Текст книги "Кайсяку для незнакомца"

Сакадзаки нахмурился.

– Мне это крайне не по душе. Тем не менее я дал слово. Если вы не передумаете, я отправлюсь с вами и честно срублю вам голову. Очень тупую голову, надо признать. – Он глянул на часы. – Ладно, идём. Времени осталось совсем чуть-чуть.

Кулак Яманами с силой впечатался в солнечное сплетение Ольги. Задохнувшись, та отлетела назад, пытаясь сохранить стойку и перехватить новую атаку.

– Серинова, быстрее! – тут же раздался окрик сэнсея. – Корпус прямо! Нисимура, локоть вниз! Тэруока, чем ты занят? Удар и бросок!

Учёба шла своим чередом. При смене партнёров россиянке поклонился Сакадзаки. Начиная отработку техники, он не сказал ни слова, только в глазах читался вопрос. Ольга чуть заметно кивнула, срывая захват и с усилием швыряя напарника через себя. Получилось довольно-таки неуклюже.

– Шире движение, – шёпотом подсказал Сакадзаки, в качестве пояснения сбросив её вниз головой на татами. Кувырок, подъём, возвращение в прежнюю позицию. Обращать внимание на боль не имеет смысла.

На спарринге с Таками девушке удались несколько жёстких контратак – помогли изученные вчера приёмы. Это помешало ему сделать из неё отбивную, но в целом искусство не впечатляло. Пока. «Если не снижать темпа, через полгода-год я стану интересным противником», – отметила Ольга.

Заканчивая тренировку, Хаябуси сказал:

– Следующее занятие, как всегда, с оружием. Серинова-сан, приносите боккен и два ножа, деревянный и стальной.

Ученики начали расходиться. Тэруока, не двигаясь, с тоской посмотрел на камидза, в то место, где обычно лежали его мечи. Сейчас подставка была пуста. «Вечером сюда приходить незачем, – угрюмо подумал он. – Однако следует доложить господину». Но прежде, чем он собрался с мыслями, сэнсей подошёл к нему сам, сурово глядя из-под сведённых бровей.

– Серинова-сан хотела поговорить с вами. Пожалуйста, зайдите к ней в комнату. На втором этаже третья дверь слева, если смотреть с лестницы. Потом придёте ко мне. У меня тоже есть к вам… разговор.

– «Он знает, – понял Тэруока. – Наверное, Серинова рассказала. Тогда почему он молчит? Испытывает меня? Да, справедливо. Я должен признаться сам. И с достоинством, официально попросить смерти».

– Чего вы ждёте? – поторопил его Хаябуси. – Идите.

Механически поклонившись, тот повиновался, размышляя на ходу: «Её мне только не хватало. А впрочем, какая теперь разница».

Найдя нужную фусума, Тэруока сдвинул её в сторону, не утруждая себя стуком. Ольга стояла вполоборота к нему. Она тоже ещё не переодевалась. Но чёрные кимоно и хакама, насквозь промокшие от пота, а кое‐где и от крови, сидели на ней не хуже парадного одеяния.

– Рада вас видеть, Тэруока-сан, – девушка слегка улыбнулась. – Хороший сегодня день. Можно наконец отдохнуть от жары.

– Зачем я вам понадобился? – огрызнулся тот. Но россиянка не обратила на его грубость ни малейшего внимания.

– Нам стоит поговорить, вы не находите? – отозвалась она, глядя на него спокойно и отстранённо, будто на стену или стол. Точно так же, как смотрела на поединке.

Тэруока криво усмехнулся.

– О чём? Ведь вы – виновница всех моих бед. Вынужден признать ваше право здесь находиться… но я очень жалею, что не сумел вас убить.

– Спасибо за честность, – без иронии сказала Ольга. – Хотя вся моя вина лишь в том, что меня угораздило родиться русской женщиной, а не японским мужчиной. Или не так? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – На мой взгляд, глупо обвинять в своих бедах кого-либо, кроме себя. Но я вам не воспитатель. Садитесь! – девушка указала на подушку, лежавшую в почётном углу слева от токонома. – Нет никакой необходимости стоять столбом.

Помедлив, её собеседник сел. Ольга расположилась напротив в точно такой же позе, по-мужски скрестив ноги.

– Вы действительно намерены расписаться в своём полном ничтожестве? – резко спросила она.

– Не советую до такой степени искушать судьбу, – тихо пригрозил Тэруока. Сквозь пелену обречённости вновь проступил гнев. – Мне терять уже нечего.

– Я и говорю о самоубийстве, которое вы планируете. Вы хотите подтвердить своё окончательное поражение? Уйти от ответственности за свои действия, плюнув на долг перед школой и даже на собственную честь? Женщина-гайдзин казалась вам никчёмной и слабой, но, уступив ей в первой же схватке, вы даже не пытаетесь разобраться в причинах и устранить их. Вместо этого вы униженно склоняете голову и покорно бредёте на кладбище. И кажется, полагаете своё поведение приличным… хотя оно не более чем трусость.

Алый вихрь заметался в голове Тэруоки. Он готовится умереть, чтобы стереть позор – а эта девка обвиняет его в трусости?! Да как она смеет?! Его действия – признание собственного ничтожества?!

– Серинова-сан, – прошептал он, стискивая кулаки, – я убью вас.

Его порыв разбился о несокрушимую твёрдость Ольги, словно о скалу. Склонив голову набок, девушка изучающе разглядывала оппонента, как любопытный лабораторный экземпляр.

– Беспокойся я за свою жизнь, мне достаточно было дождаться сумерек. И вместо смертельного врага я без всяких усилий получила бы труп, выпотрошенный, обезглавленный и безвредный. Но и бесполезный – прежде всего для Генкай-рю. Вы прекрасный воин, и можете принести школе много пользы… особенно когда научитесь сдержанности. А от мертвеца нет никакого проку. Только проблемы с захоронением.

– То есть вы хотите… заставить меня остаться в живых?

– Я не вправе вас заставлять. Выбирайте сами – между достойной жизнью и постыдной смертью. Никак не наоборот. Кроме того, сейчас вы вообще неспособны совершить ритуал так, как подобает самураю.

– Это ещё почему?

– Вы боитесь. И очень плохо контролируете себя. Рассказать вам, как это случится? – голос Ольги изменился, зазвучал глухо и монотонно: – В сумерках вы отправитесь к морю на подгибающихся ногах, и с вами пойдёт Сакадзаки-сан, который бросит вас отговаривать и просто будет идти рядом, мрачнее всех туч мира. Вы спуститесь ниже линии прилива, чтобы вода потом смыла кровь, мечтая лишь о том, чтобы какой-нибудь бог или будда избавил вас от кошмара. Но отступить вы уже не сможете. Вам придётся сесть на холодный мокрый песок и обнажить живот, невольно отводя взгляд от приготовленного вакидзаси. А Сакадзаки-сан вынет катану и встанет у вас за спиной, а вы не сумеете даже внятно проститься с ним, поскольку в горле у вас пересохнет. В последние минуты вы станете мысленно умолять его обезглавить вас прежде, чем вы прикоснётесь к мечу… но остатки гордости не позволят просить об этом. Не в состоянии унять дрожь, вы неловко обмотаете тканью половину клинка, цепляясь за ускользающее мужество. Приставите остриё к животу и внезапно почувствуете, что не в силах пошевельнуться от страха. Понимая, как унизительно ваше промедление, вы стиснете зубы и надавите, но рана получится совсем неглубокой. И тогда с отчаянным, но беззвучным криком вы вонзите меч по‐настоящему… и в мире не останется ничего, кроме боли и ужаса. Невероятного ужаса – и невероятной боли. Ещё прежде, чем вы закончите разрез, они напрочь сметут сознание, и, видя, что вы теряете контроль над собой, Сакадзаки-сан нанесёт свой удар, спасая клочки вашей чести. А потом ему придётся решать, куда девать большой кусок мяса, в который вы превратитесь… Очнитесь, Тэруока-сан! Вы едва выдерживаете мой рассказ – как вам сдержаться, когда дойдёт до дела?

С серым лицом, тяжело дыша, Тэруока затравленно смотрел на девушку.

– Вы не могли знать, что именно Сакадзаки обещал мне помочь. И как вы догадались, где я хотел умереть? Наконец… о моём намерении?

– Логика и внимание к мелочам. Плюс ещё некоторые возможности разума. Не сомневайтесь: решись вы на смерть, всё будет именно так. Формально вы сохраните лицо. Не сбежите с места действия, честно распорете живот почти до конца и даже сумеете не завопить. Но по моему мнению, умирать в таком состоянии попросту неприлично. Да и вообще из нынешней ситуации трудно придумать более идиотский выход, чем самоубийство. Проявите достоинство, сражайтесь дальше и докажите мне, что вы мужчина и самурай! Жизнью своей докажите!

Собеседник Ольги сощурился.

– А если мои доказательства стоят жизни вам?

Россиянка повторила его прищур, как отражение в зеркале.

– Вы прикидываетесь или в самом деле такой глупец?

На новую вспышку ярости у Тэруоки уже не осталось сил. Он лишь помрачнел.

– Я уже говорил о своих планах. Договорился с Сакадзаки. Что теперь скажут, останься я в живых?

– Вздохнут с облегчением. Особенно Сакадзаки-сан. Вам не стыдно так его подставлять? Самые умные начнут уважать: требуется немалое мужество, чтобы признать такую ошибку. Или ваши друзья похожи на подростков, потешающихся над приятелем, у которого спёрли штаны в раздевалке?

Нервный смех Тэруоки удивил его самого.

– А сэнсей? Это вы сказали ему?

Ольга усмехнулась.

– Сэнсей вместе с двумя старшими учениками шёл за мной по пятам от границ парка. Пока мы ругались на дороге, он стоял за кустом – и видел наше дурацкое представление от начала и до конца. Наверное, здорово повеселился. – Она внезапно поднялась, прошла к токонома и уважительно, обеими руками взяла лежащий в ней свёрток, обернутый в зелёный шёлк. На раскрытых ладонях протянула его Тэруоке: – Возвращаю вам оружие. Эти мечи восхитили меня не меньше, чем ваше искусство владения ими. А ещё мне почему-то кажется, что хозяин столь прекрасных клинков должен быть достойным человеком.

У него задрожали губы. Самурай осторожно, как величайшую драгоценность, принял свёрток. И поклонился.

– Зачем вы это делаете? – растерянно спросил он.

– Как ни парадоксально, я о вас лучшего мнения, чем вы сами. И не желаю вам ни гибели, ни бесчестия. Кстати, я не считаю вас врагом. А хороший, серьёзный противник – штука ценная. Его надо беречь и лелеять, ибо у него можно многому поучиться.

Очень долго Тэруока молчал. Его пальцы рассеянно гладили мечи сквозь тонкую ткань. Наконец, он вскинул голову и внезапно улыбнулся – хищно и весело:

– Вы меня убедили, Серинова-сан. Я останусь жить… если господин не прикажет иного. Поэтому следите за своей спиной. Тщательно следите.

– Договорились.

Тэруока собрался было уйти, но вдруг замер.

– Серинова-сан… Тогда, на поединке… как вы меня остановили?

– Загипнотизировала. Ввела в состояние транса, воспользовавшись путаницей в ваших мыслях. И приказала проснуться уже после моего ухода.

– Вот как… Признаться, я удивился, что вы не убили меня.

– Интересная идея. Убить беззащитного человека, собрата по школе, всю ночь отмывать кровь с асфальта, а к утру на свежей могиле торжественно совершить сэппуку во искупление этакого позорища. Не спорю, в истории попадались и более клинические случаи, но у меня несколько иное представление о разумном человеческом поведении.

– А ведь я собирался поступить именно так, – Тэруока хмыкнул. – И не ждал серьёзного сопротивления.

– Скрести мы с вами мечи, моего искусства хватило бы лишь на пристойную гибель. Меня воистину очаровала точность вашего удара на церемонии. Вы – выдающийся боец.

Тот изумлённо на неё воззрился.

– Точность моего удара… по вашей шее… вас очаровала?! Вам до такой степени безразлична жизнь?

– Я просто за неё не цепляюсь. Это позволяет мне обращать больше внимания на окружающее – и, как ни странно, оставаться в живых. Тоже своего рода безумие. Но полезное. Особенно в сочетании с собранностью и самоконтролем.

– Потрясающе, – вырвалось у Тэруоки. – Тогда понятно, почему я не смог противостоять вашей воле. Раз уж вас не смущает смерть…

Ольга вздохнула.

– Будь и вы подлинно готовы её принять, я ничего не смогла бы с вами поделать. В общем, всё к лучшему. У японских крематориев хватает работы и без нас.

Сакадзаки сидел на крыльце и ждал, пытаясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Тэруока до сих пор не выходил. Серинова тоже. Сумеет ли она разубедить его? А если нет? «Тогда придётся выполнить обещание», – хмуро ответил себе Сакадзаки. Он попытался представить, как это будет. Картинка не вызывала ничего, кроме отвращения. Стандартная последовательность движений. Ожидание, удар, остановка, разворот и шаг в сторону. Голова друга скатится с плеч, а он, Ёситаро, станет убийцей. Дальше нужно вытереть меч и убрать в ножны. А потом? Как быть с телом? Как вообще жить дальше? Или самое правильное – стать на колени рядом и тоже выпустить себе кишки? «Кэндзиро совершенно спятил, – подытожил Сакадзаки. – Да и я, пожалуй, не меньше».

Сёдзи мягко скользнула в сторону. На пороге появился Тэруока, по-прежнему в тренировочной форме, с причудливой смесью облегчения, сомнения и недовольства на лице. В руках он держал длинный зелёный свёрток. «Серинова вернула ему оружие», – понял Сакадзаки.

– Можешь радоваться, Ёситаро. Тебе не придётся пачкаться, – Тэруока обнажил зубы в усмешке. – Похоже, я всё-таки остаюсь, – и тут же сморщился: – Наверное, ты думаешь, что я струсил.

– Я думаю, что ты наконец-то использовал мозги по назначению. И поступил как взрослый мужчина, а не как мальчишка, почитающий за храбрость прыгнуть с моста. Ты даже не представляешь, какой камень снял с моей печени.

Тот скривился ещё больше.

– Хотелось бы верить. Только не получается. Никогда не чувствовал себя таким идиотом. Я не совершил преступления… точнее, мне не дали его совершить. И кончать с собой теперь – уже совсем глупо. Расписаться в своей никчёмности, не более. Кроме того, мне следует вспомнить о долге перед школой, – язвительно произнёс он нравоучительным тоном. – А по мнению Сериновой, мы с ней не закончили схватку, и я слишком рано признал поражение. Кажется, она не против, если я ещё пару-тройку раз попытаюсь её убить. Она в восторге от того удара, которым я чуть не прикончил её на церемонии! С кем мы связались?! Да, сэнсей не зря её сюда притащил. Серинова такая же сумасшедшая, как покойный Масаюки-сан. А то и хуже. За одну ночь она показала, кто из нас чего стоит. Без каких-либо боевых искусств. Кстати, господин следил за нами. И Кацумото, и Норимори…

– Мы могли бы и догадаться, – Сакадзаки нервно дёрнул плечом. – Он говорил с тобой?

– Да. Поинтересовался моими дальнейшими планами. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Он ведь слышал наш разговор на дороге. Я сказал, что… пересмотрел своё решение и попытаюсь исправить ошибки. А Хаябуси-сама сидел и молчал. – В голосе Тэруоки прорвалась сдавленная ярость: – Да, я виноват! Если моя вина непростительна, прикажите мне умереть, но зачем издеваться? Короче, я спросил, какого наказания заслуживаю.

– А он?

Тэруока заставил себя успокоиться.

– Нашёл мой выбор достаточно разумным и не нуждающимся в оправданиях. Посоветовал поучиться сдержанности и трезвому взгляду на вещи… у Сериновой. Разрешил пропустить вечернюю тренировку. Но завтра утром я должен встать перед строем, – воин зло засмеялся. – У вас есть официальная возможность набить мне морду за всё, что вам пришлось из-за меня пережить. Предупреждаю, я буду разочарован, если смогу потом удержаться на ногах.

– Ты, по-моему, и сейчас на них еле держишься, – с сомнением протянул Сакадзаки.

– Надеюсь, ты не станешь провожать меня до дома? – Тэруока потёр лоб. – Пожалуй, на этом я распрощаюсь. Я хочу побыть один.

– Тогда забери, наконец, ключи от своей квартиры. Исао не мог ждать тебя до бесконечности. Ему как-никак на работу.

– Спасибо.

Тэруока сжал ключи в кулаке, сунул под мышку свёрток с оружием и побрёл со двора усталой походкой до предела обессиленного человека. Проводив друга взглядом, Сакадзаки снова сел на ступеньку, дожидаясь Ольгу.

Она вышла через пять минут. Её белый костюм даже в такую пасмурную погоду казался светящимся. Девушка держалась необычайно прямо, и рюкзачок за плечами лишь усиливал впечатление. «А ведь на ней наверняка живого места нет, – неожиданно подумал Сакадзаки. – Она сносно страхуется при бросках, но удары блокирует плохо. А бьют её в полную силу. Все, в том числе и я».

Заметив его, россиянка слегка поклонилась. Он встал и поклонился в ответ, как равный равной.

– Хороший день, Серинова-сан.

– Несомненно, – с улыбкой согласилась та. В её серых глазах отражались низкие облака. – Жизнь вашего приятеля вне опасности. Больше беспокоиться не о чем.

– Позвольте поблагодарить вас. Не знаю, как вам это удалось, но… я ваш должник до конца своих дней.

– Пустое, Сакадзаки-сан. Я тоже благодарю вас. Вы неплохо приглядели за ним минувшей ночью. Интересно, сколько саке вы в него влили? – Ольга улыбнулась ещё шире.

– Насколько я помню, он свалился на шестой бутылке, – хмыкнул Сакадзаки. – Столь грандиозной попойки мы не устраивали по меньшей мере лет пять.

– То-то сегодня половина школы мается от похмелья. Впрочем, основную проблему вы решили великолепно.

Сакадзаки вздохнул.

– Но я не смог переубедить его. А вы смогли. И остановили его, хотя ничем ему не обязаны. Скорее наоборот. Он уже пытался вас убить, и чтобы избавиться от опасности впредь, вам достаточно было устраниться.

– Тэруока-сан не такой уж плохой человек. Просто у него пунктик насчёт женщин и иностранцев. К тому же в своём стремлении избавить Генкай-рю от скверны он оказался не одинок. Но он пошёл до конца, и хотя бы поэтому достоин уважения. Меня порадовала встреча со столь грозным противником. Как и то, что мне удалось удержать его среди живых.

– Низкий поклон вам за это. Какой ни есть, он мой друг. Мне очень не хотелось… рубить ему голову.

– Прекрасно вас понимаю.

– Я должен извиниться за прошлый вечер. Больше такого не повторится. Но… я не жалею. Теперь нет причин сомневаться в вас. Приведённая вами… аргументация сразила нас наповал.

– Мне уже доводилось решать подобные проблемы, – она рассмеялась. – Лет так в четырнадцать или пятнадцать. Хулиганы в нашем дворе вели себя ровно так же. И тоже доказывали всему миру свою исключительность.

Сакадзаки вспомнил комментарии Норимори.

– Похоже, мы и впрямь повели себя как дети, – он с усилием улыбнулся. – Поделом. Но что с Тэруокой? Он так измотан, будто трое суток камни таскал.

– Нервное истощение. В сочетании с похмельем. Провести ночь, готовясь к мучительному самоубийству, само по себе нелегко. А утренние метания между жизнью и смертью, моя лекция и общение с учителем его окончательно доконали. Удивительно, как он вообще перемещается без посторонней помощи. Ничего. Отоспится и вернётся в нормальное состояние.

– Надеюсь. – Взгляд Сакадзаки посуровел. – Сэнсей приказал ему завтра встать перед строем.

– Сколько он потом проваляется в постели?

– Как повезёт. Принято сопротивляться до полной невозможности продолжать бой. Обычно это потеря сознания или травма. Костей там стараются не ломать, но случается. Иори однажды месяц в больнице провёл. Хотя лучшие бойцы школы, вроде Кацумото-сана, способны отбиться даже от шестерых. Имейте в виду, рано или поздно вам тоже предстоит это удовольствие. Повод найдётся.

Ольга пожала плечами.

– Значит, проверим экспериментально, сколько выдержу я. Столь жёсткий тренинг временами полезен. Прекрасно показывает дыры в технике.

– А дыр-то у вас хватает. Вы умудряетесь не отставать от нас по скорости, однако защищаться толком пока не умеете. Только я приложил вас сегодня не меньше десяти раз. Собственно, я потрясён вашей выносливостью. Мне казалось, даже тренированная женщина ляжет пластом после подобного избиения.

– У меня есть выбор? – вскинула бровь россиянка. – Чтобы сравнительно быстро чему-то научиться, нужно плюнуть на мелочи. Кстати, не обманывайтесь: хоть женщина и слабее мужчины, но пределы прочности у нее куда выше. И чем активнее я буду заниматься, тем скорее стану для вас реальным противником, а не девочкой для битья.

– Ну, реальным противником вы являетесь и сейчас. Таками, как ни странно, понравилось. Окажете мне честь завтра утром? Я тоже не прочь попробовать.

– С удовольствием. Надеюсь, вы не станете давать мне поблажки.

– Вы и вправду похожи на Масаюки, – внезапно погрустнел Сакадзаки.

– Кто это?

– Хаябуси Масаюки, старший сын учителя. Он был прекрасным человеком, великолепным воином – и моим лучшим другом. Пожалуй, любой в Генкай-рю скажет о нём то же самое. Четыре года назад глава местной якудзы попытался подмять школу под себя. Когда не сработали юридические зацепки, его громилы стали терроризировать нас по‐другому. Чуть не спалили додзё, потом попытались взять заложника… Правда, Иори дрался куда лучше, чем бандиты могли ожидать, и мы успели прийти ему на помощь. Вот после этого случая… Масаюки-сан решил проблему. Ценой собственной жизни.

Сакадзаки помолчал.

– Он вычислил ставку их главаря. По уровню защиты та вилла больше напоминала замок. Но Масаюки пришёл туда один, вооружённый только своими мечами, прорвался через охрану и устроил им вечеринку в лучших самурайских традициях. Не знаю, скольких он там убил. Полиция насчитала около пятнадцати трупов, не считая тех, кто задохнулся в дыму, когда он поджёг дом. До Чёрной Рыбы ему добраться не удалось, но верхушку клана Масаюки выкосил начисто. А сам… он получил шесть огнестрельных ран. Истекая кровью, сел посреди разгрома и вспорол себе живот. Крест-накрест. У него ещё хватило на это сил… Впрочем, Масаюки изначально не мог спастись, не подставив под удар семью и Генкай-рю. А так скандал замяли, тем более что полицейские обнаружили в развалинах целый арсенал оружия, наркотики и отравляющие вещества. Но каких только слухов тогда не ходило. Масаюки называли героем, безумцем, пришельцем из прошлого… а он просто исполнил свой долг до конца. Он был истинным самураем. Его обгоревшее тело с трудом опознали, зато с тех пор никакая якудза и на десять ри не приближается к нашей школе. Да и в городе стало легче дышать.

Ольга безмолвно сложила ладони в ритуальном жесте, склоняя голову в память погибшего. Сакадзаки последовал её примеру. Когда спустя минуту оба подняли глаза, на пороге стоял Хаябуси-сэнсей.

– Серинова-сан, теперь вы точно опоздали на автобус, – спокойно заметил он. Будто не слышал. – Так и быть, садитесь в мою машину. Я довезу вас до города. Может, в порядке благодарности вы поделитесь способом, которым переубедили Тэруоку.

По крыше «Тойоты» хлестали тугие дождевые струи. Видимость на дороге стремилась к нулю. Собиравшийся с утра ливень наконец разразился.

– Хорошо, что мы сегодня на авто. Пешком, наверное, не доползли бы. – Наталья устало прикрыла веки. – Я ощущаю себя фаршем, пропущенным через мясорубку.

– Вниманию учителя надо радоваться.

– А я и порадуюсь. Когда в себя немного приду. Ты тоже садистка ещё та. За всю тренировку не дала мне ни секунды передышки.

Сатоко фыркнула.

– Будешь жаловаться – заставлю ещё и дома заниматься. Кстати, нам явно не повредит серьёзный спарринг. Поэтому считай мои слова вызовом на поединок.

– Лучше сразу убей! – взмолилась Наталья.

– Сразу неинтересно. Убивать буду медленно, вдумчиво и жестоко. Пока тебе это не надоест и ты не начнешь нормально сопротивляться. – Сатоко въехала на стоянку и заглушила мотор. – Вылезай.

Наталья взялась за ручку дверцы.

– Я боюсь, – призналась она. – А если Ольга… не вернулась?

– Знаешь, я думаю о том же самом. Впрочем, сейчас узнаем точно.

Выскочив наружу, подруги наперегонки ринулись к дому. Однако скорость их не спасла. За считанные метры от машины до крыльца обе вымокли насквозь. Добежав, они вздохнули с облегчением. Не только из-за дождя. Ольгины спортивные туфли мирно стояли на доске для обуви.

Внутри было тихо. Сбросив промокшую одежду, Сатоко в одних тапочках прошла к себе и вскоре появилась снова в домашнем кимоно нежного персикового цвета. Второе, бледно-голубое, она протянула Наталье.

– Переоденься. Все эти тряпки надо прополоскать и развесить на веранде. Засунь их в стиральную машину, пожалуйста.

– Почему она нас не встречает? – удивилась Наталья, входя в кухню. Сатоко уже поставила чайник и возилась с микроволновкой.

– Спит, наверное. По сравнению с тем, как ей там достаётся, наши сегодняшние страдания – лёгкая разминка. Кроме того, она вчера ждала нападения… – не договорив, девушка нажала клавишу «пуск» и отправилась на второй этаж, в спальню россиянок. Наталья пошла за ней.

Ступая на цыпочках, они приоткрыли фусума. Ольга лежала на фу-тоне навзничь, отбросив в сторону правую руку в красных и синих пятнах. Из-под простыни виднелись грудь и бок, разукрашенные ничуть не меньше. Но дыхание спящей оставалось ровным, а лицо – безмятежным. Она чему-то улыбалась во сне.

– Кошмар, – прошептала Наталья.

Еле слышного шёпота оказалось достаточно. Оттолкнувшись ладонью от пола, Ольга легко взлетела на ноги, в боевую стойку. Весело посмотрела на подруг.

– Видите, до чего меня довели? Даже спросонья на всех кидаюсь.

– Вижу, – отозвалась Сатоко, разглядывая её синяки и ссадины. – Орьга-сан, как ты двигаешься в таком состоянии? Или ты вообще боли не чувствуешь?

Та язвительно засмеялась, накидывая халат.

– Помнишь, ты однажды объясняла, как справиться с болью, совершая самоубийство? Я последовала доброму совету. И просто не замечаю её. Пока получается неплохо.

– По-моему, ты знала этот секрет задолго до моих объяснений. Но если постоянно продолжать в том же духе, твоё тело может не выдержать. Ты уверена, что у тебя нет внутренних повреждений?

– Почти. Не переживайте – друг друга там стараются не калечить. Однако любой малоопытный олух вроде меня неизбежно получит свою порцию шишек. В общем-то, я отбиваюсь довольно успешно для моего уровня.

Сатоко хмыкнула.

– Слышишь, Ната? А ты ещё жалуешься.

– Я всё поняла, – кивнула та. – Простираюсь во прахе, умоляя о прощении. Осмелюсь лишь заметить, что я – нормальная женщина, а не совершенный воин без страха, упрёка и здравого смысла.

– Нормальные женщины не ездят в Японию изучать боевые искусства, – парировала Сатоко. – А здравый смысл ты в полной мере продемонстрировала вчера, угрожая Хаябуси-сэнсею. Деваться некуда, придётся тебе стать совершенным воином.

– Я ещё не настолько свихнулась. «Бусидо ва синигуруи нари», – меланхолично процитировала Наталья. – Путь самурая состоит в том, чтобы умереть, как безумец. А до того, видимо, жить, как настоящий сумасшедший. Живая тому иллюстрация стоит от меня в двух шагах. Кстати, Ольга, тебя ещё не пытались убить?

– Пытались, – улыбнулась она. – Получилось очень смешно. Хотя и утомительно.

Наталья с облегчением рассмеялась. Зато Сатоко воззрилась на подругу почти с ужасом.

– Смешно?!

– Иначе не скажешь. Вчера на меня устроили классическую засаду, причём почти все участники обвешались мечами не хуже новогодних ёлок. Правда, пятеро из шести собирались меня только показательно припугнуть… большую глупость трудно придумать. Их я просто подняла на смех. Но в своем главном враге я не ошиблась, – Ольга коснулась заживающей раны на шее. – Он решился идти до конца. И вызвал меня на смертельный поединок.

– А ты?

– Я приняла его вызов. Только не надо так бледнеть. Всё уже закончилось. Один из его приятелей любезно одолжил мне катану. Конечно, она не могла мне помочь против такого бойца… Поэтому я остановила его другим способом. Впервые в жизни у меня толком получился эриксоновский гипноз, – девушка фыркнула. – Не иначе как с перепугу. Я заставила противника замереть на месте – и обезоружила, дабы он с горя не занялся художественной резьбой по животу. По счастью, его друзья правильно поняли мой намёк и напоили беднягу до потери сознания. А утром я вправила ему мозги и вернула клинки. После такого представления даже самые закоренелые ксенофобы признали моё полное право тренироваться с ними – и получать от них по физиономии.

Подруги расхохотались.

– Интересно, а Хаябуси-сэнсей в курсе ваших ночных похождений?

– Разумеется. Он в них тоже участвовал, следя за нами из-за кустов, как заправский ниндзя. Упускать такое зрелище и впрямь не стоило. Великолепный сюжет для кинокомедии.

– Учитель… хотел защитить тебя? – осторожно поинтересовалась Сатоко.

– По-моему, он сам не знал, чего хотел. Во всяком случае, вмешиваться не стал. Как и все остальные. Зато потом разбудил меня в четыре утра и выразил удивление, что мне удалось уцелеть. Удивление и радость.

– Сатоко, и ты ещё называла его благородным человеком? – в голосе Натальи сквозило презрение. – Для него, похоже, жизни учеников абсолютно ничего не значат. А беспокоиться о какой-то девчонке из России ему вообще в голову не придёт. Не пришибли? Странно, но ладно. Только личности вроде нашей Ольги могут радоваться подобному «обучению».

Ольга медленно подняла на неё глаза.

– Ната, пожалуйста, придержи язык, – спокойно попросила она. – Неприятно слушать. Я чрезвычайно высокого мнения о Хаябуси-сэнсее.

И считаю великой честью возможность всерьёз у него учиться. Ты уж поверь, у меня есть к тому основания. У тебя, кстати, тоже.

– Но ты…

– Я пошла на это сама. Осознанно и добровольно. Причём учитель предупредил меня и о степени опасности, и о суровости правил, которым придётся следовать. По сути, я теперь являюсь его вассалом. Так что будь добра, не оскорбляй моего господина.

Подруги онемели.

– Это… шутка такая? – выдавила, наконец, Наталья.

– Можешь считать и так. – Во взгляде Ольги постепенно таяла жёсткость, замораживающая кровь. – Но если ради нашей школы мне придётся умереть – я умру. Ибо она того стоит.

– А тебе не приходило в голову, что в мире, который ты с лёгкостью готова оставить, кто-то станет тебя оплакивать?

Ольга неспешно свернула постель; убрала её в шкаф. Вздохнула. И тихо ответила:

– Простите меня. Пожалуйста, простите. Но по-другому уже не получится.

На кухне запищала микроволновка.

– Обед готов, – констатировала Сатоко. – Пошли есть, пока вы опять не поругались.

Спустившись вниз, девушки расположились вокруг стола и взялись за палочки. Суп съели в полной тишине. Только раскладывая по тарелкам суси, Сатоко осведомилась:

– Орьга-сан, а где ты там спишь?

– Две прошлых ночи я провела в парке под деревом. Сегодня утром Хаябуси-сэнсей отыскал меня там и приказал впредь ночевать в его доме. Вечерняя тренировка заканчивается в десять, а утренняя – начинается в половине шестого. Мне, как самой младшей, полагается ещё убираться в додзё. В общем, на сон остаётся не очень много времени. Я‐то ладно, здесь отосплюсь, а вот когда спят остальные – полная загадка. Они как‐никак работают.

– Привыкли, наверное. Японцам традиционно спать некогда. У вас часто пропускают тренировки?

– За пропуск без уважительной причины так по ушам дадут, что в другой раз не захочется. Даже за опоздание. Степень уважительности, понятно, определяет сэнсей.

– Люто. А форма и снаряжение там такие же, как везде?

– Форма стандартная. Чёрные хакама, чёрное кимоно. А вот насчёт снаряжения… мне придётся спросить у тебя совета. Учитель озадачил меня распоряжением обзавестись комплектом боевых мечей – впридачу к деревянному оружию и ножу. Ты можешь подсказать, как разрешить проблему?.. Почему ты так странно на меня смотришь?