Текст книги "Йозеф Геббельс. Особенности нацистского пиара"

Именно Гиммлера и избрал Ханке в качестве высокого покровителя. Будучи поставленным перед выбором: любовь или карьера, Геббельс выбрал карьеру Все пошло своим чередом: семья Магды и Йозефа Геббельсов по-прежнему являла собой образец немецкой семьи. Однако Ханке не простили его отступничества. Лишь перед самым концом войны Геббельс, забыв личные счеты, отдаст должное профессионализму своего бывшего подчиненного. Дело в том, что в 1945 году Ханке, будучи комиссаром обороны Нижней Силезии, организовал эвакуацию гражданского населения, а позже вместе с генералом Г. Нихофом возглавил оборону Бреслау.

«Фюрер наградил Ханке золотым немецким орденом. Стало быть, Ханке – второй после Хирля немец, получающий этот орден, хотя и более низкой степени. Ханке, как он сообщает по телефону, очень счастлив. Он считает положение в Бреслау крайне критическим и не уверен, долго ли еще сможет продержаться. Как бы там ни было, надо приветствовать, что он удостоен такой высокой награды. Он держится превосходно, и его боевой дух делает честь партии»[92]92
  Геббельс Й. Последние записи. С. 402.


[Закрыть].

Насколько искренним было дружеское участие Геббельса, можно только догадываться, но очевидно, что этим людям нечего уже было делить.

«Вечером по радио передавалась из осажденной крепости Бреслау речь гауляйтера Ханке. Она захватывает силой воздействия и преисполнена достоинства и высокой политической морали, заслуживающих восхищения. Если бы все наши гауляйтеры на востоке были такими и работали так, как Ханке, то наши дела обстояли бы лучше, чем они обстоят в реальности. Ханке – выдающаяся фигура среди наших гауляйтеров, действующих на востоке. В нем видна берлинская школа».

Крепость сдалась лишь 7 мая 1945 года.

О следующем человеке, занявшем пост статс-секретаря, довольно трудно сказать что-то определенное, поскольку характеристики Гуттерера, даваемые ему коллегами, отличались редкостным разнообразием. По словам одних, он был «человеком, желавшим служить не противореча, и подхалимом, ориентированным лишь на личный успех», другие видели его как человека «неотесанного и изрекающего банальности оратора и личность, не способную никого вдохновить», третьим он представлялся как «человек неописуемой энергии и способности тщательнейшим образом вникнуть во все детали», и, наконец, четвертые уверяли, что он в сущности «не поверхностный, компетентный, а в своей основе порядочный и прямодушный парень».

Сложно сказать, какое из этих определений ближе к истине, но факт остается фактом: «порядочный и прямодушный парень» увлекся операциями на черном рынке и был удален со своего поста в ходе борьбы с незаконной торговлей. Примечательно, что с Геббельсом у него остались вполне приемлемые отношения. Министр даже «прикрыл» своего бывшего подчиненного от грозивших ему преследований.

Пришедший на смену Гуттереру Вернер Науманн сумел стать образцом буквально во всем. Фантастическая преданность делу, доходившая до фанатизма, аккуратность, профессионализм – все это не осталось незамеченным ни Гитлером, ни Геббельсом. Больше не было нужды подыскивать достойного статс-секретаря, он был найден.

В отделении третьем по счету, не таком опасном и неудобном для карьеры, как остальные, поскольку

оно занималось туризмом, все было более статично. Его возглавлял бессменный статс-секретарь Эссер[93]93
  Эссер Герман (29.07.1900, Рормус, Бавария – 7.02.1981, Хольцкирхен близ Мюнхена). О его жизни в разных источниках содержится достаточно разноречивая информация. Он называется среди основателей нацистской партии. Являлся участником Первой мировой войны. После ее окончания примкнул к социал-демократическому движению. Работал журналистом в левой прессе. В 1919 году вступил в Германскую рабочую партию. С 1920 года являлся редактором «Фелькишер беобахтер». По одним сведениям, участия в Пивном путче не принимал, сославшись на мнимую болезнь, а после провала путча бежал в Австрию. По другим сведениям, принял участие в путче, был схвачен и задержан на три месяца. С 1923 по 1925 год являлся имперским руководителем пропаганды НСДАП. С 1926 по 1932 год – редактор «Иллюстрирте беобахтер». Являлся членом ландтага Баварии. После прихода НСДАП к власти занимал ряд высоких постов в Баварии: министр экономики Баварии, шеф баварской имперской канцелярии, председатель ландтага. С 1936 года – президент имперского объединения туризма. Фриче обозначил 1935 год в качестве года, когда Э. занял место статс-секретаря отделения туризма. По другим источникам, это произошло лишь в 1939 году. Нет ясности и с тем, когда он покинул этот пост. Фриче указывает на 1945 год. По другим источникам, своего поста он лишился еще в 1943 году. В мае 1945-го Эссер был арестован американскими войсками и в 1947-м приговорен к двум годам заключения. 8.08.1949 Мюнхенский суд приговорил Э. к пяти годам трудовых лагерей с конфискацией имущества и с пожизненным лишением гражданских прав. Был освобожден в 1951 году. Автор книги «Всемирная еврейская чума».


[Закрыть].

Структура геббельсовского министерства не являлась чем-то застывшем и неизменным. Вполне естественно, что происходили новые назначения. Министерство постоянно расширялось. Появлялись новые отделения, перестраивались старые. Количество отделений в 1942 году совпадало с тем, что по памяти перечислил Фриче. Далее последовали некоторые пертурбации: 21.12.1943 в ведение министерства перешла дополнительно Имперская инспекция гражданской противовоздушной обороны; 21.09.1944 отделения театра, музыки, изобразительных искусств были объединены в одно отделение культуры. Последовал еще целый ряд изменений.

По всей территории рейха располагался целый ряд ведомств, которые, имея отношение к министерству, тоже перестраивались и расширялись. В соответствии с заранее утвержденным планом в июле 1933 года было создано 13 земельных инстанций – Landesstellen и 18 инстанций имперской пропаганды – Reichpropagandastellen.

Собственно, вот она – структура вновь созданного министерства. Механизм собран. Ну и как же он будет работать?

Упорядоченный хаос или хаотичный порядок?

Без организации, то есть без принуждения, а значит, без подавления личности ничего не получится.

А. Гитлер

Аппарат получился весьма громоздким и необыкновенно показательным для Третьего рейха. Дело в том, что вся система власти в государстве строилась на управляемом фюрером принципе борьбы компетенций, или скорее – «хаосе компетенций». С одной стороны, прошло слишком мало времени с того момента, когда НСДАП была оппозиционной партией, не включенной в государственную систему, поэтому партийные структуры привыкли ощущать себя противопоставленными структурам государственным. С другой стороны, не очень-то их торопили и подталкивали к слиянию. Фюрера вполне устраивал принцип «разделяй и властвуй» в отношениях с партийными функционерами и государственными чиновниками.

Лишь 9 сентября 1937 года вышло постановление, на основании которого была сделана попытка как-то систематизировать работу многочисленных инстанций, находящихся в разных землях Германии и связанных с пропагандой. Они стали именоваться RPA – Имперские отделения пропаганды[94]94
  Роберт Э. Герцштейн. Война, которую выиграл Гитлер. С. 170.


[Закрыть]. Тем самым подчеркивалось их непосредственное отношение к государственной системе пропаганды, т. е. – к министерству пропаганды. Однако сколько-нибудь заметного результата данная попытка не имела. Все равно оказывалось, что руководителям отделений было гораздо ближе тянуться до местных гауляйтеров, нежели до Берлина. Таким образом, партийные структуры на местах оказывались намного действеннее, чем государственные.

Постоянное пересечение компетенций имело место и в самом министерстве. Конфликтные ситуации то и дело возникали на самом высоком уровне. Наглядным примером тому могли служить сложные взаимоотношения Геббельса с шефом имперской прессы Отто Дитрихом. Взаимоотношения, в которых достаточно сложно разобраться, где заканчивается профессиональное соперничество и начинается личная неприязнь. По крайней мере, в своих дневниках Геббельс достаточно часто позволяет себе очень резкие высказывания даже не столько о профессиональных, сколько о личностных качествах Дитриха:

«Мое выступление в Шпортпаласте вызвало блестящие отклики в прессе. Это не дает покоя доктору Дитриху… Мягкотелый субъект, врожденная посредственность. Но я все же избавлюсь от него»[95]95
  Агапов А. Б. Дневники Йозефа Геббельса. Прелюдия «Барбароссы». М., 2004. С. 135.


[Закрыть]. Конфликтная ситуация постепенно усиливалась вследствие того, что из-за системы дублирования функций, принятой в Третьем рейхе, эти двое все время «сталкивались лбами»:

«Он (Дитрих) наделен посредственными способностями, ничтожество с гипертрофированным честолюбием. Теперь мне, наверное, придется, хотя это для меня и не просто, обратиться к фюреру. Так как компетенции… должны быть разграничены. Нынешняя ситуация постепенно изматывает нервы»[96]96
  Агапов А. Б. Дневники Йозефа Геббельса. Прелюдия «Барбароссы». М., 2004. С. 136.


[Закрыть].

Даже в последние дни войны, когда делить, казалось, было нечего, Геббельс продолжал свои попытки перекраивания сфер влияния, сопровождая их соответствующими комментариями в дневнике:

«Разумеется, я не могу утаить от фюрера то, что доктор Дитрих создает для сегодняшней пропаганды точно такие же трудности, как и в свое время для пропаганды ужасов большевизма. Я привожу фюреру несколько примеров, которые вызывают у него крайнее раздражение и гнев. Он прямо на ходу решает немедленно сместить доктора Дитриха с его поста… Это будет для меня большим облегчением. Доктор Дитрих – явный трус, он не справляется с задачами, вызванными нынешним кризисом. В подобные моменты нужны только сильные личности, прежде всего такие, которые слепо выполняют все, что им поручено. А доктор Дитрих к такой категории не относится. В своей работе я извожу на него столько сил, сколько фюрер изводит на своих генералов»[97]97
  Записи от 31 марта 1945 года. Геббельс Й. Последние записи. С. 350.


[Закрыть].

В конечном итоге Геббельс добьется своего – отправит Дитриха в отпуск на неопределенный срок, Действие это не будет иметь в свете сложившейся обстановки ровным счетом никакого значения, однако принесет министру огромное удовлетворение.

Все это произойдет «под занавес», а первоначально сменивший Функа на посту статс-секретаря министерства Дитрих возглавлял три сектора, получив весьма объемный фронт работ. В его ведение попали подотделы немецкой прессы, иностранной и журнальной. О секторах немецкой и иностранной прессы можно было сказать, что они выполняли функции своеобразных фильтров, через которые проходило все, что печаталось газетами, а также публикации собственно министерства.

О том, как работали эти фильтры, сохранились интересные воспоминания представителя Си-би-эс в Берлине Уильяма Ширера. Этот человек был одним из тех, кто имел негативный опыт общения с представителями соответствующих секторов. «Вина» этого американского журналиста перед руководством Третьего рейха заключалась в следующем: позволил себе написать правду о том, что режим торопливо скрывает следы притеснения евреев в Гармише, где в 1936 году вот-вот должны были состояться зимние Олимпийские игры. В его корреспонденциях, в частности, упоминался тот факт, что нацисты торопливо убирают отовсюду таблички: «Евреи нежелательны». Ширер ничуть не сомневался, что подобные надписи вернутся сразу же после Олимпийских игр. В ответ немецкие газеты разразились оскорбительными публикациями и обвинениями в попытке сорвать игры. Сначала Ширер терпел: он был не новым в журналистике и в политике человеком и знал правила игры, но вскоре и его терпению пришел конец.

«С каждой новой газетой, которую курьер приносил днем в офис, я все больше заводился. Большинство позвонивших мне друзей советовали не обращать внимания и говорили, что если я полезу в драку, то меня вышлют. Но в статьях было столько преувеличений и клеветы, что я уже не мог себя контролировать. Я позвонил в офис Баде[98]98
  Вильфред Баде возглавлял в министерстве сектор журнальной прессы, но на тот момент отвечал еще и за иностранную.


[Закрыть] и потребовал встречи с ним. Его не было на месте. Я продолжал звонить. Наконец секретарь сказал, что его нет и он едва ли придет. Около девяти вечера я уже не мог себя сдерживать. Я отправился в министерство пропаганды, прошмыгнул мимо охраны и ворвался в офис Баде. Как я и предполагал, он был там и сидел за своим столом. Я без приглашения сел напротив и, пока он не пришел в себя от удивления, потребовал извинения и признания ошибки в германской прессе и по радио. Он начал орать на меня. Я заорал в ответ, хотя от волнения не помню, что говорил, и речь, вероятно, была бессвязной. Наш крик, видимо, встревожил пару лакеев, потому что они открыли дверь и заглянули в кабинет. Баде приказал им закрыть дверь, и мы снова пошли друг на друга. Он стал колотить по столу. Я в ответ. Дверь поспешно открылась, и вошел один из лакеев, якобы предложить шефу сигареты. Я закурил свою. Еще дважды на наш стук заходил лакей, один раз опять с сигаретами, другой – с графином воды. Но я начинал понимать, что ничего не добьюсь, что никто, и меньше всего Баде, не обладает такой властью или просто порядочностью, чтобы внести даже самое маленькое исправление в механизм нацистской пропаганды, который уже запущен, какую бы великую ложь он ни символизировал. В конце концов он успокоился, стал даже слащавым. Заявил, что они решили не высылать меня, как планировали вначале»…[99]99
  Уильям Ширер. Берлинский дневник. М., 2002. С. 43–44.


[Закрыть]

В случае с Ширером дело не дошло до высылки лишь по причине приближающихся Олимпийских игр. В министерстве пропаганды справедливо посчитали, что ни к чему данному конфликту мировой резонанс. Во всех других случаях высылка иностранных журналистов происходила быстро и максимально незаметно. Со своими журналистами разбирались более основательно[100]100
  Подробнее об этом будет рассказано в главе, посвященной прессе.


[Закрыть].

В общем, работа у Дитриха была хлопотная, а сфера ответственности огромная. Один лишь сектор немецкой прессы помимо постоянных разборок с журналистами (это называлось «решать вопросы, связанные с политической цензурой») выполнял и другие, подчас совершенно причудливые задачи. Если их перечислять через запятую, то через некоторое время забываешь, что речь идет о маленьком секторе немецкой прессы, и представляешь некую всеобъемлющую гигантскую организацию, которой до всего было дело. Список обязанностей включал в себя помимо вполне объяснимой работы с новостями и корреспонденцией еще и такие экзотические занятия как решение вопросов об увеличении престижа прессы, о качестве бумаги, о многочисленных доносах, о планировании зарубежных командировок редакторов, о нарушении трудовой дисциплины и т. д.

Постепенно список обязанностей расширялся все больше и больше. Складывается впечатление, что в Германии отсутствовали какие-то иные организации, министерства и ведомства, вот и приходилось одному сектору в отделе министерства брать на себя все. На самом деле все объясняется просто: чтобы дирижировать общественным мнением, надо быть в курсе всех событий, происходящих в стране. Вот и прибавлялись новые задачи, одни экзотичнее других:

1) Рассмотрение предложений по поводу прокладки телефонной связи, изготовление допусков для

отправки за границу немецких печатных изданий, прием материалов от Немецкого бюро новостей[101]101
  Deutsche Nachrichten Buero (DNB) – служба, занимавшаяся поставкой в министерство новостей. Весь материал приходил на бумаге разных цветов, в зависимости от степени его важности бумага могла быть голубой, белой и красной.


[Закрыть];

2) контроль за участниками политических и экономических пресс-конференций;

3) решение вопросов, связанных с проведением политических и экономических пресс-конференций;

4) в рамках специальной организации «Отпор лжи»[102]102
  Schnelldienst «Luegenabwehr».


[Закрыть] подготовка материала для пропагандистских военных частей, Высшего командования вермахта и других служб, осуществление научной деятельности, связанной с газетным делом, связь с архивами, библиотеками, институтами, проведение особых акций, например акции «Книга в качестве оружия», обеспечение материалом газеты для доверенных лиц «Ложь и правда о Германии», организация деятельности пресс-службы «Новая Европа», выпуск информационного листка «Отпор лжи»;

5) осуществление связи с внешнеполитическим ведомством[103]103
  Der Auswaertige Amt.


[Закрыть], подготовка информационных обзоров новостей, профессиональное образование пресс-референтов высших имперских учреждений, проверка и экспертиза материала для прессы, оценка конфискованного материала с захваченных территорий;

6) ежедневные чтения о наиболее выдающихся деятелях прессы, рассмотрение проступков деятелей прессы, нарушивших установленные для них правила, просмотр газет, выходивших на занятых территориях и на территориях, находящихся под протекторатом Германии, контроль за немецкими газетами за границей, обсуждение книг, рассмотрение особых запросов архива, чтения и доклады по поводу ежедневных пресс-конференций министерства, чтения с обсуждением вопросов, касающихся высших школ и воспитания, а также вопросов культуры: театра, кино, музыки, изобразительного искусства, художественной литературы, вопросов, связанных с расовой политикой, экономикой и наукой, миграцией населения, вопросов здоровья и социальной помощи, церкви, колоний, народонаселения, границ земель, спорта, моды, культуры тела, использования карикатур, обсуждение вопросов, связанных с лекциями для министерств экономики, труда, сообщений, юстиции и финансов. Рассматривались экономические и сельскохозяйственные вопросы, а также связанные с продовольствием, вопросы социального законодательства, области квартирного расселения, поступления на работу, разрушений, вызванных войной, вопросы миграции иностранного населения, все виды важных статей из немецкой прессы, предназначенные для Высшего военного командования, вычитывание ведущих иностранных газет с целью донесения их содержания до Высшего военного командования и руководителей, связанных с экономикой[104]104
  Hagemann J. Die Presselenkung im Dritten Reich. Bonn. 1970. S. 62–63.


[Закрыть].

Еще раз напоминаю, что весь этот список – перечень функций одного сектора одного из отделов министерства. Та же картина, что и всюду: пересечение функций, столкновение компетенций.

Впрочем, как уже говорилось выше, данное явление было характерно для всей организации системы управления Третьего рейха в целом. Эту особенность подмечали все, кто с ней сталкивался. А Альберт

Шпеер выразил общую мысль: «Кроме того, он (Гитлер) очень не любил разграничивать сферы компетенции. Он даже иной раз умышленно поручал ведомствам или конкретным лицам выполнять одинаковые или во многом схожие задания. "Тогда, – говорил он, – победит сильнейший"»[105]105
  Шпеер Альберт. Воспоминания. С. 295.


[Закрыть].

Получалась парадоксальная ситуация: внутреннее единство нации обеспечивала организация, не имевшая внутреннего единства. Причем обеспечивала вполне сносно, хотя и не без накладок. Но для этого в министерстве теоретически должно было существовать что-то такое, что в минимальной степени было подвержено болезни под названием «борьба компетенций». В роли «чего-то такого» теоретически должны были выступать конференции для средств массовой информации, проводившиеся лично Геббельсом. К большому сожалению последнего – только теоретически.

Каждый день ровно в 10 часов 30 минут[106]106
  Т к. сообщения Высшего командования вермахта (OKW) бывали готовы лишь в 10 часов 30 минут, то начавшие было проводиться с 24 апреля 1940 года десятичасовые конференции были перенесены на половину одиннадцатого. Общая большая конференция начиналась в двенадцать часов.


[Закрыть] в министерстве пропаганды становилось людно. Прибывала необычайно представительная публика: статс-секретари и главы других министерств, представители Имперского руководства пропагандой, доверенные лица, в задачи которых входило обеспечение связи с различными министерствами и Высшим командованием вермахта. В более поздний период существования Третьего рейха присутствовал еще ряд особо доверенных представителей прессы. К 1941 году количество собиравшихся на утренние конференции достигало 50 человек[107]107
  Hagemann J. Die Presselenkung im Dritten Reich. S. 32.


[Закрыть]. Эти не массовые, элитные собрания назывались министерскими конференциями. Поначалу они были нерегулярными и собирались лишь в особых случаях. С началом войны, видимо, каждый случай стал рассматриваться как особый, и конференции стали ежедневными. Подготовка к этим своеобразным планеркам начиналась для министра пропаганды совсем уж ранним утром с того, что Геббельс лично просматривал 40–50 страниц, заполненных информацией, пришедшей по каналам Немецкого бюро новостей. Помимо этого он штудировал специально подготовленные для него сообщения из иностранной прессы и радиопередач. Когда он успевал это делать, оставалось для окружающих тайной. Каждый день заканчивался для министра необыкновенно поздно. Дневниковые записи свидетельствуют о фантастической работоспособности министра. Казалось, он был лишен такой человеческой потребности, как сон. Бывали моменты, когда на отдых отводилось не более двух часов в сутки.

Несмотря на огромные нагрузки, к началу каждой конференции Геббельс оказывался осведомленным обо всех важнейших событиях, происходивших в Германии и в мире. Своей осведомленностью он делился с участниками, как правило, лично. Свою болезнь министр чаще всего не рассматривал в качестве уважительной причины для отсутствия. Другое дело – государственные надобности. Бывали моменты, когда обстоятельства требовали личного присутствия Геббельса за пределами Берлина. В этих случаях председательство на конференциях брал на себя кто-то из статс-секретарей либо руководитель подотдела Немецкой прессы. В редких случаях – руководитель подотдела Иностранной прессы.

Глава министерства и в этих случаях «держал руку на пульсе», передавая руководящие указания через личных пресс-референтов. Последние зачитывали их по телефону Далее информация звучала на министерских конференциях, с тем чтобы быть донесенной непосредственно до представителей средств массовой информации на совещаниях руководителей подотделов.

После Министерских конференций происходило достаточно компактное рабочее совещание. Задачей его было согласование основных руководящих указаний для прессы между пресс-референтами. Логично предположить, что далее полученная информация, лишенная всяческих противоречий, поступала напрямую к представителям прессы. Бывало, что все оно так и происходило по замыслу Геббельса, и тогда система работала, как часы.

Но чаще снова начиналось все то же самое: вмешательство в работу друг друга, приводившее к потере четкости и неизбежным конфликтам.

После министерской конференции руководитель отделения немецкой прессы получал по телефону целый ряд дополнительных указаний от шефа имперской прессы Отто Дитриха. Случалось, что эти указания напрямую противоречили тем, что были получены от Геббельса.

С ноября 1940 года ситуация еще усложнилась. После того как подходила к концу министерская конференция, тут же начинала свою работу еще одна, промежуточная[108]108
  В разных источниках она именуется «Tagesparolen – Konferenz» или «Tages – Parolen – Konferenz».


[Закрыть]. Опять вмешивался извечный соперник Дитрих. Если не лично, то через своего заместителя Зюндермана он передавал представителям других министерств так называемый «лозунг дня шефа имперской прессы»[109]109
  Die «Tagesparole des Reichspresseschefs».


[Закрыть]. Случалось, что на этих конференциях мнение Й. Геббельса не только не учитывалось, но и напрямую игнорировалось. Геббельс пытался выторговать себе приоритетное право формулировать лозунги, да только Гитлер опять снисходительно, но твердо вступился за Дитриха:

«Доктор Дитрих хотя и маленького роста, но тем не менее выдающийся специалист и знаток своего дела»[110]110
  Генри Пикер. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С. 84.


[Закрыть].

Так все и продолжалось по-старому, к вящему неудовольствию министра пропаганды.

Так как особое внимание при этом уделялось тому, чтобы донести концепцию шефа прессы до руководителя подотдела немецкой прессы, то последний, соответственно, оказывался между двух огней. Возникала достаточно неприятная для него ситуация, когда приходилось выбирать, кого из всесильных иерархов Третьего рейха ослушаться на этот раз.

Но и на этом не заканчивалась череда министерских конференций. В 12 часов 15 минут начиналась еще одна, получившая название «конференция имперского правительства», служившая, в частности, и для того, чтобы добиться наконец компромиссных решений. Г. Фриче, занимавший пост главы подотдела немецкой прессы с 1938 по 1942 год, вспоминал, что Геббельс «устраивал ему сцены», если после чтения протоколов конференции замечал, что не все его указания оказались выполненными. Тот же самый Фриче сетовал на то, что его непосредственный шеф Отто Дитрих явно не ценит тех усилий, которые затрачивались его подчиненным на то, чтобы отодвинуть указания министра на второй план. На вопрос о том, как же он разрешал эту дилемму, Фриче философски отвечал: «Каждый день иначе»[111]111
  Nbg. Dok., Prot. (d), S. 9002/3//Abel. PresselenkungimNS-Staat. S. 44.


[Закрыть].

Конференция имперского правительства под председательством главы подотдела немецкой прессы была передана в ведение Министерства пропаганды с начала июля 1933 года. В обычные дни «большие конференции» проходили ежедневно. Разве что по воскресным дням круг собравшихся журналистов был намного меньше, чем в будние [112]112
  Всего количество аккредитованных журналистов на период с лета 1940 по октябрь 1943 составляло 90 человек, представлявших 239 газет. Однако обычно участников насчитывалось от 100 до 130 человек с учетом представителей правительства.


[Закрыть], при этом собирались они по вечерам. По праздничным дням сбор журналистов происходил лишь начиная со второго дня праздников, в неполном составе, в вечернее время. Чаще всего это происходило в 18 часов или 19 часов 30 минут. Во время всей конференции в обязательном порядке работал стенографист[113]113
  К сожалению, стенограммы пресс-конференций сохранились лишь в малом объеме. Они находятся в Немецком центральном архиве (DZA) в Потсдаме.


[Закрыть]. Работа с информацией даже на таком этапе, как общение с журналистами, сопровождалась мерами предосторожности. Допуск заинтересованных лиц осуществлялся по специальным пропускам, с печатями и фотографиями. Когда зал заполнялся, к собравшимся выходил глава подотдела немецкой прессы, с тем, чтобы изложить компромиссный вариант информации. Как правило, указания прочитывались им лично[114]114
  Насколько хлопотной была должность, можно судить по тому, как часто менялось руководство. В 1933 году подотдел возглавляет Хайде, с 1933 по 1935 г. – Янке, который лишается поста, став жертвой противоречий между Дитрихом и Геббельсом. Участь Янке не минует и Берндта с Фриче, занимавших данный пост соответственно с 1935 по 1938 и с 1938 по 1942 г. В период с 1942 по 1945 г. во главе подотдела стоял Фишер. Для сравнения следует сказать, что подотдел журнальной прессы возглавлял один и тот же человек с 1933 по 1945 г.


[Закрыть]. Сначала со стороны представителей прессы звучали вопросы относительного прочитанного, затем эта практика постепенно отмерла вместе с воспоминаниями о временах Веймарской республики. Огласив «лозунги дня имперского шефа прессы», председательствующий приступал к критике газет, невнимательно отнесшихся к предыдущим указаниям. В серьезных случаях в отношении провинившихся принимались санкции. Особо вопиющие случаи рассматривались лично Геббельсом или Дитрихом. После того как заканчивалось выступление главы подотдела немецкой прессы, слово брал представитель отделения прессы Министерства иностранных дел. В своей длившейся, по воспоминаниям участников, необыкновенно долго речи он давал дополнительные уточнения и дополнения к тому, что было изложено до него. Во время войны ему на смену приходил представитель высшего командования вермахта. И наконец, завершал это весьма громоздкое мероприятие представитель Имперской службы прессы НСДАП. Иногда слово предоставлялось представителям других министерств, например Министерства экономики или Министерства труда. В достаточно сжатой форме они сообщали о положении дел в своей отрасли. На то, чтобы прочитать «лозунги дня», уходило всего 5 минут, все остальное время занимали перечисленные выше дополнительные мероприятия.

Часто бывало, что события, нуждавшиеся в срочных комментариях, происходили в послеобеденное время. В этом случае комната № 24 Бюро отделения прессы имперского правительства в Министерстве пропаганды оперативно заполнялась людьми. На этот раз представители прессы, опять-таки под началом главы подотдела немецкой прессы, собирались на так называемую «особую конференцию». Поводом могли служить, в частности, заявления имперского правительства.

В бытность свою главой подотдела Г. Фриче исхитрялся собирать еще одну конференцию для представителей 50–60 газет, где в максимально неофициальной обстановке оговаривал различные рабочие моменты.

Отдельно следует сказать, что помимо пресс-конференций для немецкой прессы существовали в рамках Министерства пропаганды и конференции для иностранной прессы. Дитрих учредил ежедневные собрания для иностранных журналистов, на которых выступали как представители шефа имперской прессы, так и представители OKW, докладывавшие о военном положении.

Риббентропу, естественно, не могло понравиться, что из его рук уплыл такой важный момент, как информирование иностранных журналистов. Выход он нашел достаточно предсказуемый. Да, да, вы не ошиблись: в обход Министерства пропаганды, в обход Дитриха он стал собирать иностранных журналистов на свою собственную конференцию. Последние, надо сказать, были только рады предоставлявшейся возможности получать информацию из первых рук, а не в «пережеванном» виде.

Система контроля и информирования журнальной прессы повторяла систему, отработанную на газетах. Проводились так называемые «культурные пресс-конференции», а также «конференции имперской журнальной прессы». Дело происходило все там же, в министерстве, и председательствовал на них глава подотдела журнальной прессы[115]115
  Полное название подотдела: die Abteilung der Zeitschriften und Kulturpresse.


[Закрыть]. Он принимал участие в ежедневных геббельсовских министерских конференциях, и все говорившееся там напрямую касалось и его.

Трудно себе даже вообразить, какое огромное количество директив порождали эти многочисленные конференции. Их количество с 1933 по 1945 год, по достаточно приблизительным оценкам равняется от 80 000 до 100 000 экземпляров[116]116
  Noelle-Neumann Elisabeth, Schulz Winfried, Wilke Jurgen. Fischer Lexikon. Publizistik. Massen-Kommunikation/ F/Main. 1994. S. 447.


[Закрыть]. Это и неудивительно, так как любое мало-мальски важное политическое событие находило свое отражение в соответствующих инструкциях. Бывали, правда, дни, когда проговаривался достаточно ограниченный круг проблем или конференции отменялись вовсе. В этих редких случаях бумажная буря ненадолго затихала. Чаще бывало наоборот: множились важные для рейха вопросы – множились директивы. Письменные материалы сопровождала все та же обстановка секретности, что и конференции.

Секретность буквально пронизывала министерство насквозь. То, как она соблюдалась, поистине достойно отдельного упоминания. Сохранение тайны начиналось со строжайшего самоконтроля. Все, имевшие касательство к соответствующему материалу, обязаны были контролировать себя в общении со знакомыми и в кругу семьи. Немцы, с их любовью ко всеобщей классификации и систематизации, исхитрились разделить секретность по степеням. Всего их предполагалось три. Теоретически цветовая дифференциация бланков должна была четко определять степень важности того или иного документа. Однако практика показала, что провести границу между вторым и, скажем, третьим уровнем секретности почти невозможно. На всякий случай бдительность проявляли повсюду и в любых ситуациях.

Работа при этом осложнялась еще и тем фактом, что для передачи информации из Берлина в другие города Германии далеко не во всех случаях дозволялось использовать телеграф и телефон. Однако оказалось, что ничего более удобного и быстрого, чем данные средства связи, нет и в ближайшее время не предвидится.

Была единственная альтернатива: доставка материала в редакцию могла быть осуществлена лично. При этом все обставлялось необыкновенно торжественно. Документы поступали в закрытых кожаных папках. Хранились они в специальных сейфах. Доступ к ним имел лишь человек, непосредственно ответственный за их сохранность. После определенного срока хранения весь материал подлежал уничтожению. Его следовало сжечь или пропустить через специальный измельчитель бумаги. Уничтожаемые документы не намного уменьшали общий объем бумажной массы. Дело в том, что по правилам полагалось составлять специальные протоколы, которые подтверждали факт уничтожения. Главные редакторы должны были лично удостовериться, что все сделано в соответствии с требованиями, и заверить протоколы своими подписями. Лишь после этого протоколы отсылались непосредственно в министерство. Министерство, в свою очередь, имело право устраивать проверки в редакциях на предмет соблюдения всех предписаний по хранению и использованию министерских директив.

Особо тщательно контролировались редакторы. В частности, главный редактор обязан был дать что-то вроде подписки о неразглашении[117]117
  Verpflichtungsschein flier Hauptschriflleiter


[Закрыть], в которой он подтверждал свои обязанности в отношении соблюдения полной секретности. Он был обязан не допускать к информации лиц, не имевших право на ознакомление с ней. Он нес также ответственность в случае любого непредусмотренного использования материала. Наказуема была и любая попытка «прикрыть» коллег[118]118
  К октябрю 1933 года был опубликован «Закон о редакторах», где были собраны воедино все немалые требования, предъявляемые к этой профессии в Третьем рейхе. См. приложение 2.


[Закрыть].

Существовали ситуации, когда всех перечисленных организационных и карательных мер не хватало. В таких случаях материал приходил с пометкой главы отдела прессы Министерства пропаганды. Это были настолько секретные бумаги, что их, как в известном анекдоте, следовало уничтожать до прочтения. В случае необходимости дальнейшая передача материала производилась самыми разными способами. Среди них можно выделить способы, когда дальнейшее распространение осуществлялось исключительно устно или, наоборот, только письменно, слово в слово или в общих чертах, с подписью или исключительно анонимно. Имя человека, предоставившего подобную информацию, на конференции всегда оставалось в тайне.

Иногда подобные меры приводили к довольно курьезным ситуациям, когда одно ведомство распространяло с пропагандистскими целями фальшивую информацию, а другое ее «вылавливало» и делало далеко идущие выводы из неверных предпосылок.