Текст книги "Фрикен Бок. Ироничные рассказы"

Спирохета

Анатолий Слонопотамов – очень большой начальник. Такой большой, что его присутствие на рабочем месте становится всем заметным ещё в момент перехода через «вертушку» проходной. Худосочного и долговязого начальника всегда много. Чересчур. Вместе с ним в помещение проникает бестолковая суета, ор и пустая трата времени. Многие так же замечали, что с его появлением в стенах офиса рабочий процесс начинает пробуксовывать. А ведь Слонопотамов очень болеет за производство и очень старается навести порядок, модернизировать всё, что можно и даже то, чего нельзя, чтобы было, как говорится, чики-пуки.

Модернизация требует вложений не только сил, но и денег. А где их взять, если их всегда нет?

Только настоящий большой начальник всегда найдёт средства на благое производственное дело. Вот в лепешку расшибётся, но найдёт. Из-под земли, так сказать, достанет. Ведь у настоящего большого начальника всегда в резерве есть умная мысль. И смекалка! Имелась таковая и у Слонопотамова. Гениальная мысль пришла к нему однажды и поселилась навсегда.

В тот день он проснулся раньше обычного. Ворочаясь в постели, неожиданно для себя нашёл простое, а значит гениальное решение всех проблем – собрать необходимую сумму со своих подчинённых. Грозно поглядывая с высоты собственного роста, Слонопотамов озвучил это самое решение на общем собрании не терпящим возражения голосом.

Народ с собрания расходился медленно и недовольно, никому не хотелось отдавать свои кровно заработанные. Однако к вечеру необходимая сумма была почти собрана. По 500 рублей сдали все, кроме самой противной и самой красивой Алки Неохотовой. Заставить Алку невозможно.

– Не дам! – дерзко улыбаясь, заявила Неохотова, когда уполномоченный по сбору денег Орешкин попытался надавить на её совесть. – Я хожу на работу, чтобы мне платили, а не для того, чтобы платила я.

Алка отвернулась и застучала гелевым маникюром по клавишам компьютера.

– Так я за тебя уже сдал, – попытался воззвать к совести красавицы Орешкин, тревожно осознавая, что поступил опрометчиво.

– Так я же тебя об этом не просила, – не поворачивая головы, сказала, как отрезала Алка.

Кроме противной Алки никто отказаться не рискнул, все побаивались предстоящего сокращения штатов. Никто. Даже пенсионерка Ольга Щербинина, на шее которой тяжким грузом висели нигде не работающий дылда-сынок и куча всяких долговых обязательств. Денег Ольке катастрофически не хватало, потому отрывала она каждую копеечку, можно сказать, от сердца.

Ольга Щербинина тоже очень большая, другим словом, крупногабаритная и вечно недовольная жизнью. Только в отличие от Слонопотамова её весомость была результатом малоподвижного образа жизни и постоянного похрустывания сухариками, как дома, так и на работе. Ольга – дама одинокая, как она говорит, по убеждениям. Также она уверяет, что в молодости была невероятно хороша собой, и желающих на ней жениться тоже было хоть отбавляй. Возможно, что всё так и было, но теперь никто об этом, кроме неё самой, не помнил.

Отдавать деньги Щербининой ужас как не хотелось, но позволить себе такую же смелость, какую позволяла Неохотова, не могла. Во-первых, она так же как и другие боялась сокращения, во-вторых, ей очень нравился Орешкин и выглядеть в его глазах скупердяйкой не хотелось. Скрепя сердце Олька деньги сдала, но в душе образовался осадок недовольства и собой, и Слонопотамовым, и Неохотовой, ну, и жизнью в целом.

Мысль Слонопотамова была гениальна не только своей простотой решения проблемы, но и многоразовостью её применения. Теперь любые производственные задачи, которые нуждались в материальной подпитке, так и решались – добровольно-принудительным сбором денег с подчинённых. Народ недовольно бурчал, но открыто выступать побаивался. Необходимую на нужды сумму Орешкин делил на весь штат сотрудников, исключая только Неохотову. О пятистах рублей дополнительно, которые он по глупости сдал за неё в первый раз, вспоминал часто и болезненно.

Особенно недовольство гениальной мыслью начальника росло у Щербининой и достигло таких размеров, что молчать она уже была не в силах. А так как высказать свой протест открыто побаивалась, то хватало её только на тихие возмущения в присутствии противно смелой Неохотовой. Алка при этом хихикала, не прекращая барабанную дробь по клавиатуре.

– Спирохета, – выпалила Щербинина, хрустя сухариком.

– Чиво? – наконец оторвалась от монитора Неохотова и захлопала нарощенными ресницами.

– Того. Ненавижу его. Спирохета бледная. Чтоб он себе ноги переломал.

Что такое спирохета Алка узнала только вечером, когда залезла в интернет. На картинке спиралью извивалась увеличенная в сотни раз бактерия, являющаяся возбудителем сифилиса. «Фу», – подумала Алка, сразу почувствовав отвращение к начальнику.

Щербинина не была колдуньей, о чём очень жалела, просто была зла на весь свет, потому что ей очень не хватало денег. А вот будь у неё деньги…

И вот наступил главный мужской праздник – 23 февраля. Главный даже для тех, кто никогда не служил и служить не собирался. В этот день женщины должны поздравлять всех мужиков без исключения и подарки дарить. Иначе в отместку могут сами остаться 8 марта без подарка. Всё справедливо.

Слонопотамов погулять любил, и День защитника Отечества всегда отмечал бурно. Сначала попарились с мужиками в сауне, потом завалились в «Пивасик». Хорошее место «Пивасик», там не только пивом единым пьян человек. В общем, к двадцати трём часам из ресторанчика они с Кроликовым и Петюниным выползали на бровях.

Ох, и капризным же выдалась третья декада февраля. Вчера ещё плюс 3, оттепель и лужи, а сегодня к вечеру, оп, и минус 6. Предусмотрительно очищенная таджиком Абдуллахом плитка возле «Пивасика» покрылась нано-слоем льда. Держась за стеночку, Слонопотамов выкинул на крыльцо длинную ногу. В дверном проёме, пошатываясь, показалась щуплая фигура Петюнина. Очки верного сотоварища сползли на бок, а короткая чёлка, ощетинившись всеми своими пятью волосинами, возбуждённо торчала вверх, нарушая идеально-смоделированную накануне стрижку.

– Тебе помочь? – услужливо проикал Петюнин, еле держась на ногах.

– Себе помоги. Я в норме.

Слонопотамов оттолкнулся от стены, и уверенно, как ему показалось, ступил на плитку. То ли толчок был чересчур сильным, то ли подошва ботинка не была рассчитана на нано-выкрутасы погоды, то ли злость Щербининой возымела-таки колдовскую силу, но наутро пришло известие – начальник сломал ногу. И не просто сломал, а в нескольких местах. Хотя скорей всего это было преувеличение, но Ольга Щербинина клялась своим здоровьем, что не меньше, чем в трёх местах.

– Подумаешь, – фыркнула Неохотова, – вот если бы он сифилис подхватил…

Прелести третьей рисочки

Василиса Печёнкина в девичестве Светкина собиралась стать матерью. Свою долгожданную беременность Василиса носила, гордо выпятив живот вперёд, с того самого момента, как третья рисочка на полоске теста окрасилась в бледно-розовый цвет. С Геннадием Печёнкиным они были женаты уже три года и всюду сующие свой нос родственники не упускали момента, чтобы напомнить молодым, что как бы уже и пора.

Гордая Васька ткнула в лицо ничего не подозревающему мужу свидетельство своей оплодотворённости и, сразу почувствовав, как изменился внутри неё центр тяжести, выгнула спину. Геннадий Печёнкин новость принял со свойственным настоящим мужикам самообладанием, лишь коротко бросив обычную для него фразу: «Я знал». Василиса погладила тощий животик, достала календарь и обвела ярко-синим фломастером кружок вокруг цифры 10.

Быть беременной поначалу Василисе очень даже нравилось. Беспокоило только одно – всё было как-то уж слишком гладко – ни тебе нервных срывов, ни тошниловки, о которых говорили все программы для беременных. Даже солёных огурцов не очень-то и хотелось. Вася беспокойно щупала живот и даже пару раз пыталась вызвать у себя рвотный эффект, но всё без толку.

Настоящие прелести беременной жизни начались с появлением шарообразной выпуклости, которая перестала вмещаться в джинсы. Василисе стало казаться, что никто её не любит и никому она не нужна. Она капризничала, изводила мужа истериками, требовала особого внимания и изобиловала странными прихотями. То ей хотелось извёстки, то угля, то куска замороженной воды. Она с упоением нюхала сначала мужнины резиновые кеды, потом бутылку с керосином, а когда и то и другое перестало удовлетворять её обонятельные потребности, переключилась на пузырёк со скипидаром. Повезло только с гастрономическими пристрастиями – беременная Василиса никаких особых изысков не требовала, хотелось пищи хоть и не полезной, но простой, и в очень больших количествах.

Генка стоически переносил странности жены, самоотверженно отправляясь за срочно понадобившимися продуктами в любое время дня и ночи, невзирая на непогоду и неурочный час. Однажды он просто забыл в машине свой мобильный телефон, когда вернулся, на дисплее светилось 11 звонкой и 145 сообщений.

Глядя с каким аппетитом жена за один присест поглощает недельный съестной припас, Геннадий успокаивал себя мыслью, что это не навсегда.

– У вас перебор веса, – обыденным голосом отчеканил гинеколог после того, как стрелка на весах замерла на 60 килограммах.

– Доктор, мне всё время чего-нибудь хочется. Я ем и не могу остановиться.

– Придётся посидеть на диете. А чтобы вы не нарушали режим питания, я направлю вас в отделение гинекологии. Полежите, пока всё не нормализуется.

Так Василиса попала в палату, где кроме неё отбывали наказание ещё три женщины. Невысокая голубоглазая, похожая на куклу брюнетка Наташа Пузякина должна была в скором времени разродиться. На сохранение её положили из-за огромного живота, который мешал спать. Для этого из отделения патологии прикатили специальную кровать, с приподнимающейся спинкой. Женщине приходилось обкладывать своё тело многочисленными подушками и спать сидя. Это было неудобно, к утру Наташа всё равно съезжала со спинки вниз и, скрючившись на остатках горизонтальной поверхности, мучительно похрапывала расплющенная собственным животом.

Следующую кровать рядом с ней у стеночки занимала рыжая, усыпанная коричневыми конопушками деревенская бабёнка, Ксения Хохотушкина. Дородная тётка лежала с осложнением после аборта.

– Зови меня просто Ксю, – серьёзным тоном представилась Хохотушкина, как только Вася вошла в палату. – Кролика будешь?

Василиса подумала, что диету начнёт завтра, а потому отказываться от деликатеса не стала. Ксю развернула обвязанный белым вафельным полотенцем чугунный казанок, вынула розовую в сметанных разводах кроличью ножку и протянула Василисе. Кролик оказался невероятно вкусным, и Вася, плотоядно поглядывая на чугунок, сразу прониклась к пышнотелой Ксю симпатией.

Третьей соседкой оказалась худосочная пенсионерка Марь Пална Драконова, кровать которой так же, как и у Василисы стояла возле окна, только чуть ближе к двери. Всё время вздыхающая старушка пластом лежала на кровати совершенно, казалось, безучастная к жизни.

– Прикинь, бабуля-то на седьмом десятке забеременела, – щедро делилась с Васей секретной информацией Наташа Пузякина, когда они возвращались после обеда в палату. – У неё уже климакс прошёл, а тут бац и кровотечение, оказалась мнимая беременность. Короче, бабка сама себе придумала, сама поверила, и у неё даже живот стал расти. Потом ведро с водой подняла, глядь, кровища. Опущение матки. Вот как, оказывается, бывает. Ну врачи её разочаровывать не стали, просто сказали что выкидыш, малость почистили, вот она всё и оплакивает свой мнимый плод. Только я тебе ничего не говорила. Мне всё это женщина, которая до тебя лежала, перед выпиской поведала по секрету.

Что из рассказанного было правдой, а что вымыслом осталось неизвестным, но Василисе пожилую страдалицу было жалко.

Соблюдать диету оказалось делом сложным. Мешали раздражительно-аппетитные, вкусно пахнущие передачки соседок по палате. Сама Вася заказывать что-либо съестное побаивалась, на вопрос Генки: «Что тебе принести?» – отмахнулась – «Я же на диете».

– Ладно, – Генка почесал плешивый затылок, – чего-нибудь придумаю.

Проходя вдоль полок в супермаркете, озадаченный муж долго перебирал продукты и, в конце концов, остановил свой выбор на… редьке. А что? Мать в детстве всё время редьку с морковкой натирала. Даже от простуды ею лечила, а значит, навредить данный овощ не может. К тому же, в наше время, это почти экзотический продукт, и какие-нибудь редко встречающиеся витамины в ней быть обязаны. Так почему бы не побаловать беременную супругу? Генка бросил в корзину бесформенный корнеплод, добавил к нему пару морковок и довольный направился в кассу. Дома он натёр редьку с морковкой на мелкую тёрку, перемешал, чуток посолил, заправил сметаной, переложил всё в небольшую кастрюльку и засунул в холодильник.

– Что это? – с любопытством спросила Василиса на следующий день, принимая из рук в руки обмотанную кухонным полотенцем кастрюльку. – Ты же знаешь, я на диете.

– Сюрприз. Не боись, это тебе витамины, от них не растолстеешь. – С чувством выполненного долга Генка захлопнул хозяйственную сумку, чмокнул жену в щёчку и направился к выходу.

Заинтригованная Вася торжественно внесла загадочную передачу в палату и брякнула посудину на тумбочку.

– Муж, что ли, приходил? – покосилась на кастрюльку кукла – Наташа Пузякина.

– Ага. Вот, передачу принёс. Витамины. – Василиса подхватила пимпочку ручки и подняла крышку. В нос ударил отвратительный запах. Палата быстро заполнилась специфическим ароматом.

– Фу, что это? – скривилась Наташа Пузякина.

– Редька со сметаной, – смущённо выговорила, готовая провалиться сквозь землю Вася, – будете?

Соседки по палате отрицательно замотали головами, а Хохотушкина, тяжело перевесив телеса через пласт Марь Палны, потянулась к форточке.

– Ты знаешь что, – недовольно изрекла толстая Ксю, – ешь её быстрей, а то вонища, как в тубзике.

Васе стало обидно за мужа, и она, превозмогая себя, с трудом проглотила две ложки источающей смрад смеси. Кастрюля хоть и была маленькой, но витаминного салата в ней заметно не убавилось, а давиться под фырканье соседок желания не было. Вася разозлилась, схватила кастрюльку и вышла из палаты.

В туалете никого не было. Василиса сняла крышку с кастрюли и вывалила вонючую смесь в чашу Генуя. Смесь плюхнулась на жёлтые разводы окрашенных ржавчиной подтёков и замерла. Вася резко дёрнула цепочку смывающего механизма, в бачке глухо брякнуло, но смыва не получилось. Вася дёрнула ещё раз, но это оказалось бесполезным, воды в бачке не было.

– Чёрт, – выругалась Вася и направилась к раковине с намерением смыть тёртую редьку с морковкой водой из кастрюльки, но покрутив вентиль крана, услышала лишь глухое шипение. Кран пару секунд покряхтел, выплюнул в разные стороны несколько брызг, после чего замолчал. Отвратительный запах редьки стремительно наполнял помещение, просачиваясь сквозь щель двери наружу. Вася поторопилась на выход. По коридору ей навстречу шли две молоденькие медсестры.

– Фу, – вырвалось у одной из них. – Откуда такая вонь?

– Кажется из туалета, – прикрывая нос рукой и подозрительно глядя на Васю, ответила коллега.

Вася злилась на мужа весь день. Надо же так опозориться перед соседками по палате. Вася краснела, представляя, что про неё подумали медсёстры. Мысленно ругала мужа последними словами и ждала его прихода, прокручивая в голове обвинительную речь. «Додумался. Редьку. Идиот». Других слов, характеризующих поступок мужа, она не находила.

Как назло Наташке Пузякиной свекровь напекла целую миску яблочных оладьев, которые ароматно попахивали на тумбочке. Женщина-кукла уплетала одну за другой, облизывая лоснящиеся от масла губы. Вася с завистью поглядывала на горку пышных лепёшечек, наконец, не выдержала и вышла в коридор. В коридоре до сих пор ещё пованивало редькой, несмотря на то, что медсёстры отправили санитарку тётю Клаву на борьбу с источником зловония. Вася достала телефон и набрала номер мужа.

– Гена, – выбрав нужный тон, начала Василиса свою речь, но появление в коридоре медсестры оборвало боевой настрой.

– Да, зая, слушаю.

– Ген, я оладьев хочу, – вдруг захныкала Вася, забыв про обвинительную речь, – знаешь, таких – яблочных.

– Ух, ты. А тебе можно?

– Можно, они же яблочные. Ген, я так их хочу, аж умираю. Найди рецепт в интернете, они легко делаются, на тёрке потереть яблоки, яичко, чуть муки и молочка.

– Хорошо, зая, сейчас сделаю.

– Давай быстрей, Ген, а то я ужас, как хочу. – Вася отключила телефон и вернулась в палату. Взгляд невольно метнулся к миске, где ещё минуту назад горкой лежали пышные оладьи. Теперь горка уменьшилась почти вдвое, но всё ещё возвышалась над краями миски.

– Вась, будешь оладьи? Я больше не могу, – протянула ей миску добрая Наташка.

Вася, сделав равнодушный вид, уложила миску на колени и начала уплетать нежные кругляшки. Оладьи были божественны. Настроение Василисы сразу улучшилось, она развеселилась, защебетала пташкой и не заметила, как уплела все до единой.

Опомнилась Вася только, когда увидела перед собой дно посудины.

– Ой, – протянула пустую миску соседке. – Спасибо.

Через час Генка, сидя в фойе на дерматиновом диванчике, гордо протянул жене пакет с ещё тёплыми яблочными оладьями.

– Ешь быстрей, пока не остыли. Зацени, первый раз делал. Попробовал, чуть сам всё не съел. Вкуснотень, пальчики оближешь.

В общем-то, свой аппетит Вася уже удовлетворила сполна, но обидеть мужа, который для неё так расстарался и смотрел сейчас на супругу в ожидании похвальбы, не могла. Под пристальным прицелом мужниных глаз Вася давилась, но ела.

– Ну, как? – спрашивал Генка после каждого съеденного оладушка.

– Вкусно, – выдавливала из себя Вася мучительную улыбку, оладьи колом застревали в горле, не желая проходить дальше. – А ты чего же, давай, помогай, – Вася с надеждой протянула мужу открытый пакет.

– Не, я уже пивка хлебнул, так что это всё тебе. Ешь на здоровье.

– Я потом в палате доем, – попыталась отвертеться Василиса.

– Ещё чего, там соседки твои налетят, ничего не оставят, знаю я. Ешь давай, я их для тебя делал, а не для них. Не уйду, пока всё не съешь, – заботливо подтолкнул пакет Генка.

Вася с тоской поглядела на пухлый пакет и с самоотверженностью молодогвардейца продолжила заталкивать мужнин гостинец в себя. Генка удовлетворённо наблюдал, с каким аппетитом супруга поглощает результаты его кулинарных изысков.

Наконец Вася мучительно дожевала последний оладушек и с трудом выдохнула:

– Всё. Я пошла.

Еле добравшись до палаты, она камнем плюхнулась на кровать. Переполненный желудок, подпираемый плодом, бунтовал против учинённого над ним насилия. Оладьи просились обратно, рот заполнился кислой слюной. Вася сделала два глотка, потом широко открыла рот, набрала побольше воздуха и резко выдохнула. Произведённые манипуляции, направленные на подавление желудочного бунта, спровоцировали обратный эффект. Содержимое желудка медленно направилось вверх по пищеводу, готовое в любую секунду вырваться наружу яблочным фонтаном. Вася подскочила с кровати, на лету всовывая ноги в тапки. Свежевымытый санитаркой пол ещё блестел влажным линолеумом и, получив толчок, тапки плавно поехали по полу, увлекая за собой подкосившиеся ноги Василисы. Спастись от падения помогла спинка соседней кровати, в которую Вася успела вцепиться одной рукой. От рывка кровать, с возлежащей на ней Марь Палной, поехала. Инерция дёрнула Васю вперёд, согнув пополам. Яблочный фонтан не заставил себя ждать и коричневой смесью с кусочками не переваренной пищи выплеснулся на грудь Марь Палны. Безучастная к жизни женщина, сморщив отвислую кожу на подбородке, оскорбительно глянула на свою прикрытую выцветшей сорочкой грудь. Тошнотворная жижа украсила некогда белую ночную рубашку серо-коричневым пятном.

Освободившаяся от оладьевого гнёта Василиса с облегчением вздохнула и принялась стряхивать непереваренные куски оладий с груди пенсионерки на пол, приговаривая:

– Ничего, ничего… это яблочки.

Троекратная окупаемость

Евгений Сыночкин – массажист высокого класса. Так думала не только его мать Валентина Потаповна, но и все многочисленные друзья семьи, которые знали удивительную историю обретения Женькой божественного дара.

Случилась эта трагическая история давно. В те времена все во дворе знали Жеку, как страшного любителя животного мира. Но особый интерес, и даже можно сказать любовь, у мальчика вызывали пауки. Странный пугающий паучий мир завораживал. Отдирая тонкие лапки насекомых от липучей паутины, Жека складывал членистоногих в стеклянную банку из-под майонеза и радостно приносил домой. Пауки в банке жили – как сыр в масле катались. Всё, что имело неосторожность влететь через форточку в крохотную хрущёвку, тут же отлавливалось и попадало в банку. Так что ни мух, ни комаров, ни мошек в квартире Сыночкиных днём с огнём не сыщешь.

Пауки жирели и разрастались до невероятных размеров. Со временем в банке им становилось тесно, и Жека втайне от матери снимал с баночки кусок натянутой на горлышко марли, давая питомцам возможность «продышаться» свободой. Случалось и так, что хозяин террариума отвлекался и забывал возвращать марлю на место, чем тут же пользовались пауки, неблагодарно покидая свою золотую клетку. Откормленные насекомые расползались по квартире и в самый неподходящий момент спускались с потолка на длиной серебристой паутине, зависая прямо перед носом Валентины Потаповны.

Именно эта любовь к паукообразным и привела в тот день Жеку к электрическому щитку.

В обветшалом подъезде старого дома воняло канализацией. Запах исходил из залитого водой подвала. Жители, затыкая носы, старались как можно быстрей пробежать смердящее зловонием место и, плотно захлопывая двери своих квартир, тут же забывали о нём.

Временами вода в подвале выходила из своих берегов и заливала бетонный пол в подъезде. В такое половодье и вздумалось Жеке отправиться за новой коллекцией пауков. То, что в электрическом щитке поселилось их целое семейство, мальчик заметил накануне, когда воды ещё не было. Прихватив чистую банку, Жека спустился на первый этаж, бесстрашно ступил в лужицу и одним движением выкрутил из колец проволоку, скрепляющую дверцу щитка.

Отец семейства – чёрный махровый паук в соответствии со своим иерархическим положением занимал центр паутины, по орбитам которой горошинами висели остальные члены семьи. Жека бесстрашно потянулся за главой паучьей династии. Раздался хлопок, и электрический ток, вонзившись в фалангу среднего пальца, вышел через внутреннюю сторону локтя. Мальчика спасли, но след на правой руке от электрического ожога остался навсегда.

Шрам на пальце, как уверяла Валентина Потаповна, выполнял функцию проводника особой энергии, которую передавал Евгений Сыночкин во время массажа своим пациентам. И этому можно верить, потому что клиенты всегда оставались довольны и чувствовали себя после сеанса, как сами утверждали, «воспарившими».

Евгений вырос альтруистом и потому лишних денег с клиентов не брал, даже за особый свой дар. Оплата шла через кассу, а в карман класть «благодарность» Женька не позволял. Такой честностью сына Валентина Потаповна должна была бы гордиться, и она гордилась, лишь иногда наедине с собой вздыхая и сокрушаясь – «живём-то не шибко богато».

– Ты хоть бы, что ли, продуктами брал, – однажды в сердцах проговорилась мать.

– Так они же коньяки носят, а я не пью, – оправдывался сын.

– Сам не пьёшь, об отце бы подумал. У него ведь День рождения скоро, подарил бы ему. Заодно и на стол было бы что поставить. Эх…, – махнула рукой.

Разговор этот Женька вспомнил вечером того же дня, когда после массажа благодарный клиент выставил на массажный столик пакет с провизией. Клиент был непростой, помощник депутата местной Думы, и продукты в пакете дорогие и вкусные. Первый раз за всю свою трудовую деятельность Женька пошёл против собственной совести и, смутившись, взял-таки пакет. Ради отца.

Из пакета вкусно пахло копчёной колбасой на весь рейсовый автобус, которым Женька добирался домой.

Мать, скрестив на груди руки, умилено смотрела, как добытчик-сын выкладывает на стол импортные деликатесы.

– Вот так радость. Зорькины лопнут от зависти, о таких продуктах в Леськиной столовой даже не слыхивали. – Валентина Потаповна с интересом рассматривала этикетки. – Вот и молодец, что не отказался. Человек ведь тебе от всего сердца, можно сказать.

После удара током любовь к паукам у Женьки прошла навсегда, но появилось новое увлечение – компьютерные игры. Увлечение это с каждым годом затягивало всё сильней. После работы он, забывая поужинать, тут же садился за компьютер и не вставал до самой ночи. Хорошие игры стоили дорого, а зарплата у Женьки маленькая…

– Мам, ну я вам стол накрыл, так может, ты мне эту продуктовую взятку конвертируешь в рубли?

Боясь отбить у сына охоту к «благодарностям» клиентов, мать, прикинув стоимость «подарка», полезла в кошелёк и отстегнула почти всё его содержимое. Женька пулей умчался в магазин за новой игрушкой. Домой вернулся одновременно с отцом.

Евгений-старший весь день провёл на рыбалке и нёс домой килограммовый улов, мечтая о котлетах из щучки.

– Вот! – Жека гордо протянул опрометчиво оставленную матерью на столе колбасу под нос отцу. – Поздравляю с Днём рождения!

К приходу гостей стол ломился от разносолов и деликатесов. Зорькины плотоядно косились на армянский коньяк и Салями, давясь завистливой слюной. День рождения Евгения-старшего прошёл «на ура»! Довольны остались все. И сам именинник, и Валентина Потаповна, и Зорькины. А больше всех радовался Жека, закусывая взятко-подарочной копчёной колбасой взятко-подарочный армянский коньяк.