Текст книги "Чудо для Алисы"

Глава 8

Дед Никита занимает наблюдательную позицию возле окна прихожей.

Покряхтывая, пристраивается на табуретке и надевает очки. Приезд неожиданных гостей для него – случай исключительный, так как очками старик пользуется крайне редко.

Мы с Богданом спускаемся по заледеневшим ступеням крыльца.

Псы резвятся на свежем декабрьском снегу, расчерчивая его следами маленьких лапок. Я не горю желанием встречать незваных гостей хлебом-солью, но покорно отпираю железный засов.

Калитка сразу же распахивается, и во двор заходит Мирослав. Его синяя куртка с густым рыжим мехом на воротнике ярким пятном выделяется на черно-белом фоне улицы.

– Ли-и-ис, дорогая, как ты? – Мир широко раскрывает руки и улыбается. Интересно, наглец правда рассчитывает, что я брошусь в его объятия? Следы ботинок с рифленой подошвой перекрывают отпечатки собачьих лапок. Парень по-хозяйски притягивает меня к себе и целует в уголок рта, очертив скулу большим пальцем. – Прости… Прости, детка, по дороге объясню тебе все, – произносит завораживающе хриплым баритоном.

Пока я хватаю воздух ртом, огорошенная его смелым жестом, на плечо Мира ложится рука Богдана. Он мягко отстраняет Мирослава от меня и гневно шипит:

– Ты с ума сошел, Боголюбов? Ты что себе позволяешь?

– А тебе-то что, Рябина? – прищурившись, отвечает Мирослав и резко отдергивает руку. – Тебя, между прочим, невеста ищет. На телефонные звонки ты не отвечаешь, ночуешь не дома, Аллочка с ног сбилась… – он небрежно запускает пятерню в огненно-рыжую шевелюру, бросив ленивый взгляд на калитку.

В проеме скромно переминается с ноги на ногу девушка. Она бросает взгляд на меня и, не дождавшись приглашения, заходит во двор, с трудом передвигая по сугробам ноги в замшевых сапожках на шпильке.

Теплые лучики рассыпаются вокруг глаз Богдана, когда она подходит ближе.

Снежинки медленно падают, бесследно исчезая в шелке длинных темных волос девушки. Она картинно закатывает глаза и небрежным движением руки поправляет белые меховые наушники.

Мне хватает секунды, чтобы почувствовать собственную нелепость: вязаная шапка сползла набок, на застиранном пуховике оторваны карман и пуговицы.

«Та самая невеста», – безошибочно угадываю я.

Лицо Богдана преображается, из взгляда исчезает знакомая мне строгость. Кажется, смотря на нее, его глаза меняют цвет.

– Аллочка – моя невеста, – выдыхает он с гордостью.

Девушка стряхивает снег со своей черной норковой шубы и пристально смотрит на меня. Летающие колкие снежинки словно оседают на моем сердце – мне становится зябко.

– Пирожок с картошкой, – отвечаю я хрипло, вспоминая обидное сравнение Богдана. Мне хочется его задеть.

– Она что, ку-ку? – подает голос Аллочка. Она игнорирует мою протянутую руку, брезгливо поджав красные пухлые губы.

– Есть немного… – растерянно отвечает Богдан.

Два коротких слова выжигают в душе огромную зияющую дыру. Мои плечи сгибаются под тяжестью ужасающей правды. Пульс набатом стучит в ушах, колени дрожат… Слезы скапливаются в горле горьким комом, я хочу ответить на унижение, но шепчу что-то бессвязное. Моя растерянность и беспомощность приводят Аллу в состояние неописуемого восторга, ее взгляд из равнодушного становится снисходительным.

Ноги словно прирастают к земле, оглушенная обидой, я не нахожу сил обернуться на звук приближающихся шагов…

– А теперь взяли ноги в руки и пошли вон отсюда! – звонким ручейком звучит голос Любани за спиной.

– Баня, ты как здесь оказалась? – Мой возглас походит на жалкий писк.

Люба Перепелкина – моя соседка и близкая подруга. Наши участки граничат между собой огородами, и Любаня может беспрепятственно приходить ко мне в гости.

Очевидно, звук подъезжающей к моему дому машины пробудил в ней любопытство.

– Привет, Лисенок, – бодро отвечает Люба, бросив уничтожающий взгляд на моих обидчиков.

Любаня походит на предводителя женского партизанского отряда – щеки пылают румянцем, губы сжаты в тонкую напряженную линию, вязаная шапка нахлобучена до бровей. Смелость покидает Аллочку при виде большой лопаты для снега, зажатой в руках Любы. Девчонка размахивает ею, как флагом.

– Вон отсюда! – гремит Люба снова.

– Не очень-то и хотелось оставаться, – цедит сквозь зубы Алла. – Пойдем, Богдан! – Она по-хозяйски хватает парня за руку и тащит к машине.

Когда парочка удаляется, Любанька поворачивается к Мирославу, стоящему в пяти метрах от «поля битвы».

– А ты, любитель пельменей, что застыл, как снеговик? Не слышал – на выход! – взмахивает лопатой Люба.

– Надо же, глазастая какая! – улыбается Мир, примирительно поднимая руки. – Я Лис не обижал, в отличие от этих…

Причем здесь пельмени? Не понимаю, о чем Люба говорит, по большому счету мне все равно… Хочу, чтобы они все ушли… Сдерживаю подступившие слезы обиды и разочарования. Чтобы не расплакаться, крепко сжимаю собачьи поводки, уставившись под ноги. Скольжу носком по снегу, стирая следы чужих ботинок и модных остроносых сапожек… Они наследили не только в моем дворе…

Глупая доверчивая Перепелкина поддается чарам Мирослава. Они хихикают и активно жестикулируют. Наверное, беседа увлекательная, потому что воинственный настрой покидает Любу, сменяясь интересом к парню. Она убирает лопату подальше за ненадобностью. Хочу, чтобы они ушли… Хочу остаться одна.

Атмосферу безобидного флирта нарушает появление Богдана. Его высокая грозная фигура вырастает в проеме калитки так неожиданно, что я вздрагиваю. Разве они не уехали?

Богдан молча подходит ко мне, забирает поводки и передает их застывшим с открытыми ртами Миру и Любе.

Парень возвращается, хватает меня за руку и тащит по тропинке в дальний угол сада. Его горячие сухие пальцы обхватывают мою ледяную дрожащую ладонь. Мы идем мимо колодца, старого кирпичного сарая и останавливаемся возле засыпанного снегом пластикового стола и стульев.

Я застываю на месте как истукан и опускаю голову – не хочу, чтобы подлец видел мою слабость.

– Алиса, прости меня, – выдавливает он хрипло. – Я сказал редчайшую глупость и очень сожалею. Ты почему-то приняла это дурацкое сравнение на свой счет. И дедушка Никита расценил мои слова как оскорбление… Послушай…

– Уходи. Мне ничего не нужно от вас. Если ты беспокоишься о ДТП, я даю слово, что обращаться никуда не буду. И Мирославу передай, чтобы не волновался о своей карьере, – не своим голосом отвечаю я. Трусливо опускаю голову и отворачиваюсь, чтобы не смотреть парню в глаза.

– Пожалуйста, прости, – голос Богдана звучит нетвердо.

– Хорошо, я принимаю твои извинения. А теперь уходи, – мямлю я, продолжая разглядывать ботинки парня, утопающие в снегу.

Но Богдан не уходит. Его рука вздрагивает и касается моего лица. Он очерчивает мою скулу большим пальцем и поднимает подбородок, чтобы посмотреть в глаза. Молчит. Выдыхает морозное облачко пара, мгновенно таящее в воздухе. Мне не нужны слова – в его взгляде столько сожаления и мольбы, что кажется, внутри он кричит.

– Ты очень хорошая и добрая, – наконец произносит Богдан, не отнимая руки от моего лица. – Симпатичная, – добавляет с улыбкой. – Пожалуйста, выброси из головы все, что я наговорил, и позволь помочь тебе.

Я таю от его нежданного тепла, горячих пальцев на моей щеке. Они едва касаются кожи, стирая слезинки, предательски струящиеся из глаз. Хочу обнять парня… А больше всего хочу невозможного – чтобы он обнял меня. Мы стоим так близко друг к другу, что дыхание Богдана обжигает мой висок. Сердце заходится от близости, пульсируя в перепонках. Мне хочется поверить в то, что я вижу в его глазах, отбросить нелепые домыслы, забыть об Аллочке и позволить ему подарить мне заботу.

– Хорошо, – всхлипываю и отстраняюсь. – И как ты хотел помочь?

Щека мгновенно замерзает. Богдан заправляет за ухо мою кудрявую прядь, выбившуюся из шапки, на короткий миг возвращая тепло.

– Для начала вернем собак хозяевам, – отвечает он, не отводя взгляда.

– А потом? – осторожно спрашиваю.

– Я еще не решил.

– Главное, чтобы Алла была не против… – почему-то добавляю я. Мне кажется, его взгляд тускнеет.

– Главное, чтобы ты была не против, – твердо отвечает Богдан.

Когда мы возвращаемся, Мира и Любы во дворе уже нет. Звонкий голосок девчонки слышится на улице. Она держит под мышкой малыша Хью и болтает с Миром.

– Лис, ты решила, с кем едешь, детка? – спрашивает Мир, когда мы приближаемся. Он бросает недобрый взгляд на Богдана.

– Со мной, – глухо отвечает он, опережая меня.

– Тебя ждет невеста, брат! – хлопает его по плечу Мир. – Я, если ты заметил, тоже на машине, – он важно кивает в сторону новенького кроссовера, рычащего на низких оборотах.

– Я не доверяю тебе, ясно? – шипит Богдан. – Алиса поедет в моей машине, и пока я собственноручно не передам собак хозяевам, не успокоюсь.

Дверь машины Богдана открывается, и оттуда выплывает Аллочка. Она кокетливо поправляет белые наушники, вышагивая по заснеженной дороге, как по подиуму.

– Алиса, простите меня, пожалуйста. Я ничего не знала о случившемся. Мой жених поможет вам отвезти псов. Вы видели, какую он для них соорудил постель?

Я глупо улыбаюсь и качаю головой.

Лучезарная улыбка девушки срывает в моем сердце все преграды, разносит в щепки барьеры. Неужели в отношении ее я тоже ошибалась?

– Вот и ладненько! – протягивает Люба и передает мне Хью. – Поехали, Мир! Меня тоже до города подбросите.

Глава 9

Богдан

Озерная – Калинина – Степной – Саврасова… Снег укрывает белым серебром изъезженные дороги и привычные тропы. Я оборачиваюсь на дорогу, по которой ехал ночью, а ее уже нет. Нет следов, оставленных вчера, сказанных слов и опрометчивых поступков, нет прошлого меня…

– О чем задумался? – спрашивает Алиса робко.

На ее коленях сидит малыш Хью – белоснежный мальтезе, разбудивший меня утром звонким лаем.

– Да так… – отвечаю невпопад. – Хорошая у тебя подруга, боевая, – улыбаюсь куда-то в сторону. Мимо проплывают одноэтажные кирпичные домики с шиферными крышами.

– Да, повезло мне с Любаней, – расплывается в улыбке Алиса.

Напряженная тишина режет слух. Я настраиваю радио. Алиса отворачивается и со скучающим видом смотрит на пролетающие за окном пейзажи.

– Какого чуда ждет Алиса? – вдруг спрашиваю я. О том, что она художница и сирота, я уже знаю…

Алиса улыбается и прикусывает нижнюю губу, словно раздумывая, сказать мне или нет? В том, что у нее есть мечта, я не сомневаюсь.

– Я никому об этом не говорю… – сбивчиво начинает Алиса.

– Понимаю, мечта – это что-то сокровенное, то, о чем не будешь рассуждать с посторонними, – заумно отвечаю я. Дурацкому вопросу – такой же ответ…

– А тебе скажу! – заговорщическим тоном выпаливает она.

– Спасибо за доверие, очень неожиданно, ведь… – сбивчиво бормочу в ответ.

– Тебе я скажу, потому что мы больше не увидимся. Знаешь о феномене откровений в поезде? Ну… когда делишься тайнами с посторонними людьми?

– Конечно, – выдавливаю я.

– Так вот: я мечтаю найти папу, – вздыхает грустно, провожая взглядом заснеженные поля.

– Почему ты боишься сказать об этом близким? Твое желание – благородное.

– Потому что папа пропал без вести двадцать лет назад и признан погибшим. А из близких у меня – дед Никита и тетя Глаша. Они считают мою затею глупой и детской.

– Ты веришь, что он жив? – осторожно спрашиваю я.

– Я хочу убедиться, что он мертв, найти доказательства его смерти и успокоиться. В то, что он жив, я верю мало, папа очень любил маму и обязательно бы дал о себе знать.

«Начальник военно-археологической экспедиции Легенда Илья Иванович пропал без вести в 1999 году» – приходят на память газетные статьи. Я не хочу признаваться Алисе в том, что знаю, о чем она говорит.

Она грустнеет и замолкает, а мне не хочется обрывать ниточку зарождающегося в ней доверия.

– Алиса, твой попутчик из поезда ждет подробностей дела об исчезновении отца, – улыбаюсь я, желая ободрить девчонку. Расстояние в тридцать километров кажется ничтожным… Вдали виднеются городские высотки и блестящие офисные небоскребы.

– Ну хорошо, слушай. – В глазах Алисы плещется страстное желание поделиться со мной тайной. Она поворачивается, прижимая к груди задремавшего Хью. – Мой папа был военным археологом и руководил поисковыми работами на местах сражений времен Великой Отечественной войны. Они прожили с мамой год, когда папе предложили возглавить экспедицию в Гудаури. В это же время военная прокуратура вела расследование о тайниках с боеприпасами.

– А откуда они узнали об этом?

– Предположительно тайники остались со времен грузино-абхазской войны. Я думаю, что в деле были замешаны террористы, – понизив голос, произносит Алиса.

– Думаешь, твой отец вмешался в чью-то опасную игру? – с нескрываемым интересом спрашиваю я.

– Уверена, – твердо отвечает Алиса. – Их просто уничтожили, как ненужных свидетелей. Придумали сказку об обрушении горной породы с вершины горы и всех заставили поверить в это. Все, что мне удалось раскопать, это архивное геологическое заключение о состоянии горы в 1999 году.

– Что в нем говорится? – спрашиваю я с замиранием сердца.

– Обрушения не было. Мои догадки подтвердил генерал Вдовин – председатель областного Союза генералов. Он служил в Грузии, когда пропал мой папа. Лавину придумали.

В голове крутится множество мыслей. Выходит, кучка продажных людишек из отделов госбезопасности использовали членов экспедиции как расходный материал, а потом уничтожили их за ненадобностью? Как теперь узнать правду?

– Молчишь? – голос Алисы звучит взволнованно.

– Думаю, – отвечаю я. – Интересно, у таких дел есть срок давности? Уверен, официальные запросы ни к чему не приведут – тебе пришлют отписку.

– Уже прислали, – вздыхает она, накручивая на палец кончики волос.

Мы мчимся по расчищенным дорогам города. Снегоуборочная техника продолжает собирать снег в огромные грязные кучи. Следом едет другая спецтехника, посыпающая дорогу реагентами. В городе зима – серо-желтая, неживая, не такая, как в Снегиреве… Там она бело-голубого цвета с капелькой розового и серебристого.

Наверное, наши мысли совпадают, потому что мы высказываемся почти одновременно.

– Не могу привыкнуть к городу, меня здесь ничто не вдохновляет! – говорит Алиса. – Все серо-бело-пошкрябанное! – усмехается она.

– В Снегиреве пейзажи красивее, – утвердительно киваю я. – Я видел твои картины, они прекрасны, Алис. Извини, если ты…

– Ты что, Богдан? – улыбается она. – Я пишу картины и представляю на выставках их для того, чтобы радовать людской глаз.

В памяти всплывает другая картина: Алиса стоит на крыльце в валенках, с торчащими из них острыми голыми коленками и выбившимися из кос кудрявыми прядями…

Мы подъезжаем к сталинским домам на улице Федосеева. Глушу мотор и помогаю Алисе вывести из машины собак. Она подхватывает псов на руки и собирается уходить.

– Спасибо тебе за все. Прощай, – с улыбкой произносит она.

«Как, уже?! Стоп, стоп!»

– Алиса, я поговорю с хозяйками псов. Расскажу, что произошло, успокою их. Не хочу, чтобы ты лишилась работы. – Я не желаю покидать ее, не сейчас…

Девчонка снова хихикает, и я понимаю, почему: я так и не объяснил, что случилось.

– Мирослав по ошибке дал тебе сок, предназначенный для больной раком девушки, – я ограничиваюсь коротким объяснением. Мне не хочется говорить с ней о Мире.

– Ладно, пошли! – Алиса вручает мне Вилли. – Похоже, он тебя полюбил.

Квартира Нины Алексеевны, хозяйки Вилли, встречает нас насыщенным ароматом корвалола. Голова сухонькой интеллигентной старушки перевязана полотенцем, глаза за толстыми линзами очков кажутся огромными и красными.

Она протяжно вздыхает и забирает пса из моих рук.

– Вилли, мальчик мой, ну как же так? – целует она песика. Затем переводит строгий взгляд на Алису. Девчонка открывает рот, чтобы оправдаться, но я опережаю ее:

– Нина Алексеевна, я вчера сбил Алису на машине, ночью за ее состоянием наблюдали врачи.

Нина Алексеевна вскрикивает и крепче прижимает пса к груди.

– Алисонька, как же так? У тебя ничего не болит? – Голос женщины дрожит. – Я как чувствовала, что с тобой беда приключилась. Хорошо, что молодой человек оказался порядочным, – Нина Алексеевна пристально оглядывает меня. – Вы уж присмотритесь к нашей Алисе, девушка она положительная, красивая, да еще и…

– Нина Алексеевна, пожалуйста! – молит Алиса. Ее щеки покрываются густым румянцем, она тяжело вздыхает.

– Прошу вас, не смущайте Алису, у нее больное сердце! – выпаливаю я. Девчонка выглядит смущенной и растерянной.

– Я не знала, – причитает Нина Алексеевна. Она отпускает Вилли на пол и бойко отправляется на кухню.

Слышатся шорохи и звуки открывающихся кухонных шкафчиков, звон стекла и оханья старушки. Она выплывает с крошечной рюмкой в руках, источающей запах корвалола.

– Выпей-ка, девонька!

Алиса послушно делает глоток и возвращает старушке стаканчик.

– Спасибо, мне уже лучше, – бодро отвечает Алиса, искоса поглядывая на меня. – Мы пойдем, Нина Алексеевна. Приду, как обычно, в среду.

– Хорошо, Алисонька, выздоравливай, деточка, – бормочет старушка, поглаживая Вилли костлявыми сухими пальцами.

Алиса хихикает, когда мы выходим из подъезда на улицу. Придерживаю обшарпанную металлическую дверь, пропуская девушку вперед.

– У меня на лице написано: «Напои меня лекарством!» – говорит она, и я в который раз убеждаюсь, что у девчонки хорошее чувство юмора.

– Ты так покраснела, я подумал, тебе действительно стало плохо! – я оправдываюсь, уставившись на ее пухлый смеющийся рот.

– Богдан, я здорова. Дед Никита очень переживал за меня и не знал, как тебя удержать, – она виновато опускает глаза. В длинных ресницах Алисы застревают снежинки. – Мало ли что со мной могло случиться…

– Я очень рад, Алиса, – отвечаю я хрипло. – Никита Сергеевич поступил правильно.

Дубровиных не оказывается дома. Алиса открывает квартиру своим ключом, находит на тумбочке в прихожей блокнот и пишет записку, в которой подробно описывает причину своего отсутствия. Джесси довольно устраивается на собачьей постели, а мы уходим, напоследок оглядев квартиру.

Минуты текут стремительно. Сейчас мы вернем малыша Хью, и она снова скажет мне «прощай».

Я знаю наперед, как это будет. Алиса поблагодарит меня за помощь, передаст привет Боголюбову и улыбнется на прощание, прищурив свои зеленые колдовские глаза.

Я пробурчу ей «пока» и выдавлю улыбку в ответ. Она развернется и уйдет, а я застыну на месте, провожая взглядом ее удаляющийся силуэт…

Алиса бесследно затеряется среди серых многоэтажек, оставляя после себя приятное воспоминание о ночном приключении.

Я глубоко вздохну от облегчения и, довольный благополучным разрешением конфликта, вернусь за руль старины Бэна.

Антонина Викторовна приветствует нас на пороге воплями счастья. Малыш Хью визжит и ластится к хозяйке, а мы с Алисой умиляемся, наблюдая чудесное воссоединение.

Строгий терапевт Антонина Викторовна с пониманием относится к моим объяснениям и отметает опасения Алисы насчет дальнейшей работы.

Девчонка сияет от счастья, когда мы покидаем последнюю хозяйскую квартиру. Снегопад кончился, снег тонко скрипит под ногами, мороз щиплет щеки.

Наконец она останавливается и произносит:

– Прощай, Богдан. Спасибо за все. – Прослеживаю взглядом за ее дрожащими пальчиками, нервно теребящими шарф. – Ты очень хороший и ответственный. Передай привет Мирославу.

Язык прилипает к небу, я не могу выдавить ни слова. Ветер вздымает косы Алисы, только сейчас замечаю, насколько они длинные…

– Твоей невесте повезло, желаю вам счастья… – произносит девчонка чуть слышно. Ее голос звучит нетвердо. Или мне кажется? Он отражается от серых стен, разносится ветром, как музыка. – Пока…

– Пока, – с трудом выжимаю слова прощания и глупо улыбаюсь в ответ.

Алиса разворачивается и уходит. Я смотрю на ее удаляющийся силуэт… Не могу объяснить себе причину, по которой не хочу отпускать ее.

– Алиса! – кричу я что есть мочи, вспугивая ворон, сидящих на обледеневших голых ветвях. Шум вспорхнувших птиц эхом разносится среди высоких стен, забирая с собой в небытие мой здравый смысл. Я проигрываю, следуя велению сердца.

Отложим прощание на завтра. До него еще так долго…

Глава 10

«Что же я делаю?»

– Алиса… – мое дыхание сбивается, когда девушка оборачивается. Сердце пропускает удар и оживает в ответ на ее улыбку. – Послушай…

– Со мной все будет в порядке, Богдан, – лепечет она. – О чем ты беспокоишься?

От ее сердечного и доверчивого взгляда по телу прокатывается горячая волна. Кажется, я обнаружил причину, по которой не желаю ее отпускать. Мне хочется помочь девчонке, вот и вся правда. Не из жалости или страха перед возможными последствиями, нет… Из уважения к ней.

– Алис, где ты будешь в шесть часов вечера? – еще не успокоив дыхание от быстрой ходьбы, спрашиваю я.

Девчонка зябко кутается в объемный вязаный шарф, смаргивая мелкие снежинки с ресниц.

– А что ты хотел? – Голос Алисы звучит настороженно.

Знать бы самому, что мне от нее нужно… Услужливая память мгновенно подбрасывает мысль, и я, глупо улыбнувшись, отвечаю:

– Алиса, я хочу тебе помочь. Не бойся, просто скажи «да».

Она медлит с ответом, нервно теребя заснеженный шарф, и наконец произносит:

– Я поеду в Снегирево. Навещу тетю Глашу и вернусь на автобусе домой. – Алиса подносит запястье к глазам, рассматривая маленький циферблат наручных часов. – Хочешь, я приеду вечером в город? Тебе же неудобно…

– Нет, мне как раз удобно забрать тебя из Снегирева, – спешу успокоить девчонку, взбудораженный внезапно осенившей меня мыслью. Алиса воспримет мою безвозмездную помощь как подаяние и откажется ее принять. Но она может обменять свой товар на деньги. А что я могу купить у Алисы? Правильно, вязаные носки!

– Богдан, ты не передумаешь? – испуганно произносит она. Во взгляде девчонки появляется незнакомая мне холодность. Убеждаюсь, что Алиса не доверяет мне и сомневается.

– Не бойся, обещаю – все будет хорошо! – Мой голос звучит вымученно.

Она улыбается и по-дружески протягивает мне руку.

– Замерзла совсем. Давай я довезу тебя до больницы, – хрипло шепчу я, оглушенный неожиданным откровением: я не желаю выпускать ее тонкие дрожащие пальчики из рук…

– А ты не собирался встретиться с Аллой? Объяснить ей все и успокоить? Мирослав, наверное, уже давно в городе… – словно обухом по голове, отрезвляют меня слова Алисы. Девчонка высвобождает холодные пальцы из моей ладони и удивленно взмахивает ресницами.

Порывисто достаю из кармана телефон, установленный на беззвучный режим. Двадцать три пропущенных вызова… От Аллы, Мира, мамы…

Мое растерянное выражение лица говорит красноречивее слов. Выгляжу жалко и глупо, как вор, которого застали на месте преступления. Алиса смотрит на меня снисходительно, как на мужчинку, не заслуживающего доверия. С ней я забыл обо всех…

– Хорошо, Алиса. Встретимся вечером у тебя дома.

Пытаюсь вернуть лицу нормальное выражение, чувствуя себя мальчишкой, которому влетит за двойку. Алиса, едва скрывая улыбку, кивает и скрывается среди домов.

Я возвращаюсь к машине, опускаю голову на руль и закрываю глаза. Крышу старины Бэна припорашивает тонким налетом снега. Устало откидываюсь на спинку кресла и слежу взглядом за движением дворников, стирающих снежинки с лобового стекла. В который раз я растекся перед Алисой, как безмозглый слизень! Черт! Почему она так на меня влияет? Обычная девчонка.

Разговор с мамой ободряет. Тепло прощаюсь с родительницей и обещаю приехать на выходные. Звонок Боголюбова игнорирую – поговорю с ним лично. Остается перезвонить не-весте…

Алла отвечает после одного длинного гудка…

– Аллочка, родная, извини… – я набираю в легкие воздух, собираясь оправдываться.

– Богдаша, все в порядке, – усмехается она в трубку. – Вы нашли хозяев собак?

– Нашли. Алла, послушай… – мой голос дрожит.

– Хорошо, что все закончилось благополучно, – щебечет она. При мысли, что сейчас я похожу на отца – изменщика и лжеца, внутри меня растекается горечь вины…

Не хочу врать любимой женщине и симпатизировать кому-то другому!

– Я возмещу Алисе ущерб от ДТП. Она порвала одежду, разбила телефон. Надеюсь, ты понимаешь мое желание… – говорю, придав голосу уверенности.

– Я горжусь тобой, любимый! – восхищенно произносит Алла. – Конечно, помоги Алисе. Если хочешь знать, я подарила Любе и Алисе подарочные сертификаты на посещение моего салона.

Гора сходит с моих плеч. Облегченно вздыхаю и отвечаю:

– Люблю тебя, родная. Ты у меня очень добрая и благородная.

– Я ночью приеду, Богдан, – томно произносит Алла. – Не беспокойся за маму…

– Буду с нетерпением тебя ждать, – заканчиваю разговор с любимой.

Обедаю в небольшом ресторанчике и тороплюсь на работу. За четыре года я открыл три филиала. Здание главного офиса СТО – большое одноэтажное прямоугольное строение с тремя подъемниками, смотровыми ямами и автомойкой. Административная часть помещения отделена от зоны ремонта стойкой ресепшена, кабинетами бухгалтера, секретаря и моим личным кабинетом.

– Как Бэн, Богдан Романыч? – жмет мне руку автомеханик Сергей Алексеевич, или дядя Сережа, как он сам просит себя называть.

Оглядываю смотровые ямы, из которых виднеются макушки моих сотрудников. Мужики коротко здороваются и возвращаются к работе.

– Тормоза барахлят, дядя Сережа, – вздыхаю, вспоминая о ночном происшествии.

– Не может такого быть, Романыч. Мы с ребятами поставили оригинальные колодки, да и тормозной привод самого лучшего качества… – доказывает правоту Сергей Алексеевич.

Я намереваюсь выбросить Алису из головы, но при взгляде на машину майора Капустина, которая тоже стоит неподалеку, вспоминаю о ней снова.

– Олегу Анатольевичу звонили? – спрашиваю я, придирчиво оглядывая подержанного «немца» сотрудника прокуратуры.

– Нет еще, – оправдывается дядя Сережа. – Мы только закончили, Романыч. Там замена тормозных колодок, фильтров, свечей…

– Ладно, ладно, я понял, – спешу успокоить работяг. – Я сам позвоню ему.

С майором Капустиным – давним клиентом моей СТО – нас связывает шапочное знакомство.

Достаю визитку Олега Анатольевича из тумбочки:

«Капустин Олег Анатольевич – младший советник юстиции, майор. Прокуратура Российской Федерации. Управление по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, межнациональных отношениях, противодействии экстремизму и терроризму».

Неужели я нашел нужного человека?

На мой звонок он отвечает настороженно:

– Что-то с машиной, Богдан Романович?

– Мне нужна ваша помощь, Олег Анатольевич. Расскажу обо всем при личной встрече, – коротко отвечаю я.

Успокаиваю опасения Капустина по поводу машины и назначаю встречу в кафе неподалеку. Не могу думать ни о чем… Моя помощница Лариса Васильевна приносит документы на подпись, жалуется на Попова – талантливого механика, не вышедшего на работу по причине запоя, а я думаю о пропавших экспедиторах. И об Алисе… Черт!

Капустин приходит вовремя. Замечаю его высокую плотную фигуру на входе в кафе. Администратор провожает майора к моему столику и оставляет нас. Я здороваюсь с Капустиным и разливаю по чашкам горячий чай. Он неуклюже стаскивает куртку, снимает шапку и садится напротив меня.

Сведения об экспедиции я нашел в открытом доступе одного из поисковиков. Протягиваю Олегу Анатольевичу распечатки, сопровождая просьбу обещанием:

– Я не останусь в долгу, товарищ майор. Мне очень нужно знать правду об этой операции.

Капустин вынимает из борсетки футляр, аккуратно надевает очки и принимается за изучение бумаг, не сказав ни слова. Тишину нарушают шуршание страниц и шумное дыхание Олега Анатольевича. Я нервно отхлебываю чай, ожидая вердикта майора.

– Поставьте мне задачу, Богдан Романович, – наконец произносит он, устало прищурив свои небольшие карие глаза. Сняв очки, он протирает их и водружает на нос обратно. – Что конкретно вы хотите узнать?

– Причиной гибели членов экспедиции послужило обрушение горной породы в месте раскопок. На самом деле никакого обрушения не было – нам удалось добыть геологическую экспертизу, опровергающую эту версию.

– Нам? – уточняет Капустин, медленно размешивая в чашке сахар.

– Дочь пропавшего начальника военно-археологической бригады ведет собственное расследование, – важно добавляю я.

– Вам известен закон о сроке давности привлечения к ответственности? – сложив руки в замок, произносит майор.

– Неужели ничего нельзя предпринять? Понимаю, что, скорее всего, эти люди мертвы, и те, кто избавился от них, – на свободе, но…

– Подождите, – перебивает меня Капустин, призывая жестом замолчать. – Если предполагаемое преступление тянет на пожизненное заключение, срока давности нет. – Майор листает бумаги и пальцем тычет в список пропавших без вести. – Двадцать пять человек. Умышленное преступление в отношении такого количества людей заслуживает максимального срока. При условии, если причастность заказчиков экспедиции будет доказана.

Капустин вдавливает ногтем большого пальца в строчку с указанием ведомства, организовавшего экспедицию.

– Богдан Романович, я заберу бумаги, вы не против?

Не знаю, радоваться мне или расстраиваться? Как Алиса воспримет новость? Станет ли бороться за правду, какой бы горькой она ни была?

– Да, конечно, – отстраненно отвечаю майору, замечая в его глазах огоньки нескрываемого интереса. – Что вы намерены делать?

– Проверю архивные документы. Сдается мне, дело будет под грифом секретности. Если помните, в конце девяностых годов вопрос о борьбе с терроризмом стоял особенно остро. Я позвоню вам, Богдан Романович, – кивает майор утвердительно.

Мы тепло прощаемся и расходимся.

Время стремительно утекает. Вечер мягко опускается на город, приближая встречу с Алисой… Теперь я знаю точно, что эта встреча не последняя.