Текст книги "Белорусские мифы. От Мары и домашнего ужа до волколака и Злыдни"

В некоторых селах белорусского Полесья известны былички о свадьбе самоубийцы с чертями, свидетелем которой является случайный прохожий, узнающий в невесте недавно повесившуюся соседку или родственницу.

Висельник и черт. XIX в.

Rijksmuseum

Как и другие «нечистые» покойники, самоубийца после смерти «ходит», возвращается домой, показывается людям, пугает их во сне или наяву. К разным категориям самоубийц могли относиться по-разному: резко негативно по отношению к висельнику и более мягко по отношению к утопленнику, поскольку при утоплении гораздо труднее определить, является ли данная смерть самоубийством или несчастным случаем. В белорусском Полесье (особенно в его западной части) считали, что из утонувших и утопившихся людей происходят водяные демоны топельники (подробнее мы поговорим об этом в главе о водяных духах).

Самоубийство связывали с погодными аномалиями: самоубийство осмысляется как акт, вызывающий сильный ветер, вихрь, бурю, ливни или, напротив, засуху. В вихре или ветре черт уносит душу самоубийцы. Такие же явления вызывает и неправильное погребение тех, кто покончил с собой. Самоубийц, как и вообще всех «нечистых» покойников, нельзя было хоронить на кладбище, и в этом убеждении народное мнение было даже еще более строгим, чем церковные правила. Похороненный на освященной кладбищенской земле покойник мог вызвать серьезные стихийные бедствия для всех сельских полей – градобитие, ливни, заморозки, способные погубить весь урожай, а значит, привести к голоду в этой местности. В Белоруссии (особенно в полесском ареале) вплоть до второй половины XX века сохранялись представления о засухе как о последствии неправильного погребения самоубийцы, поэтому наиболее распространенным способом борьбы с засухой было обливание водой могилы такого покойника или закапывание туда бутылки с водой. Обычно это делали «чистые» в половом отношении женщины, например вдовы с безупречным образом жизни.

Самоубийц хоронили так, чтобы обезопасить живых от бедствий: закапывали на символическом пограничье – границе кладбища, села, леса, на обочинах дорог и перекрестках. На западе Брестской области самоубийц хоронили под выворотнем – деревом, вывернутым вихрем или бурей и имеющим статус «нечистого» дерева, поскольку его вывернули черти, находившиеся в вихре или в буре. В Гродненской губернии гроб с телом самоубийцы закапывали в болотистой местности или в лесу. Часто висельника закапывали в том месте, где он повесился, его не обмывали и не одевали в смертную одежду, а гроб делали из самых плохих досок. В охранительных целях бросали на могилы самоубийц различные предметы – ветки, палки, старые вещи, чтобы они не вставали из гроба и не пугали людей.

Как утопится, повесится – это не человек ходит, а черт ходит в нем. Их на кладбище никогда не хоронили, где утопился, там и закопают, где повесился. Лежит в могиле утопленник, и, кто идет, палочку кидает на него, а если не кинешь палочку, как едешь возом, то [что-то] повынимает завязки в возу, и воз порассыплется. А то сядет на воз. А кто сядет? Как баран такой тяжелый, что волы не везут. А потом сам сползет и убежит – никто не видит его, но он лежит как копна (с. Замошье Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1983 г.).

Целый комплекс профилактических и охранительных мер был призван не допустить или прекратить «хождение» покойника. Набор предметов-оберегов, которые клали в могилу умершим ведьме или колдуну, универсален и известен в большинстве славянских традиций. Чаще всего в могилу или в гроб насыпали освященный самосейный мак или семена льна – пока умерший не пересчитает все зерна, он не сможет выйти из могилы, а там уже рассветет и запоют петухи.

Можжевельник. Коллотип, конец XIX в.

Rijksmuseum

Ведьмам и колдунам также клали куски железа и вообще острые железные предметы (иглы, нож, серп, топор, гвоздь, обломок косы и пр.), чтобы они порезались, если захотят выбраться наружу, а также закрытый замок, чтобы замкнуть им путь. В качестве оберега использовали колючие или сильно пахнущие растения (боярышник, шиповник, можжевельник, чеснок и др.). В могилу «ходячего» покойника втыкали осиновый кол или вбивали осиновые колышки по углам того дома, куда он возвращается.

Чтобы предотвратить возвращение умершего с «того» света, чрезвычайно важен правильный погребальный обряд и соответствующее поведение всех его участников. Особенно важными считались действия родственников после выноса тела и в первую ночь после похорон, целью которых было очищение домашнего пространства от влияния смерти с помощью предметов и действий, символизирующих жизнь и плодородие: после выноса покойника сразу выметали и мыли дом, обсыпали его зерном, садились на лавку, на которой лежал покойный. Чтобы умерший колдун не выходил из могилы, по дороге на кладбище его перевозили через костер, разведенный из снопа соломы сразу за воротами.

Предотвратить или прекратить «хождение» умершего может церковное отпевание или панихида. Особенно действенным средством, способным помочь душе умершего найти окончательное успокоение на «том» свете, считался ритуал, совершаемый священником в конце отпевания или при литии (краткий вариант панихиды) на кладбище, – его в народе называли (за)печатать покойника. Под этим термином имеется в виду момент церковного погребального обряда, во время которого священник сыплет покойнику на грудь освященную землю со словами: «Господня земля и исполнение ея, вселенная, все живущие на ней», после чего гроб закрывают и опускают в могилу. Это действие с богословской точки зрения носит исключительно нравоучительный характер, напоминающий живым о нашей смертности и никакого отношения к загробному существованию умершего не имеющий.

В народной версии словами печатать покойника называли довольно разнообразный круг действий, основной смысл которого заключался в том, чтобы окончательно выпроводить умершего из земного мира и закрыть («запечатать») ему дорогу назад. В одних случаях под «печатаньем» подразумевались крестообразные насечки, которые священник делал по углам закопанной могилы, в других случаях этим термином называли момент отпевания, когда священник клал на лоб покойнику «венчик» и вкладывал ему в руку разрешительную молитву. Иногда «печатанье» связывали не с отпеванием, а с поминовением на сороковой день после смерти.

РУСАЛКА

В белорусской мифологии русалка – один из наиболее известных и важных персонажей. В художественной литературе (в стихах Пушкина, Жуковского, Лермонтова) романтический образ русалки смешивался с античными и западноевропейскими образами водяных дев различного происхождения (наядами, сиренами), обычно изображавшимися в виде красивых женщин с рыбьими хвостами.

Книжный стереотип потустороннего существа как роковой красавицы, внешне притягательной и в то же время смертельно опасной, существа, которое заманивает мужчин в любовные сети, чтобы погубить их, или мстит неверному возлюбленному, настолько укоренился сначала в литературе, а затем и в массовой городской культуре, что почти полностью заслонил собой подлинные народные представления об этом персонаже. Только к началу XX века в немалой степени благодаря исследованиям Д. К. Зеленина, который проанализировал обширный восточнославянский материал, стало очевидно, что аутентичный мифологический персонаж народных верований принципиально отличается от книжного стереотипа.

Юноша и русалка.

ГАУК ТО «Тюменское музейно-просветительское объединение»

В разных местах России (на Русском Севере, Урале, в Поволжье, Западной Сибири) русалки (водянихи или шутовки) – это, как правило, одиночные женские существа, лохматые, голые, с отвисшей грудью, которых видят на берегу или на камне около воды. Они гребнем расчесывают волосы и преследуют человека, укравшего их гребень, могут мыться по ночам в бане, заманивают прохожих в воду. Это души утопленниц или проклятых своими матерями детей (и поэтому попавших под власть нечистой силы), а их пребывание на земле почти не связано с сезонностью.

В Белоруссии русалки (другие названия: купалки, казытки, смолянки) появляются гурьбой (группами качаются на деревьях, танцуют или водят в поле хороводы, нападают на человека). Чаще всего их описывают как красивых молодых девушек, обнаженных или в белых одеждах, но иногда и как страшную бабу с огромной грудью, которая сидит в жите и может защекотать или затолочь своей «железной цицкой» всякого, кто там появится.

Русалка. Конец XIX в.

Rijksmuseum

Наиболее часто о русалках рассказывают как о девушках-покойницах, которые ходят в той одежде, в которой их похоронили (умерших незамужними девушек принято было хоронить в свадебной одежде со свадебным венком на голове). К русалке могут относиться как к своей умершей родственнице: например, если одна из дочерей утонула или умерла на Троицкой (Русальной) неделе, она уже становится русалкой. Как правило, русалками считаются только умершие девушки, но в некоторых селах к ним относят и неженатых парней, умерших на Троицкой неделе.

Независимо от различий во внешнем виде, телесный облик белорусских русалок полностью соответствует человеческому. Представления о мифологических персонажах в виде полулюдей-полурыб есть в белорусском (и, шире, восточнославянском) фольклоре, но по своей этиологии они с русалками никак не связаны. Чаще всего таких существ называют фараонками, а их происхождение связывают с библейским сюжетом о фараоновом войске, которое потонуло в Красном море. Апокрифический вариант этого библейского сюжета относительно рано проник в восточнославянский фольклор и стал основой для представлений о фараонках, которые должны плавать в наполовину рыбьем виде до конца света, когда они снова примут свой первоначальный облик. Именно поэтому фараонки часто останавливают корабли и спрашивают моряков, скоро ли конец света. Получив ответ, что еще не скоро, они могут разозлиться и потопить корабль. В таких случаях рекомендуется отвечать, что конец света скоро, чтобы успокоить фараонок. Эти чисто книжные в своей основе представления о фараонках не имеют никакого отношения к восточнославянским русалкам, которые по своей сути просто покойники, периодически возвращающиеся на землю.

Фараонка. 1817.

Wellcome Collection

Девушка белит хату перед Пасхой. Открытка, 1909.

Muzeum Narodowe w Warszawie

Русалки появляются на земле в строго определенное время, чаще всего на Троицкой (или, как ее называют, Русальной, Гряной неделе, или Русальнице), а иногда Купальской неделе. В Минской области считали, что русалки появляются на Семик, седьмой четверг после Пасхи (то есть четверг перед Троицкой неделей). Реже их пребывание на земле соотносят со временем Петровского поста.

Нахождение русалок в земном мире совпадает с периодом цветения и колошения злаков («когда жито красуется», то есть цветет) и в целом периодом цветения растительности. В белорусской традиции связь русалок с хлебным полем, цветением растений, вообще с пиком вегетации (именно поэтому их часто видят качающимися на ветвях деревьев) гораздо сильнее и последовательнее, чем их связь с водой. Русалки выходят на землю и здесь пересушиваются/сушатся.

Считалось, что они имеют право находиться среди живых людей летом, вплоть до жатвы, после чего они исчезают и возвращаются «на свое место»: в потусторонний мир, на кладбище, в могилу. О появлении русалок еще говорят, что они красуются на Троицкой или Купальской неделе:

«Как утонет девка, то уже русалка. Выйдет по житу красоваться перед Купалой» (с. Радчицк Столинского р-на Брестской обл., 1984 г.).

Кроме своего прямого значения «выставлять свою красоту напоказ», глагол красоваться в белорусских говорах имеет дополнительное значение «цвести» – именно этим выражением часто обозначают цветение злаков (жито квитуе, цветет, красуе, красуецца). О русалках говорят, что они красуются, когда красуется жито. Время, когда красуются жито и русалки, бывает связано с еще одним мифологизированным природным явлением – игрой солнца. Белорусы, как и все восточные славяне, считают, что на большие праздники (обычно на Пасху, Троицу, Ивана Купалу) солнце светит по-особому: переливается разными цветами, то есть играет. Появление русалок на земле происходит именно в период, когда природа находится в пике своих сил, когда жито цветет-красуется, когда играет солнце.

Русалки появлялись, когда жито большое. Так есть праздник Розыгры [понедельник после Троицкой недели] после Троицы, на эти Розыгры может и солнце играть – делаются такие красные, зеленые, синие лучи. ‹…› А русалки только на Розыгры ходят. Их красота на Розыгры переходит тож на солнце, потому и солнце так светит. Они перекрасуются, их красота переходит, этих девочек. А потом они замирают, и так, как обыкновенные мертвые, лежат. Им Бог позволяет на один денечек пойти покрасоваться (с. Ласицк Пинского р-на Брестской обл., 1985 г.).

Белорусские русалки генетически были связаны с душами умерших людей, как правило, с «нечистыми» покойниками. Русалками становились после своей смерти некрещеные дети, незамужние девушки или же невесты, умершие в период между обручением и браком, то есть раньше срока, или не выполнившие своего основного предназначения – не вышедшие замуж и не оставившие потомства. Девушек, умерших до свадьбы, как правило, хоронили в свадебной одежде и свадебном венке, а сами похороны считали их посмертной свадьбой.

Русалкой также становился любой человек, умерший на Русальной (то есть Троицкой) неделе. В русалок превращались утонувшие или утопившиеся женщины.

Русалка – это утопленница. Такие красивые девушки. Девушки если топятся, то потом выходят эти девушки на берег, и гуляют они, и парней завлекают в воду. До тех пор будет парень ходить, что утопится – она его заберет с собой. Тоже звали русалками этих девушек. Молодые девушки, такие, как под венец, волосы такие распущенные. И кричат по-дикому, могут напугать (с. Дубровка Добрушского р-на Гомельской обл., 1982 г.).

Чаще всего русалок описывают как обыкновенных девушек или женщин (реже – детей), которые одеты в обычную женскую крестьянскую одежду, или как девушек-невест с распущенными волосами, в венке с лентами, праздничной вышитой рубахе. Однако в их облике часто проскальзывают «покойницкие» черты – худоба, бледность, холодные руки, невидимое или закрытое волосами лицо, вид движущейся тени, наброшенное сверху белое покрывало. Они показываются в той одежде, в которой их похоронили. Наряду с этим в разных местах Белоруссии существуют представления о «безобразной» русалке – страшной бабе, заросшей волосами, с огромной отвислой (или железной) грудью, перекинутой за спину, иногда – со звериными чертами. Эти русалки обычно сидят в жите с толкачом (пестом от ступы), пральником (стиральная скалка, которой раньше стирали белье), батогом или бичом – ими они бьют непослушных детей, которые ходят в жито на Троицкой неделе, несмотря на запреты взрослых.

Над утопленницей. 1890–1900.

Muzeum w Nieborowie i Arkadii, dział Muzeum Narodowe w Warszawie

В земном мире в течение Троицкой недели белорусские русалки ведут себя вполне узнаваемым образом. Чаще всего их замечают в поле среди цветущих злаков, где они поют песни, танцуют, прыгают, водят хороводы, кричат, смеются, плетут венки. Если в поле появлялись участки с полегшими колосьями, говорили, что «здесь русалки потанцевали».

Дуб в Беловежской пуще. 1922.

Muzeum Narodowe w Warszawie

Еще одно из характерных действий русалок – качание, колыхание на ветвях деревьев: дуба, березы со свисающими ветвями, реже – груши. Говорят, что русалки колыхаюцца, гутаюцца, шугаюцца. Качаться русалки могут и на качелях, на рушнике, на злаковых колосьях – вообще среди растительности. При этом они ведут себя достаточно шумно: поют, кричат, хохочут, гикают: «И-и-и!», «Шу-ги, шу-ги!», «Гу-та-та!»

В быличках русалки обычно преследуют человека, пугают его.

У русалки длинные косы, да пугает… Влезла на дуб, лезет русалка та, говорят, очень высоко на дерево, да пугала людей. Раньше моя мама видела эту русалку – и она очень похожа была на нашу Таню, на мою сестру умершую. Такая, в платочке, у нас был платочек белый, вышитый. «И она, – говорит мама, – на дубе, под дубом, на ветке так танцует и оглядывается». А мать шла километров восемь до своей деревни. Она чуть не крикнула русалке: «Таня!» Оглядывается – точно она! А потом мать оглянулась – вроде бы за ней побежала русалка, и мать до самой деревни бежала бегом (с. Симоничи Лельчицкого р-на Гомельской обл.).

Русалки могли нападать на тех, кто неправильно себя ведет в период их пребывания на земле, кто нарушает запреты, существующие в это время (например, ходит по хлебному полю, когда оно цветет, и поэтому неминуемо встречает там русалку). Жертвами нападения становились нарушители запретов на работу на Русальной неделе (те, кто в это время ходит в жито, стирает белье, вывешивает сушиться одежду, шьет, вяжет, белит печь или хату, работает в поле) либо те, кто не умеет правильно себя вести при встрече с нечистой силой (например, шумно ведут себя в лесу или около воды, подсматривают за гуляньем русалок). В подобных случаях русалки пугали, били, щекотали человека, а также уничтожали результаты его труда – портили посевы, одежду, постиранное белье.

Русалки опасны для человека тем, что могут до смерти защекотать его. Русалок даже называют по именам, образованным от глаголов, обозначающих щекотание: лоскотуха, лоскотница, казытка. Русалка щекочет не только руками, но и своими железными грудями – так взрослые пугали детей, чтобы они не ходили в жито.

В той же Гродненской губернии рассказывали, как девушка полола пшеницу, а к ней пришла казытка, стала с ней разговаривать, помогала пшеницу полоть, а потом сказала: «Давай отдохнем немного». Сели они, казытка к ней прислонилась и давай ее казытаць и заказытала насмерть» (там же.

В южных районах Брестской области на границе с Волынью записаны уникальные «русалочьи песни». Считается, что их поют сами русалки: «не мой нога об ногу», «не сей муку прямо в дежу [кадку, где замешивают тесто]», «не ложись спать в меже». Во второй части песни объясняется суть этих запретов: «ибо это грех», «ибо я Богу расскажу», «ибо не будет прибытку», «ибо увидишь беду».

Если человек работает в поле на Русальной неделе, есть риск, что он, возвращаясь домой, привезет на возу или на бороне русалку, которая в течение всего года до следующей Русальной недели будет молча сидеть у него в доме в печном углу, питаться паром, поднимающимся от горячей пищи (так питаются все покойники), а на следующий год, когда на земле снова появятся русалки, она с криками «Наши пришли!» исчезнет из дома. Иногда в быличках подчеркивается, что остаться в доме может не всякая русалка, а только та, что приходится родственницей хозяевам этого дома (то есть если в роду была покойница, ставшая русалкой).

Ехал человек в поле пахать, а там стоит толпа русалок. Вот эти русалки хотели подойти к тому человеку, а одна русалка не допускает их до того человека. Ну человек закончил работу и едет до дому. И эта русалка села к нему на воз. Человек приехал во двор, распряг волов, и русалка с воза встает. Человек загнал волов в хлев да идет в хату, и русалка за ним идет, да влезла в хату, и села в углу возле печи на припечке возле лежанки, и сидела целый год. И сидела до того дня, в который ее год назад привезли. И не пила она там ничего, и не ела. Говорят, что она была в каком-то родстве с тем человеком. И если русалки гуляют, ты не должен ничего говорить, иначе они накинутся и защекочут (с. Стодоличи Лельчицкого р-на Гомельской обл., 1984 г.).

Русалки могли заманивать человека в воду и топить. Очень часто матери объясняли детям, почему нельзя ходить купаться: «русалка потягнет в воду». Мотив любовной связи русалки с земным мужчиной в подлинной народной традиции известен слабо, однако в XX веке он стал чрезвычайно популярен как в русской, так и белорусской массовой городской культуре под влиянием художественных произведений (и не в последнюю очередь под влиянием русского перевода сказки «Русалочка» – героиню Андерсена называют Den little Havfrue, «маленькая морская госпожа», и она персонаж иного происхождения, нежели восточнославянская русалка).

Русалки в волнах. 1904.

Muzeum Narodowe w Warszawie

В период пребывания русалок на земле люди должны были вести себя очень осторожно, чтобы, с одной стороны, избежать нежелательных контактов с русалкой и нейтрализовать ее возможную агрессию, а с другой стороны, не повредить самим русалкам (с учетом того, что это умершие, которым нужно вовремя возвратиться на «тот» свет). Правильное поведение человека на Русальной неделе – гарантия того, что обе стороны, люди и русалки, не причинят вреда друг другу.

В качестве оберегов использовали универсальные средства защиты, пригодные от любой нечистой силы, – крестное знамение и молитва, а также освященные предметы и растения, которые носили с собой (например, опоясывались освященным поясом). При встрече с русалками нужно, соблюдая молчание, быстро очертить ножом или серпом (вообще любым острым железным предметом) вокруг себя круг. Помочь может также матерная ругань.

В течение всей Троицкой недели нужно соблюдать многочисленные правила и запреты, особенно не ходить туда, где можно столкнуться с русалками (в засеянные поля, в лес, к водоемам, лазить на деревья, купаться в реке). Нельзя делать многие хозяйственные работы, особенно в тех семьях, где были покойницы-русалки: шить («не шей, иначе глаза русалке зашьешь, и она будет кричать»), не мыли пол, чтобы не забрызгать водой русалок, не белили хату («ибо замажешь русалкам очи»), ничего не пололи в поле и на огороде – иначе посохнет урожай. Нарушителей запретов русалки наказывали, портя результаты их работы.

В тех местах Белоруссии, где представления о русалках особенно сильно сближались с представлениями об умерших родственниках, было принято в течение Русальной недели оставлять на столе поминальный ужин и приглашать русалок к столу с помощью специальных формул. В селах Гомельской области в среду или четверг на Троицкой неделе поминали детей, умерших некрещеными, называя их русалками и приглашая на ужин.

Русалки, пришедшие в земной мир, нуждаются в одежде, поэтому часто в троицких песнях рассказывается, как русалка просит у людей рубашку, платок, намитку (головной убор замужней женщины).

Потребность в одежде объясняют тем, что русалки, находясь на земле, справляют свой праздник, поэтому им нужно нарядиться, погулять в хорошем платье, покрасоваться. Часто говорят, что русалки приходят в мокрой одежде, и им надо переодеться в сухое. Именно поэтому преимущественно в брестских селах в семьях, где умирали девушки, существовал обычай на Русальной неделе вывешивать во дворе на заборе или на дереве их одежду (платье, сорочку, юбку, фартук, платок) – «она походит, погуляет и назад повесит». В белорусских быличках часто рассказывается о том, как умершая и ставшая русалкой дочь приходит на Троицкой неделе к себе домой и просит у матери свою любимую одежду, особенно в тех случаях, если девушку похоронили не в той одежде, в какой она просила.

Девушка из Пинщины. Беларусь (Полесье), 1911.

Muzeum Narodowe w Warszawie

В течение всей Троицкой недели русалки находятся на земле, а в следующий понедельник (это первый день Петровского поста) они собираются «табуном» на заключительные Розыгры или Розгары (то есть игрище, гульбище), после которых уходят с земли «на свои места» до следующей Троицкой недели. Русальска гульня происходит где-нибудь на лесной поляне или на месте сенокоса, где-то под большим дубом, где русалки играют, поют, кричат, хохочут, водят хороводы, угощаются, после чего исчезают.

Понедельник после Троицкой недели, начало Петровского поста, – последний допустимый день пребывания русалок на земле, в который нужно выпроводить их в «иной» мир с помощью специального ритуала «проводы русалки». В разных селах он совершался по-разному, но смысл его был один: время нахождения русалок среди живых людей закончилось, и теперь коллективными усилиями от них нужно освободить земное пространство, «шоб русаўки у сяло не ходили, шоб йих не було». В день «проводов русалки» говорили: «пайдем русалку праводить» (гомел.), «идем русалку палить» (гомел.) или «закопувать русалок» (гомел.). Этот обряд обычно представлял собой шествие жителей села (чаще всего неженатой молодежи) во главе с ряженой девушкой, изображавшей русалку. Девушка шла с распущенными волосами и венком на голове, в белой одежде, иногда увешанная с ног до головы лентами, зелеными ветками и травами. Вместо девушки могли нести сделанную из соломы и тряпок большую куклу-чучело, одетую в женскую одежду и называемую русалкой. Ряженую русалку или символизирующее ее чучело вели или несли через все село с песнями.

 
На Гряной неделе
Русалки сидели.
Провяду русалок
Из бору до бору,
В зелену дуброву,
Русалки щоб не лоскотали,
В зиму ни лякалы,
В летку ни пужали (гомел.).
 

Весенний праздник. Открытка, ок. 1910.

Muzeum Narodowe w Warszawie.

Потом вся процессия выходила за границу села – в поле, к реке или на кладбище, и там оставляли ряженую девушку или выбрасывали чучело. Изгнав русалку за пределы своего пространства, участники шествия со всех ног бежали назад в село с криками: «Цякайте [убегайте], бо русалка бягить с жалезным пральником!» (брест.), а ряженая девушка гналась за ними, стараясь кого-нибудь поймать. Считалось, что тот, кого поймала «русалка», будет несчастным. У белорусов Новгород-Северского уезда после того, как «прогнали русалок», ходили в лес, разводили костер, готовили яичницу, пили водку и пели:

 
Правадили русалочки, правадили,
Щоб ваны до нас не хадылы,
Да нашего житечка не ламили,
Да наших девачек не лавили.