Текст книги "Волчица советника"

5

Поток ледяной воды обрушился мне на голову, ударил по плечам, едва не сбив с ног. Зашипев, как мокрая кошка, я отпрыгнула в сторону и… очнулась. Пропала пустыня, исчезла горящая кровавой луной точка равновесия, осыпался мелкими песчинками самум, темной волной захлестнувший барханы.

– Что ты делаешь, Лира? Ты с ума сошла?!

Я заморгала, снизу вверх глядя на Тимара. Тим и пустое ведро – верная примета неприятностей, хуже черной крысы, перебежавшей дорогу. Потом перевела взгляд на плотное кольцо солдат вокруг, и стало не до смеха. На меня смотрели… не то чтобы со страхом, но как на опасного зверя. И опускали глаза, отворачивались, стоило встретиться со мной взглядом.

– Ты с ума сошла? Ты что творишь? Ты убить его собиралась? – встряхнул меня Тим, поднимая за шиворот.

Убить?

Да.

Уничтожить, растоптать, снести, размолоть в прах, как самум превращает в пыль деревца саксаула. На брюках шотты – россыпь бордового бисера, костяшки сбиты даже не в кровь – в мясо. У меня слабые руки, гораздо слабее мужских, и только поэтому Йарра еще жив.

– Йарра? – Тимар перешел на тирошийский. – Лира, это не граф! Парня зовут Кайн!

Я, не понимая, смотрела на брата. Я же все помню – голубые глаза цвета линялого неба, полные губы Стефана, презрительную усмешку…

Тимар за руку подтащил меня к полубессознательному мужчине. Последние несколько минут он даже не сопротивлялся.

– Смотри! Смотри, что ты натворила!

Кровь, много крови. Моя, его… Не спас даже кожаный доспех, укрепленный металлом. Из плеча выдран не просто клок одежды – кусок мышцы. На ноге кошмарная рана от сломанной в трех местах кости. Железная нашлепка, призванная защищать живот, смята сильным ударом и, кажется, мешает Йарре дышать.

– Кайн! Его зовут Кайн!

Услышав имя, мужчина дернулся, пытаясь поднять голову. Не смог. Его глаза заплыли, но цвет радужки еще можно различить – светло-голубой, лишь на пару тонов темнее, чем у графа.

Помню накатившую волну тошноты и руки Тимара вокруг моей талии – я по-девчоночьи брыкалась, пытаясь вырваться. Кажется, брат решил, что я хочу добить этого парня, которому не повезло иметь тот же цвет и разрез глаз, что и у графа. А я… Я хотела сбежать. Помню, как снова провалилась в пустыню, как смешались реальности – барханы, замок, песчаные духи, люди, помню пульсирующий алым столб караванной тропы, взметнувшийся самум, удерживающего меня Тима и страшную боль растянутых в боевом трансе связок.

Если бы не Тим, я бы сорвалась.

Помню его беспокойные темные глаза, отливающие голубиной синевой, и яркую россыпь веснушек на бледной коже – близко-близко. Я вцепилась в него, в его голос – единственную путеводную нить, способную вытащить меня из самума.

– Лира… Лира… Что же ты делаешь, Лира… Все хорошо, маленькая, очнись…

Помню, как песчаная буря сдирала кожу, помню соблазн не бороться с самумом, а отпустить его, отдаться ему, окунуться в пыльно-алую ярость. И снова Тимар. И веснушки. И рыжие пряди, выбившиеся из его косы. Мое солнце. Мой воздух. Моя пища и вода.

Шаг за шагом я выползала из кошмара боевого транса, ведомая его тихим голосом и смешными рыжими кляксами на тонкой переносице.

– Что же ты делаешь, Лира…

– Что с тобой было?

Я затрясла головой, залпом выпивая еще один стакан успокоительного. Помогало слабо – руки по-прежнему дрожали, дергалось веко, но, по крайней мере, я уже осознавала, где я и кто рядом со мной.

Тимар вздохнул, заправил за уши выбившиеся из косы волосы. Солнечно-рыжие, переливающиеся, яркие, и только на виске широкая седая прядь – память о зимней ночи, когда меня едва не съела мантикора.

– Это все островные штуки, которым научил тебя Рох?

– Йарра, – выдохнула я, клацнув зубами о край кружки.

Точку равновесия помог найти мне граф, а не Учитель, искренне считавший, что Искусства отнюдь не для таких, как я. Наставник жил в замке только потому, что ему нравился Алан… и награда, обещанная графом, – мешок золота в мой вес.

– Я видеть гордыня в твои глаза. Это Раду тебя учить?

– Да, господин.

– Ты думать, он тебе помогать, спасать. Но он вредить. Ты знать, что он не доучиться? Я выгнать его из школа. Ты повторять его путь.

– Так, может, Йарре расскажем, что случилось? Тебя же трясет всю. Вдруг он знает, что делать?

– Нет! – подскочила я. – Не зови его!

– А если Сибилл?

– Не вздумай!

– Хорошо, хорошо! – замахал руками Тим. – Не буду. Но ты точно… – замялся он, подбирая слова.

– Не озверею? – подсказала я. – Точно. Я сейчас даже встать не могу.

– И слава Светлым! И все же, я тебя запру.

– Да что хочешь делай, – вяло отмахнулась я.

– За что ты его так? – спросил Тимар, уже стоя в дверях. – Только потому, что он похож на графа?

– Он меня оскорбил!

– Но ты же понимаешь, что это не повод?

Я дернула плечами и отвернулась.

Сейчас – понимаю. И ограничилась бы просто парой выбитых зубов, как произошло с его братом. Но тогда… Тогда, сквозь пустынное марево, я видела лишь голубые глаза Йарры и пухлые губы Стефана, растянутые в улыбке. И этого хватило, чтобы покой точки равновесия захлестнула буря.

Наемника, к слову, было не жаль. Совсем. Никогда не любила идиотов, у которых язык работает быстрее, чем голова.

Я откинулась на подушки широкой кровати Тимара, завернулась в одеяло, пытаясь унять тремор. Ну дура же. Какая же я дура – лезть в транс на холодные, не разогретые мышцы и связки. Наслаждайся же теперь вонючей согревающей мазью, болью, сопровождающей каждое движение, и опухшими, забинтованными суставами! Хотя… Если Его Сиятельство решит почтить меня своим присутствием – его ждет бо-ольшое разочарование. Месяц отсрочки стоит того, чтобы потерпеть боль, горько улыбнулась я. Лишь бы Сибилла не позвал…

Взгляд рассеянно перебегал с одного знакомого предмета на другой: полотняная ширма на деревянном каркасе, делящая спальню пополам, шкаф для одежды, где висели костюмы Тима и мои немногочисленные платья – любым «ты-же-девушковым» нарядам я предпочитала бриджи и свободные рубашки без воротника, зеркальный комод, на котором восседает фарфоровая кукла – подарок графа мне на одиннадцатилетие. На полу вытертый шерстяной ковер, где так любит валяться Уголек. Где сейчас моя пантера? Я ведь даже не спросила о ней… На двери темным пятном выделяется новый металлический засов. Правда, что-то мне подсказывает, даже он не удержит Йарру, реши тот снова войти в эту комнату.

При мысли о графе руки сами собой сжались в кулаки. Как же меня бесят его собственнические замашки! Ненавижу! Почему он не похож на Тима? Или, если я прошу слишком многого, на Алана? С их заботой, с их человеческим ко мне отношением, а не как… к кукле!

Йарра приехал через день. Я даже не удивилась тому, как бесцеремонно он вломился в спальню.

– Добрый день, Ваше Сиятельство, – закрыла я книгу и поморщилась, выползая из-под одеяла.

Подумала еще – хорошо, что Тим меня из кровати выгнал, нечего, мол, ему матрас вонючими мазями пачкать! – и я лежала на своей кушетке за ширмой. Вот было бы крику, застань меня граф в постели Тимара…

– Голова твоя где была? – спросил наконец Йарра, вдоволь налюбовавшись на зеленую от притираний меня. Вообще-то, лицо мазать необходимости не было, но я, желая разыграть Тимара, старательно нарисовала узоры – справа руны, слева клеточки. Все остальное тоже было под стать – бледно-салатовое, обмотанное бинтами, вроде старых мумий, которые иногда находят в древних могилах. Эффект был грандиозным и очень, очень громким, когда я, завывая, разбудила брата ночью.

Губы графа странно подрагивали.

– За солдата наказывать не буду, ты сама себе уже достаточно навредила. Но впредь держи себя в руках – за длинный язык полагаются карцер и плеть, а не сломанная шея. Ты поняла меня?

– Да, господин.

– Хорошо. Тренироваться можешь в моем зале, я предупрежу Тимара. И еще. В полную силу – только со мной.

Йарра коснулся моих губ легким поцелуем и исчез.

Я вытерлась, отплевываясь. Надо было и рот зеленкой намазать.

6

– Это тебе. – Тим со стуком поставил на стол небольшую банку, полную искрящегося золотым состава, и склянку с какой-то гадостью, похожей на сопли.

Я, весь вечер пролежавшая в потемках, недовольно сощурилась на свечу.

– Что там?

– Лекарство с хиэром. Подвинься.

Брат опустился на край кушетки, помял мне плечо. Больно…

– Откуда это все? – кивнула я на эликсиры. Хиэр – дорогая штука. Невзрачный вечнозеленый кустарник рос исключительно в Лесу, хирея и засыхая, когда его пытались пересадить. Цвел он раз в пять – семь лет, а его лакированные, похожие на шиповник ягоды были живыми концентратами силы. Некоторые даже считали хиэр родней Кристаллам, но это уж, по-моему, совсем ерунда. Я видела Живые Кристаллы на картинках – сходство между ними и кустарником примерно такое же, как между слоном и буристой. То есть никакого.

– Ты сама как думаешь? – ответил Тимар. – Не дергайся, суставы разминать нужно, – проворчал он, продолжая свое костоломное дело.

– Я не буду это пить, – тихо сказала я.

– Лежать пластом, тебе, конечно, нравится больше? – Не то вопрос, не то утверждение.

– Как ты не понимаешь! Я же… У меня же все пройдет через день-два! И тогда он снова начнет…

Тим надолго замолчал, растирая мне колени и голеностоп, потом снова заговорил.

– Йарра так тебе неприятен? Раньше он тебе нравился.

– Не нравился!

Тимар красноречиво поднял брови.

– Ну, разве что чуть-чуть, – призналась я. – Но как опекун, как ты, не больше! А он… – Я прикоснулась к еще горящим от поцелуя губам и расплакалась. Зло вытерла глаза рукавом, но слезы не унимались. – Не смотри! – рявкнула я на сочувствующего Тимара.

– Меня-то не гони…

Брат задул свечу и откинулся на спинку дивана, дожидаясь, пока я успокоюсь.

– Ты же понимаешь, что он тебя не отпустит. – Я снова захлюпала носом. – Ты можешь драться с Йаррой, можешь воевать, но ни к чему хорошему это не приведет. Смирись. Прими его. Граф не урод, не садист, щедр. Женщины его любят…

– А я – нет!

Тимар вздохнул.

– У тебя выбора нет, Лира.

– Я убегу!

– Ты уже один раз убежала. Порка понравилась?

– Откуда?.. – поразилась я.

– Про… место, где ты пряталась в Карайсе, мне сегодня Йарра рассказал, а как выглядят следы от ремня, я знаю. – Тим поджал губы, прищурился, и я поежилась – таким неприятным вдруг показалось его лицо, будто кто-то чужой и страшный выглянул из брата. – И поверь, дражайшая сестрица, с графом тебе повезло, я бы по твоему заду прошелся розгами, чтоб ни сидеть, ни лежать не могла. Ума палата – в услужение к куртизанке! Не о себе, так о репутации рода бы подумала!

– Прости…

Тим устало потер лоб, улыбнулся и снова стал любимым и родным.

– Да что с тебя взять… Дурочка ты.

– Сам дурак! – обрадовалась я, что он не сердится.

– Ехидна малолетняя.

– Индюк надутый!

– Курица ощипанная.

– А ты, ты… Тьфу! Угу-му-гу! – Воспользовавшись моментом, пока я подбирала прозвище пообиднее, Тимар влил мне в рот «сопливый» эликсир, а потом сжал подбородок ладонями, не позволяя его выплюнуть.

– Предатель!

– Ну говорю же, дура. Мазью сама воспользуешься, если захочешь.

Само собой, я не захотела. Но и без нее всю ночь проворочалась, не сомкнув глаз, – зуд, сопровождающий сращивание мышц и восстановление связок, буквально сводил с ума, а утром я встала разбитой, злой, невыспавшейся, голодной, как волкодлак в полнолуние, но практически здоровой, лишь колено еще болело.

Мазь, принесенную графом, я выбросила. Тим только головой покачал, обнаружив разбитую банку под окнами.

– Лучше бы мне отдала.

– Извини… Я не подумала, – повинилась я.

Погода портилась, со стороны гор шла гроза, и больная нога Тима разнылась.

– Именно. Когда же ты думать начнешь…

Думать, честно говоря, не хотелось совершенно. Особенно над словами Тимара. Принять графа, смириться с его домогательствами! Да никогда! Ненавижу его…

На фоне всего случившегося возвращение Уголька стало ярким, пенящимся бокалом счастья. Я тогда тренировалась во дворе – метала кинжалы и жутко досадовала, что плечо все еще не позволяет как следует размахнуться. У ворот раздались крики, истеричное конское ржание, рев, я, забыв о колене, повернулась к опасности… чтобы бросить кинжалы и побежать навстречу пантере.

– Уголек! Хорошая моя, золотая… Девочка моя…

Невероятно, но кошка стала еще больше, полностью оправдывая свое Лесное происхождение. Теперь она вряд ли поместится в моей кровати, скорее раздавит ее! Но какая красавица! Когда она шла по двору, крупные мускулы перекатывались под шкурой, заставляя шерсть вспыхивать антрацитово-черным. Усы кустами, янтарные глаза и трехвершковые клыки.

Пантера зарычала и оскалилась, остановившись в трех локтях от меня. Я протянула руку, чтобы почесать ее за ухом, и полетела на землю, сбитая ударом мощной лапы. Кто-то выругался, раздался характерный щелчок взведенного арбалета.

– Только попробуйте, – не хуже пантеры оскалилась я. – Убью того, кто тронет кошку!

В свете недавних событий мне поверили.

Я поднялась, снова приближаясь к пантере. Ее предупреждающий рык, и моя улыбка. Удар лапы – и кувырок, я успела увернуться. Сощуренные от дневного света янтарные глаза не отпускают мой взгляд. Хвост мечется из стороны в сторону, хлещет по бокам. Задние лапы Уголька напряглись, она подобралась, как взведенная пружина, и прыгнула, повалив меня на спину.

Чуть желтоватые клыки сжали мое горло, и пантера утробно зарычала.

– Я тоже соскучилась, – прошептала я, обнимая ее за шею.

Кошка фыркнула и вырвалась. Ударила напоследок подушечкой лапы по уху и, гордо задрав хвост, независимо потрусила к лестнице, ведущей в замок. Растирая шею, украшенную розовыми вмятинами зубов, я покосилась на преувеличенно не обращающих на меня внимания солдат и подумала, что снова получу взбучку от графа.

Уголек обиделась. Пантера отказывалась брать у меня еду, выбивала из рук миски с молоком, которые я подсовывала ей под нос, не давалась гладиться и демонстративно ночевала в ногах у Тимара. Она даже в ванну ко мне больше не пыталась запрыгнуть, хотя я нарочно наполняла ее по три раза в день.

– А чего ты ожидала? – спросил Тим, почесывая кошачье ухо. – Она же решила, что ты ее бросила. Когда ты уехала, киса тебя по всему замку искала и орала дурным голосом, служанки выйти в коридор боялись. От еды отказалась, я уже всерьез начал переживать, что умрет. Потом выбила окно и сбежала. В марте появилась, нагадила на твою кровать и снова ушла.

Я расхохоталась, представив страшную кошачью месть. Из-за ширмы донесся оскорбленный рык – пантера отлично понимала, когда над ней смеются.

– Тихо, тихо, – погладил ее Тим.

– Ошейник – твоя идея? – спросила я.

Тимар зевнул.

– Идея – моя, исполнение – графа.

– Серьезно?! – Я заглянула на половину Тимара. Тот приглашающее кивнул, и я с удовольствием уселась на его кровать, разглядывая плетенный из стеблей светлого растения и серебряных нитей ошейник на Угольке. Потянулась, повернула к свету небольшую подвеску в виде оскалившегося волка.

– Она же шляется по феоду, пристрелить могли из-за шкуры. А серебро и тарлич отлично видно даже в темноте.

– Но как Йарра смог надеть на нее ошейник? – Я все не могла отойти от удивления, потирая кулон. Пантера фыркнула и сжала мою руку зубами. – Или грызи, или отпусти, – дернула я ее за усы.

– Как-как… Выследил и надел.

– Но подвеска… И плетение… Это же дорого…

– Ты еще не заметила, что Йарре для тебя ничего не жалко?

– Да ну тебя, – рассердилась я, спрыгивая с кровати. Колено отозвалось болью. – Достал ты меня! И граф твой достал! И вообще все достало!

– Ты куда? Ночь на дворе!

– Прогуляюсь!

– Лира!..

– Что смотришь, иди за ней, – скомандовал Тим пантере. – Иди-иди, а то опять хозяйка пропадет, – спихнул он с матраса пушистую тушу.

Кошка свалилась комком сырого теста, недовольно рыкнула и, мягко переступая лапами, большими, чем мужская ладонь, растворилась в темноте.

Злая, как ведьма, я с грохотом скатилась по лестнице, хлопнула входной дверью, пересекла двор и вышла через неприметную дверь во внешней стене. Запертую, конечно, но маленькая брошь в виде дракона, которую я носила на рукаве, великолепно трансформировалась в отмычку.

Выбравшись из замка, я спустилась к ручью, отводящему лишнюю воду изо рва, запрыгала по обнажившимся камням, пересекающим русло. Сейчас жарко, и они почти сухие, а сам ручей чуть выше колен. Осенью, во время дождей, он превращается в полноводную реку, в которой запросто можно утонуть.

Успокоилась я только на другом берегу, спрятавшись под раскидистой ивой. Ее ветви образовывали зеленый шатер, сквозь который проглядывало небо, усеянное крупными, низкими перед дождем звездами – россыпь бриллиантов на черном вельвете небесной шкатулки. Сорел любил звезды – осколки душ тех, кто гуляет в Садах Светлых. Как много он знал об этих льдистых холодных искрах… То есть знает. Конечно же, знает, ведь он жив. И Алан жив. Но почему же так хочется плакать?..

Когда ивовый шатер дрогнул, впуская внутрь темную фигуру, я сначала решила, что это Тим. Еще успела подумать, что из вредности не вернусь в спальню и останусь ночевать здесь, тем более что ночь теплая. Да и он, зная меня, наверняка принес плед… Потом я унюхала до колик знакомый шипровый запах одеколона и вскочила.

– От кого прячешься? – спросил граф.

– Я не прячусь… – попятилась я. – Мне… я… Я спать собиралась идти! Спокойной ночи! – и нырнула в заросли, надеясь скрыться в темноте.

Не получилось.

Йарра схватил меня за локоть, дернул назад, прижав спиной к своей груди.

– Маленькая врушка, – пробормотал он, касаясь губами моего затылка. – Ты же выбежала из замка десять минут назад. Поссорилась с братом?

Я извернулась, пытаясь освободиться, и хватка графа стала крепче.

– Я задал тебе вопрос, Лира!

– Да, мы повздорили, – выдавила я, вцепившись в мужскую ладонь, ползущую вверх.

– Из-за чего? – Голос низкий, бархатный, и от горячего дыхания, опаляющего шею, по спине побежали мурашки. – Из-за чего ты поссорилась с братом, а? – повторил Йарра, сжимая мою грудь сквозь тонкий шелк.

– Отпустите!

– Даже не знаю, что на это ответить. – Я почувствовала, что он улыбается. – Не могу или не хочу.

– Я закричу!

– Кричи, – развеселился Йарра. – А что ты скажешь тем, кто прибежит на твои вопли?

– Ненавижу вас! Ненавижу! Отпустите! – забилась я.

Йарра толкнул меня к ивовому стволу, впился в губы, в шею. Рванул рубашку. Его руки шарили по мне, тискали, не отпускали, и от стыда и страха я хотела провалиться сквозь землю.

– Не надо! Не надо, ну пожалуйста…

– Лира! – донеслось от ручья. – Лира, твою мать! Второй час ночи, где тебя лярвы носят?!

Йарра замер и зажал мне рот ладонью.

Я замычала, упираясь в его плечи, а потом изо всех сил вцепилась зубами в мужскую руку.

– Дрянь! – охнул граф.

– Я здесь, Тим! – Боги, какой у меня хриплый голос…

– Лира, если ты сейчас не выйдешь, я тебя за ухо выведу! Не посмотрю, что взрослая!

Глаза Йарры чернели флером. На секунду мне показалось, что он сейчас пошлет Тима Лесом, а брат будет вынужден подчиниться и уйти.

– Отпустите меня, пожалуйста, господин… – шепотом взмолилась я. – Пожалуйста… Пожалуйста, Ваше Сиятельство…

Граф выругался и разжал руки. Отвернулся. Глотая слезы, я одернула перекрученную, измятую одежду и побежала к Тимару.

– Ты чего ревешь? – опешил брат.

– Упа-ла, – всхлипнула я. – Блузку порвала… Любимую…

– Наказание мое, – покачал головой брат. Снял с себя рубашку, надел ее на меня, затянув шнуровку у самого горла. – Быстро домой! Чтобы, пока дойду, ты под одеялом была и спала!

– Хо… Хорошо…

Пантера выбралась из кустов и уселась рядом с Тимом. Парень потрепал ее по загривку, даже чмокнул в макушку.

– Молодец, киса.

Отправленная за Лирой, Уголек вернулась почти сразу – зарычала, зафыркала, вцепилась в его ногу, стаскивая с кровати. Сердце сжалось, и Тим, где мог, бегом, а где просто съезжая по перилам, бросился вниз. И, как оказалось, не зря. В ответ на его крики из-под раскидистой ивы донеслась возня, тихое «Дрянь!» и глухой голос Лиры, а потом девчонка выскочила оттуда как ошпаренная. Растрепанная, заплаканная, в криво застегнутой рубашке с оторванными верхними пуговицами.

Тим дождался, пока Лира скроется за внешней стеной, и севшим от злости голосом заговорил, обращаясь к ивняку.

– Что же вы делаете, Ваше Сиятельство? Таскаете девочку по кустам, как последнюю шлюху… Вы в своем уме? Она же после каждого вашего, – Тим запнулся, – после каждой встречи с вами как в воду опущенная! Вы ее сломать хотите?.. Вам мало, что она готова в притоне жить, лишь бы не с вами? Ждете, пока с башни спрыгнет? Или на косе повесится?.. Ей дури и решимости хватит, не думайте… Вы для чего ее растили, господин? Зачем Роха наняли, зачем кормили буристой, семь лет учили?.. Только для того, чтобы сделать своей девкой?! …Ваше Сиятельство, я вам клянусь, если вы сломаете Лиру, я вас уничтожу. И плевать, что со мной потом будет.

Пантера вдруг оскалилась и зашипела, отпрянула в сторону.

– Зубы отрастил, Орейо? – спросил появившийся из темноты граф. – Выбью.

Отшвырнул Тима с дороги и зашагал к замку.

Ночью Тимар проснулся от горьких всхлипов, но сам не пошел – знал, что девушке будет неприятно, если он застанет ее плачущей. Отправил Уголька и спустя пару минут услышал:

– Ну куда ты лезешь? Фу, вонючка, уйди! Какую дрянь ты ела?.. Не надо, щекотно! Ну перестань, Тимара разбудим! …Куда ты лезешь, кровать сломаешь! У-у, буйволица клыкастая…