Текст книги "Хорошо любить поэта / И кого-нибудь «исчо»"

Как следует есть артишоки

 
В кафе «У лазурного моря»,
На фоне курортного пляжа
Вино допиваем и вскоре
На берег песчаный приляжем.
Исходят от Вашего тела
Какие-то странные токи.
Давно рассказать Вам хотела,
Как следует есть артишоки.
И, щурясь от яркого света,
Мы с Вами сойдём за японцев.
Да здравствует вечное лето!
В лицо раскалённое солнце
Целует меня непристойно.
Горят от смущения щёки,
Но я объясняю спокойно,
Как следует есть артишоки.
 

И это пройдёт…

 
В недостроенном брошенном доме
Запах пыли, полыни и досок.
Вы в моём позабытом альбоме
Только детский несмелый набросок.
И плывут силуэты в тумане,
И кружится с утра голова.
Вы в моём авантюрном романе
Не последняя песня-глава.
 
 
И витают стихи о весне,
И душа – как набухшая почка.
Вы в моём потаённом письме
Только самая первая строчка.
Мне в наследство досталась беспечность,
Чья-то мудрость: «И это пройдёт…»
Вы – моя промелькнувшая вечность,
Затянувшийся мой эпизод.
 

Ласт дроп

 
Дай испить мне последнюю каплю, «ласт дроп».
Дай испить мне последнюю каплю любви.
И пока наши чувства не загнаны в гроб,
В новогоднюю ночь ты меня позови.
 
 
Мы начнём, как обычно смеясь, разговор
И послушаем, глядя в окно, Барбару.
Я давно подписала тебе приговор,
Но готова продолжить, на время, игру.
 
 
Мы запутались вместе: где правда, где ложь.
Я тебя ослеплю, но обманчив мой свет.
И ты, снова влюблённый, увы, не поймёшь,
Почему в моём сердце тебя уже нет.
 

«Под взглядом ревнивым породистой Мурки…»

 
Под взглядом ревнивым породистой Мурки
Я в доме твоём собираю окурки,
Читаю в глазах твоего бультерьера,
Что я нарушаю покой интерьера.
Запомнились также слова попугая:
«Вы только из дома – приходит другая!»
И смотрит в окно недоверчиво галка:
«Зачем тебе эта, скажи, коммуналка,
И дым сигарет, и соседи в придачу?!»
Но я не могу, извините, иначе.
Я выброшу молча окурки-огарки.
С тобою, мой милый, мне рай в зоопарке!
 

«Ах, как соблазнителен Ваш интерьер…»

 
Ах, как соблазнителен Ваш интерьер!
В смущеньи роняю озябшую розу.
На фоне старинных тяжёлых портьер
Стараюсь принять живописную позу.
 
 
Цветочная ваза стоит на комоде,
Повсюду картины и старые фото.
Снимаю браслеты, и кажется, вроде
За мной наблюдает невидимый кто-то.
 
 
Глядит с фотографии старый священник.
В глазах его грустных ни капли огня.
Он просит у Бога за грешных прощенья –
И вдруг улыбнулся, взглянув на меня.
 
 
Ага, я подумала, это награда
За страшные муки грядущего ада.
Вскочила с дивана, надела браслеты
И скрылась из дома на многие лета.
 
 
И вдруг я Вас вижу на «Шанз-Элизе»,
И Ваша походка легка, как безе,
И я пофлёртировать с Вами не прочь.
Но кто это рядом: жена или… дочь?
 

«Однажды утром ты признался мне…»

 
Однажды утром ты признался мне,
Что время может быть
                               не быстротечно.
Что окажись мы в сказочной стране –
Любовный трепет ощущали б вечно.
Там не летит в Коммуну паровоз,
И не мелькают в памяти берёзки,
И в уши не бросается вопрос:
«У Вас не будет лишней папироски?»
Там радость, счастье льются через край,
Духовной пищи, яств земных – достаток.
Оттуда, правда, нет дороги в рай –
Единственный, пожалуй, недостаток.
Давай не будем горевать о том,
Что снится нам со вторника на среду.
Для счастья нужно – солнце за окном
И скатерть белоснежная к обеду.
 

Надписи на обороте

 
А когда наступает суббота,
Я в «Измайлово», на вернисаже,
Покупаю старинные фото,
Пожелтевшие, рваные даже.
 
 
И не скрою, бывают удачи:
Вот неделю назад предложили
Фотографию маленькой дачи:
«Здесь когда-то мы с Доречкой жили».
 
 
Незабудки цвели и настурции,
И морковка росла в огороде:
«Жили весело, до революции», –
Прочитала я на обороте.
 
 
Фотографии тётушки Сони
И другие забытые лица.
«Отдыхали мы летом в Херсоне,
А теперь собираемся в Ниццу».
 

Как в кино

 
И будет всё красиво, как в кино:
Мы выпорхнем тайком из бальной залы,
Туда, где льётся рейнское вино
В старинные зелёные бокалы.
 
 
Окажемся в заоблачном Тироле,
А там, гляди, рукой подать до Вены.
Мы вырвались из плена. Мы на воле!
Нам выпали благие перемены.
 
 
Французы, чехи, немцы и прибалты
Нам будут бескорыстно улыбаться.
А я не прочь по набережной Ялты
Весенним утром с Вами прогуляться.
 
 
Мне happy end наивной мелодрамы
Милее многоточия в финале.
Прощайте, друг! Не лишнее для дамы –
Знать правила приличья на вокзале.
 
 
Я сил душевных попусту не трачу
И не томлюсь многосерийной жвачкой.
Я до сих пор, как в молодости, плачу
Над чеховскою «Дамою с собачкой».
 

Сомнения

 
А что, если это не страсть, а любовь?
С желанием жарить картошку,
С улыбкой тереть Вам на завтрак морковь,
Терпеть Вашу злобную кошку.
 
 
А что, если это, мой друг, навсегда,
А не на какой-нибудь season?
Ну что ж, приложу я побольше труда,
Чтоб счастием путь был унизан.
 
 
А что, если это не явь, а дурман,
Который нас, грешных, окутал?
Я буду писать бесконечный роман,
Сверяя любовь по минутам.
 
 
А что, если это судьба?.. И пока
Меня раздирали сомненья,
Дрожащая в сумерках ночи рука
Царапала стихотворенье.
 
 
И злобная кошка следила за ней,
Свою демонстрируя пасть.
А что, если хищнице этой видней?
А что, если всё-таки… страсть?
 

«Зачастили дожди…»

 
Зачастили дожди –
                      рифмоплётствует Осень.
Невозможно унять графомана.
Жалок вид гамака в окружении сосен.
Мне – тоска, а поэту – нирвана.
 
 
Из соседнего дома выходит чудак,
Нацепив на ботинки калоши.
Он доволен собой, ну а мне всё – не так!
Прогибаюсь от призрачной ноши.
 
 
Я пустой суеты чемодан волоку
И волнений котомку в придачу.
И едва ли смогу объяснить чудаку,
Почему всю дорогу я плачу.
 
 
А за окнами Осень рифмует слова,
Омывая дождями творенья.
И от этого кругом идёт голова.
Мне – тоска, ну а ей – вдохновенье.
 
 
Я весь день у окна прождала чудака,
Заедая тоску шоколадом.
Он давно обещал разогнать облака,
Непогоду сменить листопадом.
 
 
Но я больше тянуть не желаю резину:
И над буквой поставлю решительно точки,
И его обещания брошу в корзину,
И его эсэмэски порву на кусочки.
 
 
Съем зимой не одну шоколадную плитку.
И глядишь – в огороде поспеет редиска.
Отворю чудаку я однажды калитку,
А ведь счастье, скажу ему, было так близко!
 

«Какое утро выдалось ненастное…»

 
Какое утро выдалось ненастное!
На сером небе – грусти пелена.
Скажите, милый, что-то куртуазное.
Я чаю предпочту бокал вина,
Поскольку молоко в пакете скисло
И не с чем приготовить бутерброд.
И тягостная пауза повисла
От Ваших колких шуток и острот.
Ну, очаруйте нежными словами,
Ну, околдуйте ласками меня.
Мне «очин скушно», мой любимый, с Вами!
И плещется тоска в бокале дня.
Мы – в лучшем из миров – под облаками.
Грядущее несёт благую весть.
Прошелестит ли ночь опять шелками?
Страстная ночь – велика тайна есть.
 

Без тени утраты

 
Свои эсэмэски я стёрла сама
В твоём телефоне, без тени утраты.
Ты мне признавался, что сходишь с ума,
Когда от меня получаешь трактаты.
 
 
Я тихо нажала на слово deletе.
Ты был озадачен, как мне показалось.
Но изредка сердце от мысли болит,
С какой хладнокровной душою связалась.
 
 
С каким безмятежным незрелым умом,
С каким лучезарным обманчивым взглядом
Но это меня осенило потом,
А прежде – до гроба хотела быть рядом.
 
 
За окнами рубят сосну топором.
Пекутся в кондитерской кексы и торты.
Вожу по старинной бумаге пером,
И все эсэмэски из памяти стёрты.
 

Средней руки

 
Ужели знакомо вам это имение?
Имение скромное, средней руки.
Вдали белым облаком – храм Вознесения,
И в зарослях прячется берег реки.
 
 
Сюда приезжают на Пасху соседи,
Соседи незнатные, средней руки.
И дни протекают в приятной беседе,
И с маком пекутся в печи пироги.
 
 
Там чай разливает хозяйка-помещица,
Простая помещица, средней руки.
И флаги кровавые ей не мерещатся,
И к ней за советом идут мужики.
 
 
Такая, мой друг, получилась идиллия,
Идиллия скромная, средней руки.
И нет в ней богатства, и нет изобилия,
Но есть мемуары и есть дневники.
 

Осень

 
Мимо нас промчалось лето,
На бегу махнув рукой.
Может быть, на свете где-то
Есть и счастье, и покой.
 
 
С каждым днём погода хуже,
Грязь и слякоть во дворе.
Депрессуха и к тому же
Камни в жёлчном пузыре.
 
 
Съесть бы вдоволь фуа-гра
И послать тоску на фи́г!
Осень – чудная пора,
«Адорабль» и «манифик»!
 

А в Париже этим днём

 
За окном метель и стужа.
Я с тоской смотрю на мужа.
Мы сидим в своей берлоге,
Замело пути-дороги.
Вдруг пришла соседка Майя
Нас поздравить «с первым мая»,
Славный праздник парижан,
Но мой муж, увы, не Жан.
Тем не менее соседка
К нам приходит в дом нередко…
 
 
«Вы чего тут, в самом деле?!
Уже птицы прилетели,
За окном грохочет гром!» –
И ушла, качнув бедром.
И, откинув нервно плед,
Муж за ней умчался вслед.
«Мы же люди, а не звери!» –
Я всю ночь ждала у двери,
Ничего не понимая,
Что же в нём находит Майя?
Что находит Майя в нём?
А в Париже этим днём…
 

Мне «очин» жаль

Н.Е.

 
Стоит январь. А льёт как из ведра.
В Москве такое редко, но бывает.
А на Мальдивах томная жара,
И страсть кому-то голову срывает.
 
 
Хотела бы я в омуте страстей
Дождливым вечером московским оказаться?
Не знаю! Но от неба жду вестей
И тайных знаков, стоит ли бросаться.
 
 
Не чуждо человеческой природе
Сухие губы истово кусать.
А я, восстав из омута, не против
Кого-то в сердце тайно прописать.
 
 
Убрать цветами уголок сиротский,
Небрежно бросить на подушки шаль.
Но циник Ваш кумир, Иосиф Бродский.
И нам не суждено… Мне «очин» жаль.
 
 
Мне «очин» жаль, что нам не суждено
Послушать бриз и лицезреть пейзажи,
Выгуливать собак и пить вино,
И делать вид, что не знакомы даже…
 

Читая Бунина

 
В «какое из морей впадает Волга?»
Он обещал дать правильный ответ.
Она ждала мучительно и долго,
И было ей всего семнадцать лет.
Он день и ночь строчил подробный очерк.
Наутро пальцы оказались липки.
Она кляла его корявый почерк
И две орфографических ошибки.
 
 
Когда закат нагрянет,
Пора писать записки.
Ну что, скажите, манит
Вас к этой гимназистке?!
Покой Ваш не нарушу,
Лишь крикну на прощанье:
«Не надо мне про душу
И лёгкое дыханье!»
 

Бессмысленное

 
В свиданьях наших пылких нету смысла!
(Привычный скрежет разума в висках).
Какой, скажите, смысл у коромысла,
Которое затеряно в песках?!
Наверное, для маленькой колючки
Нет смысла большего, чем вырасти в пустыне.
А я по глупости могу дойти до ручки:
Слова и мысли у меня пустые.
Я не пишу стихов при лунном свете,
Закусывая дужку у очков.
Мне просто нравится встречать на белом свете
Таких, как Вы, учёных дурачков,
Которым всласть раздумывать над смыслом
Стихов и прозы, пуха и пера.
А радуга нависла коромыслом.
До этого лило как из ведра!
Своим желаньям потакать я рада,
Хотя, признаться, нет порой удачи.
За испытания мне выпала награда
Вдыхать сирень на подмосковной даче,
Нанизывать мгновенья, как агаты,
Тянуть из трубочки густой коктейль весны,
Встречать восходы, провожать закаты
И рисовать безоблачные сны.
 

«Мне всё этой осенью мило…»

 
Мне всё этой осенью мило:
И грусть, и дождей пелена.
Я вдруг целый мир полюбила
И пасмурный вид из окна,
 
 
Себя в отраженьи витрины,
Таинственный взгляд иноверца,
Осколки взорвавшейся льдины
В твоём всепрощающем сердце.
 
 
В шкатулке сокровищ так много:
И бусы, и серьги, и броши,
И старая жизнь у порога
Оставила в полночь калоши.
 

Средневековый роман

 
За окошком палисадник.
Пыльный фикус на окне.
Вдруг я вижу: белый всадник
Лихо скачет на коне.
Гордый рыцарь предо мною
Преклонил своё колено:
«Станьте Вы моей женою».
Я сказала: «Непременно!
Отношусь к средневековью
Я с огромным интересом».
Он в ответ: «А я с любовью –
К сероглазым поэтессам».
Он подвёл ко мне коня,
На него помог взобраться,
Но любил ли он меня –
Не успела разобраться.
В замок рыцарский привёз,
Ночь провёл и вдруг умчался.
Сердце мучает вопрос:
Почему не попрощался?
Лишь одно понятно мне,
Что всему настанет час.
Пыльный фикус на окне,
В облаках парит Пегас.
И лошадку без хвоста
Бросил сын мой у куста…
 

На полпути

 
Весна благословила это утро,
Царит истома, барственная леность…
И секс тут ни при чём, и Камасутра,
И сладострастие, pardon за откровенность.
 
 
Как королева, под лебяжьим пухом,
На шёлковой тончайшей простыне
Я возлежу, и собираться с духом
В такое утро не пристало мне.
 
 
Как облако, рассеялась истома.
Досада! Невезение! Хоть плачь…
Кляня судьбу, я выхожу из дома
И вижу наяву Ваш серый плащ.
 
 
Так несудьба судьбою обернулась.
Мы встретились на полпути опять.
Я подошла и даже улыбнулась.
– …А сколько младшему?
– В июле будет пять.
 

«Мы сказали друг другу, что песенка спета…»

 
Мы сказали друг другу, что песенка спета,
Что ушло навсегда голосистое лето,
Что с деревьев уже отлетели одежды,
Что у нас не осталось ни капли надежды…
Но душа закалилась зимой и окрепла,
И любовь возродилась, как Феникс, из пепла.
И теперь нам решать не придётся задачу,
Как делить хомяка и любимую дачу.
 

«В двухъярусном автобусе…»

 
В двухъярусном автобусе
Взираю сверху вниз.
Есть место всем на глобусе.
Мелькают штампы виз.
Мелькают очи чёрные,
И щёлочки-глаза,
И кудри непокорные,
И детская слеза.
Вуаль на шляпке фетровой
Чуть ниже опущу
И по погоде ветреной
На долю не ропщу.
Благодарю, о Боже,
За жизни фейерверк.
И мой герой, похоже,
Не царь уже, а клерк.
Повергнут с пьедестала,
Туда он не вернётся,
Но легче мне не стало,
Что сердце реже бьётся.
Что не тащусь, как спьяну,
В «наш маленький Париж»
И мне по барабану,
С кем ты в обнимку спишь.
 

«Закат был пьяным до рассвета…»

 
Закат был пьяным до рассвета.
И ночь, подальше от греха,
За водокачкой скрылась где-то.
И слов банальных шелуха
С влюблённых уст моих слетала:
Мол, век любви давно отмерен.
Ты на меня глядел устало,
Но почему-то был уверен,
Что будет ясная погода,
Когда наступит этот день.
Потом с рассвета до восхода
Меня пугала ночи тень.
Ах, эти фобии и мании!
Душе – отрава, сердцу – яд,
Но трепет первого свидания
Напомнил мне твой детский взгляд.
Мой милый сказочник! Напрасно
Ты избегаешь слова «драма».
И в сказках всё не так уж ясно.
Тебя жалела в детстве мама
И не сказала, что принцессу
Отдали на съеденье волку.
Бедняжка выбралась из лесу
И вышла замуж. Да что толку?!
 

Колесо Фортуны

 
Кто сказал, что было «что-то» между нами?!
Ничего не помню, только сердца стук.
Зеркало в старинной деревянной раме,
Призрачный свидетель радостей и мук.
 
 
Ничего не скажет: не такие драмы
Повидал свидетель на своём веку.
Помню отраженье Незнакомой Дамы,
На меня похожей, «чуточку ку-ку».
 
 
Так Вы говорили – я в ответ смеялась,
Думая, что шутка – высший комплимент.
Кануть в Зазеркалье от любви боялась.
Словом, был упущен «чувственный момент».
 
 
И вот-вот порвутся между нами струны,
И вот-вот истлеют связанные нити.
Я кручусь, как белка, в Колесе Фортуны,
Но сгорю от страсти – только поманите.
 

Дом с мезонином

 
Этот домик с мезонином –
Я когда-то здесь была
И с приятным господином
Чай со сливками пила.
 
 
В этом самом мезонине
Очень низкий потолок,
И кораблик на картине,
И цветочный уголок,
 
 
И фарфоровая ваза
(Я разбить её боюсь),
И загадочная фраза:
«Где же ты, моя Мисюсь?»
 

«А если б жираф был лиловым?…»

 
А если б жираф был лиловым?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом хипповым
Пасущихся в поле кобыл.
 
 
– А если б жираф был зелёным?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом холёным
Лежащих на травке кобыл!
 
 
– А если б жираф был пурпурным?
– Подумаешь, был бы и был!
Пленял своим видом гламурным
Уставших от жизни кобыл.
 
 
Ведёт уходящее Лето
Багряную Осень к венцу.
И брюки брусничного цвета,
Мой милый, Вам очень к лицу.
 

«Печальным аккордом окончится бал…»

 
Печальным аккордом окончится бал.
Мы сами придумаем грустный финал
И будем полгода в тоске и разлуке
Смотреть на луну и заламывать руки.
Потом ты безумно полюбишь кого-то,
А я наконец-то прочту «Идиота».
 

На даче

 
Кто-то скажет: «Божья милость»,
Кто-то – «Божья благодать!»
Время здесь остановилось,
Смысла нет чего-то ждать.
 
 
Сквозь зелёных листьев сито
Солнце медленно струится.
Всё плохое позабыто,
Всё хорошее случится.
 
 
К счастью путь лежит простой:
Мимо сосен, вдоль жасмина.
День течёт, как мёд густой,
Из бездонного кувшина.
 

«На фотографии – юная бабушка…»

 
На фотографии – юная бабушка:
«Милочка», «кисочка», «душенька», «лапушка»,
Шляпка с полями и бантиком губки,
В узких перчатках и в бархатной шубке,
Сумка с застёжкой, блестящие ботики,
Мало учёности – много эротики.
 

Подруге

 
Ну не смотри ты так тоскливо:
Свои года не утаишь.
Нас ждёт такая перспектива!
Слетаем как-нибудь в Париж.
И будем мы, две старых клячи,
Влюбляться в юных на смех курам
И поздним вечером на даче
Пить чай под пыльным абажуром.
И станет жизнь полна, как чаша,
И счастье цепким, как магнит,
И, может быть, Васильев Саша
Мне из Парижа позвонит.
 

Апрель

 
Смотрю на мир из Ваших окон,
А на дворе стоит апрель.
ОН ЕЙ слегка поправил локон –
И вызван мужем на дуэль.
И вот уже зовут: «К барьеру!»
И вот уже сочится кровь…
Не следуйте его примеру,
Храните бережно любовь.
Не поправляйте локон деве,
Тем более чужой жене,
И как Адам грустил о Еве,
Грустите, милый, обо мне.
 

Городок в табакерке

 
Из табакерки выпал городок.
Последствия серьёзны не на шутку.
Все жители пустились наутёк,
А я к тебе зашла вот на минутку.
– Благодарю за чай, уже пора!
Быть может, эта сказка только снится?
А мир пугает чёрная дыра,
В которой вряд ли что-то прояснится.
 
 
Мне греют душу лёгкие стихи,
По вкусу незатейливая форма,
Но отличу всегда от чепухи
Крупицы поэтического корма.
И я скажу, не мудрствуя лукаво,
Что мир наш прост, поэтому хорош.
Пройдёт любовь, померкнет чья-то слава.
Исчезнем мы. И всё-таки, и всё ж…
 

«Прости, прощай…»

 
«Прости, прощай!» – сказал мне старый год.
Хороший повод всё начать сначала.
А дом напротив – белый пароход –
Мигает окнами у снежного причала.
Кусок ночного города в окне,
И время на часах полночно-точное.
Рисует, будто ты грустишь по мне,
Моё воображение порочное.
 

Плохая шутка

«Но вас любить – плохая шутка…»

Е. Боратынский

 
Мне Ваш дом неинтересен:
Пахнет скукой новизна,
Нет в нём пыли, нету песен,
В нём что осень, что весна.
 
 
Раз в неделю Мариванна
К Вам приходит убирать.
Есть у Вас джакузи-ванна
И безмерная кровать,
 
 
И на кухне суперчайник,
Холодильник фирмы «Бош».
Только я пожму плечами
И скажу Вам: «Ну и что ж.
 
 
У меня сирень на даче
И вокруг волшебный лес.
Я намного Вас богаче:
Знаю стоимость чудес».
 
 
И несёт меня попутка
В дом, где нет ни капли шарма.
Вас любить – плохая шутка.
Вас любить – плохая карма.
 

Счастливый билет

 
Однажды окажемся в лучшей из стран,
Нас встретят любимые лица.
Упасть безымянной звездой в океан,
Чтоб заново в небе родиться.
 
 
И старый пиджак поразит новизной,
И хижина – яркостью света,
А в воздухе снежном так пахнет весной,
И с горки проносится лето.
 
 
И ветер осенний мне дует в лицо,
И кружится песня метели,
И темень ночная, свернувшись кольцом,
Лежит в белоснежной постели.
 
 
Плоды собираются: здесь и сейчас.
На наших глазах сотворенье
Прекрасных миров. И крылатый Пегас
Диктует мне стихотворенье,
 
 
В котором простой и знакомый сюжет
Про Вечность, конец и начало.
В сюжете найдётся счастливый билет
Для всех, кто стоит у причала.
 

В два часа пополудни

 
К Вам приду в два часа пополудни,
Опустив на ресницы вуаль,
Скрасить Ваши промозглые будни.
Сразу сяду за старый рояль.
По-киношному брошу перчатки,
Крышку взмахом руки подниму.
Там, на клавишах, есть отпечатки,
Может быть, я Вас лучше пойму.
 
 
Разглядев тайным зрением знаки,
Ваших пальцев вдохнув аромат,
Я вдруг вспомню, что были мы в браке,
Может, век, может, вечность назад.
Я коснулась магических клавиш
И не в силах о тайне молчать.
Вы вздохнули: «Судьбу не исправишь.
Дорогая, ну хватит бренчать!»
 

«Я всё своё всегда ношу с собой…»

 
Я всё своё всегда ношу с собой:
И книги кулинарные, и печку.
И знаю, как довольной быть судьбой,
И как варить фасоль и даже гречку.
Приправ душистых бросьте по щепотке –
И жизни варево тогда не будет пресно.
Но с этим багажом в любовной лодке
Нам оказалось почему-то тесно.
 
 
Разбилась лодка о вседневный быт…
Ты на плаву сейчас, как заявил в эфире.
Красив, умён, успешен, знаменит…
А я очнулась в незнакомом мире.
Отсюда не смотрю на свет
Глазами радужной форели.
И кто придумал этот бред:
Здоровый дух в здоровом теле?!
 

«Я грущу в самолёте…»

В. Снеговскому

 
Я грущу в самолёте. На время простилась
С Альбионом туманным и тесным.
Я на грешную землю ещё не спустилась
И витаю под сводом небесным.
 
 
Стюардесса улыбку надела
И пленяет неспящих духами.
И её длинноногое тело
Вряд ли кто-то осыпет стихами.
 
 
Свет погас. Я почти засыпаю,
Приложив что-то мягкое к уху.
Ну, а я Вас, мой друг, осыпаю,
Ваше сердце, глаза и… «бицуху».
 

Монолог старой лестницы

 
Мой старый дом! Я Вам ровесница,
Но не дадут мне здесь остаться.
Влюблённые на новой лестнице,
Как прежде, будут целоваться.
Признанья час и боль разлуки
Разделят новые ступени.
В любви пожмут друг другу руки
Никем не видимые тени.
По мне скользили туфли-лодочки,
Брели калоши по старинке.
«Приняв на грудь» стаканчик водочки,
Спускались пьяные ботинки…
Из женских глаз слеза катилась,
Как по перилам детвора.
Кошачья свадьба доносилась
Весною ранней со двора.
Я повидала всё на свете,
Мне расставаться с прошлым жалко.
Я помню, как смеялись дети
И как шумела коммуналка.
Как модной мебели в угоду
Комод тащили на помойку,
Как Витька вышел на свободу,
Как получил Серёга «двойку».
Простите, я скрипеть устала
И вызывать у всех насмешку.
Для Вас, мой друг, пора настала
Взять в собеседницы консьержку.