Текст книги "Волчица советника"

– Помочь?

Ответом я его не удостоила, отвернулась к огню в камине. Жар высушил выступившие слезы, приподнял пушистые волоски на висках. Йарра оттащил меня от пламени.

– С ума сошла? Хочешь ожечься?

Помог мне выпростать руки из рукавов, растер следы от впившегося в кожу шелка и жемчужин.

– Ты голодна? – тихо спросил он. – Пить хочешь? Твою мать, Лира! – встряхнул он меня. – Ты так и будешь молчать?!

Я упрямо закусила губу и отвернулась.

– Ну, молчи.

Йарра сел, прислонившись к стене, притянул меня к себе, устроив на коленях. Меня трясло – не от холода, от нервов, я все пыталась прикрыть грудь, стиснуть ноги, и впервые жалела, что, подобно благороднорожденным леди, вывела с тела лишние волоски.

Мужские губы путешествовали по моей шее, по затылку. Вверх-вниз, до самого плеча. Вверх-вниз, пощипывая мочки ушей, покусывая их, когда я, дрожа, пыталась увернуться от настойчивого рта, от горячих рук. Вверх-вниз, пока я не сдалась, не замерла, позволив ему ласкать меня.

– Ты пахнешь летом… – прошептал Йарра. – Лира моя…

И накрыл рот долгим поцелуем, прежде чем я успела возразить.

Это был его первый нежный поцелуй. По-настоящему нежный. Помню, я зажмурилась, когда его губы прильнули к моим, готовая к смятому рту, к болезненному укусу, как бывало не раз, к его языку, бесцеремонно толкающему мой, – и удивленно распахнула глаза, почувствовав ласку. Наткнулась на его взгляд и поспешно опустила ресницы, но он успел разглядеть мои изумление и недоверие. И легкую ноту восторга.

– Еще? – спросил граф, выписывая большим пальцем узоры у меня на щеке.

Я осторожно кивнула – понимала, что именно этого он ждет, – и… не пожалела.

Поцелуи Йарры стали нежными и сладкими, как южный шоколад, руки осторожными, а движения мучительно-медленными. Не было больше ни стальных объятий, в которых, кажется, вот-вот задохнешься, ни жестокой страсти, ни грубой ласки, от которой недолго рехнуться.

Лишь нега, томление и странная неудовлетворенность.

И тревожные мурашки по телу.

И колотящееся, будто лигу пробежала, сердце.

И неожиданно острое желание обнять графа, прижаться к нему, почувствовать его глубже, полнее. Помню, я опешила. И уперлась в его плечи, умоляя остановиться, испугавшись теперь уже не его, а своих чувств. До сих пор не знаю, как он сдержался и где нашел силы меня успокаивать. И продолжать только тогда, когда я сама рефлекторно шевельнула бедрами.

А потом был восторг, и тот самый полет, о котором, как я успела решить, врут книги, и вязкая бархатная темнота, и стон графа одновременно с моим.

Йарра очнулся первым. Чуть приподнялся на локтях, покрывая мое лицо поцелуями.

– Кошка дикая, – улыбнулся он, – ты мне всю спину расцарапала. – И засмеялся при виде моих расширившихся глаз, когда я вдруг сообразила, что одна моя рука по-прежнему лежит на его плече, а другая на голых ягодицах.

– Вы!.. Вы!.. – задохнулась от возмущения я и рванулась. – Пустите!

Йарра захохотал еще обиднее, поймал мои запястья, прижимая их к шкуре.

– А я уже хотел было спросить, кто эта покорная девица и куда она дела Лиру!

Завизжав, я забилась под ним, укусила за плечо, боднула головой. Йарра навалился на меня, зажал рот ладонью, прерывая поток оскорблений.

– Тебе Тимар никогда рот с мылом не мыл?

– У! Угу! Гу! – замычала я и попыталась испепелить его взглядом.

– Жуткое зрелище, – прокомментировал Йарра. – Я сейчас уберу руку, но, Лира, насчет мыла я не шутил.

Ладонь он убрал… и едва успел отдернуть голову, когда я клацнула зубами перед его носом.

– О боги… – Граф спустился ниже, целуя мне плечи, грудь. – Тебе не надоело драться? Тебе же хорошо со мной…

– Плохо!

– Да ну?

– Да!

– А если так? – Его рот сомкнулся на соске, потянул, и я закусила губу, сдерживая крик.

– Да!

– А вот так?

О боги!.. Он хочет еще? И забрыкалась:

– Да!

– Так тоже плохо? – Йарра вдруг поднял мою ногу, забросив ее себе на плечо, и прижался губами к чувствительному месту под коленом.

Надеюсь, он смог расслышать мое «да» среди стонов.

– Лира, проснись.

– У…

– Лира, мне пора.

– Угу… – Она даже глаз не открыла.

Уже одевшийся, Раду опустился рядом с ней на одно колено. Светлая кожа девушки разительно контрастировала с зимним мехом черного волка, и ладонь сама легла на хрупкое плечо. Скользнула ниже, сжав аккуратный холмик упругой груди. Пальцы ущипнули затвердевший сосок, и Лира застонала.

– Ну не надо, пожалуйста… Вы же и так всю ночь мне спать не давали…

Раду покосился на часы на каминной полке и неохотно убрал руку.

– Оденься хотя бы, – проворчал он, отворачиваясь. Розовые лепестки девичьих губ манили, искушали, а темное пятно от поцелуя на шее вызывало едва контролируемый приступ желания.

– Вы рубашку испортили, – равнодушно пробормотала Лира, и граф тихо выругался. Рывком стянул с себя шерстяную тунику, как куклу, одел в нее слабо сопротивляющуюся девушку.

– Колется…

– Потерпишь. – Туника, доходившая ему до середины бедра, укрыла Лиру балахоном, закрывающим колени. – Держись за шею, – велел он, поднимая девушку на руки.

– Куда вы меня несете? – вяло спросила она.

– В твою спальню.

Крепко прижимая спящую девушку к груди, Раду вышел из кабинета, пинком ноги захлопнул дверь… и остановился, будто на стену налетел, – в коридоре, всего в нескольких шагах, сидел Тимар. Сидел достаточно близко, чтобы слышать все происходящее ночью.

Глубоко вдыхая запах вербены и лайма, Йарра прикрыл глаза, успокаивая поднявшуюся волной ярость. Если бы не Лира на руках, он, скорее всего, свернул бы наглецу шею. Или нос – хорошего секретаря найти сложно.

– Как видишь, я ее не съел.

– Вижу, – кивнул Тимар. – И безмерно этому рад. Позвольте мне? – Орейо шагнул ближе, пытаясь забрать сестру.

Глаза графа из светло-голубых стали стальными.

– Пошел вон, – прошипел он, оттолкнул парня плечом и быстро зашагал по коридору.

А Лира спала. Спала, доверчиво прижавшись щекой к его груди, и забавно морщила нос во сне. Ее не разбудили ни перебранка, ни ворчание графа, обнаружившего, что покои, соседствующие с его спальней, заперты, ни даже поцелуй – Раду не смог отказать себе в удовольствии почувствовать вкус ее губ перед уходом.

9

Записка, придавленная ниткой радужных опалов, гласила, что Его брыгово Сиятельство собирается навещать меня по средам и субботам. Радуйся, Лира! Рассерженно фыркнув, я смяла и бросила бумагу под кровать. Опалы я бы с удовольствием швырнула туда же, если б не предчувствие, что граф меня на этой нитке повесит.

Проснувшись поздним вечером, я долго соображала, где нахожусь, – кровать лишь ненамного шире моей кушетки, жесткий матрас, жесткая подушка, тонкое одеяло, темная громадина шкафа, прогоревший камин, белеющие штукатуркой стены без следов какой-либо обивки, голый каменный пол с единственной шкурой у постели. Потом сообразила, что, кроме одеяла, укрыта еще и мужским плащом с толстым меховым подбоем, увидела записку и наконец узнала спальню графа – я была в ней однажды, шесть лет назад, когда он очнулся после нападения мантикоры и впервые почувствовал зов флера.

Я поманила магический светильник, силясь прочитать убористые строчки.

– Ярче!

Зашипела, когда брызги света ударили по глазам, проморгалась и наконец разобрала: «Вынужден тебя покинуть – дела. Постараюсь выкраивать время по субботам и точно буду по средам. Р.В.»

«Р.В.» – Раду Виоре, но все, кроме Галии, звали его по титулу – Йаррой.

– «Вынужден покинуть», – бухтела я, рассматривая в зеркале пятно на шее. Удивительно, но других следов в этот раз больше не было, даже на руках. – Да чтоб вы провалились!

Само собой, такого удовольствия он мне не доставил. Не провалился, не утопился, не свалился с лестницы, чего я ему искренне желала, его даже холера не брала! И регулярно приезжал в замок.

– Тимар, что любит твоя сестра?

– Что, простите?

– Орейо, у тебя со слухом проблемы? – Амулет связи искажал голос, и казалось, что граф страдает зубной болью.

– Лира… Секунду… Молочный шоколад с изюмом, свежие вишни, верховую езду, шелк, но только тот, что легкий, плотный ей не нравится, кашемир, замшевые митенки, жемчуг и дамские романы, особенно истории об Эванджелине.

– О ком?

– «Эванджелина – повелительница духов», «Эванджелина – несчастье короля», «Эванджелина – искушение шейха» – неужели не слышали? – Тимар прикусил палец, чтобы не рассмеяться.

– Слава Светлым, нет.

– Кроме того, она учит ассаши и недавно жаловалась, что свитков не достать – не то что подлинников, но даже копий.

– Ясно. Благодарю.

– Не за что, Ваше Сиятельство.

Хуже всего было по средам.

По субботам князь устраивал приемы, покидать которые раньше Его Светлости было, мягко говоря, неразумно, и потому граф приезжал в замок поздней ночью, всего на несколько часов – утром в Рассветном начинались маневры флота. Я же к его появлению успевала вымотаться на полосе препятствий так, что засыпала на ходу, и мне было глубоко плевать, куда меня несут, – лишь бы не будили.

Хорошо помню те осенние вечера – стылую мглу и колючие снежинки в лицо, боль в легких от морозного воздуха и мечущееся пламя горящих смоляных бочек, оледенелые бревна частоколов, стоящие колом канаты и сдавленные ругательства Кайна и Дирка за спиной, почему-то решивших, что обязаны бегать вместе со мной. Зато ночей совсем не помню. Кажется, поцелуи, кажется, губы на груди и мозолистые ладони на бедрах. И шипр. После ночи с графом я вся пахла шипром, а во рту был вкус табачного вина, который не могла перебить даже гвоздика.

А по средам было плохо. По средам Йарра приезжал сразу после обеда и оставался до утра четверга – подписывал подготовленные Тимом документы, просматривал привезенные с собой отчеты, иногда что-то чертил на морских картах – и все это обсуждал со мной. Зачем-то.

От игры в молчанку граф отучил меня быстро. Еще секунду назад что-то рассказывающий о вымоченных в льняном масле досках, он вдруг замолчал и решительно запер дверь кабинета.

– Ну, раз ты не хочешь разговаривать…

– Хочу! – вскинулась я, впервые за день посмотрев ему в лицо.

– Нет уж, – усмехнулся он. – Теперь – я хочу…

И мы разговаривали, да. Как раньше, до того, как я стала его девкой. Граф учил меня разбираться в морских картах, навигации, карте звездного неба.

– Зачем? Есть же магнитная игла.

– А если она сломается? – щелкнул меня по носу Йарра.

– А если звезд не видно?

– Значит, ориентируйся на свою внутреннюю иглу. Закрой глаза, – велел он.

Я послушно зажмурилась, а он раскрутил меня, как юлу.

– Ну? Где север?

– Тут? – И заалела, когда граф поймал губами выставленный мной палец.

Он рассказывал о происходящем на материке и на архипелагах, об истоках и подоплеке тех или иных событий, о разнице между причиной и предлогом. Четко, ясно, с примерами. Иногда на лизарийском, иногда на меотском языках. Учил меня основам языка рау и объяснял идиомы островных наречий. Вместе с ним я читала отчеты о состоянии армии, флота, дорог, торговли, о наступлении и удержании Леса, о добыче угля и выплавке стали.

С Йаррой было интересно, и порой я забывалась – бегала вокруг стола, прослеживая пальцем течения на расстеленном полотнище карты, заглядывала через его плечо, когда он, веселясь, поворачивал документ так, что тот невозможно было прочесть, спорила до хрипоты, доказывая свою правоту и выводя десятки алхимических формул – в чем в чем, а в том, как смешать что-нибудь убойно-самовозгорающееся и ядовитое, я неплохо разбиралась. Ломать же всегда интереснее. В такие моменты даже его рука на моей талии не раздражала. А была она там почти всегда. Или на бедре. Иногда – в заднем кармане бриджей, или под туникой, на пояснице. Йарра приучал меня к себе – к прикосновениям, к голосу, к запаху, к уколу колючей щеки, когда он терся ею о мою, к складке справа от губ – от кривой усмешки, заменявшей ему улыбку. К ритму дыхания, к контрасту наших рук, к размеренному стуку сердца, к тонкому шраму над бровью, который видно только вблизи. Я дергалась, отталкивала графа, шипела, отпрыгивала – и все равно оказывалась у него на коленях.

И были поцелуи. Легкие, осторожные касания твердых губ завораживали, дразнили, дыхание смешивалось, и только Светлые знали, чего мне стоило сидеть смирно, когда по телу разливалась горячая волна, когда внизу живота все сжималось, стоило графу запустить руку мне в волосы, лаская затылок, когда соски собирались в твердые горошины от одного его урчащего «Лир-р-ра».

– Не надо…

– Что не надо?

– Не надо так…

– Не надо так?.. Или вот так, мм?.. Лира моя…

Порой он увлекался, и его ладони стискивали мое лицо, а поцелуй становился болезненно-жестким, жадным. Хозяйским. Но Йарра быстро приходил в себя и снова, как паук доверчивую мушку, опутывал меня тщательно сдерживаемой страстью и неторопливой нежностью. А потом сталкивал с колен:

– Какое построение используется, если войско окружено превосходящим противником?

И я, раскрасневшаяся, возбужденная, вцеплялась в стол так, что белели костяшки пальцев:

– Орбис, Ваше Сиятельство.

– Замечательно. Спустя всего две недели ты это запомнила. И будь добра, не ломай столешницу.

А потом мы вместе ужинали, и граф, вместо того чтобы использовать лежащую перед ним салфетку, собирал губами и языком крошки песочного печенья с пальцев, а я сидела, как на иголках, очень ярко представляя себе, что еще умеет делать его язык. Доходило до того, что я ждала наступления ночи едва ли с меньшим нетерпением, чем Йарра.

И это было хуже всего – даже хуже, чем откровенное насилие, – тогда я могла бы ненавидеть графа за унижение и причиняемую боль. Но тому, что он делал сейчас, ненависть я противопоставить не могла. Понимала, что должна, хотела, но не могла. Не получалось.

– Зачем он это делает, Уголек? Я же и так его шлюха, я же никуда не денусь – за мной следят, как за княжескими регалиями! Почему он так себя ведет? Для чего все это? Его уроки, его подарки, его… – Я даже пантере стеснялась сказать «поцелуи». – На приемах он представляет меня чуть ли не женой!.. Зачем он играет со мной, Уголек? Мне же больно…

Пантера сочувствующе скалилась, и подвеска в виде волка на ее ошейнике – еще одно мое «зачем?..» – светилась в темноте кладовки.

Граф с легкостью разбивал, растаптывал броню, за которой я пыталась спрятать чувства и эмоции, вытряхивал меня настоящую, голую, ранимую, не позволяя отрешиться от его слов и поступков. Зачем?! Ему не все равно?

Меня добили вишни – корзинка свежих вишен в начале декабря – и толстая папка, перевязанная бархатной лентой, с черновиком еще даже не отданной в типографию «Неукротимой Эванджелины».

– Зачем? – хрипло спросила я.

– Что «зачем»? – повернулся меняющий рубашку Йарра.

– Зачем это все? – я сглотнула образовавшийся в горле ком. – Зачем подарки? Эти украшения, – вскочив с кровати, я открыла шкатулку, набитую подаренными драгоценностями, – эти наряды? – Обвиняемое мной яблочно-зеленое платье мерцало мелкими изумрудами.

– Лира…

– Нет, не трогайте меня! Не сейчас, не надо, пожалуйста, дайте договорить! – я уперлась в его плечи, отталкивая. Меня трясло, как в лихорадке. – Пожалуйста.

Граф медленно разжал руки и отступил.

– Что вам от меня нужно?! – убито заговорила я. Обняла себя за плечи, пытаясь согреться. – Зачем ваши уроки, зачем подарки, достойные княжны? Я же смесок, ваша девка, ваша собственность, я никуда от вас не денусь! Для чего вы все это делаете?!

Йарра скрестил руки на груди, сверля меня теряющими голубизну глазами.

– Уроки – потому, что мне нравится проводить с тобой время. Подарки – потому, что я могу их дарить. Я не понимаю, что тебя не устраивает, Лира. То, что я добр? Что щедр? Что?

– Зачем вы ко мне в душу лезете, Ваше Сиятельство? – опустила голову я.

– Боги, как же вы, женщины, любите все усложнять! – Граф отвернулся, застегивая пуговицы рубашки, и бросил через плечо: – Одевайся, я не люблю опаздывать.

А еще он очень не любил, когда я задавала неудобные вопросы. И когда сидела вот так – сломанной куклой. И еще больше – когда я отворачивалась, пряча лицо.

– Если мои подарки доводят тебя до подобного состояния – их больше не будет, – сухо сказал Йарра. Надел камзол, пристегнул кинжал, увидел, как я дрожащими руками пытаюсь натянуть чулок, и ругнулся.

– Сегодня останемся дома.

Сон, как и Стефан, пришел около полуночи.

– Ли-и-ра… Где ты, малы-ышка?

Я сижу в темном углу спальни, прямо под открытым окном, и ветер раздувает передо мной тонкие газовые занавески.

Пахнет лилиями и кровью.

– Ли-ира-а… Негодная ты девчонка…

Снежная пыль серебрится в лунном свете, осыпается мелкой водяной пылью мне на голову, на голые плечи, открытые разорванным платьем. В ушах – звон от пощечины, сквозь который пробивается хриплое:

– Ли-и-и-ра-а-а… Я все равно найду тебя…

Спальня, почему-то очень длинная, как коридор, опоясывающий замок, и такая же узкая. И там, в дальнем конце, у двери, стоит темная фигура. Я не могу разглядеть лица, но точно знаю, что это – ОН. И что бежать – некуда, потому что двоим в этом коридоре не разминуться.

– Ли-и-ра-а…

Я билась, задыхаясь в тесных объятиях.

– Нет! Не надо! Господин Стефан! НЕТ!

– Лира, это сон!

– Не надо! НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!

Рот зажала сильная рука.

– Ты сейчас весь замок перебудишь!

Я царапалась, кусалась, пытаясь вывернуться из-под навалившегося на меня мужчины. Сейчас он сожмет мне горло, и все…

– Это я, Лира! Раду! Не Стефан!…Да посмотри же на меня!

Замычав, я замотала головой, выгнулась и снова рухнула на матрас.

– Просто открой глаза. Лира, слышишь? Открой глаза! Просто открой. На счет три, хорошо? Раз… Два… Да какого тролля! – Лицо обожгло пощечиной, я вскрикнула от боли в прикушенном языке, и сон наконец-то исчез, рассыпался звонкими стекляшками калейдоскопа.

Йарра привлек меня к себе и крепко обнял.

Я уткнулась ему в грудь, тяжело дыша и чувствуя, как по спине, по лицу, по груди стекают капли пота. Граф осторожно перебирал мои волосы на затылке, укачивал, как ребенка, и шептал какие-то глупости, что никому меня не отдаст – ни Стефану, ни самому Корису, реши Темный тут появиться.

– Можно я умоюсь?

Я долго плескалась в его ванной, смывая пот и липкий страх, долго вытиралась, рассматривая бритвенные принадлежности и банный халат, которым граф на моей памяти ни разу не пользовался. На одной из полок стоял флакон с одеколоном Йарры. Воровато оглянувшись на дверь, я отвинтила крышку, вдохнула разлившийся аромат шипра, кожи, табака и пачулей. Боги, какой чудесный запах! Совсем не похожий на проклятые белые лилии…

К моему возвращению слуги успели сменить постель. Одетый в брюки граф лежал на хрустящих от крахмала простынях и лениво просматривал рукопись «Эванджелины».

– Зачем она сбежала от короля?

– Он казнил ее мужа, – тихо сказала я, забираясь в постель и уже под одеялом избавляясь от полотенца.

– Но муж же жив, – нахмурился граф. – Вот, написано!

– На самом деле король его помиловал и инсценировал казнь, потому что уважал его как человека, но граф Таори был слишком богат и влиятелен, и…

– Боги, что за чушь ты читаешь, – фыркнул Йарра, приглушая светильник и устраивая меня на плече. – Соперников и конкурентов не отпускают, при всем уважении их тихо удавливают или травят.

Я отодвинулась.

Он притянул снова.

Я затихла, позволяя ему играть с пальцами на моей руке.

– Кошмар приснился из-за моих подарков?

– Что?.. Нет. Это мой особый кошмар, еще с детства, – грустно улыбнулась я.

– Часто?..

– Часто. Но обычно Тим успевает меня разбудить, у него очень чуткий сон.

– Та-ак, – протянул Йарра, и татуировка больно уколола ухо искрами раздражения. – Значит, тебя Тимар все еще будит? Я кому велел переехать?!

Граф приподнялся, навис надо мной, рассерженно глядя в глаза.

– Мне не нравятся покои Галии, – буркнула я.

– Значит, живи в моих!

– Что, с пантерой?

– Да хоть с гоблином, я всего два раза в неделю здесь бываю!

Граф злился, но это была совсем не та злость, что заставляла сжиматься в комок и пытаться слиться с мебелью. Подобные вспышки меня скорее веселили.

– Я подумаю.

Притворно зарычав, Йарра прижался к моим губам в крепком поцелуе. Тоже не страшном. Кто бы мог подумать, что Его Сиятельство, великий и ужасный Райанский Волк, будет пытаться отвлечь меня от страшного сна!

…как ненавидеть его после этого?..

А «Эванджелину» я все-таки прочитала, хоть и обещала себе к ней не прикасаться. Открыла папку… и пропала. Если бы Тим не напоминал мне, что нужно поесть, а организм – о естественных нуждах, я бы вросла в кресло. Помню еще, я все огрызалась на Тимара, пытавшегося выгнать меня на улицу.

– Отстань, – когда братец дернул меня за вихры.

– Уйди, – когда его руки начали разминать мне шею. – Хотя ладно, продолжай.

– Ты с ума сошел?! – завопила я и вцепилась зубами в мужскую руку, вдруг оказавшуюся слишком близко к вырезу рубашки. – Вы?..

– Ну и зубы у тебя, – скривился граф, рассматривая наливающийся кровью укус.

– Простите… Я испугалась… А разве сегодня среда?

– Пятница. Я ненадолго.

– …Мне показалось или я слышал хлопок телепорта? – заглянул в библиотеку Тим.

– Показалось, – проворчала я, прячась за книжными стеллажами, где спешно застегивала рубашку и поправляла ремень на бриджах. Йарра действительно пробыл недолго, но этого хватило, чтобы я походила на жертву урагана.

– Ну, значит, показалось, – покладисто согласился Тимар. – Все хочу спросить – как у тебя с графом?

– Чудесно, – проворчала я. – Тебе-то что?

– Мне? Любопытствую. – Судя по звукам, Тим устраивался в библиотеке надолго. – Это не твоя пуговица на полу?..

Лярвин дол!

– А с графом вы отличная пара.

– Тим, я сейчас тебя стукну.

– За что?

Услышав приближающиеся шаги, я вытащила первую попавшуюся книгу и раскрыла на середине.

– За неуемное любопытство!

Тимар прислонился к шкафу, стараясь не давить на больную ногу, растер бедро, откинул за спину свесившуюся косу.

– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо, а для этого нужно, чтобы ты прекратила накручивать себя и трепать нервы Его Сиятельству.

– Ему потреплешь, как же!

– Тебе это неплохо удается. – Тим вдруг фыркнул. – Ты книгу вверх ногами держишь!

Брыг!

Захлопнув том, я запихнула его на место и попыталась протиснуться мимо Тимара, но брат поймал меня за талию.

– Нет уж, от разговора ты не сбежишь. Служанки слышали, как вы позавчера ругались – из-за чего?

– Я не хочу об этом говорить. Пусти, – задергалась я.

– Не пущу. Давай пошипи на меня.

У Тима очень светлая улыбка, преображающая его нервное лицо с тонкими чертами. И веснушки… Яркие солнечные крапинки на носу и под глазами, которые он все пытается вывести огуречным бальзамом. Люблю его…

– Я тоже тебя люблю, – Тим погладил меня по волосам, по спине. – Рассказывай, что ты себе навыдумывала? Эли подробностей не слышала, боялась долго у двери стоять.

Не выдержав, я засмеялась.

– Сумасшедший! А если бы граф узнал, что ты велел за нами шпионить?

– Думаю, он бы мне нос свернул набок. Так что рассказывай сама, не заставляй меня рисковать чудесным профилем.

Вздохнув, я уткнулась ему в плечо.

– Он ведет себя, как мой друг. Я не понимаю зачем, Тим? Для чего? Он же мой хозяин и господин, я же все равно сделаю что бы он ни велел. А он… Понимаешь, я боюсь ему верить! Я уже считала его другом, и что из этого вышло?

– М-да… – Тим отстранился и, опираясь на мое плечо, пошел к креслу. – Болит, зараза! Никак к метели. Садись, – кивнул он на стул. – Как говорится, отсутствие женского воспитания налицо… Лира, ты же умная девушка, неужели в твою хорошенькую головку никогда не приходила идея, что ты ему просто нравишься? И что подарками он выказывает свое расположение? Или ты ждешь, что он рухнет на колени с воплем: «Любимая, я жить без тебя не могу?» Что серенады петь начнет? Лира, он граф, Первый Советник князя, он начинал службу простым капитаном, а стал Лордом-Адмиралом! Сам! Без протекции отца! Ты всерьез считаешь, что в Его Сиятельстве можно отыскать хоть каплю романтизма? Ему тридцать семь, Лира! Он взрослый мужчина, как ты правильно сказала, твой хозяин – и чтобы сопли на кулак мотал, добиваясь твоего расположения? Он привык просто БРАТЬ, ничего не давая взамен, тебя же засыпает подарками, о которых Галия могла только мечтать! Он позволяет тебе то, за что другую уже давно отправил бы в казармы, на потеху солдатне, или просто высек. Какие еще доказательства тебе нужны, скажи?..

…мне действительно позволялось многое.

Я была в легком шоке, когда узнала, что обыденные для меня вещи недоступны другим леди – не то что признанным бастардам, но даже законнорожденным. Книги, учеба, уроки верховой езды и плавания – все то, что долгое время я считала обременительной обязанностью, вдруг оказалось редкой привилегией, возможным капризом отца или опекуна. О прогулках в одиночестве, без десятки компаньонок, о горной пантере в спальне, о разговоре на равных, о ежемесячно выделяемых деньгах, которые я могла тратить по своему усмотрению, даже не упоминаю.

Хорошо помню один из вечеров, устроенных в честь графа парой его баронов. Я, как посмеивался Йарра, бунтовала, отказываясь надевать платье – холодно, неудобно, на грудь все пялятся, и Его Сиятельство позволил остаться в чем есть, удовлетворился иллюзией, делающей меня старше и… как бы это сказать, более развитой. В чем есть – это в брюках, рубашке, короткой меховой жилетке и невысоких сапожках. И c залихватским платком на шее, прикрывающим следы страсти графа. Когда слуга принял мой плащ, тишина в зале наступила гробовая – не то чтобы общественность не знала, что в домашней обстановке я предпочитаю одежду пажа, но такой откровенный вызов приличиям и устоям! Штаны носили только оголтелые наемницы и магианы. И я.

Охота еще была.

В ответ на мой умоляющий взгляд Йарра кивнул:

– Развлекайся. – И чуть придержал коня.

А я возглавила загонщиков, пустив Ворону вскачь впервые за год, и отпустила поводья, только когда не менее довольная, чем я, кобыла выбилась из сил. Тогда же я позволила псам взять след – до этого они, гонимые флером, просто бежали по лесным тропам. Помню обалдевшего лося в кустах – свора лишь облаяла его и понеслась дальше.

– Беги, сохатый! У тебя сегодня счастливый день!

– …Накаталась? – спросил граф, когда догнал меня. – Шапка где?

– Ой… Потеряла, кажется, – спохватилась я.

– Ой, – передразнил граф и натянул мне на нос капюшон плаща.

Йарра даже пощечину мне простил.

Тем вечером мы были на стрельбище, и Его Сиятельство, якобы рассказывая что-то серьезное и, несомненно, важное, шептал мне на ухо такое!.. Такое!.. У меня даже кончики волос покраснели. Я едва дождалась, пока капитаны десяток отвернутся, давая отмашку следующим арбалетчикам, и, вырвавшись, со всех ног бросилась в конюшню. Граф догнал меня почти сразу, схватил за плечо, развернул, и…

– Ты в своем уме? – ровно спросил он.

На его щеке алел отпечаток моей ладони.

– А вы! Вы!.. – задыхаясь от страха и возмущения, выкрикнула я. – Вы думаете, какие гадости говорите?

– Гадости? Когда я их делаю, а не говорю, тебя все устраивает!

– А вот и нет! – сообразив, что если не получила оплеуху сразу, то мне уже ничего не грозит, я осмелела.

– Нет, значит? – В глазах у Йарры зажглись шальные огоньки. – Как говорят в Рау, вызов принят… – Граф схватил меня за локоть и втолкнул в стойло к своему жеребцу.

– Нас же увидят!..

– Кричи громче, тогда и увидят, и услышат…

– …Ваше Сиятельство, я не могу, он смотрит!

– Стрига, похабник копытный, отвернись!..

А еще была Айрин, дочь одного из баронетов на службе Йарры. Эта тринадцатилетняя девочка-девушка появилась на званом вечере с жутким гримом на лице, укрытом плотной вуалью. На нее косились, ей в спину неслись шепотки – о, как хорошо я помню эти приглушенные голоса, отравлявшие мне детство! – а я все пыталась понять, какой сумасшедший решил испортить ее еще детскую кожу белилами и пудрой. И только в дамской комнате я поняла, что грим и вуаль были призваны скрыть жуткие синяки.

– Простите, я не знала, что вы здесь, – прошептала девушка, спешно опуская на лицо кисею, но я уже увидела разбитые губы и заплывшие глаза.

– Красиво, – сказала я, перекрыв выход. – Кто это тебя так?

– Отец.

– За что?!

– Я сама виновата… Простите, госпожа, я не хочу заставлять отца волноваться, мне нужно…

– Тебе нужно грим поправить. Сядь.

По лицу меня не били никогда. Само собой, в детстве Тим меня порол, и не раз – но за дело, и оплеухи я получала, одну так даже заслуженно. Но чтоб вот так, по лицу, превращая его в уродливую маску…

Айрин была влюблена в двадцатилетнего юношу, соседа, служившего помощником капитана на флоте, а отец желал выдать ее не за нищего мальчишку, а за богатого рыцаря. Девушка посмела спорить.

– Ваше Сиятельство, вы можете вмешиваться в семейные дела вассалов? – не вытерпела я, когда мы возвращались домой.

– Могу. – Йарра сразу понял, к чему я веду. – Но не буду.

– Почему? Вы же видели, что баронет Шойс сделал с дочерью! Он же мог ее убить!

– И был бы в своем праве, – пожал плечами граф. – Это его дочь.

– А вы его господин! Ваше Сиятельство! – Я подтолкнула Ворону коленями, перегораживая дорогу.

Йарра придержал зло всхрапнувшего Стригу:

– Что ты от меня хочешь, Лира?

Речь я заготовила еще в гостях. И даже отрепетировала.

– Разрешите Айрин выйти замуж за ее капитана! Да, Дэройс пока помощник, но представьте, какой стимул он получит, если обязательным условием свадьбы будет его офицерская должность!.. И девушка как раз успеет подрасти, ей же всего тринадцать! Как можно отдать ее… – Я чуть не ляпнула «тридцатилетнему старику». – Как можно отдать ее тому пивному бочонку?

– Ты предлагаешь мне поссориться с двумя вассалами? – сверкнул глазами Йарра.

– Зато вы получите по гроб жизни обязанного вам офицера!.. Ну Ваше Сиятельство! – взмолилась я, вцепившись в его руку. – Ну пожалуйста! Вам же ничего не стоит! Я прошу вас… – еле слышно добавила я, понимая, что хватать графа за рукава все-таки не следовало. И дорогу перекрывать, пожалуй, тоже. – Простите…

– Да брыг с тобой! – Граф вдруг сморщился, будто у него разом заболели все зубы. – Будет ей свадьба! Завтра поговорю с Шойсом.

– А сейчас ты думаешь, в чем причина его симпатии – ты сама или флер, – проницательно прищурился Тимар. – Не будь дурой, Лира. Флер – это часть тебя, не противопоставляй себя ему, лучше использовать научись… И да, можешь не благодарить! Заранее не за что!

Терпеть не могу, когда озвучивают мои мысли еще до того, как я их в голове сформулировала. Как он это делает?!

– Я просто слишком хорошо тебя знаю, – самодовольно усмехнулся Тим.

– Р-р-р-р!

Постукивая пальцами по подлокотнику кресла, Раду внимательно прислушивался к разговору брата и сестры.

– Я просто слишком хорошо тебя знаю, – брызнул искрами амулет связи.