Текст книги "Сказки вечного папоротника"

Глава шестнадцатая, греховная

Решив немножко продлить прогулку, к дому пошла Средним проулком, он заканчивался Михеихиным двором, а начинался как раз там, где был дом Анны Степановны. Прошагав мимо нескольких домиков, притормозила – это же дом Андрея. Зайти? Ноги сами несли её к калитке, подняли на крыльцо. На двери замок, хозяин отсутствует. Дело́в-то! Ключи в деревне с собой не носят, вон верёвочка виднеется за косяком. Она отперла замок, оставив в сенях корзинку, зашла в просторную кухню. Слева от входа печь, с ней рядом диванчик. Почти во всех избах так: зайдёшь – видишь бок русской печи, и обязательно у этого тёплого бока приткнут топчан, скамейка или вот такой же деревянный, много раз крашеный диванчик. На нём хозяева, устав и промёрзнув, устраивались отдохнуть и погреться, гости сиживали в ожидании приглашения к столу. Сколько Лида этот дом помнила, диванчик был всегда.

Они с Андреем близко подружились в то время, когда Лида закончила школу, а он вернулся из армии. Возвращался к Лидиной сестре, а узнал, что Надежда, обещавшая любить и ждать, слово не сдержала и выходит замуж. Напился тогда до полного безобразия, приходил к ним скандалить и разбираться, и Лида приволокла его сюда, на этот диван. Он ругался, плакал бессильными злыми слезами, а она так злилась на сестру, что тоже хотелось напиться. Всё же сумела найти нужные слова, хоть и была совсем девчонкой, убеждала, уговаривала, успокаивала, а он, лохматый, несчастный, взъерошенный, тогда ещё тощий, только мотал головой и рычал от досады. Надя, конечно, была не права, писала письма до последнего, Лиде запретила сообщать о своём замужестве: Андрей такого предательства не ждал. Сумел тогда выстоять, Лида его убедила вместе в институт поступать, они подготовились и поступили, и несколько лет были самыми близкими друзьями. На деревне посудачили, в женихи с невестой зачисляли, но их дружба так и оставалась дружбой.

Как давно это было! И как недавно.

Лида присела на диванчик, потом прилегла, опустив голову на подушку в цветастой наволочке. Давно, пожалуй. Столько воды утекло. Андрей женился, в её жизни появился Сергей, с которым она забыла обо всех. Ей были не нужны ни друзья, ни подруги – никто. Был Серёжка. Как это невыносимо – был. «Он есть», – сказала она самой себе. Разум холодно возразил: «Был». Вздохнула грустно, не стала спорить. Слёзы подступили вдруг, она закрыла глаза, не позволяя им литься. Диванчик убаюкивал, и Лида заснула. От всех этих запахов, эмоций, головокружений заснула по-настоящему и спала крепко, не слыша хозяйских шагов.

Андрей не слишком удивился, увидев открытую дверь. Могла зайти тётка, братец мог забежать в надежде на опохмелку. Насторожил лишь нежный, смутно знакомый, тонкий аромат. Лидина корзинка с липовым цветом так и стояла в сенях. Андрей её не заметил, ощутил лишь запах. Нагнувшись, шагнул в невысокую дверь и увидел мирно спящую Лиду. Стараясь не шуметь, присел на низенькую скамеечку рядом и стал рассматривать нечаянную гостью. Она спала, поджав маленькие ноги в забавных носочках, небольшая даже на его крохотном диване. Сам-то Андрей давно уже помещался на диванчике лишь сидя.

Лида выглядела такой хрупкой, такой трогательно беззащитной. Она не сильно изменилась с той давней поры. Андрей знал, что ей пришлось пережить. Он сам переживал потери любимых, пусть иначе, чем она, но тоже терял любовь. А это очень больно! Когда предала Надежда, именно Лида помогла ему выстоять, утешала и поддерживала. А кто поможет ей? Вон какое печальное личико! Да, она очень сильная, но сàмой сильной женщине нужен кто-то более сильный, кто укроет в своих объятиях, скажет слова утешения, даст поплакать на плече и вытрет слёзы.

Спит старый друг, но этот старый друг – такая милая, такая родная женщина! «Старый друг» открыла глаза, всё же он своим настойчивым взглядом разбудил её.

– Андрюшик, прости за вторжение! Да ещё и спать увалилась, вот наглость какая.

– В моём доме ты можешь делать всё, что пожелаешь! – торжественно изрёк Андрей. – Есть и спать, пить и плясать, хоть на печке, хоть на столе.

– Ну на столе я, пожалуй, плясать не буду. – Она улыбалась, но в глазах таилась грусть.

Нежность к ней в душе Андрея всё росла, раскручивалась, как разжатая пружина. Он опустился перед диванчиком на колени, взял Лидины руки в свои, прижал к щекам. Ощущая шершавую мужскую кожу под своей ладонью, чувствуя исходящее от него тепло, Лида вновь осознала себя женщиной. Как там в романах? Томление внизу живота, трепетание сердца? Ну сердце-то, положим, не особо трепетало, а вот тело…

– Я так рад, что ты пришла!

– Знаешь, я тоже! – Слова кончились. Лида обняла приятеля совсем не по-приятельски, прижалась – и поцеловала. Какая тут дружба! Совсем другое действие.

Андрей легко подхватил Лиду на руки, понёс в горницу, на кровать. «Что я делаю?» – робко пискнула трезвая мысль и тут же исчезла под натиском эмоций. Сердца стучали в унисон: «Так надо! Так надо! Так надо!»

Они яростно раздевали друг друга, путались в пуговицах и застёжках, отбрасывали снятые вещи в разные стороны. Всё, больше ничего и никого в мире нет, кроме их тел. «Так надо! Так надо!»

Помня о своих и Лидиных размерах, Андрей старался быть нежным и осторожным, но партнёрша оказалась неожиданно сильной. Уверенные руки на его плечах плотно прижимали тело к телу, крепкие ноги тесно переплетались с его ногами, никакой безвольной хрупкости – активная мощь. Словно могучая волна накрыла обоих или лавина, в общем, стихия. «Так надо!»

С трудом возвращаясь в реальность, Андрей боялся взглянуть в Лидину сторону, слушал постепенно выравнивающееся дыхание, чувствовал влажную кожу, а взглянуть не мог, боялся её реакции. Услыхал тихий смешок, повернул голову, поймал ласковую улыбку. В сияющих глазах почти не осталось грусти, была задумчивая нежность:

– Андрюшка, что это было? Ты, никак, маньяк?

Боже праведный, он помидорно покраснел! Конечно, набросился на зашедшую в гости старую подругу, Серый Волк напал на Красную Шапочку. Лиде так нравилось его смущение! Поцеловала в плечо, в шею:

– Спасибо тебе! И не переживай, всё было чудесно. Попасть такому маньяку в лапы – одно удовольствие.

Полежали, обнявшись. Вставать обоим совсем не хотелось. Андрею желалось, чтобы улыбающаяся Лида рядом осталась навсегда, но она пришла в себя быстрее:

– Давай-ка вставать и одеваться. Дверь мы так и не заперли!

Соскользнула с кровати, голышом принялась разбирать кучу вещей, разбросанных по комнате, бормоча:

– Это моё, это тоже моё, и это всё моё!

Охапку одежды кинула на кровать Андрею, которому опять пришлось отвернуться, слишком хороша она была в своей непосредственной наготе. Груди, так славно ложившиеся в его ладони, подрагивали от беготни, округлые ягодицы соблазнительно выпячивались, когда Лида наклонялась, подхватывая вещи с пола. «Нет, смотреть нельзя, а то и правда за маньяка сойдёшь!» После развода он и не думал о женщинах, сначала губил себя от отчаяния, потом все силы бросил на восстановление. А сегодня увидел Надину дочку, вспомнил, как сгорал когда-то от любви к её матери и жену вспомнил, и о том, что он ещё не старый дед, подумалось. А Лида оказалась рядом, поняла, почувствовала, вернула ему себя. Старый друг… Андрей лежал, размышлял, что сказать, как удержать. Уж очень не хотелось, чтобы всё это оказалось банально– одноразовым. Лида, уже полностью одетая, дёрнула Андрея за ногу:

– Вставай! Я правда должна домой бежать. А ты можешь позвать меня на свидание, хочешь?

Ещё бы не хотеть! Он торопливо оделся, поймал порхающую по дому Лиду за руку:

– Приходите вечером на сеновал, не пожалеете!

– Ну-у, так несерьёзно!

– А если серьёзно, давай на крылечке старой школы встретимся. Или просто зайду за тобой, как?

– Свидание – значит, свидание. В десять буду у школы, жди. А засим позвольте откланяться!

Она дурашливо присела в реверансе, распрямилась, подскочила, чмокнула в щёчку и заторопилась, глянув на часы:

– Всё, я убегаю, а то мама там с ума сойдёт. До вечера!

Андрей ничего не успел сказать, хотя бы проводить, Лида умчалась, подхватив свою упоительно пахнущую корзинку. Совсем не изменилась! Как была неугомонной Мухой, так и осталась. Попробуй удержи такую!

Глава семнадцатая, сиестная

Спешно покинув дом Андрея, Лида не испытывала ни смущения, ни раскаяния. Не в её правилах было сожалеть о содеянном. Боишься – не делай, делаешь – не бойся. Да, она вовсе не ожидала ничего подобного, но природа своё берёт. Три года одиночества не лишили её темперамента, тело, не забывшее, каким упоительным может быть чувственное наслаждение, мигом откликнулось на призыв другого тела. Теперь, спокойное, удовлетворённое, оно было таким лёгким, что и голове не хотелось думать ни о чём.

Это будет позже: думы, рассуждения, серьёзные размышления, а пока… Андрюшка – чудо, громоздкий, волосатый, как медведь, но такой нежный и трогательный! Избавил её от грусти, доставил удовольствие. Жизнь идёт, и зачем лишать себя радостей этой жизни?

Пришла домой с добычей, с выполненными поручениями, да ещё и с любовным приключением. Хорошо! А дальше будь что будет.

Мама с Катей, покончив с делами уличными, обе были дома, готовили обед. Катюша резала овощи в салат, Анна Степановна что-то помешивала в кастрюле.

– Ты вовремя. Сейчас борщик выключу, и садимся за стол.

Лида поняла, что есть-то хочется. Ещё бы! Столько сил и энергии потратила.

– Мамуль, я всё сделала! Яйца Варваре вручила, внимание ей уделила, липу собрала! – последнее дело, естественно, упомянуто не было. – Какие ещё руководящие указания?

– Уймись, дочь моя! Пообедаем – отдыхай, книжечку почитай, вон хоть в саду на раскладушке. Катюшка с девчонками на речку собралась, подозреваю, что с винчишком.

Катюша хитро улыбалась:

– А мы совершеннолетние! Лидусь, хочешь, пошли с нами? Все свои, Маринка с Малого проулка, Туся со Светой и я. Галка позже обещала подойти, после работы. Вадим в город уехал, а у нас девичник.

Катя называла девчонок, чьи родители были из Лидиного детства и юности, с кем она росла и училась. Тоже упорхнули в город, а в деревне остался дачный вариант отдыха. Зато у Катюши компания есть, скучать не будет, но Лиде с ними делать нечего. К тому же…

– Я вечером иду на свидание, вот.

– Ну даёт тётушка! – Катя округлила глаза. – По-настоящему на свидание?

– Конечно! Место выбрано, время назначено. С Андреем решили пообщаться.

Мать многозначительно посмотрела в её сторону, но комментариев не последовало, Анна Степановна никогда не говорила лишнего и сейчас просто призвала:

– Давайте наконец пообедаем! Поедим, поговорим, чайку попьём.

Обедали долго и основательно. После салата и борща Лида уж вроде и отяжелела, но выуженная из печи курица так золотилась и пахла, что удержаться было невозможно. В конце концов она простонала в изнеможении:

– Как же я объелась! Словно на откорм приехала, всё кормят, кормят, сил нет!

– И кофе не будешь?

– Кофе буду! – пыхтя, подошла к кофеварке, нажала кнопку, – буду пить кофе, потом курить табак, а потом, а потом…

– А ничего потом, кроме отдыха, ребёнок! Хватит с тебя.

– Мамуль, ну если так всё время есть, а потом лениться, я через неделю уеду в твоём халате, своё на меня просто не влезет!

– Надо будет, дам хоть два халата. Отдыхай! – Мама есть мама. И сорокалетняя дочь для неё – малый ребёнок, хочется опекать и баловать.

Катюшка мечтательно проговорила, тоже отдуваясь:

– Девчонки ждут, а то бы я сейчас на сеновал пошла. Там так классно!

– А это идея! – Лида после кофе оживилась. – Туда пойду я. Двадцать лет не спала на сеновале, не меньше.

На сеновале было действительно здо́рово. Запах свежего сена, загадочный полумрак, ненавязчивое тепло. На зелёном ложе раскинулось пёстрое одеяло. Катя хоть и вернулась ночевать в дом, постель не убирали: вдруг кому опять там поспать захочется? Вот и пригодилось. Лида устроилась поверх одеяла. Что там Катюша давеча говорила про лоскутки? Ага, этот знакомый, и этот мы знаем. А вот этот, племянницей не узнанный, Лиде очень даже хорошо известен.

Папа купил нежный сиреневый шёлк со скромным рисунком на платье для повзрослевшей младшей дочери. Она вообще-то платья не любила, предпочитала джинсы и свитеры. Но отец считал, что только нарядное платье достойно обрамляет женщину и обязательно должно быть в гардеробе. Надя в каком-то журнале разыскала необычный фасон, платье действительно было великолепным, и Лиде очень шло. Но она всё равно не ощущала себя в своей тарелке, платье подсознательно недолюбливала, и долго прожить ему не удалось. Как раз на том старом школьном крыльце, где сегодня будет ждать Андрей, платье и погибло.

Крыльцо было сколочено из здоровенных досок, и перила широкие, как скамейки. Компании молодёжи рассаживались вечерами на этих перилах, мальчишки бренчали на гитарах, что-то пели, что-то пили, расшатывали терпеливое крыльцо. Периодически то там, то сям вылезали гвозди, и за такой коварный гвоздь зацепилась Лида подолом. Юбка разорвалась замысловатым зигзагом, и платью предстояла одна дорога – стать частью одеяла и хоть так служить свою службу.

Папа очень расстраивался, Лида теперь так жалела, что огорчила его, не порадовала лишний раз высказанной благодарностью за всё. Отец вскоре умер, а чувство лёгкой вины живо до сих пор.

Ах, жизнь, одеяло лоскутное! У кого-то из роскошной парчи, у кого-то из линялого ситца. А какое её, Лидино, жизненное одеяло? До Серёжки в основном из светлых шёлковых кусочков с тёмными лоскутами разной величины: кончина бабушки, потеря отца, болезни, неприятности. С Серёжкой – сплошная полоса роскошной переливающейся ткани. После Серёжки – лента жёсткой чёрной материи. Впрочем, не совсем так. И при Серёжке были тёмные кусочки. Долго не могла забеременеть, боялась даже, что что-то с ней не так. Зато когда это случилось, каким ярким светом наполнилась жизнь, как ликовал Серёжка! Лида была уверена, что ждет сына, ан нет. Девочки, и сразу две, выяснилось на УЗИ[1]1
  Ультразвуковое исследование. – Прим. ред.


[Закрыть]. Муж обрадовался ещё больше, а жена помрачнела. Она так хотела мальчика, так расстраивалась из-за несбывшихся надежд, с Сергеем даже ссорилась – серенький лоскуток. До самых родов капризничала. Зато, когда девчонки родились, когда приложила их к груди, крошечных беспомощных матрёшек, поняла всю силу любви к ним – кусок самый яркий.

На чёрном фоне жизни без Серёжки тоже были радостные пятнышки. Девчонки подрастали, становились девушками, забавно спорили, у кого быстрее растёт грудь. Их первые бюстгальтеры стали таким событием! Они полдня ими хвастались, заставляя Лиду хохотать. Были, были минуты радости, спокойствия, каких-то маленьких, но очень приятных удовольствий, вроде отпуска на море, удачных подарков от родных. Девочки вырастали красавицами, не такими яркими, как Катя, но очень интересными. И ростом, и статью пошли не в неё. От отца получили светлые головы и мягкие характеры. Лида никогда не испытывала с ними каких-то материнских проблем. Ласковые, как котятки, послушные, весёлые – и она сама, и бабушки с дедушкой, так гордились, так любили Инночку и Ниночку! Именно внучки смягчили для стариков тот страшный удар – потерю младшего, любимого сына.

И Лида не сломалась, не сдалась во многом благодаря им. Дочки смотрели не неё Серёжкиными глазами, говорили его интонациями, спасали и вытаскивали из тёмной бездны горя. И постепенно полегчало, одеяло стало веселеть. День сегодняшний – квадратик или ромбик чего-нибудь весёлого, цветастого, лёгкого.

Опять Серёжка рядом, Андрея и в мыслях нет. Тело довольно, сердце помалкивает, голова одобряет, но не кружится сладостно. А душа? Душа ушла с Серёжкой, осталась махонькая часть и тоже не трепещет. Нет того, что было когда-то: улететь вместе и вернуться вместе. Да, было хорошо, но не более. Соитие без любви и не с целью размножения. «Ну и кто ты после этого?» – вопросила Лида саму себя. Какие чувства здесь есть? Ясно, что ничего не ясно. И выяснять не стоит. Главное, не причинить никому боли. Когда-то Андрюшку сестрица обидела, жена предала, только Лиде не хватает мужика расстраивать. Поспать бы надо. Заснула на рассвете, у Андрюшки на полчаса отключилась – маловато будет. Что ещё ночь готовит? А сейчас – сиеста, по-нашенски – послеобеденный тётушкин сон.

Глава восемнадцатая, вопросительная

Маленький отпуск подошёл к концу молниеносно. Лида с Катюшей трудились, как пчёлки. Навели порядок в огороде, пропололи картошку, сверху донизу отмыли дом, перестирали ворох покрывал и занавесок. Их сплочённый коллектив под чутким руководством Анны Степановны, по Лидиному пафосному выражению, «добился колоссальных успехов». Успевали бегать на речку, подрумянились и подзагорели. И грибов-ягод из лесу понатаскали, Анна Степановна баночек варений-солений наготовила: в город послать.

Разговоров переговорили обо всём и обо всех. Галинкину свадьбу не раз обсуждали: кто, если не они, девочку как следует замуж отдадут. Хоть ребята и не затевали ничего торжественного, но ожидались родственники и друзья Вадима, надо и разместить, и накормить. Лида решила подарить Галке свадебное платье. Она очень любила ставшую родной девушку и хотела видеть невесту самой прекрасной. Галинка должна была приехать на пару дней в город и обязательно вместе с Лидой выбрать подходящий наряд. Чтобы зря Галку не смущать и не дать почувствовать чем-то обязанной, уж цену она скрыть от скромницы сумеет, заранее в салоне договорится.

А каждый вечер Лида встречалась с Андреем. С того первого свидания, когда она спешила к назначенному месту без опоздания, но уже издалека заметила нетерпеливо ждущего кавалера, они этих опытов не повторяли. Прошлись тогда по берегу реки, повспоминали юность, но обоим нужно было совсем не это. Не мудрствуя лукаво, не лицемеря ни друг перед другом, ни каждый перед самим собой, вернулись к Андрею домой. Старинная металлическая кровать с блестящими шариками опять приняла их и снова оправдала ожидания. Так и пошло. Лида приходила в сумерках, без лишних разговоров укладывались в постель. Ничего романтического, просто яростное, безудержное соитие двух изголодавшихся, истомившихся, раненых людей. Они просто спасали друг друга от горького одиночества.

«Лечебные процедуры» – определила это для себя Лида. Медиками доказано, насколько вредно воздержание для женского организма. Физиология есть физиология, чего с ней спорить-то?

Андрей, правда, пытался что-то бормотать о чувствах, о серьёзности намерений, но Лида все его попытки решительно пресекала:

– Подожди, не время.

– Да когда оно придёт, это время? Чего ждать? Нам не шестнадцать лет!

– «Да, не шешнадцать!» – процитировала любимый фильм Лида. – Но надо обо всём подумать.

Расставались они не то чтобы в ссоре, но с холодком. Андрей требовал определённости, продолжения встреч в городе, возможно, совместного проживания. Его Лида отлично понимала, но должна была в первую очередь понять себя. И плыть по течению щепкой, куда вынесет, она не умела. Привыкла всё раскладывать по полочкам, планировать и предусматривать. А сейчас одни вопросы.

Сможет ли она, с её сумасшедшей работой, с заботой о дочерях и родителях Сергея, уделять Андрею хоть немного внимания? Что подумает свекровь? Как воспримут девочки? Вон даже Катюшка язвит ревниво, провожая по вечерам. Только мама радуется, но это же родная мама!

И где встречаться? Даже подумать нельзя о том, чтобы пригласить Андрея в дом, где Сергей родился и вырос, где она так счастлива была с ним. Приходить к Андрею в квартиру, общаться с его матерью и украдкой, с оглядкой, предаваться плотским утехам? Совсем не привлекает.

Снимать или покупать квартиру? Оно того разве стоит?

Такое количество вопросов говорило только об одном: нет любви, нет желания соединить с человеком судьбу, никто и никогда не займёт Серёжкино место. Без любви оставались только «лечебные процедуры». Но так разочаровать и обидеть Андрея? Это подло по отношению к нему. Дать какую-то надежду, позволить привязаться – и оттолкнуть безжалостно?

Да, не «шешнадцать». И не первый. А первый не отпускает, не отходит ни на миг, ни на секунду. Возвращаясь к себе, Лида мысленно просила у него прощения за слабость телесную, за измену невольную. И опять не находила ответа на все свои вопросы. В самом деле, придётся положиться на судьбу. Здесь, в родной деревне, всё хорошо складывалось, в привычной городской суете могло быть совсем иначе. Сейчас, на отдыхе, её потянуло к мужчине, она рада была этому приключению, а что будет потом, знать не могла.

Так прямо Андрею и заявила, собираясь домой накануне отъезда:

– Мне было очень хорошо с тобой, правда! Но я не знаю, что будет дальше. Вернёшься в город, позвони. А обещать ничего не буду, прости, но чувствую себя не вдовой, а женой Сергея.

Конечно, его это задело. Ощущение того, что Лида просто воспользовалась им, царапнуло душу. Но Андрей знал, что не вправе что-то требовать, видел, что она всё ещё страдает по прошлому и готов был терпеть и ждать. А за эти ночи испытывал ещё и чувство глубокой благодарности. Да, она не любила, но всё равно дарила настоящее тепло и нежность. И у него было много вопросов, на которые трудно пока найти ответы. И его мама требует внимания. Старики капризны, захочет ли она принять Лиду в любом качестве? И что он может предложить самой Лиде? Даже зарабатывает она гораздо больше него. Здесь они на равных, а в городе?

Один сплошной вопросительный знак. Но, обнимаясь на прощание, эти двое чувствовали, что неделя прошла не зря, они смогли очень много дать друг другу, и даже без продолжения их отношения будут хорошей частью жизненного пути. В их возрасте нужно ценить даже самые крохотные приятные моменты, и за эту встречу оба были благодарны судьбе.

Укладываясь спать, Лида вдруг поняла, что жалеет об окончании отпуска и не хочет возвращения домой: «Ничего себе! В лентяйку превратилась и в падшую женщину». Ну не хотелось завтра выгонять машину, одеваться, краситься, ехать руководить! Так здорово было, не торопясь, ползать в халате по утрам, ходить пешочком по окрестностям, получать удовлетворение от физической нагрузки. И, что греха таить, ожидание вечерних удовольствий, сами эти удовольствия – было здорово и именно то, чего давно недоставало. Ничто человеческое нам не чуждо, а человек слаб по природе своей.

Тем не менее утром на кухне пила кофе совсем другая Лида. Не легкомысленная курортница с лохматой головой и в лёгком сарафане, а строгая и сдержанная женщина-руководитель. Машина ожидает выезда, в багажник аккуратно уложены мамины гостинцы, собраны и упакованы все вещи, без лишней суеты и забываний.

Сама готова полностью, при всех соответствующих положению регалиях. Одежда, обувь, неброские, но достойные украшения, телефон, часы, сумочка – полный порядок. А мама с Катей в халатиках, в удобных тапочках, никуда не спешат и не едут. Грустят немножко, но сейчас проводят – и снова в славные свои дела и хлопоты погрузятся:

– Девочки, я вам завидую! Мамуся, животик болит, можно, в школу не пойду? – Лида дурачилась, отгоняя печаль расставания, сама тем временем проверяла ключи, документы – всё на месте. Простилась побыстрее и стартовала, подняв пыльное облако. Анна Степановна вздохнула и проговорила тихонько:

– Вот и умчалась бедная моя девочка!

Катя пробурчала в ответ:

– Почему это бедная? Отдохнула, отъелась, мужика нашла…

– Ох, Катерина, и откуда в тебе эта слепота? Только поверхность и видишь. Ну да молода слишком, подрастёшь – всё поймёшь.

Правда, что с девчонки требовать? Жизнь её пока не обжигала; где ей разобраться, что такое хорошо, что такое плохо.