струящийся поток. Лезвие возносится вверх – изящный изгиб ручья, застывший в металле. Ещё миг – и ручей превращается в молнию.

Тамура исполнял одну ката за другой, от базовых до сложнейших. Взмахи, выпады, повороты. Движения ускорялись, становились свободнее и сильнее, перетекали друг в друга, пока человек и катана не потерялись в ослепительном, грозном вихре. Холодный блеск, рассекающий воздух. Ярость и безмятежность, порыв и стойкость, ясность сознания, боль и сумасшедшее, жестокое счастье. Совершенства можно достичь. Только протяни клинок.

Воин-меч, единое целое, замер в полной, расслабленной неподвижности, способной мгновенно смениться стремительной атакой. Один против себя. Один против неба. Один.

Не ослабляя концентрации, Тамура сделал ещё несколько форм, особо задержавшись на ката «кайсяку». Повторив её несколько раз в разных вариациях, он неожиданно спросил себя: «Я могу срубить голову никак не хуже того неизвестного. Но как бы я поступил, обратись ко мне друг с такой просьбой?» И понял, что не знает ответа. Это его озадачило. Обычно он не колебался в решениях.

Помедлив, Тамура продолжил занятие. Вложив оружие в ножны, он вынес в центр додзё две туго свёрнутые соломенные циновки и несколько бамбуковых палок разной толщины и длины. Поставил одну палку перед собой стоймя – и, прежде чем она успела упасть, выхватил меч и одним ударом расколол её вдоль. Вторую Тамура разрубил поперёк на три почти равные части. Третью – на четыре. Он по-прежнему не зажигал в зале света. Ему вполне хватало восходящей луны.

Покончив с палками, он принялся за циновки, закрепив их вертикально в специальном держателе. Каждый раз лезвие попадало точно на тоненькие полоски, начерченные маркером на рулоне. Но срезы Тамуре не нравились. Солома по краям слегка махрилась, нарушая их идеальную гладкость. Недостаточно точное движение. Ещё взмах, ещё… К середине второй циновки плоскости стали безупречными.

Разум воина окончательно успокоился, став похожим на тихое, прозрачное горное озеро. Не осталось ни мыслей, ни волнений, ни ощущения собственного «я». Только скользящая в бесконечности зеркальная сталь, отражающая мимолётные блики реальности.

Глубокой ночью Тамура завершил тренировку. Тщательно убрал мусор. И вздохнул, покидая додзё. Мир за его пределами всегда казался ему каким-то неправильным. Ненастоящим.

– Домо аригато годзаимасита! – два десятка фигур в белых кимоно поклонились сэнсею. Ещё поклон – и ученики, сломав строй, встали и направились в раздевалку.

– Серинова-сан, задержитесь, пожалуйста.

– Хай. – Ольга снова опустилась на татами, внимательно глядя в лицо учителю.

Тот какое-то время молчал.

– Вы хорошо тренируетесь, – сказал он наконец. – В сущности, вам больше нечего делать в этой группе.

Девушка не смогла сдержать удивления. Среди учащихся здесь было немало людей, превосходивших её как по рангу, так и по знанию техник.

– Дело не в вашем уровне, – ответил сэнсей на невысказанный вопрос. – Никто из тех, о ком вы думаете, не выстоит против вас в реальной схватке. И они это чувствуют. Вас боятся, Серинова-сан.

«Почему»? – подумала Ольга.

– Они нормальные современные горожане. Они не знают, как реагировать на человека, который похож на обнажённый меч. Когда вы касаетесь их своим духом, им остаётся только в ужасе отшатнуться. Как же вам с ними работать и чему вы друг у друга научитесь?

Ольга склонила голову. «Преувеличивает. Вроде никто ещё от меня по залу не бегал. Но что теперь?»

– Конечно, мои ученики не показывают страха открыто. Но в последние дни вас стала опасаться даже Воротова-сан. Согласитесь, толку от таких занятий немного. И я думаю, как поступить с вами. Я должен или запретить вам заниматься вовсе, или учить вас в другом месте и совсем по-другому.

– Полагаете, я могу стать угрозой для общества? – медленно уточнила Ольга.

– Можете. Даже сейчас. Мне нужно быть абсолютно уверенным, что вы ею не станете.

– Извините, Хаябуси-сама, но я не знаю, как это доказать. Я изучаю боевые искусства, а не игру на сямисэне. И действительно опасна. Устранить опасность можно, только убив меня. Но я следую Пути и не намерена с него уклоняться. О чистоте моих помыслов судите сами.

– Достойный ответ, – сэнсей слегка усмехнулся. – Что ж, предлагаю вам решение вполне в духе Бусидо. Я начну тренировать вас в другом, весьма узком кругу. Предупреждаю, там вам придётся очень тяжело. Вы, в свою очередь, напишете мне ритуальное обязательство, что никогда не используете во зло полученное знание. И не передадите его никому постороннему без моего на то разрешения. Вы будете твёрдо следовать правилам школы и не уроните её чести. Если когда-нибудь я сочту, что вы нарушили соглашение, я просто прикажу вам покончить с собой. И вы это сделаете. Вас устраивают такие условия?

– Вы оказываете мне великую честь, Хаябуси-сама. Благодарю вас. – Ольга церемонно поклонилась, коснувшись лбом пола.

– В таком случае, жду вас сегодня в восемь вечера. Вот адрес, – он протянул ей визитку. – Можете идти.

– Где ты там застряла? – поинтересовалась Наталья. – Она давно переоделась и с любопытством смотрела на подругу, которая сосредоточенно складывала хакама. – Ответа не последовало, и Наталья ощутила холодок в позвоночнике. Её всё-таки заподозрили? Или случилось что-то ещё?

Ольга поймала её взгляд.

– Потерпи. Выйдем на улицу – поговорим.

Снаружи стояла невообразимая жара, ещё усиленная автомобильным смогом. На солнечной стороне улицы почти не было прохожих, но там, где дома отбрасывали хоть какую-то тень, тек сплошной людской поток.

– Жуть, – Наталья пониже опустила поля своей шляпы. – Тут можно свариться заживо. Мы обедаем у Сатоко?

– А то где же. Давай пройдёмся пешком. Автобус в такой обстановке как-то не вдохновляет. Там мы точно задохнёмся, если прежде нас не размажут по стенке.

– Пойдём, – обречённо согласилась Наталья. – Так ты расскажешь, в чём дело?

– Хаябуси-сэнсей заявил, что в этой группе мне не место. Потому как со мной здесь боятся работать. Видимо, я должна лучше следить за собой – нельзя, чтобы от меня все шарахались. Так или иначе, он предложил мне какую-то особую программу тренировок. При этом он требует с меня клятву, что я не использую свои знания неподобающим образом.

– Какую ещё клятву?

– Ту самую, которую новый ученик приносит и скрепляет кровью при поступлении в школу. Судя по жёсткости предложенных условий, система закрытая и очень серьёзная.

– И ты согласилась?

– Разумеется. От такого не отказываются.

– Но у тебя хватит денег?

– О них вообще речи не заходило. Похоже, тут придётся платить не деньгами.

– А чем?

Ольга хмыкнула.

– Могла бы и догадаться. Верностью. Служением. Вполне возможно, жизнью. В этой области правила не менялись со времен средневековья. Подписав подобное обязательство, я отдаю себя со всеми потрохами. Тем не менее для меня приглашение учителя чрезвычайно лестно. А вот зачем я ему сдалась, это отдельный вопрос. Если верны мои мысли на сей счёт… мне и впрямь тяжко придётся. Да оно и к лучшему. Боевым искусствам в санатории не научишься.

– Оленька, скажи, ты в своем уме? – в голосе Натальи звучала странная смесь бешенства, мольбы и отчаяния. – Ты можешь поручиться, что у Хаябуси-сэнсея исключительно благородные намерения? Даже если так, тебе рано или поздно возвращаться в Россию. Думаешь, тебя легко отпустят из закрытой школы? Наконец, как твой муж на это отреагирует?

– Мой муж ещё до свадьбы прекрасно осознавал, кого берёт в жёны. Кроме того, ему самому важнее его китайские раскопки, чем семейный очаг. А по поводу остального… – резко остановившись, Ольга повернулась к подруге. – Если я хочу называть себя воином, то у меня нет выбора. Даже само такое предложение – высочайшая честь. Не приняв его, я воистину опозорюсь. С каким лицом мне потом выходить на татами? В общем, не глупи. Я не могу и не желаю отвергать эту возможность.

– И тебе, похоже, безразлично, чем ты при этом рискуешь, – хмуро подытожила Наталья. – Может, мне тоже сделать сэппуку? Просто чтобы не глядеть на твою безмятежную физиономию. И не слушать рассуждения о долге и Путях.

– Прекрати, – Ольга поморщилась. – Всё далеко не так ужасно, как ты себе вообразила. Будем заниматься в разных залах, только и всего. Да и тебе будет полезно. Сама ведь на последней тренировке смотрела на меня, аки на гремучую змею.

– А ты видела себя в зеркале? Когда я встаю с тобой в пару, у меня возникает ощущение, что сейчас ты убьёшь меня – и даже не заметишь. Ты улыбаешься, а я дрожу, как пойманный кролик. Раньше я считала это паранойей, пыталась бороться… но два дня назад ты показала, насколько мои страхи оправданны.

– Самые последние новости! – продавец газет на лимонно-жёлтом мотороллере лихо затормозил у края тротуара. Красно-жёлтая накидка, синие джинсы и зелёная кепка делали его похожим на крикливого попугая. Он с профессиональным восторгом размахивал свежим номером. – Вооружённые бандиты грабят ювелирные магазины! Убиты два охранника! Яхта Сато Масакацу потерпела крушение! Читайте подробности!

Обе девушки невольно рассмеялись.

– Понятия не имею, кто такой Сато Масакацу. Но газету куплю. – Ольга извлекла из кошелька полторы сотни иен и расплатилась. Потом пихнула Наталью в бок: – А теперь быстро бежим отсюда, пока торговцы со всей округи не приняли нас за лёгкую добычу. Не то начнётся бедлам не хуже, чем на Гиндзе в Токио!

Подруги бодрым шагом направились дальше. Однако изображать бодрость оказалось нелегко. Солнце обливало плечи и головы расплавленным золотом. Казалось, оно выжгло весь воздух. Мимо на бешеной скорости проносился транспортный поток, причём машины то и дело сигналили. С балкона напротив ошалевший от жары зазывала выкрикивал в мегафон призывы посетить салон красоты.

– Ещё немного, и я рехнусь! – взмолилась Наталья через два квартала такой ходьбы. – Слушай, вместилище самурайских добродетелей, как ты-то это выдерживаешь? Да ещё без головного убора!

– Фамильное упрямство. У тебя есть предложения?

– Давай, что ли, в кафе зайдём! Хоть немного остынем!

– Уговорила.

Ближайшим кафе оказалось небольшое заведение под вывеской, начертанной латиницей: «Pax Americana». Оно располагалось в сверкающей стеклом многоэтажке, но внутри было оформлено в стиле салуна на Диком Западе. Насколько владелец кафе представлял себе этот самый салун.

– Впечатляет, – заметила Ольга, разглядывая висящую над стойкой пластмассовую бычью голову с выпученными красными глазами. – Такая внушительная изюминка интерьера!

– По крайней мере, здесь прохладно.

– Добрый день, мисс. Что вы будете заказывать? – по-английски обратился к ним бармен, одетый на манер ковбоя из комиксов.

– У вас есть апельсиновый сок? – по-японски отозвалась Наталья.

Бармен озадаченно нахмурился.

– Вы владеете японским? Прошу меня извинить. Только сок? А вам? – он повернулся к Ольге.

– То же самое, пожалуйста.

Как ни странно, зал кафе был почти пустым. Только у стены оживлённо беседовала компания служащих, каждый за своим бэнто. Да в дальнем углу, согнувшись чуть ли не вдвое, сидела какая-то помятая личность. Взяв стаканы, девушки расположились за столиком и развернули газету, уткнувшись в неё вдвоём.

Газета называлась «Акебоно Симбун». Первую страницу почти полностью занимало интервью с местным градоначальником, вторую – история Сато Масакацу, оказавшегося актёром театра, и его яхты, посаженной на мель в процессе светской вечеринки.

– Похоже, все народы переводят бумагу на одни и те же глупости, – Наталья потянулась. – Ради такого даже не хочется разбирать иероглифы. А что там с ювелирными магазинами?

Ольга ткнула пальцем в криминальную хронику.

– Ограблены три крупнейших. В одном из них застрелены два охранника. Похищено 9783 ювелирных изделия – точность изложения просто поражает. Затем идёт пикировка между полицией, не желающей давать сведения, и репортёрами, требующими информации. Куча обтекаемых фраз без малейшего смысла. «Жители города обеспокоены растущей активностью преступных группировок» и так далее.

– И кто утверждал, что Япония – самая безопасная страна в мире?

– Ну, в Москве этому сообщению уделили бы три строки на последней странице. Кого у нас удивишь вооружённым ограблением? Давно привыкли.

– Вот ещё раскрыты какие-то махинации с рыболовными доками. Наверное, примерный аналог наших «споров хозяйствующих субъектов». Но тут я не очень понимаю суть. А это…

– …уже местная специфика. «Рано утром 12 июля в Западном парке совершил сэппуку господин Камияма Хидэо, в прошлом известный биржевик. По сведениям корреспондента, это связано с финансовыми затруднениями покойного. Полиция предпринимает усилия по поиску человека, выступившего в качестве его кайсяку».

– И тут Камияма Хидэо! – в сердцах воскликнула Наталья. – Сколько можно?

– А вы знали г-господина Камияму? – раздался запинающийся голос у неё над ухом. Помятый тип из дальнего угла наклонился над ней, опираясь на спинку диванчика, чтобы не упасть. – Впрочем, откуда вам знать. Вы же… г-гайдзины! Он был… настоящим мужчиной! Настоящим японцем! Он был моим другом, вы слышите? А я… – незнакомец внезапно разразился пьяными слезами и тяжело плюхнулся за столик, не спрашивая разрешения.

Наталья брезгливо отодвинулась. От пришельца разило, как от винной бочки. С минуту тот сидел неподвижно, потом неловко извлёк из кармана страницу «Акебоно Симбун» с криминальной хроникой, сложенную последней заметкой кверху. Всхлипывая и водя пальцем по строчкам, он старательно перечитал её и заявил:

– Хидэо умер! Умер, слышите? Умер, как… самурай! Боги… Боги помогли ему умереть! А я… я подвёл его… я не смог… – человек снова заплакал. – И что мне теперь делать?

Ольга, прищурившись, смотрела на него с интересом, сочувствием и едва уловимой печалью.

– Да ничего. Сиката га наи. Здесь ничего не поделаешь.

– А ведь я обещал. Он надеялся на меня… Но я… Я заслуживаю только презрения. Как мне быть?

– Презрения – это точно, – резко ответила Наталья, окончательно выйдя из себя. – Вы ведете себя неприлично. Не сваливайте свои проблемы на посторонних людей. А как вам быть – вы должны знать и сами!

Тот отшатнулся, как от удара в грудь. Медленно поднял голову.

– Да, вы правы, – произнёс он тихо, но неожиданно чётко. – Я… знаю, как мне следует поступить. Благодарю вас за напоминание. Прошу меня извинить.

Мужчина встал и торжественно поклонился. Покачнулся, но сумел выпрямиться. Хмель с него слетел начисто. Его лицо разгладилось, стало строгим и ясным, почти вдохновенным.

– С вами я, кажется, рассчитался, – кивнул он бармену. – Сайонара.

– Сайонара, – негромко откликнулась Ольга. – Прощайте.

Мягко щёлкнула закрываемая дверь. Наталья залпом допила сок и откинулась на диванчике.

– Наконец-то. Не люблю алкоголиков.

Ольга задумчиво изучала дно своего стакана.

– Какова ирония судьбы! – вздохнула она наконец. – Впрочем, иной исход для него всё равно невозможен. Неужели ты так и не поняла, кто это такой?

– И кто же?

– Несостоявшийся кайсяку Камиямы Хидэо. И ты только что послала его на смерть.

– Я?!

– Словом можно убить ничуть не хуже, чем мечом, – терпеливо объяснила Ольга. – Припомни свою отповедь и его реакцию на неё. Тебе стоило бы лучше контролировать темперамент.

Наталья побледнела.

– Я сказала ему…

– …что во-первых, он достоин презрения, а во-вторых, должен знать, как с этим быть. По сути, ты почти прямым текстом предложила ему умереть. – Девушка помолчала. – Вряд ли он станет откладывать дело в долгий ящик.

Побледнев ещё больше, Наталья рванулась было из-за стола. Ольга схватила её за руку, незаметно для окружающих выкручивая кисть.

– Сиди! – сурово приказала она. – Ты уже не в силах ему помочь. В утешение тебе скажу, что он всё равно бы покончил с собой, просто немного позже. Он боится, но стыд сильнее страха. Он не сможет жить с таким грузом. У него глаза мертвеца. Я не стала его останавливать, потому как это бесполезно.

– Отпусти, – выдохнула Наталья. – Мне больно.

– Боль – штука хорошая, – последовал хладнокровный ответ. – Здорово помогает в себя прийти.

Глядя на подругу почти с ненавистью, Наталья попыталась сорвать захват.

– Так ты руку покалечишь, – девушка разжала пальцы. – Я знаю только один способ освободиться из этого положения. Потом научу.

Наталья мрачно растирала запястье. Её порыв прошёл, оставив после себя лишь тоскливую безнадёжность.

– А может, тебе показалось? – с надеждой спросила она. – Может, ты просто ошиблась?

Сочувствуя подруге, Ольга промолчала. «К сожалению, в таких вещах я не ошибаюсь», – подумалось ей.

Тем временем недавний собеседник россиянок поднялся на крышу многоэтажки. Подошвы сандалий прилипали к нагретому битуму. Но ледяной ком в животе не могла растопить никакая жара.

– Всё правильно, – сказал он себе. – Я обязан искупить вину перед Хидэо. Хватит увёрток. Медлить дальше… Стать пьяным посмешищем… Нет.

Пошарив по карманам, он отыскал ручку и написал на полях злополучной заметки: «Я виновен. Я не могу жить с таким позором!» Руки дрожали, иероглифы кривились и разъезжались. Впервые за последние дни ему вспомнилась семья.