Текст книги "Сепар"

Елена Лаврова
Сепар. Очерки и рассказы

Серия «Время Z»

Фото на обложке Александра Гальперина (РИА Новости)

© Елена Лаврова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Отзыв

Великолепный материал. С большим интересом прочитал рассказы Елены Лавровой из ее сборника «Сепар». Автор не только выразительно смогла показать события, которые происходили в Донбассе 14-го и в последующие годы, но и выразила в своем труде большее – показала разные социальные и общественные группы и их отношение к войне. Герои книги делают порой непростой выбор – остаться им с привычной украинской властью и уехать из Донбасса в Киев или на Западную Украину, оставив своих родных, или же остаться пусть и под обстрелами, но со своей Родиной, принять сторону России.

Рассказы Елены Лавровой переносят читателя из одной общественной группы в другую c целью показать отношение к происходящему в Донбассе разных слоев населения. Картины крестьянского быта плавно перетекают в военные события – один сын уезжает в Киев и поступает в «Азов», а другой сын идет в ополчение. Рвутся семейные связи, и у всякого человека складывается свое понимание происходящего. Есть над чем задуматься. Помните, как в Гражданскую войну, в какой-нибудь 17-й или 18-й год 20-го века, когда один брат был за красных, а другой – за белых? Тут эта тема глубоко раскрыта. Здесь мы видим и педагогическое сообщество в вузе, когда преподаватели обсуждают вопрос о том, уезжать им в Киев из Донецка или остаться под обстрелами и с неопределенностью… Для лицемера-ректора, который менял уже не один раз свою маску, и его зама карьера стоит на первом месте, но зато остальной преподавательский состав решает остаться вместе с Россией, и этих русских патриотов не пугают ни обстрелы, ни лишения, которые могут быть у них в будущем… Обязательно читайте труд сей – в нем многое.

А сколько в рассказах Елены Лавровой раскрыто характеров? Здесь мы можем увидеть и лицемерие чиновников, больших руководителей, которые меняют свою позицию в угоду новой власти. Здесь мы видим и простого шахтера, который своей настоящей Родиной считает Россию, и здесь же перед нами предстает престарелый человек, который теряет свою жену под обстрелом, – борьба за убеждения и обычное шкурничество проходят в одном временном отрезке в этом замечательном материале. Автор также показывает, во что вчерашний «хороший» человек может превратиться сегодня, в роковые времена, как он быстро меняет свой облик, превращаясь вдруг из друга во врага и из любящего мужа – в постороннего человека.

Часто автор шла по грани, показывая с одной стороны человеческую доброту, участие, а с другой стороны – жестокость, граничащую с садизмом. Вот мы видим азовцев, которые в прошлом «добрые» хлопцы, а сегодня являются карателями-убийцами, пытающими человека ради потехи, и попавшего к ним в плен разведчика, принимающего смерть добровольно и осознанно – ради идеи, ради чести.

Время от времени в рассказах Елены Лавровой возникает животное – это собака. Собаки в рассказах разные, но ситуации с ними очень похожи друг на друга. Здесь люди, которые сами лишены покоя и нормальной еды, обязательно заботятся о своих четвероногих друзьях, спасают их от смерти, кормят. Да, смерть, опасность и ненаигранная человечность идут рядом в рассказах Елены Лавровой. Это не случайно, ведь автор хочет сказать нам всем: «Вы люди! И в любой ситуации оставайтесь, пожалуйста, человеком, не забывайте о тех, кто находится рядом с вами…»

Читая рассказы Елены Лавровой, я невольно поймал себя на мысли, что ведь материал-то отличный, и материал-то этот надо бы в школе детям проходить. Мы все говорим о патриотическом воспитании… Однако какое воспитание может быть вот без таких книг, которые и волнуют читателя, и вызывают гордость за героизм наших воинов-защитников, и учат нас всех любви к своей земле.

Да, в рассказах есть многое. Так, на примере Павло, танкиста из ВСУ, попавшего в плен к мирным жителям Донбасса, мы можем видеть саму натуру тех солдат, которые воюют на стороне Киева. Павло унижается перед ополченцами, встает перед ними на колени, хотя они и не угрожают ему никак, а затем этот же Павло крадет у четы стариков, которые ему спасли жизнь, их семейные реликвии. С одной стороны мы видим воинов, защищающих свою честь и землю, а с другой стороны перед нами встают образы грабителей, трусливых воров в форме ВСУ.

Автор смогла сделать почти невозможное в своих рассказах – не применяя крепких выражений, она смогла показать менталитет украинцев, или даже отличие менталитета людей Донбасса от менталитета остальной Украины. С одной стороны мы видим менталитет людей производства, характер которых выкован в тяжких трудах, людей, сохранивших историческую память о предках из России, а с другой стороны – менталитет той отсталой, крестьянской Украины, которую возглавил Киев.

Рассказы Елены Лавровой – это постоянный выбор ее героев. С кем они? С привычной уже им Украиной или с Большой Россией, с которой их связывает историческая память? Слезы и горе, героизм и самоотверженность переплелись в труде автора. Люди еще не верят, что «свои» могут стать настоящими карателями, как в кино, которое они когда-то смотрели про гитлеровцев.

Здесь же показана и власть киевского режима в образе чиновников, их отношение к беженцам из Донбасса… Наглые, надсмехающиеся лица украинских чиновников, которые выгнали беженцев на улицу из пансионата, и образы бандитов из «Азова» прямо выражают в произведении образ киевского режима во всех его красках. Здесь же предстает перед читателями простой украинский персонал, который неприязненно относится к беженцам лишь потому, что они русские и жители Донбасса. На этом примере мы можем видеть, на что способна пропаганда и, с другой стороны, насколько же правильно утверждение о древней памяти, связывающей человека с его историей.

Советую сборник рассказов Елены Лавровой прочитать, чтобы понять многое, что происходило в Донбассе все эти годы и почему наш русский Донбасс восстал… Из этого труда вы узнаете многое.

Лев Трапезников, публицист, участник СВО в составе ЧВК «Вагнер»

«Война взмахнула своим чёрным крылом»

Этой фразой из рассказа «Ностальгия» объясняется главное смысловое значение художественного произведения, ранящего душу и будоражащего совесть.

У автора Елены Лавровой были спокойная размеренная жизнь, работа преподавателем в одном из высших учебных заведений Горловки. Были мир и относительное материальное благополучие. Был и престиж, завоёванный писательской деятельностью. Как вдруг всё это покрылось мраком страданий. И писатель по призванию принялась делать то, что было ей предназначено судьбой. Так из-под её пера вышли «Рассказы о войне в Донбассе», по сути явившиеся хроникально-документальным свидетельством переломной истории не только данного края, но по большому счёту России в целом.

В Донбассе шли на референдум о независимости как на праздник. Верили в лучшее. Но государственный переворот в Киеве и объявление так называемой антитеррористической операции (АТО) ударили обстрелами и разрушениями. Разрушениями не только зданий, но судеб человеческих, разрушением понятий добра и зла, разрушением жизни.

11 мая 2014 года героиня одного из рассказов голосует на референдуме против отделения Донбасса от Украины, считая, что «отделять неправильно, надо договариваться», а в результате попадает в пансионат для беженцев на территории незалежной и там сводит счёты с жизнью. А вот другой сюжет. Благополучная шахтёрская семья (да и не одна!) рассыпалась вдребезги под воздействием столкновения идеологий, и родные братья оказались по разные стороны, а их отец в числе самых первых уходит в народное ополчение («Ушёл к Мотороле»).

Поначалу не верилось, что война уже дохнула в лицо. Но вот нога нацистов реально оставила след в донецкой степи, и взору предстали ужасающие свидетельства пыток и погребений людей заживо. Ополченец Александр Орлов, перед тем как нацики ему, ещё живому, предлагают поторговаться за жизнь, цитирует слова французского философа эпохи Возрождения Мишеля де Монтеня: «Не за всякую цену можно купить себе жизнь» («Сепар»). Это ли не сила духа!

Противоположные черты характера демонстрирует сбежавший с поля боя под воздействием животной жажды жизни механик-водитель родом из украинской глубинки («Быдло»). Ему контрастом – донбасское гостеприимство, благородство, милосердие и воля без наказания. Таков народ Донбасса. И тут мерзейшим поступком воровства подчёркивается важная деталь: МАЙНО для щирого хохла превыше всего.

Тогда как в рассказе «Террористка баба Нина» героиня, в малом возрасте пережившая ужасы фашистской оккупации Донбасса в 1941 году, говорит: «Бог с ним, с имуществом. Имущество – дело наживное». Её воспоминания детально оживляют в памяти роман Фадеева «Молодая гвардия», написанный в 1945 году. Осенью 41-го Ниночке Шевелёвой десять лет, и она была связной у партизан. На старости лет – одинокая старуха, потерявшая мужа и двух своих сыновей. Она живёт в полуразрушенном доме, но духом не пала и продолжает коротать свой век под нескончаемыми обстрелами.

Особая ценность современных «Рассказов о войне в Донбассе» состоит в том, что ни один из них не вымышлен. «Реальность бывает страшнее самых страшных снов» (цитата из рассказа «Икона»). Более того, автор зачастую является личной участницей происходящего. Вот она вместе с детьми спасает с крыши девятого этажа беспородного здоровенного пса («Собака на крыше»), в страхе под очередным обстрелом вбежавшего сюда. А вот под именем Елена Львовна автор присутствует на собрании кафедры мировой литературы университета, который по приказу Министерства просвещения Украины собираются эвакуировать из Горловки прочь («Раскол»). В случае неподчинения данному приказу «наступала новая жизнь со многими неизвестными» (цитата).

В рассказе «Мотя» Елена Лаврова – это Елена Ивановна, являющаяся олицетворением человечности и одним из тех прекрасных, сильных людей, не сбежавших от войны, а продолжающих здесь выживать: «Горловка – большой шахтёрский город в Донбассе, город, над которым гремит война»…

Гремит уже десятый год кряду!!! Здесь люди сходят с ума в буквальном смысле слова, терял на глазах своих детей («Икона»). Здесь уходят из жизни лучшие из лучших. Такие, как молодой, воспитанный, в совершенстве владеющий французским и обладающий немалыми знаниями иностранной литературы красавец – преподаватель вуза Алексей Иванов («Позывной Флобер»).

Здесь медики каждодневным изнурительным трудом совершают подвиги. А кто-то, напротив, бежит от нескончаемых ужасов войны прочь («Смерть кота Мура»). Здесь национальный вопрос обостряется настолько, что донецкие украинцы по происхождению становятся истинно русскими, а русские – охохлячиваются и, спасая свою шкуру, бегут прочь. Растёт и растёт число скитальцев по белу свету, где их, по большому счёту, вообще никто нигде не ждёт, не исключая и Россию («Скиталица»).

Не раз каждый из нас наверняка задаёт себе вопрос: сколько несчастий может пережить человек и не сойти при этом с ума? Из гражданской войны, на которой каждый сам выбирает, с кем ему быть в одном строю и против кого воевать, война в Донбассе давно уже перешла в иную стадию. Никто по сию пору не даёт ей должной характеристики. А покуда это так, не исключено, что эхо этой войны отзовётся даже там, где пока ещё вовсе не подозревают, что своим чёрным крылом она зависнет над каждым, где бы он ни был.

Интуиция мне подсказывает, что писатель из Донбасса Елена Лаврова устами героини одного из своих рассказов говорит лично о себе: «Переживая очередное несчастье, Ольга Борисовна не знала, что самое большое, самое ужасное несчастье судьба приберегла для неё напоследок, и это несчастье называлось „война“».

Чтобы война не коснулась крылом, надо не оставаться в стороне. Читайте эти рассказы. Читайте. И начинайте действовать.

Нина Николаевна Остапенко,

заслуженный журналист Республики Крым

09.04.2024

Ушёл к Мотороле

Василий Петрович вышел из дому, постоял на крылечке, с наслаждением вдыхая тёплый сентябрьский воздух, и раздумывал, покурить сейчас или погодить и покурить после работы. Пролетела, каркая, чёрная крупная ворона. Василий Петрович проводил её взглядом.

«Ишь, раздобрела, – подумал он. – Нынче много вам пищи по посадкам. Потом покурю, – решил он. – Сначала работу сделаю».

Надо было сколотить дополнительные полки в подвале дома и приделать несколько крючков для одежды. Надо было хорошо обустроить подвал к зиме. Там было безопасно, но это при условии, что не накроет прямой наводкой крупным снарядом. В таком случае дом бы разрушился, мог заняться пожар, и было бы трудно выбраться наружу: вход в подвал был в передней. Василий Петрович, предвидя, что война может затянуться надолго, запланировал сделать второй, запасной выход из подвала. Каждый день Василий Петрович помаленьку копал этот самый запасной выход, таскал вёдра земли в огород, где Галина Ивановна разравнивала эту землю граблями.

Подвал теперь был их спасением, и его следовало сделать уютным – по мере сил, конечно. Ещё в начале войны, когда стало прилетать с украинской стороны, Василий Петрович сколотил в подвале топчаны из горбыля. Жена, Галина Ивановна, принесла с чердака старые пуховые перины, подушки и ватные одеяла и постелила на топчаны, радуясь, что в своё время не дала детям сжечь «это старьё», как они выражались, на костре.

– Не дам, – сказала им тогда Галина Ивановна и перетащила всё это добро, доставшееся ей от бабушки, на чердак.

Она оставила без внимания смех и добродушное подтрунивание детей: мол, не современная ты, мама, теперь это не в моде, теперь нейлон, лавсан и что там ещё – химическое, а ты со своими перьями и пухом возишься. К тому же бабушка умерла на одной из этих перин, а теперь чёрт знает, на которой из них. И подушки тоже! На которой из них лежала её мёртвая голова, поди знай. Неприятно же!

– Пусть будут! – коротко сказала Галина Ивановна и спрятала подальше ключ на чердак, чтобы дети в её отсутствие не привели свои угрозы в исполнение и не сожгли пух и перья в угоду лавсану и нейлону.

И вот теперь, через много лет, всё это добро пригодилось. В подвале было прохладно в летнюю жару и сыровато, так что пух и перья замечательно грели, потому как буржуйка, сваренная из железяк Василием Петровичем, к утру остывала. Железяки он тоже не позволял сыну выбросить.

– Пусть лежат, – говорил он. – Места не пролежат!

И ведь не пролежали. Пригодились!

В подвале были полки, но все они были заняты банками с солениями и компотами. Дополнительные полки нужны были для всяких мелочей, всякой всячины, которую приходилось класть прямо на топчаны. Это было неудобно.

– Книгу некуда положить, – жаловалась Галина Ивановна.

У Василия Петровича вертелось на языке, мол, так пусть Миша возьмёт и соорудит полочку, но он языку воли не давал, потому что сын был занят весь день и приходил по вечерам поздно. А то и вовсе не приходил. Поэтому Василий Петрович и решил сделать дополнительные полки, потому что они и в самом деле были необходимы.

Чем занимался Михаил последние несколько месяцев, Василий Петрович не знал. И Галина Ивановна не знала. Сын приходил домой сильно уставшим, поспешно ел и падал в постель. И Василий Петрович приметил, но никому не говорил, что сын стал носить странную обувь. Название ботинок походило на бутсы, но это были не бутсы, хотя тоже на «б». Василий Петрович всё не мог запомнить название этих ботинок, пока не догадался сравнить их название с названием кости – «берцовая». Ботинки были крепкие, высокие, с толстой рифлёной подошвой. Василий Петрович был бы рад носить такие замечательные ботинки. Наверное, на несколько сезонов хватит. А если аккуратно носить, то лет на десять. Почитай, до конца жизни.

Ещё десять лет Василий Петрович рассчитывал прожить. Он спросил сына, где он их взял и сколько за них заплатил. Сын отвечал, что достанет ему такие ботинки бесплатно, но позже. Кое о чём отец догадывался, но догадки свои держал при себе. Все молчали. И он молчал. И ни о чём никого не спрашивал. Надо будет – скажут.

Василий Петрович поискал глазами Галину Ивановну. Во дворе её не было. Значит, она на огороде за домом. Он спустился с крыльца, обошёл дом и увидел жену. Она и в самом деле была на огороде, сгребала в кучки ботву. Сегодня выдался день затишья, и можно было устроить уборку.

Василий Петрович смотрел на жену, а она его не видела. Он смотрел и гордился, какая Галя у него статная, даже в шестьдесят два года. Он же был на десять лет старше. Работа у неё в руках спорилась. Крепко и уверенно стояли на земле её ноги. Четверых родила, а не раздобрела, как некоторые бабы. Соблюдает себя. Не сдаётся.

Василий Петрович вздохнул и отправился в сарайчик на краю огорода мастерить полки. За ним трусил старый спаниель Тимоша, спутник по рыбалке и охоте. Проходя мимо жены, Василий Петрович хотел сказать ей, какая она у него ладная да ловкая, но не сказал.

Стругая доски на верстаке в сарайчике, прочищая иногда рубанок от стружки, Василий Петрович думал о том, что всё так хорошо сложилось в его жизни. Сорок пять лет назад, отслужив в армии, приехал он в Донбасс из посёлка Знаменка Орловской области в поисках работы. Из Донбасса родом был его армейский друг Толян. Он-то и посоветовал Василию Петровичу, что лучше всего приехать в Донбасс и стать шахтёром. И зарплата хорошая, и уважение. И девчата красивые в Горловке. Василий Петрович собрался и приехал.

Он думал, что Горловка – это поселок вроде его родной Знаменки на Орловщине, а оказалось, что это довольно-таки большой город. И Василий Петрович стал шахтёром. А вскоре увидел он свою Галю. А увидел он её в парикмахерской, где она работала. Пришёл подстричься, а ушёл с сердцем, полным радости. Начали с Галей встречаться. Василий Петрович – высокий, русоволосый, с голубыми глазами. Руки, как лопаты. А Галя – черноволосая, чернобровая, кареглазая дивчина.

Василий Петрович ласково звал жену «моя хохлушечка». А его хохлушечка по-украински ни бум-бум. Родители её ещё кое-как могли объясняться на этом языке, но всегда говорили на русском, потому что в Донбассе все говорили на русском и только песни в праздники пели не только русские, но и украинские, непременно на украинском языке. Даже Василий Петрович со временем научился петь их на украинском.

Галина Ивановна, слыша от мужа ласковое «хохлушечка», в пику называла его «москалём». Василий Петрович улыбался в свои сталинские усы и говорил, что от этого слова веет родиной, Москвой.

Василий Петрович закончил выстругивать первую доску и подумал, что теперь может позволить себе маленький перекур. Он вышел из сарайчика, сел на лавочку, сколоченную им же лет тридцать назад, и закурил. Пуская сизый дымок, он следил за женой, как она сгребает маленькие кучки ботвы в одну общую кучу. Издалека донеслось кряканье уток.

«Много их развелось на местном ставке. Надо бы пойти пострелять завтра, – подумал Василий Петрович. – Будет хороший обед, а то всё курятина да курятина».

Курочки у них были свои. Больше никакой живности не было, если не считать Тимошу. Но Тимоша не был живностью. Он был почти человек. Василий Петрович нередко беседовал с ним, а пёс слушал и кивал головой. Понимал. Поддакивал.

Были у Василия Петровича и Галины Ивановны дети: три сына и дочь. Дочь Ирина выучилась на врача, вышла замуж и жила в Ростове. Старший сын Иван был электриком и жил со своей семьёй в Краснодаре. Средний сын Андрей после школы пошёл, как отец, в шахту, но в шахте ему не понравилось. Через два месяца он уволился и стал водителем фургона при каком-то складе. Он всё ещё не был женат и жил с отцом и матерью в их просторном доме.

Младший сын Михаил был шахтёр, как и отец, не женат и тоже жил в отцовском доме. Конечно, хорошо было бы, если бы все дети жили рядом, но что поделаешь! Так получилось, что старшие живут отдельно, и надо смириться. Детьми Василий Петрович и Галина Ивановна были довольны, гордились ими, хотя немного расстраивал Андрей, гуляка и большой любитель пива. Андрей словно родился с бутылкой пива в руке.

– Тебе нельзя, – строго говорил ему отец. – Ты же водитель!

Андрей смеялся:

– Я не людей развожу по магазинам, а овощи да селедку.

Василий Петрович закончил курить и побрёл строгать вторую доску – для боковин полки.

Дочь его внешне была похожа на него, на отца: светленькая, с голубыми глазами. Андрей – тоже. А вот Иван и Михаил были в мать – чернобровую, черноокую, черноволосую хохотушку-хохлушку Галю. Россия и Украина перемешались в их семье прочно, не растащить. Но перемешались они всё-таки на русской основе, так думал Василий Петрович, принимаясь за вторую доску. Впрочем, с Андреем вышла осечка. Непонятная, странная осечка.

Жизнь Андрей вёл скрытную. Никогда о ней не рассказывал. С кем дружил? Кого любил? О чём думал? Если друзья и были, то в дом их Андрей не приводил. Если девушка у него была, то где он с ней встречался, родители не знали. Из деликатности не спрашивали, когда женится. Надеялись, что всё будет путём.

Но всё пошло наперекосяк в конце 2013 года. То есть для них, для родителей, вышло а перекосяк, а для Андрея, может быть, всё шло как надо. Но сначала что-то пошло не так в Киеве.

Василий Петрович следил за событиями «по ящику» и переживал, что Янукович хочет подписать документ об ассоциации Украины с ЕС.

– С Россией надо бумажки подписывать! С Россией-матушкой, а не с Европами этими. Чужие они нам! А матушка не выдаст. Ну куда этот шапошник лезет!

Шапошником Василий Петрович звал Януковича за старые грехи его.

Когда стало известно, что президент отложил подписание документа, Василий Петрович радовался:

– Понял, дурак, что не надо подписывать. Так и страну недолго загубить, что попало подписывая.

А 21 ноября начался Майдан.

– Ничего! – рассуждал Василий Петрович. – Посидят-посидят, жрать захочется – уйдут.

Но протестующие не только не уходили, их становилось всё больше и больше. И жрать им кто-то давал, и пить давал, и, наконец, они зажгли первые шины. Смрад горящих покрышек накрыл улицы Киева.

– Чего же Янукович их не разгонит? – недоумевал Василий Петрович. – Вот Путин Болотную разогнал, и все дела! Тихо и порядок! Чего же он ждёт? Что-то в последнее время всё Бога поминал к месту и не к месту. На Бога надейся, а меры принимать надо.

В начале декабря пришёл Андрей с работы весёлый и непривычно разговорчивый. За ужином внезапно объявил:

– Я уволился.

Все умолкли и посмотрели на него, ожидая продолжения. Продолжение всех ошеломило:

– Мы с друзьями уезжаем в Киев!

– Зачем? – спросил Василий Петрович, но он уже понял зачем.

– Жизнь будем менять! Надоели воры у власти. Мы к власти придём.

– Кто – мы? – испуганно спросила Галина Ивановна.

– Мы, молодые!

– Какие такие молодые! – не выдержал Василий Петрович. – Тебе уже тридцать пять стукнуло.

– Это ещё молодость, – снисходительно улыбался Андрей. – Всех из власти повыгоним и молодых посадим. Прогрессивных. В ЕС войдём. Не жизнь будет, а малина!

– Как бы той малины не объесться, – съехидничал Василий Петрович. – Так вот та Европа сидит и ждёт вас. А ты читал, во что та ЕС некоторые восточные страны превратила? Ну, Болгарию, например. Читал?

– Это всё пропаганда! – заявил Андрей. – Меньше свои совковые передачи слушай! Ты меня слушай! Вступим в ЕС, знаешь какие зарплаты и пенсии будут?! В евро! А режим – безвизовый. Берёшь маман под ручку и катишься в Германию. Или, там, в Италию.

– Зачем мне катиться в Германию или в Италию? – начал закипать Василий Петрович. – Мне и здесь хорошо! А начальник нашей шахты чуть не каждый месяц за границу ездит. Оформил визу и едет. Какая разница?

– Тебе хорошо, – начал тоже закипать Андрей, – а мне здесь – плохо! Я хочу как человек пожить. Понимаешь, как человек!

– А чего тебе дома-то не хватает? – встряла Галина Ивановна в мужской разговор. – Работа есть! Дом есть! Мебель есть. Если тебе машину хочется, то мы с отцом накопим, будет тебе машина.

И тут встрял Михаил, до того молчавший:

– Так ведь ему не «Фольксваген» подержанный хочется, так ведь? Ему что покруче подавай да новенькое! Там, в Европе, между прочим, своих таксистов хватает. Унитазы захотелось европейские чистить? Или санитаром в хосписе горшки выносить?

Андрей не сдавался:

– Мир хочу посмотреть.

– Ага, – подначивал Михаил. – Много ты мира увидишь в чужом унитазе.

Андрей встал и с шумом отодвинул стул:

– Что хотите, то и говорите! А я – еду! Прозябайте тут, если нравится!

Наутро Андрей укатил в Киев. Василий Петрович ходил мрачный и всё спрашивал себя: чего это Андрею, паршивцу, не хватало? Живи да радуйся! И не находил ответа.

А Майдан в Киеве всё длился и длился. И когда пролилась первая кровь, Василий Петрович не мог без боли сердечной смотреть на жену, так она переживала. А поделать ничего нельзя было. Андрей не давал о себе знать, не звонил. Где он был? С кем? Что ел? Что пил? Где спал? Был ли жив? По вечерам, включив телевизор, Василий Петрович внимательно слушал новости из Киева и вглядывался в мелькавшие на экране картинки с Майдана: нет ли там сына. Но сына там не было.

Двадцать третьего февраля узнали, что президент Янукович бежал из страны.

– Всё! – сказал Василий Петрович Тимоше. – Просрали страну!

Тимоша огорчённо постучал хвостом по полу.

В середине марта пришла неожиданная весть: Путин подписал указ о присоединении Крыма к Российской Федерации.

Василий Петрович, слушая по телевидению новости, качал головой в недоумении и приговаривал:

– Ай да Путин! Ай молодца! Р-р-аз, и готово! За это дело, мать, надо бы выпить.

Вечером за ужином, пропустив рюмку водки за Путина, рюмку за воссоединение Крыма с Россией, Василий Петрович внезапно спросил жену:

– А ты не против? Может, ты против? Может, тебе обидно, ты же украинка.

– Да какая я украинка! – махнула рукой Галина Ивановна и засмеялась. – Скажешь тоже! У меня только паспорт. Украинского-то как и в тебе!

И вместе они снова выпили за Путина.

В конце апреля 2014 года Михаил принёс Василию Петровичу гостинец. Василий Петрович и Галина Ивановна обедали. Михаил выпростал гостинец из полиэтиленового мешка и поставил его перед отцом на стол.

– Мне? – спросил Василий Петрович, вытирая полотенцем руки.

– Тебе, – отвечал Михаил. – Тебе же их хотелось. Ну вот!

– Где взял? – спросил Василий Петрович, лаская корявыми пальцами берцы.

– Там уже больше нет, – лаконично ответил сын. – Ты примерь.

Василий Петрович примерил. Берцы были чуть-чуть великоваты.

«С шерстяным носком хорошо будет, – подумал Василий Петрович. – Крепкая обувь! Аккуратно носить, так до смерти хватит».

– А себе? – спросил Василий Петрович сына.

– У меня есть, – ответил сын и мигнул отцу, чтобы тот вышел на крылечко покурить.

Сели покурить. Василий Петрович прихватил с собой берцы и поставил рядом на крылечке. Любовался, пока курил. Сын молчал, но Василий Петрович чувствовал, что он хочет что-то сказать. Василий Петрович ждал.

– Ты, это, батя, – начал сын, закуривая вторую сигарету, – матери скажи, что я уехал в командировку. Далеко. Чтобы не волновалась. Я в дом заходить не буду. Просто я уйду сейчас. То есть за мной сейчас заедут. Не прощаясь. Сам понимаешь, слёзы и всё такое… А ты ей потом скажешь, хорошо? Будто сам не знал, а потом узнал.

Василий Петрович молча кивнул головой. Докурил сигарету, поднялся:

– Ты погоди-ко. Я щас!

Василий Петрович ушёл в дом, а через несколько минут вернулся со свёртком. Отдал сыну.

– Шо там?

– Посмотри.

Михаил развернул полотно. В свёртке лежала армейская фляга времён Отечественной.

– Деда?

– Деда! Ты, это, не потеряй в командировке-то. Домой принеси!

– Так точно! – тихо сказал сын и поднялся.

Обнялись. К воротам тихо подкатила старенькая голубая «семёрка». Михаил быстро пошёл к воротам, и Василий Петрович смотрел ему вслед. И хотя верующим он не был, быстро три раза перекрестил удаляющегося сына. Хлопнула дверца «семёрки».

Василий Петрович переобулся в берцы, прямо на крылечке, и сидел, вытянув ноги, чтобы как следует их рассмотреть. Из дома вышла Галина Ивановна, вытирая руки фартуком.

– А Миша где?

– Так это, – начал Василий Петрович, продолжая рассматривать берцы, – он тебе шо, не рассказал? В командировку он уехал. Длительную. Приехали за ним, он и попрощаться не успел. Побежал, крикнул, чтобы ты не волновалась.

– Понятно! – сказала Галина Ивановна и села на ступеньку рядом с мужем. – Так я и знала!

Она утёрла фартуком глаза.

– Шо ты знала? – притворялся Василий Петрович, полируя берцы носовым платком.

Галина Ивановна вынула его из пальцев мужа.

– Ну не обувь же им вытирать! Стирать-то мне! – упрекнула она. – А то и знала, что в Славянск он поедет! И про того ирода заранее знала, что в Киев поедет. Разные они.

Под «иродом» Галина Ивановна имела в виду Андрея. Василий Петрович покосился на жену.

– Прям-таки знала! Я вот не знал.

– Ты не знал, а я догадывалась. Только не по-людски это, втихаря уезжать. Надо было посидеть, проводить. Хоть бы живыми вернулись!

– Лучше встретим. Тогда посидим, – подвёл итог муж.

Больше они о сыновьях не разговаривали. Вместе ждали вестей. А вести приходили не часто. Чаще узнавали о новостях по радио и по телевидению. И вести были тревожные. Чем ближе было лето, тем тревожнее они становились. Василий Петрович сделался мрачен и молчалив, а Галина Ивановна всё чаще пила валерьянку и корвалол.

Василий Петрович пристрастился ходить на митинги. Ему нравилось находиться в гуще народа, нравилось слушать перед митингом торжественное «Вставай, страна огромная…», нравились охрипшие ораторы-женщины и веяние русских триколоров над головой. Ему тогда, в марте-апреле, как и многим другим жителям Донбасса, казалось, что всё будет хорошо, несмотря ни на что. Ему казалось, что русские войска вот-вот придут на помощь, как в Крыму, произойдёт воссоединение Донбасса с Россией, и всё будет прекрасно!

Но что-то пошло не так. Третьего мая все узнали о трагедии в Одессе, случившейся накануне.

Галина Ивановна плакала и всё повторяла:

– Ты ходишь на митинги! А что, если и вас сожгут заживо!

– В Горловке нет нациков, – убеждал Василий Петрович. – В Горловке такое не произойдёт.

Но Галина Ивановна плакала и просила его на митинги не ходить. Боялась за него. А Василий Петрович всё равно ходил и чувствовал себя причастным к историческим событиям, совершающимся на его глазах.

А потом подлетело 11 мая. Утро выдалось солнечное, ясное, тёплое. Листья на деревьях развернулись в полную силу, и цвели каштаны.

Василий Петрович и Галина Ивановна нарядились как на праздник. Василий Петрович надел серый костюм, который он носил вот уже двадцать лет только по большим праздникам, и поэтому костюм выглядел, как будто его вчера купили в магазине. К костюму он надел белую рубашку. И, конечно, на ногах Василия Петровича красовались берцы, хотя, правду сказать, было в них немного жарковато. Но, надевая берцы, Василий Петрович чувствовал себя немножко причастным к ополченцам, и это было ему приятно.