Электронная библиотека » Елена Хаецкая » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Прозаические лэ"


  • Текст добавлен: 7 июня 2021, 16:00


Автор книги: Елена Хаецкая


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Да что с вами, прекрасная Азенор? Не бывало еще, чтобы вы уклонялись от моих объятий. И снимите наконец с меня эти путы, которые не позволяют мне вздохнуть свободно!

Азенор подчинилась и стала разматывать повязки, которые вчера так искусно были наложены на раны сира Эрвана.

Когда последняя из белых лент упала, глазам Азе-нор предстали два розовых толстых шрама, пересекавших ребра сира Эрвана, и еще три поменьше – на его левой руке выше локтя. И один такой шрам был почти у самой его шеи. И видно было, что большинство ударов нанесены мечом, но тот, что возле шеи, – тот был нанесен копьем.

Тут дама Азенор сделалась вся белая от ужаса и прикусила губу так, что губа у нее вспухла, а зубы заныли.

– Вот так чудеса! – вскричал сир Эрван. – Сперва вы не желаете моих прикосновений, словно я внезапно сделался вам противен, а теперь и вовсе глядите на меня как на страшилище.

– Ваши раны, – пролепетала дама Азенор. – Они зажили.

– Клянусь собакой, конечно, они зажили! – сказал сир Эрван весело. – И это не должно вас так печалить, моя госпожа. Вот если бы раны мои воспалились и не заживали, и кожа вокруг них пошла бы вся красными и бурыми пятнами, а посреди каждого пятна набух бы гнойный нарыв, – тогда бы следовало начать беспокоиться и поить меня гадкими настоями, потому что это было бы действительно нехорошо. Но гнойных нарывов нет, а это значит, что кровь в моих ранах чистая. И они, как вы справедливо заметили, зажили, поэтому ничто не помешает мне заключить вас в объятия и задуматься наконец о наследнике.

– Сир Эрван, – спросила дама Азенор, – как вы получили эти раны?

– В полудне езды от нашего замка я встретил отряд голландских наемников, – ответил сир Эрван. – Эти пройдохи никакого добра не принесли на нашу землю. Их берут в свою армию все, кто сражается, а если оплата кажется им недостаточной, они попросту грабят окрестные поселения.

– Зачем же вы схватились с ними в одиночку? – спросила дама Азенор. – Это было крайне неразумно.

– О, – отозвался сир Эрван, – но иначе не получилось… Итак, они были крайне недовольны тем, что я напал на них, и ударили меня два или три раза, так что пришлось мне убегать, поджав хвост… Лошадь моя хорошо обучена, она, верно, и вынесла меня из схватки.

– Сдается мне, сир Эрван, вы это только что придумали для того, чтобы утешить меня, – сказала дама Азенор.

Сир Эрван засмеялся и схватил даму Азенор в охапку. И как она ни отбивалась, осыпал поцелуями ее щеки и шею и все то, что ниже шеи, для чего расшнуровал на ней рубашку и выбросил шнурок.

– Какие же подозрения терзали вас, моя бедная голубка?

– Пустите! – сердилась дама Азенор. – Я хотела серьезной беседы, а вы…

– Как же супружеская близость может помешать серьезной беседе? Говорите, что хотели сказать!

– Разве нет у вас конкубины, которую вы навещаете каждую неделю? – спросила дама Азенор, раздавленная сиром Эрваном, который прижался лицом к ее лицу и волосами щекотал ей нос. – Апчхи! Говорите же мне сейчас правду, ибо мы с вами обнажены и составляем единое тело, а правая рука не смеет лгать левой, если та ее о чем-либо спрашивает.

– И о чем вы спрашиваете мою правую руку? – осведомился сир Эрван. – Не побывала ли коварная на теле какой-либо другой женщины? Не пускалась ли в негодное путешествие, не посетила ли те края, где ей быть вовсе не следовало? Спросите об этом еще и иные части моего тела, и каждая из них ответит вам с полной искренностью, что ничего подобного не случалось!

– Ах, сир Эрван, – и дама Азенор закрыла глаза, – как я могу не верить вам, находясь в столь подчиненном положении.

– Вот и хорошо, – сказал сир Эрван и спустя некоторое время завершил свое дело. После чего он провел ладонью по своему боку, исчерченному шрамами, и почесался.

– Но скажите мне, – настаивала дама Азенор, – для чего вам уезжать из дома каждую неделю, если нет у вас конкубины?

– Ради встреч, вроде той, о которой я вам только что рассказывал, – сир Эрван как будто удивился ее недогадливости. – Для чего я говорил вам правду, моя госпожа? Уж точно не для того, чтобы вы ей не поверили. Или вам проще поверить в мою супружескую неверность? Я сказался бы неверным супругом, если бы вам от этого стало легче; но и вам будет только тяжелее, и на себя я возведу напраслину, а моя судьба и без того никогда не была простой и отягощать ее таким грехом я не намерен.

– Так вы покидаете меня ради драк? – не верила собственным ушам дама Азенор. – В таком случае, почему бы вам не объявить войну кому-либо из соседей, не взять небольшой отряд и не подраться от души, как делают все благородные люди этой страны? А то подались бы к англичанам и поступили бы к ним на службу.

– Все эти пути для меня не слишком хороши, – ответил сир Эрван, – ведь я сражаюсь не ради удовольствия и не за то, чтобы прибавить новые земли к моим, и даже не во имя вассальной верности, – а исключительно ради пропитания.

Дама Азенор подобрала шнурок и начала приводить в порядок свою рубашку. Пальцы ее дрожали, а в лице не было ни кровинки.

– Не уподобились же вы наемникам, о которых только что отзывались с таким презрением? Ах, муж мой, муж мой, чего же я о вас не знаю? Каким образом драка доставляет вам пропитание?

– Любезная Азенор, да будет вам известно, что я их ем.

Дама Азенор замерла, не в силах ни пошевелиться, ни даже вздохнуть.

А сир Эрван беспечно раскинул руки, потягиваясь, и снова почесал розовый шрам под мышкой.

– Люди убивают друг друга, – сказал он, – и получают за это деньги, на деньги покупают еду и съедают ее. О, еда, купленная за деньги или полученная с крестьян, весьма вкусна, но мне, чтобы не погибнуть, непременно требуется время от времени съедать человека. Я не получаю за это денег и ничего не покупаю… Раньше, я знаю, бывали такие, кто покупал людей себе в пищу, но я считаю этот обычай весьма постыдным. Я не употребляю в пищу также моих крестьян и тем более не краду у них ради этого детей. Нет, моя госпожа, мой стол ограничивается исключительно врагами Бретани и графа Жана. И нет на моей совести никого, кого я не убил бы и в человечьем обличье, и при том недрогнувшей рукой.

– А… в каком обличье вы их убивали? – спросила дама Азенор, хотя в душе она уже знала ответ.

– В волчьем, конечно, – сказал сир Эрван. – Я бисклавре, что значит – «оборотень», и, видит Бог, так оно и есть! Я не выбирал этого – таким я родился у отца и матери. Быть может, оттого у нас с вами до сих пор нет детей, бисклавре редко появляются на свет, иначе жизнь была бы чересчур горькой.

– Горькой? – прошептала дама Азенор.

Сир Эрван пожал плечами:

– Каково это, по-вашему, желать человеческой жизни и скрывать от других свою волчью природу? Я едва не выдал себя, когда спас волка в нашей деревне. Но не мог же я позволить мужланам убить невинное животное! Он покорился мне, потому что признал меня, а вчера пришел мне на помощь, когда голландцы едва меня не одолели. Я был голоден и поступил неразумно: обычно я нападаю на раненых, отставших от отряда или же на тех, кто отошел по нужде достаточно далеко. Голод ударил мне в голову, и я набросился сразу на троих, а те кликнули подмогу… Впрочем, дело прошлое; на бисклавре все заживает быстро, завтра и следа от этих шрамов уже не останется. Так что вам не нужно беспокоиться о том, что мое тело изуродовано и вам неприятно будет к нему прикасаться.

– И это все, о чем вы можете думать? – еле слышно спросила дама Азенор.

Сир Эрван пожал плечами:

– Клянусь ногой Господа, да. Других мыслей не приходит.

– Вы – оборотень! – тут дама Азенор принялась вздыхать и плакать. – За кого же я вышла замуж? Как такое получилось? За что мне святая Этельреда послала такое несчастье? Куда смотрели мои родители? Неужто никто не знал о вас?

– Я ведь вас не обижаю, – напомнил сир Эрван, – ни вас, ни кого-либо из наших друзей или мужланов. Спросите кого хотите, все скажут, что сир Эрван де Морван добр и справедлив, а спросите графа Жана – и он скажет вам, что он верен.

– Я спрашивала мое собственное отражение, – проговорила дама Азенор, – и оно считает вас наилучшим мужем из возможных. Но все-таки вы оборотень, а это многое меняет!

Сир Эрван зевнул:

– Ничего это не меняет. Я тот же, что был вчера и всегда. Подайте-ка мне еще раз ваши губки, и ваши щечки, и ваши грудки, любезная моя супруга!

* * *

Сир Вран не оставлял своего намерения завладеть дамой Азенор. Действовал он постепенно и не спеша, сперва захватывая душу дамы, а уж затем намереваясь распространить свое влияние и на нее тело. Такой способ он полагал наиболее верным.

Душа дамы, так рассуждал он сам с собой, питается чувствами, а из чувств для дамы сильнейшие – любопытство и страх. Что касается любви, то она, по справедливому мнению сира Врана, представляла собою отнюдь не чувство, но добродетель. Питать же добродетель извне невозможно, она произрастает из собственного душевного корня.

Однако можно ее унавозить, дав ей обильное удобрение. Удобрением же может стать любое чувство, и сир Вран избрал наиболее удобные.

С тем он подступил к даме Азенор, выспрашивая, не прекратились ли непонятные отлучки ее супруга, а также интересуясь, отчего она бледна и скучна в последнее время.

Внимание сира Врана было даме Азенор приятно, особенно после того, как она узнала о том, что муж ее вовсе не человек. И она начала проводить больше времени с сиром Враном, особенно с понедельника по четверг.

И на расспросы сира Врана она, не выдержав, сказала:

– Святая Одиль мне в помощь, сир Вран, если солгу, но клянусь я Господом, ни разу не солгавшим: если бы муж мой навещал другую женщину и даже имел от нее детей, которых я почему-то до сих пор не могу ему подарить, – я и то была бы счастливее, нежели теперь! Но разговор с ним открыл мне, что сир Эрван де Морван не является человеком – он бисклавре, волк-оборотень. И каждую неделю он принимает звериное обличье, чтобы охотиться на людей и, поймав, пожирать их. Без этого он, по его словам, умрет.

Сир Вран почувствовал радостную дрожь, но скрыл свои чувства и вместо этого решился возразить даме:

– В такое трудно поверить, моя госпожа, ведь в округе ничего не слышно о том, чтобы пропадали люди. А там, где завелся бисклавре, непременно такое случается.

– Это оттого, как он говорит, что он пожирает исключительно врагов Бретани и графа Жана, – объяснила дама Азенор, – и кормится он вдали от дома. Потому и уезжает не на один день, а на несколько. Раны же, которые ему иногда наносят, заживают на нем в единый миг, и я сама стала тому свидетельницей.

– Коли супруг ваш действительно бисклавре, – заметил сир Вран, – то неплохо бы вызнать, каким образом он превращается в волка и, главное, как возвращает себе человеческое обличье.

Дама Азенор согласилась: это самое главное.

* * *

А сир Эрван и не думал ничего скрывать.

– По правде говоря, любезная моя супруга, мне гораздо легче стало теперь, когда вы узнали обо мне правду, и я больше не вынужден от вас таиться. Чувствую я, что отныне мы стали еще ближе друг к другу.

– Стало быть, лицемерие вам отвратительно? – спросила дама Азенор.

– Кому же приятно лицемерие? – удивился сир Эр-ван де Морван. – Любому, кто в здравом уме, будь он человек или бисклавре или даже англичанин, лицемерие отвратительно. Ведь оно и утомительно, и требует умственных затрат, а в случае разоблачения стыда не оберешься.

– Сдается мне, вы говорили о лжи, – возразила дама Азенор. – Лицемерие же предназначено для того, чтобы выдать не слишком хорошее за прекрасное. Ложь же выдает дурное за хорошее, а это совершенно иное дело.

– Как всегда, вы рассуждаете мудро, моя голубка, – обрадовался сир Эрван и поцеловал даму Азенор.

Она же стерпела поцелуй от нелюдя и бровью не поведя и продолжила разговор:

– Но если вы по природе своей волк, то разве не лицемерием было бы носить кожаные одежды, которыми Господь Создатель облек Адама после грехопадения для защиты его внутренностей, жил и сухожилок? Ведь одежды эти предназначаются исключительно для детей Адама и ни для кого другого. Вы же, сдается мне, облачаетесь в них не по праву.

Сир Эрван нахмурился и долго размышлял, пытаясь понять, что же имеет в виду любезная его супруга. Но сколько бы он ни думал, смысл ее речений оставался для него темным. И в конце концов он пришел к решению попросту переспросить. А коль скоро между решением и исполнением у сира Эрвана проходило совсем немного времени, то он и сказал, не раздумывая:

– К чему вся эта болтовня про детей Адама? Бисклавре – настолько же человек, насколько и волк, и уж вам-то, кажется, грех жаловаться на то, что ношу я кожаные одежды.

– Но если в вас неким кощунственным образом уживаются две природы, то каким образом вы переменяете одну на другую? – продолжала дама Азенор.

– Для чего вам знать?

– По доброй ли воле обращаетесь вы волком и по собственному ли желанию вновь становитесь человеком?

– На то, чтобы обладать двойной природой, не было моей доброй воли, – отвечал сир Эрван. – Кроме того, заблуждением будет называть эту двойственность кощунственной: ведь и святой Христофор, как говорят, был псоглавцем, и иные кентавры принимали святое крещение от подвижников пустыни Нитрийской. Впрочем, все эти разговоры книжные и чересчур благочестивые, в беседе между мужем и женой неуместные. Не лучше ли нам с вами, не теряя времени даром, избавиться от тех лишних одежд, что мы носим поверх кожаных, унаследованных от Адама, и заняться вещами, для супругов куда более уместными, нежели диспут о святом Христофоре?

И он потянулся к даме Азенор, дабы исполнить свое намерение, но она отстранилась.

– Так каким образом вы переменяете обличье? – настаивала она.

– Если я отвечу, предадитесь ли вы со мной надлежащим утехам, как подобает доброй супруге, или и далее будете представлять из себя унылого капеллана?

– Клянусь, – сказала дама Азенор.

– В таком случае, – сир Эрван начал раздеваться, – я вам отвечу. Перед тем, как облачиться в шерсть, я раздеваюсь донага, а одежду мою складываю в особом месте.

– Это любая ваша одежда или какая-то особенная? – продолжала допытываться дама Азенор.

– Если я отвечу, снимите ли вы ваше блио? – спросил сир Эрван.

Дама Азенор сняла блио, и он сказал:

– Особенная.

– Могу ли я посмотреть на нее?

– Сначала снимите пояс и распустите ворот рубашки.

Дама Азенор проделала и это, и сир Эрван сказал:

– Это старая рубаха, выделанная из овечьей кожи. Ее носил и отец мой, и дед, а какими путями попала она к деду – того не ведаю. Я надеваю ее под обычную рубаху, когда уезжаю из дома.

– Стало быть, в ней все дело! – сказала дама Азенор и, не дожидаясь следующего приказания от мужа, сама стянула с себя рубашку, явив его взорам кожаные одежды, унаследованные от праматери Евы.

Тут сир Эрван и позабыл об их разговоре и со смехом притянул жену в свои объятия.

* * *

Настал день Пятидесятницы, и граф Жан вдруг заметил, что в церкви нет сира Эрвана де Морвана. Это показалось ему необычным, потому что сир Эрван никогда не пропускал случая послушать мессу, тем более в день великого праздника. Супруга же его, дама Азенор, находилась в церкви, и в одежде ее не было ни единой нитки зеленой, а только лишь темно-серые. Это показалось графу Жану еще более странным, и после мессы подозвал он к себе даму Азенор через слугу. Дама Азенор приблизилась и склонилась в поклоне, а граф Жан спросил ее, не захворал ли супруг ее и не приключилось ли с ним какой-либо беды.

Дама Азенор в ответ залилась слезами и отвечала, что не хотела бы омрачать такой светлый день, но коль скоро граф желает знать правду, то вот что произошло: уже месяц с лишком сир Эрван де Морван, ни слова не сказав, покинул замок Морван и супругу свою, и с тех пор нет от него никаких вестей.

Это опечалило графа Жана, но не настолько, чтобы поменять распорядок праздничного дня. И таким образом после мессы бароны отправились вместе с графом Жаном на охоту.

* * *

Время шло, и граф Жан то и дело вспоминал о сире Эрване де Морване, а тот все не показывался. Поначалу граф Жан просто ожидал его появления, потом начал сердиться, а спустя полгода его охватило беспокойство. Он призвал к себе даму Азенор и расспросил ее подробно.

Она отвечала, что сир Эрван имел обыкновение покидать ее время от времени, но никогда не рассказывал – для какой надобности. И было у нее подозрение, что он навещает другую женщину, способную подарить ему детей (при этих словах дама Азенор залилась слезами, но граф Жан даже глазом не моргнул, не сочувственный он был человек). И потому, страшась услышать нелицеприятную правду, дама Азенор не задавала супругу вопросов о его отлучках. И вот, он покинул ее на целых полгода – и она понятия не имеет о том, где его искать!

– Каковы же ваши намерения относительно замка Морван? – спросил граф Жан, который, как и обычно, в первую очередь думал об интересах Бретани и о том, чтобы в его землях царил мир.

– Полагаю, даме невместно управлять таким владением, – потупилась дама Азенор, – и потому предполагаю я, если еще через полгода супруг мой не объявится, вторично выйти замуж.

– Гхм, – молвил граф Жан, – полагаю, есть у вас кто-то на примете, достойный, умный, к кому вы питаете склонность?

Дама Азенор залилась краской и пролепетала, что от сюзерена ничто не скроется, – такой человек действительно имеется, и это – сир Вран, верный вассал и храбрый воин.

Граф Жан чуть поморщился и признал правоту дамы Азенор; однако наказал ей ждать еще полгода прежде, чем она отдаст сиру Врану руку и замок пропавшего сира Эрвана.

Но месяц шел за месяцем, зима миновала, и снова зеленью покрылись леса и рощи, а в полях начался и закончился сев; настал день Пятидесятницы, второй по исчезновении сира Эрвана. И граф Жан дал согласие на брак сира Врана и дамы Азенор.

После мессы, как заведено, отправился он на охоту и долго преследовал оленя, так что в конце концов оторвался от всех своих спутников и один забрел в чащу леса. Оленя он давно потерял и теперь искал лишь возможности выбраться, а лес вокруг него становился все глуше и темнее.

Граф Жан был человеком не робкого десятка, однако тут ему внезапно почудилось, будто чаща эта заколдована и он находится во власти каких-то злых чар, так что без посторонней помощи ему отсюда не высвободиться. Блуждать же без цели и надежды, покуда голод и усталость не сморят его, не заставят лечь на мягкий мох и забыться смертным сном, граф Жан никак не мог себе позволить, поскольку он правил Бретанью и тревожился о ее судьбе.

И потому воззвал он к святому Гвеноле и святой Одиль, и святой Этельреде, и святому Христофону, и тут навстречу ему из черного леса выбрался огромный волк.

Шерсть на волке была свалявшейся, словно он перелинял как переболел, глаза горели желтым огнем, а с клыков падала пена. Худые его бока тяжело ходили ходуном, стройные лапы ступали осторожно, но одна была поранена.

Волк приблизился к графу Жану и остановился, обдавая его жарким звериным дыханием. И вдруг графу Жану стало жаль зверя, он опустил кинжал, который занес было над волком, и проговорил:

– Для чего мне убивать тебя? Шкура твоя совсем негодная, и не получится из нее красивой оторочки, а сам ты так же жалок, как и я: блуждаешь в этой чаще без пропитания.

Волк поставил уши торчком и вдруг побежал вперед, сильно хромая. Граф Жан тронул лошадь и поехал следом.

Волк уверенно вел его звериными тропами, известными лишь лесным обитателям, но незримым для обычного человечьего взгляда. И спустя час или два вывел графа Жана на дорогу.

– Что ж, – сказал граф Жан, наклоняясь к волку, – здесь мы с тобой, пожалуй, расстанемся, брат мой. Ступай обратно в лес, потому что люди не потерпят твое общество и захотят тебя убить, как хотел убить тебя я.

Но волк не уходил, а все глядел на графа Жана и шумно дышал, вывесив язык. Он был таким худым, а лапа его кровоточила, и так ластился к графу Жану, что тот вдруг решился и, наклонившись, взял зверя к себе в седло, точно охотничью собаку.

– Если ты теперь укусишь меня, то я скажу, что ты неблагодарен, как человек, – заметил граф Жан. – И поступлю с тобой как с человеком: отдам палачу, чтобы тот отрубил тебе голову. Но если ты послужишь мне верно, то жди от меня награды. А я награждаю и людей, и зверей по их заслугам.

Волк прикрыл глаза и затих, успокоившись.

Рыцари и дамы обступили графа Жана и начали поздравлять его с благополучным возвращением и с добычей. Оленя же удалось убить сиру Врану, новобрачному, и он подъехал к графу Жану похвалиться.

– Слыхал я, убили вы волка в одиночку! – добавил сир Вран. – Кто же сравнится с вами, мой сюзерен, на войне или охоте!

Тут волк, смирно дремавший под рукой графа Жана, вдруг шевельнулся и открыл глаза. Услыхав голос сира Врана, он приподнял верхнюю губу, сморщил нос и показал зубы.

Сир Вран отпрянул и побледнел.

– Так вы не убили его!

– Как видите. Я не убиваю все, что движется, – а этот волк помог мне выбраться из чащи и к тому же вел себя не как дикий зверь, но, скорее, как добрая собака.

– Не такая уж добрая, – проворчал сир Вран, поскорее отходя в сторону.

Граф Жан привез волка в Ренн, где в те дни размещался его двор, призвал лекаря и велел ему заняться раненой волчьей лапой. Лекарь поначалу боялся дикого зверя и страшился даже приближаться к нему, но волк держался так кротко и смирно, что в конце концов лекарь даже полюбил его.

– Не всякий человек так бывает благодарен за помощь, – сказал он графу Жану, а волк лизнул его руку и растянулся у горящего камина. Он действительно не боялся ни людей, ни огня, и держался так спокойно, что скоро к нему все привыкли и обращали внимания не больше, чем на любую из собак графа Жана. Но граф Жан никогда не забывал об услуге, которую оказал ему этот волк, и повсюду брал его с собой.

* * *

Осенью граф Жан устроил большой турнир, и съехались бароны со всей Бретани и десяток баронов из Нормандии и даже несколько баронов из Англии.

Призы были назначены завидные, и рыцари бились не на жизнь, а на смерть, и кругом только и было, что разговоров, кто выехал сейчас на ристалище, и какую цену он уплатил за коня, копье и доспехи, и какой мастер делал для него щит, и кто будет носить эти цвета и этот герб, если сейчас означенный рыцарь сломает себе шею, а такое вполне возможно, поскольку обучал его рыцарскому искусству человек глупый и невежественный, который и сам-то в седле держится с трудом, – вон он, пьяница Гильом, и как только его нанимают в учителя? Был еще Евстафий, бывший солдат, у него одна нога и родом он голландец, – этот обучал хорошо и сам был фехтовальщик отменный, – да только бою на копьях учить не умел и в прошлом году убит был в пьяной драке.

Такие разговоры велись повсеместно, и крики не смолкали; гремели копыта и трубы, трещали копья и звенели доспехи; то и дело кто-то падал с коня, вздымая тучи пыли, и дамы вскакивали, прикладывая ладони к щекам и взмахивала цветными платками и рукавами. Граф Жан сидел с каменным лицом, уперев левую руку в бедро, и глядел на происходящее, а волк лежал у его ног.

И вот приблизилась к графу Жану дама Азенор, а он сказал ей:

– Глядите, супруг ваш второй раз выходит победителем. Еще раз – и вы будете увенчаны королевой турнира.

Дама Азенор улыбнулась, а волк внезапно вскочил на все четыре лапы, глухо зарычал и поднял на загривке шерсть. Дама Азенор попятилась, а граф Жан сказал ей улыбаясь:

– Не бойтесь этого волка. Он добр и честен – не в пример многим людям, и не причинит вам худа.

Тотчас волк взвился в воздух, поставил лапы на плечи дамы Азенор и откусил ей нос!

Дама Азенор закричала, заливаясь кровью, упала и потеряла сознание, а волк бросился бежать. Он выскочил на ристалище, пугая лошадей, так что поднялась всеобщая суматоха: лошади ржали и поднимались на дыбы, сбрасывая конников или же вырываясь из рук оруженосцев, и носились взад вперед, болтая пустыми стременами; упавшие рыцари, беспомощные в тяжелых турнирных доспехах, взывали о помощи, и оруженосцы поднимали их на ноги. Пробежал паж в поисках лекаря, а тот отказывался идти лечить какую-то упавшую в обморок излишне чувствительную даму, поскольку поглощен был переломом руки у славного рыцаря сира Галерана и никак не желал отвлекаться на ерунду.

Наконец волк, пометавшись еще немного среди людей, скрылся, кони начали успокаиваться, а лекарь наконец закончил укладывать драгоценную руку в лубок и направился вместе с пажом к даме.

Увидев, однако, во что превратилось лицо прекрасной Азенор, лекарь побледнел и упал на колени. Ни о чем в жизни он так не сожалел, как о своем промедлении.

Но граф Жан кивнул ему и сказал:

– Не вини себя, все произошло внезапно, и даже если бы ты появился здесь через минуту после того, как все случилось, ты все равно не смог бы спасти нос этой дамы.

– Мой господин, – пробормотал лекарь, – если бы я знал… Но как такое вышло?

– Это сделал мой ручной волк, – хмуро ответил граф Жан. – Об этом потолкуем после.

– Я лечил его лапу, – сказал лекарь. – Как же мне жаль! Следовало сразу перерезать глотку этому зверю.

– Поглядим, – отвечал граф Жан. – Быть может, волк не настолько уж был неправ.

Лекарь разложил инструменты и занялся несчастной Азенор. Он остановил кровь, перевязав лицо дамы широкими бинтами, а затем позвал прислужников, чтобы те унесли ее и устроили в графском шатре, рядом с другими ранеными.

Суматоха улеглась, волк исчез, и турнир продолжился. Сир Вран одержал третью победу, и когда отошел, чтобы выпить воды, волк внезапно набросился и на него и перегрыз ему горло. После этого он убежал, и никто не смог его найти.

* * *

Граф Жан был опечален – но не гибелью сира Врана и не увечьем дамы Азенор, а предательством своего верного волка.

– Как такое вообще могло случиться! – говорил он, за неимением другого собеседника – лекарю. – Ведь этот волк держался так смирно!

– Уж я-то помню, – кивнул лекарь. – Ведь поначалу я перепугался, увидев перед собой дикого зверя! И как ужасно он выглядел: шерсть в колтунах, бока тощие, глаза ввалились, зубы желтые – и в лапе нагноение от какого-то вонзившегося в нее шипа! Но он дал мне вырезать гнойник и убрать шип, а потом перевязать лапу, он позволил вычесать шерсть и даже остричь когти. И тогда он стал выглядеть почти как собака.

– Он ни разу никого не обидел, – сказал граф Жан. – Вот что мне удивительно! Почему он напал на даму Азенор и сира Врана?

– Так ведь они поженились, – простодушно сказал лекарь, – а прежде дама Азенор была женой пропавшего рыцаря Эрвана де Морвана. Того самого, что единственный из всех ваших вассалов, ваша милость, не верил в оборотней.

Граф Жан нахмурился.

– Что у тебя на уме, лекарь?

– Да только то, что сир Эрван не напрасно говорил, будто ни в каких оборотней не верит. Для чего ему верить, коли он точно знает? – сказал лекарь. – Если ваша милость позволит, я вот что скажу: он сам и есть этот волк, бисклавре, сир Эрван, а его жена и сир Вран каким-то способом заставили его остаться в волчьем обличье. Вот волк и покарал их.

Граф Жан долго размышлял над услышанным. Таков был граф Жан де Монфор, что ни одного решения сразу не принимал и ни одной мысли, хорошенько ее не обдумав, не высказывал. А эта мысль оказалась такой угловатой и странной, что пришлось графу Жану обкатывать ее и так, и эдак, и отесывать, и оглаживать, и полировать в уме, покуда она не стала наконец ровной и гладкой и достойной того, чтобы высказал ее не кто-нибудь, а сам повелитель Бретани.

И граф Жан сказал наконец:

– Стало быть, сир Эрван де Морван – бисклавре, а неверная жена его и ее нынешний муж сир Вран сговорились, чтобы его уничтожить и завладеть всем его имуществом?

– Похоже на то, – кивнул лекарь.

– Так почему он сира Врана загрыз, а даму Азенор лишь изуродовал?

– Полагаю, он покарал каждого из них таким способом, который для них был наиболее болезненным. И если для сира Врана больнее всего было расстаться с жизнью, то для дамы Азенор худшей потерей оказалась ее красота.

– Разумно, – сказал граф Жан, – но, полагаю, это еще не все. Ведь если бы он убил обоих – никогда бы нам не узнать о том, как вернуть сиру Эрвану его прежний человеческий облик.

И граф Жан приказал доставить к нему даму Азенор – как только та очнется и сможет связать два слова.

* * *

Дама Азенор в повязках имела плачевный вид: лицо ее распухло, глаза затекли и покраснели, а губы пересохли, и она едва шевелила языком. Но граф Жан видывал и похуже, и разжалобить его было делом не то чтобы нелегким, а прямо невозможным.

– Ваши несчастья, любезная дама, вовсе не трогают моего сердца, – сказал он даме Азенор. – Я и хотел бы сострадать вам, да не могу, и не потому даже, что вы виновны в предательстве своего супруга, моего доброго рыцаря сира Эрвана, – а просто по причине моего прирожденного жестокосердия. Зная за собой этот недостаток, я заменяю милосердие холодным рассуждением. И если я вижу, что человек заслуживает моего сострадания, то всегда проявляю к нему доброту. Если же я этого не вижу, то даю полную волю своему равнодушию. И к вам, дама, ничего, кроме безразличия, я не испытываю. Другое дело – мой друг сир Эрван, достойный рыцарь, которого вы предали.

– Что вы желаете от меня, мой господин? – прошептала дама Азенор, и слезы потекли из ее глаз, изливаясь справа и слева.

– Только одного: как вы заставили его остаться в волчьем обличье?

– Это все, что вы желали бы знать?

– Да, и если вы ответите честно, то я отпущу вас и никак не покараю.

– Я вызнала у мужа, что для обращения в человека ему требуется старая рубашка, выделанная из овечьей кожи. Надев ее, он вновь превращается из волка в человека, а когда настает ему пора сделаться волком, он кладет ее под кустом и там прячет.

– Как же он выдал вам столь великий секрет?

– В моих объятиях он забывал о всякой осторожности.

– Не такая уж ценность ваши объятия, – сказал граф Жан, – по крайней мере, теперь. Но я подыщу вам слепого мужа, можете не волноваться!

И даму Азенор унесли, а граф Жан тотчас отправил людей на поиски рубашки из выделанной овечьей кожи. Что до волка, то граф Жан не сомневался в том, что тот вернется.

* * *

Рубашка отыскалась там, где указала Азенор, – в большом разрисованном сундуке, на самом дне, под пышными меховыми плащами. Была она такая невидная и потертая, что лекарь, едва завидев ее, сразу понял: та самая. Лишь волшебная вещь может иметь столь неказистый вид, если, конечно, находится в рыцарском замке, а не в лачуге бедняка.

Турнир закончился, но рыцари еще не разъехались; и это было весьма блестящее общество. Пиршество продолжалось еще два дня, а на третий все выехали на охоту. Граф Жан тайком взял с собой рубашку из выделанной кожи и, улучив момент, расстелил ее под кустом в лесу. Затем он сделал вид, будто увлечен погоней за кабаном, а сам кружил поблизости от этого куста и выжидал.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации