Текст книги "Про баб в Ягодках и мужиков в цветочках"

Вдруг этот покой был нарушен треском и грохотом, раздался вопль «Караул!!!», и прямо перед Леной остановился маленький мопед, которым управляла женщина, поразившая Лену сначала своим видом. Она была явно старше Лены, невысокая, крепкая, в каком-то легкомысленном комбинезоне и кепочке козырьком назад. Женщина смеялась так звонко и заразительно, что невозможно было не улыбнуться в ответ. Следом возникли два юноши лет шестнадцати-семнадцати, тоже хохочущие: «Ловите ее! Держи вора!»

Вся троица выстроилась перед Леной, и заговорили они все сразу:

– Простите, пожалуйста, мы вас напугали! Но мы не думали, что тут кто-то есть.

– Купили подарок племяннику, маманя взялась его испытывать и улетела как ведьма на помеле.

– Она у нас неустойчивая, на двух колесах держаться не может.

– Я вам покажу неустойчивую ведьму, непочтительные дети! Забирайте агрегат и марш домой, я знакомиться буду!

– А мы тоже хотим знакомиться! – хором заявили мальчишки и кивнули друг на друга:

– Алёшка!

– Антошка!

Они приветливо смотрели на Лену ясными лукавыми глазами, румяные, весёлые, крупные, намного выше своей небольшой кругленькой матери. Елена ошалело пробормотала в ответ:

– Елена… Андреевна.

Мальчишки церемонно поклонились и умчались, будто их и не было. Лена и неизвестная женщина остались вдвоём:

– А я Ольга Николаевна, – представилась та. – Но чаще меня зовут Лёля или Николавна. Ну, здравствуйте, Елена Андреевна! Будем знакомы.

Ольга смотрела на Лену прямо и открыто:

– Я давно хотела познакомиться, всё случая не было. Как оно после Питера, привыкается к глуши?

– А откуда вы знаете, что я из Питера?

– Так деревня же! Просто в гости приехавший человек интерес вызовет, а вы ведь надолго. Уже несколько версий вашего приезда сюда обсудили.

– Неужели обо мне судачат? – Вызванный к себе интерес Лену удивил. Не замечая никого вокруг, она была уверена, что и её не замечают.

– Обо всех судачат! У нас мало развлечений. Да ты не смущайся! – Ольга перешла на «ты» неожиданно, но вышло у неё просто и естественно. – И мне много лет назад кости перемывали, недоумевая, чего это я в деревню работать приехала, городская-то. Все ж стремятся за город зацепиться, а мы с мужем город бросили. Ладно, об этом потом, а пока идём к нам в гости, поближе познакомимся. И давай на «ты».

– Да неудобно как-то!

– Неудобно на потолке спать, партнёр сваливается! – опять расхохоталась Ольга. Циничная шутка прозвучала легко и весело. – Мы живём совсем рядом, а тебе пора деревню изучать, а не только лес.

Удивлённая, ошеломлённая, не способная всё это сразу оценить, Лена послушно отправилась в гости. Ольга жила в Центре. Её дом был крайним в ряду стандартных домиков и отличался от других. И забор солидный, и участок большой. К дому был пристроен гараж, огромная веранда, всё было прочно и основательно. Тропинка между клумбами, на которых уже что-то зеленело и цвело, привела к резному крылечку. Ольга провела Лену в дом:

– Располагайся. Сейчас кофейку попьём, мальчишки уже сварили. Они знают мою вреднейшую привычку – чашка кофе каждый час. Или чаю?

С кухни доносился аромат свежесваренного кофе.

– Спасибо, кофе выпью с удовольствием.

– А я с удовольствием налью.

Они занялись приятным процессом кофепития, Ольга ненавязчиво расспрашивала Лену о том, о сём, и незаметно для себя Лена всё рассказала, даже поделилась своими тревогами в отношении Олега. Ольга слушала серьёзно и внимательно, потом решительно произнесла:

– Раз ты вынуждена здесь обосноваться, беру над тобой шефство. Кое с кем познакомлю, сама, чем могу, помогу. У деревни свои плюсы и минусы, но жизнь здесь очень интересная, хотя и непростая. Малого твоего враз укрепим, у нас воздух целебный. У меня видела, какие мужики вымахали? Тут родились, здесь и выросли. Так что привози парней и начинай новую жизнь!

* * *

Так Лена обрела подругу, подобной которой никогда в жизни у неё не было. Рядом с сильной, решительной, весёлой Ольгой было удивительно тепло и спокойно, проблемы уже не казались проблемами. Через несколько часов общения Лена чувствовала себя так, будто они были знакомы несколько лет. Ольга напоминала Манюсю небольшими размерами, приветливостью, но была более яркой и полна неукротимой энергии. С ней Лене вдруг стало весело и радостно, словно она попала в пятно бодрого солнца.

Ей даже уходить не хотелось, хотелось побольше узнать о незнакомых ранее представителях «сельского населения». Но она испытывала неловкость, отнимая у Лёльки столько времени, о чём той и сообщила.

– Не боись! – весело прозвучало в ответ. – Тебе повезло, у меня сегодня выходной, а по выходным я не делаю ни-че-го, слишком редко они выпадают. Так что давай-ка китайские церемонии не разводить, а делом займёмся.

– Каким таким делом?

– План знакомств составлять и реализовывать. Пункт первый: мой муж. Это просто, он скоро появится. Пункт второй: Верочка, сельская учительница и настоящий друг. С ней тебе так и так придётся встретиться, дети-то у тебя школьного возраста.

Лена пока и не думала про школу, но деятельная Лёлька учла и это.

– Дальше у нас пункт третий: Маруська. Это фигура колоритнейшая. Вообще-то она живёт в Москве, но у неё в Заречье «дом творчества». Видела, небось, необычную избушку желтого цвета? Это Машкина, там она проводит каникулы, устав от столичной жизни. Маруся художник и ландшафтный дизайнер, да и биография у неё весьма любопытная. Она будет тебе интересна и полезна, поможет цветники составить, растения подобрать. Ты же ведь займёшься садом-огородом?

– Да я никогда с землёй дела не имела!

– А ты попробуй! Возьми у меня книжки по этому делу, полистай, подумай. У Марьи посмотришь хозяйство, у меня, у Верочки. Мы с тобой и цветами, и советами, и руками поделимся. Занимайся всем, что будет интересно. Свободное время женщине во вред, она начинает думать, что она несчастна, что она устала и так далее. А если нет времени об этом думать, то и проблем этих нет.

Тут Ольга глянула в окно, услышав шум мотора:

– А вот и пункт первый. Муж приехал.

Она выпорхнула на крыльцо, потом моментально возникла на кухне, ураганом пронеслась от холодильника к плите, от плиты к столу. Несмотря на явное наличие лишних килограммов, двигалась Лёлька стремительно, стол был накрыт тотчас же. Тут как раз возник виновник переполоха. Лена смотрела во все глаза: почти двухметровый красавец, темноволосый и синеглазый, он словно сошёл с киноэкрана. Лёлька вынырнула из-за его спины, она едва доставала до плеча своему огромному мужу, и представила:

– Это вот и есть ссыльная петербурженка Елена. А это Анатолий – мужчина всей моей жизни и первый парень на нашей деревне. – Она хихикнула. – Если он не первый парень, значит, девки зажрались! Садись за стол, муж, я готова исполнить супружеский долг – накормить тебя обедом.

Лёлька хлопотала вокруг мужа, попутно приготовила Лене ещё кофе, накормила детей, успела кое о чём всех порасспрашивать, кое-что рассказать. Энергия в ней била ключом, она создавала вокруг себя физически ощутимые вихри.

Лена получала необъяснимое удовольствие, наблюдая незнакомые ранее семейные отношения. Судя по всему, Лёлик и Толик (именно так супруги обращались друг к другу) женаты были очень давно, но мелькала между ними необычная искра теплоты, нежности и взаимопонимания. Они походили скорее на счастливых молодожёнов, не скрывающих своего счастья и готовых делиться им с окружающими. На их кухне было шумно, весело и как-то очень по-доброму. Лена смеялась над шутками, которые без конца адресовались каждому из присутствующих, сама шутила и впитывала, впитывала эти новые ощущения. Пообедав, Анатолий уехал, дети тоже куда-то убежали, Лена с Ольгой опять остались наедине. Пора было покидать гостеприимный дом, но чисто женское в Лене пересилило тактичность:

– Какой у тебя муж! Я таких только в кино видела.

– Ага! И в любовных романах ещё подобные герои-любовники. А спутницы у них – роскошные длинноногие блондинки с осиной талией и пышной грудью. Вот такие.

Тёмноволосая, плотная, невысокая, Ольга встала в картинную позу, отставив полную ножку. Контраст между нарисованным ею образом героини романа и ей самой рассмешил Лену до слёз. А Ольга ещё и добавила, нимало не смущаясь:

– Это я снаружи похожа на Карлсона, севшего на диету, а внутри… Красота несказанная! Природа шкурки перепутала. Впрочем, мировоззрение Карлсона мне весьма по душе. Спокойствие, только спокойствие!

Лена почти стонала от смеха, пожалуй, давно она не смеялась так искренне, от души. Потом поймала неожиданно серьёзный взгляд умных серых глаз:

– Вот так-то лучше! Элегическая грусть была вам к лицу, Елена Андреевна, но звонкий смех идёт любой женщине гораздо больше.

Уходила Лена с ощущением светлого праздника в душе. Неугомонная Лёлька успела показать свой участок, собрала пакет книг по цветоводству, попутно предложив пользоваться её библиотекой как своей. Книг в этом доме было великое множество, разных стилей и направлений. И специальная литература, и художественная занимали стеллажи в кабинете, шкафы в гостиной, полки в детских комнатах, всюду виднелись корешки различных изданий.

Перед Леной открывалась новая жизнь. Ей предстояло самой сделать эту новую жизнь пригодной для себя. Судьба перебросила Лену из привычной среды обитания в совершенно незнакомую. Эту самую среду предстояло осваивать, вливаться в неё, учиться жить совсем по-другому, нежели раньше.

* * *

Как и обещала, кипучая и могучая Лёлька начала знакомить Лену с окружающим миром. Сама Лёлька за почти двадцать лет пребывания в Ягодках изучила местные нравы вдоль и поперёк, давно стала здесь своей, все уже забыли, что она когда-то откуда-то приехала. По её собственному выражению, с ней была знакома не только каждая местная собака, но и кошка. Теперь Лёлька помогала Лене понять новый мир, войти в него. Ведь Елена и представления не имела о российском селе, о живущих в глубинке людях, их нравах и обычаях. Слово «деревня» раньше она слышала лишь в оскорбительном смысле: «Ну, деревня! Ну, село!», у горожан деревенские считались людьми второго сорта. Теперь Лена с удивлением открывала для себя страницы книги «Деревня Ягодки и её обитатели».

Лёлька с мужем были её первым неизгладимым впечатлением. Вроде бы совсем обыкновенные, они жили так, как не умела Лена, жизнь двоих стала одной жизнью. Фраза, начатая одним, продолжалась другой, они смотрели в одну сторону, чувствовали и понимали друг друга на расстоянии. Оба интересные, умные и сильные, они выбрали нелёгкую дорогу – посвятили жизнь сельскому хозяйству. Будучи потомственными крестьянами, чьи предки занимались тем, что кормили других на протяжении веков, они сделали свой выбор сознательно. Учась в институте, свято верили, что смогут многого добиться на земле. И добивались, по мере сил и возможностей. Пока было живо коллективное хозяйство, пока государство уделяло внимание развитию села, они работали в колхозе, до тонкостей изучив это сложнейшее производство.

В те времена Ягодки процветали. Действовала программа развития Нечерноземья, строилось благоустроенное жильё, дороги, расширялось производство. И труд крестьянский, и производимая продукция оценивались по достоинству. Работали бы себе и дальше, но рухнула советская власть, начали разваливаться колхозы и совхозы. Бывших руководителей обозвали «красными феодалами», зачеркнули всю их деятельность. Растеряли ценнейшие кадры, землю раздали людям, которым она оказалась не нужна, погубили и разрушили всё, что могли, а нового не построили.

С болью смотрели Ольга и Анатолий, как некогда ухоженные земли, дающие продукцию, превращаются в заросшие сорняками и кустарниками бесплодные неугодья, как исчезают с лица земли фермы и комплексы, много лет производившие молоко и мясо. Остановить процесс разрушения оказалось невозможным, исчезало производство, уезжали люди.

Коллективного хозяйства не стало, Лёлька с мужем возвращаться в город не захотели, создали своё хозяйство, приобрели необходимую технику. Пусть небольшой кусочек сельхозпроизводства, но создали и берегли. На их полях выращивались овощи, корма для фермы, а на ферме жили важные высокоудойные коровы, стабильно дающие вкусное, жирное, богатое сливками молоко. Рядышком расположился свинарник, в котором огромные мамаши-свиноматки выкармливали кругленьких розовеньких поросят.

Всё это дело требовало постоянной заботы и внимания, работали Ольга с Анатолием практически без выходных и отпусков. И работали не столько ради заработка. Не так уж и много они зарабатывали по сравнению с вложением времени и сил, а по велению сердца, чтобы не исчезли и эти поля, и фермы, и стада. Слишком жестоко обошлась «перестройка» с селом, досталось ему более, чем кому другому. Вот и вкалывал по двадцать часов в сутки Анатолий, носилась по полям на своей «Мышке» – серенькой «Ниве», Ольга, чтобы осталось на земле российской сельское хозяйство.

Лена видела, какой тяжёлый, неблагодарный это труд и восхищалась мужеством своих друзей, которые посвятили себя такому делу. Придя однажды навестить подругу, она обнаружила Лёльку в беседке за домом отчаянно рыдающей. Лёлька, которую трудно было представить даже просто серьёзной и печальной, ревела в три ручья. Перед ней стояла полная окурков пепельница, и, прикуривая очередную сигарету, всхлипывая, Лёлька бормотала:

– Все жалуются на каторжный труд: и артисты, и журналисты, и даже проститутки! А нам-то каково, а? В наше время, в средней полосе, в гнилом, Богом забытом углу!

Она рыдала так, что Лена даже перепугалась:

– Да что стряслось-то?

– Сено должны были сегодня убирать, огромное поле, трава отличная, сама бы ела! Изумруд, чистый изумруд! С обеда настроились, а тут дождина. Столько труда пропало! И зерновые полегли, потери будут.

Лёлька погрозила небу кулаком. Синоптики действительно обещали ясную погоду, а ливень прошёл сильнейший, за два часа вылилась месячная норма осадков из откуда-то забредшей именно к ним тучи, так что Ольгино отчаяние было вполне понятным. Сколько таких переживаний выпадало на её долю, не счесть. И природа, и погода, и энергетики, не вовремя отключающие свет, и поставщики, за любую необходимую им вещь требующие немыслимую цену, и покупатели, норовящие заплатить за их продукцию медные копейки. И налоговики, придумывающие всё новые налоги и отчёты, пытались испортить ей существование. А ведь у Лёльки была и семья, и огромный дом, и сад. Со всем этим она управлялась, и другим старалась помогать, для той же Лены всегда выкраивала время. И не в её правилах было предаваться унынию. Вытерев нос, затушив сигарету, Ольга улыбнулась и превратилась в привычную Лёльку, словно сняла маску:

– Ладно, переживём! Ну, привет, подруга дней моих суровых! Лена всегда удивлялась и по-доброму завидовала Ольгиному жизнелюбию, её силе и мужеству, неисчерпаемой доброте. Во всех окружающих её людях она видела только хорошее, делилась с ними своим щедрым сердцем, и они делились с ней.

Ещё в самом начале их знакомства Ольга устроила для Лены подробную экскурсию по деревне. Она рассказывала, кто где живёт, вспоминала смешные местные байки, познакомила Лену с продавщицей, с заведующей почтой, с местной фельдшерицей. Разные люди встречались им на пути, и постоянно слышалось:

– Привет, Николавна, всё цветёшь?

– Лёленька, доченька, здравствуй!

– Добрый день, Ольга Николаевна!

– Привет, Олюха, как драгоценное?

И бабульки, и женщины, и мужички, и детишки – все рады были видеть эту чудную женщину, и даже собаки приветливо махали хвостами.

– У нас тут замечательные люди, – говорила между тем Ольга. – Не слишком обеспеченные, не очень ухоженные, в калошках и ватничках, не очень образованные и развитые, они зато просты и бесхитростны, как дети, и заслуживают куда больше, чем имеют, но ничего не требуют. Просто живут и молча делают своё дело. Я безмерно уважаю тех, кто не покинул деревню, хотя им очень и очень нелегко.

Для каждого встречного она находила доброе слово и необидную шутку. Для Лены это тоже было удивительно: ходить по улицам и здороваться с каждым встречным. Ведь город разделяет людей, там каждый занят сам собой, а здесь все на виду, и личная жизнь интересна общественности.

* * *

Всё это новое так захватило Лену, так было ей увлекательно, что она опять почувствовала себя необычайно счастливой. Об этом она с благодарностью сообщила Ольге, когда та была у неё в гостях. Они сидели на Ленином крылечке, Ольга задумчиво курила и сказала в ответ:

– А быть счастливым вообще очень просто. Вот смотри, какой отсюда вид: речка, берёзки, сплошная красотища! И ты видишь эту очаровательную картинку каждый день – это же счастье! А вечером в кустах запоют соловьи, ну разве не здорово? А сейчас Тамара Михайловна свои развесёлые песни поёт, прислушайся и сразу ещё повеселеешь. Это тоже счастье – замечательный сосед!

Тамара Михайловна браво распевала за забором. Весёлая, бодрая пенсионерка, живущая по соседству, Лене очень нравилась. Тамара Михайловна держала коз «для поддержки штанов», была всегда деятельна и хлопотлива. А ещё она обладала одной замечательной особенностью: по любому поводу выдавала задорные частушки. Вот и сейчас слышался голосок соседки, провожающей коз на прогулку:

 
Ой, коза моя, коза, коза белая,
Да какая ж я была в девках смелая!
 
 
Ой, коза моя, коза, коза чёрная,
Да какая ж я была неуёмная!
 
 
Ой, коза моя, коза, коза рыжая,
Да какая же была я бесстыжая!
 

Насмешливая Лёлька перебила перечисление разноцветных коз и тоже запела:

 
Убежала от меня коза красная,
И сижу теперя я вся несчастная!
А потом ко мне пришел козёл синенький,
И теперича опять я счастливенькая!
 

Она всегда поддразнивала Тамару Михайловну, находя той в ответ подходящую частушку. Соседка не сдалась:

 
Ой, коза моя, коза, коза алая,
До чего же за забором девка наглая!
 

Лена хохотала над этим поединком, голос Тамары Михайловны удалился, а Лена все ещё смеялась:

– Правда, Лёлька, до чего ж это здорово!

– Конечно! А в твоих силах сделать счастливой меня, напои-ка страждущую женщину кофием.

Так вот Лена и жила, учась и узнавая. Она познакомилась и с «сельской учительницей» Верочкой, Верой Владимировной. Та заведовала местной школой и преподавала в младших классах. К тому же Верочка была дочерью Тамары Михайловны, часто прибегала помочь маме и обязательно навещала Лену. Они очень сблизились. Обе учительницы, обе тихие и интеллигентные, они сразу подружились. Верочку невозможно было не полюбить. Лёлька утверждала, что Вера важнее и нужнее для страны, чем любой политический деятель. Вера без устали «сеяла разумное, доброе, вечное», уже шестое поколение ребятишек проходило через её класс. Как и Ольга, она переживала за судьбу деревни, горевала, что всё меньше детей приходит за знаниями, волновалась, что ждёт их в дальнейшем. Но продолжала обучать грамоте, развивать и воспитывать. Размер зарплаты, получаемой Верочкой, Лену ошеломил. Когда-то такую сумму Лена за раз оставляла в косметическом салоне, а Вера с семьёй жила целый месяц.

Никогда ни на что не жалуясь, вернувшись из школы, она меняла интеллигентный облик преподавателя на обличье простецкой крестьянки и отправлялась в сарай ухаживать за поросятами, доить корову, кормить кур. Ей нужно было поднимать двух дочерей, самой одеваться соответственно профессии. Верочкин муж много заработать на селе тоже не мог, вот и приходилось выкручиваться.

При этом Вера старалась быть современной, следить за бесконечными школьными реформами, стремилась как можно больше узнать обо всём. Ей это нужно было, чтобы поделиться с деревенскими ребятишками, и без того многим обделёнными. И своих дочек, двойняшек Надю и Любу, она хотела выучить, дать им полноценное образование. Скоро им предстояло закончить школу, нужно было думать об институте, а это вновь требовало средств. Но материальные проблемы не озлобили Верочку, подобно Лёльке, она не считала деньги главным в жизни, просто старалась разумно их тратить. А если кому требовалось помочь, отдавала последнее, считая, что она-то обойдётся.

Лёлька много лет дружила с Верочкой, дружили их дети, они были ближе, чем зачастую близки родные сёстры. Правда, решительная Лёлька иногда возмущалась Верочкиным всепрощением и мягкостью: «Хоть бы раз ногой топнула, по столу хлопнула!» Верочка же считала, что люди совершают вредные поступки не со зла, а под воздействием каких-то обстоятельств. Впрочем, её все любили и старались не обижать.

Появилась Лёлька, появилась Верочка, притягивались новые личности, порой такие непривычные. И Лена очередной раз удивилась, как много на свете разных людей, как здорово, что они есть. Почему она не хотела видеть этого раньше? Вышла из пещеры наружу, словно только родившись, и нашла этот шумный мир таким многообразным! И уже не хотелось прятаться обратно, наоборот, хотелось изведать неизведанное, понять непонятное. Каждый день стал теперь не похож на предыдущий, Лена уже привыкла к тому, что открытиям нет предела.

* * *

Вскоре выполнила Лёлька и пункт третий составленного некогда «плана завоевания». Примчалась как-то к Лене и велела немедленно собираться:

– Марья приехала! Пойдём знакомиться, Вера уже там. Готовься к эмоциям и ничему не удивляйся.

Машин дом был совсем рядом, там же, в Заречье, так что они мигом оказались на месте. Открывая калитку, Лёлька громко продекламировала:

– Подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя!

Откуда-то со двора донесся голос:

– Кто дряхлая? Я дряхлая? И это говорит женщина, которая старше меня на семнадцать тысяч часов!

– Деревня! Это ж великий Пушкин! – отозвалась Ольга.

Голос продолжал возмущаться:

– Могла бы из Пушкина и другое подобрать, например, «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье…»

– Ладно, гений чистой красоты, явись народу!

Маша послушно явилась. Очень высокая, очень стройная, очень рыжая, она весело поздоровалась:

– Всем привет, привет, привет!!!

Обратилась к Лене:

– В нашем полку прекрасных дам прибыло, расцветают Ягодки!

Ласково обняла за плечи маленькую Ольгу:

– Ну, мы-то с тобой были и остаёмся первыми красавицами нашего королевства!

Весело смеясь, они рассказали Лене эту историю про первых красавиц:

– В нашем доме культуры как-то конкурс проходил на местную мисс, точнее миссис. Что-то вроде «Мадам спелая ягода», наша завклубом решила тётушек порадовать. Мы все три, естественно, участвовали. Вышли в финал, и Верунька оказалась победительницей. Всё на камеру снимали, что и как мы там выделывали. После конкурса посмотрели, обмыли, обсудили и пришли к выводу, что жюри было необъективно и нас засудило. Порешили Верку побить и приз отнять. Потом передумали, не побили и не отняли, мы же добрые, просто постановили, что все мы – первые красавицы.

Судя по всему, Маша была очень обеспеченной женщиной. За домом и участком у неё следила помощница, она же пригласила дам к столу, накрытому в просторной беседке. На столе красовалась сплошная экзотика: оливки, икра, крабы, мидии, авокадо и прочее. Лена уже знала от подруг, что Маруська – большая фантазёрка в этом плане. Она устраивала японские ужины с суши и сукияки, сибирские обеды с пельменями и строганиной, однажды подала «ностальгическую закусь»: килька, ливерная колбаса, плавленый сырок и винегрет с селёдкой. На сей раз предлагался «новорусский ланч». Лёлька шутливо укорила:

– Машка, опять выпендриваешься? Нас ведь не испугаешь, мы и это съедим, хоть и дикие. Правда, Верунь?

– Съедим, съедим! – рассмеялась и Верочка. – И даже без хлеба. Давай, Манюня, рассказывай, как успехи и почему одна.

– Ох, девочки, успех в делах полный, а в любви полный застой!

Ольга ахнула:

– Опять развелась? Это ж который был, восьмой? Десятый?

– Обижаете! Я совсем невинна, всего лишь с шестым распрощалась.

– Ну, выпьем за невинность!

Дружно рассмеялись, выпили, а Лена вновь пыталась осмыслить новые впечатления. Личностей, подобных Маше, она ещё не видывала. Хохочущая огненная красавица, она выглядела женщиной из другого мира. Привыкшие к ней подруги не обращали внимания ни на необычный наряд этой «благородной мадамы в модном туалете», ни на её фразочки и в свой адрес, и по поводу мужиков. Подруги преспокойненько закусывали мидиями самогонку. Машка специально покупала традиционный напиток, приезжая в Ягодки, нюхала, словно изысканное вино, приговаривая:

– Как я люблю натурпродукт! В Московии приходится разны-всяки арманьяки употреблять, а то тусня за некультурную примет. Зато здеся можно вдоволь родимой напиться.

– Эх ты, некультурная! – усмехнулась Лёлька. – Не пугай людей, можно подумать, запоями пьёшь.

– А это мысль! – Маша подмигнула Лене. – Мы, столичные, развлечениями пресыщенные, завсегда ищем нового! Девки, ау! Кто со мной в запой?

– Марусь, дай Лене к тебе привыкнуть! – мягко придержала её Верочка. – Ты у нас столь редко встречающаяся особь, что тебя сразу воспринять трудно. Умом Марусю не понять, аршином общим не измерить…

– Конечно, я и голубка дряхлая, и раритет, и труднодоступная для понимания! Скажите ещё, антиквариат! – Маруся дурашливо гневалась. – Я сейчас вообще девушка на выданье, скромная и робкая, и сама всего боюсь!

Она ещё раз подмигнула Лене:

– Эти две почтенные тётушки меня всё время воспитывают, нет бы лучше подыскать мужа хорошего, отдать меня в надёжные руки, а то ведь всё сама, всё сама.

Почтенные тётушки расхохотались:

– Да от тебя все мужья сбегают! Рассказывай, куда последнего дела? Чем тебе этот не угодил, ведь подходил в прошлом году по всем параметрам?

– Состарился! – отмахнулась Маруся. – А вообще у меня каникулы, и слово «мужик» будет забыто!

Потом серьёзно добавила:

– Я так устала от всей этой суеты, девочки! Проведу каникулы в тиши, среди своих лютиков-цветочков, а там посмотрим.

После обеда Маша напросилась к Лене «посмотреть хозяйство», заявив при этом:

– Ты мне понравилась! И не воспитываешь, как некоторые, – бросила ехидный взгляд на Лёльку с Верочкой. – Только чего ты красивая такая? А я зато ростом выше!

Лёлька заочно почти точно представила Машу, но Лена всё равно впечатлилась. Маруся тоже быстро стала своей, хотя до сих пор не перестала удивлять.

* * *

Маруськина жизнь, переполненная приключениями и событиями, поразила Ленино воображение. Ей такое и нафантазировать было бы сложно, а Машка ухитрилась пережить наяву.

Она была уроженкой соседней с Ягодками деревни, училась в школе вместе с Верочкой, только двумя классами старше. Никто тогда и представить не мог, как повернётся судьба обычной деревенской девчушки. Маша с детства любила рисовать, после школы поступила в художественное училище. Но закончить образование взбалмошная девица не сумела. В восемнадцать лет Маруську захватила безудержная любовь. Никакие разумные доводы на неё не подействовали, она вышла замуж, и в девятнадцать уже родила дочку. Замуж Маша выходила, разумеется, навсегда, но хватило её ненадолго.

Всегда любившая общение, посиделки с друзьями, веселье, Маруся вдруг обнаружила, что семейная жизнь лишает её всего этого. Муж её общительности не разделял, делал замечания, заставая гостей в их доме. Даже сама Маша должна была отчитываться о проведённом времени. Начали вспыхивать ссоры и скандалы, терпения Маруське природа не отмерила нисколько. Как-то супруг явился совсем не в духе, обнаружил жену с подругами за бутылочкой винца и попросту разогнал гостей. Маша мгновенно закипела, расшумелась, влепила мужу пощечину. Тот не сдержался и ответил ударом на удар. Горячая Машка, схватив дочку, ушла навсегда. Ненависть сменила любовь, все попытки примирения Маша отвергла, решив, что первый брак был ошибкой. Этот брак принёс ей ребёнка, но веру в любовь не убил и пыл не погасил.

Маша вернулась домой, чтобы восстановиться на природе, поразмышлять о будущем, а судьба уже подготовила ей новую встречу.

Здешние красоты привлекли московского художника. Он приехал «на натуру» и снимал комнату в доме у Машиной матери. Увидев Маруськины рисунки, художник предложил ей продолжить занятия живописью, уверяя в несомненной талантливости. Они вдвоём стали уходить с мольбертами, и, в конце концов, в Москву художник уехал не один. Огненная Машка так поразила его сердце, что получила и московскую прописку, и небольшой художественный салон, и дом в Ягодках со всеми удобствами. Летние творческие командировки проходили теперь со всевозможным комфортом. Этот брак продлился несколько лет, и Машу вполне устраивал, пока она вдруг не обнаружила супружескую неверность. Со страшным, цунамиобразным скандалом Маша снова развелась. Эффективность данного замужества была весьма высока: ей остались и магазин, и дом. Машина дочка, которую бездетный художник удочерил, получила папу и алименты.

Машка покипела и повозмущалась в адрес «не умеющей любить богемы, лишённой моральных принципов», и решила выйти замуж за цивилизованного иностранца. Ей и это удалось, она словно притягивала желаемое. Как-то в её салон заглянул немолодой швед, влюбился в колоритную хозяйку и быстренько сделал предложение. Вместо картины посетитель приобрел жену, да и увёз её в Скандинавию. Но в Швеции Машке показалось скучно и холодно, и в Ягодках снова появилась свободная женщина.

При всём этом она оставалась доброй и неизменно весёлой, никогда не унывала и постоянно сетовала на нехватку времени, поскольку была всегда чем-нибудь увлечена. Рисовала сама, в салоне открывала дорогу другим талантам, приезжая в деревню, копалась в своём саду, помогала матери и подругам. Верочка и Лёля искренне её любили, всегда с радостью встречали, хоть и посмеивались над таким упорством в устройстве личной жизни. А Маша пребывала в уверенности, что в следующий раз выйдет замуж уж точно навсегда.

Далее в Маруськиной жизни случилось ещё два замужества, ничем особо не примечательных. Состоятельный предприниматель не смог понять её тонкую натуру, был приземлён и бездуховен, а духовно богатый скрипач оказался несостоятелен как мужчина. Зато появилась отличная машина и новые знакомства в музыкальном мире.

Последний Машин выход замуж выглядел и вовсе фантастически. Пока мама Маша устраивала своё семейное счастье, её дочка выросла и тоже собралась замуж. Маруська особо не восторгалась, но и возражать не стала. Новоявленный зять был постарше своей юной жены, в свидетели позвал ровесника-приятеля. Этот самый друг принял маму невесты за сестру, весь вечер за ней усиленно ухаживал, и проснулись они в одной постели.

Дочь, не в маму серьёзная, Машу осудила, зять всё это тоже не одобрил, и отношения между ними установились весьма прохладные. Зато прозревший свидетель расставаться с тёщей друга не пожелал. И так всегда прекрасно выглядящая, стройная и элегантная, Маруська помолодела окончательно, летала на крыльях, вдохновилась и воодушевилась. В каждый свой приезд твердила о том, как она безумно счастлива, что любить надо только молодых, и что теперешние отношения – на всю жизнь. Однако со временем молодой муж, как когда-то самый первый, стал посягать на свободу своей вольнолюбивой жены. Он вздумал устраивать сцены ревности и не отпускать Машу одну не только в Ягодки, но и на соседнюю улицу. Естественно, никакие оковы Маруську сдержать не могли, давления птица вольная не переносила, и в очередной раз она хлопнула дверью и гордо удалилась.